Кирпич на голову Серова Марина

Глава 1

Люблю свою работу за полное отсутствие начальников. Никто не указывает мне, как я должна себя вести и чем заниматься. Никто не делает мне выговоров, не вызывает на ковер, не грозит увольнением. Никто не начисляет смехотворно крошечную зарплату и не предоставляет заслуженный отпуск в феврале.

Всем вышеперечисленным я занимаюсь самостоятельно, и, как мне кажется, весьма успешно. По крайней мере, демонстраций протеста, голодовок и забастовок не устраивала ни разу.

В данный момент я предоставила себе очередной, пятый с начала года, заслуженный отпуск. Последнее дело, несложное и прибыльное, я завершила около недели назад. Новых загадочных преступлений, достойных вмешательства частного детектива, мои сограждане пока не совершили. Значит, я имею полное право отдохнуть, если не на Багамах, то хотя бы в бассейне и тренажерном зале.

Поздняя весна радовала сердце цветущими деревьями, теплым солнышком и безоблачным ярко-синим небом. Я шла по тротуару, насвистывая модный мотивчик, помахивая сумкой со спортивной одеждой и поглядывая по сторонам. Жизнь казалась если не сказкой, то вполне удачной выдумкой.

Предчувствие обожгло меня, словно внезапно вспыхнувший из еле тлевшей искры костер, и я даже сама не поняла, почему прыгнула вперед, притом в сторону, пригнувшись и закрывая лицо руками. В следующий момент в полуметре от меня оглушительно громыхнуло. Поднялась туча пыли, брызнули осколки.

Я отбежала еще на несколько метров, прежде чем решила оглянуться, и не поверила своим глазам: расколов асфальт на пару извилистых трещин и разбившись на куски, на тротуаре валялся обыкновенный кирпич.

– Девушка, вы не пострадали?

Ко мне спешила толстая задыхающаяся бабуля, таща на поводке не менее упитанного пекинеса. Других свидетелей происшествия не наблюдалось.

– И как это вы успели отскочить?! – с трудом отдышавшись, заметила добрая женщина. – Я думала, насмерть зашибет. Ой! Кровь!

Я нащупала на лбу неглубокую царапину, из которой тоненьким ручейком текла кровь, достала платок и приложила к ране. Моя невозмутимость задела бабулю, и она разразилась многословной речью, суть которой состояла в том, что власти в городе окончательно распоясались, а демократы скоро доведут страну до вымирания.

– Все улицы тонут в мусоре, он даже с крыш на голову людям падает! Вам надо жалобу написать в правительство и потребовать возмещения морального и телесного ущерба.

Я молча разглядывала улицу, близлежащие дома, редких прохожих, выныривавших из ближайшего переулка и бросавших в мою сторону беглый взгляд.

– У вас, наверное, шок, – раздраженно предположила бабка, не дождавшись от меня ответа. – Могу вызвать «Скорую» или в травмопункт проводить.

– Спасибо, не стоит, – рассеянно улыбнулась я. – Подумаешь, кирпич на голову упал. С кем не бывает?

– Нельзя же оставить все как есть! Надо наказать виновных!

– Точно, – согласилась я. – Вы никого на крыше не заметили?

– Какой же дурак туда полезет? Там ограждений нет, а поверхность наклонная. Недолго и шею себе свернуть.

Я опять согласилась, опять поблагодарила, сердечно попрощалась и отправилась на злополучную крышу, оставив бабулю с собачкой на изуродованной мостовой ругать власти, мафию и строителей.

Любой другой человек на моем месте пожал бы плечами, махнул рукой и сказал: «Несчастный случай». Но я в случайности не верю. Если кирпичи падают, значит, это кому-то нужно. Знакомых, мечтающих увидеть мою фотографию в черной газетной рамочке и способных на активные действия для осуществления мечты, у меня предостаточно. Другое дело, что способ выбран оригинальный. Не автоматная очередь и контрольный выстрел в затылок, а какой-то дурацкий кирпич!

В том, что на мою жизнь совершено покушение, сомнений не было. Остается выяснить, кто этот злоумышленник и как его можно обезвредить.

Чердак поразил меня чистотой и ухоженностью. Жильцы верхних квартир приспособились сушить там белье, а оно не любит грязи и пыли. Жаль! Негде было отпечататься следам преступника. На самой крыше мне также не удалось отыскать ни одной зацепки. В нескольких местах лежали кирпичи, но сдвинуть их с места и докатить до края крыши мог лишь ураганный порыв ветра или… человек.

Полчаса пришлось потратить на расспросы бабушек во дворе. Бесполезно. Никто ничего не видел, не слышал и за входящими-выходящими не следил.

Домой я шла, точнее, продвигалась короткими перебежками, зигзагами пересекая открытые пространства, замирая за деревьями и фонарями, сторонясь как пешеходов, так и автомобилей. Впечатление я, должно быть, производила неизгладимое, но, как говорится в мудрой рекламе, имидж – ничто!

Позволила себе расслабиться, лишь когда переступила порог квартиры и защелкнула сейфовый замок на стальной двери. Заварила крепкого кофе, зажгла сигарету и задумалась.

За прошедшие годы моя жизнь не раз висела на волоске, но почти всегда я знала, откуда ждать неприятностей: в процессе расследования преступления всегда становишься мишенью для гнева, злобы и пуль. Бывало, предавали и заманивали в ловушку свои же товарищи или же наниматели, ведущие двойную игру, даже мужчины, изображавшие из себя влюбленных поклонников.

В дни, когда я занималась нелегким трудом сыщика, все чувства обострялись, организм функционировал в аварийном режиме, мгновенно реагируя на возможную опасность. В дни безделья, подобные сегодняшнему, моя бдительность притуплялась, а уязвимость пропорционально возрастала. Вот кто-то и догадался воспользоваться моей беспечностью.

Я выкинула окурок. Возможно, я страдаю паранойей, но почему-то мне кажется, что мой противник умен, умеет ждать и сильно меня ненавидит. Если я не узнаю, кто он, то умру.

Внезапно зазвонил телефон. Я вздрогнула и поежилась. Еще час назад телефонный звонок не вызвал бы у меня никаких эмоций. А теперь нервишки шалят, мерещится что-то…

– Алло.

На противоположном конце провода молчали.

– Алло! – повысила я тон. – Говорите, или кладу трубку!

Раздался какой-то шорох, шип, смешок. Затем возник тихий, бесцветный и бесполый голос.

– Ты скоро умрешь… – невыразительно протянул он.

– Кто говорит? Что за глупые шутки!

Ответом были короткие гудки.

Глава 2

Я провела рукой по вспотевшему лбу. Телефон у меня с определителем номера, но номер звонившего не зафиксировался – почти наверняка звонили из уличной будки.

Полезла в сумку за платком и наткнулась на мешочек с гадальными костями. Достала их, согрела в ладонях, пристально вглядываясь в стертые от постоянного использования грани. Догадываюсь, что они могут мне сказать, о чем поведать: мы вместе уже так долго, что научились понимать друг друга. Их прогнозы, советы, предупреждения, оценки людей и отношений не раз помогали мне принять правильное решение в запутаннейших делах.

Я раскрыла ладони. Кости глухо звякнули о стол, собрались было раскатиться в разные стороны, но отчего-то передумали и замерли: 24+33+4. «Вы окажетесь беззащитны перед чьим-то изощренным коварством».

Так я и предполагала! Нет уж, пассивной жертвы от меня не дождетесь! Для начала побарахтаемся. Лихорадочно набрала номер рабочего телефона знакомого следователя.

– Мельников? Привет, Пинкертон!

– От Пинкертона слышу.

По голосу приятеля чувствовалось, что я попала не вовремя. Скорее всего, начальство лютует, требует повысить раскрываемость.

– Не грусти. У меня всего один вопрос.

– Знаем мы ваши вопросы, – проворчал Андрей. – Кто убил Кеннеди да где золото партии…

Шутит, значит, трубку не бросит, поможет.

– Кто-нибудь из тех, кого я посадила за решетку, вышел на свободу? Скажем, за последние две-три недели.

Мельников хмыкнул.

– Понятия не имею. Но могу узнать. Что это ты забеспокоилась? Кирпич на голову упал?

– Какая проницательность! – сердито буркнула я. – Перезвоню через полчаса.

Полчаса я пыталась составить список лиц, которые попали в тюрьму благодаря моей правоохранительной деятельности. Плюс список их родственников и друзей – кого удалось вспомнить. Чем больше имен и фамилий появлялось на бумаге, тем сильнее крепла во мне уверенность, что я попусту трачу время.

Перезвонивший вскоре Мельников ничего утешительного не сообщил.

– Все сидят там, куда посажены, – сострил он. – Может, объяснишь, какие у тебя проблемы?

– Если у тебя есть проблемы, следовательно, ты еще жив! – отшутилась я. – Появятся новости – звони.

Вторым, к кому я обратилась, был старый уголовник, вор в законе, носивший краткую кличку Крюк. На мой звонок он отреагировал так же, как и следователь, – безрадостно.

– Иванова! – прохрипело в трубке. – Опять ты! Дай хоть помереть спокойно!

– И не надейтесь, Иван Дмитриевич. Придется помучиться.

– Говори, – оборвал он меня.

Я начала издалека.

– Вы человек в уголовной среде известный и уважаемый. Так или иначе, вы всегда в курсе криминальной жизни нашего города, всех крупных преступлений, бывших и будущих, только обдумываемых…

– Ну? – польщенно кашлянул старый вор.

– Меня кто-нибудь хочет убить? – перешла я к сути вопроса.

Крюк молчал. Я его не торопила.

– Хотят-то многие, да руки коротки.

– А поконкретнее?

– Ничего конкретного нет, – твердо ответил Крюк. – Среди нашей братии можешь не искать, покушений на тебя никто не готовит. Языком чесать многие горазды, крови ты народу изрядно попортила, но брехать – не ножом махать.

– Спасибо, успокоил, – вздохнула я.

– Тебе охрана не нужна? Могу устроить.

– Не надо, сама разберусь.

Не люблю быть кому-то обязанной, тем более матерому уголовнику, который, дай только возможность, никогда ее не упустит, чтобы использовать меня в своих интересах.

Я сидела, невидящим взглядом уставившись в окно. Коварный враг притаился где-то рядом, следит за мной, готовит новые кирпичи… Мне стало смешно. Представила злоумышленника в черном плаще и чулке, надетом на голову, крадущегося по крыше с огромным рюкзаком, набитым кирпичами.

Мой коварный враг не профессиональный убийца и преступник. Это радует. Но он наверняка связан с каким-то делом, которое я расследовала. Вне работы я человек мирный, добрый и неконфликтный. Недоброжелателей среди соседей или друзей не имею.

Неделю назад я успешно завершила дело Александра Самуиловича Гольдберга, старого хитрющего еврея, имеющего процветающий аптечный бизнес. Помню нашу первую встречу: Александр Самуилович, смертельно напуганный, ни секунды не мог пробыть на одном месте, дергался, трясся, вздрагивал и заикался – мы прогуливались тогда по тенистым аллеям городского парка среди многочисленных мам и бабушек с чадами, вопящими в колясках.

Подслушать нашу беседу было практически невозможно, но мой перепуганный клиент каждое свое слово произносил свистящим шепотом прямо мне в ухо, для чего из-за значительной разницы в росте ему приходилось подпрыгивать, а мне приседать. В результате мы привлекали к себе больше внимания, чем прочие прогуливающиеся.

– Меня хотят убить! – в который раз ужасался старичок.

– Ничего страшного, – в который раз терпеливо отвечала я. – Припомните какие-нибудь факты.

– Во-первых, я нутром чую опасность, – достигла меня очередная волна шепота. – А во-вторых, в моей гибели заинтересовано очень много людей.

– Мне нужны факты!

– Тише! Нас могут подслушать.

Таким образом мы общались около двух часов, и мне удалось раздобыть следующие сведения: в пузырьках с сердечным лекарством, которое мой клиент глотал горстями, и снотворным поменяли этикетки; в растворимый кофе подсыпали какой-то белый порошок; в ванну запустили огромного страшного паука, чуть не спровоцировав у моего клиента инфаркт. Кроме того, Александр Самуилович привел еще с десяток различных подозрительных, с его точки зрения, эпизодов и событий.

Я устало покачала головой. Нарисованная картина свидетельствовала скорее о параноидальном складе характера клиента, нежели о реальной угрозе.

– Теперь расскажите мне о тех, кому выгодна ваша смерть, – прервала я бесконечный перечень «фактов».

Старик задрожал и втянул голову в плечи.

– О! Я окружен врагами!

Через час, исключительно благодаря моему терпению и упрямству, список врагов Александра Самуиловича увидел свет. Пункт первый: молодая красавица-жена Виолетта. Она работала в филиале главной аптеки продавщицей, в пятый раз пыталась поступить в медицинский институт или хотя бы в училище, но проваливалась в силу врожденной тупости и лени. С помощью Гольдберга ей удалось попасть на лечебный факультет меда, но проучилась она недолго: обнаружив, что надо хоть изредка читать учебники и посещать лекции, решила стать домохозяйкой. После свадьбы с престарелым бизнесменом девушка днями пропадала по салонам красоты и подругам, предоставив заботу о быте приходящим уборщицам и кухаркам.

Пункт второй: дети, коих у Александра Самуиловича было аж трое. Сын и дочь от первого брака и незаконнорожденный мальчик – плод первой любви. Мальчику было уже под тридцать, звали его Львом, и он имел свой собственный бизнес в оптовой торговле. Гольдберг давным-давно официально признал Льва, познакомил со своей семьей и всячески помогал.

Законные дети, Петр и Анна, по стопам отца не пошли. Сын преподавал в сельскохозяйственной академии и частенько занимал деньжат до получки, так как содержать семью на зарплату ассистента кафедры было весьма затруднительно. А семья его стремительно увеличивалась: год назад у Александра Самуиловича появился второй внук. Старик с радостью помогал, но не оставлял надежды, что когда-нибудь Петр бросит науку и продолжит его аптечное дело.

Анна училась в консерватории и мужа нашла себе там же. Детей у них пока не было, как, впрочем, финансов и перспектив на будущее.

Пункт третий: первая жена Александра Самуиловича, Мария Сергеевна. Расстались они почти двадцать лет назад, но продолжали люто друг друга ненавидеть по множеству непонятных постороннему причин. Из-за общих детей приходилось довольно часто встречаться, причем каждая встреча заканчивалась ссорой, руганью и взаимными обидами. Мой клиент считал, что Мария Сергеевна может пытаться убить его исключительно из вредности и злобы, ведь в материальном плане от смерти бывшего мужа она ничего не выигрывала.

Кроме того, я выяснила, что в промежутке между Марией и Виолеттой Гольдберг был женат на некой Дине Пушиной. «Ей были нужны лишь мои деньги!» – жаловался Александр Самуилович. Детей нажить они не успели и довольно мирно расстались лет десять назад. Ее мой клиент не подозревал, но чем черт не шутит! Я взяла Пушину на заметку.

Опасения Гольдберга показались мне не лишенными основания, и я пожелала познакомиться со всеми участниками драмы лично, чем вызвала резко отрицательную реакцию нанимателя.

– Ни за что! – истерически вскричал он. – Узнав про частного детектива, они могут подумать бог знает что! Решат, я им не доверяю! Обидятся! Расстроятся! Отвернутся от меня! Вы хотите разрушить мир и спокойствие среди моих близких? Нет! Только не это!

– Не волнуйтесь так. – Я соображала, как можно по-другому подступиться к ближайшему окружению клиента. – Представьте меня своей знакомой, партнером по бизнесу…

– Они подумают, вы – моя любовница!

– Хорошо. Тогда предположим, я – ваша дальняя родственница, приехавшая погостить из какой-нибудь глубинки.

Александр Самуилович почесал свою блестящую лысину.

– Неплохо… Но мне пришла в голову идея получше. Ведь ваше отчество Александровна?

– Да, – подтвердила я.

– Тогда почему бы мне не представить вас моей внебрачной дочерью, которую я долго искал и наконец обрел?

Я рассмеялась.

– По-моему, как раз эта новость наверняка разрушит мир и спокойствие среди ваших родственников.

– Они уже привыкли к моим выходкам. Когда я знакомил их с Левой, проблем не возникло.

– Но мы с вами совсем не похожи!

Гольдберг пожал плечами.

– Неужели вы предполагаете, что у моей доченьки Анечки имеется моя лысина, бородка, живот и куча морщин? Ваши светлые волосы отнесем к достижениям химической промышленности.

– Я – натуральная блондинка! – притворно возмутилась я, но идея хитроумного старика мне понравилась.

– Если других возражений нет, предлагаю подробнее обсудить легенду, дабы не проколоться на мелочах.

Мы придумали историю моего зачатия во время одной из командировок Гольдберга в районные центры. Моя мать якобы сообщила ему о моем рождении много лет спустя, когда я приехала в Тарасов поступать в институт. Мы изредка встречались, но я негативно относилась как к самому Александру Самуиловичу, так и к его предложениям познакомить меня с семьей. Постепенно я сменила гнев на милость и согласилась повстречаться со сводными братьями и сестрой.

– Великолепно! – подытожил «папочка». – У меня с души камень упадет, если вы одобрите еще одно мое маленькое предложение.

Я насторожилась.

– Смотря какое. И говорите мне «ты».

– Чудесно! – Гольдберг, начавший было говорить нормальным голосом, опять перешел на шепот. – Я объявлю своим родственничкам, что сделал тебя единственной наследницей.

– Зачем? – ошарашенно пробормотала я.

– Естественно, для того, чтобы обезопасить свою жизнь. Они перестанут на меня покушаться, как только поймут, что денежки уплыли от них в чужие руки. И наоборот, будут стараться завоевать мое расположение, пока я жив и здоров, – авось перепишу завещание в их пользу.

– Не пойму, к чему весь этот сыр-бор? Завещайте свое состояние какому-нибудь фонду защиты животных и живите припеваючи, не дрожа за свою безопасность.

– Никогда! – возмущенно прошипел Александр Самуилович. – Я люблю мою жену и всех моих детей! После моей смерти мои сбережения будут разделены между ними по закону и по справедливости. Единственное, что я хочу, так это пожить несколько лет, окруженный любовью и заботой, и скончаться в собственной постели от физиологических причин.

Мне пришлось согласиться на его условия.

В следующие дни я познакомилась со всеми членами семьи. Мое появление они восприняли если не радостно, то уж, во всяком случае, с философским спокойствием. К известию о написании завещания на мое имя отнеслись так, как и предсказывал Гольдберг: удвоили усилия для возвращения отцовского расположения. Какие-либо «покушения», со слов моего клиента, прекратились.

Разгадать загадку оказалось проще простого. Поговорила с приходящей прислугой, составила примерный график посещений квартиры Гольдберга, выяснила алиби подозреваемых во время самых серьезных и опасных происшествий.

Через пару дней я абсолютно точно знала, кто замыслил убийство. Все нити вели к молодой красавице-жене Виолетте. У нее были и время, и мотивы, и возможности для осуществления своего замысла. Дабы доказать ее виновность, я разыграла целый спектакль. Единственный зритель – Александр Самуилович – прятался за портьерами.

Довольно легко я вызвала циничную девицу на откровенный разговор, пообещав поделиться завещанным мне наследством, если она поможет ускорить кончину старика.

– Этим я и занималась, пока ты не свалилась как снег на голову, – ухмыльнулась Виолетта. – Слегка травила, провоцировала сердечный приступ и прочее.

– Тебе пришлось бы поделиться деньгами с его детьми, – заметила я. – Или они были в курсе происходящего?

– Нет, я действовала на свой страх и риск, – горделиво похвасталась беспощадная женушка. – Теперь прикончить Сашеньку сам бог велел: я получу не кусочек, а половину его состояния!

В этот момент Сашенька покинул свое убежище и, меча громы и молнии, тотчас выгнал Виолетту из дома и из собственной жизни.

Когда я получала вознаграждение за услуги, Александр Самуилович достал еще один конверт и положил его поверх первого.

– В нем тысяча баксов. Исполнишь мою последнюю просьбу – и он твой.

– Если она столь же разумна, как и предыдущие…

– Татьяна Александровна! – Подчеркивая торжественность момента, Гольдберг опять перешел на «вы». – Прошу вас, что бы ни случилось, с кем бы вы ни встретились, не открывать нашу тайну! Останьтесь моей дочерью еще на месяц. За это время я успею развестись с Виолеттой и разобраться с другими вопросами.

Я подумала и забрала оба конверта. Не этот ли поступок причина моих нынешних бед? Возможно, меня пытаются убрать как наследницу богатств Гольдберга?

В мои мысли требовательно вмешался телефонный звонок.

Глава 3

Трубку брать не хотелось – скорее всего, снова маньяк балуется. С другой стороны, не брать ее – трусость. Я тихонько выругалась и подошла к телефонному аппарату.

– Алло!

Тишина.

– Безобразие! Вы меня не…

– Таня? Прости, не сразу узнал твой голос. Это Роман.

Я почувствовала, как краска заливает лицо. С Ромой Зайдиным я познакомилась во время недавнего расследования. Он был адвокатом Гольдберга и, несмотря на молодость, пользовался его огромным уважением. Мы понравились друг другу с первого взгляда и встречались почти каждый вечер, ужинали в маленьких уютных ресторанчиках, гуляли по улицам – с ним было легко. Я представляла, какой неожиданностью будет через месяц для Ромы мое признание, что я не дочь Гольдберга. Хотя, возможно, он уже обо всем догадался. Пару раз я случайно упоминала, чем занимаюсь в свободное от отдыха время.

– Алло! Таня! Ты меня слышишь?

– Слышу, – тихо выдохнула я, припоминая, как вопила в трубку минуту назад.

– Тебе никто из родственников не звонил?

– Нет.

– Тогда я первый сообщу тебе эту ужасную новость…

Сердце сжалось от дурного предчувствия.

– Что-то с… папой?

– Да. Ты, главное, не волнуйся! Он сильный, он выкарабкается.

– Рома, не тяни, что с ним случилось?

Неужели убийцы добрались до старика Гольдберга?!

– Он в первой клинической больнице, в реанимации кардиологического отделения. Обширный инфаркт миокарда.

– Но он жив?

– Да, хотя состояние очень тяжелое. Постоянно теряет сознание.

– Кто его обнаружил?

– Я. Заехал уточнить кое-какие вопросы, а он не открывает, хотя должен был ждать. Вызвал домоуправа, слесаря, и они открыли дверь. Александр Самуилович лежал ничком на ковре в своем кабинете. Я вызвал «Скорую» и отвез его в больницу.

– Он хотел меня видеть?

– Он двух слов связно сказать не может, но тебе, само собой, надо к нему съездить, проведать.

Крохотная проблемка, микроскопическая: из дома выходить не хочется. Там, вне родных стен, кирпичи на голову падают. Роман истолковал мое молчание по-своему.

– Я знаю, вы с ним не в ладах были, но сейчас не тот случай, чтобы помнить о разногласиях.

– А ты приедешь в больницу? – с надеждой спросила я.

– Я уже там сегодня был. Солнышко, я бы с радостью поддержал тебя в такой тяжелый момент, но дел выше крыши. Давай, как договаривались, я подъеду к тебе часиков в семь. Успеешь вернуться?

Вот так всегда, расстроенно думала я, одеваясь. Когда мужчина нужен, у него находится масса причин для отсутствия. К семи часам от меня может остаться расплющенная кирпичами лепешка. Любопытно, если бы я сказала Роману о покушении на меня, он бы приехал?

Вооружилась я по полной программе, рассовав различные ранящие и калечащие предметы по одежде, обуви и сумке. Попробуй тронь! Слабонервным не советую.

В подъезде и во дворе обошлось без сюрпризов. Прежде чем сесть в машину, я ее тщательно обследовала на наличие взрывчатых веществ. Таковых не нашлось, видно, возможности моих врагов ограничены строительным мусором.

Больница располагалась на окраине города, в окружении роскошного разросшегося парка. На территорию проезжать не разрешалось, поэтому «девятку» пришлось бросить на стоянке возле центрального входа. Солнце клонилось к горизонту, от деревьев падали причудливые тени, и за каждым стволом мне мерещились злодеи. Надо постараться вернуться до того, как стемнеет.

Но этому намерению не суждено было осуществиться. С первой минуты пребывания в больнице на моем пути стали возникать препятствия. Во-первых, приемные часы закончились, и мне стоило большого труда убедить охранников впустить меня внутрь, а затем – с еще большим трудом – избежать обыска. Представляю, как обрадовалась бы охрана, мечтающая захватить какого-нибудь чеченского террориста, обнаружив в моей сумке и в карманах целый арсенал!

Следующим препятствием стали зловредные нянечки, поймавшие меня на отсутствии халата и сменной обуви. Жалобная история об умирающем отце, пожелавшем попрощаться с блудной дочерью, отыскала лазейки в их закаленных сердцах. Мне под честное слово были выданы рваные калоши и дырявый халат пятьдесят шестого размера, скорее бурого, чем белого цвета. Под таким одеянием можно танк спрятать, а не только пистолет или шприц с ядом. Александру Самуиловичу грозит нешуточная опасность, если кто-то соберется ускорить его переход с этого света на тот.

Последнее препятствие – медсестру реанимации кардиологического отделения – с ходу преодолеть не удалось. Я наткнулась на нее почти у самых дверей палаты, где ныне обитал Гольдберг.

– Куда? Куда?! – раз от раза громче закудахтала медсестра, надвигаясь на меня всей своей внушительной массой. Ей бы мой халатик пришелся впору.

Я заученно бормотала сказку про папу и дочку, но она даже вида не сделала, что слушает.

– А ну быстро отсюда!

Пятясь назад, я ловко увернулась от лап бабищи, пытавшихся схватить меня за шкирку.

– Имею право!..

– Ты мне тут повыступай! Пигалица драная!

– Да как вы смеете!

Мы допятились до ординаторской, из которой выглянул дежурный врач, молодой и симпатичный.

– Розочка, что происходит?

С ним договориться будет попроще. Я рухнула на вовремя подставленные руки мужчины и простонала:

– Мне плохо… Сердце колет и голова кружится.

– Давление, наверное, упало.

Меня уложили на диванчик, снабдили стаканом с водой и какой-то таблеткой. Я с дрожью и слезой в голосе поведала, зачем явилась в больницу на ночь глядя. Врач придерживался более либеральных взглядов, чем его подчиненная, маячившая невдалеке и неодобрительно покачивавшая головой.

– Состояние у Гольдберга очень тяжелое, я бы даже сказал, критическое. Он загружен лекарствами и сейчас спит. Но вы правильно сделали, что приехали. Успеете попрощаться.

– Надежды на выздоровление нет?

Врач помялся.

– На моей памяти были случаи, когда пациенты, стоявшие обеими ногами в могиле, выкарабкивались. Все зависит от возраста, желания выжить и судьбы.

– Папа очень любил жизнь!

– Судя по количеству жен и детей, перебывавших сегодня в нашем отделении, – усмехнулся врач, – это действительно так. Если начистоту, я бы дал вашему отцу один шанс из пяти-семи, что он будет жить.

Я искренне обрадовалась: один из пяти – не один из тысячи, поэтому я схватила и затрясла руку доброго эскулапа.

– Спасибо! Вы меня обнадежили!

– А я-то думал, наоборот, огорчу, – засмеялся врач и продолжил игривым тоном: – Вы завтра вечером чем заняты?

Пока я хлопала глазами и глупо улыбалась, ища помягче формулировку для отказа, в разговор вмешалась Розочка.

– Борь! Последнюю совесть потерял! Не слушайте его, девушка! У него жена и двое детей мал-мала меньше.

– Розка! Ну ты и… – возмутился парень. – Молчала бы, сама с хирургами хвостом крутишь, плевала на мужа…

Я поспешила встать и откланяться.

– Пойду с папой попрощаюсь… тьфу, пообщаюсь.

Даже в коридоре до меня донеслись громкие и сердитые голоса покинутых медработников, зато на этот раз никто не помешал мне проникнуть в палату к Гольдбергу.

Он лежал один, вокруг громоздилась попискивающая и посверкивающая огонечками аппаратура. Александр Самуилович, обцепленный датчиками и катетерами, выглядел маленьким и жалким. Я подошла и села рядом.

В моей груди теснились самые разные чувства и эмоции. Я ощущала себя в какой-то степени виноватой за теперешнее состояние моего бывшего клиента. Вдруг я неправильно угадала покушавшуюся на него? Или, сконцентрировавшись на Виолетте, упустила из внимания других возможных преступников? Не слишком ли я поспешила с выводами? Поспешила закрыть «легкое дело»?

Теперь я и сама стала жертвой. И возможно, в опасности, нависшей над моей жизнью, немалую роль сыграла просьба старика выдать меня за дочь и наследницу. Значит, источник наших бед может быть один. Найду покушавшихся на «папу», сама смогу спать спокойно. Ах как жаль, что он без сознания!

– Таня…

Я вздрогнула и уставилась на бледное лицо Александра Самуиловича. Глаза его приоткрылись, губы беззвучно шевелились. Для того чтобы хоть что-то расслышать, я наклонилась над постелью.