Буря мечей. Пир стервятников Мартин Джордж
— Я вижу их во сне, Сэм. Вижу красную звезду, каплю крови на небе. Красный цвет еще живет в моей памяти. Я вижу их тени на снегу, слышу треск кожистых крыльев, чувствую их горячее дыхание. Моим братьям тоже снились драконы, и эти сны убивали их одного за другим. Полузабытое пророчество вот-вот исполнится, Сэм. Либо нас ждут чудеса и ужасы, которые никто из живых не в силах постичь, либо…
— Либо что?
— Либо я просто умирающий старик, который бредит в горячке, — усмехнулся мейстер. Белые глаза устало закрылись и открылись опять. — Не надо было мне оставлять Стену. Лорду Сноу этого знать не дано, но я-то должен был знать. Огонь пожирает, а холод хранит. Стена… но теперь уж поздно возвращаться назад, слишком поздно. Неведомый ждет за дверью, и нельзя отослать его прочь. Ты верно служил мне, стюард, послужи еще раз, напоследок. Ступай в гавань, Сэм, и разузнай все, что сможешь… о драконах…
Сэм высвободил руку из холодных пальцев старика.
— Хорошо… я пойду, если вы так хотите. Я только… — Нельзя отказывать мейстеру, думал он. Заодно и Дареона поищу там, возле Мусорной Заводи. Да. Найду его, и мы вместе пойдем к причалам, а потом купим еды, и вина, и дров. Разведем огонь, состряпаем что-нибудь горячее… Сэм встал. — Все, я пошел. С вами останется Лилли. Запри за мной дверь, хорошо? — Неведомый ждет за дверью…
Лилли, с ребенком на руках и полными слез глазами, кивнула. Сейчас опять расплачется, не иначе. Сэм не мог больше выносить ее слез. Его меч висел на стене рядом со старым надтреснутым рогом, который подарил ему Джон. Сэм подпоясался, завернулся в свой черный шерстяной плащ и спустился по деревянной скрипучей лестнице. Одна дверь гостиницы выходила на улицу, другая — на канал. Сэм вышел в первую, чтобы не проходить через общую залу и не видеть кислой мины, которой хозяин встречал неугодных ему постояльцев.
Ночь была холодная, но далеко не столь туманная, как многие до нее. И на том спасибо. Туман в Браавосе порой сгущается так, что человек собственных ног не видит. Однажды Сэм из-за этого чуть в канал не свалился.
Мальчиком, читая историю Браавоса, он мечтал побывать здесь. Мечтал увидеть, как встает из моря грозный Титан, покататься на узкой лодке мимо дворцов и храмов, увидеть водяных плясунов, сверкающих клинками при свете звезд. Теперь, когда эта мечта сбылась, ему не терпелось уехать отсюда.
Подняв капюшон, он зашагал по булыжнику к Мусорной Заводи. Пояс с мечом сползал, и Сэм то и дело подтягивал его на ходу. Во избежание опасных встреч он выбирал самые узкие и темные улицы, но каждый бродячий кот заставлял его вздрагивать… а кошек в Браавосе полным-полно. Надо найти Дареона. Вдвоем они как-нибудь разберутся, что делать дальше. Мейстера покинули силы, Лилли убита горем и ничего не соображает, но Дареон — брат Ночного Дозора. Не нужно думать о нем плохо — может, он не возвращается потому, что обижен на Сэма. Или лежит зарезанный где-нибудь в переулке, или плавает лицом вниз в одном из каналов. Ночью по городу расхаживают убийцы-брави в разноцветных одеждах, ища работу для своих тонких клинков. Они начинают драку по любому поводу или вовсе без повода, а Дареон вспыльчив и остер на язык, особенно когда выпьет. Однако, хоть он и поет о великих битвах, это еще не делает его воином.
Лучшие в городе гостиницы и питейные заведения располагались вокруг Пурпурной гавани и Лунного пруда, но Дареон предпочитал Мусорную, где на общем языке говорило больше народу. Сэм начал свои розыски с «Зеленого угря», «Черного лодочника» и «У Морогго», где Дареон уже пел раньше. Там он певца не нашел. У «Дома тумана» дожидались клиентов змеи-лодки. Сэм попытался расспросить лодочников, не видел ли кто певца, одетого в черное, но они не понимали его валирийского — или не хотели понять. Он заглянул в грязный подвальчик под второй аркой моста Наббо, где едва помещались десять человек, но Дареона и там не было. Сэм попытал счастья в «Изгоях», «Семи лампадах», в борделе под названием «Кошкин дом» — там он встретил странные взгляды, но помощи не обрел.
Выходя, он чуть не столкнулся под красным фонарем заведения с двумя молодыми людьми — темноволосым и белокурым. Темный сказал что-то по-браавосски.
— Извините, не понимаю, — ответил Сэм, пятясь от них. В Семи Королевствах знать носит бархат и цветные шелка, а простой народ — бурую домотканую шерсть и холстину. В Браавосе все наоборот. Наемные убийцы щеголяют словно павлины, а знать ходит в сером, лиловом, темно-синем и черном.
— Мой друг Терро говорит, что на тебя смотреть противно, такой ты жирный, — пояснил на общем языке светловолосый в камзоле, сшитом наполовину из зеленого бархата, наполовину из серебряной парчи. — А твой меч так дребезжит, что у моего друга болит голова. — Другой, этот самый Терро, одетый в винно-красный камзол и желтый плащ, добавил что-то на браавосском. — Еще Терро говорит, что ты одет не по званию. Разве ты лорд, чтобы носить черное?
Сэму хотелось убежать, но он боялся запутаться в собственном поясе. Главное, меч не трогать. Такие, как эти двое, малейшее прикосновение к рукояти воспринимают как вызов. Надо найти какие-то слова, чтобы их успокоить.
— Нет, — только и пришло ему в голову, — не лорд.
— Конечно, не лорд, — сказал чей-то детский голос. — Он из Ночного Дозора. Из Вестероса. — На свет, толкая перед собой тачку с раковинами, вышла девочка — тощенькая, в больших сапогах, с копной грязных волос. — Там, в «Счастливом порту», есть еще один такой же — он поет для Морячки. Если они спросят, кто самая прекрасная женщина на свете, говори, что Соловушка, — посоветовала она Сэму, — не то они тебя вызовут. Может, мидий у меня купишь? Устрицы я все продала.
— У меня денег нет, — сказал Сэм.
— Ишь ты, денег нет, — засмеялся белокурый. Темный опять произнес что-то по-браавосски, и светлый перевел: — Мой друг Терро замерз. Будь так добр, толстячок, отдай ему свой плащ.
— Не вздумай, — снова вмешалась девочка. — Потом они попросят тебя снять сапоги, и скоро ты останешься голый.
— Котят, которые мяукают чересчур громко, топят в канале, — предупредил белокурый.
— Котята царапаются. — В ее левой руке вдруг появился нож, тонкий, как и она сама. Терро сказал что-то своему другу, и они ушли, пересмеиваясь.
— Спасибо, — сказал Сэм. Девочка спрятала нож.
— Если ты ночью ходишь с мечом, значит, тебя можно вызвать. Может, ты сам хотел с ними подраться?
— Нет. — Это вышло у Сэма так визгливо, что он поморщился.
— Ты правда из Ночного Дозора? Никогда еще не видела таких черных братьев, как ты. Если хочешь, можешь забрать у меня остатки. Покупателей все равно не будет — темно уже. К Стене собираешься ехать?
— Нет, в Старомест. — Сэм взял запеченную в золе раковину, раскрыл ее и жадно проглотил содержимое. — Тут мы проездом. — Мясо моллюска ему понравилось, и он съел еще одного.
— Безоружных брави никогда не задевают, даже такие верблюжьи какашки, как Терро и Орбело.
— Ты кто?
— Никто. — От нее пахло рыбой. — Раньше была кем-то, а теперь стала никем. Можешь звать меня Кошкой-Кет, если хочешь. А ты кто?
— Сэмвел из дома Тарли. Ты хорошо говоришь на общем.
— Мой отец был мастером над гребцами на «Нимерии». Как-то он сказал на улице, что моя мать красивее, чем Соловей, и его убили за это. Не эти верблюжьи какашки, а настоящий браво. Когда-нибудь я горло ему перережу. Капитан не оставил меня на борту, ссадил на берег, а Бруско принял к себе. Теперь я хожу с его тачкой. А ты на какой корабль хочешь сесть?
— Мы оплатили проезд на «Леди Ашеноре».
— Она ушла давно, — подозрительно прищурилась девочка. — Ты что ж, не знал?
Знал, преотлично знал. Они с Дареоном стояли на пристани, глядя, как поднимаются и опускаются весла «Ашеноры», идущей мимо «Титана» в открытое море. «Ну, вот и все», — сказал тогда Дареон. Будь Сэм посмелее, он столкнул бы его в воду. Когда он хочет соблазнить какую-нибудь девчонку, у него с языка мед струится, а задержаться в Браавосе капитана уговаривал один только Сэм. «Я и так уж три дня дожидаюсь вашего старикана, — отрезал тот. — Мои трюмы полны до отказа, а люди уже полюбились с женами на прощание. «Ашенора» уйдет с первым приливом, будете вы на борту или нет».
«Прошу вас, — молил его Сэм. — Еще несколько дней, о большем я не прошу. Когда мейстер Эйемон окрепнет…»
«Окрепнет он, как же. — Минувшей ночью капитан сам зашел к ним в гостиницу, чтобы взглянуть на Эйемона. — Он совсем плох, и я не хочу, чтобы он помер на моем корабле. Оставайтесь с ним или бросьте его, мне дела нет. Я отчаливаю». Что еще хуже, он отказался вернуть деньги, которые получил за проезд. «Вы взяли лучшую каюту, и она ждет вас. Если вам не угодно ее занять, я тут ни при чем. С какой стати я должен нести убытки?»
Теперь мы могли быть уже в Синем Доле, с грустью подумал Сэм, а с попутным ветром и до Пентоса бы дошли.
Но что пользы рассказывать все это девочке с тачкой?
— Ты говорила, что видела певца…
— В «Счастливом порту». Он на Морячке хочет жениться.
— Жениться?
— Ага. Она спит только с теми, кто на ней женится.
— Где он, этот «Счастливый порт»?
— Напротив «Корабля скоморохов». Могу показать.
— Я знаю дорогу. — Вывеску «Корабля скоморохов» Сэм уже видел раньше. — Мне надо бежать. — Нельзя Дареону жениться! Он присягу давал.
Сэм припустил по скользким булыжникам. Он отдувался, черный плащ хлопал у него за спиной. На бегу он придерживал пояс. Встречные поглядывали на него с любопытством, бродячий кот с шипением отскочил.
Как только он, красный и запыхавшийся, вошел в «Счастливый порт», на шее у него повисла одноглазая женщина.
— Не надо, — сказал ей Сэм. — Я не затем пришел. — Она ответила что-то на браавосском. — Я не знаю вашего языка, — сказал Сэм по-валирийски. Он обвел взглядом таверну, где горели свечи и трещал огонь в очаге. Кто-то пиликал на скрипке, две девушки, взявшись за руки, плясали вокруг красного жреца. Одноглазая прильнула к Сэму всей грудью. — Прошу вас, не надо.
— Сэм! — воскликнул знакомый голос. — Пусти его, Уна, — это Сэм Смертоносный, мой брат по Дозору!
Одноглазая отлепилась, продолжая держать Сэма за руку.
— Я готова умереть от его удара, — вызвалась одна из плясуний.
— Как по-твоему, он даст мне потрогать свой меч? — спросила другая. На стене была нарисована пурпурная галея, команду которой составляли женщины — нагие, но в высоких морских сапогах. В углу похрапывал тирошийский матрос с пышной алой бородой. Пожилая грудастая женщина играла в плашки с чернокожим уроженцем Летних островов в наряде из черных и красных перьев. Посреди комнаты восседал Дареон, держа на коленях девицу, одетую в его черный плащ.
— Смертоносный, — пьяным голосом продолжал певец, — познакомься с моей леди-женой. Женщины тают, как масло, когда я пою, и я тоже не устоял. — Он чмокнул девицу в нос. — Поцелуй Смертоносного, жена, он мой брат. — Девушка поднялась, и Сэм увидел, что под плащом на ней нет ничего. — Не вздумай соблазнить мою жену, Смертоносный, — засмеялся Дареон, — зато из ее сестричек можешь выбрать любую. Полагаю, что денег у меня хватит.
Денег, на которые ему полагалось купить еды — и дров, чтобы согреть мейстера Эйемона.
— Что ты наделал? Ты не вправе жениться. Ты, как и я, дал присягу. Тебе за это могут голову отрубить.
— Мы поженились только на одну ночь, Смертоносный. За это даже в Вестеросе головы не лишают. Ты разве сам не ходил в Кротовый городок поискать зарытых сокровищ?
— Нет, — покраснел Сэм. — Я никогда бы…
— А как же твоя одичалая? С ней-то ты точно переспал раз-другой. Столько ночей в лесу, под одним плащом… не верю я, что у вас ничего не было. Садись, Смертоносный. Выпей вина, возьми себе женщину.
Сэм не воспользовался его предложением.
— Ты обещал вернуться до сумерек. Принести вина и еды.
— Ты так и убил Иного? Запилил его до смерти? У меня на то жена есть. Не хочешь выпить за молодых, так убирайся.
— Пойдем со мной. Мейстер Эйемон очнулся, и ему не дают покоя драконы. Он толкует о кровавых звездах и тенях на снегу. Может, ему легче станет, если мы раздобудем какие-то сведения. Помоги мне.
— Только не в свадебную ночь. Завтра. — Дареон встал и повел новобрачную к лестнице.
Сэм встал у него на пути.
— Ты обещал, Дареон. Ты дал присягу, и это сделало тебя моим братом.
— В Вестеросе. По-твоему, это Вестерос?
— Мейстер Эйемон…
— …умирает. Тот узорный лекарь, на которого ты извел все наше серебро, именно так и сказал. — Рот певца сжался в твердую линию. — Бери девку или проваливай, Сэм. Не порти мне свадьбу.
— Я уйду только вместе с тобой.
— Ну нет. С вами мне больше не по пути. Я отрекаюсь от черного. — Дареон сорвал с девушки плащ и швырнул его Сэму в лицо. — На, укрой старика — может, согреется малость. Мне эта ветошь теперь ни к чему, я скоро в бархате ходить стану. На будущий год оденусь в меха и буду есть…
Рука Сэма, неожиданно для него самого, сжалась в кулак и двинула певца по губам. Дареон выругался, его голая жена завизжала, а Сэм навалился на певца и пригвоздил его к столу. Они были примерно одного роста, но Сэм весил вдвое больше, а злость, столь несвойственная его натуре, вытеснила из него всякий страх. Он еще раз ударил Дареона в лицо, двинул в живот и принялся молотить по плечам. Тот вцепился ему в запястья, но Сэм боднул его головой и разбил губу. Певец отпустил его руки и заплатил за это расквашенным носом. В таверне слышались мужской смех и женская ругань. Противники копошились, словно две завязшие в меду черные мухи. Кто-то оттащил Сэма прочь. Он и его ударил, но тот треснул его по голове чем-то тяжелым.
Вылетев из таверны в туман головой вперед, Сэм увидел под собой черную воду. Еще миг, и канал рванулся ему навстречу.
Сэм пошел ко дну камнем, большим валуном. Вода — темная, холодная, соленая — заливала глаза и нос. Когда он открыл рот, чтобы позвать на помощь, она и туда набралась. Молотя ногами, Сэм пускал пузыри. Плыви, приказал он себе. Плыви. Соль щипала глаза, слепила. Он выскочил на поверхность, глотнул воздуху, попытался ухватиться за скользкую стену канала и снова ушел под воду.
Холод, пропитав одежду, добрался до самой кожи. Пояс соскользнул и опутал лодыжки. Все, тону, подумал в панике Сэм. Это конец. Попытавшись всплыть еще раз, он стукнулся носом о дно. Что-то вроде угря скользнуло меж его пальцев. Нет, сдаваться нельзя! Мейстер Эйемон умрет без него, и у Лилли совсем никого не останется. Он должен выплыть, должен…
Что-то, громко плеснув, охватило кольцом его грудь. Это угорь, огромный угорь, сейчас он утянет меня вниз… Боги праведные, я тону, тону…
Очнувшись, он увидел, что лежит на спине, а чернокожий с Летних островов лупит его по животу кулачищами. Хватит, больно же, хотел крикнуть Сэм, но вместо слов изрыгнул воду. Его била дрожь. Черный опять двинул его в живот, и из носа брызнула фонтаном вода.
— Хватит, — выдавил Сэм и добавил: — Я жив. Жив.
— Да. — Спаситель склонился над ним — огромный, черный и мокрый. — Ты должен Ксондо много перьев. Вода загубила красивый плащ Ксондо. — Теперь уже и Сэм видел, что плащ испорчен вконец.
— Я не хотел…
— Ксондо видел. Зачем так барахтался? Толстый вода сама держит. — Он сгреб Сэма за грудки и поставил на ноги. — Ксондо помощник на «Пряном ветре». Много языков говорит. Ксондо смешно, как ты бил певца. — На черном лице сверкнула широкая белая улыбка. — Ксондо знает все про драконов.
Джейме
— Как тебе до сих пор не надоест носить эту кошмарную бороду? Ты с ней вылитый Роберт. — Сестра сменила траур на ярко-зеленое платье с рукавами из серебристого мирийского кружева. На золотой цепочке вокруг ее шеи висел изумруд с голубиное яйцо.
— У Роберта борода была черная, а моя из чистого золота.
— С изрядной примесью серебра. — Серсея ловко вырвала у него седой волос. — Линяешь ты, братец. Становишься бледным подобием себя прежнего. Вернее сказать, бескровным — благодаря своим белым одеждам. — Она дунула на волос, и тот улетел. — В багрянце и золоте ты мне нравишься куда больше.
А ты мне нравишься в лучах солнца, с каплями воды на обнаженном теле, мысленно ответил ей Джейме. Поцеловать бы ее, отнести на руках в спальню, бросить на ложе… она спала с Ланселем, с Осмундом Кеттлблэком, а может, и с Лунатиком…
— Давай заключим сделку. Ты освободишь меня от этого долга, а я вручу тебе бритву.
Серсея сжала губы в тонкую линию. Она пила подогретое вино со специями, и от нее пахло мускатным орехом.
— Хочешь поторговаться со мной? Напомнить тебе о твоем обете повиновения?
— Я дал обет защищать короля, и мой долг — находиться с ним рядом.
— Твой долг быть там, куда он тебя пошлет.
— Томмен прикладывает печать ко всему, что ты ему подсовываешь. Эта сумасшедшая затея целиком твоя. Зачем было назначать Давена Хранителем Запада, если ты ему ни на грош не веришь?
Серсея сидела у окна, и позади нее Джейме видел сгоревший остов Башни Десницы.
— В чем причина ваших колебаний, сир? Мужество покинуло вас заодно с правой рукой?
— Я дал клятву леди Старк никогда более не поднимать оружия против Старков и Талли.
— Ты дал эту клятву под угрозой меча.
— Как я смогу защитить Томмена, если меня здесь не будет?
— Победив его врагов. Отец говорил, что скорый удар меча защищает надежней любого щита. Согласна, что без руки махать мечом трудновато, но лев, даже увечный, способен внушать страх. Мне нужен Риверран, а Бриндена Талли я хочу видеть закованным или мертвым. В Харренхолле тоже следует навести порядок. Мне срочно требуется Вилис Мандерли, если он еще жив и в плену, а гарнизон не отвечает ни на одно из моих посланий.
— Там сидят люди Григора, — напомнил Джейме, — а Гора подбирал себе бойцов за жестокость и тупость. Твоих воронов, вероятней всего, они слопали вместе с письмами.
— Потому я и посылаю тебя в те края. Надеюсь, что тобой-то, братец, они все же подавятся. — Серсея разгладила юбку. — А Королевской Гвардией в твое отсутствие будет командовать сир Осмунд.
Она спала с Ланселем, с Осмундом Кеттлблэком, а может, и с Лунатиком, почем мне знать…
— Это решать не тебе. Если я уеду, меня заменит сир Лорас.
— Ты шутишь? Тебе ведь известно, как я к нему отношусь.
— Если б ты не отправила Бейлона Сванна в Дорн…
— Иного пути не было. Дорнийцам нельзя доверять. Красный Змей вызвался драться за Тириона, забыл? Я не оставлю у них свою дочь без всякой защиты. И не позволю, чтобы Королевской Гвардией командовал Лорас Тирелл.
— Как мужчина Лорас стоит трех твоих Осмундов.
— Твои понятия о том, что такое мужчина, сильно изменились за последнее время.
Джейме ощутил гнев.
— Лорас, конечно, не лыбится при виде твоих титек, но я не думаю…
— Подумай-ка вот о чем. — Эти слова Серсея сопроводила пощечиной.
Джейме не сделал попытки заслониться.
— Придется мне отрастить бороду погуще, чтобы смягчать ласки моей королевы. — Сорвать бы с нее платье и от ударов перейти к поцелуям. Раньше, когда обе его руки были в целости, у них все так и происходило.
Глаза королевы превратились в две зеленые льдинки.
— Вам лучше уйти, сир.
…с Ланселем, с Осмундом Кеттлблэком, с Лунатиком…
— Ты не только однорукий, но и глухой? Дверь позади вас, сир.
— Как вам будет угодно. — Джейме повернулся на каблуках и вышел.
Ему слышался смех богов. Он ведь прекрасно знал, что Серсея не любит, когда ей перечат. Ласковые речи принесли бы ему куда больше пользы, но что же делать, если при одном взгляде на нее он впадает в гнев.
Отчасти он был даже рад покинуть Королевскую Гавань. Сборище лизоблюдов и дураков, окружавших Серсею, ему опротивело. «Малюсенький совет» — так, по словам Аддама Марбранда, прозвали их на Блошином Конце. А Квиберн… он, правда, спас Джейме жизнь, но при этом остался Кровавым Скоморохом. «От Квиберна смердит опасными тайнами», — предупреждал Джейме сестру, но она только посмеялась. «У всех нас есть свои тайны, братец».
Она спала с Ланселем, с Осмундом Кеттлблэком, а может, и с Лунатиком, почем мне знать…
Сорок рыцарей и столько же оруженосцев ожидали его у конюшен Красного Замка. Половину из них составляли западные жители, присягнувшие на верность дому Ланнистеров, половину — недавние враги, ставшие ныне сомнительными друзьями. Сир Дермот из Дождливого Леса держал штандарт Томмена, Рыжий Роннет Коннингтон — белое знамя Королевской Гвардии. Пэгу, Пайперу и Пекльдону выпала честь быть оруженосцами лорда-командующего. «Держи друзей за спиной, а врагов на глазах», — советовал ему когда-то Самнер Кракехолл — или это был отец?
В поход Джейме ехал на чистокровном гнедом коне, для боя у него имелся великолепный серый жеребец. Он давно перестал давать имена своим лошадям: они часто гибнут в боях, и когда ты знаешь, как их зовут, смотреть на это еще тяжелее. Но, услышав, что юный Пайпер называет коней Славным и Доблестным, Джейме засмеялся и махнул на это рукой. Доблестный носил красную попону дома Ланнистеров, Славный — белый вальтрап Королевской Гвардии. Джосмин Пекльдон держал под уздцы гнедого, пока сир Джейме садился в седло. Этот оруженосец, один из трех, был тонок, будто копье, длиннорук, длинноног, с мышиными волосами и нежным пушком на лице. Под красным плащом Ланнистеров виднелся камзол с гербом его собственного дома — десять пурпурных звезд на желтом поле.
— А ваша новая рука, милорд? — спросил юноша.
— Надень ее, Джейме, — посоветовал сир Кеннос из Кайса. — Помаши горожанам, и они будут рассказывать своим детям, что видели чудо.
— Навряд ли. — Джейме не желал являть народу золотую фальшивку. Пусть видят его культю. Пусть видят калеку. — Можешь помахать им за меня, Кеннос, — обеими руками и даже ногами, коли охота. — Собрав поводья в левую руку, он развернул коня. — Пейн, вы поедете рядом со мной.
Сир Илин Пейн, подъехавший к нему, напоминал нищего на пиру. Старая заржавленная кольчуга поверх кафтана из вареной кожи, никаких эмблем как на коне, так и на всаднике, щит так изрублен, что не поймешь, в какой цвет его выкрасили когда-то. Со своим мрачным лицом и глубоко запавшими глазами сир Илин мог бы сойти за саму смерть… да и был ею долгие годы.
Был, но больше не будет. Сир Илин входил в цену, которую Джейме запросил за свое послушание. Вторую половину этой цены представлял собой сир Аддам Марбранд. «Они нужны мне», — заявил Джейме сестре, и она не стала противиться. Ей и самой скорее всего хотелось избавиться от них. С сиром Аддамом Джейме дружил с детских лет, а молчаливый палач был когда-то человеком его отца. Будучи капитаном гвардии десницы, сир Илин похвастался, что государством вместо короля управляет сир Тайвин, и король Эйерис отрезал ему за это язык.
— Открыть ворота, — приказал Джейме, а Могучий Вепрь своим громовым голосом повторил: — ОТКРЫТЬ ВОРОТА!
Когда Мейс Тирелл выступал через Грязные ворота под звуки барабанов и флейт, народ тысячами высыпал на улицы, чтобы его проводить. Мальчишки маршировали рядом с солдатами, их сестры посылали из окон воздушные поцелуи.
Воинству Джейме встретились на пути лишь несколько шлюх да пирожник с товаром. Посредине Сапожной площади двое оборванных воробьев, собрав вокруг себя пару сотен человек, посылали проклятия на головы безбожных демонопоклонников. Толпа разделилась, пропуская конный отряд, и проводила его угрюмыми взорами.
— Они любят розы, но не львов, — заметил Джейме. — Моей сестре следует обратить на это внимание. — Сир Илин промолчал — лучшего собеседника для долгого похода и желать не приходится.
Основная часть войска ждала их за стенами города: сир Аддам с вольными всадниками, сир Стеффон Свифт с обозом, Святая Сотня старого Бонифера Доброго, конные лучники Сарсфилда, две сотни тяжелой конницы сира Флемента Бракса, мейстер Гулиан с четырьмя сотнями воронов. Не так уж и много, меньше тысячи человек в целом, но у стен Риверрана они и в таком числе никому не нужны. Замок уже осажден армией Ланнистеров и Фреями, у которых солдат еще больше. Последняя птица оттуда принесла весть, что с продовольствием у них плохо. Бринден Талли, прежде чем засесть за стенами замка, вымел дочиста всю округу.
Если там было что подметать. Судя по тому, что видел в речных землях сам Джейме, все поля там сожжены, все города разграблены, все девицы испорчены. Теперь сестра посылает его завершить работу, начатую Амори Лорхом и Григором Клиганом. При мысли об этом Джейме чувствовал горечь во рту.
Вблизи Королевской Гавани дорога была безопасна, насколько может быть безопасной дорога в военное время, однако Джейме все-таки выслал Марбранда с его людьми на разведку.
— В Шепчущем лесу Робб Старк захватил меня врасплох, — сказал он. — Больше такого со мной не случится.
— Ручаюсь, что не случится. — Марбранд заметно радовался тому, что он снова сидит на коне и что на нем дымчато-серый плащ его дома, а не золотой, положенный начальнику городской стражи. — Если враг подойдет к нам хотя бы на дюжину лиг, ты узнаешь об этом заблаговременно.
Джейме строго запретил кому бы то ни было покидать колонну без его разрешения. Без этого запрета скучающие юные лорды непременно принялись бы носиться по полям, распугивая крестьянский скот и топча урожай. Близ города еще сохранились коровы и овцы, на деревьях виднелись яблоки, на кустах — ягоды. В полях стояли скирды ячменя, овса и озимой пшеницы, по дороге вереницей тянулись повозки. Джейме знал, что дальше все будет не столь благополучно.
Следуя во главе войска рядом с безмолвным сиром Илином, Джейме чувствовал, что почти доволен. Солнце грело спину, ветер ласково, как рука женщины, ворошил волосы. Маленький Лью Пайпер прискакал со шлемом, полным ежевики. Джейме съел горсть, а остальным велел поделиться с другими оруженосцами и сиром Илином.
Собственное молчание, видимо, стесняло Пейна не больше, чем ржавая кольчуга и вареная кожа. Единственными звуками со стороны сира Илина были перестук копыт его мерина и побрякиванье меча в ножнах. Несмотря на угрюмое выражение его рябого лица и холодные, как замерзшее озеро, глаза, Джейме чувствовал, что Пейн тоже рад походу. У него был выбор — он мог отказать и по-прежнему исполнять обязанности Королевского Правосудия.
На эту должность сира Илина определил Роберт Баратеон в качестве свадебного подарка своему тестю — предполагалось, что это вознаградит Пейна за язык, утраченный на службе дому Ланнистеров. Палач из него вышел превосходный — голову он, как правило, отсекал с одного удара, а его безмолвие вселяло ужас в приговоренных. Редко бывает, чтобы человек так хорошо соответствовал своему посту.
Решив взять его с собой, Джейме отправился к сиру Илину, который жил в самом конце Гульбища Предателя. На верхнем этаже приземистой полукруглой башни содержались почетные пленники, рыцари и лорды, ожидающие выкупа или обмена. Вход в настоящие темницы помещался внизу, за двумя дверьми, железной и деревянной. В промежутке между верхом и низом располагались покои смотрителя тюрьмы, лорда-исповедника и палача. Последний по традиции заведовал также тюрьмой и всеми ее служителями.
Для этой своей задачи сир Илин Пейн не годился совсем. Неграмотному и к тому же немому, ему поневоле пришлось передоверить тюрьму своим подчиненным. Лорда-исповедника в государстве не было со времен Дейерона Второго, а последний смотритель прежде занимался торговлей тканями и должность свою купил у Мизинца еще при Роберте. Она, без сомнения, приносила ему недурной доход, пока он по глупости не вступил в заговор с другими богатыми дурнями, чтобы возвести Станниса на Железный Трон. Они называли себя Оленьими Людьми, поэтому Джофф распорядился приколотить к их головам оленьи рога и выкинуть их из катапульты за стены города. Ныне его замещал главный надзиратель, старый согбенный Реннифер Лонгуотерс, вечно бубнивший о «капле драконьей крови» в своих жилах. Именно он отпер двери темниц и провел Джейме туда, где уже пятнадцать лет проживал Илин Пейн.
Здесь воняло тухлятиной, тростник на полу кишел тараканами. Войдя, Джейме чуть не наступил на крысу. Большой меч Пейна лежал на столе рядом с точильным бруском и масляной тряпицей. Сталь, безупречно чистая, отливала синевой при бледном свете, а вокруг этого совершенства валялись груды одежды вперемешку с доспехами, насквозь проржавевшими кольчужными рубахами и битыми винными кувшинами. Этот человек живет одной только смертью, подумал Джейме. Сир Илин вышел к нему из спальни, откуда пахнуло переполненным ночным судном.
«Его величество поручил мне отвоевать для него речные земли, — сказал Джейме. — Я хотел бы взять вас с собой… если вы найдете в себе мужество отказаться от всего этого».
Сир Илин ответил ему долгим немигающим взглядом, но когда Джейме уже собрался уйти, тот кивнул. Теперь они ехали рядом. Быть может, для нас с тобой еще есть надежда, подумал Джейме, взглянув на него.
Ночлег они устроили под стенами замка Хэйфордов. На закате у подножия холма, по берегам текущего там ручья, выросло сто шатров. Здесь, поблизости от столицы, Джейме не ожидал ничего худого… но его дядя Стаффорд на Окскроссе тоже думал, что ему ничего не грозит. Лучше было не рисковать.
Получив приглашение на ужин от кастеляна леди Хэйфорд, Джейме захватил с собой сира Илина, сира Аддама, сира Бонифера Хасти, Рыжего Роннета, Могучего Вепря и еще около дюжины рыцарей.
— Я, пожалуй, пристегну эту руку, — сказал он перед тем, как отправиться в замок.
Пек тут же принес ее — весьма натуральную, золотую, с перламутровыми ногтями. Полусогнутые пальцы, казалось, готовились обхватить винный кубок. Сражаться я больше не могу, зато выпить — извольте, размышлял Джейме, пока мальчик пристегивал ее ремешками к обрубку. «Отныне вас станут называть Златоруким, милорд», — заверил его оружейник во время первой примерки. Ошибаешься, любезный. Я останусь Цареубийцей до самой смерти.
Золотой рукой за ужином все восхищались, пока Джейме не разлил свое вино и не рявкнул, обращаясь к Флементу Браксу:
— Если эта хреновина тебе так понравилась, отруби свою правую руку и забирай ее. — После этого все умолкли, предоставив ему напиваться в мире и тишине.
Владелицу замка, пухлого младенчика, еще в грудном возрасте выдали за его кузена Тирека, и по мужу она была Ланнистер. Ее привели за ручку, чтобы показать гостям. На парчовом платьице леди Эрмесанды зелеными бусинками были вышиты скрещенные полосы дома Хэйвортов. Девчушка вскоре раскапризничалась, и кормилица унесла ее.
— О лорде Тиреке так ничего и не слышно? — спросил кастелян, когда подали форель.
— Нет. — Тирек пропал бесследно во время бунта в Королевской Гавани, когда Джейме еще находился в плену. Будь он жив, ему теперь исполнилось бы четырнадцать.
— Я сам занимался розыском по приказу лорда Тайвина, — сказал Аддам Марбранд, очищая рыбу от костей, — но добился не большего, чем Байвотер до меня. До того, как толпа прорвала оцепление золотых плащей, мальчика видели верхом на коне. Позднее коня нашли одного, без всадника. Тирека, вероятней всего, сдернули вниз и убили — но где же в таком случае его тело? Тела остальных убитых остались лежать на месте, отчего же Тирека нет?
— Они сочли, что выгоднее будет оставить его в живых, — предположил Могучий Вепрь. — За любого из Ланнистеров можно получить большой выкуп.
— Да, но ведь выкупа до сих пор никто не потребовал, — заметил Марбранд. — Мальчик точно в воду канул.
— Он мертв. — Джейме успел выпить три кубка, и золотая рука казалась ему все более тяжелой и неуклюжей. Проще было крюк прицепить. — Поняв, кого убили, бунтовщики бросили тело в реку. В Королевской Гавани хорошо помнят, что такое гнев моего отца. Лорд Тайвин исправно платил свои долги.
— Верно, — подтвердил Могучий Вепрь, и разговор перешел на другое.
Однако позже, в башне, где ему отвели комнату, Джейме усомнился в собственной правоте. Тирек наряду с Ланселем служил оруженосцем у короля Роберта. Знание бывает ценнее золота и опасней кинжала. Джейме представился улыбчивый, пахнущий лавандой Варис. У евнуха имелись осведомители по всему городу. Ему не составило бы труда похитить Тирека в суматохе… знай он заранее, что толпа собирается взбунтоваться. Варис знал все и обо всех — по крайней мере он весь двор заставил в это поверить. Но Серсею он о бунте не предупредил и провожать Мирцеллу в гавань почему-то не поехал.
Джейме открыл ставни. Похолодало, на небо вышел двурогий месяц. Золотая рука блеснула при лунном свете. Евнуха ею не удушишь, но превратить скользкую улыбочку в красное месиво очень даже можно. Джейме очень хотелось ударить кого-нибудь.
Сир Илин точил свой меч.
— Пора, — сказал ему Джейме, и палач пошел за ним вниз по крутым ступеням. На маленьком дворике помещалась оружейная, где Джейме взял два щита, два полушлема и пару затупленных турнирных мечей. Вручив один Пейну, он взял другой в левую руку, а правую продел в лямку щита. Золотые пальцы держали плохо, и щит вихлялся.
— Когда-то вы были рыцарем, сир, — сказал Джейме. — Я тоже. Посмотрим, на что мы годны теперь.
Сир Илин в ответ отсалютовал мечом, и Джейме тут же пошел в атаку. Пейн заржавел не меньше своей кольчуги и не обладал силой Бриенны, но успешно отражал удары либо мечом, либо щитом. Месяц глядел сверху на их пляску, мечи сопровождали ее стальной музыкой. Какое-то время немой рыцарь позволял Джейме вести танец, затем начал понемногу ему отвечать. Перейдя в наступление, он задел бедро противника, плечо, руку выше запястья, обрушил град звонких ударов на его шлем. Он выбил щит из правой руки Джейме и едва не рассек ремешки между культей и золотой кистью. К концу схватки Джейме весь покрылся синяками, но зато протрезвел.
— Мы еще потанцуем, — пообещал он. — И завтра, и послезавтра.
Будем плясать, пока я не научусь владеть левой рукой, как владел правой.
Сир Илин, раскрыв рот, издал прерывистый звук. Это он смеется, понял Джейме, и внутри у него что-то сжалось.
Утром никто даже не заикнулся относительно его синяков, и звона мечей ночью тоже как будто никто не слыхал. Только Лью Пайпер в лагере задал Джейме вопрос, который не посмели задать рыцари.
— У Хэйфордов служат горячие девки, парень, — с усмешкой сказал ему Джейме. — Целуют взасос.
Новый день, такой же ясный и ветреный, сменился ненастным, а после на трое суток зарядил дождь. Войско вопреки непогоде продвигалось на север по Королевскому тракту, и Джейме каждый вечер отыскивал укромное место, чтобы обзавестись свежими страстными поцелуями. Они с Илином дрались в конюшне, где стоял одноглазый мул, и в погребе придорожной гостиницы между бочонков вина и эля. Дрались в обугленном остове каменного амбара, на лесистом островке посреди мелкой речки, в чистом поле, где дождь стучал по щитам и шлемам.
Джейме изобретал разнообразные предлоги для своих ночных отлучек, понимая при этом, что никто его сказкам не верит. Аддам Марбранд наверняка догадывался, в чем дело, и другие капитаны скорее всего тоже подозревали истину. Но при Джейме никто про это не заговаривал, а единственный свидетель того, каким никудышным бойцом стал ныне Цареубийца, был лишен языка.
Война теперь заявляла о себе со всех сторон. Поля, где полагалось колоситься пшенице, заросли бурьяном выше лошадиных голов, на дороге не стало путников, и округой от сумерек до рассвета распоряжались волки. Большей частью у них хватало благоразумия держаться подальше, но у одного из разведчиков Марбранда, когда он спешился по малой нужде, они зарезали лошадь.
— Не может зверь быть таким наглым, — заявил Бонифер Добрый. — Это демоны в волчьих шкурах, посланные нам за наши грехи.
— Видно, этот конь много нагрешил в своей жизни, — заметил Джейме, стоя над трупом бедного животного. То немногое, что осталось на костях, он велел засолить, предвидя, что мясо им пригодится.
В месте под названием Свиной Рог они обнаружили старого рыцаря Роджера Хогга, засевшего в своей башне с шестью латниками, четырьмя арбалетчиками и парой десятков крестьян. Сир Кеннос высказал предположение, что огромный, заросший сир Роджер — отдаленный родственник Кракехоллов, чьей эмблемой был ощетинившийся вепрь. Могучий Вепрь счел, что это не лишено оснований, и целый час расспрашивал старика о его предках.
Джейме больше занимало, что думает Хогг о волках.
— Нам больше хлопот причинили волки под белой звездой, — сказал ему старый рыцарь. — Они шли по вашему следу, милорд, но мы дали им хороший отпор и зарыли троих на реповом поле. После них к нам, простите великодушно, нагрянули треклятые львы. Командовал ими некто с мантикором на щите.
— Сир Амори Лорх, — разъяснил Джейме. — Мой лорд-отец дал ему приказ посеять смуту на речных землях.
— Мы не речные жители, — ответил на это сир Роджер. — Я вассал дома Хэйфордов, а леди Эрмесанда склонила коленку перед Королевской Гаванью — или склонит, когда научится хорошо ходить. Я им так и сказал, но этот сир Лорх не больно-то меня слушал. Он забил половину моих овец, зарезал трех отличных молочных коз и пытался поджарить меня в моей собственной башне. Да не тут-то было — стены у нас восьмифутовой толщины. Он поленился разводить огонь сызнова и уехал. Настоящие серые волки пришли потом и сожрали овец, которых мантикор нам оставил. Овчины нам удалось сохранить, но ими ведь сыт не будешь. Как нам быть-то теперь, милорд?
— Засевайте поля и молитесь, — сказал ему Джейме, — авось успеете еще снять урожай. — Это не особенно обнадеживало, но больше он ничего предложить не мог.
Назавтра войско перешло через ручей, служивший границей между вассалами Королевской Гавани и Риверрана. Мейстер Гулиан, сверившись с картой, сказал, что ближние холмы принадлежат братьям Уодам, рыцарям-землевладельцам, подчинявшимся Харренхоллу. От обеих усадеб остались одни головешки, и ни самих братьев, ни их крестьян не было видно, но в погребе одного замка поселились разбойники. Один из них носил рваный красный плащ, но Джейме повесил его заодно с остальными, чувствуя, что вершит правосудие. Возьми это себе за правило, Ланнистер, и когда-нибудь тебя, возможно, все-таки прозовут Златоруким. Златоруким Судьей.
На подъезде к Харренхоллу мир стал еще более серым. Воины ехали под свинцовым небом, вдоль озера, похожего на лист кованой стали. Может быть, и Бриенна проезжала по той же дороге, если пришла к заключению, что Санса Старк отправилась в Риверран. Будь на дороге встречные, он спросил бы, не видели ли они хорошенькую девушку с золотисто-рыжими волосами или здоровенную девицу с лицом, от которого молоко киснет. Но им никто не встречался, даже волки, и только вдали слышался заунывный вой.
Наконец за оловянными водами выросли башни Черного Харрена — пять искривленных пальцев, воткнутых в небо. Мизинец, хоть и значился лордом Харренхолла, явно не торопился вступить во владение, поэтому «наводить там порядок», как выразилась Серсея, выпало Джейме Ланнистеру на пути в Риверран.
В необходимости навести этот самый порядок он не сомневался. Григор Клиган отбил замок у Кровавых Скоморохов как раз перед тем, как Серсея отозвала его в Королевскую Гавань. Его люди, безусловно, до сих пор мотаются там внутри, как сухие горошины в сундуке, но восстановить королевский мир на Трезубце им не по силам. Единственное, на что они способны, — это с миром упокоить кого-то в могиле.
Разведчики сира Аддама доложили, что ворота Харренхолла заперты. Джейме построил свое войско перед ними и велел Кенносу из Кайса трубить в черный витой рог Геррока, окованный старым золотом.
Когда рог прозвучал трижды, петли заскрипели, и ворота медленно отворились. Так толсты были стены замка Черного Харрена, что Джейме миновал десяток амбразур, прежде чем оказаться на освещенном солнцем дворе, где он не так давно простился с Кровавыми Скоморохами. Сквозь утоптанную землю проросли сорняки, мухи жужжали над дохлой лошадью.
Из башен вышли несколько человек сира Григора — все как один с жесткими глазами и крепко сжатыми ртами. Только такие солдаты и могли служить у Горы. В злодействе и жестокости Кровавые Скоморохи превзошли их совсем ненамного.
— Едрит твою! Джейме Ланнистер! — выпалил немолодой уже латник. — К нам пожаловал сам Цареубийца, ребята, копье мне в задницу!
— Ты кто такой? — спросил Джейме.
— Сир называл меня Сраным Ртом, милорд. — Он поплевал на руки и потер себе щеки — красоту навел, надо полагать.
— Прелестно. Кто здесь главный, ты?
— Я? Хрена с два. — Крошек, застрявших в бороде сквернослова, хватило бы на прокормление целого гарнизона. Джейме не сдержал смеха, и Сраный Рот, приняв это как знак одобрения, тоже заржал, прибавив: — Копье мне в задницу!
— Слыхали просьбу? — обратился Джейме к Илину Пейну. — Возьмите копье подлиннее и вставьте ему.
У Пейна копья не было, но Безбородый Джон Битли охотно кинул ему свое. Пьяный гогот Сраного Рта оборвался как по сигналу.
— Уберите от меня эту хрень.
— Думай вперед, о чем просишь, — посоветовал ему Джейме. — Так кто же здесь главный? Сир Григор назначил кого-нибудь кастеляном?
— Полливера, — ответил другой солдат, — да только его Пес убил. И его, и Щекотуна, и парнишку Сарсфилда.
Снова Пес.
— Почем ты знаешь, что это был Сандор? Ты его видел?
— Нет, милорд, мы сами не видели. Нам трактирщик сказал.