Охота на ведьму Серова Марина
Анохина со словами: «И чего люди за экзотикой в Африку ездят?» – сняла ее на видео. Вика, повернувшись спиной, тихо послала ее подальше сквозь отсутствующие зубы.
– Татьяна, иди сюда! – появившийся в поле зрения Аякс махнул мне рукой.
Сарайчик оказался всего лишь навесом, защищавшим от непогоды вход в землянку, загороженный грубо сколоченной дверью.
– Пойдем! – пригласил Аякс, открывая дверь. – Там она. От собак убрали.
Поскольку в нору я лезть не торопилась, а стояла в сомнении, он счел необходимым пояснить:
– Собак здесь много!
В нору я не полезла, а мертвое тело, плотно завернутое в старую офицерскую шинель, вытащили Аякс с Костей вдвоем. Положили неподалеку от очага.
– Что, брезгуете? – Вениамин презрительно, снизу вверх посмотрел на нас и решительно взялся за пуговицы.
Алла тихо ахнула за моим плечом, когда он откинул полы шинели в стороны, и не сразу вспомнила про свою видеокамеру.
Милицию я вызвала по сотовому Константина, не обращая внимания на мнения и советы окружающих, количество которых возрастало, пока я беседовала с дежурным по горотделу. Похоже, все население землянки оказалось налицо. Для милиции обилие свидетелей кстати. Кстати, о милиции!
Видно, сильно подействовал на меня вид обезображенного тела, как Венька назвал ее, девчонки? До того, что не сразу вспомнила об Анохиной и ее видеокамере. А вспомнив, за руку оттащила Аллу и послала к черту в сторону машины, пожелав ей успешного исчезновения отсюда до приезда оперативной группы. Алле еще не доводилось видеть меня в экстремальных ситуациях, поэтому мой тон и вид произвели на нее впечатление достаточно сильное – взяв с меня обещание позвонить при первой возможности, она спешно ретировалась.
До приезда милиции мы с Константином топтались особнячком, в стороне, наблюдая за бомжами и стараясь не встречаться глазами друг с другом. По-дурацки неудобно было за вчерашний день, так здорово закончившийся для нас и так страшно для этой бедняжки, лежащей теперь перед нами на старой шинели. Обменялись всего лишь двумя-тремя словами.
– Ты ни о чем их поспрашивать не хочешь? – Константин показал на оборванцев, сгрудившихся вокруг закопченной кастрюли, спинами в основном к мертвой, которую даже не потрудились прикрыть.
– Не мое это дело, Костя, – ответила нехотя. – Я лицо частное и убийство расследовать не имею права. – И, помолчав, добавила: – И желания не имею тоже.
Милиция прибыла на удивление быстро. Алла наверняка повстречалась с ними на дороге. Вовремя я ее отсюда спровадила.
Пять человек, двое из них в форме и при оружии, перебрались через овраг и направились к нам. Папки с документами, чемодан и носилки. Целая бригада. Бомжи заметили их раньше нас. Поднялись, сгрудились, негромко, тревожно загомонили. Вика, нахлобучив беретку обеими руками на самые уши, решительно двинулась прочь, в сторону лесочка. Аякс по-крабьему, боком перебрался к нам с Костей, спрятался за нашими спинами.
Милицейские подошли к бомжам и после короткого нелюбезного разговора по одному перебрались к телу, закопошились вокруг него. Бомжи, не медля, двинулись было вразброд, но один из одетых в форму вскинулся и заорал, не жалея связок:
– Стоять! Всем назад, с-сволочи!
Бомжи нехотя вернулись.
– Ко мне по одному! – по-армейски четко скомандовал парень в форме, отходя в сторону от своих.
– Молодой, не наигрался еще! – осторожно подал голос Аякс.
– Закрой рот! – посоветовала я ему.
Работавшие у тела будто услышали нас, видно, первое впечатление прошло, стали замечать окружающее и действовать профессионально.
– Подойдите сюда! – позвал нас мужчина в штатском. Тоже приказал, как бомжам, но помягче. Мы повиновались.
Один из них, врач, должно быть, в резиновых перчатках, тормошил тело. Раздвигал окоченевшие пальцы, приподнимал конечности, поворачивал его на бок, чтобы взглянуть на спину, и, похлопывая по впалому животу рядом с огромным, сшитым через края разрезом, черным от крови, диктовал мудреными словами результаты осмотра другому, записывавшему за ним.
Костю замутило от такого зрелища – простонал коротко и тихо.
– Звонили вы? – спросил позвавший.
– Мы.
– Имя?
Я молча смотрела на него и отвечать не собиралась. Он же не отводил глаз от занятых делом коллег.
– Имя? – повернулся наконец к нам. Глаза бешеные и удивленные одновременно.
– С кем имею честь? – отчеканила ему в ответ.
– Следователь Горчаков! – сообщил, раздув ноздри.
– Иванова. Татьяна Александровна.
– Как вы относитесь к неприятностям, Татьяна Александровна?
Сзади, мне в затылок, засопел Константин. Тоже бесится.
– Стараюсь избегать, если это возможно, – отвечаю поспешно, пока Костя не брякнул что-нибудь неуместное.
– Это радует! – Горчаков удовлетворенно кивнул.
– Хамства, как неприятности, избежать трудно.
Он поморщился, как от кислого.
– Все мы сейчас на взводе, – поднял к нам голову врач, – не усложняйте друг другу существования!
Для тела у них не нашлось даже полиэтиленового мешка. Завернули все в ту же шинель, бросили на носилки, стянули ремнями.
– Багапов! – крикнул врач менту, опрашивающему бомжей. – Давай сюда двух, пусть это тело в машину оттащат!
– Не отвлекайтесь! – попросил Горчаков уже по-человечески. – Еще раз: имена, фамилии, адреса…
Пока он записывал, я наблюдала, как носилки на двух здешних аборигенах поплыли к оврагу, сопровождаемые врачом.
– Молодого с собой заберем, – сообщил подошедший Багапов, – он ее нашел. Да и второго можно до кучи, чтобы было кому там дотащить до места.
– Бери! – разрешил Горчаков. – Хоть всех!
Багапов заспешил вслед за носилками, конвоируемыми его коллегой, а я с интересом наблюдала, как Аякс, появившийся откуда ни возьмись, с опаской оглядываясь на нас, торопится к оставшимся оборванцам.
Стало как-то легче после того, как унесли тело.
Горчаков предложил нас подвезти, но мы отказались и двинулись вместе с ним к своей машине.
– У меня к вам один вопрос, – нарушил он установившееся было молчание, – каким образом и для чего вы оказались сегодня здесь?
И тут я совершила такую ошибку, что, если бы имела привычку грызть себя за прошлые промахи, назавтра сглодала бы Татьяну вчерашнюю до костей! Видя, что Аякс избежал беседы с Багаповым, я решила исключить его участие в этой истории, захотела облегчить жизнь «веселому бомжухе» и усложнила жизнь себе.
Я протянула Горчакову свое удостоверение частного детектива, и он узнал меня, на что я и надеялась.
– Слышал-слышал, как же! – глянул с интересом, возвращая корочки.
– Бомжи тоже от кого-то слышали, потому что сегодня утром позвонили ко мне и спросили совета, как поступить с мертвецом, найденным ими здесь. Вам сообщать никто из них не хотел, опасались неприятностей. Проще всего для них было закопать тело в мусор и забыть о нем. Но тут их мнения разделились.
Горчаков слушал не перебивая, покачивал головой.
– Мне подумалось о новом маньяке, и я решила познакомиться с обстоятельствами на месте. Константин согласился сопровождать меня, сами понимаете, оружие мне не положено по закону. А с бомжами я, можно сказать, не разговаривала, не было нужды. Увидела тело и позвонила вам.
Горчаков в сомнении покачал головой.
– А из города нельзя было позвонить, после их звонка, сразу?
– Можно, – согласилась я, – но, не согласись я приехать, вы вряд ли бы нашли ее здесь. Бродяги похоронили бы ее по-своему. А как могло прозвучать мое сообщение, вы представляете? «Мне позвонили и сказали, что там-то обнаружено мертвое тело, проверьте, пожалуйста!» Проверили бы?
– Скорее всего.
Неуверенность, прозвучавшая в голосе следователя, меня порадовала. Он проводил нас с Константином до машины и не скрыл, что интересуется номерами. Глядя на него, записывающего их карандашом на сигаретной пачке, я поняла, что дело на этом не кончится. Поэтому повестка на завтра, которую он выписал прямо на капоте, меня не удивила.
Глава 3
Уехали горчаковцы. «ГАЗель» и «УАЗ», ведомые опытными руками, быстро скрылись из виду, затянулись вонючей дымкой. Мы с Константином, прислонившись задами к грязному багажнику, проследили за ними. Переглянулись – без них воздух еще чище стал и атмосфера успокоилась – ветерок стих. Сквозь зловоние, к которому мы уже порядком принюхались, чудом пробился запах влажной, оттаявшей земли. Весна. И день солнечный. Я пошарила по карманам в поисках сигарет, не нашла и взяла из пачки, протянутой Константином. Костя курит только в исключительных случаях и никогда – за компанию. Покурили мы, помолчали, забрались в машину и двинули не торопясь прочь.
Не знаю, как его, меня молчание тяготило, а говорить не хотелось. Странное состояние. Муторное. Обсуждать происшедшее – все равно что стараться запить устойчивую изжогу раствором чайной соды ради полуминутного облегчения. А нейтральных тем для нас сейчас не существовало.
Константин тоже, видно, этой изжогой мучился, а может, и сильнее меня, потому что первым не выдержал.
– Тебе приходилось встречаться с подобным? – нарушил он тягостное молчание.
К криминалистике он никогда отношения не имел, поэтому его любопытство мне было вполне понятным.
– С подобным… – Я кивнула. – Трупы мне встречались.
И едва не брякнула, что даже приходилось их самой создавать и способствовать их созданию. Ущипнула себя мысленно за самое больное место и договорила:
– Но не такие!
И, опережая его неизбежный вопрос, спросила сама:
– Может, она себе харакири сделала?
Константин воспринял шутку правильно, но без энтузиазма. Ответил нехотя:
– Действительно похоже, судя по описаниям. При харакири рядом стоит лучший друг и, когда дело сделано, из милосердия сносит мечом голову. У нее голова на месте. Живот только вспорот.
Вот именно – вспорот! Не вскрыт, не взрезан, не проткнут, вспорот! Точное слово у него получилось! Я ему об этом сказала.
– Ну и что? – пожал он плечами.
Простительно ему, профану, такое невнимание к деталям. Поясняя, я попутно занялась анализом.
– То, – сказала, – что по характеру раны и еще по кое-каким следам, которые можно обнаружить, осматривая тело, делаются выводы об обстоятельствах, предшествующих моменту умервщления.
– По-русски скажи! – попросил он, поежившись, как от холода.
– Разрез ровный, – я размышляла, больше не обращая на него внимания, – и неглубокий. Сделан, скорее всего, коротким и очень острым предметом по голому телу. Одежда не мешала, не цеплялся нож за одежду и прошел плавно. У левого края раны – синяк, гематома. Сюда ножом ударили, ударили сильно и провели вправо, и выдернули оружие. Значит, действовали спокойно, без спешки и аффекта. Спокойно, по голому животу ножом, а, Костя?
Он хотел что-то сказать, но я не дала, продолжила:
– Тело, конечно, я не осмотрела, но то, что было перед глазами, других следов насилия на себе не имело. Покорна была девчоночка, не сопротивлялась. И разрез ровный. Даже не дернулась, когда ее ножом ударили. Вот тебе, Константин, и обстоятельства. И это пока одни факты, без выводов и предположений. Все ли понятно?
– Нет! – качает головой Константин. – Не все! По-твоему, выходит, покорность у нее была овечья какая-то, ладно! Это бывает. Но вот не дернулась, когда ножом ударили, это, Танечка, неестественно. В таких случаях мышцы сокращаются сами по себе. Может, к этому моменту она уже мертвой была?
– Может, и так, – отвечаю. – Но еще теплой. Кровь из раны шла. На края внимание не обратил? И с живота кровь стерта небрежно – следы остались.
– А зачем сшивать понадобилось?
Я смотрю на него, как на дитя неразумное.
– Чтобы при перевозке не вывалились внутренности.
– То есть готовили тело к перевозке?
– Верно!
Костя опять полез за сигаретами, посмотрел с сомнением на пачку и сунул ее обратно в карман. Нервничает, хотя по нему не скажешь.
– Заинтересовался?
Я улыбнулась, пожалуй, впервые с момента появления Аякса в моей квартире.
– Похоже.
Он достал-таки сигарету. Предложил и мне, пришлось отказаться, сморщиться.
– А ты? – спросил, рассчитывая на солидарность.
– Нет! – ответила очень серьезно. – Частный детектив должен зарабатывать себе на кусок хлеба насущного с маслом и, желательно, с икрой, а здесь какая корысть? Только обострение отношений с органами следствия.
И, видя, как потемнел лицом мой сэнсэй, крикнула, боднув его головой в плечо:
– Не положено по закону мне… – машина вильнула в сторону, к обочине, – убийства расследовать!
– Неистовая ты кошка! – пробурчал сэнсэй под нос, но я успела заметить улыбку, на мгновение тронувшую уголки его губ.
– Я тебе, Костенька, правду говорю всегда, какой бы она ни была. Себе вру, бывает, а тебе – нет. Вот так ты на меня действуешь!
– Ты тоже на меня действуешь! – осчастливил он меня признанием, и я ответила, что, мол, это – слава богу!
Свободно было на шоссе этим весенним днем. Лишь изредка приходилось сторониться встречных машин, а обгоняли нас еще реже. Отчасти потому, что скорость у нас была приличная.
Почти на самом въезде в город, где дорога была прямая и ровная, как ученическая линейка, нас дожидалась Алла Анохина. Я затормозила сразу, как только узнала ее, но разгорячившаяся машина, не сразу почувствовав удила, проскочила вперед, и потребовалось какое-то время, чтобы убедить ее остановиться. А когда я управилась, экипаж Анохиной был уже сзади нас, вплотную.
Меня порой раздражает страсть газетчиков по любому поводу пускать в дело свои фото – и видеокамеры. Алла с ходу, опустив стекло, нацелилась на меня объективом.
– Вы недооцениваете мое профессиональное любопытство! – ответила она на мой вопрос о причинах, заставивших ее так задержаться. – Должна же была я узнать, чем кончилось дело!
– Да ничем особенным! – ответила я. – Приехали, на бродяг покричали, меня поспрашивали, забрали тело и подались ко своим дворам.
– А что дальше будет?
Алла, покопавшись в карманах, достала диктофон и защелкала его кнопочками.
– Дальше будет расследование. Следователь произвел впечатление умного человека, но вовсе не обязательно, что дело поручат ему.
Добавить к сказанному мне было решительно нечего, и это ее огорчило, но не разочаровало. Узнав о повестке, выписанной мне Горчаковым на завтра, она добилась от меня обещания непременно позвонить и рассказать подробности, как она выразилась, обрушившихся на меня неприятностей.
– Не неприятности это, – возразила я, слегка потешаясь над ее стремлением видеть все в превосходной степени. – Так, напряг легкий, но мне, кстати, совершенно не нужный.
Я предупредила ее о действительных неприятностях, способных попортить ей нервы, если опубликованный ею материал не устроит следствие. Она отнеслась к этому с равнодушным пониманием и пообещала нигде не упоминать мое имя.
– Не спешите с публикацией! – посоветовала я ей. – Как знать, может, всплывут новые подробности.
Она согласилась подождать до моего завтрашнего звонка. И на том спасибо!
В город мы влетели с пологой горочки, проигнорировав ограничение скорости у КП ГАИ.
– Положи, где взяла! – потребовал Константин в ответ на мой вопрос – подвезти ли его куда.
И то! Несмотря на утро, полное приключений, в спортзал он поспевал к началу первой тренировки.
Продираясь через паутину перекрестков и оставляя на каждом часть отрицательных эмоций, мы подъехали к месту почти спокойными, почти веселыми, почти такими же, как встретились сегодняшним утром. У Кости даже оставалось немного свободного времени, и он пригласил меня выпить кофе в забегаловке на углу. Там его хорошо знали и уважали за способность мирного разрешения споров подвыпившей клиентуры всех мастей и фасонов и в знак уважения заваривали для него натуральный молотый кофе, крепкий и удивительно ароматный.
Потягивая огненную жидкость и дыша ее благостным паром, я жалела только об одном, что чашечка, умещавшаяся в ладони, меньше – и настолько! – моей кухонной полулитровой кружки.
Впрочем, мы повторили процедуру.
– Когда ты увидишь еще раз того проходимца, что выманил нас сегодня из дома, – Костя наклонился ко мне через столик и говорил почти на ухо, – передай ему мое обещание при встрече спустить его с ближайшей лестницы!
– Он отнесется к этому без возражений.
Я от души рассмеялась, представив Аякса в единоборстве с сэнсэем.
– И пусть, если хочет, приводит с собой всю свою сатанинскую банду, всем ребра посчитаю!
Он немного красовался передо мной, будто в шутку, распускал веером хвост.
Эх, Костя, да разве это банда!
Он проводил меня до машины и помахал от стеклянных дверей спорткомплекса. А я пожалела его, невольника учеников, не имеющего возможности послать к черту любую обязаловку.
У меня на сегодня обязаловки не было. Была легкая усталость от естественного для прошедшей ночи недосыпа и обилия сегодняшних впечатлений. Послав к черту вообще все, я доставила себя домой с твердым намерением не покидать родных стен до вечера ни под каким предлогом.
Совершив омовение, наевшись и поскучав какое-то время, я неожиданно уснула. Сон выдался тяжелым, полным путаных и тревожных сновидений, которые, проснувшись, с удовольствием забываешь, а проснулась я от потустороннего голоса, пробубнившего мне в ухо что-то насчет «сатанинской банды». Вот так отливаются в сны полученные нами наяву впечатления.
Сны я быстро забыла, а слова «сатанинская банда» все крутились и крутились в голове… В былые времена я потратила довольно много времени на ознакомление с оккультными науками. Увлекалась этим всерьез и до тех пор, пока не вышла из возраста, в котором занимаются выяснением смысла жизни, раскапывая для достижения цели самые разнообразные пласты человеческих знаний – от Гермеса Тримегиста до Карла Маркса. В результате из всей мешанины я вынесла стойкое убеждение в том, что не все так просто в этом мире, как хотелось бы. Практические навыки по психогигиене в состоянии измененного сознания и безграничное доверие к собственной интуиции, на развитие которой я затратила много времени и сил, не раз помогали мне.
Голос, прозвучавший на грани сна, несомненно, к интуиции имел отношение самое непосредственное.
Поломав голову и не придя ни к какому выводу насчет «сатанинской банды», я углубилась в книги, надеясь набрести в них если не на разгадку этого ребуса, то по крайней мере на совет, где искать ее.
Интуиция просто так голос не подает!
«Тотальное отрицание, как и профанированное поклонение, – порождение невежества. Это две крайности одного единства – невежественного заблуждения», – сообщил мне Теократ Александрийский.
Хорошо, но не из моей оперы!
«Не может не иметь рационального зерна то, над чем века трудились лучшие умы человечества. Познание сущности вещей и сущности взаимодействий, взаимосвязей и взаимозависимостей – благородная задача, стоящая перед умом человека», – это пифагорейцы.
Мимо, мимо!
«Для того чтобы толкнуть качели бытия из возможности в необходимость и не нарушить при этом мирового равновесия, разрушение которого чревато последствиями непредсказуемыми, принеси жертву огня. А если велика она для тебя, то – жертву крови, посвятив ее в посланницы к Началу всех начал!»
Правильно! Где же еще искать намек насчет «сатанинской банды», как не в «Красном гримуаре»? Тьфу, не к ночи он будь помянут!
Полистав еще немного «Евангелие Сатаны» – даже от ксерокопии серой пованивало, – я затолкала его как можно глубже в книжные недра, где и было его место, и отправилась на кухню – растворимый кофе пить и пялиться в сумерки за окном над батареей центрального отопления. К кофе я налила хорошего коньячку, рассудив, что открытия не каждый день делаются и что их положено отмечать чем-нибудь необыкновенным.
Употребив приготовленное мелкими дозами, заготовив сигарету, я принесла на кухню телевизор и запустила его на местный канал чисто для светового оформления моего праздника. Окутавшись ментоловым дымом и машинально наблюдая сквозь его завесу за тенями на маленьком экране, я обдумывала всякие сложные вопросы, сводящиеся к главному – зачем мне все это надо? И ответа, кроме глупого: «для утехи», не находилось никакого.
Остохреневшую рекламу сменила заставка «Криминального канала», и я налила еще коньячку и размешала в чашке новую кофейную дозу.
Жертву крови, значит, для воплощения возможности в необходимость?
На экране появилась пожилая, но молодцеватая физиономия. Скорбный и торжественный голос за кадром сообщил о необъяснимой пропаже этого вот майора милиции, занятого в последнее время борьбой с подпольными производителями спиртного.
Я отхлебнула во здравие майора кофейку и пожелала ему поскорее отыскаться живым и невредимым.
Жертву, значит, посвятив ее в посланницы к Началу всех начал? Черная это магия. Жертву, надо же!
Не сразу до меня дошло, что я теперь вижу. А когда дошло, пришлось челюсть рукой придержать, чтобы не отпала, не травмировала бы грудь. Бывают, конечно, совпадения, но такие! Сижу и довольно тупо размышляю о жертве церкви сатаны, и на экране появляется подправленное, подкрашенное, чтобы не испугать зрителя истинной правдой, но вполне узнаваемое лицо нашей девчоночки со свалки. Дикторы, меняясь, просят узнать человека, опознать личность, сообщают особые приметы – шрамы и родинки.
Оперативно работает Горчаков, молодец!
То-то меня сразу разрез на ее животе привлек! Читала ведь, знала и без «гримуара» об этом обряде жертвоприношения в сатанистской церкви, а сразу не догадалась! А может, это еще что?.. Ох, неужто в нашем провинциальном Тарасове активные сатанисты завелись? Обычно мерзостью этой в столицах страдают.
Коньяк я выпила за упокой души убиенной.
Горчаков начал разговор с неожиданного и не понятого сначала мною вопроса:
– Вы собираетесь настаивать на своей версии причин, побудивших вас присутствовать на свалке к моменту нашего приезда?
Пока я раздумывала, что здесь к чему и откуда что взялось, он, выдержав подходящую к случаю паузу, огорошил меня новым высказыванием.
– Не со-ве-тую! – почти продекламировал довольно дружелюбно, но с большим сожалением о моей неразумности.
– Настаивать не советуете? – осторожно спросила я.
– Не советую недооценивать важности вашего ответа, в первую очередь для вас самих.
Будь на его месте Константин, я бы, ей-богу, попросила разговаривать по-русски.
– Я и не недооцениваю, – отвечаю очень скромно.
Не нравится мне начало нашей беседы. Похоже оно не на снятие свидетельских показаний, а на допрос подозреваемого.
– Хорошо! – Он сцепил пальцы рук, положил на них подбородок, уперев локти в полированную столешницу. – Давайте с самого начала и как можно подробнее.
Кабинет следователя – жалкий, не более шести квадратов закуточек, с выкрашенными в уровень человеческого роста темно-зеленой краской стенами и узким окном, забранным толстой решеткой. Стол, два стула, сейф. На стене, под потолком, вызывающе белый прямоугольник с гвоздем в верхней части – след висевшего здесь многие годы портрета. Теперь правосудие торжествует без икон и вождей.
Все это я осмотрела не торопясь, создавая видимость своего глубокомыслия. Горчаков терпеливо и неподвижно ждал начала моего выступления.
– Вам случалось видеть, как человека бьют по голове табуреткой? – Я обратила к нему умный, слегка усталый взгляд. – Надо сказать, вы мастерски добиваетесь своей цели – недоверие к моему рассказу ошеломило меня почти как удар по голове.
Его переплетенные пальцы побелели от напряжения. Вспыльчив он, однако, сверх всякой меры. Сейчас я тебя еще подогрею, чтобы спесь твою сбить!
– Я не буду повторять своего рассказа! – смотрю исподлобья в его глаза. – Будьте уверены – на расхождениях и противоречиях меня не поймать, потому что я правдиво и полно изложила вам все при первой встрече и способна повторить все слово в слово. Могу, но не буду.
– Почему? – спрашивает он, разбив слово на слоги.
– Потому что таким образом вы хотите заставить меня защищаться. Пусть защищается виновный, а мне это ни к чему.
Я не знаю, как бы он действовал, окажись на моем месте мужчина. Сейчас же он вскочил, сжав побелевшие губы, и уставился на меня сверху вниз округлившимися глазами. Я спокойно выдержала его взгляд и продолжила так же невозмутимо:
– Не советую недооценивать важность способности держать себя в руках при беседе со свидетелем, которому хорошо известны его права и обязанности.
Уела я его. Отвел взгляд Горчаков, сел и спросил, не поднимая глаз:
– Как же, прикажете, получить с вас свидетельские показания? Ведь по закону вы не имеете права не отвечать на вопросы.
– Так я уже ответила на них там, на свалке, так что все по закону! Запротоколируйте мои ответы, и я их подпишу без проблем.
Читать бесплатно другие книги:
