Смертельные послания Мэтьюз Джон
Он счел необходимым сделать во время беседы с Джеймсоном перерыв на чашечку кофе, прежде чем сообщить ему весьма неприятное известие о том, что его алиби не подтвердилось. Детектив поступил так не только потому, что такое сообщение, сделанное без всякой паузы, могло бы показаться проявлением бесчувствия и неделикатности, но и из-за того, что ему было нужно, чтобы во время второй части беседы Джон Уэлан вел протокол.
Услышав о том, что сказал Лин полицейским, Финли схватился за голову:
– О Господи!
Правда, он довольно быстро пришел в себя и представил Джозефу и Джону правдоподобное объяснение:
– Я совсем забыл. Мне очень не хотелось, чтобы меня видели там – все-таки моя фотография публиковалась в газетах в связи с делом Потрошителя – или знали, что я там бываю. Поэтому я сказал Лину, чтобы он категорически отрицал, если его кто-нибудь спросит, бывал ли я у него.
Ардженти подумал, что с учетом прошлого Джеймсона этого можно было бы ожидать: он должен был владеть искусством «импровизированных» объяснений. Но когда он озвучил эту свою мысль, его бывший напарник энергично затряс головой:
– Тогда зачем мне нужно было посылать вас туда, если я знал, что мое алиби не найдет подтверждения?
На этот вопрос у Джозефа не было готового ответа, и они вернулись на исходную позицию: Джеймсон – загадка, тайна. Все же убийца он или нет?
Ход его мыслей прервал голос Джона Уэлана:
– Приплыли.
Детектив поднял голову и увидел, что паром уже миновал выполненный в готическом стиле маяк и приближается к пристани.
Теперь нужно было отбросить в сторону все мысли и заняться судьбой Лоуренса, невинно пострадавшего из-за выдвинутых против Джеймсона обвинений. По иронии судьбы, если Финли осудят, ему придется провести несколько месяцев в ожидании виселицы в тюрьме Блэкуэлл Айленд – всего в нескольких сотнях ярдов от больницы, где находится его друг Биделл.
– Вы поедете повидаться с Лоуренсом? – спросил Джеймсон у Ардженти в конце беседы. – Скажите ему, что все будет в порядке.
– Да… конечно.
Джозеф запнулся, произнося эти слова, так как ему стало не по себе, когда англичанин схватил его за руку. Это был первый физический контакт между ними.
– Благодарю вас, – с чувством произнес Фин– ли. – Спасибо.
– Следует ли обратить внимание на какие-либо определенные признаки в поведении Лоуренса? Какие-нибудь тревожные сигналы? – спросил детектив.
– Да, – кивнул Джеймсон. – Любое повторяющееся движение. Покачивание взад и вперед или притопывание ногой. Однажды я застал его чистящим серебряный чайник, и он никак не хотел остановиться. Опасность заключается в том, что это может привести к приступу, который, в свою очередь, способен вызвать повреждение мозга. Поэтому необходимо как можно быстрее отвлечь его от таких занятий.
– Я попрошу медсестру или санитаров присматривать за ним. Будем надеяться, что надолго он там не задержится, – пообещал детектив.
– Да, будем надеяться. И еще раз спасибо вам, Джозеф. Попытайтесь спасти, по крайней мере, одного из нас – того, кто не безумен.
Но теперь, когда до их с Джоном слуха уже доносились причитания и плач обитателей Блэкуэлл Айленд, его угнетала мысль не о последних словах Джеймсона, а о том, что ему предстоит говорить неправду.
Детектив знал: уверяя Лоуренса в том, что все кончится хорошо, как было ему обещано, он стоически закроет глаза на суровую реальность, о которой не нашел в себе смелости сказать Финли. Он не скажет, что улики против него неопровержимы и ничто, кроме разве что чуда, не может спасти его от виселицы.
Заместитель главного врача по фамилии Перигри был среди тех, кто доставил Биделла в больницу днем ранее. Коренастый, неприметный человек с бесцветными волосами и аккуратно постриженными усами, он быстро затерялся и стал невидимым среди восьмидесяти бормочущих и плачущих пациентов отделения, где содержался Лоуренс.
Вскоре главврач появился в противоположном конце коридора в сопровождении старшей сестры отделения и детектива.
Стоявший рядом с дверью мужчина, похожий на Распутина – черные всклокоченные волосы и борода, казалось, проявлял к ним особый интерес. Когда он приблизился к ним, Уэлан предъявил ему значок детектива, преграждая тем самым путь. Мужчина с любопытством взглянул на значок, наклонился, понюхал его, а затем лизнул.
Полицейский отпрянул назад и убрал значок. После нескольких резких слов и взмахов руки со стороны старшей сестры бородач удалился с вызывающей ухмылкой на лице.
«Добро пожаловать на Блэкуэлл Айленд». Перигри позволил себе сухо улыбнуться, наблюдая за тем, как Джозеф и его помощник прокладывают себе путь через толпу в сторону Лоуренса.
Медленно раскачивавшийся взад и вперед друг Джеймсона не сразу заметил присутствие посетителей. Наконец, он увидел их и перестал раскачиваться. Ардженти подошел к нему, а Уэлан и старшая сестра остались стоять в нескольких шагах от них.
Говорил главным образом детектив, тогда как Лоуренс время от времени понимающе кивал. В какой-то момент его сумрачное лицо прояснилось, и на нем появилось подобие улыбки.
Его губы продолжали растягиваться в улыбке, когда Джозеф закончил разговор, прикоснувшись пальцами в знак прощания к своей шляпе, и еще целую минуту после этого. Затем, когда его вновь поглотила шумная толпа, Биделл опять принялся раскачиваться взад и вперед.
Когда на следующее утро в офисе Ардженти зазвонил телефон, все четверо детективов, присутствовавших в помещении, повернули головы в его сторону.
Телефоны все еще были новинкой в Америке, и только важные государственные учреждения имели их. Поэтому звонки раздавались довольно редко и означали, что звонит мэр, комиссар полиции Лэтам, сотрудник морга, репортер «Нью-Йорк таймс», служащий «Вестерн Юнион» или кто-нибудь из Вандербильтов[13].
Брендан Манн поднял трубку, ответил, слушал в течение минуты, а потом прикрыл ладонью микрофон и сказал, обращаясь к Джозефу:
– Это Джекоб Брайс. Спрашивает, получили ли вы фотографии и отчет, которые он вам послал.
Ардженти, сделав утвердительный жест рукой, подошел к боковому столику и просмотрел утреннюю почту. Когда проводилось вскрытие последней убитой девушки, он допрашивал Джеймсона.
Днем раньше Брайс сообщил по телефону, что, удалив запекшуюся кровь и осмотрев внутренние органы, он обнаружил на теле метку, требовавшую идентификации. Ардженти тогда поинтересовался, в каком месте была сделана метка.
– На левой груди, – ответил Джекоб.
– И ничего на внутренних органах?
– Нет, это единственная метка.
Джозеф попросил Брайса сфотографировать метку и прислать фотографии вместе с отчетом. В стопке корреспонденции конверт с этими материалами лежал пятым сверху.
Помахав им, детектив подошел к телефону и взял у Манна трубку.
– Ваш отчет на месте. Я посмотрю его и перезвоню вам в течение часа, – сказал он.
– Да, пожалуйста. Я должен зарегистрировать отчет самое позднее к завтрашнему дню, – отозвался Джекоб. – Обратите также внимание на другие детали. Посмотрите, не характерны ли они для предыдущих убийств.
Как нарочно, подумал Ардженти: лучше всех это смог бы определить человек, прохлаждающийся в данный момент в «Томбс». Но по тону Брайса он понял, что тот имел в виду что-то конкретное.
– В каком смысле? – переспросил Джозеф.
Брайс вздохнул:
– Может быть, это не имеет никакого значения, но я заметил, что некоторые раны очень тяжелы и причинены явно умышленно, в то время как другие более поверхностны и как будто нанесены поспешно, в приступе ярости. Прежде я такого контраста не замечал.
– Понятно.
Ардженти вынул из конверта отчет и шесть фотографий. Две из них были сделаны с близкого расстояния, четыре – с более дальнего, под разными углами. Метка была похожа на букву иврита «далет», соответствующую латинской букве «D», но пока он не сверится с алфавитом Морайса, нельзя будет понять… Неожиданно ход его мыслей был прерван.
Контур левой челюсти на фотографии показался ему странным. Он наклонил изображение, чтобы добиться лучшей перспективы, но это не помогло: снимок заканчивался на линии глаза, и у детектива не было уверенности, что именно в нем «неправильно». Он быстро просмотрел другие фотографии. На одной из них изображение достигало линии волос, но она была сделана с более дальнего расстояния. Кроме того, голова девушки на ней была наклонена в сторону и на нее падала тень.
После довольно продолжительной паузы Брайс спросил:
– Что-то не так?
– Пока трудно сказать. На тело еще можно взглянуть? – спросил Джозеф.
– Да, оно лежит в хранилище на полке.
– Хорошо. Перенесите его обратно на стол и приготовьте для осмотра. Я немедленно выезжаю к вам.
– Возникла небольшая проблема. Там мог быть свидетель.
Увидев, как помрачнело при этих его словах лицо Тирни, Маккласки поспешил успокоить его:
– Правда, мы пока не уверены…
Интерьер бара «Феннеллис», где инспектор сообщил Майклу услышанное из-за стеклянного экрана во время допроса Джеймсона в «Томбс», разительно отличался от антуража их предыдущей встречи. Последний штрих их плана должен был быть нанесен при помощи связей Маккласки с журналистами: если Лоуренс тоже лишится свободы, картина, созданная прессой, найдет свое завершение: «Безумный убийца и его безумный подмастерье».
Теперь реализация этого плана оказалась под угрозой – если действительно существовал свидетель, видевший той ночью Тома Брогана.
В углу бара кто-то играл на скрипке «Сбрось перья» под аккомпанемент мерных ударов бойрана[14]. Пол был выложен грубыми каменными плитами, посыпанными опилками, и источал смешанный запах выдохшегося пива и мочи.
Когда Маккласки сел за стол рядом с Томом Броганом, Тирни предложил ему присоединиться к ним: заказать фирменное блюдо «Феннеллис» – бифштекс – и запить его элем из собственной пивоварни Майкла. Инспектор предпочел бы филей и вино, но не хотел лишний раз раздражать бандита.
Ритмичные звуки бойрана гулко отдавались в сердце Маккласки, когда он рассказывал об обнаруженных в комнате маленьких кровавых следах, приближавшихся к телу и затем удалявшихся от него к задней двери. Слушая его, Тирни смотрел в сторону. Какой-то пьяный бродяга поднялся из-за стола и принялся танцевать джигу, размахивая фалдами своего рваного и грязного коричневого пальто. Хозяин «Феннеллис» Падрайг пристально следил за ним, но, пока тот веселил посетителей, которые начали хлопать в такт его неловким движениям, не трогал его.
Лоб Майкла избороздили морщины.
– Может быть, кто-то вошел в комнату потом? – предположил он. – Совсем не обязательно, что этот человек находился там в тот самый момент.
– Да, вполне возможно, – согласился полицейский.
Тирни бросил взгляд на Брогана:
– Ты точно никого не видел и ничего не слышал?
– Нет, – быстро, не раздумывая, ответил Том.
Правда, ему тут же вспомнился шорох, доносившийся из кухни, и ребенок в кроватке, но он решил не говорить об этом.
Майкл повернулся к Маккласки:
– Вы понимаете, что это означает, если свидетель все-таки был?
– Конечно, понимаю. Как вы думаете, зачем я рассказал вам об этом?
Тирни внимательно посмотрел на инспектора и медленно кивнул. Его план был тщательно продуман: франт находится у Элли Каллен; из двух патрульных полицейских он платил только Роулингсу, поэтому Мартин отвлекает Пэйни в нужный момент историей о том, как на его «друга», Маккейба, якобы напали грабители; Броган наносит на грудь девушки метку в форме буквы иврита. От реализации этого плана зависело слишком многое, чтобы можно было допустить его провал.
– Я не люблю, когда меня подводят, – тихо сказал Майкл.
Сигнал, посланный Тирни, был едва уловим, но реакция на него последовала мгновенно: Том Броган разбил пивную бутылку о край стола и приставил ее осколок к горлу Маккласки.
– Если свидетель все же объявится, позаботьтесь о том, чтобы я узнал, кто он и где находится, раньше, чем об этом узнают на Малберри-стрит, – вежливо попросил полицейского Майкл.
– Разумеется, – так же вежливо согласился тот.
– Вот так. Мне не хотелось бы, чтобы вы повторили судьбу некоторых посетителей этого милого заведения.
– Не говорите ерунды, – сказал Маккласки, с опаской косясь на неровные края осколка бутылки и с трудом выдавливая из себя улыбку. – Можно подумать, вы проделывали подобное прежде.
– О, вы даже представить себе не можете, сколько раз! – Тирни криво ухмыльнулся. – Этот бар – моя территория. Идеальное место. В случае необходимости Том и Падрайг выводят человека через заднюю дверь и рубят его на куски, которые скармливают уличным собакам или выбрасывают в коллектор. И никто потом не скажет, что этот человек был здесь.
Маккласки нервно сглотнул, и его кадык, к которому все еще был приставлен осколок бутылки, судорожно дернулся.
– Очень может быть. Но с таким человеком, как я, вы не осмелитесь поступить подобным образом, – заявил он.
– С таким человеком, как вы? Чуть больше хлопот, только и всего. Обвинят же в этом кого-нибудь другого… – Взгляд Майкла скользнул по переполненному помещению и остановился на танцующем бродяге. – Вот этого, к примеру. Падрайг скажет, что вы столкнулись с ним, между вами вспыхнула ссора и он зарезал вас осколком бутылки. Все присутствующие подтвердят его слова, а если их спросят: «Был ли здесь в это время Майк Тирни или Том Броган?» – ответ будет отрицательным. – Бандит усмехнулся. – Видите, сделать это не так сложно. Гораздо проще, чем вы думаете.
Беспокойство инспектора усилилось. Вымученная улыбка сползла с его лица.
– Вы забываете об одном: я обеспечиваю вам защиту на Малберри-стрит, а вы не идиот и не самоубийца, чтобы лишиться такой поддержки. – Он приподнял одну бровь. – Неужели вы забыли об этом?
В течение нескольких секунд Тирни пристально смотрел ему в глаза, сжав челюсти. В воздухе ощущалось почти физическое напряжение. Маккласки понимал: еще один едва заметный сигнал со стороны Майкла, и Броган вонзит острое стекло ему в шею.
– Очень уж неприятная у нас ситуация, не так ли? Ведь если ваши коллеги выйдут на Тома, то и я окажусь под угрозой. И вы тоже, – пожал плечами Тирни. – Да-да, поскольку вы слишком много знаете о моей деятельности. И я буду чувствовать себя гораздо спокойнее, если вы исчезнете.
По выражению его лица Маккласки понял, что на сей раз бандит не блефует.
– Понятно, – отозвался он.
Тирни сделал знак головой, и Броган опустил осколок.
– Все в порядке. Ничего личного, вы же понимаете. Просто я подумал, что будет справедливо, если вы узнаете, в каком положении находитесь, – сказал Майкл все тем же светским тоном.
В этот момент к их столу подошел Падрайг.
– А-а, вот и наш ужин, – улыбнуся Тирни.
В офисе комиссара полиции Нью-Йорка Бартоломью Лэтама было темно. Задернутые шторы, стенные панели из орешника и мебель из красного дерева поглощали большую часть скудного освещения комнаты, единственным источником которого служила газовая лампа, зловеще мерцавшая на столе. Когда инспектор Маккласки вошел, его глазам потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к царившему здесь полумраку.
Маккласки получил известие от Перигри вскоре после того, как вернулся из «Феннеллис», и тут же попросил о встрече. Он надеялся, что это станет последним штрихом к их с Тирни плану. Лэтам старался покидать свой офис как можно реже и руководил делами своего святилища, занимавшего четыре этажа под ним, в здании на Малберри-стрит, главным образом, посредством записок, которые разносила его секретарша, Марша Тэлбот. В данный момент она сидела сбоку от своего шефа и делала стенографические записи.
Посасывая глиняную трубку, Бартоломью просматривал свежие газеты, которые ему принес Маккласки.
– Да, я вижу, какие это может создать неприятности, – вздохнул он. – И, насколько я понял из ваших слов, вот-вот возникнет новая, еще более серьезная проблема?
– Да. Всегда полезно прислушиваться к тому, о чем говорят в мире прессы, – ответил его посетитель. – Мой знакомый журналист из «Нью-Йорк пост» узнал от одного из руководителей больницы на Блэкуэлл Айленд, что инспектор Ардженти приезжал туда и передавал послание от Финли Джеймсона его помощнику Лоуренсу.
Маккласки представил дело так, будто это Беренс снабдил его информацией, а не наоборот.
– Понятно… – Лэтам глубоко затянулся сигаретой. – И когда же может появиться эта вторая статья?
– Думаю, завтра утром.
Инспектор многозначительно смотрел на своего начальника. За статьей о тайном сговоре Ардженти и сокрытии чрезвычайно важной информации о душевном расстройстве Джеймсона и его помощника через день следовала вторая статья. Это выглядело не очень хорошо.
Бартоломью в раздумье барабанил пальцами по газете.
– Детектив Ардженти видел эту статью? – поинтересовался он.
– Я не знаю. Не думаю. У меня этот номер появился всего полчаса назад, а когда я зашел к нему в офис, мне сказали, что он срочно отбыл в морг.
– И сейчас он там?
– Наверное. Я могу послать туда своего человека.
– Это не она. Это не она!
Джозефу пришлось потрясти Финли за плечо, чтобы вывести его из ступора.
– Я… я не понимаю, – Взгляд Джеймсона беспорядочно метался из стороны в сторону, словно он пытался найти объяснение. – Вы уверены?
– Разумеется, уверен. Я только что из морга. Провел там около часа вместе с Джекобом Брайсом, осматривая тело под всеми возможными углами зрения.
Джозеф попросил Брайса зажечь газовые лампы над столом на полную мощность. В первые же минуты он проникся уверенностью в том, что это была не Элли Каллен, но хотел еще раз просмотреть отчет Джекоба, чтобы удостовериться на сто процентов, что это тело той девушки, про которую он думал. Они не могли позволить себе вторую ошибку.
– Как… как такое было возможно?
Джеймсон протянул вперед руку, словно умоляя дать ответ.
Они сидели бок о бок на его тюремной кровати. Ардженти решил сообщить заключенному новость незамедлительно, поскольку, как ему представлялось, откладывать это до официального допроса не имело никакого смысла. Брендан Манн ждал его в конце коридора вместе с надзирателями.
– Когда я впервые увидел ее, она была вся залита кровью. У нее были отрезаны нос и одно ухо, а лицо превратилось в кровавую маску. Невозможно было даже определить цвет ее волос. Ее опознали, главным образом, по вечернему платью изумрудного цвета, и то лишь по его нижней части, свободной от крови, – начал объяснять Джозеф.
– Вы не присутствовали при вскрытии?
– Нет. Мне казалось, что я провел достаточно много времени рядом с телом на месте преступления. Кроме того, вас к тому времени уже арестовали, и было необходимо как можно быстрее провести допрос, – детектив поморщился. – Я попросил Джекоба Брайса прислать мне вместе с отчетом фотографии и увидел их только сегодня утром.
Джеймсон медленно кивнул.
– Так кто же, по-вашему, жертва? – спросил Финли.
– Я считаю, что это Анна Уолкотт – только об этой соседке мисс Каллен до сих пор не было никаких известий. Ну, и еще о маленькой девочке.
– Маленькой девочке?
– Да. Сара Томкинс, девяти лет, тоже пропала. Думаю, это ее следы мы нашли на месте преступления – значит, она могла быть свидетелем. С вечера, когда произошло убийство, ее никто не видел.
– Стало быть, пропали Элли, Анна и эта маленькая Сара?
– Да. И еще ребенок Элли, Шон. Считалось, что Анна Уолкотт унесла его куда-то, поскольку она была последней, кто присматривал за детьми.
– Не могли ли они оказаться все в одном месте?
– Могли. Правда, трудно представить, что девятилетняя девочка станет бродить по улицам.
Джеймсон погрузился в раздумья, и его губы искривились в усмешке.
– Я знал. Я чувствовал, что она жива, – сказал он наконец. – Мне все было непонятно, почему она не воспользовалась револьвером, который я ей дал.
– Револьвером?
– Это не имеет значения, – Финли потряс головой, и его лицо снова помрачнело. – Хотя… каким образом платье оказалось на Анне? Элли примерила его в конце наших занятий и была в нем, когда я уходил от нее.
– Может быть, между вашим уходом и убийством прошло больше времени, чем утверждает Роулингс?
Ардженти видел, что его собеседник мучительно ищет ответ на этот вопрос.
– Когда вы занимались в тот вечер с Элли, Анна Уолкотт находилась в доме? – уточнил он.
Джеймсону потребовалось несколько секунд, чтобы отвлечься от своих мыслей.
– Да. Она была там, когда я пришел, а затем забрала Шона и Сару, чтобы пройтись по магазинам вместе с ними и не мешать нам. Перед самым моим уходом она вернулась через заднюю дверь.
– И вы говорите, что как раз в это время Элли примерила платье?
– Да, в конце занятий. Она еще раньше обещала показать его Анне, когда та вернется, и, наверное, поэтому осталась в нем. Анна перед тем, как увести детей, восхищалась платьем.
Из коридора до их слуха донеслись звуки голосов и поспешных шагов. Джозеф бросил быстрый взгляд на дверь камеры, но тут же вновь повернулся к Финли. Вне всякого сомнения, процессия остановилась у дверей другой камеры.
– И в тот момент, когда вы уходили, платье было на Элли? – спросил он заключенного.
– Да.
– Не спрашивала ли Анна, можно ли ей…
Детектив запнулся на полуслове, поскольку дверь камеры неожиданно распахнулась, и на пороге появился комиссар Лэтам в сопровождении Маккласки, начальника тюрьмы Симмонса и одного из надзирателей.
Ардженти с почтительным поклоном поднялся со стула:
– Сэр?
По выражению лица Симмонса можно было понять, что Лэтам нечасто посещает «Томбс». И для Джозефа тоже громом среди ясного неба прозвучало заявление Бартоломью о том, что в силу информации, только что доведенной до его сведения, он отныне считает нецелесообразным, чтобы Ардженти продолжал вести расследование по делу Финли Джеймсона.
– …мне очень жаль, что все так кончилось, – вздохнул комиссар под конец своей речи.
Ардженти почувствовал, как к его лицу прилила кровь. Он бросил свирепый взгляд на Маккласки, который смущенно отвел глаза в сторону, и сказал, обращаясь к Лэтаму:
– При всем моем уважении, сэр, в деле произошел важный поворот. Убитой оказалась Анна Уолкотт, а не Элли Каллен, как считалось поначалу.
Бартоломью задумчиво кивнул:
– Очень может быть. Но вам не приходит в голову, что этой новостью сначала следовало поделиться с инспектором Маккласки и со мной, а не с главным подозреваемым по делу?
– Единственная причина, почему я сделал это, сэр, заключается в том, что подозреваемого и Элли Каллен связывали особые отношения. На них-то как раз и строилось обоснование его вины и…
Лэтам резко поднял руку:
– Достаточно! Для меня это служит свидетельством ваших особых отношений с подозреваемым и подтверждает полученную мною информацию о возможном сговоре между вами. В силу чего вы не можете дальше вести расследование данного дела. Надеюсь, вы сами понимаете это.
– Да, понимаю, сэр.
Ардженти понуро опустил голову. Спорить не имело смысла. Обиднее всего было то, что его отстраняли от расследования в тот самый момент, когда он наконец поверил в невиновность Джеймсона. Удивление, а затем радость обвиняемого при известии о том, что Элли жива, были совершенно искренними.
– Можем мы хотя бы попрощаться, сэр? – попросил Джозеф комиссара. – В знак уважения к тем самым отношениям.
– Можете. Только делайте это поскорее. – В голосе Лэтама прозвучала нотка неудовольствия.
Детектив протянул Финли руку, и они обменялись рукопожатием.
– Я хотел сказать вам: вы должны разыскать Элли. Она, по всей вероятности, знает, что в действительности случилось тем вечером, – сказал заключенный, и внезапно луч надежды, засиявший было на его лице, вновь уступил место выражению отчаяния. – Однако, похоже, теперь вы будете лишены такой возможности.
– Не беспокойтесь. Я найду способ.
Ардженти произнес эти слова вполголоса, поскольку Лэтам и Маккласки стояли всего в нескольких шагах от них. Потом бывшие напарники обнялись.
– И мне очень жаль, что были моменты, когда я сомневался в вас, друг мой, – вздохнул Джозеф.
34
Четырьмя днями ранее
Сара боялась, что если будет и дальше задерживать дыхание, то лопнет или задохнется. Но если разом выдохнуть переполнявший ее воздух, то человек услышит это и найдет ее за ширмой под умывальником.
Она больше не видела его ноги в просвете под ширмой, но слышала, как он ходил всего в нескольких шагах от нее. Заскрипела дверь кладовой, в кроватке заворочался Шон, и у девочки сжалось сердце при мысли, что этот чужой человек может причинить вред мальчику.
С улицы донесся голос. Звуки шагов вновь приблизились к ней. Она испугалась, что незнакомец отдернет ширму и увидит ее, но он вернулся в комнату.
Последовала тишина. Что он собирается делать дальше? Девочку бил озноб, на ее теле выступил холодный пот. Неожиданно хлопнула входная дверь и раздались звуки быстро удаляющихся шагов.
Сара сидела, не шелохнувшись, до тех пор пока не услышала крики и свист. Только после этого она с облегчением выдохнула, выскочила из-под умывальника, схватила Шона и бросилась прочь из дома.
Выбежав через заднюю дверь, девочка помчалась по переулку мимо куч гниющего мусора. Из-под ног у нее выскочили две потревоженные ею крысы. Беглянка свернула в другой переулок и едва не вскрикнула от неожиданности, когда прямо перед ней внезапно возникла человеческая фигура.
Вокруг была непроглядна тьма, и Сара с ужасом подумала, что едва не столкнулась с тем самым человеком. Однако, почувствовав нежное прикосновение обнявших ее рук и услышав ласковый голос, она поняла, что это Элли.
– Тссс. Успокойся, Сара, успокойся. Что случилось? – Мисс Каллен забрала у нее Шона, подняла его и прислонила к своему плечу. Он закашлялся, заплакал, и девушка погладила его по спине.
– Человек… с длинным ножом. Он… он убил Анну. Она надела твое платье и… и…
Сара запнулась, не в силах больше вымолвить ни слова. Элли внимательно посмотрела на нее.
– Мое платье? Ты уверена?
Девочка молча кивнула. В ее округлившихся глазах отчетливо читался страх.
Как и обещала, мисс Каллен примерила платье и покрасовалась перед подругой. Та ворковала от удовольствия:
– Боже мой! В жизни не видела платье красивее. Ты будешь настоящей королевой бала.
Но тут Элли обнаружила, что Анна забыла купить морковь для жаркого на ужин.
– Ладно, сейчас сбегаю в лавку. Всегда полезно сменить обстановку после занятий, немного проветриться. Чтобы в голове ничего не перепуталось, – решила она.
Очевидно, Анна надела платье после ее ухода и любовалась собой, представляя себя на балу у Хэмпденов, пока не наступил последний миг ее жизни.
Итак, Потрошитель все-таки вернулся за одной из девушек их коммуны. Финли и детектив Ардженти успокаивали их, говоря, что такое невозможно, но они ошиблись.
Элли хотела было бежать домой, чтобы увидеть все собственными глазами. Она положила руку на плечо Сары и слегка подтолкнула ее, но та стояла, словно вкопанная. Девочка с ужасом смотрела в сторону дома и явно не хотела возвращаться туда. Шон снова заплакал, словно почувствовал, как напряглось тело матери.
Затем мисс Каллен пронзила мысль о зеленом платье. Может быть, убийца ожидал, что оно будет на ней? Целью нападения вполне могла быть именно она.
Ей было необходимо время, чтобы собраться с мыслями. Элли обняла Сару, стараясь успокоить ее, и они двинулись по переулку в сторону от дома.
Привычный ритм жизни в доме Ардженти снова был нарушен. Звон посуды из кухни, где София готовила ужин, доносился нерегулярно, с перерывами, как будто она время от времени о чем-то задумывалась. Игра у Марко и Паскаля не клеилась, Ориана то и дело брала фальшивые ноты в «Героическом полонезе» Шопена, и ей пришлось три раза начинать заново – хотя Ардженти знал, что дочь довольно хорошо знает это произведение. Он ничего не сказал дома о событиях прошедшего дня, но его близкие словно чувствовали: что-то произошло.
Разве он не улыбался в нужные моменты? Не обнимал Марко и Паскаля, когда пришел с работы? Неужели так заметно, что он чувствует себя совершенно опустошенным?
Та же атмосфера сохранялась и во время ужина. В конце концов София не выдержала и осмелилась задать мужу вопрос:
– У тебя на работе все в порядке?
– Произошли небольшие изменения, больше ничего. – Он поморщился. – Мне придется свыкнуться с ними.
Миссис Ардженти чувствовала, что это беспокоит его больше, чем он хочет показать, но решила подождать с расспросами.
Но после ужина, когда дети легли спать, она вернулась к этой теме:
– Так что за изменения? Не хочешь рассказать? Или отложим разговор до завтрашнего вечера?
До завтрашнего вечера? Соблазн отложить беседу был велик. До завтрашнего вечера, до следующей недели, а еще лучше вообще никогда не говорить об этом. Но тогда другая тайна, которой он никогда не делился с Софией, будет тяготить его еще больше – после того, что произошло с Джеймсоном.
Джозеф отпил глоток вина, перевел дух и рассказал об отстранении его от следствия по делу Потрошителя и о том, что послужило этому причиной.
Некоторое время его жена молчала.
– Как, по-твоему, они узнали о прошлом Джеймсона? – спросила она наконец. – Ты же говорил, что вы были одни, когда он рассказывал о себе.
– Я думаю, кто-то находился за стеклянным экраном и подслушивал нас.