Черные минуты Соларес Мартин
Господи, прости им, ибо они не ведают, что творят. Имеют глаза, но не видят, имеют уши, но не слышат. Бернардо, к примеру, обладал удивительным интеллектом в сочетании с острой наблюдательностью, чего Рамон Кабрера, судя по всему, начисто лишен. А не намекнуть ли ему? Нет, не стоит. Он ведь не поймет. Остается лишь надеяться и снова надеяться, как учат нас мудрецы.
– Святой отец, мне нужна ваша помощь.
– Я слушаю. – Я стал демонстративно протирать очки.
– До вас дошли слухи о портовом картеле?
– Да.
– И что вы об этом думаете?
– Не сочти за оскорбление, но это чушь собачья и не имеет никакого отношения к Бернардо.
Кабрера и глазом не моргнул. «Так может продолжаться вечно», – подумал я и посмотрел на часы, давая ему понять, что аудиенция заканчивается.
– И последнее, святой отец: вы знали, что Бернардо оставил журналистику?
Отцы Церкви, порицавшие ложь, никогда не учили нас говорить всю правду, особенно если инквизитор не задает прямого вопроса.
– Да, знал.
– А почему он это сделал?
– Интересный вопрос. Я не знаю, к сожалению. Если бы ты умел читать между строк, подобно Бернардо, мы могли бы разговаривать с тобой часами. Дело тут крайне запутанное. Будь добр, напомни, какую оценку ты имел у меня по логике?
– С.
– С? Не может быть, чтобы я оценил тебя так высоко. Ты этого не заслуживаешь. Ты уверен? Ну да ладно, я проверю по документам. Кстати, лишь один ученик в моей практике имел А. Бернардо Бланко, разумеется.
– Святой отец, расскажите мне, что с ним произошло.
– Понятия не имею.
И я не обманывал его, поскольку он имел в виду земную судьбу Бернардо, а я говорил о спасении его души. Затем Кабрера повернулся в сторону шкафа, и в его взгляде отразилась стоящая там бутылка водки. «Мать твою, Фриц, – сказал я себе, – что он теперь о тебе подумает? Подумает, что ты пьешь не меньше, чем в его школьные годы. Нет, ты должен, наконец, перестать беспокоиться об этой проклятой водке, иначе все пропало. Мало ли откуда там бутылка? Может быть, ученики подарили. В конце концов, ты отнял у них бутылку, потому что в школе пить запрещено, и убрал в шкаф. Что в этом плохого?»
Я думал, что ему вот-вот надоест рассматривать шкаф и он уйдет, но не тут-то было.
– Мне кое-что рассказывали о вас, святой отец.
Я покрылся испариной.
– Что именно?
– Вы хотите, чтобы я по порядку изложил или…
– Как хочешь, черт подери. Так что тебе говорили?
– Во-первых, что вы консультировали Бернардо.
– Возможно. Дальше что?
Он покосился на мои дрожащие руки.
– Извини, – сказал я, – я жду посетителей и не хочу, чтобы они тебя тут застали.
– А вы не хотите узнать, что еще я о вас слышал? – обиженно спросил он.
– Хочу. Валяй выкладывай.
– Что вы не ладите с епископом.
– Это ложь. Что еще?
– Что у вас плохие отношения с епископом, но прекрасные с портовым картелем.
Сначала я опешил, а потом громко расхохотался. Рамон, наверное, решил, что я сошел с ума. Отсмеявшись, я достал платок и вытер слезы.
– А дальше?
Само собой, он рассердился.
– Ничего. Теперь ваша очередь поделиться со мной информацией. Иначе зачем вы меня пригласили?
Я наклонился, и мне на глаза снова попался «Доктор Джекил и мистер Хайд».
– Ко мне сейчас придут, Кабрера, – сказал я, – так что я коротенько. Во-первых, Бернардо писал книгу. Во-вторых, книгу об истории города семидесятых годов. Что-то вроде журналистского расследования, копался в городском архиве. В-третьих, да, ему угрожали. И в-четвертых, не лез бы ты в это дело, Макетон, целее будешь. Ибо, как говорят буддисты, не заглядывай в бездну, иначе бездна заглянет в тебя.
Разумеется, он хотел вытащить из меня подробности, особенно его интересовало, нет ли у меня соображений насчет тех, кто угрожал Бернардо, но я сказал, что в другое время я бы не отказался побеседовать с ним, а сейчас не могу. Дело в том, что утром произошла одна неприятная коллизия.
Придя на похороны Бернардо, я неожиданно столкнулся с епископом. Он тоже был весьма удивлен нашей встречей.
– Что вы здесь делаете? – спросил он. Приблизившись ко мне, он почувствовал запах алкоголя. – Вы снова пьете? После службы сразу отправляйтесь в резиденцию.
– Дозволено ли мне ослушаться вашего приказания?
Епископ опустился на колени у гроба, шепотом читая «Ангел Господень», но поднимаясь, он уже говорил:
– Довольно. Надеюсь, вы помните, что принесли клятву верности папе, и как его наместник я запрещаю вам разговаривать с кем-либо о случившемся под угрозой отстранения от ваших обязанностей. Вам понятно?
– Да, ваше преосвященство.
«Фриц, – мысленно обратился я к себе, – ты знаешь этого парня тридцать лет и до сих пор не оценил его склонности к примитивным решениям. Вместо того чтобы побеседовать с ним с глазу на глаз, ты бросаешь ему публичный вызов. Поспешность – плохой советчик. Пусть вы два года вместе проучились в семинарии в Риме, пусть ты однажды пригласил его к себе домой в Берлин на Рождество, по нынешним временам ваша былая дружба ничего не значит. Фриц, ты тупое животное. Вместо того чтобы решить вопрос цивилизованным способом, ты прешь напролом, конфликтуешь с начальством и, разумеется, получаешь по заслугам. Теперь руки у тебя связаны, а Макетон сует свой нос куда не следует».
Ну да ладно. Когда я увидел, что время уже к шести, то встал и открыл дверь.
– Прости, Рамон, но сейчас я жду другого посетителя. Будь осторожен.
Он, недовольный, поднялся, а я подумал: «Дай срок, этот парень еще вернется». И надо же было тому случиться, что за дверью он столкнулся с Чавезом. Когда мы остались вдвоем, Чавез спросил:
– Что вы рассказывали Кабрере, святой отец? Вы теперь и его консультируете?
– Не беспокойтесь. Епископ запретил мне вмешиваться в это дело. И я не посмею ослушаться… дважды.
Чавез злорадно расхохотался. Я терпеть не могу, когда он так гогочет.
– Ну ничего, шеф найдет способ вас отблагодарить.
– А если это не тот человек?
– Уже поздно, – сказал Чавез, будто не слышал. – Мне еще ножи надо купить.
Мне не хотелось думать, зачем ему понадобились ножи. Зная Чавеза, можно предположить что угодно. Когда работаешь среди таких людей, привыкаешь к их грубости.
– Обо мне не беспокойтесь, – сказал я ему. – Лучше побеспокойтесь о себе и о спасении собственной души.
При этих словах Чавез презрительно покосился на мою бутылку. «Какая досада! – думал я. – Кабрера будто нарочно выбрал самое неудачное время для визита. Теперь они станут следить за ним. Надо предупредить его». Впоследствии Кабрера совершал поступки, которых от него никак нельзя было ожидать и предотвратить которые не было никакой возможности. «Фриц, – сказал я себе, – все твои труды напрасны. Тебе пора на пенсию. Взять хоть твоих подопечных в полиции; сколько лет ты потратил на их облагораживание, а они все те же». И поскольку мне становилось хуже с каждой минутой, я взял бутылку и отправился в резиденцию епископа.
Когда в дверь моей комнаты постучали, я знал, что это сестра Гертрудис. Я молча лежал на кровати, уставившись в потолок. Поскольку я не отвечал, она приоткрыла дверь и сообщила:
– А у нас сегодня на ужин тушеная капуста.
Тушеная капуста! Каждый раз, когда я бываю не в духе, сестры готовят это блюдо немецкой кухни. Тогда я ем с двойным удовольствием, потому что его преосвященство епископ ненавидит тушеную капусту. Во время ужина он только размазывает еду по тарелке, чтобы скрыть свое отвращение к немецкой еде. Видя это, я беру себе вторую порцию и спрашиваю: «Ваше преосвященство? Не желаете ли добавки?» А епископ неизменно отвечает: «Нет, обжорство вредит душе и телу». А я говорю: «Очень жаль, ведь сестры так старались и заслуживают признания». И его преосвященство с таким выражением, будто его вот-вот стошнит, продолжает возить еду по тарелке. Но бывают дни, когда даже кулинарная война не помогает мне вернуться в доброе расположение духа. Особенно если на совести у меня мертвец, а жизнь еще одного бывшего ученика подвергается опасности. Сестра Гертрудис все стоит и ждет, точно темное воплощение моей вины.
– Я не буду ужинать.
– Не будете?
– Нет.
Тогда она уходит. Жаль, что мои тревоги не столь послушны.
«Что ты делаешь, Фриц? – упрекнул я себя. – Ты ведешь себя как ребенок. В твоем возрасте нельзя подвергать себя таким испытаниям. Иди и съешь что-нибудь, mein Gott! Ты потеряешь сознание и умрешь! Глупо объявлять голодовку из-за обиды на епископа!» Но все это меня не убеждало.
В моей голове собралась толпа враждебно настроенных ко мне людей. Один из них встал и заявил: «Фриц, ты великий грешник. Твои руки в крови. Ты должен действовать! Разве ты не слышишь, как душа Бернардо взывает к справедливости?» – «Слышу, еще как слышу, – отвечал я ему. – В действительности я не слышу ничего другого». – «И что же?» – «Дайте срок, я что-нибудь придумаю». На этом разговор заканчивается, потому что такие разговоры опасны для душевного здоровья.
Но что же все-таки делать? Что, если Макетон вернется с постановлением на обыск в моем кабинете? Или, того хуже, вычислит Уильямса и старика Ромеро и они его убьют? Мне припомнились слова Весельчака о ножах… Словом, Макетон сильно рискует своей шеей.
Было без малого восемь, когда приехал епископ. Из машины он сразу направился на кухню, чтобы узнать меню.
– Что? Опять? – услышал я его возглас, а за тем последовало глухое ворчание.
Через минуту он постучал ко мне в комнату.
– Тихо, черт подери! – крикнул я в ответ. – Я молюсь!
Но он все равно открыл дверь. Если он входит, чтобы отчитать меня, он вначале лицемерно извиняется. Но я был слишком зол и не стал слушать его извинений.
– Чего вы хотите, ваше преосвященство?
– Вы не выйдете к ужину?
– Нет.
– Но они приготовили вашу любимую… капусту.
– Ну и что? Сейчас не время. Я должен поразмыслить над своими ошибками, на которые вы мне указали, и для этого мне необходимо побыть одному.
Он заметно смутился и проговорил:
– Фриц, вы уже не маленький мальчик. Идемте ужинать вместе со всеми. Кстати, из консульства Германии нам передали ящик пива, которое вы так любите. Если вы не придете, я выпью все сам. – Тут он, между прочим, говорил чистую правду.
– Господь карает чревоугодие, – напомнил я епископу.
– Ну как хотите.
Дверь закрылась, и в течение последующих двадцати минут я слышал, как стучит посуда. Пару раз открывались бутылки моего любимого пива. В миг наивысшей тоски я вынул из стола «Духовные упражнения» и открыл их наугад. Пусть Иисус не учил искать пророчеств в книгах, меня они никогда не подводят. Итак, раскрыв откровения святого Игнатия, я прочитал: «Поэтому будьте осторожны, как змеи, и невинны, как голуби». Вероятно, мой святой покровитель советует мне действовать втайне от епископа, чтобы он не узнал о моей роли в этом деле. Я схватил записную книжку, нашел там нужное имя и только начал обдумывать план, как сознание мое разделилось надвое. Одна половина спросила вторую: «Фриц, мерзавец, что у тебя на уме?» – «Прямо сейчас я думаю о том, что надо бы поужинать», – ответила та. И в этом они сошлись.
Дождавшись, пока епископ выйдет из-за стола и удалится в свои покои, я выбрался в холл, где у нас стоит телефон. Трубка оглушила меня ужасным писком и скрежетом. Понятно: как обычно по вечерам, епископ сидит в Интернете и общается с коллегами по всему миру. Придется подождать по меньшей мере полчаса. Я вернулся к себе в келью.
Желудок бурчал от голода. Сев за стол, я услышал голос своей голодной совести: «Пахнет тушеной капустой. Может быть, сделаем перерыв?» – «Подожди, – ответил я, – сейчас у нас много работы». – «Очень жаль. Сестры так старались, готовя ужин. А пиво, сваренное строго по рецепту, прописанному в Баварском мирном договоре…» Я хотел было ответить, но услышал, как епископ кладет трубку, и бросился в холл к телефону. Там я набрал рабочий номер Чичары.
– «Ла-Туэрка», – ответил Чичара. «Ла-Туэрка» – это хозяйственный магазин, где он работает.
– Carnl? – Мне с трудом дается сленг района Кале, но по-другому Чичара не понимает. – У меня для тебя есть четырнадцать.
Он не сразу ответил, и я догадался, что он тащит телефон в место, где его не могут подслушать.
– А что стряслось? Опять четырнадцать?
– Да. На этот раз очень сложный случай.
– Ты и в прошлый раз так говорил, а что получилось? Ты видел его фотографию в «Меркурио»?
Я даже обиделся:
– Ты возьмешься или нет?
– Пока не знаю. Будет трудно, потому что за ним наверняка пустят хвост. – Он помолчал, затем добавил: – У нас закончились прокладки девятого размера.
– Ясно, ты не можешь говорить. Скажи только да, если согласен, или нет.
– Не могу. Надо проверить по накладным.
– Может быть, четырнадцать мало? Хочешь двадцать?
В трубке возникла глухая тишина – похоже, Чичара прикрыл ее рукой или куском полиэтилена. Наверное, за ним следят. Я весь вспотел от напряжения. В любую минуту телефон может понадобиться епископу.
– Carnl?
– Заказ только что поступил, – ответил он. – Оставьте мне ваш телефон, и я перезвоню.
– Нет! Тут люди! – выпалил я.
– Ладно, я поищу эти прокладки. Позвоните через пятнадцать минут.
Он дал отбой. Я, конечно, не собирался ждать пятнадцать минут. Досчитав до ста, я снова набрал его номер.
– Нашел я твои долбаные прокладки, – сказал Чичара. – Куда их доставить?
– К его подъезду.
– А где это?
– 32-А Эмилиано Котрерас, напротив отеля «Торребланка». Кстати, ты мог бы подождать его в отеле, если что.
– Думаешь, стоит? У меня там шурин служит швейцаром.
– А в чем проблема?
– Он накапает моей старухе.
– Почему?
– Потому что там женщины. Ты знаешь что-нибудь о женщинах?
Черт бы побрал этих местных. Профессионал из Германии устроил бы меня куда больше.
– Да не волнуйся, я выкручусь.
– Надеюсь.
– А ты ничего не забыл? Как я его узнаю?
– Нет ничего проще – это Макетон Кабрера.
– Вот как?
– Посмотрим, не напортачишь ли ты на этот раз.
– Слушай, я как-никак профи.
– Ловлю тебя на слове.
Я аккуратно повесил трубку и пошел на кухню. Если повезет, я найду там немного тушеной капусты.
Глава 9
Остаток дня Кабрера занимался бумажной работой. Он написал отчет о ходе расследования и оставил его на столе у шефа. Ровно в восемь, решив, что на сегодня хватит, он отправился домой. У него было свидание с женой, и он не хотел заставлять ее ждать. За последнее время в их отношениях произошли перемены. С декабря они жили порознь, но спали чаще всего вместе.
Последняя их ссора была из-за пульта. Жена упрекнула его в том, что он перестал с ней разговаривать и что, кроме телевизора и секса, его ничего не интересует. Кабрера ответил, что это неправда, и занялся с ней сексом. Потом включил телевизор – он не может без телевизора, это помогает ему расслабиться, – но она раскричалась, и кончилось тем, что он ушел спать в гостиную. Он уже забыл, когда это произошло, но она, несомненно, помнит – она помнит все. Рамон, в отличие от жены, – пацифист и, что бы она ни сделала, готов простить ей все.
В тот вечер они встречались у нее.
– Как я рада, что ты приехал, я тебя ждала, – на удивление ласково сказала жена, когда он вошел в квартиру. Кабрера насторожился.
Она усадила его на диван в гостиной, и тут все началось. Он пошарил вокруг, ища пульт, но пульта не было. Его чуть удар не хватил.
– Где пульт? – спросил Кабрера.
– Я его спрятала, – сказала жена, – он убивает наши отношения.
– Да ты с ума сошла? – Он полез под подушки. – Давай его сюда. Дай мне чертов пульт, Мариана, а не то я… Я хоть и пацифист, но ты напрашиваешься, и ты об этом пожалеешь.
– Да отдам я тебе твой пульт, – сказала она, – но сначала я сделаю тебе массаж.
– Массаж? Зачем?
– Так надо. Идем в постель.
А… в постель. Ну ладно, это он любит.
– Может, ты его там прячешь?
– Заткнись, грязная свинья. Идем в постель. Снимай ботинки и ложись на спину. Только не вздумай меня связать, терпеть этого не могу.
– Не беспокойся, не буду.
Она показала ему флакончик с маслом, которое распространяло очень приятный запах.
– Что это?
– Ароматерапия, тебе понравится.
И правда – после первого вдоха Макетон ощутил во всем теле приятную расслабленность, и на лице его расплылась глупая улыбка. Он шагнул к кровати и улегся на спину.
– Раздевайся! – велела жена.
– А ты? – возразил он. – Сама-то чего?
Поломавшись немного, она тоже начала раздеваться – сняла блузку, юбку и бюстгальтер, и под тихий медленный соул[3] массаж начался. При первой возможности Макетон схватил ее грудь, но она шлепнула его по руке.
– Тебе бы сразу трахаться! Обращайся со мной как с леди, извращенец!
Она массировала ему шею, руки, плечи – он был на все согласен, ибо понимал, что послушание есть вернейший способ получить пульт от телевизора. Впрочем, массаж был неплох. Пока ее руки мяли его тело, он улыбался все шире. И вдруг она остановилась. Что такое? Макетон, заинтригованный, взглянул на жену. Она растирала масло по плечам и шее, затем одна капля медленно скатилась на живот между ее грудями.
– Ага, вот, значит, как должна вести себя леди, – съехидничал Макетон.
– А по-твоему, не так?
– Нет. Но ничего, я не в претензии. Мы, пацифисты, очень терпеливы.
Вторая капля скользнула вслед за первой.
– Эй, ты так все масло изведешь, и мне ничего не достанется.
– Потерпи.
Третья капля упала ей на правую грудь. Макетон следил, как она медленно ползет вниз, оставляя блестящий след, и замирает.
– Тебе помочь? Если нужна помощь, то я готов.
– Спокойно, – велела она, – а не то я оденусь и уйду.
Последняя капля упала на левую грудь. Она с улыбкой взглянула ему в глаза…
Позже, Кабрера, осмелев, заметил:
– Это чертовски крутое масло.
– Понравилось?
– Да… Я хочу купить целый ящик такого. Буду продавать девчонкам из социальной службы.
– Бесстыжая свинья, грязный мачо.
Вечер закончился мирно. Обошлось без скандала.
Глава 10
Наутро, когда Макетон чистил зубы, раздался звонок в дверь. Открыв дверь, он увидел на пороге Бедуино.
– Шеф вызывает, – сказал он, – срочно, – и буквально потащил его за три квартала в полицию.
– Что за спешка, cabrn?[4]
Но коллега ничего не стал объяснять.
Как известно, полицейское управление располагается в центре старого города, в белом здании под огромным пеканом, кишащим воронами, и по утрам шум вокруг стоит оглушительный.
Когда они вошли, Бедуино спросил у сотрудника, где шеф. Новый агент, который вел задержанного в наручниках, мотнул головой в конец коридора.
– Он уже вернулся, – заметил Бедуино. – Торопись, приятель, тебя там ждут.
На стенах коридора были развешаны официальные постановления, фотографии и фотороботы разыскиваемых преступников, записки копов друг другу, объявления о продаже автомобилей, квартир и подробные карты города. Приемную охраняли двое парней в форме. Секретарша шефа поздоровалась с Кабрерой, проигнорировав Бедуино. Тот разволновался и быстро шмыгнул между охранниками, чтобы самому доложить о прибытии Кабреры.
– Кабрера здесь.
В кабинете было холодно, точно в морозилке, но шеф, похоже, не боялся простудиться. На нем была белая рубашка, какие носили в семидесятых, и поверх черный кожаный пиджак самого большого размера. Шеф разговаривал по телефону. Бедуино подскочил к нему и зашептал что-то в ухо, но тот и бровью не повел.Кабрера тем временем оглядывал знакомый кабинет: большая фотография президента на стене, две фотографии самого шефа – на одной он с бутербродом в руке, а на другой – с действующим губернатором в обнимку, три стеклянные оружейные витрины и большой телевизор, передающий новости. Охотничьи трофеи – головы оленя и дикого кабана, а также обрез марки «Винчестер» принадлежали шефу лично.
Кабрера сел на один из стульев у стола и стал ждать, пока шеф закончит разговор по телефону. Бедуино дважды нервно постучал в спинку стула и шепнул:
– Ты бы лучше подождал, пока он разрешит, cabrn. Как знать, чем ты провинился?
– Клянусь мамой, не знаю, – ответил Кабрера.
Шеф был в черных летных очках, хотя плотные шторы на окнах почти не пропускали света. Положив трубку, он вперил свои черные окуляры в лицо Кабреры и спросил:
– Это ты конфисковал пистолет сеньора Обригона?
Ах, этот щенок… Он и забыл…
– Да, он у меня в столе.
– Ты кто такой, Макетон? Что ты о себе возомнил?
– Он угрожал человеку. Я ведь не знал, что это за птица. – Если этот недоносок врет, то и ему не грех приврать.
Шеф Табоада покачал головой:
– Сделай одолжение, верни пистолет сейчас же. И почему ты сразу не доложил мне об этом? – Он бросил на стол выпуск «Меркурио».
Поскольку их город был небогат на события, все самое важное освещалось в разделе криминальных происшествий. С итогами схваток за власть всегда можно было ознакомиться на этих трех страницах и узнать, кого убили, кого арестовали, кому дали срок. В сущности, это была городская летопись, и шеф, как никто другой, умел ее читать.
Новый материал Джонни Гурреро был на третьей странице. Черт бы побрал этого сплетника Джонни! Теперь он писал, что сотрудник полиции, ведущий расследование, сообщил ему, что преступник, мол, у него на крючке и вскоре будет задержан.
Шеф молча смотрел на Кабреру. Это был один из старых трюков, известных каждому полицейскому: если хочешь, чтобы преступник заговорил, поиграй с ним в молчанку. Молчащий коп прессует сильнее, чем коп, задающий каверзные вопросы. Люди нервничают и сами начинают говорить.
– Этот журналист все выдумывает…
– Что тебе удалось узнать? – перебил его шеф.
– Почти ничего. Ну разве что перед смертью Бернардо Бланко виделся с падре Фрицем Шанцем.
– О чем они говорили?
– Этого я пока не выяснил. Вы сами знаете, насколько скрытен отец Фриц.
– А что на дискете?
– Ничего. Там пусто, шеф.
– Ты уверен?
– Абсолютно уверен, шеф.
Табоада вздохнул и пробурчал что-то неразборчивое. Он был страшно недоволен.
– Знаешь, твое время вышло, приятель. Приказываю передать дело Камарене. Сегодня же введи его в курс событий.
Читать бесплатно другие книги:
