Маг с изъяном Щепетнов Евгений
Илар забрался на передовую повозку, рядом с сонным возчиком, снисходительно покосившимся на непрошеного соседа, скинул надоевший кожушок, затем вещмешок и с легким трепетом вынул инструмент из чехла.
Проверить его состояние Илар так и не успел и боялся, что тот непригоден для игры – или струны надорваны, или тело инструмента треснуто. Но нет, инструмент сиял на солнце красотой настоящего сокровища, струны были высшего качества – серебряные, изготавливаемые где-то на юге (у них дома на далире были обычные, медные), очень дорогие, звенели они великолепно. Рука Илара привычно обхватила гриф инструмента, пальцы тронули серебро струн, и понеслась баллада – вначале тихо, несмело, потом все громче и громче. И вот уже Илар поет почти в полный голос, перебирая струны, весь отдавшись музыке.
Слова просты, как и всегда в балладах, – любовь, разлука, измена и трагедия, радость и горе. Голос Илара несильный, но приятный, с легкой хрипотцой, вибрирующий, проникающий в самую душу.
Мать всегда ему говорила, что если бы он не был сыном уважаемых родителей, то снискал бы себе славу как музыкант – талант у него несомненный. И добавляла: пусть даже не думает о карьере бродячего музыканта! Позор для потомка древнего рода петь и играть за миску жалкой похлебки! Илар с ней согласен не был, но… возражать не осмеливался во избежание слез и долгих мучительных внушений на тему: «Как неблагодарны дети, не слушающиеся своих добрых, мудрых родителей, знающих, что нужно детям, и направляющих их на правильную стезю».
Когда Илар закончил петь, минуты две все молчали, потом стражник уважительно, без улыбки, сказал:
– Парень, да ты большой музыкант! Никогда бы не подумал – такой молоденький! Великолепно! Ты вообще-то куда направляешься?
Илар на миг запнулся, не решаясь сказать правду, потом все-таки ответил:
– В столицу иду. Хочу найти там себе работу. Я, кроме как играть и петь, ничего не умею.
– Но ты умеешь это делать хорошо! – довольно кивнул стражник. – Слушай, у меня предложение. Давай я поговорю с хозяином – он в пятом фургоне едет, в середине каравана, мужик хороший. Может, и позволит тебе ехать с нами? Мы в столицу едем, металл везем. А ты нам по дороге петь будешь – все веселее. Я командир охраны, Биргаз мое имя. Тебя как звать?
– Я И… Иссар, – запнулся Илар. – Иссар меня звать.
– Иссар так Иссар, – усмехнулся стражник, от которого не ускользнула заминка нового знакомого – так что, Иссар, говорить с хозяином?
– Конечно, – счастливо улыбнулся Илар, – если позволит, я буду вам петь на стоянках, могу рассказывать истории; я много знаю: и про создание Мира, и про битвы богов, и про путешествия на драконах героя Идруна, и про однорога, унесшего молодую деву Шессену, славящуюся своим дурным нравом, – я тыщи историй знаю, не пожалеете! Только у меня еды нет. И денег нет. Так вышло…
– Да ладно, – отмахнулся стражник. – Питаться будешь из нашего котла, небось не объешь. Спать можешь в фургоне, как и все. Можешь подрабатывать, кстати, – в трактирах петь, мы все равно возле трактиров ночевать становимся. Спим только в фургонах, чтобы не обворовали. Шантрапы сейчас всякой столько, что только гляди! Ты, кстати, не воруешь? Смотри, не дай боги, попадешься на воровстве…
– Да ты что… – обиделся Илар. – Я потому и остался без денег, что меня обворовали. Сам терпеть не могу воров и грабителей!
– Вот и хорошо. Я сейчас!
Стражник пришпорил коня, и тот легкой рысью пошел вдоль каравана, к большому светлому фургону под полотняной крышей. Биргаза не было минут пять, и Илар, честно сказать, сильно волновался – вдруг хозяин каравана откажет! Зачем ему незнакомый парень, нахлебник, подозрительный тип с большой дороги?
Действительно – тут, на тракте, всякой шантрапы хватает.
Однако Биргаз вернулся довольным и с ходу сообщил:
– Хозяин согласен! Иди, подойди к нему, он на тебя посмотрит. Заодно и споешь. Оставь тут барахло, никуда не денется, мы следим. Инструмент только возьми.
Илар кивнул и, ловко спрыгнув с колышущейся на неровностях дороги повозки, погромыхивающей по булыжникам тракта, пошел к фургону хозяина.
Караванщик оказался добродушным на вид мужчиной лет пятидесяти, слегка полноватым, когда-то обладавшим иссиня-черной шевелюрой, теперь полуседым, бородатым и курносым – типичный представитель расы торговцев, как черви, пронизавших весь материк из конца в конец. Вся его жизнь проходила в дороге, и он не собирался терпеть лишения и страдать от недостатка комфорта. В его фургоне было все, что нужно для приятного времяпрепровождения – удобные лежанки, плита для разогрева пищи и кипячения воды, куча красивой посуды, а еще – симпатичная молодая жена, приятно улыбавшаяся незнакомцу.
Илар вскочил в фургон, усевшись на скамейку для погонщика, караванщик с интересом посмотрел на него, потом покосился на жену, изогнувшую в хитрой улыбке полные губы:
– Эй, эй, ты чего уставилась на молодого жеребца! Да при живом муже! Как тебя звать, молодое дарование? Иссар? Так? Я Юстан, а это моя похотливая жена Гатруза. Да ладно, не смущайся – шучу! Но на жену не заглядывайся! Не смотри, что я старый и толстый, потому бегаю медленно, все равно догоню, сяду на тебя, ты и помрешь!
Караванщик гулко засмеялся, его жена мило улыбнулась, на вид ей было лет двадцать с небольшим, не более, а Илар покраснел, чем вызвал у караванщика еще больший смех. Отсмеявшись, спросил:
– Ты вправду так хорошо играешь, как сказал Биргаз? Ну-ка, побренчи нам чего-нибудь!
Илар коснулся струн и запел песню про моряка, ушедшего в море и попавшего в плен к разбойникам. Он долго страдал в рабстве, а его любимая ждала, ждала всю жизнь, и, только когда он стал седым и старым, моряка отпустили умирать на родину. И тогда он встретил свою любимую. Девушка так и не вышла замуж, состарилась, ожидая его у околицы деревни, а когда состарившийся на чужбине мужчина пришел, обнял любимую – оба упали мертвыми, их сердца не выдержали и разорвались.
Когда Илар закончил, жена караванщика плакала, вытирая слезы, а ее муж сидел грустный, будто заключил невыгодную сделку и теперь подсчитывает убытки. Он уважительно посмотрел на музыканта и, помотав головой, заявил:
– Это лучшее исполнение баллады, которое я слышал. А я слышал эту балладу раз десять, в разных вариантах. Ты и в самом деле талант! Только спой чего-нибудь веселенькое, знаешь? А то мою любимую вогнал в слезы! Этак у нее голова заболит, и ночью мне откажет! Знаешь песню про птичку с желтым клювом? Давай ее!
– Ну… она неприличная… – Илар смущенно посмотрел на Гатрузу. – Там есть такие куплеты, что при женщине как-то неудобно петь… простите.
– Ишь ты, он еще и воспитанный! – восхитился Юстан. – Давай, давай, пой! Она и не такие словечки знает! Как-нибудь разозлишь ее, так узнаешь такие ругательства, о которых и не подозревал! Видел бы ты, как она поливает руганью грузчиков, недостаточно быстро укладывающих металл в фургоны! У них уши в трубочку сворачиваются!
– Ну… если так… – растерялся Илар. – Тогда ладно.
И запел. О птичке с желтым клювом, которая забралась в окошко к молоденькой девушке, мечтающей о любви. Птичка вдруг превратилась в парня, но то был не простой парень, а бог, ставший человеком. И этот бог вытворял такие вещи, перечисление которых заняло пять куплетов – длинных, довольно монотонных, но смачных.
Вся соль была в том, что девушка потом ничего не помнила о посещении бога и, когда ее живот стал лезть на нос, обвинила в этом мать, раскормившую ее своими вкусными пирогами.
Потом идут перечисления ругательств, которыми мать награждала распутную девицу, и всякое такое прочее. Веселая песня. Она всегда имела успех в трактире, Илар запомнил песню, подслушав у трактирного музыканта.
Впрочем, и большинство песен он запомнил именно в трактире, будто знал, что эти песни ему еще пригодятся. Память у Илара замечательная – что на слова, что на музыку, мелодию он запоминал с первого раза. Да и насчет запоминания текста проблем не было. Натренировался на маминых книгах.
– Недурно, совсем недурно! – воскликнул караванщик, утирая слезы, выступившие от смеха. – Да ты настоящий комедиант! Смотрел на тебя, так и представлял беременную девицу, жалующуюся матери! Ну, уморил!
– Это ты уморил парня, – улыбнулась Гатруза, – глянь, как он смотрит на пирожки. Голодный, да? На-ка, поешь. Музицирование отнимает много сил, как и любовь. Надо хорошо кушать, вон какой худенький! Чего, мама тебя не кормила? Кушай, кушай! Вот возьми. – Женщина налила большую глиняную кружку из кувшина.
Илар почувствовал запах сока и с наслаждением отхлебнул, горло и правда пересохло.
– Вот так… ешь, ешь… – довольно кивнула женщина. – А знаешь песню про Ниобу, страдающую по своему возлюбленному воину? А про мать, потерявшую дитя и разыскивающую его по свету? А…
– Да ну тебя! – фыркнул караванщик. – Бабские сопли! На хрен твои слезы, нытье! Веселое надо! Про Курта-жестянщика, забравшегося к соседке и настигнутого мужем! Знаешь? Ага. И про Шастуна, которого полюбила принцесса и держала его как собачку под кроватью! Тоже знаешь? Ну, молодец! Чувствую, дорога до столицы не будет скучной!
– Не загоняй парня-то, – укоризненно покачала головой Гатруза. – Петь на жаре не очень-то приятно. Пусть отдыхает, а вечером нам споет.
– Еще пару песен, и все! – заупрямился Юстан. – Скучища ведь, дорога! Поел? Давай-ка пару песен забрякай, и тогда иди к себе в фургон. Будешь жить в первом фургоне. На стоянках можешь подрабатывать в трактире – я же понимаю, ты музыкант, это твоя работа. Но и нас не забывай, хорошо?
– Хорошо, – благодарно улыбнулся и кивнул Илар, налаживая далир, – я очень вам благодарен, уважаемый господин!
– Уважаемый господин! Хо-хо-хо! Я же говорю, парень воспитанный! Не из благородных ли, а? Из дома небось сбежал? На поиски приключений? Да ладно, ладно – не спрашиваю, твое дело. Я сам когда-то сбежал от отца, богатого купца. Бродил по свету, пока не понял, какой я дурак, и не принял у него дело.
– А сейчас чего бродишь по свету? – хихикнула жена. – Так и остался дураком? Может, хватит считать придорожные столбы по всей империи? И возраст уже…
– Дура! – рассердился караванщик. – Какой еще возраст?! Ты чего несешь своим поганым женским языком?! Мне пока еще десяток таких, как ты, надо, чтобы мой петушок наконец успокоился и уснул! И язык-то повернулся, глупая баба!
– Жила принцесса розовощекая, длина ее ног восхищала мир! – поспешно заиграл и запел Илар, гася начинающуюся свару.
Караванщик сразу притих, расслабился и только иногда сердито взглядывал на иронически улыбавшуюся жену, не скрывавшую, что не боится крутого нрава мужа. Похоже, что для них такие стычки были не впервой, и Гатруза прекрасно умела ладить со строптивым муженьком.
К постоялому двору караван прибыл под вечер, когда солнце висело еще довольно высоко над линией горизонта. Фургоны медленно втянулись на огромный двор, огороженный забором, выстроились плотным квадратом, возничие распрягали лошадей, переругиваясь – не от злобы, а больше для развлечения; известно, что соленое слово бодрит, не дает заснуть организму, склонному к безделью и праздности. Больше всего ругался караванщик, фургон которого расположился в центре квадрата из десяти фургонов, он виртуозно управлялся с различными описаниями извращенной половой жизни своих подчиненных, на что те похохатывали и беззлобно отругивались, уважительно называя караванщика «Мастер».
Илар слушал этот шум и был немного растерян; он, никогда не выезжавший из городка, был, как говорится, не в своем кресле. Суета, беготня, десятки незнакомых лиц, и он, парнишка, никому не нужный и никому не ведомый, до которого никому нет никакого дела. Не по себе…
Потом все потянулись в трактир, оставив вокруг повозок охранников, своими скучными лицами выражающих недовольство судьбой и подозрение в том, что их надули и всегда надувают, не зря же они чаще других стоят в карауле, пока остальные выпивают, жрут и тискают девок. Все эти подозрения были, конечно, полной ерундой, дежурство охранников шло по очереди, установленной начальником охраны, но такова натура служивых, вечно жалующихся на судьбу и ругающих начальство.
Человек сам по себе нытик, говорил отец Илара, и, если над ним нет никого из начальства, он все равно найдет виновного в своих неприятностях – например, богов, желающих именно ему подстроить каверзу, вместо того чтобы искать причину в себе самом.
Тут Илар с ним не был согласен; в чем его вина, если проклятый старик ухватил своей костлявой рукой, приманив колдовством?
В глубине души Илар понимал, что сам виноват – нечего было сбегать из дома и лезть в повозку непонятно к кому, но он подавлял эти предательские мысли, подло пробирающиеся в сознание окольными путями.
Трактир постоялого двора был огромен, Илар в таком никогда не бывал. В городке был постоялый двор, но парень никогда туда не ходил. Горожане обычно сидели в небольшом трактире «Синий топор», сравнительно тихом, местечковом, не представляющем собой ничего особенного, – стойка, столики, отдельные кабинеты для парочек, желающих уединиться. Здесь частенько сидела молодежь и мастеровые – плотники, мебельщики. Золотоискатели и лесорубы предпочитали ходить в другой трактир, такой, как этот, – шумный, большой, суматошный и агрессивный. Подраться с возничими, с приезжими – что может быть веселее в глухой скуке провинциального городка? Притом человеку-провинциалу кажется, что если он пообщается с проезжающими мимо путешественниками, послушает новости и небылицы, то вроде как приобщится к жизни большого мира и жизнь покажется не такой тусклой и неудавшейся.
Трактир «Сломанная повозка» предоставлял все возможные услуги – от простого сытного угощения до бани и девушек, густой разноцветной стайкой снующих между столиками и нарочито призывно виляющих задами. Зады были на все вкусы – от худенькой, почти мальчишеской попки до необъятной, напоминающей лошадиный круп, задницы.
Илар испытывал брезгливое чувство к этим девушкам и дамам, раскрашенным прихотливо и ярко. Еще с детства отец и мать, отбросив предрассудки, внедрили в его голову мысль о том, что все эти продажные девицы – суть источник заразы и всевозможных неприятностей, от финансовых потерь до смерти, настигающей в результате перерезания горла глупого клиента, уснувшего возле хитрой и жадной девки.
Вообще-то среди продажных девок были вполне миленькие и даже красивые особи, многие – возраста Илара и моложе, но все равно на лицах девушек отражался их образ жизни, скрываемый большим количеством румян и белил. Нет, они не для него, давно решил Илар, и, если уж сильно хочется, вполне можно обойтись и собственными силами…
Несмотря на такие праведные умозаключения, зады девиц все-таки притягивали взгляд парня, и, когда он в компании стражников уселся в углу трактира, положив далир на подоконник широкого окна, Биргаз с усмешкой заметил, глядя на задумчивого Илара:
– Что, нравятся девки? Это хорошо! Главное, что не парни! А то я бы побоялся ночевать с тобой в одном фургоне! Хе-хе-хе… Ты не теряйся, они тут совсем дешевые, вот только игры с ними сродни игре в кости – то ли поймаешь удачу, то ли нет. Если что – ищи колдуна-лекаря, и побыстрее. Если хворь привяжется, то можешь и совсем сгнить. Вот как-то раз был у нас возчик Синитор, и подцепил он…
Илар вполуха слушал эпический рассказ о сгнившем возчике и лихорадочно думал, как предложить свои услуги трактирщику, чтобы заработать деньжонок. Очень хотелось переночевать в комнате, помыться, а еще – и это было самым важным – заняться колдовством в уединении. Илар не хотел, чтобы кто-то из его новых знакомых знал, что «музыкант» является колдуном, да еще и черным. Зачем испытывать судьбу? Пока что так хорошо все налаживается, испортить можно очень легко. А не хочется.
– …и вот, он идет по улице, а все от него шарахаются! Страшен, аж жуть!
– Извини, Биргаз, – перебил Илар, – как думаешь, если обращусь к трактирщику, он позволит мне поиграть тут за деньги? И вообще – сколько запросить?
– А ты никогда не играл в трактире? – удивился стражник. – Ну, неважно. Иди к хозяину и спроси его, хочет ли он, чтобы ты сегодня поиграл его гостям, и сколько он тебе за это даст. А еще – деньги тебе будут кидать посетители, я уж позабочусь об этом, не боись! Ты только спой, а мы уж тебе поможем, правда, ребята?!
– Правда! – загудели остальные стражники. Их было пятнадцать человек, в фургонах оставили пятерых. Юстан снял себе комнату на втором этаже трактира, но в зале его пока не было.
– А где его найти, хозяина? – растерянно переспросил Илар и тут же спохватился: – У подавальщиц узнать, понял. Постережете инструмент?
– Ты лучше возьми с собой, – посоветовал Биргаз и подмигнул: – Инструмент дорогой, мало ли что случится, сломают или украдут. Потом кого винить? А это ты сам виноват, если что.
Илар кивнул и, взяв чехол с инструментом, повесил его на плечо, ругая себя, – когда он, наконец, научится не очень доверять людям? Вроде и не дурак, а снова хотел шагнуть на те же грабли! Никто не обязан следить за сохранностью его далира, и если с тем что-то случится, чем Илар будет зарабатывать на жизнь? Дерьмо из-под лошадей убирать? Как-то не хочется. А магические способности он пока не проверил, да и обнаруживать их не хочется. По понятным причинам.
– Уважаемая, где мне найти хозяина? – Илар поймал вертлявую девицу, пахнущую луком, когда та пробегала мимо с подносом грязной посуды. Девушка расплылась в улыбке, рассмотрев, что ее держит за пояс очень даже симпатичный большеглазый паренек. Не все же потных мужланов-возчиков обслуживать?! Может, удача пошлет милого паренька? И деньги, и приятно!
– Господин желает что-то особенное? – промурлыкала девица, обнажив зубы, левый верхний резец которых был тронут чернотой гнили, дыхание подавальщицы отдавало запахом дохлого старика-мага. – Может, я вам на что-то сгожусь?
Девка будто невзначай задела Илара худым бедром, и он неосознанно отстранился, будто боясь, что с той перепрыгнет зараза, после которой у него провалится нос, – Биргаз очень уж красочно описал процесс проваливания. Девица заметила, что Илар отреагировал на ее «красоту» как-то не так, и неодобрительно поджала губы.
– Мне нужен хозяин, – терпеливо пояснил Илар, – я музыкант и хотел бы подработать сегодня вечером. Где найти хозяина?
– Музыкант? – с сомнением протянула подавальщица, осмотрев парня с ног до головы. – Что-то молод для музыканта; хозяин в своей половине, вход вон там, за стойкой. Не знаю, позволит ли… у нас есть свой музыкант, посетителей устраивает. А нашему музыканту не понравится, если какой-то залетный молодяк будет отнимать его хлеб. Смотри проблем не наживи. Жерес парень крутой, а как выпьет, делается совсем дурной. Впрочем, это твои проблемы, мне плевать. Иди туда, к вышибале, его звать Харстал; скажи, что тебе надо к хозяину, он пропустит.
Подавальщица унеслась дальше, будто ее гнало порывом ветра, а озадаченный Илар уныло потащился к здоровиле с кривым носом, опершемуся о стену в дальнем конце зала, возле стойки.
Этот человек, каменное изваяние, изображающее бога земли, никак не был похож на представителя рода людей. Будто высеченное из камня уродливое лицо напоминало о том, что все в мире преходяще, кроме вечных гор, а еще – пьяни, напрашивающейся на то, чтобы ее выкинули из заведения.
– Мне к хозяину, – известил погрустневший Илар, понявший, что не все в мире так просто. С чего это он вдруг решил, что место под солнцем в этом заведении еще не занято?
– Музыкант, да? – догадливо спросил вышибала, расплывшись в улыбке. Это выглядело так, будто булыжник вдруг ожил и раскрылся, каким-то чудом изобразив человеческую улыбку.
– Ага, музыкант, – упавшим голосом подтвердил Илар. – Хочу вот вечер у вас поиграть. Как думаешь, позволит хозяин?
– А почему нет? – не удивился вышибала. – Не ты первый, не ты последний. Надо же немножко обновлять развлечения. Наш Жерес уже зажрался, или, вернее, спился. Одно и то же хреначит, тоска берет. Да и фальшивить стал. А мои нежные уши не выносят фальшивых нот!
Илар ошеломленно посмотрел на то, что вышибала называл ушами, – эти раздавленные лепешки никак нельзя было назвать «нежными». Впечатление такое, будто их специально и целенаправленно плющили молотком для отбивания свиного мяса. Однако Илар воспрянул духом; возможно, все и не так плохо, как думалось? Деньжонок заработает, комнату снимет…
– Пойдем, – кивнул вышибала, – провожу. Хозяин запрещает гостям бродить без сопровождения, особенно в его половине. Ну, это и понятно – шантрапы тут хватает. Это сейчас еще тихо, а вот как солнце сядет, набьются – плюнуть некуда. Нажрутся, и давай чудить! Только успевай выкидывать долбанутых придурков! Попозже подтянутся еще двое моих помощников, а то одному и не справиться. Возчики – ребята крутые, пока из них дурь выбьешь – упаришься.
Вышибала толкнул дверь, махнул рукой Илару, и они вместе вошли в коридор, ведущий на половину, где жил хозяин постоялого двора.
Здесь было тихо, дверь оказалась обитой изнутри толстым войлоком и тканью, шум из общей залы сюда почти не долетал. Вязаные ковровые дорожки, на стенах картины, вставленные в рамки.
Илар с интересом рассматривал непонятные цветные пятна, фигуры, какие-то подобия людей, животных, изображенные на холстах. Вышибала заметил интерес парня и с гордостью известил:
– Это хозяин рисует. Говорит, так он видит мир! И что мир совсем другой, не такой, каким его видят остальные люди. Не знаю, может, и так, ему виднее. Хозяин много путешествовал по миру, всякое видал. Говори с ним вежливо, он воспитанный человек, не любит грубости. Может и башку открутить… хе-хе-хе…
На Илара снова навалилась волна сомнений, но отступать было поздно – темная полированная дверь открылась, и они вошли в светлую комнату, освещенную лучами заходящего солнца. Лучи проходили сквозь кисею тонких занавесей, оттого свет был кремово-желтым, как если бы он проходил через прозрачный мед. Пахло чем-то пряным, благовониями, на столике перед вычурным зеркалом курились палочки, источавшие сладкий, слегка удушливый дымок. Совершенно не было запахов кухни – лука и жареного мяса, хоть их и следовало ожидать; через стену работала огромная кухня, способная прокормить сотни людей, охочих до сытной еды и выпивки.
Человек в кресле перед приходом вышибалы с Иларом, видимо, читал книгу и отложил ее, когда вышибала постучал в дверь; перед ним на столике лежал объемистый томик с золочеными застежками.
– Что, Харстал, какие-то проблемы? – спокойно спросил человек, бесстрастно глядя на вошедших. На его жестком лице, «украшенном» шрамом через всю левую щеку от уха до подбородка, не отразилось ни капли волнения. За свои то ли сорок, то ли пятьдесят, а то и шестьдесят лет мужчина видал всякое, и его ничем нельзя было удивить. Он готов и к бою, и к бегству – в зависимости от обстоятельств, и единственное, о чем жалел, – что его оторвали от чтения.
– Нет, хозяин! – расплылся в улыбке вышибала. – Вот, парнишка пришел, говорит, что хочет поиграть в зале, подработать. Как ты к этому относишься?
– Покажи, что умеешь, – мягко попросил мужчина, обращаясь к Илару, и закинул ногу на ногу, расслабившись в кресле. Илар почему-то отметил, что трактирщик обут в мягкие кожаные тапки с длинными загнутыми носами и золотой вышивкой, вероятно, очень дорогие. Впрочем, и так было ясно, что дела в этом трактире шли очень хорошо.
Илар быстро расчехлил инструмент, поискал, куда положить чехол, – бросать на пол его не хотелось, не позволяла воспитанная матерью тяга к аккуратности. Дал подержать чехол вышибале и перекинул шнурок инструмента через шею, устроив его на боку.
– Что вам сыграть? – немного растерянно спросил Илар и посмотрел в серые глаза трактирщика, улыбавшегося краем губ.
Мужчина заметил, как парень искал место для чехла, и ему понравилась аккуратность парнишки. А еще тут же отметил, что парень из благородных, не деревенщина – это было ясно по множеству признаков. Например, по ухоженным тонким пальцам с длинными, ровными ногтями, не изуродованными тяжелой работой. По чистым белым зубам, за которыми явно ухаживали с самого рождения. По тонким чертам лица, красивым настолько, что парень мог бы родиться и вполне симпатичной девушкой.
Мужчина действительно многое повидал и был проницательным, умным человеком.
– Что-нибудь по своему выбору, – открыто улыбнулся трактирщик. Ему понравился мальчишка. Когда-то и он был таким – несмелым, неуклюжим мальчиком из хорошей семьи. Жаль, что те годы так далеко позади… Впрочем, он не жалуется. Многие могут ему позавидовать. Вот только никогда больше он не будет таким наивным, добродушным пареньком.
Мужчина незаметно вздохнул и приготовился слушать. Он надеялся, что парнишка и в самом деле может музицировать, ему хотелось помочь парню. Приятно осознавать, что ты можешь сделать что-то из прихоти, тем более что прихоть не только тебе ничего не стоит, а даже принесет денег. Хороший музыкант всегда привлекает посетителей. Они идут слушать и обогащают трактирщика, покупая еду и питье. Это закон.
Илар задумался и вдруг заиграл любимую мамину мелодию – песню из спектакля «Любовь и грезы». В ней возлюбленный принцессы Амалии признавался ей в любви, стоя под балконом дворца. Мать частенько наигрывала эту мелодию и любила ее за чистоту и возвышенность нот. Заиграв, Илар запел, и у трактирщика еще выше поднялись брови – парень-то талант!
Допев, Илар сделал еще пару аккордов и остановился. Трактирщик удовлетворенно кивнул и спросил:
– А что-нибудь простонародное знаешь? «Птичку с желтым клювом»?
Илар неожиданно для себя фыркнул, и мужчина удивленно спросил:
– Что смешного в моих словах?
– Извини, господин трактирщик. Просто сегодня я ее спел раз пять, пока ехал в караване. Она нравится караванщику! Под конец меня просто тошнило от этой бредятины!
Трактирщик усмехнулся и кивнул:
– Понимаю. Но куда денешься? Народ любит такое, с позволения сказать, музицирование. Впрочем, в ней есть забавные куплеты, ты не находишь?
– Соглашусь… но после пятого повторения они почему-то уже не кажутся забавными, – ухмыльнулся Илар. – Господин, я знаю все трактирные песни, веселые, грустные – всякие. Не сомневайтесь.
– Не сомневаюсь, – снова кивнул мужчина. – И какую же плату ты хочешь за свою работу? Много я платить тебе не могу – смысла нет. Завтра ты уедешь, и, честно скажу, переводить на тебя лишние деньги глупо. Но и не заплатить справедливо не в моих привычках. Итак?
– Я бы хотел комнату на ночь, отдельную, на одного. Ванну с горячей водой. Поесть вечером и утром. Ну и то, что накидают мне посетители. Вас так устроит?
– Ну-у… номер для молодоженов я тебе не предложу, но комнатку с кроватью, ванну – это сделаем. Поесть – вообще проблем нет. Харстал, позаботься о парне, распорядись. Скажи – я велел. Что-то еще? – спросил мужчина, глядя на то, как Илар мнется, не сходя с места.
– До которого часа мне играть? И еще… у вас тут есть музыкант… говорят, человек необузданный. Нельзя ли, чтобы Харстал проследил…
– За тем, чтобы Жерес не разбил тебе голову? – рассмеялся мужчина. – Сделаем. Харстал, последи, чтобы наш пьяница не открутил парню красивую голову. А играть нужно будет примерно до двух часов после полуночи. Дольше мы не позволяем – народ должен отдыхать. В это время они уже ничего не заказывают, нажираются, и толку от посетителей никакого, только шум и драка. Так что после этого времени можешь спокойно идти отдыхать в свою комнату. И еще: время от времени будет играть Жерес – все-таки он постоянный музыкант, и я не могу лишить его всей прибыли. Хотя в последнее время он меня и раздражает. Может, ты согласишься его заменить? Я бы выгнал этого пьянчугу и принял тебя. Заверяю, ты здесь не останешься без денег. Проходимость заведения очень неплоха, и на деньги гости не скупятся.
– Я не могу тебя обманывать, господин, – виновато прищурился Илар, – я еду в столицу… остаться не могу.
– Покорять столицу? Ну-ну… – уголком рта усмехнулся мужчина, – понимаю. Сам такой был… пока не понял, что покой дороже. Ладно, шагай, работай. Работа начнется, как сядет солнце, тогда все и собираются. Пока что покорми его, Харстал… в этом возрасте всегда хочется есть. Я пока еще помню… – Глаза мужчины слегка затуманились, как будто он заглянул в далекое, очень далекое прошлое.
Глава 3
Илар с облегчением опустился в короткую ванну, стоящую посреди номера, и закрыл глаза, чувствуя, как под ласковыми касаниями горячей воды напряжение его отпускает. Нелегок труд музыканта, очень нелегок. Горло немного саднило, пальцы горели – пришлось им потрудиться сегодняшним вечером. Но приятно. Приятно, когда тебя ценят не за то, что ты сын Шауса-пекаря, а за то, что ты хорошо делаешь свое дело. Тридцать серебреников и сотня медяков! Эдак можно жить!
Здешний музыкант смотрел таким голодным взглядом, что казалось – сейчас встанет и воткнет двузубую мясную вилку прямо в глаз Илару. После того как Илар исполнил первую песню, народ не хотел больше никого, кроме него, Жерес попробовал что-то спеть, но его освистали и кто-то даже кинул в музыканта огрызком пирога. Обидно, да. Илару стало немного жаль Жереса, но… свой карман дороже. Сегодня был не его, Жереса, день…
Вода медленно остывала, Илар намылился, смыл с себя пену, снова намылился, полил на себя из ковшика, черпнув воду из кадки рядом с ванной, и с сожалением вылез, осторожно шлепая мокрыми ногами. Не хватало еще грохнуться и разбить себе голову. Вытерся рубахой. Изогнувшись дугой, снова с неудовольствием осмотрел черную метку на ягодице. Потом взял свое пропотевшее бельишко и прополоскал в мыльной воде, усмехаясь, теперь заботиться о нем некому. Нет прачки, нет кухарки.
Впрочем – особой проблемы нет. Много ли ему надо? Желудок набить да чистое белье надеть, рубаху, штаны. Пока что особых неудобств Илар не испытал.
Прошел к столу, на котором грудкой лежали заработанные деньги – две кучки, одна побольше, другая поменьше. Подумал: надо обменять медяки на серебро, не таскаться же с такой кучей? Неудобно. И стражников каравана надо будет угостить с заработка; как только Илар заканчивал петь песню, они яростно вопили: «Накидаем музыканту денег! Даешь денег музыканту!» – и сыпались монетки. Без них, возможно, он столько бы не заработал. Да и просто из чувства благодарности – за все надо платить, так учил его отец. Долг превыше всего. Парни подобрали его, накормили, напоили, помогли, он тоже должен им помочь. Мир держится на добрых делах… так говорил отец. Впрочем, он мог и ошибаться.
Выбрал медную монетку, посмотрел на нее и положил назад – чего мелочиться? Можно позволить себе и серебряную! Заработал! Серебро гораздо лучше для гирикора. Сел на табурет, поставил локти на стол и задумался. Представился труп старика, которого Илар бросил в избушке, даже не похоронив. А тот ведь что-то говорил про похороны… надеялся на Илара.
«Ну – говорил! И что? Кто его просил делать меня черным колдуном?! Я просил приманивать меня?!
Не по себе как-то… вроде как совершил подлость. Все равно следовало похоронить старикашку, даже если он и был зловредным колдуном. Испугался? Наверное… Прикасаться в высохшему трупу, опять же – копать яму, когда так хочется есть…
Вот почему! Жрать хотел! Потому скорее и сбежал! Все-таки я гадина.
А что – хорошее начало для жизни черного мага, хорошее. Первую пакость сделал. Ладно, хватит упиваться своей гадостностью и чернотой, делом надо заняться и проверить, что я могу.
Итак, берем монетку… надо начертить на ней крест, чтобы потом не перепутать с обычными монетами. А на цепочку потом повешу. Не знаю только – можно ли будет в ней провертеть дырку, вдруг гирикор испортится? Впрочем, потом можно сделать оправу, и повесить на веревочку. Или на цепочку. Будет висеть на груди, как положено. Ювелиру скажу, что монетка дорога как память, как первый заработанный серебреник, и что он у меня амулет на удачу. Поверит, нормально!
Итак… берем немного крови… надо нож прокалить на огне, как бы лихорадку не занести. Нож-то старика, вдруг там зараза какая! Ага… вот так. Ай! Больно… Мажем монетку кровью… так… ну, погнали!»
Илар начал вчитываться в заклинание изготовления гирикора, положив книгу рядом с масляным фонарем. Слова впечатывались в мозг, Илар с удовольствием читал незнакомые слова, испытывая при этом почти физическое удовольствие. В занятиях магией были свои приятные моменты…
Наконец волшба прочно улеглась в голове молодого мага, и, не откладывая на потом, он начал выпускать волшебство в мир. Странные, хлесткие слова вылетали в пространство одно за другим. Илар еще не умел выстреливать заклинание целиком, оно выходило из него медленно, туго, мозг как будто не хотел расставаться с волшебными словами.
Но вот длинное, нудное заклинание покинуло Илара и впиталось в монету, политую кровью мага. Теперь оставалось только лишь взять монету в руки, и волшба будет завершена.
Илар осторожно протянул руку к гирикору, на секунду остановился, не решаясь взять его пальцами, потом резко опустил руку вниз и накрыл монету ладонью.
В воздухе что-то щелкнуло и запахло, будто после грозы. Защипало, кожа горела, как если бы Илар прикоснулся с раскаленному металлу. Стало ужасно больно, и он едва не убрал руку, огромным усилием воли заставив себя держать ладонь на месте.
Нужно было держать не менее пяти секунд, об этом говорилось в сноске. Выдержал дольше, убрал руку тогда, когда из глаз от боли выступили слезы.
Боль сразу прекратилась, на ладони не осталось и следа от «ожога». Монета так и лежала на столе, только стала темной, почти черной, будто много лет пролежала в болоте. Илар находил старые монетки, выглядели те именно так – черные, не позволяющие даже разглядеть металл, из которого они сделаны.
Илар с опаской и надеждой смотрел на монету, ставшую магическим инструментом, и не решался снова ее коснуться. Потом потрогал пальцем, готовый отдернуть руку, как только припечет, – нет, все в порядке.
Вздохнул, взял монетку, ставшую гирикором, сжал кулак, прислушиваясь к ощущениям. Почему-то ему казалось – сейчас должно что-то произойти. Ну не гром и молния, но что-то… магическое, что ли, такое, что он сразу ощутит – да, волшебство работает! Но нет, все было тихо, благопристойно. Постоялый двор спал, и только за окном слышалась пьяная песня, в которой Илар без труда узнал «Желтый клювик», который сегодняшним вечером ему пришлось пропеть десять раз. Расходились последние посетители трактира, улица погружалась в предрассветную тьму и покой.
Поколебавшись, Илар решил продолжить свои исследования, хотя у него уже слипались глаза и было совсем не до колдовства. Открыв книгу, выбрал первое попавшееся заклинание – вроде это было заклинание от злых собак – и загрузил в память. Раз! Заклинание от вшей – два! Заклинание усиления голоса – три! Заклинание напускания озноба – четыре! Зажечь свечу – пять! Потушить свечу – шесть! Вскипятить воду – семь! Остудить воду – восемь!
Влезло двадцать три заклинания. Двадцать четвертое уже не хотело лезть – огненные буквы не вспыхивали перед глазами, и, как только взгляд скользил в сторону, заклинание тут же испарялось из памяти, бесследно, словно и не читал его секунду назад. Все понятно. Его нынешняя память, даже с помощью гирикора, не позволяет загрузить более двадцати трех заклинаний. Но и так хорошо! Даже с гирикором многие волшебники не могут загрузить более десятка заклинаний! По крайней мере, так следовало из книг.
Илар довольно хмыкнул и решил проверить, как действуют заклинания. Свечи у него не было, вшей тоже, а вот подогреть воду… почему бы и нет?
В этот раз заклинание вышло уже быстрее, всего за полминуты. В комнате почему-то запахло цветами, а потом – похолодало, как будто ударил мороз. Илар запрыгал на месте, обхватив себя руками; он так и расхаживал голышом, все равно сейчас хотел ложиться спать. Подскочил к штанам, нацепил на себя, нацепил рубашку, накинул куртку – ухх… хорошо!
И только потом сообразил – какого демона стало так холодно, если он кипятил воду в ванне?! Наоборот, сейчас должно было потеплеть!
Бросился к заколдованному объекту и… оторопел, не веря своим глазам, – вода в ванне превратилась в лед! Она замерзла, выпучившись из сосуда мутной мыльной глыбой, и слегка потрескивала, распускаясь в тепле гостиницы.
Илар закрыл глаза, помотал головой, снова поднял веки – нет, глыба льда вместо воды никуда не делась, глаза не обманывают. Тогда маг потыкал в лед указательным пальцем. Палец онемел – глыба была очень, очень холодной, такой холодной, какой лед в природе и не бывает!
Илар отошел к табурету, сонливость как рукой сняло. Минут пять тупо смотрел на сотворенное чудо и размышлял о том, как все непросто в этом мире и какие сволочи эти боги, сотворившие ТАКОЕ. Или старик сволочь – заклинание, которое должно кипятить воду, ее замораживало, хотя четко было сказано: «После того, как ты задействуешь это заклинание, будь осторожен, берегись, не ошпарься брызгами кипятка!»
Да какие там брызги?! Какой кипяток?! Он что, измывается? Ну что же, тогда нужно действовать от противного. Если заклинание, которое кипятит воду, ее замораживает, то замораживающее должно кипятить!
Илар нашел в памяти замораживающее заклинание и выпустил его в мир, целясь в ванну. Если следовать извращенной логике старикашки, колдовство должно было вскипятить воду, то есть сделать прямо противоположное тому, что сказано в комментариях к заклинанию.
То, что произошло после активирования замораживающего заклинания, Илара просто потрясло и едва не стоило ему жизни. Если не жизни, то здоровья точно – поломка пары ребер, а то и костей ног. Ванна, мирно стоящая на своих медных ножках, вдруг присела, как зверь перед прыжком, и скакнула в сторону Илара, зарычав, как собака. Только быстрая реакция спасла мага от повреждений, он вскочил на кровать, и обезумевшая ванна снесла табурет, где колдун только что сидел. Потом начала биться о край кровати, повизгивая и царапая пол причудливо изогнутыми медными ножками.
Илар стоял на кровати, прижавшись спиной к стене, покрытой небольшим ковром, тупо смотрел на визжащую ванну, добирающуюся до его молодого тела, и думал о том, что никогда не бывает все хорошо и правильно. Ну вот скажите на милость, с какой стати заклинание для замораживания на самом деле оказалось заклинанием одушевления? И еще: с какого рожна он смог активировать заклинание высокого уровня, хотя является не то что подмастерьем – самым что ни на есть презираемым, жалким новичком низшего уровня?
Ванна злобно подпрыгивала, и, если бы не мощные перекрытия, на которых держался пол второго этажа гостиницы, весь этаж сотрясался бы, как от землетрясения. Впрочем, и так, того и гляди, в дверь постучат работники гостиницы осведомиться у постояльца: с какой стати он, идиот проклятый, затеял посреди ночи пляски и прыжки?
Нужно было что-то делать! И новоиспеченный маг сделал то, что единственно мог сделать: поочередно применил все заклинания, которые знал. Точнее, те, которые еще не применил, – двадцать одно заклинание.
Вначале пошло заклинание избавления от вшей – оно окрасило лед в ванне в зеленый цвет.
Потом заклинание озноба – в ванне ничего не изменилось, но повизгивать она стала в ритме песни «Моряки Унборна».
Зажечь свечу! Ванна начала кружиться на месте и напевать «Птичку с желтым клювом», отчего Илар пришел в ярость и попытался пнуть вредную емкость, свесив ногу с кровати. Это чуть не лишило его ноги, потому что ванна перестала петь и атаковала ногу, стараясь прижать ее к дереву кровати.
Отпрыгнув назад, похолодевший Илар стал лихорадочно соображать, чем же заглушить злобную одушевленную тварь, которая, как собака, кидалась на своего благодетеля. И тут его осенило! Заклинание от злых собак!
Илар выпустил искомое заклинание, в глубине души сомневаясь, что оно даст какой-то эффект. Вернее, что даст нужный эффект. Вообще, в нынешних обстоятельствах было неясно, как подействует какое-либо заклинание, – выпускаешь заклинание от блох, а вдруг вместо искоренения кусачих гадов оно раскроет портал и вызовет демонов из иного мира?
Вопреки ожиданию, ванна вдруг вздрогнула, пару раз подпрыгнула на месте, громыхнув всеми четырьмя ножками, потом припала к полу, согнув передние ноги, и тихо завизжала, как собака, извиняющаяся за свое преступное деяние. Илар перевел дух, осторожно спустил ногу с кровати и поболтал ею в воздухе – нет, нападения не последовало. Ванна осторожно подошла к ноге, «понюхала» ее, потерлась передней стенкой и встала рядом с кроватью, издавая звуки, похожие на сопение.
Илар осмелел, спустился с кровати, встав над ванной, уперев руки в бока, посмотрел на медное «существо» и нерешительно скомандовал:
– В угол! Туда! Иди в угол! Туда иди! Быстро!
Ванна послушалась: топоча, побежала в противоположный угол комнаты и встала там, нетерпеливо перебирая ножками.
– Стой там и не выходи! – продолжал командовать Илар и, убедившись, что команда исполнена, сел на край кровати, схватившись руками за голову.
На удивление, несмотря на топот одушевленного корыта, никто не пришел проверить, что тут делает Илар, и появилась надежда на то, что все обойдется. Вопрос только в том, сколько действует заклинание – час, два, пять часов? Да кто знает… только не Илар, это точно. И теперь оставалось рассчитывать лишь на удачу – если до утра действие заклинания одушевления прекратится, все пройдет тихо. Если нет… об этом Илар думать не хотел. Пойдет пешком – что еще поделаешь? Вряд ли караванщик отправится в путешествие с черным колдуном.
Решив на сегодня закончить с заклинаниями, Илар захлопнул книгу, уложил ее в вещмешок, сбросил куртку, штаны, рубаху и с разгону, слегка дрожа от холода и возбуждения, запрыгнул в кровать и юркнул под одеяло. Фонарь гасить не стал. Илару хотелось света, жутковато оставаться в темноте наедине с ванной, скребущейся где-то в углу. Илар искоса следил за этим «существом» – вдруг подкрадется, вдруг что-то сделает?
«Вот это я влип! Проклятый старикашка… С чего это у меня получается непонятно что? Ну почему, почему выходит такая ерунда?! Ведь так вначале все чинно, обыкновенно, по правилам – заклинание запоминается, потом выстреливается, но… получается невесть что?!
Ладно, давай подумаем. Итак, насколько я помню, волшебство связано с сутью человека, с его способностью управлять Силой. Для этого мозг каким-то образом, с помощью заклинаний, управляет процессами. И вот эти самые процессы у меня нарушены! Те заклинания, которые у других колдунов вызывают определенные действия, у меня совершают совсем другое, отличное от того, что следует ожидать! Почему?
Давай рассуждать: главное тут мозг. Когда старикашка запустил в меня Силу, та перестроила мой мозг под себя. И вот тут-то вся закавыка! Мозг перестроился не так, как надо!
И чем я отличаюсь от других людей? Это вопрос. А если… Точно. Понял! Перед тем как старик начал запускать в меня Силу, мне разбили башку! Вот! У меня был поврежден мозг! И Сила перестроила раненный после удара дубиной по макушке мозг. То-то меня тошнило, то-то у меня такая шишка была! Возможно, череп треснул. Эти гады, похоже, хотели меня убить, да не вышло. Спасибо, папа, за крепкий череп. И мама. Если бы не толщина черепа, гнил бы я сейчас там, на берегу речки. Ели бы меня черви и мухи…. бррр…»
Илар закрыл глаза, на него снова навалился сон, и от объятий бога сна не смогли уберечь даже поскребывания и повизгивания мятежной ванны, булькающей зеленой жижей, получившейся от тающего в ней льда.
Через минуту незадачливый волшебник уже спал, страдальчески скривив физиономию и дергая веками, когда ему снились сны.
А снился ему худой высохший старик, который грозил в его сторону кулаком, снился однорог, гнавшийся за ним по лесной тропе и норовивший загнать рог в зад колдуну до самого основания.
А позже приснилась живая ванна: Илар сидел в ней обнаженный, с обнаженной женой караванщика. Женщина обнимала парня за плечи, ванна неслась по улице городка лесорубов, а сзади с криками и руганью бежал сам Юстан, держа в руке здоровенную дубинку. Следом толпа охранников, которые кричали: «Ты нас обманул, проклятый колдун! Повесить его за…»
Та часть тела, за которую его хотели повесить, еще очень пригодится жене караванщика и самому Илару – он это знал точно, потому маг поторапливал ванну, требуя бежать во весь опор, и нахлестывал ее плеткой-треххвосткой. Ванна неслась, как скаковая лошадь, но на повороте не удержалась и на всем скаку с грохотом врезалась в забор, окружающий постоялый двор. Илар вывалился из ванны прямо на караванщицу, и тут его настиг Биргаз, занося над ним дубинку с криком: «А-а-а! Илар! А-а-а!»
Илар, проснувшись, чуть не закричал от ужаса. Секунды три не мог сообразить, где находится и откуда идет голос Биргаза, потом сообразил – из-за двери!
– Иссар, вставай! Э-э-а-ай! Караван через полчаса отправляется! Надо еще позавтракать!
– Иду! – крикнул Илар, вскочил с кровати, радуясь, что это был сон. И тут увидел в углу ванну, вспомнив все, что происходило ночью. С замиранием в сердце он заглянул в ванну – лед почти растаял, но цвет вода так и не сменила – зеленая, как море.
Ванна уже не подавала признаков жизни – одушевление, слава богам, прошло.
Илар схватил вещи, натянул их на себя, сгреб монеты, так и лежавшие на столе, сложил в объемистый кошель старика, покрепче привязал к поясу, накинул на плечи вещмешок и далир, отодвинул засов двери и вышел в коридор.
Его немного волновало, как отреагирует прислуга, увидев в ванне зеленую воду, но решил – будь что будет. Может, у него прихоть такая – подкрашивать воду специальной краской? Кому какое дело? Может, это такая соль для ванны – мать иногда применяла ароматические соли, подкрашивающие воду в разные цвета. Отец говорил, что любит, когда от нее пахнет цветами. Вот, может, и он, Илар, такой избалованный парень!
Спустившись вниз, в зал трактира, Илар поздоровался со своими новыми товарищами, нашел место с краю стола, схватил кусок лепешки, намазал его маслом и стал есть, запивая налитым из кувшина горячим фруктовым отваром. В разговоры он не вступал.
Есть не хотелось, но мама всегда говорила, что завтрак для здоровья важнее всей еды. Хочешь быть здоровым и веселым – ешь утром, а вот ужин есть не стоит, если не хочешь потолстеть и заболеть. Впрочем, Илар ее не особенно-то и слушал, наедаясь в любое время суток, и при этом не толстел совершенно – на зависть матери.
Через полчаса Илар уже сидел в фургоне, опершись на стенку, и дремал, покачиваясь в такт колебаниям повозки. Спать хотелось ужасно – ночью удалось поспать всего часа два или чуть больше, потому бог сна так и не отпустил юного мага из своих объятий.
– И что? В лесу ночуем?
– Нет. Хозяин не любит ночевать в лесу. Так-то на дороге спокойно; видел, патрули стражи ездят? Вот! Но все равно не стоит рисковать. Хоть и охрана у каравана приличная, хозяин на охрану никогда не скупится. До заката успеем! Вон за ту горку заедем, видишь, на горизонте? А там уже и постоялый двор. Отдохнем, а ты поработаешь. Я смотрю, у тебя хорошо получается! Монет нормально собрал. Если бы каждый раз не тратил на комнату, больше бы подкопил. В столице молодому парню деньги нужны, столица деньги любит. Одеться, обуться, опять же – комнату снять. У тебя есть в столице родня? Знакомые?
– Хмм… нет. Нет!
Илар соврал – родня-то у него была, но вот захочет ли эта самая родня его принять за своего? Вряд ли. Да и не нужно, на кой демон ему эти люди, которые легко отказались от матери, когда та не оправдала их надежд? Дяди, тети, двоюродные братья и сестры – как они приняли бы провинциального паренька, зарабатывающего на жизнь пением и бренчанием на далире?
Бродячие музыканты, комедианты, кукольники и всяческие жонглеры с акробатами всегда считались людьми последнего сорта, чуть выше проституток и рабов. Да еще крестьян.
– А чем собираешься в столице заниматься? Что будешь делать? Играть в трактирах?
– Почему бы и нет? – слегка ощетинился Илар. – А чем плохо?
– Да нет… я не хотел тебя обидеть, – улыбнулся Биргаз и вытер лоб тыльной стороной ладони, – ничего плохого в этом нет! И деньги ты неплохие получаешь. Вчера вон, если меня глаза не обманули, тебе золотой кинули? Ладно, ладно – не темни, кинули! Я видал! Кстати, ты поаккуратнее с деньгами, береги. Ты бы лучше сдал их под расписку Юстану, за небольшой процент, он бы хранил у себя в кассе, а у тебя голова бы не болела. А то украдут или потеряешь.
– А много берет? – Илар наморщил лоб, натужно соображая, как лучше сделать. У него никогда не было в кармане больше пары серебреников, потому все эти денежные дела явились для него откровением – хлопоты, возня и… тяжесть. Мешочки с медью весили совсем не мало. Да и кошели с серебром уже оттягивали руки и пояс.
– Процент возьмет, конечно, – за хлопоты. И можешь у него же обменять серебро и медь на золото. Он занимается обменом, тоже за процент. И объем меньше будет. Сам смотри: за двадцать серебреников – одна монета! Положил, и не думай о тяжелом мешке. А сколько медяков? Серебреник – двадцать медяков. На золотой придется четыреста медяков! Представляешь, сколько места освободится? Оставь себе на мелкие расходы серебра и меди, остальное в золотишко. А как приедем в столицу, заберешь у хозяина. Кстати, не беспокойся насчет честности, отдаст. Хозяин никогда не обманывает с деньгами, это все знают. Тем более что у тебя же будет расписка, а это, считай, как деньги. Кстати, давно хотел тебе сказать. – Биргаз приглушил голос и заговорщицки подмигнул: – Ты умный парень, как оказалось! Угощаешь ребят, не скупишься. Понимаешь, какая штука… ребята хорошие, да, но… зависть. Слышал про такой порок? Ты молодой, можно сказать, юный, а зарабатываешь столько, сколько им и не снилось. Лучше отдать часть – тебе это дорого не встанет, зато ты спокоен, что тебя не обворуют… ну, почти спокоен. Доверять на сто процентов никому нельзя. Мне – можно!
Биргаз радостно засмеялся, посерьезнел и нахмурил лоб:
– О чем мы с тобой начали говорить? А! О столице! Так вот, лучше не по трактирам играть, собирать медяки с заплеванного пола, а пристроиться к какому-нибудь важному господину, лучше всего при дворе. Будешь исполнять им песни за обедом или ужином, деньги получишь гораздо большие, чем от пения в трактирах, постоянное жилье, стол и все такое прочее. Если станешь придворным музыкантом, вообще хлопот иметь не будешь, жизнь, как в золотой вазе!
– Чего ты там ему в уши вдуваешь? – закряхтел возчик, взбираясь на облучок и забирая из рук Илара вожжи. – Лучше быть свободным, сам по себе, чем прислуживать господам! Захотел – играешь, не захотел – не играешь! А там – хошь не хошь, а придется петь!
– Облегчился? – ехидно осведомился Биргаз. – Или дерьмо все еще на мозг тебе давит, не дает соображать? При дворе будет постоянство, сытная жизнь! А ты вот что получил, мотаясь с хозяином по всему свету? Много ли заработал? И разве ему ты не служишь, господину?
– Ты дурак, Биргаз! – лениво сказал возчик и сплюнул, всем своим видом выражая презрение. – Плечи надул мясом, ляжки как у быка, а соображения нет и медяка! Я получаю за работу и лишнего делать не буду! А если не устроит этот хозяин, уйду к другому! Но я не прислуживаю ему! А при дворе – там надо хозяевам зад лизать! Это не по мне! А если парнишке это нравится, пусть идет. Меня вот нынешняя работа устраивает. Я вижу мир, новых людей, могу снять шлюху, если захочу, могу выпить, а дома жена – ззззз… ззззз… ззззз… Какие дома шлюхи, какое вино, она мне всю макушку прогрызет своим нытьем! Тут я свободен!
– Слыхал, Иссар? И этот человек что-то советует по жизни! Ему жена жить не дает, и он сбежал на волю! Трус! Что ты понимаешь в дворцовой жизни, болван?! Ты хоть раз бывал ближе чем в ста шагах от дворца императора, деревенщина? Еще что-то советует! Тьфу!
– Как будто ты бывал! Сидел рядом с императором на троне, да? Брехло!
– Сидеть не сидел, а во дворце бывал, – спокойно парировал Биргаз, – так что, если не знаешь, не трепи языком. Я в дворцовой охране работал и знаю все наверняка.
– И чего же ты уволился оттуда, если там все так сладко? – недоверчиво переспросил возчик. – И зачем шатаешься по свету, протирая зад о седло? Что-то не верится!
– В жизни есть много такого, в чем не разберутся и мудрецы, а уж такой болван, как ты, точно не разберется, – туманно пояснил охранник. – Не твое дело, почему я уволился. Были причины.
– А я слышал что-то такое, – послышался голос позади, и, посмотрев вправо, Илар увидел одного из стражников, незаметно подъехавшего сбоку, – это не ты ли тот уснар, в которого влюбилась наперсница принцессы Аугиры, девица Есенна? Та-а-акой скандал был! Уснара с треском вышибли со службы, а девицу – бывшую девицу – с раздутым пузом отправили в провинцию, рожать. Интересно, как это тебе башку не отрубили? Как это ты отделался всего-то лишением званий, денежными вычетами плюс изгнание? За меньшие прегрешения гноили в темнице до конца жизни! Это же надо – соблазнить троюродную сестру принцессы!
– Принцесса вступилась. Вернее, Есенна, потом и принцесса. Если бы не они… – Биргаз угрюмо задумался и тяжело вздохнул, – с тех пор не видел мою любимую. Где-то у меня сын растет… или дочь. А может, и в живых ее нет, моей Есенны… ничего не знаю. Ребенку сейчас должно быть уже года два.
Читать бесплатно другие книги:
