Это смертное тело Джордж Элизабет

Глава 17

— Его зовут Юкио Мацумото, — сказала Изабелла Ардери, когда Линли вошел к ней в кабинет. — Его брат увидел фоторобот и позвонил.

Она переложила какие-то бумаги на столе.

— Хиро Мацумото? — спросил Линли. Ардери посмотрела на него.

— Да, это его брат. Вы его знаете?

— Знаю. Он виолончелист.

— Из Лондонского оркестра?

— Нет. Он солист.

— Известный?

— Если вы слушаете классическую музыку.

— А вы, как я понимаю, слушаете.

В ее голосе послышалось раздражение. Должно быть, Изабелла обиделась, решив, что он демонстрирует перед ней свою эрудицию. Она вообще была не в духе. Неужели это вызвано его встречей с Хильером? Линли хотел сказать ей, чтобы она не беспокоилась на этот счет. Хотя после смерти Хелен он и восстановил дружеские отношения с Хильером, но чувствовал, что долго это не продлится и они снова будут на ножах.

— Я слышал его игру. Если это и в самом деле тот Хиро Мацумото, который вам звонил.

— Сомневаюсь, что есть два человека с таким именем. Кстати, в Ярд он не приедет. Сказал, что будет говорить с нами в офисе его адвоката. Потом мы пошли на компромисс и договорились встретиться в баре отеля «Майлстоун». Это недалеко от Альберт-холла. Вы знаете, где это?

— Нетрудно будет найти, — ответил он. — Но почему не в офисе адвоката?

— Мне не нравится роль просителя. — Ардери взглянула на часы. — Десять минут. Я встречу вас в машине. — Она кинула ему ключи.

Пришла она через пятнадцать минут. В салоне машины запахло мятой.

— Ладно, — сказала она, когда они выехали на пандус. — Рассказывайте, Томас.

Он покосился на нее.

— О чем?

— Не юлите. Хильер приказал вам следить за мной и отчитываться?

— Ну, не в таких выражениях, — усмехнулся Линли.

— Но разговор шел обо мне?

На улице он затормозил и посмотрел на нее.

— Знаете, в некоторых ситуациях такие выводы попахивают нарциссизмом. Я бы ответил так: «Мир не крутится вокруг вас, шеф».

— Изабелла, — поправила она.

— Шеф, — повторил он.

— О господи, Томас. Я не позволю вам продолжать в том же духе. Называйте меня Изабеллой. А теперь повторю свой вопрос: вы собираетесь рассказать или я должна делать предположения? Я хочу, чтобы со мной работали верные люди. Вы должны сделать выбор.

— А если я не хочу?

— За ушко да на солнышко. В одно мгновение вы снова станете инспектором дорожного движения.

— Я никогда не был инспектором дорожного движения, шеф.

— Изабелла. И вы, черт возьми, отлично знаете, что я имею в виду, как бы ни скрывали это за своими безупречными манерами.

Линли выехал на Бродвей и обдумал маршрут. Он решил ехать к Бердкейдж-уок, а оттуда повернуть к Кенсингтону.

Отель «Майлстоун» был одним из многих шикарных заведений, появившихся в городе в последние несколько лет. Его построили в том же архитектурном стиле, что и особняки из красного кирпича, обращенные на Кенсингтонские сады и дворец. Здесь было спокойно, тихо, настоящий оазис по сравнению с толчеей Кенсингтон-Хай-стрит, находившейся совсем недалеко отсюда. Были и кондиционеры — настоящее блаженство.

Сотрудники отеля, одетые в дорогую униформу, говорили тихими голосами церковных служителей. Как только Линли и Изабелла Ардери вошли в отель, к ним тотчас приблизился любезный консьерж и спросил, чем он может помочь.

Ардери сказала, что им нужен бар. Она говорила быстро, по-деловому.

Секундное замешательство консьержа Линли воспринял как неодобрение, которое не было озвучено. Вероятно, Изабеллу приняли за инспектора, пришедшего с проверкой, или за человека, который будет писать о «Майлстоуне» еще в одном из миллиардов путеводителей по Лондону. Видимо, консьерж решил, что в интересах каждого, если он обслужит посетителей с безупречной вежливостью, но в то же время едва заметно дав понять свое отношение к манерам Ардери. Он сказал: «Конечно, мадам», — и провел их в бар, который оказался отличным местом для доверительного разговора.

Прежде чем консьерж их оставил, Изабелла попросила его подозвать бармена. Когда тот подошел, она заказала водку и тоник.

— Так вы собираетесь рассказать мне о сэре Дэвиде или нет? — спросила она, глядя в невозмутимое лицо Линли.

Тот удивился, потому что думал, что Изабелла как-то прокомментирует выбор своего напитка.

— Мне, собственно, нечего сообщить. Он хочет поскорее заполнить вакансию. Прошло слишком много времени с тех пор, как ушел Уэбберли. У вас хорошие перспективы…

— До тех пор, пока я никак не оскандалюсь, буду приходить в офис в колготках, не стану никого задевать и буду добродетельно себя вести, а в это понятие входит и то, что я не стану, невзирая на жару, пить в рабочее время водку с тоником.

— Я собирался сказать «насколько я могу судить», — сказал Линли.

Он заказал себе минеральную воду. Ардери прищурилась и посмотрела на бутылку «Пеллегрино», которую перед ним поставили.

— Вы меня осуждаете? — спросила она. — Расскажете сэру Дэвиду?

— То, что осуждаю? Нет, не расскажу.

— Пусть даже я выпиваю в рабочее время? Я не пьяница, Томас.

— Шеф, вам нет нужды объяснять мне свое поведение. А что до остального, то я не собираюсь становиться шпионом Хильера. И он это знает.

— Но с вашим мнением он считается.

— Я так не думаю. Во всяком случае, раньше этого не было.

Послышались тихие голоса, и в комнату вошли два человека. Линли тотчас узнал виолончелиста. Его спутницей была привлекательная азиатка в изящном костюме и туфлях на шпильках. Каблуки цокали по полу.

Женщина взглянула на Линли, но обратилась к Ардери:

— Суперинтендант?

Изабелла кивнула, и женщина представилась:

— Зейнаб Борн, а это мистер Мацумото.

Хиро Мацумото чуть поклонился и одновременно протянул руку. Пробормотав традиционное приветствие, обменялся с Линли крепким рукопожатием. Линли подумал, что у него приятное лицо и добрые глаза за стеклами очков в металлической оправе. Для человека с мировой известностью в мире классической музыки он держался слишком скромно, Мацумото вежливо попросил официанта подать ему чаю. Зеленого, если он у них есть, а если нет, то и черный сойдет. Говорил он почти без акцента. Линли вспомнил, что Мацумото родился в Киото, но много лет учился и играл за границей.

Музыкант сказал, что сейчас он выступает в Альберт-холле. В Лондон приехал всего на две недели, кроме концертов даст мастер-класс в музыкальном колледже. Фоторобот Мацумото увидел по чистой случайности — он попался ему на глаза в газете и в телевизионных новостях.

— Прошу вас, поверьте, — спокойно сказал Мацумото. — Юкио не убивал эту женщину. Он не мог этого сделать.

— Почему? — спросила Ардери. — Он был там — у нас есть свидетель — и, похоже, сбежал оттуда.

На лице Мацумото отразилась боль.

— Этому должно быть объяснение. Кем бы ни был мой брат, что бы ни делал, он не убийца.

— Младший брат мистера Мацумото, — пояснила Зейнаб Борн, — страдает от параноидальной шизофрении. Лекарства, к сожалению, он принимать отказывается. Но с тех пор, как он приехал в Лондон, с полицией дел не имел. Можете проверить, и вы увидите, что это правда, он ведет спокойный образ жизни. Мой клиент, — она быстро прикоснулась к руке Хиро Мацумото, — ручается за него, так что вам следует обратить внимание на поиски истинного убийцы.

— Возможно, все дело в шизофрении, — заметила Ардери, — но поскольку его видели бежавшим с места убийства, поскольку он снял часть одежды и скатал ее…

— Было жарко, — напомнила адвокат.

— …то его следует допросить. Так что, мистер Мацумото, если вы знаете, где он, вы обязаны нам сказать.

Виолончелист колебался. Он вынул из кармана платок и начал протирать очки. Без очков лицо его казалось совсем молодым. Линли знал, что ему под пятьдесят, но выглядел он лет на пятнадцать моложе.

— Сначала я должен вам кое-что объяснить, — сказал он.

Судя по виду, Ардери совсем не хотелось выслушивать какие-то объяснения, но Линли стало любопытно. Ему, как младшему по должности, не следовало вмешиваться, но все же он произнес:

— Да?

Хиро Мацумото рассказал, что его брат — талантливый музыкант. Они вообще музыкальная семья, все трое, — есть еще сестра, флейтистка из Филадельфии. Музыкальные инструменты им вручили в раннем детстве. Они должны были долго и упорно учиться и достичь совершенства. Обучение досталось родителям дорогой ценой и потребовало от детей самопожертвования.

— Вряд ли можно говорить о нормальном детстве, когда перед ребенком стоит такая… цель. — Последнее слово он произнес осторожно. — Я поехал в Нью-Йорк и поступил в Джульярдскую школу музыки, Миёси училась в Париже, а Юкио — в Лондоне. Поначалу у него все шло хорошо. Не было никаких признаков того, что что-то не в порядке. Болезнь проявилась позднее. И из-за этого — оттого, что случилось это посреди учебы, — наш отец подумал, что брат симулирует. Он не мог признать этого или смириться с этим. Разумеется, он ошибался. Юкио был серьезно болен. Но в нашей культуре и в нашей семье…

Все это время Мацумото продолжал протирать очки, но после этих слов он замолчал, аккуратно надел очки и тщательно поправил их.

— Наш отец неплохой человек. Но у него твердые убеждения, и его нельзя было убедить в том, что Юкио требуется не только строгий разговор. Он приехал сюда из Киото. Сказал Юкио, чего он от него ждет. Дал ему наставления и думал, что Юкио будет им следовать. Поскольку приказы отца всегда исполнялись, он считал, что сделал достаточно. Поначалу так все и выглядело. Юкио много работал, но болезнь… Это не то, что можно убрать или уничтожить по желанию. Он потерпел неудачу, оставил колледж и попросту исчез. Десять лет мы о нем ничего не слышали. Когда мы нашли его и захотели помочь, то не смогли его заставить. Его мучают страхи. В лекарства он не верит и испытывает ужас перед больницами. Он умудряется выживать на своей музыке. Моя сестра и я делаем, что можем, чтобы проследить за ним, когда приезжаем в Лондон.

— А вы знаете, где он? Где он живет?

Мацумото взглянул на своего адвоката. Зейнаб Борн перехватила нить разговора:

— Надеюсь, мистер Мацумото ясно дал понять, что его брат болен. Он хочет быть уверен, что Юкио ничто не напугает. Мистер Мацумото понимает, что брата нужно допросить, однако он настаивает на том, чтобы вы сделали это осторожно и чтобы беседу вели в моем присутствии и в присутствии психиатра. Он также требует, чтобы вы, зная, что его брат — человек с неизлечимой параноидальной шизофренией, в разговоре с ним помнили, что все сказанное им не может быть использовано против него.

Линли взглянул на Ардери. Она обеими руками обхватила холодный бокал и постукивала по нему пальцами. За время беседы она выпила почти всю порцию, а теперь осушила бокал до дна.

— Я понимаю, что мы должны соблюдать осторожность. Вы будете присутствовать при допросе. Специалист — тоже. Если угодно, Папа Римский, министр внутренних дел, премьер-министр. Будет столько свидетелей, сколько пожелаете, но если Юкио признается в убийстве, он будет осужден.

— Он серьезно болен, — напомнила адвокат.

— Вывод сделает наше правосудие.

Наступила пауза, пока виолончелист и его адвокат обдумывали ситуацию. Изабелла откинулась на спинку стула. Линли ждал, что она напомнит им: в этот момент они защищают человека, бывшего свидетелем преступления или — что еще хуже — самого преступника. Но Изабелла не стала разыгрывать эту карту, и, судя по выражению ее лица, она знала, что ей этого не требуется.

— Вы должны посмотреть фактам в лицо, мистер Мацумото, — сказала она. — Если вы не передадите нам вашего брата, это сделает кто-то другой.

Еще одна пауза. Лицо Мацумото выражало такую боль, что Линли почувствовал сострадание и пожалел о том, что снова занялся полицейской работой, где то и дело приходится загонять людей в угол. Он видел, что Ардери делает это охотно, а у него на это не было сил.

— Он в Ковент-Гардене, — тихо сказал Мацумото. — Играет там на скрипке как уличный музыкант. За деньги.

Виолончелист опустил голову, словно это признание было для него унизительным. Возможно, так оно и было.

— Спасибо. — Ардери поднялась со стула. — Я не собираюсь его пугать. — Она обратилась к адвокату: — Когда мы его арестуем, я позвоню вам и скажу, где он находится. Мы не станем говорить с ним без вас. Вы встретитесь с психиатром и привезете его.

— Я хочу увидеть его, — сказал Хиро Мацумото.

— Конечно. Мы это устроим.

Ардери кивнула ему и сделала знак Линли, что им пора уходить.

— Вы поступили правильно, мистер Мацумото, — сказал Линли виолончелисту. — Я знаю, что вам было нелегко.

Ему хотелось сказать что-то еще, выказать дружеское расположение к этому человеку, потому что у его собственного брата в прошлом были проблемы. Но трудности Питера Линли, связанные с алкоголем и наркотиками, ничего не значили по сравнению с проблемами Юкио, поэтому Линли больше ничего не прибавил.

Изабелла позвонила сразу, как только они вышли из отеля, еще по дороге к автомобилю. Она сообщила инспектору Хейлу, что они нашли того, кто им нужен. Хейл должен выехать в Ковент-Гарден и взять с собой команду. Пятерых будет достаточно. Когда они прибудут на рынок, пусть рассредоточатся и найдут японца среднего возраста, играющего на скрипке. Его следует окружить, но не приближаться к нему. Он сумасшедший и опасный. Следует позвонить ей и сказать точно, где он находится. Она уже едет. На этом Ардери закончила разговор.

— Будем брать несчастного засранца, — обратилась она к Линли.

У него сделался такой вид, словно он удивлен, сбит с толку, ошарашен — в общем, что-то в этом духе.

— Этот парень, скорее всего, убийца, Томас, — сказала она.

— Хорошо, шеф, — вежливо ответил Линли.

— Что?! Я предоставлю им чертова психиатра, эксперта или как там его и ни слова не произнесу. Пусть мисс Высокие Шпильки, если понадобится, сидит у него на коленях. Но я не хочу его упустить, когда мы его наконец-то достали.

— Не стану вам возражать.

Но Ардери видела, что он с чем-то не согласен, и надавила на него:

— У вас, я вижу, есть лучший подход.

— Да нет, что вы.

— Черт возьми, Томас, мы работаем вместе, и вы должны быть откровенны со мной, даже если я стану выкручивать вам руки.

Они подошли к машине, и Линли помедлил, прежде чем потянуть за ручку двери. Изабелла подумала, что она, по крайней мере, отучила его открывать перед ней дверь.

— Вы уверены в том, что хотите сделать? — спросил он.

— Конечно уверена. Что еще я могу сказать? Я хочу знать, что вы думаете на любом этапе расследования.

— У вас проблемы с алкоголем?

Это было не то, чего она ожидала, но Ардери знала, что ей следовало подготовиться. Поскольку она этого не сделала, последовал взрыв эмоций:

— Ну выпила я чертову водку с тоником! Я что, кажусь вам пьяной?

— А до водки с тоником? — спросил Линли. — Шеф, я не дурак. Думаю, у вас есть кое-что в сумке. Скорее всего, это водка, потому что большинство людей думают, что у нее нет запаха. К тому же вы употребляете мятные лепешки или жевательную резинку, чтобы скрыть запах.

Ардери ответила машинально, чувствуя, как у нее заледенели кончики пальцев:

— Вы забываетесь, инспектор Линли. Вы настолько забылись, что я готова отправить вас простым патрульным в Южный Лондон.

— Я могу это понять.

Изабелле захотелось его ударить, однако она подумала, что для него это не имеет значения, да и угрозы, которые могут быть применены к нему как к полицейскому, ровным счетом ничего для него не значат. Он был не таким, как прочие, потому что работа ему была не нужна, и если ее у него отберут, или пригрозят лишить его работы, или поведут себя так, как ему, аристократу, не понравится, он спокойно уйдет и будет делать то, чем занимаются графы из его проклятого окружения, не состоящие ни на какой службе. И это ее совершенно взбесило. Линли был непредсказуемым человеком и никому не был обязан.

— Садитесь в машину, — распорядилась она. — Мы едем в Ковент-Гарден. Немедленно.

В полном молчании они проехали по южной стороне Кенсингтонских садов, затем мимо Гайд-парка. Изабелле захотелось выпить. Водка с тоником в баре отеля была типичной для подобных мест водкой с тоником: водку наливали на несчастные полтора пальца, а тоник подавали в бутылке, чтобы человек сам мог выбрать, насколько крепким будет его напиток. Из-за Линли ей пришлось налить в бокал весь тоник, и сейчас она об этом страшно жалела. Она лихорадочно прокрутила в мозгу все свои действия. Вела она себя очень осторожно. Он просто высказал предположение и стал ждать, что она будет делать.

— Я хочу забыть о нашей перепалке, Томас.

— Шеф, — произнес он, и в его интонации она услышала ответ: «как пожелаете».

Ардери хотела пойти дальше. Она хотела знать, что он скажет Хильеру. Но, продолжая разговор, она придавала этой теме слишком большое значение, чего не могла себе позволить.

Когда они подъехали к Пикадилли-серкус, зазвонил ее мобильник.

— Ардери, — бросила она в трубку.

Филипп Хейл сообщил ей, что они нашли японца со скрипкой.

— Он у лестницы во дворе, сразу за…

— За табачной лавкой, — прервала его Изабелла.

Она вспомнила, что они с Линли сами видели этого треклятого уличного музыканта. Он играл под аккомпанемент бумбокса. Скрипач в смокинге, с длинными, черными с проседью волосами. Он стоял в нижнем дворе напротив винного бара. Почему, черт побери, она не вспомнила этого человека?

— Да, он самый, — подтвердил Филипп Хейл, когда она его описала.

— Вы приехали в форме?

— Нет. Все в гражданской одежде. Два человека сидят за столами во дворе, а остальные…

Хейл замолк, а потом возбужденно заговорил:

— Черт, шеф, он собирается уходить. Выключил свой бумбокс и укладывает скрипку… Вы хотите, чтобы мы его взяли?

— Нет. Нет! Не приближайтесь к нему. Следуйте за ним, но держитесь подальше. Он не должен понять, что за ним следят. Ясно?

— Да.

— Ну и хорошо, Филипп. Мы скоро будем. Он уходит, — сказала она Линли. — Поезжайте туда, ради бога.

Она так разволновалась, что даже пальцы ног у нее нервически напряглись. Линли же был совершенно спокоен. Но когда они поехали по Пикадилли, такси перед ними вытянулись в нескончаемую вереницу.

— Черт побери, Томас, — выругалась Ардери. — Выбирайтесь отсюда поскорее.

Линли не ответил. Но, используя свое преимущество истинного лондонца, свернул с Пикадилли и поехал по второстепенным улицам, хладнокровно, со знанием дела выбирая маршрут. Когда он припарковался, снова зазвонил мобильник Изабеллы.

— На юго-западной стороне площади есть церковь, — сказал голос Филиппа Хейла.

— Он вошел туда?

Хейл ответил, что нет. Напротив церкви есть сад, и музыкант начал играть посреди центральной дорожки. Там стоят скамейки, люди слушают его.

— Шеф, уже собралась приличная толпа.

— Мы там будем. — Изабелла обратилась к Линли. — Церковь?

— Это церковь Святого Павла.

Они подошли к старому цветочному рынку, Линли коснулся руки Ардери и указал на церковь. Изабелла увидела классическое кирпичное здание с угловой кладкой из светлого камня. Она направилась в ту сторону, но пройти было не так-то легко. Повсюду стояли уличные музыканты, и сотни людей слушали их. Были здесь и колдуны, и продавцы шаров, и чечеточники, и даже группа седовласых женщин, играющих на маримбах.[55]

Изабелла подумала, что это место просто создано для чего-то ужасного — от террористического акта до угона автомобиля. Внезапно возле церкви началось какое-то волнение. Одновременно зазвонил ее мобильный телефон. Послышался крик.

— Что происходит? — спросила она в телефон.

Ей стало ясно: случилось что-то непредвиденное и совсем ей не нужное, и в этот миг она заметила Юкио Мацумото. Музыкант с паническим видом пробирался через толпу, держа скрипку в руке.

— Он нас вычислил, шеф, — сказал по мобильнику Филипп. — Не знаю как. Нам надо…

— Я его вижу. Догоните его. Если мы его потеряем, то навсегда. — Она повернулась к Линли. — Черт. Черт!

В толпе, сквозь которую пробивался Мацумото, послышались протестующие возгласы и следом за ними выкрики: «Полиция! Стой! Остановите этого человека!» — а потом настало полное безумие. Всем было известно, что в прошлом лондонской полиции имелись темные страницы, и среди них — история о том, как полицейские, преследуя в метро преступника, застрелили из пистолета безоружного невинного человека. Никто не хотел оказаться на линии огня. Неважно, что копы были в гражданской одежде. Люди разбегались в разные стороны, матери хватали детей, мужья — жен, а люди, у которых были свои счеты с полицией, делали в этой ситуации что могли, чтобы помешать.

— Куда он побежал? — спросила Изабелла у Линли.

— Туда! — сказал он и показал на север.

Изабелла проследила за его рукой, увидела голову скрипача, черный смокинг и устремилась за ним.

— Филипп, он бежит на север по… — прокричала она в телефон. — Что это? — спросила она у Линли.