Война Бабченко Аркадий
– Долго еще? – поинтересовался командир закопченного отряда у творца зловонных зелий. – Есть время отмыться? Да и тебе пару разков окунуться не мешало б…
– Нельзя, некогда, – замотал напоминавшей ощетинившегося ежа головой маг, подбросив в один из костров поленья, а затем быстро замешав в котле поварешкой. – Зелье быстро остывает, а температура реакции очень важна… Чуть-чуть замешкаемся, и все труды насмарку! Пока доваривается, пусть Милена пилюли от запаха раздаст, а ты проведи инструктаж… Надеюсь, помнишь, что я тебе рассказывал о телепортах.
– Да помню, помню, – ответил Огарон и жестом подал знак единственной даме в отряде приступить к раздаче чудодейственных средств, способных на время лишить кровь морронов характерного для нее запаха.
– Так мы ж недавно только эту гадость глотали, – возмутился один из легионеров, нехотя беря пилюлю из рук девушки. – Нам же только через шесть часов принимать их надобно…
– Понимаешь, Нифер, – решил пояснить Корбис, – телепорт – штука загадочная. Он искажает не только пространство, но со временем шутку сыграть злую может. Шагнешь в него в час пополудни, а неизвестно, какое время суток окажется, когда из него выйдешь. Ты же не хочешь, чтоб от тебя вдруг «морронятиной» запахло, да еще в Удбише – обители кровососов, так что подстраховаться не грех. Ладно, хватит трепаться! Нечего дебаты разводить. Взяли пилюльку в рот, глотаем!
Видимо, вкус чудодейственного средства был далеко не из лучших: на лицах всех до единого легионеров появились гримасы отвращения. Лишь один член небольшого отряда не морщился, а злорадно ухмылялся, и это был Марк. Поскольку паренек не являлся морроном, то был избавлен от неприятной процедуры. Сочувствия же, по его мнению, соратники ничуть не заслуживали, ведь настоящие боевые товарищи никогда не пошутят так зло, как издевнулись они над своим преданным союзником, то бишь над ним, заставив страдать от происков мерзкого, визгливого, брыкастого, вонючего и к тому же крайне нечистоплотного поросенка.
– Ну, вот, все молодцы, все пилюлек накушались! – продолжил речь Корбис, от отвращения сам морща лицо, сплевывая под ноги и проклиная в мыслях Гентара, не удосужившегося примешать в смесь парочку-другую нейтрализующих вкус добавок. – Теперь перехожу к главному. Слушайте внимательно, повторять не стану! Как возникнет телепорт и наш злодей-пилюледел Мартин даст отмашку, берем пожитки и заходим в эту магическую гадость по одному, как бы страшно иль противно ни казалось. Времени мало, продержится телепорт недолго, так что не мешкаем! И запомните: кто не успеет переместиться, тому самому придется в город пробираться, а это дело безнадежное, вы уж поверьте!
– Да верим, верим! Мы же не дурни, нам же неохота сквозь стадо шеварийское под стенами крепости ползать, – вновь подал голос чересчур разговорчивый в этот день Нифер.
– Вот и отменно, что такие понятливые! – Командир сурово посмотрел на словоохотливо парня. – Мартин задаст координаты, куда нас телепорт переместит. В идеале мы окажемся сразу за крепостной стеной в восточной части города. Там пустыри, бедняцкие халупы и нагромождение всяких убогих развалин, так что никакая вражья рожа нашего появления не заметит. Как только переместились, не мешкаем, зубами от удивления иль с испугу не клацаем! Ноги в руки и, не дожидаясь товарищей, перемещаемся в точку сбора. Все помнят, где она находится?!
– Все, – подали голоса несколько морронов, а не столь разговорчивые просто кивнули.
– Вот и прекрасно, – продолжил Корбис, – но на всякий случай еще раз отмечу: нас может раскидать как во времени, так и в пространстве. Кто-то появится в Удбише прямо сейчас, кто-то переместится лишь к вечеру, а кого-то только к полночи забросит. Та же самая чехарда может выйти и с местом…
– Это как еще? – вновь подал голос неугомонный Нифер.
– А это так, – пояснил Корбис, показав болтуну кулак, – что кого-то точно в указанное место выбросит, а другие на стене крепостной окажутся или под стеной, но с другой ее стороны. В общем, не пугайтесь, как повезет – так повезет! Долго на месте не задерживайтесь, сразу выбирайтесь из пространства, охваченного чарами, и ничего и никого там не трогайте. Вон, Милена, кажись, подробней объяснить жаждет!
– В момент выхода из портала времени не существует, – пояснила Милена, тоже слышавшая рассказ некроманта, но большее внимание, чем командир, уделившая второстепенным мелочам. – Любой объект в зоне выхода будет неподвижен, как статуя, будь то человек, зверь иль птица в небе. Телепорты шеварийских вампиров в этом плане более безопасны и совершенны, но мы имеем то, что имеем… Главное, запомните, ни до кого в зоне перехода не дотрагивайтесь. Неизвестно, что статься может…
– Молодец, Милена, правильно объяснила, кратко и четко! – подал голос Гентар, бегавший с поварешкой и склянками между котлов, но в то же время краем уха прислушивающийся к объяснениям. – Вот в принципе и все, что вам следует знать… Кто заинтересуется, обязательно подробней расскажу, но позже, с гулящей девкой на коленях и за кубком вина… Корбис, у тебя все?
– Все, – кивнул командир.
– Прекрасно, у меня тоже все готово, – скороговоркой пробормотал Гентар, выливая в котлы содержимое последней из склянок. – Теперь берите вот тот котел и тащите его к колодцу. Беритесь минимум вчетвером и, ради всего святого, не расплескайте! Смесь не только горяча, но и крайне ядовита… Хоть капля на кожу иль одежду попадет, я за последствия не поручусь!
Нехотя и предельно осторожно морроны вшестером взялись за края котла средних размеров и аккуратно, почти как грудное дитя, потащили его к колодцу. Ноша была не очень тяжелой, но рисковать бессмертным воинам не хотелось, уж больно убедительно прозвучало предупреждение мага, да и едкий запах, исходивший от зловеще булькающего темно-зеленого варева, вселял страх в их сердца.
– Ставьте на дно, на дно колодца чан опускайте! Медленней, медленней, плавно, а то на руки брызнет! – руководил переноской Мартин, бегая вокруг процессии и стараясь следить за поведение жидкости в чане. – Опускайте по центру, точно по центру!
По правде сказать, некромант опасался, что от встряски в зелье начнется необратимая реакция, результаты которой могли оказаться небывало разрушительными – не стало бы не только их, но и островка вместе с речушкой. Естественно, он не поделился опасениями с теми, кто нес котел. Зачем волновать тех, кто несет в своих руках смерть, причем не в переносном, а в самом что ни на есть прямом смысле?
– Так, так, замечательно! Молодцы! – похвалил соклановцев некромант, когда котел плавно и совершенно бесшумно коснулся бревен на дне колодца. – Теперь берем шесты и с трех сторон осторожненько чан переворачиваем! Кто за шесты не берется, отойдите лучше подальше и под ногами не мешайтесь!
– А вылить нельзя, что ль, было?! Так проще ж… – посетовал изрядно взопревший Нифер.
– Корбис, ты кого в отряд понабрал?! Просил же толковых! – с тяжким вздохом усталости произнес маг, не в силах доказывать дилетантам явное.
– Ты что вопросы глупые задаешь, дурья башка?! Чего не понятно-то?! Сказали, так надо, значит, так надо! – разозлился Огарон на болтливого паренька. – И вообще, бери пример с Марка! Всю дорогу нас болтовней дурацкой доставал, а сейчас молчит, в рот воды набравши! Марк и тот понимает, что, когда дело важное да опасное, с расспросами лучше под руку не лезть!
– Вот и дождался, меня похвалили, – хмыкнул Марк, действительно ведущий себя на удивление сдержанно и благоразумно.
В данный момент древнее существо не то чтобы крутилось под ногами и приставало с расспросами к морронам, а, наоборот, находилось на самом дальнем краю островка и даже подумывало на всякий случай забраться под воду. Марк знал, какое опасное зелье приготовил некромант, ведь это он помогал переводить магу древние манускрипты и даже опасался вдыхать едкие пары, исходившие из чана.
Как только котел перевернули, со дна колодца повалили клубы белого-пребелого пара и раздалось шипение, напомнившее многим присутствующим рев смертельно раненного зверя. Инстинктивно морроны отскочили на несколько шагов назад, ожидая иль взрыва, иль другой бурной реакции, однако ни того ни другого не последовало. На месте остался лишь Мартин Гентар. Во-первых, с ног до головы перепачканный сажей да остатками промежуточных растворов некромант слишком устал, чтобы совершать резкие движения, а во-вторых, он знал, что жидкости можно уже не опасаться. Она утратила свои опасные свойства, вступив в реакцию с древесиной и частицами песка, все-таки оставшимися на дне колодца.
Минуты три шипение продолжалось, а когда оно стихло, маг махнул рукой, подзывая желающих подойти и утолить свое любопытство. Морронам предстало удивительное зрелище. Едкая, агрессивная жидкость разъела бревна, а затем не ушла, просочившись сквозь речной песок, а образовала вязкую массу нежного светло-синего цвета, которая застывала прямо на глазах и чем-то напоминала хорошую каменную кладку, без зазоров между камнями. Она покрывала не только дно, но и стены вырытой ямы. От древесины не осталось и следа, сохранились лишь угловые столбы, структура которых также претерпела разительные изменения. Кора на них пожелтела, оплавилась и растеклась по вертикальной основе ровным слоем. Такого эффекта еще никто никогда не видел, даже некромант. Протянутые между столбами веревки в ходе реакции покрылись едкими испарениями, но быстро впитали их, а после этого заблестели, словно нити паутины огромного паука. При касании они звенели, как струны, однако, кроме праздновавшего победу Мартина и Милены, никто не осмелился извлечь из них звук.
– Получилось, все получилось! Самое сложное позади. Теперь тащите другой котел, вон тот! – скомандовал некромант, широко улыбаясь и не пытаясь скрыть свои радостные чувства. – Теперь можете не бояться! Жидкость горячая, но не опасная! Обольетесь ненароком, кроме ожоговых волдырей ничего не вскочит! – обнадежил Гентар, а затем со смешком добавил: – Будет бо-бо второй иль третьей степени, но это ерунда, это я лечить умею…
Несмотря на успокоительное заверение ученого мужа, носильщики жидкой смерти взялись за второй котел так же бережно и осторожно, как за первый. Его содержимое попахивало намного слабее, да и выглядело не столь устрашающе. Маг приказал вылить жидкость, не опуская котел на дно, а просто наклонив его. Вязкая ярко-зеленая жидкость, потихоньку вылитая в яму, не вступила в реакцию с застывшей массой, покрывавшей дно и стенки колодца. Она осталась точно такой же, только поменяла тару на более просторную и неподвижную.
– Все, теперь подтаскивайте третий чан, но в яму не сливайте! Поставьте посудину вон здесь, – приказал Гентар, ткнув грязной поварешкой в песок у своих ног, – а затем готовьтесь к отправке. Телепорт просуществует всего пять-шесть минут, за это время все должны успеть пройти. Заходим только по моей команде, очередность уж сами установите!
– Каждый берет поклажу, как ранее распределили! Никто ничего не забывает! – продолжил отдачу приказов Корбис, дождавшись, когда Гентар закончит говорить. – Здесь не должно ничего остаться! Мне не барахла жаль! В походе все может пригодиться, даже веревки, кирки да лопаты!
Уже через минуту все было готово. Последний, третий, котел был снят с костра и бережно перенесен к ногам чуть не валившегося от усталости, но все же державшегося некроманта. Походные мешки были собраны, ремешки доспехов подтянуты, а обрубки бревен и прочий хлам побросаны в воду. Храня гробовое и от этого в чем-то величественное молчание, отряд обвешанных поклажей морронов выстроился полукругом вокруг пока еще мертвого, бездействующего телепорта. Затаив дыхание и не отрывая глаз от перепачканного сажей, взлохмаченного и растрепанного некроманта, легионеры ожидали, что дальше произойдет. Томиться им пришлось недолго, не долее одной-единственной минуты.
Тщательно перемешав все еще горячую, но уже начинающую остывать смесь в котле, Мартин зачерпнул пузырящуюся жидкость поварешкой и, мысленно прося Небеса, чтобы все получилось, выплеснул первую порцию жидкости в яму. Ничего не произошло, масса на дне колодца даже не зашипела. Это расстроило многих, но только не мага, знавшего, что для получения должного результата он еще должен добавить полдюжины, дюжину, а может, и того большее количество поварешек. Он ведь не знал точную пропорцию, в какой нужно вливать последний реагент, активирующий телепорт. Безжалостное время не пощадило самый конец древнего манускрипта, а Марк того тем паче не знал, ведь он был всего лишь переводчиком…
Бедному старику пришлось вычерпать более трети чана, прежде чем воздух над ямой наконец-то задрожал, затем завертелся по кругу и приобрел легкий голубоватый оттенок.
– Ну, пора! – выдохнул Нифер и отважно шагнул к телепорту.
– Стой, дурень, иль хочешь по частям в Удбиш прибыть?! – сквозь свист ветра прокричал некромант. – Только по моей команде!
Торопыга поспешно вернулся в строй, но не избежал крепкой оплеухи от командира. Корбис чувствовал себя виноватым: виноватым в том, что взял с собой, как оказалось, чересчур непослушного паренька, хотя имелись куда более достойные кандидатуры; виноватым в том, что, как дитя, засмотрелся на чудное действо и не успел вовремя остановить торопыгу. Корбис Огарон чувствовал свою вину, и поэтому оплеуха вышла такой крепкой, что парень просто повалился с ног.
Засмотревшись, как поднимается с земли непутевый соклановец и как командир отряда отчитывает глупца, морроны пропустили самое главное. Они прозевали тот момент, когда воздух над ямой вдруг замер и возникло нежное, приятное глазу синее-пресинее свечение.
– Пора! – по привычке громко прокричал некромант, интенсивно махая свободной от поварешки рукой. – По одному, и строго по моей команде!
Все пошло как-то не так. В отряде морронов возникло замешательство. Никто не хотел шагнуть в телепорт первым, уж слишком убедительно прозвучала угроза Мартина о возможном прибытии на место по частям… В этот момент спас положение Марк. Не говоря ни слова (что для него было странно), паренек отважно шагнул в телепорт, подав пример остальным. Второй к краю ямы подошла Милена, грозная рыжеволосая воительница, с ног до головы закованная в великоватые ей доспехи, с массивным арбалетом в руках и с полупустым мешком за спиной.
– Можешь, свечение еще сильное! – дал отмашку некромант, держа поварешку с очередной порцией смеси наготове.
Девушка сделала шаг вперед и растворилась в сиянии, которое тут же ослабло, местами из синего превратилось в голубоватое и тревожно замерцало. Две выплеснутые на дно поварешки исправили положение дел. Перемещение остальных участников опасной затеи прошло без сучка и задоринки. Одним за другим по команде Гентара морроны исчезали в недрах загадочного свечения, и вот настал черед предпоследнего – черед командира.
– Ты помнишь, что должен сделать? – перед тем как дать отмашку, спросил некромант. – Учти, это важно! Без этого отряд Дарка не сможет перебраться через крепостную стену!
– Не волнуйся, помню! – кивнул Огарон, доставая из вещевого мешка небольшой, умещающийся в ладони прозрачный шар, заполненный игристой, разноцветной смесью. – Оставлю эту сферу на смотровой площадке ближайшей башни. Подвешу с внешней стороны зубцов, так что шеварийские часовые не заметят ни ночью, ни днем.
– Хорошо, ступай! – прохрипел осипший некромант, выливая в яму содержимое поварешки.
Корбис кивнул и тут же исчез. Гентар остался один и отшвырнул бесполезный черпак. Дело было плохо, все-таки некромант оплошал. Котел был пуст, последнего реагента хватило тютелька в тютельку, а свечение, как назло, стало слабеть и вот-вот должно было совсем погаснуть. На то, чтоб размышлять, вступить в телепорт или остаться, времени не было. Каждая секунда задержки в разы снижала шанс на успех. Не ведая, что его ждет впереди, Мартин Гентар закрыл глаза и мужественно спрыгнул в яму всего за секунду до того, как не синее уже, а лишь светло-голубоватое свечение померкло.
Сон необычайно полезен для здоровья и улучшения душевного самочувствия, если, конечно, пробуждение проходит гладко и не приносит дурных новостей. Дарк спал крепко и без тревожных видений, частенько мучивших его в ночи. Однако, когда моррон очнулся и открыл глаза, настроение его мгновенно ухудшилось.
– Вальберг, ко мне! – громко выкрикнул командир, вставая с жесткого ложа из помятой травы и слегка вдавленных в землю его телом сухих веток.
Вообще-то Аламез предпочел бы побеседовать с Герхартом, но сержанта поблизости не было видно, как, впрочем, и еще нескольких бойцов. Те же, кто находился на поляне, вели себя крайне странно – поспешно подтягивали ремешки доспехов и опоясывались оружием, как будто он уже отдал приказ готовиться к выступлению. В сердце моррона тут же закралось тревожное предчувствие.
– Дитрих, плохие новости! – едва лишь подойдя к командиру, подтвердил худшие предположения Вальберг. – Пятеро пленных бежали, причем мерзавцы прихватили с собой много харчей.
– Где Герхарт? Только не говори, что в погоню без моего приказа пустился.
– Да нет, он посты проверяет, – немного успокоил командира Вальберг. – Ну, а ребята, сам понимаешь, все всполошились… Уходить, чую, надо.
– Почему меня сразу не разбудили? – задал моррон вполне уместный вопрос.
– Да когда ж? – удивленно выпучил глаза старший стрелок. – Мы вот только-только сами пропажу обнаружили. Я сам к тебе шел, но ты уж позвал…
– Ладно, не тараторь, – быстрая речь помощника мешала Аламезу собраться с мыслями. – В конце концов, беды большой не произошло, но уходить с поляны надо, в этом ты прав, так что зови Герхарта, пусть строит отряд.
Дезертирство всегда омерзительно, особенно если оно сопряжено с воровством, пусть и незначительным. В отряде силой Дарк никого не держал, но при данных обстоятельствах бегство нескольких глупцов ставило под удар всех. Одним в чужом лесу, в чужой стране, без знания языка и обычаев местных жителей герканцам было не выжить. Вопрос был лишь в том, когда недотеп схватят. Если они снова угодят в плен через несколько дней и довольно далеко от стоянки, то можно не беспокоиться; но если всего через пару часов и в этом лесу, то моррону нужно было срочно придумать иной план, как оказаться до двух часов ночи возле крепостного рва в обозначенном Мартином месте. После недолгих пыток, проведенных на скорую руку в походных условиях, взятые живьем дезертиры выложат шеварийцам все, о чем только знали и о чем догадывались. Весть о том, что небольшой диверсионный отряд герканцев, переодетых перебитыми конвоирами, собирается проникнуть в Удбиш, мгновенно облетит все посты, а соответствующие донесения тут же будут направлены всем командирам стоявших возле столицы частей. В этом случае появление возле крепостной стены означало бы верное самоубийство.
Действовать по старому плану было крайне опасно, но отступать уже нельзя. Лес, в котором они находились, был очень небольшим, спрятаться в нем практически негде. Чтобы добраться до большого лесного массива, им пришлось бы снова пересечь Вентелку и пройти две-три мили пустого, хорошо просматриваемого со всех сторон пространства. Если в этой местности имелись армейские наблюдатели, а Дарк не сомневался, что шеварийское командование непременно желало просматривать все подступы к столице, то мимо них не пройти. Дозорные заметили бы отряд, и уже через час, а может, и раньше, за ними началась бы охота, от которой вряд ли смог бы увести своих людей даже больший знаток леса, чем он. Как ни крути, а выхода у моррона не осталось, приходилось рисковать и вести своих людей вперед.
– М-да, ситуация не из лучших, есть о чем призадуматься, – отвлек Аламеза от дурных мыслей голос фон Кервица, прозвучавший из-за спины.
– А-а-а, ты о своих приятелях… – усмехнулся Дарк, еще пару секунд назад заметивший приближение рыцаря, но не желавший его расстраивать, заявляя, что натренированный шаг разведчика не столь уж и бесшумен. – Странно только, что не ты их бегство возглавил. Ведь план тебе мой не по душе пришелся, так чего ж не бежал?
– Хватит говорить глупости, – фон Кервиц был явно не в настроении шутить. – Сам понимаешь, чем дурость их обернуться может.
– Понимаю, – невозмутимо кивнул Аламез, опоясавшись мечом и поправляя тесноватую кольчугу, – поэтому выступать нужно немедля. Не заставляй меня объяснять явное, то есть почему у нас выхода другого нет.
– М-да, лесок мал… не отсидеться, – с сожалением констатировал прискорбный факт фон Кервиц. – Из двух зол всегда стоит выбирать меньшее, а уж если действовать, то по плохому плану, чем вовсе без него… Через сколько выступать думаешь?
– Да прямо сейчас, – без колебаний ответил Дарк. – Чем быстрее с этого места уйдем, тем ребятам моим на душе спокойней будет и тем меньше шанс, что они с перепугу, то бишь от нервишек пошаливающих, что-нибудь чудное сотворят…
Аламез сдержал свое слово, через несколько минут на лесной поляне вновь воцарилась тишина, и уже ничто не напоминало о том, что еще недавно на ней находилась стоянка небольшого отряда. По лесу герканцы двигались осторожно, хоть всем не терпелось побыстрее удалиться от места, куда вот-вот могли нагрянуть, возможно, уже взявшие их след шеварийские солдаты. Двигались строго в одну линию, стараясь не ломать веток, не пугать лесное зверье и тщательно заметая следы своего пребывания. Торопиться с прибытием диверсантам не стоило, ведь они должны были оказаться на месте незадолго до захода солнца и не раньше. В результате пришлось много петлять и избрать далеко не оптимальный маршрут. На этот раз командир пренебрег предписаниями устава и шел впереди отряда, предварительно дав Герхарту строжайшее указание обращаться с фон Кервицем, как должно с рыцарем, уважительно, но в то же время не подпускать чужака к нему ближе чем на десяток шагов. Разговаривать моррону с агентом герканской разведки не хотелось, тем более в присутствии солдат, чей боевой дух и без того был изрядно подорван, во-первых, самим фактом неминуемого приближения отряда к лагерю вражеских войск, а во-вторых, наиглупейшим и крайне несвоевременным дезертирством.
К концу третьего часа добровольного плутания по лесу Дарк наконец-то решил вывести отряд на дорогу, ведущую к восточным воротам, мимо которой они четырежды прошли. Солнце клонилось к закату, а значит, время перехода к следующему этапу опасного предприятия уже настало. К тому же если за ними и шла погоня, то она давно сбилась с пути, недаром же отряд дважды переходил через болото и тщательно путал следы, двигаясь сквозь чащу замысловатыми зигзагами, придерживаясь направления то строго на восток, то на северо-северо-восток.
На поросшую травой дорогу, более напоминавшую проторенную местными жителями тропу, герканцы вышли удачно, а именно сразу после того, как по ней неспешно проехал патрулировавший округу конный разъезд. С учетом того, что солнце потихоньку садилось и уже почти скрылось за широкими стволами деревьев, это был последний дозор, а значит, внезапных неприятных встреч в лесу можно было не опасаться. Шайки разбойников вблизи столицы явно не водились, а если в округе и бродили мелкие группки лиходеев, то они ни за что не отважились бы напасть на слишком большой для них и гораздо лучше вооруженный отряд.
Скорее всего беглецы-дезертиры пока еще не попались и охота на отряд вовсе не велась. К этому обнадеживающему заключению Дарк пришел сразу, как только увидел конный разъезд. Если бы весть об их появлении облетела округу, то дозор бы был куда многочисленней. Пятеро всадников могли поймать шпиона, изловить дезертира или задержать сомнительных личностей, бродящих в лесу неподалеку от военного лагеря, но при стычке с целым отрядом, без сомнений, сами стали бы жертвами.
Шагать по дороге, пусть даже и такой запущенной, было куда проще, чем пробираться сквозь заросли густой травы да глубокие овраги, то и дело обходя возникающие на пути препятствия в виде раскидистых кустов, непроходимых буреломов, зловонных болот и сросшихся стволами деревьев. Настроение солдат заметно улучшилось, несмотря на уже овладевшую их телами усталость, однако так продлилось недолго, а именно лишь до тех пор, пока лес не поредел, а порыв ветра не принес встревоживший всех запах костра, точнее, многих и многих костров. Шеварийский лагерь находился уже близко, вот-вот из-за поворота дороги должен был показаться кордон и открыться долгожданный, но в то же время и неприятно-настораживающий вид на крепостную стену да на походные шатры вражеских войск.
Как только Аламез перестроил отряд в три колоны и заставил уже позабывших о передвижении строем бойцов маршировать в ногу, разговоры мгновенно стихли, а на лицах герканцев, как по команде, застыли маски напряженной настороженности. Когда же сам командир поспешно встал в строй, а его место во главе шествия занял лжекапрал Крамберг, всем без слов стало понятно, что неприятель уже появился в поле зрения.
Шевариец был один и мало походил на часового, хоть, без сомнений, им и являлся. Широко расставив ноги и положив на колени меч, он сидел на недавно поваленном, уложенном вдоль дороги деревце и ковырялся травинкой в зубах, отрешенно взирая на появившийся из леса отряд. Поднадоевшие к концу смены кольчуга и шлем лежали рядом с явно уставшим от однообразия дежурства воителем, а его темно-зеленая форменная рубаха была даже не опоясана. Однако мнимая беспечность изнуренного долгим бездельем часового могла обмануть кого угодно, но только не тех, кто пробирался лесами к Удбишу от самой герканской границы. Дарк не сомневался, что в кустах вдоль дороги засели еще пятеро-шестеро сослуживцев неряшливого ленивца. Их луки были наготове, а трубач, скорее всего, уже держал у рта походный рожок, готовясь в любой миг подать сигнал тревоги. Похоже, того же опасались и остальные бойцы отряда. Внешне герканцы оставались спокойными, но по мере приближения к посту все чаще косились по сторонам, пытаясь определить, откуда именно полетят стрелы и можно ли будет от них спастись, если быстро выхватить из-за спины щит.
– Здоров служивый! На службе иль так… в лесок прогуляться вышел? – за пять шагов до не обозначенного даже флажками поста обратился к часовому Крамбер, придав лицу дружелюбное выражение.
– Остряк, что ль? – щурясь, проворчал часовой и одарил подошедшего вплотную герканца презрительным взором.
– Да нет, капрал, – бойко ответил ухмылявшийся Крамберг. – Вот и думаю, то ль разговоры с тобой говорить, коль дежуришь, то ль оплеух надавать за то, что не по форме одет, да на посту как на завалинке расселся, еще б портки для пущего удобства спустил…
– Да пшел ты лесом! – проворчал часовой, выплевывая изжеванную травинку капралу прямо на сапог. – Вы, конвойные, нам, армейским, не указ! Ступай куда шел, пока рожа цела!
– Так ты на посту или…
– Да на посту, на посту, чо пристал-то? – лениво возмутился парень, почесывая пузо. – Говорю, проходь, значит, проходь! Не моя забота с конвойской кодлой разбираться! Шагов с полсотни протопаете, – часовой махнул рукой, показывая направление, – там наш полк стоит. Палатку полковника сразу увидите, над ней флаг развевается, вот ему и объясняй, кто вы, откель и за какой надобностью заявились, а мне своих забот хватает…
– Ну и какие ж такие заботы у тебя, горемычного? – поинтересовался Крамберг, подав остановившемуся отряду знак продолжить движение. – Грибы, что ль, собираешь иль белок пасешь?
– Эх, врезать бы те! Да по уставу не положено, – с тяжким вздохом сожаления произнес часовой, но затем все же решился ответить, причем исключительно ради того, чтобы докучливый конвоир поскорей удалился и оставил его наедине со своими мыслями. – От проходимцев ушлых добро полковое охраняю. Вон, вчерась отребье местное палатку продуктовую очистило, три окорока сперли да бочонок вина с собой укатили… Страх голодранцы деревенские совсем потеряли. Хоть бы в болоте потопли, что ль…
– Ясно, – хмыкнул Крамберг, а затем, прежде чем отправиться следом за отрядом, решил попрощаться с шеварийцем: – Ну, бывай! Да, кстати, твоя рожа паскудная мне тоже не по душе пришлась, но каблуком по ней пройтись погожу!
– Чего погодишь-то?! – изумился солдат настолько, что даже не ответил ни бойким словом, ни попыткой нанести болезненный удар.
– Да пока ты под нашу, конвойную, опеку не попадешь, – рассмеялся Крамберг в ответ. – С таким отношением к службе недолго потерпеть осталось…
Это было странное ощущение, не похожее ни на что, испытанное Мартином Гентаром когда-либо прежде. Он не чувствовал ни тела, ни боли, ни движения, одним словом, совершенно ничего, что помогло бы ученому мужу определить, жив он или мертв. В ушах царила небывалая тишина, а ноги не находили опоры. Несколько долгих секунд некромант пребывал в таком странном, во всех смыслах этого слова «подвешенном» состоянии, пока наконец-то не решился открыть глаза.
Тяжкий вздох сам собой вырвался из груди напуганного, но в то же время и очарованного представшей картиной моррона. По большей части эксперимент с перемещением удался. Маг завис в воздухе метрах в двух-трех над крепостной стеной, а внизу простирался огромный город, наверняка Удбиш. Мартин не знал, царил ли сейчас день или властвовала ночь, ведь в пространстве, в котором он оказался, совершенно не было цвета. Все предметы и живые существа были черно-белыми, а точнее, воспринимались его глазами как неоднородно-серые. Некромант и не подозревал, что палитра невзрачных серых оттенков и тонов столь красива и многообразна.
В мире, где он очутился, все замерло: птицы в полете, часовые, расхаживающие с алебардами на плече по крепостной стене между башнями, дым, поднимавшийся из труб кажущихся отсюда крошечными домиков, и даже властители воздушных сфер – ветра. Он попал в самый центр мертвого пространства, в краткое мгновение между секундами, которое мы не ощущаем и не в состоянии постичь. Его задачей было как можно быстрее добраться до границы мертвой временной зоны и вернуться в привычный мир, где время не стоит, а неумолимо стремится вперед и где его частенько не хватает.
Понимать одно, сделать – совсем другое! Попытки пошевелить своим телом к утешительным последствиям не привели. Нет, руки и ноги Гентара слушались его приказов и двигались, да и голова без каких-либо трудностей вертелась, но вот только изменить свое положение в пространстве некромант никак не мог. Сколько он ни дергался, пытаясь опуститься вниз, на крепостную стену, но по-прежнему неподвижно висел в воздухе, как будто был намертво приклеен.
Ученый муж остается ученым всегда, даже когда его сердце оставляет надежда. Его пытливый ум непрерывно работает, мозг не может прозябать без дела. По субъективным ощущениям, проведя в подвешенном состоянии примерно с четверть часа, Мартин экспериментировал, и хоть коснуться ногами твердой опоры ему так и не удалось, но зато некромант сделал два важных открытия. Во-первых, он выяснил, что продукты жизнедеятельности его организма обладают способностью выделяться даже в этой необычной среде, а во-вторых, маг для себя открыл, что обладает отменной меткостью и смог бы стать неплохим лучником, арбалетчиком или метателем ножей. Ведь не каждому дано попасть плевком птице точно в глаз с расстояния в пять-шесть шагов и помочиться замершему внизу стражнику за отворот кирасы, да так точно, чтобы ни одна капля не попала на его шлем.
Впрочем, эти забавы вскоре закончились, ведь запасы жидкости в организме мага были не вечными. Некромант заскучал, ему все трудней и трудней удавалось отогнать от себя мрачную мысль, что он может пробыть в таком состоянии целую вечность. Это казалось еще хуже, чем смерть. Смерть – всего лишь забытье, а он оказался в пустоте и, как назло, не мог забыться даже на время, то есть, говоря проще, уснуть.
Но вот провидение сжалилось над морроном, по достоинству оценив его храбрость, с которой он шагнул в угасающий телепорт. А может, в происходящее вмешался и Коллективный Разум, не желавший, чтобы один из его любимых, надежных «инструментов» воздействия на судьбы человечества без толку пылился на «полке времени». Как бы там ни было, а сухая и горячая щека тщетно пытавшегося заснуть некроманта внезапно ощутила легкое, ласкающее дуновение ветерка.
Мартин мгновенно открыл глаза. Черно-белый мир вокруг постепенно становился цветным, а его тело медленно опускалось вниз, вновь обретая вес и тяжесть. Однако радость продлилась недолго, ведь мир продолжал оживать, а он сам должен вскоре опуститься прямо на крепостную стену, всего шагах в двух-трех перед стражником, которого он так метко «пометил».
В спешке некромант не прихватил с собой ни оружия, ни вещей. Все его пожитки, да и одежда остались на островке. Всего за секунду до довольно жесткого падения на каменный пол крепостной стены Мартин очень сильно пожалел, что неосмотрительно избавился от поварешки и что не имел хорошей привычки, как многие другие морроны, носить за голенищем сапога охотничий нож.
Настоящему мастеру не нужно оружие, поскольку он сам является таковым. Лучшие из лучших убивают врага одним только взглядом, а иногда и видом… Приземление было внезапным и жестким, хотя в последний момент Мартин сумел сгруппироваться и разбил о камни только коленки с ладонями, а не голову. Боль обожгла пострадавшие конечности, но парализовать тело ей не удалось. Испустив сдавленный стон, Гентар вскочил на одеревеневшие ноги и приготовился быстро отскочить назад от разящего удара алебарды и при возможности попытаться ухватиться за древко. Однако этого не потребовалось…
Тучный, немолодой стражник, перед которым вдруг из ниоткуда выскочил черный как смоль худющий человек со слипшейся козлиной бородкой, пылающими глазами, искаженным гримасой лицом и торчащими ежиком волосами, не на шутку перепугался и был далек от мысли атаковать.
– Чертяка! Чур меня, чур! – надрывно прохрипел выпучивший глаза часовой, оступился и тут же замертво повалился на камни.
– Оказывается, суеверья и полезны могут быть, кто бы подумал… – задумчиво пробормотал маг, сразу определивший, что шеварийский стражник умер от разрыва сердца, то бишь, попросту говоря, от страха. – А может, мне не мыться с недельку? Так, глядишь, и войну выиграем…
Все оказалось не так уж и плохо, как рассчитывал Аламез, и это не могло не обрадовать привыкшего предполагать худшее моррона, да и его соратников. В шеварийский лагерь отряд переодетых герканцев вошел без приключений, хоть бдительный командир и ожидал подвоха, уж больно легко их пропустил часовой, да и рассевшиеся возле костров солдаты оказались совсем не удивлены их внезапному появлению из леса. Даже когда отряд почти вплотную приблизился к огромному, освещенному изнутри множеством свечей шатру полковника, где только собрались на вечернюю трапезу полковые офицеры, никто из шеварийцев не повернул в их стороны голову и не задал вполне уместные вопросы: «Кто такие?» и «Что вы тут, братцы, забыли?» Только в самый последний момент перед уже собравшимся отдернуть полог командной палатки Крамбергом вдруг откуда-то возник офицер самого низшего командного чина и более жестами, нежели словами (поскольку был изрядно пьян), указал место, где можно было встать на ночлег, не нарушая условных границ полкового лагеря.
Беспечность солдат, да и командиров пятого сивикорского пехотного полка вначале поразила Аламеза, однако вскоре он нашел ей вполне разумное объяснение. Солдаты из юго-восточных земель королевства стояли лагерем возле восточных ворот почти с самого начала войны, а по военным меркам это означало целую вечность. Они уже привыкли, что кто-то каждый вечер не рассчитывает время прибытия в столицу и оказывается перед запертыми воротами. За две с половиной недели сонной, размеренной жизни шеварийского воинства на болотистой местности шагах в двухстах справа от ворот (а именно там отряду было разрешено остановиться) уже переночевало много всякого военного люда. Там разводили костры и пытались спастись от утренних туманов и промозглой сырости ночи вестовые, глашатаи, интенданты, фуражиры, более двух сотен охранников караванов с провизией для войск и примерно столько же конвоиров, поставлявших со всей южной части королевства плененных герканцев для столичных плах и виселиц. Их отряд был далеко не первым, кто расположился по соседству от сивикорского полка, и, конечно же, не последним.
Местность, предназначенная для постоя под открытым небом «нежданных гостей», оказалась, мягко говоря, далеко не из лучших. Во-первых, вся площадь стоянки была захламлена прежними постояльцами и во многом напоминала заброшенную городскую свалку, разве что одичавшие собаки по ней не бродили. Во-вторых, именно в этом месте из крепостного рва тянуло нечистотами, а на его поверхность лучше было вообще не смотреть, особенно после сытного обеда. Третье неудобство, крайне смутившее герканцев, состояло в том, что болотные кочки подходили почти вплотную к местам костровищ и со стороны леса также тянуло сыростью и смрадом. Кроме того, один из семи костров уже горел, а вокруг него сидели шестеро хмурых кавалеристов, неизвестно где и на чье попечение оставивших своих лошадей. Иными словами, для отдыха, а затем удачного перехода к следующему этапу тайного проникновения в город герканцам стоило бы поискать иное местечко, но имелось одно обстоятельство, заставившее командира отряда не привередничать и остановиться именно здесь. Узкая полоска заваленной сором местности между рвом и наступавшим со стороны леса гиблым болотом находилась точно напротив участка крепостной стены между третьей и четвертой башнями к северу от восточных ворот. Именно здесь в два часа этой ночи должно было что-то произойти, что позволило бы отряду беспрепятственно проникнуть в город.
– Всем становиться на отдых. Доспехов не снимать, разводите костры! – шепотом, поскольку говорил по-геркански, скомандовал Дарк, решивший, что уже можно взять на себя переданное на время лжекапралу командование. – Герхарт, как всегда, за старшего! Приглядывай за новенькими, как бы они не оплошали, с нас за сегодня уже одного сюрприза достаточно… Вальберг, ко мне!
– Здесь, командир, – раздался за спиной Дарк знакомый шепот старшего стрелка, шедшего, как оказалось, прямо за ним в следующей шеренге.
– Подумай, где раздобыть еще немного веревок, только к служивым из Сивикора не суйся. На нас внимания пока не обращают, так что не буди лихо! – Хоть стрелки Вальберга были приучены действовать осторожно, Аламез все же опасался, что их могут поймать за срезанием казенных веревок. – Но это не главное! Пусть твои ребята сперва по кочкам поскачут да болотце палками прощупают. Так… на всякий случай… Если что не так пойдет, то должен у нас быть хоть какой путь к отступлению, не через целый же полк пробиваться…
– Я б запросто тропку наметил, – протяжно шмыгнул носом по-прежнему стоявший за спиной командира Вальберг, – да вот только лошадники возле костра уж больно подозрительно косятся, а как за дело возьмемся…
– Ступай, делай, что велено, не твоя то забота, – обнадежил стрелка Аламез, знавший способ, как избавиться от ненужных свидетелей. – Крамберг, подь сюда! Живей, живей, пошевеливайся! Каких-то полчаса в командирах походил, а уже замашками барскими обзавелся: не ходишь, а вальяжно тело несешь! Ты смотри, поосторожней, не заигрывайся, а то как бы к утру живот генеральский не вырос да щеки не отвисли б, словно у штабного писарчука.
Шутка понравилась. Многие солдаты, занятые обустройством привала и поиском сухих веток для костра, по привычке не в полный голос загоготали. Над словами Дарка не смеялись лишь двое: раскрасневшийся от обиды Крамберг да фон Кервиц, державшийся в сторонке не только от солдат Аламеза, но и от бывших товарищей по плену. Рыцарь осматривал местность, взвешивал шансы на успех и пришел к неутешительному для себя выводу, что помочь им забраться на стену может лишь чудо, на которое, судя по всему, командир лесного отряда и рассчитывал. Шлемы часовых нечасто мелькали между зубцов высокой крепостной стены, но в довольно близко расположенных одна к другой башнях горел огонь, причем в помещениях всех трех уровней: верхнего, среднего и нижнего. Большую часть времени стражи из крепостного гарнизона, конечно же, травили за вином байки, играли в кости иль карты, но в бойницы все же поглядывали. Даже в кромешной темноте отряд не смог бы незаметно форсировать отстойник нечистот, именуемый рвом, и уж тем паче забросить на стены веревки с крюками на концах. Кто-нибудь да заметил бы крадущиеся под стеной тени.
– И вовсе я не зазнался, зачем перед ребятами позорить? – обиженно проворчал подошедший к рыцарю Крамберг.
– Никто тебя не позорит, наоборот, ты молодец! – по-дружески похлопал по плечу разведчика Аламез, а затем, приблизив его голову к себе рукой, тихо прошептал на ухо: – Вот только часового в лесу зря злил! Слава Небесам, что такой увалень попался, а оказался бы на его месте задира-драчун, не расхлебались бы! Но сейчас не об этом, у меня для тебя поручение важное есть. Видишь, на нас кавалеристы подозрительно косятся?
– Вижу, – кивнул Крамберг, – но наши ребята ученые, лишь перешептываются. Не бойтесь, командир, чужаки герканской речи не услышат!
– А я и не боюсь, – усмехнулся Дарк. – Не боюсь, поскольку ты сейчас возьмешь из наших запасов парочку бутылей винца и пойдешь с соседями подружишься… Только не вздумай сам пить из той бутыли, чье горлышко красной тряпицей обмотано.
– Отравить?! – ужаснулся Крамберг, никогда не мешкавший пролить кровь врага в бою, но считавший, как и большинство солдат в отряде, недостойными подобные методы ведения войны и сведения личных счетов.
– Да тише ты, тише! – шикнул на подручного рыцарь, едва удержавшийся, чтобы не зажать ему рот рукой. – Нам глаза чужие без надобности, но травить я никого не собираюсь. Во-первых, потому что это бесчестно, а во-вторых, неосмотрительно глупо. Ты что думаешь, всадники сюда на своих двоих прискакали, что ль?! Лошадей на опушке леса, верное дело, оставили, а при них, конечно же, парочка часовых подремывает. Сам же слышал, воруют здесь часто, а лошади куда побогаче добыча будет, чем бочонок разбавленного винца да три подтухших куска мяса. Коль кавалеристов потравим иль прирежем, то через часок-другой их дружки тревогу забьют. А так придут и увидят, что боевые соратнички перепились да возле костра задрыхли… дело обычное.
– Так растолкают же, – возразил Крамберг, – к чему тогда вся суета?
– Пока придут, пока растолкают, времени, поди, много пройдет! – решил объяснить свою задумку до конца Аламез. – Возможно, нас уже здесь и не будет, но в любом случае ребята Вальберга уже тропинку через болото разведают да колышками пометят. Понял теперь?
– Понял, – кивнул Крамберг.
– Коль понял, так ступай, – не сильно оттолкнул от себя разведчика командир, – через четверть часа чтоб вся компания уже вповалку лежала да пузыри пускала из всех возможных мест!
– Ладно ты придумал, но вот шептаться и потише могли б, – раздался за спиной моррона знакомый голос на этот раз действительно незаметно подкравшегося фон Кервица.
– Да брось, не у всех слух так отменно натренирован, как твой и у ищеек твоих, – быстро нашел что возразить Аламез, повернувшись к рыцарю лицом. – Да и шеварийцам без разницы, о чем мы тут шепчемся. Поди, обплевались все, что с конвоиром рядом заночевать придется.
– Твой план сработал, к стене мы подошли. Что дальше? – спросил фон Кервиц, уверенный в провале замысла. – Шансов незаметно взобраться на стену практически нет. Даже если тревога поднимется с запозданием, когда мы уже будем наверху, то спуститься мы без боя не сможем. У нас всего двадцать два бойца, включая нас. Семеро из них хоть и неплохо владеют оружием, но настолько измождены пленом, что долго его в руках не удержат. Скажи, ты взаправду думаешь, что нам удастся пробиться через добрую половину гарнизона, когда он сюда сбежится, не говоря уже о войсках под стенами, которые будут в нас снизу постреливать, а затем и на стены полезут?
– Так много дельных слов, а суть-то в чем? – притворился, что не понял намека, моррон.
– Послушай, – фон Кервиц явно не был настроен на долгие дебаты, – я штурмовал много крепостей и еще в большее число замков тайно проник под покровом ночи, но сейчас бы я отступил…
– Непременно последую твоему мудрому совету, – не стал спорить Аламез, – но только после двух часов ночи.
– А чего ждать? – развел руками удивленный рыцарь. – Уже стемнело, так чего же зря время терять? Иль ты на чудо надеешься?
– Именно, что надеюсь, точнее, уверен, что оно произойдет, – обескуражил собеседника моррон откровенным признанием. Скрывать то, что вскоре случится, не было уже никакого смысла. Дарк решился заранее подготовить фон Кервица к тому, что он всяко должен был увидеть всего через несколько часов. – Вспомни, Мелингдорм… турнир! В чем меня тогда Святая Инквизиция обвинила?!
– Эй, парень, не заговаривайся! Вдумайся хорошенько в то, о чем говоришь! – рыцарь разговаривал с Дарком не как с богохульником, а как с душевнобольным, явно не воспринимая его бред всерьез.
– Видишь ли, я сам чудеса творить не умею, а уж с чертями и подавно дружбу не вожу, – не соврал Аламез, если, конечно, не считать чудесами его многократные воскрешения, – но мне было видение. Апостол…
– И слышать об этом не хочу! – нахмурил брови рыцарь.
– Так и не слушай, – пожал плечами моррон, – просто дождись двух часов ночи и сам все увидишь, только воспринимай это не как богомерзкое колдовство или чары, а как божественное вмешательство… Святые Небеса покровительствуют славному герканскому воинству, так почему им не помочь и нам?
Фон Кервиц ничего не ответил. Рыцарь даже не отмахнулся рукой, а просто развернулся и пошел прочь, крайне разочарованный тем, что один из лучших завербованных им в жизни агентов в самый ответственный момент заболел слабоумием с ярко выраженным церковным уклоном. Он не собирался ждать чуда несколько часов, поскольку точно знал, что оно не произойдет. Если бы была возможность, он бы непременно ушел, однако в силу обстоятельств не мог покинуть стоянку. Когда нечего делать и почти нечего есть, остается лишь спать. Именно этим фон Кервиц и занялся, улегшись на голую землю вблизи одного из костров и подложив под голову пустую котомку.
Глава 6
Рабы страха
«Кто меньше знает, крепче спит!» – в правдивости этой народной мудрости Дарк Аламез имел несчастье в очередной раз убедиться той темной, холодной ночью, ежась от стылого ветра и вдыхая смрад то ли с гнилых болот, то ли от бродивших в крепостном рву нечистот. Бойцы его отряда не знали и, главное, совершенно не хотели знать, каким таким чудесным образом они взберутся на стены. Они верили командиру, и этого было достаточно, чтобы преспокойнейшим образом спать возле костра, положив голову на плечо верного боевого товарища. Что и говорить, Дарк завидовал своим солдатам, которым той ночью были чужды сомнения и страх. Сам же он не мог спать, поскольку не находил покоя и безрассудно тратил драгоценные часы отдыха на то, чтобы придумать хоть какой-то запасной план проникновения в Удбиш. Как назло, озарение не пришло, только голова моррона от тяжких мыслей разболелась.
Фон Кервиц был прав: обычными методами на крепостную стену не подняться. Несмотря на поздний час, из башенных бойниц до сих пор исходил свет, да и тени в них довольно часто мелькали. Шеварийские стражи были ленивы, они неохотно расхаживали между башнями по крепостной стене, подставляя свое тело стылому ветру, но зато регулярно осматривали округу из натопленного дежурного помещения, да еще наверняка прикладываясь к бутылке с дружками за карточным столом. Одним словом, несли службу лениво, с комфортом, что, однако, ничуть не ухудшало ее результат. За время ночного бдения Аламез заметил, что тени заслоняют свет, струившийся наружу из бойниц, не хаотично, а с четко установленными интервалами, как будто незримый сигнальщик облегчал жизнь ленивцам, подсказывая им, когда настала пора подставить ветерку опухшие от лени да раскрасневшиеся от вина щеки. Таким образом, хорошо просматриваемое из-за огня костров пространство возле рва ни на минуту не оставалось без присмотра: каждый миг на стоянку припозднившихся приезжих кто-то да пялился.
Шансов незаметно форсировать ров не было. Даже если бы на стоянке просто началось бы какое-то движение, часовые в башнях тут же насторожились бы. При таком раскладе отряду осталось только отступить, но сделать это было возможно лишь утром, когда уйдет окутавшая болота мгла и рассеется пришедший ей на смену туман. Только тогда солдаты смогли бы рассмотреть вешки, потихоньку расставленные стрелками Вальберга на болоте.
Самое обидное, что Дарк даже не знал, до какого момента стоило ожидать чуда. Мартин Гентар четко обозначил в письме: «в два часа ночи», но бой колоколов городских часовен почему-то не долетал до затхлой местности возле рва. Видимо, незримый полет звука преломляли крепостные стены, а может, тому виной была и иная причина. Петухи пели лишь поутру, а по ночам, как и люди, спали. Впрочем, Аламез сомневался, что в округе осталась хотя бы одна встречающая солнце кукареканьем птица. Жителям окрестных деревень явно приходилось несладко и в мирное время, ведь столица большой город, его трудно прокормить, а уж в военную пору крестьяне точно оголодали. Стоявшие возле Удбиша войска потребляли много провизии, а среди скучавших без боя воинов всегда найдутся мародеры, желающие потихоньку полакомиться ворованной курятиной, индюшатиной да поросятиной.
Одним словом, той ночью моррон ощущал себя крайне глупо. Он в одиночестве бодрствовал возле костра, ожидая «невесть чего», что должно было свершиться «невесть как скоро»: через полчаса, через час, а может, уже и в следующий миг. Все вокруг спали, поговорить было совершенно не с кем, но если бы даже кто-то и бодрствовал, то Дарк не мог поделиться с ним своими сомнениями. Во-первых, это подорвало бы его авторитет; во-вторых, никому из его отряда не стоило знать ни об истинной цели их миссии, ни уж тем более о средствах ее достижения.
Минуты ожидания мучительно тянулись одна за другой. Подставленная ветру спина уже изрядно застыла и начинало ломить в пояснице, когда слезившимся от дыма глазам Аламеза вдруг предстало удивительное зрелище. На вершине той из башен, что находилась слева от стоянки и была третьей по счету от восточных ворот, вдруг возникла маленькая мерцающая точка нежного салатного цвета. Поскольку источник свечения находился чуть ниже уровня зубцов на башенной смотровой площадке, ни стражникам, выглядывающим из бойниц, ни иногда прохаживающемуся по стене часовому он не мог быть виден, однако со стороны рва точку просто нельзя была не заметить. Она была подобна маячку, только если маяк указывает морякам, куда плыть в темноте, то мерцающая точка указывала…
«Время! Гентар подает знак, что через несколько минут начнется его представление! Хитрец сигналит нам, чтоб мы были готовы!» – осенила моррона догадка. Не сомневаясь более в помощи некроманта, Дарк тут же приступил к действию, а именно, пока опоясывался мечом, одарил спящего рядом Герхарта несколькими крепкими тычками в бок.
– Тихо, не ори! – перестраховался командир, обидев напрасным подозрением проснувшегося сержанта, который вовсе и не думал открывать рта для громогласного выкрика «Чо?!». – Пора, выступаем! Разбуди ребят, пусть будут готовы! Веревки под рукой, к ним крюки привязать, если того еще не сделали… Но только в полный рост не вставайте, из башен за нами присматривают. Да, и еще… – решил дополнить указание рыцарь, когда сержант уже растолкал соседа и собирался поползти дальше вокруг догоравшего костра. – Кавалеристов надо прирезать!
– Так они ж дрыхнут, что сурки?! – подивился сержант неразумной жестокости командира. – Твое пойло отменно сработало…
– А если нет? – привел весомый аргумент Аламез, осторожно, без лязга, вынув из ножен меч и обмотав веревку с крюком на конце вокруг локтя левой руки. – А если, когда мы через ров поплывем, очухаются да всполошатся? Стрелять не будут, луков у них нет, но вот ор поднять могут! «Никогда не оставляй за спиной врагов!» – процитировал Дарк неизвестно почему вдруг всплывшую в голове мудрость, услышанную им очень-очень давно от Анри Фламмера.
Огонек на башне мерцал все чаще и чаще, по всей видимости, намекая, что до момента свершения рукотворного чуда оставалось все меньше и меньше времени. На стоянке возле почти прогоревших костров уже никто не спал. Разбуженные и приготовившиеся к штурму солдаты терпеливо ожидали, когда же раздастся долгожданная команда командира. Ни свист ветра, ни позывное бульканье пустых животов, ни даже отрывистые и тихие предсмертные хрипы уходящих один за другим в мир иной соседей-кавалеристов не могли отвлечь навостривших слух и напрягших зрение герканцев от двух крайне важных в этот момент вещей. Солдаты следили за мерцанием зеленоватого огонька на грозном силуэте нависавшей над ними башни и боялись пропустить приказ командира, который вот-вот должен был нарушить напряженную тишину.
Вначале оставленный Мартином маячок мерцал с большими интервалами, затем все чаще и чаще, пока его зеленоватый огонек не превратился в сплошное, заметно прибавившее яркости свечение. «Пора!» – решил Дарк и уже собирался отдать подползшим вплотную к зловонному рву солдатам приказ, аккуратно, без роптаний и всплесков, погрузиться в его мутные воды, но тут произошло то, что даже привыкший к иллюзорным фокусам Гентара моррон никак не ожидал увидеть. Единственный союзник-маячок внезапно потух, а затем вдруг яркая вспышка больно резанула по привыкшим к темноте глазам. Как ни странно, раздражающий зеленый свет выбил из мужественных воителей потоки слез, но не ослепил. Ни Аламез, ни большинство разразившихся забористой бранью солдат не потеряли зрения. Они не пропустили противоречившего законам природы зрелища, когда огромный участок крепостной стены вдруг, ни с того ни с сего, взял да и рухнул в ров, как будто был прицельно обстрелян из доброго десятка тяжелых, осадных орудий. Незатронутым «чудом» осталось лишь основание кладки, чуть выше человеческого роста, остальная же масса камней почему-то не осела у основания, а полетела прямиком в ров, подняв в воздух огромный фонтан из нечистот, догнивавших отбросов, кусков какой-то зловонной слизи и множества брызг. Куски разрушенной стены образовали некое подобие моста через застоявшийся водоем, как будто приглашая герканцев прошествовать в город, но вот только «почетные гости» были настолько растеряны, что не решались ступить на эту «ковровую дорожку».
– Что застыли, раззявы?! – прокричал первым отошедший от оцепенения Дарк. – Небеса на нашей стороне, нашему правому делу помогают! Что встали, увальни?! Какое знамение вам еще подавай?! На прорыв! Бегом! Все вперед!
Как подобает истинному командиру, благородный рыцарь Дитрих фон Херцштайн подал обомлевшим солдатам личный пример. Он первым побежал по возвышавшемуся надо рвом завалу из камней, высоко подняв над головой меч, и, не переставая, призывал бежать за ним. Через миг отряд последовал примеру своего кумира, а еще через какую-то пару минут (за которые почему-то стражи не подняли тревогу) последний диверсант уже спрыгнул с остатков загадочным образом разрушенной стены. Если бы кто-нибудь из герканцев задержался на примыкавшем к крепости с внутренней стороны пустыре хотя бы на пару минут, то удивился бы еще больше и еще сильнее поверил бы в поддержку всесильных Небес. Как только пронесшийся по открытому пространству отряд исчез под защитой заброшенных сараев и развалин бедняцких халуп, округу во второй раз озарила нестерпимо яркая вспышка, вернувшая обвалившуюся стену на прежнее место.
Еще никому не удавалось выиграть войну, ведомую на два или три фронта сразу. Успех военной кампании зависит не только от храбрости солдат, но и от того, насколько прочен тыл: как часто в полковые лагеря приходят обозы с оружием да провизией и насколько терпимы мирные жители к тяготам войны. Когда же, почуяв легкую добычу или припомнив былые обиды, на охваченное пожарищем войны королевство слетаются стервятники-соседи, победить практически шансов нет, сколько бы кровопролитных сражений ни выиграли мужественные воители под знаменами прославленных полководцев. Тяготы боев на нескольких направлениях источают силы войск, а отсутствие возможности заниматься мирным трудом крестьянам да ремесленникам не только срывает поставки, но и подрывает боевой дух, ввергая жителей королевства в бездну пораженческих настроений и неистребимого никакими красноречивыми заверениями правителей страха. Войну выигрывает не сильнейший, а тот, кто меньше боится, в смертельной же схватке «один против нескольких» сердце почти всегда бьется чаще у загнанного в угол одиночки…
Сон Дарка был тревожным, хоть в нем не было ни единой связующей нити, ни ярких по новизне ощущений, подавлявших все остальные события. В голове моррона со стремительной скоростью мелькала хаотичная череда отрывистых картинок из прошлого, когда он умирал или страдал, получив тяжелое ранение. Чуть разбавляли воспоминания о пережитой физической боли горечь потери близких людей и немногочисленные эпизоды, когда его в чем-то обвиняли. Одним словом, сон был ни о чем. Он не был вещим, поскольку ни от чего не предостерегал, но точно нагнетал тоску с тревогой и предвещал уже близко подкравшуюся беду.
«Наверняка это лишь сказывается усталость, так называемое «проклятье странника», – успокаивал себя Аламез, уже проснувшись, но еще слишком вялый и сонный, чтобы открыть глаза. – Путник долго идет, преодолевает одно препятствие за другим, но вот когда до цели рукой подать, он вдруг останавливается и не решается сделать последние шаги. Он парализован страхом, ему все кажется… что-то ужасное должно непременно произойти: то ли злодеи-душегубы насмерть забьют, то ли нога подвернется и он шею сломает, то ли на голову камень свалится. Путник чует беду, которой вовсе и нет. Хватит на пустом месте паниковать! Ничего страшного со мной не случится, нужно просто взять себя в руки!»
К несчастью, не потерявший самообладания от кошмара моррон оказался неправ. Пока он пребывал в царстве видений, к нему осторожно подкралась беда и уже готовилась нанести смертельный удар в спину. Имя той беде было – измена! Открыв глаза, Дарк тут же увидел вокруг себя почти весь отряд, за исключением Крамберга, которого сам же отослал в город, чтобы разведать обстановку и узнать, какими слухами да сплетнями полнится базарная площадь. Отсутствовали также фон Кервиц и еще несколько бойцов из числа недавно освобожденных пленных. Новичков еще не воспринимали всерьез бывшие освободители, поэтому и не допустили на бунтарский совет или на судилище, которое явно собирались устроить.
Солдаты отряда сидели и стояли молча, плотно обступив со всех сторон спящего командира. С одной стороны, они не решались нарушить сон развенчанного божества, а с другой – мечтали о его скорейшем пробуждении. По суровым, отводящим от него взоры лицам Аламез сразу понял, что-то здесь не так, что-то изменилось за ту несчастную пару часов, когда он решился вздремнуть. За считаные доли секунды моррон восстановил в памяти все, что с ними произошло с тех самых пор, как через пролом в крепостной стене отряд вошел в город. Собственно говоря, ничего особенного и не случилось.
Незаметно и, главное, быстро миновав пустырь, превращенный горожанами в свалку всего, что лень вывозить да закапывать в лесу, герканцы очутились среди бедняцких халуп. Жителей не видели, поскольку те, явно испугавшись появления большого вооруженного отряда, мгновенно попрятались по своим гнилостным норкам. Возможно, их приняли за большую банду, пробиравшуюся окольными путями на ночной разбой в богатые кварталы, а может быть, и наоборот, перепутали с блюстителями порядка, проводящими облаву. Как бы там ни было, а попадаться на глаза вооруженным чужакам обитатели удбишевского дна не захотели. С четверть часа проблуждав в затхлом, унылом мирке развалюх хибар, диверсанты оказались на заброшенном кладбище, наполовину залитом зловонной стоялой водой, на другую – захламленном все теми же отбросами. Старенькая, покосившаяся часовенка показалась Аламезу самым лучшим убежищем на первое время, несмотря даже на то, что крыши практически не было, а стены могли вот-вот обвалиться. Отряду нужно было где-то остановиться, где-то перевести дух и собраться с силами. Хорошо сохранившийся подвал, поделенный бывшими обитателями на несколько просторных кладовых, показался моррону самым удачным местом для стоянки. В нем было сыро, но в меру; здесь можно было разводить костры, не опасаясь, что кто-нибудь увидит струящийся к небу дымок или отблески огня. Каменный потолок пустовавшего подвала на протяжении многих лет надежно защищал сваленные здесь обломки мебели и прочие куски древесины от снега и дождя, в результате герканцы получили внушительный запас дров и были избавлены от необходимости бегать по округе в поиске хоть каких-то сухих досок. К тому же люди боятся кладбищ, тем более на земле, или за древностью лет переставшей быть святой, или когда-то давно оскверненной. Люди боятся своих мертвецов, поэтому редко появляются вблизи от «последних пристанищ».
Отдав приказ всем отдыхать, командир назначил часовых, послал разведчика в город и сам отправился «на боковую». Все! Больше за это время ничего не случилось, так почему же все собрались вокруг него, откуда взялось недовольство на каменных лицах солдат? Аламез искал ответа, но оказался не в силах самостоятельно его найти…
– Что, други сердешные, не спится? Иль посмотреть собрались, как я во сне потешно хрюкаю да почесываюсь? – первым начал Дарк разговор, который был неизбежен, но, с другой стороны, никто не находил в себе духа начать. – Так я вам в дармовые шуты не нанимался! Скидывайтесь, ребятки, по медяку. Шапки не имеется, но шлем вполне подойдет! Ну, кто первый обогатит своего командира?!
Поднявшись со скрипучих дверец шкафа, служивших ему в течение нескольких часов довольно сносной кроватью, обнаженный по пояс Дарк бросил под ноги шлем и, искривив губы в ехидной ухмылке, обвел пытливым взглядом присутствующих.
– Ну, что молчите, что хари воротите?! Пары монет для благородного рыцаря пожалели иль возня моя сонная не по душе пришлась?! – откровенно издевался Аламез, демонстрируя пока еще не сказавшим ни слова бунтарям силу своего духа. – Значитца, так: иль сказывайте, зачем пришли и что на меня так пялитесь, иль пшли по своим углам, крысы помойные! – внезапно изменил тон обращения и выражение лица моррон. – Ну, у кого душонка в пятки не ушла?! Долго мне еще на ваши рожи любоваться?!
Солдаты не расходились, но продолжали упорно молчать. Одни тупили взоры, другие отворачивались, но никто не отважился открыть рот, чтобы высказать командиру свое недовольство. Долго так продолжаться, конечно же, не могло. Через минуту тягостного для всех присутствующих молчания смельчак бросить рыцарю вызов, конечно, нашелся. Как нетрудно догадаться, им оказался сержант, второй человек в отряде.
– Рыцарь Дитрих фон Херцштайн! – от неуверенности в себе чересчур помпезно и неуместно громко пробасил Герхарт. – Все собравшиеся здесь многим обязаны вам! Вы спасли наши жизни, за что мы служили вам верой и правдой. Но сегодня все… пришел конец… мы покидаем вас, а точнее, просим вас покинуть убежище нашего отряда! Думаю, не стоит объяснять причин, они и так явные… Забирайте ваше имущество и уходите, даем час на сборы. Мы не причиним вам зла. Мы не жаждем вашей крови!
– Уж не лез бы ты в ораторы, Герхарт, – рассмеялся моррон, как только сержант замолчал и уставился на него, как новобранец на полковое знамя во время присяги. – Дружище, с боевым топором у тебя лучше выходит обращаться, чем со словами, что выплевывает твоя косноязычная пасть. Но не утруждайся повторять, общий смысл я понял!
Не переставая улыбаться, Дарк лениво поднялся на ноги и тут же убедился, насколько дело серьезно. Почти половина солдат мгновенно положили подрагивающие от страха ладони на рукояти мечей. Его в отряде уважали, и это зиждилось не только на любви, но и на страхе. Практически все из присутствующих в этот момент в подвале не раз видели своего командира в деле и не хотели бы скрестить с ним мечи… Но раз они решились на бунт, значит, причина была действительно весомой: она сгубила любовь и даже пересилила страх.
– Я сразу говорил, повторю и сейчас! – не переставая улыбаться, но теперь придав выражению лица легкий оттенок сочувствия и грусти, произнес моррон и снова опустился на доски шкафа.
Дарк решил не провоцировать бойцов. Со страху, что он осерчает и возьмется за меч, солдаты могли наброситься на него первыми. Потасовка, да еще с несколькими смертельными исходами, включая собственный, в планы Аламеза не входила, тем более что он уже начал догадываться об истинной причине происходящего и не сомневался, что сможет расставить все точки над «i».
– В отряд я никого силком не затаскивал, да и силой никогда не удерживал! Кто хочет, мог всегда уйти! Хотите, чтоб ушел я, да пожалуйста, перечить не стану! – развел руками моррон. – Только не кажется ли вам, что человек, спасший ваши жизни и проведший вас с наименьшими потерями через полстраны, достоин уважения? Он достоин узнать, почему его вдруг ни с того ни с сего решили изгнать?! Герхарт проблеял «причины понятны», но, видать, я настолько недальновиден и глуп, что не понимаю явного… Так в чем же меня обвиняют?
– В колдовстве! – сделав шаг вперед, произнес сержант. – Вы, благородный рыцарь, хоть сами чар не творите, по крайней мере, никто из наших вас в том не уличал, но с богомерзкими чернокнижниками дружбу точно водите! Вы спасли наши бренные тела от гибели в плену, но мы не хотим поплатиться за это спасение нашими бессмертными душами! Не хотим их замарать, помогая сатанинскому делу!
– Ах вот как! – пуще прежнего рассмеялся моррон, но смех его продлился недолго. Молниеносно стерев улыбку с лица, Дарк пронзил обвинителя суровым взором, а затем медленно произнес, печатая каждое слово: – Это серьезное обвинение, тем более когда брошено в лицо рыцарю! Ты не только осквернил мою веру, но и запятнал мою честь! Ты умрешь, прямо здесь и сейчас, если не удосужишься предъявить доказательства более убедительные, чем те глупые домыслы, которые ты, по тупости своей, за доказательства принял! Это касается всех! – Дарк обвел рукой притихший зал, давая понять, что намерения его серьезны. – Пусть я умру, но не дам пятнать мое имя, половину из вас в последний поход до могилы да доведу. Итак, я слушаю!
– А чо попусту-то языками трепать?! И без того ясно, что нам сам сатана помогает да служки его! – прокричал Герхарт, потерявший большую часть уверенности в себе из-за спокойствия командира. – Мы думали, на крепость лезть придется, крюки с веревками готовили, а ты, выходит, нас в условное место привел, где чары наколдованы были… Вот уж не думали мы, что от нечестивцев помощь принять придется… А колдун из таверны, что через Крамберга тебе послание передал?! Да, и оглянитесь, – обратился сержант уже к солдатам, – куда он нас завел?! На кладбище, туда, где могильный смрад и нечестивые духи витают! Не удивлюсь, коль оно и освящено-то никогда не было! Поди, бродяг одних хоронили да актеришек!
– На неосвященной земле церквей не строят, дурья башка! – специально избрал насмешливый тон Аламез, давая понять всем остальным, что держит сержанта за суеверного дурака, то есть за человека, чьи слова нельзя принимать всерьез. Уж лучше уронить авторитет сержанта в глазах товарищей, чем убить его за оскорбление рыцарской чести. – Учитывая наше положение, где мы находимся и что собираемся делать, лучшего места для стоянки не найти! Иль ты ожидал, что я отряд на постоялый двор приведу? Да через полчаса стража бы нас окружила. Что это за отряд такой, в котором, кроме одного человека, никто по-шеварийски не говорит? И дураку последнему будет понятно, что мы бежавшие из плена герканцы!
– Ну, с этим-то понятно! Тут вы правы, – решился подать голос до этого момента отмалчивавшийся Вальберг. – Но с остальным-то как быть?! Послание от колдуна через Крамберга переданное. Вы ж, как его получили, сразу нас к трактиру повели…
– Какое послание, что за бред?! – нахмурился Дарк. – Мне лично Крамберг ничего не передавал. Может, тебе что сказал иль тебе, Герхарт?! Что молчите-то?! Когда я Крамберга увидел, он лишь башкой мотал да блеял что-то невнятное, слюной брызжущей изо рта костер чуть не загасил… Не в себе парень был, в общем! А повел я вас к трактиру, чтоб обстановку разведать да вас, дурни пугливые, от страха излечить! У меня с нечестивцами разговор короткий… иль не то я вам говорил?!
– То, то, – выдавил из себя Вальберг, потупив взор. – Но почему тогда послание чернокнижник именно вам, командир, передать хотел?!
– А ты не у меня, ты у Крамберга спроси, когда вернется! – парировал Аламез. – Если, конечно, он сам помнит, что с ним тогда приключилось. Чары колдуны навели, парень не в себе был. Его душа бесовскими видениями томилась… Я не буду держать ответ за то, что ему в бреду привиделось да послышалось! Будь среди нас миссионер Святой Инквизиции, вот бы он, дурни, над вами оборжался бы… бока бы надорвал! Своим грязным, несведущим рылом в дела Небесные лезете! Не верите мне, у благородного рыцаря фон Кервица спросите!
– Да, помнится, вчерась вечером он с вами, командир, очень серьезно повздорил, – ухватился за соломинку сержант. – И кажись, вас в том же обвинял, что и мы щас!
– Когда кажется, крестись! – огрызнулся Аламез. – Нечего гадать, позовите рыцаря да спросите!
– А мы и спросили б, – стоял на своем сержант, – да только благородный рыцарь фон Кервиц час назад бежать изволили… Все остальные новички на месте, а его нетушки.
– Как бежать, куда бежать?! – встревожился Дарк, не ожидавший от рыцаря такого поступка. – Кто прошляпил?!
– Не о том сейчас речь, – вновь взял слова Вальберг. – Командир, мы вас любим и готовы отдать за вас жизни, но не души! То, что случилось этой ночью…
– То были не чары, то был промысел Небес! Даю вам слово рыцаря! – поклялся моррон. – В последнюю ночь мне было видение. История знает много примеров, когда воителям перед битвами были видения…
Вальберг отвернулся, Герхарт потупился, а все остальные хранили молчание. Солдатам хотелось поверить словам командира, но так уж странно устроен человек – правду воспринимать не готов, а из всей лжи верит только в самую худшую…
– Ну, хорошо, – кивнул Аламез, которому в голову вдруг пришла здравая и неимоверно простая мысль, как легко убедить солдат, что они борются за правое дело, а не прислуживают темным силам. – Хотите доказательства моей веры и святости моих помыслов? Извольте, вы их получите!
– Апостол к нам явится иль святой? – презрительно хмыкнул из-за спины моррона Герхарт.
– Нет, все проще, все куда проще… – покачал головой рыцарь, надевая кольчугу. – Вы хотели, чтоб я ушел, я и уйду! Ведь так?
– Ну, так, – одновременно произнесли сержант и еще с полдюжины бойцов.
– Я ухожу, – продолжил Дарк, облачаясь в доспехи шеварийского конвоира. – К ночи вернусь и представлю вам, олухи, доказательства своей невиновности, в которых вы не сможете усомниться.
– А если не представишь? – спросил сержант.
– Тогда не вернусь, – без запинки ответил моррон, подхватив на ходу меч и направляясь к выходу. – И не тревожьтесь! Сомнения ваши мне понятны, и я вас прощаю! Даю слово: после того как докажу свою невиновность, никому башку дурную за оскорбление моей чести не снесу!
Задумка Аламеза была проста: раз Мартин Гентар подвел его со своими фокусами под обвинение в колдовстве, то ему теперь эту кашу расхлебывать. Дарк не сомневался, хитрец-некромант легко развеет страхи до этого момента верных солдат и найдет эффективный способ доказать, что их дело правое, то есть во славу Геркании и на пользу Небесам.
В принципе, ничего трагичного утром не произошло. Разговор был, конечно, далеко не из приятных, но рано иль поздно подозрения в колдовстве должны были оскорбить слух Дитриха фон Херцштайна. Сама же отлучка была Аламезу лишь на руку, ведь в полдень на Соборной площади должна была состояться его встреча с другими морронами. Желание солдат, чтобы командир ушел, лишь облегчило ему задачу и избавило от необходимости искать благовидный предлог. Тревожило Дарка лишь одно – бегство фон Кервица. Оно было непонятно: то ли полномочный агент герканской разведки всерьез обеспокоился бессмертием своей души и решил покинуть компанию заклейменного нечестивцем Дарка, то ли рыцарь знал куда больше, чем моррон изначально полагал, и решил начать в Удбише собственную игру. Какое из предположений ни являлось бы верным, но оно определенно было не на пользу Дитриху фон Херцштайну, только начавшему укреплять свое положение в обществе.
Права поговорка: «Баба с возу, кобыле легче!» Когда у Дарка пропала нужда заботиться о целом отряде, он сразу почувствовал себя преисполненным сил жеребцом, готовым проскакать сколько угодно миль под седлом или без седока. Находиться одному среди врагов моррону было куда привычней, чем тащить за собой целый отряд хоть и неплохих вояк, но уж слишком богобоязненных. К сожалению, ему придется вскоре вернуться в отряд и завоевать потерянное доверие солдат, ведь без их помощи он вряд ли сумеет добиться намеченной цели. Однако об этом Дарк пока не думал; он наслаждался моментом одиночества с таким же удовольствием, с каким толстощекий чревоугодник жадно пожирает вкуснейшее блюдо, давненько не попадавшее ему на стол.
Выйдя за ржавую ограду напоминавшего зловонное болото кладбища, Аламез первым делом избавился от одежды. Давненько не мытый и поэтому дурно попахивающий одиночка-конвоир, разгуливающий среди бела дня по улицам столицы, мгновенно привлек бы к себе внимание стражи. Отмываться же от запаха пота и накопленных им под одеждой за три недели лесной жизни слоев грязи Дарку крайне не хотелось. В Удбише полно вампиров, причем старейшие из них могли прогуливаться по улицам и днем. Чистюля-моррон мгновенно привлек бы внимание кровососов, а он пока хотел немного побыть инкогнито. Неприятные как человеческому, так и вампирскому обонянию запахи надежным щитом укрывали его от бед, и избавляться от них означало верное самоубийство. Нужно было действовать наоборот, то есть привести внешний вид в соответствие с отталкивающими окружающих запахами: со зловониями, которые обычно источают оборванцы-нищие, спившиеся бедолаги да горемыки-бродяги. Проще всего было прикинуться нищим: нацепил на голое тело хламиду, и все; но моррону показалось выгодней вжиться в образ скитальца-бродяги, даже в солнечную погоду не расстающегося с потертой шляпой и штопаным-перештопаным плащом. В одеянии бедствующего странника он смог бы не только спрятать лицо, натянув шляпу на самые брови, но и повсюду ходить с мечом, надежно скрыв его под складками рваной одежды.
Поэтому, найдя укромное местечко, Дарк полностью разделся, оставив на себе лишь сапоги. С хорошей обувью расставаться не хотелось, тем более когда неизвестно, что сулит наступающий день. Перепачкав довольно чистые голенища в грязи и в куче гниющих помоев, моррон оторвал от пропитанной потом рубахи рукав, затем аккуратно вспорол шов на нем мечом и плотно обмотал получившуюся тряпку вокруг горла. Теперь ни у жителей города, ни у стражников не возникло бы желания обращаться к нему. Раз шея перемотана, дураку понятно, что человек болеет и не может говорить. Эта уловка должна была избавить моррона от необходимости притворяться немым и протяжно мычать в ответ на вопросы прохожих и стражи. Парочку-другую словечек по-шеварийски он знал, но еще был не в силах составить из них даже коротенькое предложение. Что же касается произношения, то у Аламеза оно было что ни на есть герканское.
Совершенно голый, если не считать грязной тряпки на шее, состарившихся лет так на десять сапог и острого меча в руке, благородный рыцарь медленно побрел в глубь трущоб в поисках остальных предметов гардероба испытывающего нужду странника. Несмотря на день (колокола часовен только что отзвонили одиннадцать), жилища бедняков были по большей части пусты. Большинство горемык в этот час слонялось по городу в поисках дармовой выпивки или какого-нибудь заработка. Те же из нищенствующей голытьбы, кто сиживал дома, вели себя очень тихо и носов из-за плотно закрытых дверей не высовывали, как будто чего-то или кого-то боялись.
Головной убор нашелся сразу. Им стал старенький фиолетовый виверийский берет, снятый морроном с забора, где тот сох, судя по запаху, после купания перепившего хозяина в сточной канаве. Для того чтобы раздобыть остальную одежду, Аламезу пришлось тайком посетить один из покосившихся домишек. Обитателей в нем, к счастью, не оказалось, но зато возле колченогой кровати лежали сразу все три недостающих предмета нищенского гардероба: дурно пахнущие штаны с огромными дырами на коленях, залатанный во многих местах разноцветными лоскутами плащ и походная сума из мешковины, наполненная лишь крохотными комочками земли.
Беспрепятственно покинув ограбленный дом, Дарк отправился задворками в центр города; туда, где должны были находиться кварталы состоятельных горожан и, конечно же, Соборная площадь. Он не знал города, в котором был впервой, и, выбирая направление движения, руководствовался лишь логическим предположением, что, раз он находился на восточной окраине, а на юге Удбиша тоже имелись ворота, возле которых, естественно, знать не селилась, значит, ему нужно двигаться на северо-запад. Вскоре он понял, что логика его не подвела. Затхлое болото бедняцких халуп сменилось небольшим островком плотно прижавшихся друг к другу крохотных домишек ремесленников, а затем резко перешло в царство садов, скверов и радующих глаз своей красотой маленьких особнячков, в которых, конечно же, проживала не шеварийская знать, но вполне состоятельные горожане.
Город поразил моррона своей необычной, даже более чудаковатой, чем в Верлеже, архитектурой, а обитатели шеварийской столицы весьма позабавили нелепыми и пестрыми нарядами. С непривычки Аламезу казалось, что по чистым, аккуратным улочкам, на которых имелось лишь одно грязное пятно – он сам, чинно и важно прохаживались вовсе не люди, а ослепляющие броским опереньем переростки-птицы: индюки, курицы, фазаны и прочие пернатые, чей окрас состоит более чем из пяти броских цветов.
Бедняков в этой части города было немного, Дарк даже стал побаиваться, как бы его явно не соответствующий окружению маскарад не привлек внимания стражи. Однако шеварийские блюстители порядка только презрительно морщились, завидев медленно бредущего по улочке нищего, но ни разу его не остановили. Объяснение такой терпимости к голодранцам могло быть только одно – Соборная площадь уже где-то рядом. Стражи не решались обидеть нищего паломника, бредущего на службу в главный Храм королевства. И хоть их откровенно бесило, что путь странствующего богомольца в Собор проходил через охраняемые ими респектабельные «угодья», поделать солдаты ничего не могли. Попробуй прогнать живущего только верой в Небеса убогого, и неприятности не заставят себя долго ждать. В лучшем случае на тебя донесут и погонят со службы, в худшем – растерзает обезумевшая толпа таких же скитальцев, собравшаяся возле Собора.
Проковыляв еще с полсотни шагов и дойдя до места пересечения сразу четырех узеньких улочек, моррон убедился, что его предположение было верным. Вдали по правую руку виднелся огромный собор с остроконечной синего цвета крышей, все подступы к которому были запружены серой, многоголовой массой таких же голодранцев, как он. Наверное, в тот день было какое-то большое религиозное празднество, поэтому, даже несмотря на войну, возле столичного храма собрались паломники со всей Шеварии, а возможно, и из других земель.
В такой толпе легко было затеряться, но в то же время и трудно было найти нужного человечка. Близился полдень, потихоньку бредя в сторону переполненной людом площади, Дарк боялся даже подумать, как сумеет отыскать хитреца Мартина, на этот раз просчитавшегося и в результате перехитрившего самого себя. Из-за монотонного гула толпы, доносившегося с площади, но звучавшего как будто со всех сторон, моррон, конечно же, не услышал, как к нему сзади практически вплотную подъехала небольшая карета.
– Садись уже! – внезапно прозвучал за спиной моррона приятный, хоть и резковатый женский голосок, который, как ни странно, он уже раньше слышал. – Сколько можно тебя подзывать?! Глухим прикидываешься иль норов выказываешь?!
Дарк мгновенно обернулся на окрик, а его правая рука сама собой скользнула под плащ и легла на рукоять подвешенного за спину меча, наверное, уже набившего на копчике огромный синяк. Вначале Аламезу показалось, что слуховая память его подвела, ведь в карете с распахнутой именно для него дверцей величественно восседала шеварийка благородных кровей, которую он никогда прежде не видел. Длинные белокурые волосы игривым водопадом спадали на плечи, о красоте которых, к сожалению, можно было только догадываться. Фасон шеварийских платьев был настолько причудлив, что скрывал то, чем следует восхищаться. Как два неуклюжих громоздких паундора, на плечах дамы торчали уродливые серебристо-зеленые банты. Декольте практически не было, а изобилующее накладками, вставками, лентами и прочими причудами столичных портных платье сидело столь мешковато, что привлекательность скрытых под ним форм и стройность женского стана в целом оставались загадкой. Лицо смотревшей на него дамы, бесспорно, было красиво, но не только женское личико разбивает мужские сердца…
– Те ухо, что ль, прострелили?! Так глаза-то целыми остались! – продолжала ворчать явно почему-то нервничающая и теряющая терпение дама. – Залазь, говорю, в карету шустрее! День Святого Омовения сегодня, вампиров на улицах полно. Не мозоль глаза кровососам!
– А вы кто?! – быстро глянув по сторонам, но не обнаружив рядом никого, кто бы мог оказаться старшим вампиром, произнес моррон, стараясь изменить голос. – Что угодно благородной госпоже от бедного странника?
Красавица завела речь о вампирах, и это удивило Аламеза, но более его насторожило, что незнакомая шеварийка говорила с ним по-геркански, хоть язык врага был запрещен в охваченном войной королевстве и за одно лишь слово на нем могли нещадно исхлестать розгами даже особу благородных кровей.
– Кто, кто, покойница из Мелингдорма, вот кто! – не скрывая раздражения и злости, прошипела дама. – Залазь в карету, говорю!