Зимний убийца Сэндфорд Джон
Берген кивнул, не разжимая губ. Он не простил.
— Теперь ты веришь ему? — спросил Карр, когда они вышли из дома.
— Только в то, что он не голубой.
— Уже что-то.
Они молча зашагали к машине. Шериф устало сказал:
— И спасибо, что ты взял на себя Боба Делла. Может быть, когда все закончится, Фил и я сможем помириться.
— Я заеду за Джином, и мы арестуем Харпера. Почему бы тебе не поспать пару часов?
— Нет. Моя жена устроила уборку, а это очень шумное занятие, — ответил Карр. — Я не могу спать, когда она работает.
Лукас связался по рации с Климптом и попросил его подъехать к зданию суда. Карр вернулся в свой офис, а Лукас нашел Генри Лейси, который беседовал с одним из помощников шерифа.
— Мне нужно поговорить с тобой.
— Увидимся позже, Карл, — кивнул Лейси и повернулся к Лукасу. — Что случилось?
— Говорят, у Шелли роман с женщиной, которая ходит в церковь тогда же, когда и он. Возможно, я видел ее вчера вечером.
Помощник шерифа немного смутился.
— И что?
— Она замужем?
— Вдова, — неохотно ответил Лейси.
— Ты сумеешь незаметно отвезти Шелли к ней домой? Пусть он поспит, а она немного успокоит его. Он подошел к самому краю. Я беспокоюсь за него.
По лицу Лейси промелькнула тень улыбки, и он кивнул.
— Сделаю. Мне следовало бы сообразить самому.
Лукас, Климпт и молодой помощник шерифа Дасти, который первым беседовал с Джоном Мюллером в школе, арестовали Харпера на его бензоколонке в половине пятого, перед наступлением темноты.
Лукас и следователь устроили долгий ланч. Они обсуждали последнюю информацию, полученную от экспертов лаборатории Мэдисона, работающих в доме Лакортов. Дождавшись, когда окружной судья покинет здание суда, они взяли Дасти и поехали в Накл-Лейк. Подъезжая к бензоколонке на внедорожнике Климпта, они заметили в окне Харпера, который считал деньги в кассе.
— Если у вас нет ордера на обыск, убирайтесь! — прорычал он.
— Ты арестован, — бросил следователь.
Харпер остолбенел.
— Что ты сказал?
— Ты арестован за распространение детской порнографии. Положи руки на машину.
Ошеломленный Харпер молча повиновался. Дасти обыскал его и застегнул наручники. Парень, работающий на автостанции, подошел к ним, нервно вытирая руки ветошью.
— Ты хочешь, чтобы он закрыл твое заведение или продолжал работать? — спросил Климпт.
— Закроешься в обычное время. И проследи, чтобы все до последнего цента было в кассе! — приказал парню Харпер. — Ах ты, урод! — прошипел он Лукасу и снова обратился к помощнику: — Я тебе позвоню. Очень скоро я вернусь.
— До понедельника ты не сможешь выйти под залог, — сообщил ему следователь. — Суд уже закрыт.
— Сволочи! — прорычал Харпер. — Вы пытаетесь подставить меня. — Он повернулся к парню. — Ты отвечаешь за колонку все выходные. Но я сосчитаю выручку до последнего цента.
На обратном пути Лукас обернулся к задержанному, сидевшему в наручниках на заднем сиденье.
— Я тебе кое-что скажу, и ты можешь поговорить об этом со своим адвокатом. Во-первых, Шонекеры. Подумай о них. Во-вторых, кто-то получит неприкосновенность, если начнет давать показания. Но только кто-то один.
— Да пошел ты!
Харпер позвонил адвокату из здания суда. Тот появился почти мгновенно — он работал в банке напротив, и ему достаточно было перейти улицу. В течение десяти минут он беседовал со своим клиентом, а потом отправился к окружному прокурору, чтобы обсудить условия освобождения под залог.
— В понедельник мы попросим судью установить в качестве залога четверть миллиона, — сказал окружной прокурор.
Это был полный человек со светло-карими глазами и каштановыми волосами. Он был одет в коричневый костюм и бежевые туфли из натуральной кожи.
— Четверть миллиона? Элдон, то есть ваша честь, ведь Расс Харпер всего лишь владелец бензоколонки, — сказал адвокат Харпера, худощавый, явно немало повидавший на своем веку мужчина с длинными светлыми волосами и обветренными руками. — Давайте вернемся с небес на землю. Кроме того, мы считаем, что вопрос достаточно важен, чтобы попросить судью прийти сюда завтра утром.
— Я не хочу звонить ему в субботу. В это время он отправляется на рыбалку и позволяет себе расслабиться в своем загородном домике, — ответил окружной прокурор. — К тому же бензоколонка Харпера стоит четверть миллиона долларов. Может быть.
— Никаких шансов.
— Мы поговорим с судьей в понедельник, — сказал прокурор.
— Я заявляю, что этот джентльмен, — адвокат Харпера кивнул в сторону Лукаса, — и Джин Климпт избили моего клиента. На него было оказано давление.
— Расс Харпер не самый надежный источник информации, а речь идет о детской порнографии, — ответил окружной прокурор. Он перевел взгляд на полицейских. — И я готов гарантировать безопасность мистера Харпера во время выходных. В противном случае кое-кто может оказаться рядом с ним.
— Ему ничто не угрожает, — вмешался Лейси, присоединившийся к ним. — Никто его и пальцем не тронет.
Карр вернулся в свой офис заметно посвежевшим.
— Удалось немного поспать? — спросил Лукас. — Ты выглядишь лучше.
— Три или четыре часа. Генри уговорил меня, — сказал шериф. В его голосе слышалось чувство вины, смешанное с удовлетворением. — А мне бы не помешало проспать целую неделю. Вы разобрались с Харпером?
— Он арестован, — кивнул Лукас.
— Хорошо. Хочешь позвонить Дэну?
Дэн Джонс был идеальным двойником директора средней школы.
— Мы братья-близнецы, — сказал он, — Боб занялся образованием, а я — журналистикой.
— Дэн был бейсбольной звездой штата, а Боб — футбольной. Я помню, как вы на пару все здесь крушили, — сказал Карр, и его лицо оживилось.
«Ему нравится вспоминать прошлое», — подумал Лукас.
— Славные дни, — подтвердил Дэн. — А вы играли? — спросил он у Лукаса.
— В хоккей.
— Ну да, вы же из Миннесоты, — с улыбкой сказал Дэн. — И все-таки чего ты хочешь, Шелли?
Пока Карр рассказывал о Харпере, Джонс делал быстрые записи в репортерском блокноте.
— Мы не хотим вводить тебя в заблуждение, — чуть более официально заговорил шериф. — Мы не утверждаем, что Харпер убил Лакортов. Более того, нам известно, что он этого не делал. Но во время расследования убийства мы узнали о существовании группы, которая занимается детской порнографией.
— И вы полагаете, что это связано между собой?
— Да, вполне возможно. Если ты будешь двигаться в этом направлении, ты на правильном пути, — заверил его Карр.
— Если быть до конца откровенным — тут уже не до шуток, — мы хотим надавить на других членов группы педофилов, кем бы они ни были, — сказал Лукас. — Нам нужен скандал, но не говорите об этом прямо. Мы рассчитываем, что Харпер решит заключить соглашение, чтобы выйти на свободу или смягчить приговор. Вы очень поможете нам. Но нужно представить это как слух.
Климпт покопался на своем столе, нашел порножурнал из Милуоки и сказал:
— Можете упомянуть об этом, но вам не следует прямо говорить о его содержании.
Он передал журнал редактору. Джонс отшатнулся.
— Иисус Христос на костылях, — пробормотал он, потом опомнился и посмотрел на Карра. — Извини, Шелли.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — запинаясь, ответил тот.
— Дерьмовое воспроизведение, — сказал Джонс, разглядывая журнал. — Это похоже на туалетную бумагу.
— Причем в самых разных смыслах, — согласился шериф. — Так как насчет статьи? Вы сумеете помочь нам?
Джонс встал.
— Проклятье, да! Арест Расса Харпера — это серьезно. Ассошиэйтед Пресс ухватится за такое известие, а я постараюсь добраться до Милуоки и Сент-Пола. Конечно, все возмущены. Я разговаривал со стариком Донахью…
— Донахью владеет газетой, — пояснил Климпт Лукасу.
— …о дополнительном тираже с материалом о Джоне Мюллере. А теперь еще и это. Я встречусь с шефом сегодня же, посмотрим, сумеем ли мы дать статью в утреннем воскресном выпуске. Мне потребуется постановление об аресте Расса.
— Оно у нас с собой, — сказал Карр, передавая ему копию.
— Благодарю. Согласится Донахью на дополнительные выпуски или нет, но по радио мы дадим материал через полчаса. А через час весь город будет знать об этом.
Когда Джонс ушел, шериф откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и спросил:
— Думаешь, мы чего-нибудь добьемся?
— Чего-нибудь — наверняка, — сказал Лукас.
Глава 16
Уэзер Каркиннен сбросила хирургический костюм в ящик с грязным бельем и встала под душ. Соски немного болели, и она потерла их, не понимая, что происходит. Потом она догадалась: щетина. Дэвенпорт целый день не брился. Когда она пришла к нему в ванную, щетина у него была как у дикобраза.
Женщина рассмеялась: она не чувствовала себя так хорошо уже несколько лет. Лукас оказался очень энергичным любовником. Впрочем, иногда он становился удивительно нежным, словно боялся причинить ей боль. Сочетание получилось неотразимым. Вытираясь шершавым больничным полотенцем, она вновь подумала о том, что произошло в ванной комнате: никогда прежде она не была так изобретательна. Бутылка вина, соскальзывающий на пол халат…
Уэзер вновь рассмеялась, и ее смех эхом прокатился по отделанной кафелем душевой кабинке для хирургов.
Она уходила в спешке: было уже почти шесть тридцать. Лукас сказал, что с Харпером все будет закончено к шести или семи. Возможно, они смогут пообедать в Хейуорде или в одном из заведений на озерах Тил или Лост-Ленд. Там очень хорошие рестораны.
Уэзер вышла из раздевалки и остановилась у поста медсестер, чтобы посмотреть список операций на завтрашнее утро. Обычные люди думают, что хирурги работают не чаще раза в неделю или даже в две недели, и то лишь после тщательного изучения пациента. На самом деле им приходится оперировать ежедневно, а иногда даже по два или три раза в день, почти не зная больного. У Уэзер была хорошая репутация в Нортвудсе, а теперь о ней знали и в соседних округах. Иногда ей казалось, что врачи устраивают настоящий заговор, чтобы не давать ей передохнуть.
— Чарли Деннинг, операция на пальце ноги, — сказала она. — Он едва может ходить, поэтому нужно встретить его у машины с инвалидной коляской. Его привезет жена.
Они прошлись по всему списку, Уэзер чувствовала, что старшая медсестра оценивающе смотрит на нее, еле сдерживая улыбку. Все знали, что Дэвенпорт ночует в ее доме, правда непонятно, в каком статусе, и Уэзер подозревала, что сегодня некоторые сестры поняли, в каком именно. Но ей было все равно.
— …вероятно, придется ее помыть, и я хочу, чтобы вся область была выбрита. Сомневаюсь, чтобы она сама хорошо с этим справилась, ей уже немало лет, а мне нужно иметь свободный доступ.
Их семьи общались, и хотя Уэзер была на десять лет моложе медсестры, они тоже дружили. Наконец они просмотрели список до конца, и Уэзер пошла к выходу, но, дойдя до двери, не выдержала и вернулась.
— Неужели это так очевидно?
— Да, очень заметно, — ответила сестра. — Другие девушки, которые его видели, говорят, что он симпатичный мужчина.
Уэзер рассмеялась.
— Мой бог! Маленькие городки, как я их люблю!
Она снова направилась к двери.
— Только не замучайте его, доктор, — крикнула ей вслед сестра.
Выходя на улицу, Уэзер продолжала улыбаться.
Сегодня ее охранял угрюмый грузный помощник шерифа Арне Брун. Они учились в одной средней школе, он был на два года младше. Арне избрали президентом клуба молодых республиканцев, но, говорят, он стал настолько правым, что республиканцы отказались от него. Когда Уэзер вышла в вестибюль, Брун встал, свернул журнал «Оружие и амуниция» и положил в карман куртки.
— Готовы ехать?
Он вел себя доброжелательно, но желваки у него на скулах ходили, как у настоящего параноика.
— Да, — ответила доктор.
Он вышел из больницы первым, посмотрел по сторонам, потом махнул Уэзер, и они вместе зашагали к парковке. День уже начал становиться длиннее, но было совсем темно, и температура воздуха снова заметно опустилась. Индейцы называют такую погоду «луной падающего холода».
Брун распахнул перед Уэзер дверь своего внедорожника, закрыл ее и обошел машину спереди. Больница находилась на южной окраине города, Уэзер жила в северной его части. Самый короткий путь домой шел по 77-му шоссе до Батлер-роуд, через автостраду у светофора, что позволяло избежать пробки на главной улице.
— Снова холодает, — сказал Брун, усаживаясь за руль.
Следуя указаниям Карра, Уэзер позвонила в полицию и попросила, чтобы ее отвезли домой. Сегодня дежурил Брун. Он вышел из машины всего на несколько минут, чтобы встретить Уэзер, поэтому в салоне все еще было тепло.
— Если так будет продолжаться, то до следующего года не доживет ни один олень.
— Насколько я знаю, сюда собираются доставлять сено на грузовиках.
Они говорили о поддержке диких животных зимой, когда доктор заметила снегоход, стоящий на обочине в пятнадцати футах от стоп-линии перед перекрестком с Батлер-роуд. Водитель опустился на колени возле снегохода, видимо пытаясь найти неисправность. Вдоль дороги шел санный след, а снегоходы постоянно ломаются. Но внимание Уэзер привлекла одна деталь: мужчина смотрел на них, а его руки продолжали что-то делать.
— Снегоход застрял, — сказала она.
Брун тоже обратил на него внимание.
— Ага.
Он остановился у стоп-линии, и они оказались рядом со снегоходом. Уэзер не могла отвести от него глаз. Когда внедорожник тормозил, свет фар отражался от сугробов на обочине, освещая водителя снегохода. Уэзер увидела, как он встал, выхватил дробовик и побежал к ее окну.
— Ружье! — закричала она. — У него…
Она нырнула вниз, а Брун нажал на газ. Окно в шести дюймах над Уэзер разлетелась на куски. Брун вскрикнул от боли и рванул руль. Внедорожник занесло, заднее стекло разбилось, словно кто-то ударил по нему молотком, и на Уэзер посыпались осколки. Она посмотрела налево: голова и лицо полицейского были залиты кровью, он навалился на руль. Машина описывала круг, ревел двигатель, визжали шины…
Снова прогремел выстрел дробовика — на этот раз она его услышала и ощутила удар в дверь возле локтя. Брун стонал, но продолжал сжимать руль. Машина покатила по дороге.
— Нужно вернуться, нужно… — бессвязно проговорил полицейский.
Уэзер почувствовала, что они набирают скорость, и приподнялась над сиденьем. Стекло исчезло, но зеркало оставалось на месте. Водитель снегохода вскочил в седло и бросился следом за ними, и Уэзер внезапно вспомнила ночь убийства Лакортов и снегоход, мчащийся по придорожному кювету…
Они гнали мимо лесопитомника, возвращаясь к парковке возле больницы. Ровные ряды сосен проносились мимо, как черные столбы забора.
— Нет, нет, — шептала Уэзер, чувствуя, как сердце бьется у самого горла.
Она посмотрела в зеркало — снегоход неотвратимо приближался.
— Он поднимает ружье! — закричала она.
Брун опустил голову, а Уэзер соскользнула на пол. Рев двигателя почти заглушил два быстрых выстрела, дробь застучала по корпусу машины. От следующего выстрела треснуло ветровое стекло, осколки опять полетели во все стороны. Брун снова застонал и пробормотал:
— Я ранен, ранен…
Однако он продолжал давить на педаль газа, и скорость увеличивалась. Выстрелы смолкли. Уэзер приподнялась и выглянула в боковое разбитое окно, а потом и в заднее.
Дорога была пуста.
— Он исчез, — сказала она.
Брун почти касался руля подбородком.
— Держись, — со стоном проронил он и ударил по тормозам.
Слишком поздно.
Перед въездом на парковку возле больницы нужно было свернуть направо. Это сделали специально, чтобы заставить водителей снижать скорость. Внедорожник двигался слишком быстро и не вписывался в поворот. Уэзер уперлась обеими руками в приборную панель и приготовилась к удару. Они мчались к небольшому цветнику, скрытому под снегом и окруженному оградой высотой в фут.
Когда Брун нажал на тормоз, внедорожник занесло, а потом машина ударилась в ограду. Их отбросило в сторону, они заскользили по снегу, взвыл двигатель…
На парковке были люди.
Уэзер ясно и отчетливо увидела их застывшие лица — так взгляд выхватывает даму червей, когда кто-то быстро тасует колоду карт.
В следующее мгновение машина оказалась на парковке. Она пошла юзом, въехала в сугроб и стала опрокидываться набок. Уэзер схватилась за ручку двери, пытаясь удержаться, но ее толкнуло в сторону, пальцы разжались, и она начала падать, падать на мягкое тело помощника шерифа. Брун пронзительно закричал.
Наконец все остановилось.
Уэзер не понимала, что происходит. Осталось лишь ощущение удара. Впрочем, она была жива. При аварии ее бросило на Бруна. Она посмотрела сквозь разбитое ветровое стекло и увидела чьи-то ноги.
— Не двигайтесь, не двигайтесь! — послышались голоса.
И тут она подумала: «Огонь!»
Она уже чувствовала запах, ощущала жар. Уэзер доводилось работать на пожарах, и она не хотела бы получить ожоги. Она приподнялась, стараясь не касаться Бруна, который был в сознании.
— Боже мой, боже мой… — тихо стонал он.
Она надавила на ручку двери и попыталась открыть ее. Дверь сдвинулась на пару дюймов. Послышались новые голоса и крики.
За ветровым стеклом мелькали чьи-то лица, потом кто-то появился сверху и заглянул в боковое окно. Это оказался Робби, ночной санитар, занимавшийся бодибилдингом, из-за чего Уэзер всегда посмеивалась над ним. Благодаря своей силе он легко открыл дверь. Никогда прежде она не была так рада видеть его. Робби явно испугался за нее.
— Вы в порядке, доктор?
— Снегоход, — сказала Уэзер. — Где мужчина на снегоходе?
Культурист огляделся по сторонам. Рядом уже собралась небольшая толпа.
— Кто? — недоуменно спросил он.
Уэзер сидела на краю больничной кровати в своем костюме хирурга. Ее левая рука и нога были в кровоподтеках, на запястье остались три небольших пореза, но ни один из них не нужно было зашивать. Вроде бы никаких внутренних повреждений. Брун находился в реанимации. Она вытащила дробь из его руки и грудной клетки.
— Завтра у тебя все будет ужасно болеть, — сказал Райс, врач-терапевт, который осматривал ее, а потом ассистировал во время операции. — Можешь не сомневаться. Прими несколько таблеток ибупрофена перед сном и постарайся не напрягаться этой ночью.
Сохраняя серьезное выражение лица, Райс бросил взгляд в сторону Дэвенпорта.
— Ладно-ладно, проваливай, — проворчала Уэзер.
— Неужели уже все знают? — спросил Лукас, когда врач ушел.
— Думаю, несколько учеников католической школы еще остаются в неведении, — ответила Уэзер.
— Ммм.
— Что тебе удалось выяснить? — спросила она.
— Только то, что ты должна была умереть. Снова. Так бы и случилось, если бы Брун не продолжал давить на педаль газа.
— А тот недоносок опять унес ноги.
— Да. Он ждал за деревьями возле стоп-сигнала, пока не увидел, что вы приближаетесь. После первых выстрелов преступник ехал за вами до того места, где линия электропередач проходит через лесопитомник, а потом свернул и скрылся между деревьями. Мы могли бы его преследовать, только если бы рядом оказался снегоход. Вероятно, он все просчитал заранее и подготовил пути отхода. Если бы Брун не справился с управлением и внедорожник съехал в кювет, мерзавец прикончил бы тебя без всяких проблем.
— Но почему он не стрелял в дверь?
— Он пытался, — ответил Лукас. — Иногда крупная дробь пробивает дверь машины, но в большинстве случаев — нет. Три дробинки прошли насквозь. Одна попала в Бруна, две — в приборную панель. Кроме того, Брун получил ранение в руку через разбитое окно.
— Господи, — пробормотала она и посмотрела на Лукаса, который стоял, прислонившись к смотровому столу и сложив руки на груди. С тем же выражением лица он мог бы говорить о бейсбольном матче. — Ты совсем не испугался.
Лукас приехал перед тем, как Уэзер вошла в операционную, и остался ждать. Он не прикасался к ней. Просто смотрел. Она слезла со стола и поморщилась. Райс был прав: завтра ей будет плохо.
— Всю дорогу сюда я думал о том, что мое чрезмерное тщеславие едва не привело к катастрофе, — сказал Лукас. Он оттолкнулся от стола, поймал правой рукой прядь волос на затылке Уэзер и повернул ее лицом к себе. — Я хочу, чтобы ты убралась отсюда! Ты не должна пострадать. Ты меня понимаешь? Ты…
— При чем тут твое тщеславие?
Она схватила его обеими руками за рубашку. Они стояли лицом к лицу и слегка раскачивались.
Лукас замер, продолжая держать ее за волосы.
— Я думал, что он напал на тебя из-за меня. И еще, что именно из-за меня он убил мальчика Мюллеров.
— Но это не так?
— Нет. Ему нужна ты. Тебе что-то о нем известно. Возможно, ты знаешь, кто он такой. Или он так думает. Ты ничего не подозреваешь, а он уверен, что ты важный свидетель.
— Когда я возвращалась из дома Лакортов в первую ночь, рядом с моим джипом ехал какой-то снегоход. Я думала, что водитель спятил.
— Ты мне не рассказывала.
— Я не знала, что это важно.
Он отпустил ее волосы и обнял за плечи, стараясь не задеть левую руку. Она обхватила его здоровой рукой, но тут Лукас отступил на шаг и вытащил из бумажника фотографию.
— Тебе известен этот жирнюга. Он дважды пытался тебя убить. Кто он?
— Не знаю. — Она вгляделась в снимок. — Не имею ни малейшего понятия.
Глава 17
— Я в порядке, Джо. Правда, — сказал священник, стоя в коридоре между кухней и спальней.
Он был благодарен за звонок, но одновременно испытывал раздражение. Ведь утешать — это его дело.
— У меня выдался удачный день, — продолжал он, покачивая головой. — Ты ведь знаешь о слухах, которые ходят обо мне и Лакортах. Я боюсь что-то говорить, чтобы не усугубить положение. Это сводит меня с ума. Впрочем, я нашел способ борьбы.
Ему казалось, что язык превратился в наждак от огромного количества лимонных леденцов. После того как Берген перестал пить, он прикончил уже две дюжины больших пакетов. Сейчас он взялся за следующий из новой партии.
Джо говорил, что нужно жить одним днем, но священник слушал его вполуха. Когда год назад он перестал пить, ему вовсе не хотелось этого. Просто не было другого выхода. Берген терял паству, он умирал. Поэтому он выбрал трезвость, и смерть отступила, а прихожане вернулись. Это не решило проблем, от которых он лечился при помощи виски. Одиночество, тоска и другие неприятности по-прежнему давили на него, но он не находил ответов. Он плыл по течению веры.
На этот раз священник решил написать объяснение, сделать жалкую попытку мольбы о понимании. Но вместо этого получились лучшие строки, когда-либо созданные им. Судя по реакции прихожан во время утренней мессы, ему удалось пробиться к их сердцам. Они соприкоснулись душами. Отец Фил почувствовал, как рушатся стены, увидел шанс покончить с одиночеством.
«Возможно, — подумал Берген, — я сумею исцелиться». Опасная мысль. И все же он продолжал сосать лимонные леденцы. Лучше подстраховаться.
— Я не буду выходить. Клянусь. Джо, многие вещи изменились. Теперь у меня есть чем заняться. Хорошо. И спасибо.
Священник положил трубку на рычаг, вздохнул и уселся в рабочее кресло. Он набирал текст на компьютере «Zeos-386».
«Среди нас живет дьявол. И кто-то из тех, кто находится сейчас в церкви, может знать его имя».
В этот момент он поднимет взгляд и посмотрит в глаза каждому из прихожан, используя наступившую тишину, чтобы усилить напряжение.
«Убийца семьи Лакортов должен был возникнуть из самых страшных человеческих пороков и глубин нечистого сердца. Спросите у себя: знаю ли я этого человека? Есть ли у меня подозрения? Верю ли я в глубине собственного сердца?»
Берген работал в течение часа, а потом распечатал и прочитал написанное. Превосходно. Собрав страницы, он отнес их в спальню и посмотрел в большое зеркало.
— Среди нас живет дьявол…
Нет, не так. Он остановился. Понизил голос на пол-октавы, сделал его скрипучим.
— Среди нас живет дьявол…
Быть может, следует показать замешательство и сомнения? Или это будет сочтено слабостью?
— …страшных человеческих пороков и глубин нечистого сердца, — медленно проговорил священник, глядя на себя в зеркало. Он покачал головой, словно был удивлен, что такие вещи возможны здесь, в округе Оджибве, а потом продолжил медленнее, но с нарастающим гневом: — Знаю ли я этого человека? Есть ли у меня подозрения?
Он объединит свою паству. Да, Филипп Берген сделает это. А они, в свою очередь, спасут его. Он взглянул на бумагу, наслаждаясь потоком слов.
Впрочем… Он еще раз просмотрел текст проповеди. Слишком часто встречаются «глубоко» и «сердце». От повторения слов слушатели могут почувствовать дискомфорт. Ладно. Нужно выбросить одно «глубоко» и заменить последнее «сердце» на «душа». «В душе я верю».
Он работал перед зеркалом, глядя на себя через очки в стальной оправе. Его щеки подрагивали от праведного гнева, слова громом разносились по маленькой комнатке.
Если не считать его собственного голоса, в доме было тихо. Он слышал, как у него за спиной тикают часы «Блэк форест», потихоньку пощелкивают воздуховоды, когда по ним проходит нагретый воздух, да еще снаружи доносился скрипящий звук — кто-то убирал снег.
Берген сходил на кухню за стаканом воды и, пока пил, бросил взгляд на свое отражение в зеркале шкафчика. Уже немолодой человек: глубокие морщины на лбу, редеющие волосы, заметный живот. Огрубевший от работы человек, чьи лучшие дни остались в прошлом. Человек, который никогда не покинет округ Оджибве… Ну ладно.
Он вновь услышал шорох лопаты, подошел к переднему окну, раздвинул занавески кончиками пальцев и выглянул наружу. На другой стороне улицы один из детей Макларенов счищал лопатой снег с тротуара. Маленький мальчик, и это в одиннадцать часов вечера. В семью Макларен вновь пришло несчастье — алкоголь. Сам Макларен пил почти все время. Берген вернулся к работе, внес еще несколько изменений в проповедь и сохранил текст на винчестере и на дискете, после чего распечатал вариант для себя.
«Среди нас живет дьявол. И кто-то из тех, кто находится сейчас в церкви, может знать его имя».
Возможно, следует усилить начало:
«Кто-то из сидящих здесь знает его имя».
Но так он может оказать даже больше влияния на ход событий, чем хотелось бы.
Читать бесплатно другие книги:
