Дар легкомыслия печальный… Губерман Игорь
Первый иерусалимский дневник
В эту землю я врос окончательно,
я мечту воплотил наяву,
и теперь я живу замечательно,
но сюда никого не зову.
Россию увидав на расстоянии, грустить перестаешь о расставании
- Изгнанник с каторжным клеймом,
- отъехал вдаль я одиноко
- за то, что нагло был бельмом
- в глазу всевидящего ока.
- Еврею не резвиться на Руси
- и воду не толочь в российской ступе;
- тот волос, на котором он висит,
- у русского народа – волос в супе.
- Забавно, что томит меня и мучает
- нехватка в нашей жизни эмигрантской
- отравного, зловонного, могучего
- дыхания империи гигантской.
- Бог лежит больной, окинув глазом
- дикие российские дела,
- где идея вывихнула разум
- и, залившись кровью, умерла.
- С утра до тьмы Россия на уме,
- а ночью – боль участия и долга;
- неважно, что родился я в тюрьме,
- а важно, что я жил там очень долго.
- Да, порочен дух моей любви,
- но не в силах прошлое проклясть я,
- есть у рабства прелести свои
- и свои восторги сладострастья.
- Вожди России свой народ
- во имя чести и морали
- опять зовут идти вперед,
- а где перед, опять соврали.
- Когда идет пора крушения структур,
- в любое время всюду при развязках
- у смертного одра империй и культур
- стоят евреи в траурных повязках.
- Ах, как бы нам за наши штуки
- платить по счету не пришлось!
- Еврей! Как много в этом звуке
- для сердца русского слилось!
- Устроил с ясным умыслом Всевышний
- в нас родственное сходство со скотом:
- когда народ безмолвствует излишне,
- то дух его зловонствует потом.
- Люблю российский спор подлунный,
- его цитат бенгальский пламень,
- его идей узор чугунный,
- его судеб могильный камень.
- Ранним утром. Душной ночью,
- Вдруг в ответ на чей-то взгляд…
- Вырвал корни я из почвы,
- и они по ней болят.
- Прав еврей, что успевает
- на любые поезда,
- но в России не свивает
- долговечного гнезда.
- Я хотел бы прожить много лет
- и услышать в часы, когда пью,
- что в стране, где давно меня нет,
- кто-то строчку услышал мою.
- Вдовцы Ахматовой и вдовы Мандельштама —
- бесчисленны. Душой неколебим,
- любой из них был рыцарь, конь и дама,
- и каждый был особенно любим.
- Мне вновь напомнила мимоза
- своей прозрачной желтизной,
- что в сердце всажена заноза
- российской слякотной весной.
- В русском таланте ценю я сноровку
- злобу менять на припляс:
- в доме повешенных судят веревку
- те же, что вешали нас.
- В России сейчас от угла до угла
- бормочет Россия казенная
- про то, что Россию спасти бы могла
- Россия, оплошно казненная.
- В те трудные дни был открыт
- мне силы и света источник,
- когда я почувствовал стыд
- и выпрямил свой позвоночник.
- Из русских событий пронзительный вывод
- взывает к рассудкам носатым:
- в еврейской истории русский период
- кончается веком двадцатым.
- Россия извелась, пока давала
- грядущим поколениям людей
- урок монументального провала
- искусственно внедряемых идей.
- Пронизано русское лето
- миазмами русской зимы;
- в российских ревнителях света
- спят гены строителей тьмы.
- Россию покидают иудеи,
- что очень своевременно и честно,
- чтоб собственной закваски прохиндеи
- заполнили оставшееся место.
- Как бы ни слабели год от года
- тьма и духота над отчим домом,
- подлинная русская свобода
- будет обозначена погромом.
- Чтоб русское разрушить государство,—
- куда вокруг себя ни посмотри,—
- евреи в целях подлого коварства
- Россию окружают изнутри.
- Не верю в разум коллективный
- с его соборной головой:
- в ней правит бал дурак активный
- или мерзавец волевой.
- Не зря тонули мы в крови,
- не зря мы жили так убого,
- нет ни отваги, ни любви
- у тех, кого лишили Бога.
- Весело на русский карнавал
- было бы явиться нам сейчас:
- те, кто нас душил и убивал,
- пишут, что они простили нас.
- В России жил я, как трава,
- и меж такими же другими,
- сполна имея все права
- без права пользоваться ими.
- Лихие русские года
- плели узор искусной пряжи,
- где подо льдом текла вода
- и мертвым льдом была она же.
- В любви и смерти находя
- неисчерпаемую тему,
- я не плевал в портрет вождя,
- поскольку клал на всю систему.
- Злая смута у России впереди:
- все разъято, исковеркано, разрыто
- и толпятся удрученные вожди
- у гигантского разбитого корыта.
- Когда вдруг рухнули святыни
- и обнажилось их уродство,
- душа скитается в пустыне,
- изнемогая от сиротства.
- Россия ждет, мечту лелея
- о дивной новости одной:
- что наконец нашли еврея,
- который был всему виной.
- Ручей из русских берегов,
- типаж российской мелодрамы,
- лишась понятных мне врагов,
- я стал нелеп, как бюст без дамы.
- На кухне или на лесоповале,
- куда бы судьбы нас ни заносили,
- мы все о том же самом толковали —
- о Боге, о евреях, о России.
- Хоть сотрись даже след от обломков
- дикой власти, где харя на рыле,
- все равно мы себя у потомков
- несмываемой славой покрыли.
- Я разными страстями был испытан,
- но главное из посланного Богом —
- я в рабстве у животных был воспитан,
- поэтому я Маугли во многом.
- Российскую власть обесчещенной
- мы видим и сильно потоптанной,
- теперь уже страшно, что женщиной
- она будет мерзкой и опытной.
- Нельзя не заметить, что в ходе истории,
- ведущей народы вразброд,
- евреи свое государство – построили,
- а русское – наоборот.
- Едва утихомирится разбой,
- немедля разгорается острей
- извечный спор славян между собой —
- откуда среди них и кто еврей.
- Я снял с себя российские вериги,
- в еврейской я сижу теперь парилке,
- но даже возвратясь к народу Книги,
- по-прежнему люблю народ Бутылки.
- В автобусе, не слыша языка,
- я чую земляка наверняка:
- лишь русское еврейское дыхание
- похмельное струит благоухание.
- Приемлю, не тоскуя и не плачась,
- древнейшее из наших испытаний —
- усушку и утруску наших качеств
- от наших переездов и скитаний.
- Не в том печаль, что век не вечен,—
- об этом лучше помолчим,
- а в том, что дух наш изувечен
- и что уже неизлечим.
- Везде все время ходит в разном виде,
- мелькая между стульев и диванов,
- народных упований жрец и лидер
- Адольф Виссарионович Ульянов.
- За все России я обязан —
- за дух, за свет, за вкус беды,
- к России так я был привязан —
- вдоль шеи тянутся следы.
- В любое окошко, к любому крыльцу,
- где даже не ждут и не просят,
- российского духа живую пыльцу
- по миру евреи разносят.
- Не дикому природному раздолью,
- где края нет лесам и косогорам,
- а тесному кухонному застолью
- душа моя обязана простором.
- Много у Ленина сказано в масть,
- многие мысли частично верны,
- и коммунизм есть советская власть
- плюс эмиграция всей страны.
- На почве, удобренной злобой бесплодной,
- увял даже речи таинственный мускул:
- великий, могучий, правдивый, свободный
- стал постным, унылым, холодным и тусклым.
- Я б хотел, чтоб от зоркого взора
- изучателей русских начал
- не укрылась та доля позора,
- что ложится на всех, кто молчал.
- У того, кто родился в тюрьме
- и достаточно знает о страхе,
- чувство страха живет не в уме,
- а в душе, селезенке и пахе.
- Я Россию часто вспоминаю,
- думая о давнем дорогом,
- я другой такой страны не знаю,
- где так вольно, смирно и кругом.
- Забавно мы все-таки жили:
- свой дух в чистоте содержали
- и с истовой честью служили
- неправедной, грязной державе.
- Такой же, как наша, не сыщешь на свете
- ранимой и прочной душевной фактуры;
- двух родин великих мы блудные дети:
- еврейской земли и российской культуры.
- Оставив золу крематорию
- и в путь собирая семью,
- евреи увозят историю
- будущую свою.
- Я там любил, я там сидел в тюрьме,
- по шатким и гнилым ходил мостам,
- и брюки были вечно в бахроме,
- и лучшие года остались там.
Евреев от убогих до великих люблю не дрессированных, а диких
- Был, как обморок, переезд,
- но душа отошла в тепле,
- и теперь я свой русский крест
- по еврейской несу земле.
- Здесь мое исконное пространство,
- здесь я гармоничен, как нигде,
- здесь еврей, оставив чужестранство,
- мутит воду в собственной среде.
- В отъезды кинувшись поспешно,
- евреи вдруг соображают,
- что обрусели так успешно,
- что их евреи раздражают.
- За российский утерянный рай
- пьют евреи, устроив уют,
- и, забыв про набитый трамвай,
- о графинях и тройках поют.
- Еврейский дух слезой просолен,
- душа хронически болит;
- еврей, который всем доволен, —
- покойник или инвалид.
- Умельцы выходов и входов
- настырны, въедливы и прытки,
- евреи есть у всех народов,
- а у еврейского – в избытке.
- Евреи, которые планов полны,
- становятся много богаче,
- умело торгуя то светом луны,
- то запахом легкой удачи.
- Каждый день я толкусь у дверей,
- за которыми есть кабинет,
- где сидит симпатичный еврей
- и дает бесполезный совет.
- Чтоб несогласие сразить
- и несогласные закисли,
- еврей умеет возразить
- еще не высказанной мысли.
- Да, Запад есть Запад, Восток есть Восток,
- у каждого собственный запах,
- и носом к Востоку еврей свой росток
- стыдливо увозит на Запад.
- Смотрю на наше поколение
- и с восхищеньем узнаю
- еврея вечное стремление
- просрать историю свою.
- Не внемлет голосу погоды
- упрямый ген в упорном семени:
- терпя обиды и невзгоды,
- еврей блаженствует в рассеянье.
- В мире много идей и затей,
- но вовек не случится в истории,
- чтоб мужчины рожали детей,
- а евреи друг с другом не спорили.
- В мире лишь еврею одному
- часто удается так пожить,
- чтоб не есть свинину самому
- и свинью другому подложить.
- Мир наполнили толпы людей,
- перенесших дыханье чумы,
- инвалиды высоких идей,
- зараженные духом тюрьмы.
- Земля моих великих праотцов
- полна умов нешибкого пошиба,
- и я среди галдящих мудрецов
- молчу, как фаршированная рыба.
- Слились две несовместные натуры
- под покровом израильской кровли —
- инвалиды российской культуры
- с партизанами русской торговли.
- За мудрость, растворенную в народе,
- за пластику житейских поворотов
- евреи платят матери-природе
- обилием кромешных идиотов.
- Живу я легко и беспечно,
- хотя уже склонен к мыслишкам,
- что все мы евреи, конечно,
- но некоторые – слишком.
- Душу наблюдениями грея,
- начал разбираться в нашем вкусе я:
- жанровая родина еврея —
- всюду, где торговля и дискуссия.
- Я счастлив, что жив и неистов
- тяжелый моральный урод —
- мой пакостный, шустрый, корыстный,
- настырно живучий народ.
- Еврей не каждый виноват,
- что он еврей на белом свете,
- но у него возможен брат,
- а за него еврей в ответе.
- Евреев тянет все подвигать
- и улучшению подвергнуть,
- и надо вовремя их выгнать,
- чтоб неприятностей избегнуть.
- Не терпит еврейская страстность
- елейного меда растления:
- еврею вредны безопасность,
- покой и любовь населения.
- Как ни скрывался в чуждой вере,
- у всех народов и времен
- еврей заочно к высшей мере
- всегда бывал приговорен.
- Особенный знак на себе мы несем,
- всевластной руки своеволие,
- поскольку евреи виновны во всем,
- а в чем не виновны – тем более.
- Под пятой у любой системы —
- очень важно заметить это —
- возводили мы сами стены
- наших тесных и гиблых гетто.
- Нельзя, когда в душе разброд,
- чтоб дух темнел и чах;
- не должен быть уныл народ,
- который жгли в печах.
- Евреи знали унижение
- под игом тьмы поработителей,
- но, потерпевши поражение,
- переживали победителей.
- Пустившись по белому свету,
- готовый к любой неизвестности,
- еврей заселяет планету,
- меняясь по образу местности.
- Спеша кто куда из-под бешеной власти,
- евреи разъехались круто,
- чем очень и очень довольны. А счастье —
- оно не пришло почему-то.
- Варясь в густой еврейской каше,
- смотрю вокруг, угрюм и тих:
- кишмя кишат сплошные наши,
- но мало подлинно своих.
- Мне одна догадка душу точит,
- вижу ее правильность везде:
- каждый, кто живет не там, где хочет, —
- вреден окружающей среде.
- Навеки предан я загадочной стране,
- где тени древние теснятся к изголовью,
- а чувства – разные полощутся во мне:
- люблю евреев я, но странною любовью.
- Что изнутри заметно нам,
- отлично видно и снаружи:
- еврей абстрактный – стыд и срам,
- еврей конкретный – много хуже.
- Еврей весь мир готов обнять,
- того же требуя обратно:
- умом еврея не понять,
- а чувством это неприятно.
- Во все разломы, щели, трещины
- проблем, событий и идей,
- терпя то ругань, то затрещины,
- азартно лезет иудей.
- Растут растенья, плещут воды,
- на ветках мечутся мартышки,
- еврей в объятиях свободы
- хрипит и просит передышки.
- Антисемит похож на дам,
- которых кормит нежный труд:
- от нелюбви своей к жидам
- они дороже с нас берут.
- Всегда еврей гоним или опален
- и с гибелью тугим повит узлом,
- поэтому бесспорно уникален
- наш опыт обращения со злом.
- Много сочной заграничной русской прессы
- я читаю, наслаждаясь и дурея;
- можно выставить еврея из Одессы,
- но не вытравишь Одессу из еврея.
- В жизненных делах я непрактичен,
- мне азарт и риск не по плечу,
- даже как еврей я нетипичен:
- если что не знаю, то молчу.
- Заоблачные манят эмпиреи
- еврейские мечтательные взгляды,
- и больно ушибаются евреи
- о каменной реальности преграды.
- Тем людям, что с рожденья здесь растут,
- им чужды наши качества и свойства;
- похоже, не рассеется и тут
- витающий над нами дух изгойства.
- Еврейского характера загадочность
- не гений совместила со злодейством,
- а жертвенно-хрустальную порядочность
- с таким же неуемным прохиндейством.
- Мы Богу молимся, наверно,
- затем так яростно и хрипло,
- что жизни пакостная скверна
- на нас особенно налипла.
- В еврейском гомоне и гаме
- отрадно жить на склоне лет,
- и даже нет проблем с деньгами,
- поскольку просто денег нет.
- Еврейского разума имя и суть —
- бродяга, беглец и изгой:
- еврей, выбираясь на правильный путь,
- немедленно ищет другой.
- Я антисемит, признаться честно,
- ибо я лишен самодовольства
- и в евреях вижу повсеместно
- собственные низменные свойства.
- Скитались не зря мы со скрипкой в руках:
- на землях, евреями пройденных,
- поют и бормочут на всех языках
- еврейские песни о родинах.
- Чуть выросли – счастья в пространстве кипучем
- искать устремляются тут же
- все рыбы – где глубже, все люди – где лучше,
- евреи – где лучше и глубже.
- Катаясь на российской карусели,
- наевшись русской мудрости плодов,
- евреи столь изрядно обрусели,
- что всюду видят происки жидов.
- Еврей живет, как будто рос,
- не зная злобы и неволи:
- сперва сует повсюду нос
- и лишь потом кричит от боли.
- Велик и мелок мой народец,
- един и в грязи и в элите,
- я кровь от крови инородец
- в его нестойком монолите.
- Евреям доверяют не вполне
- и в космос не пускают, слава Богу;
- евреи, оказавшись на Луне,
- устроят и базар, и синагогу.
- Шепну я даже в миг, когда на грудь
- уложат мне кладбищенские плиты:
- женитьба на еврейке – лучший путь
- к удаче, за рубеж, в антисемиты.
- На развалинах Древнего Рима
- я сижу и курю не спеша,
- над руинами веет незримо
- отлетевшая чья-то душа.
- Под небом, безмятежно голубым,
- спит серый Колизей порой вечерней;
- мой предок на арене этой был
- зарезан на потеху римской черни.
- Римские руины – дух и мрамор,
- тихо дремлет вечность в монолите;
- здесь я, как усердный дикий варвар,
- выцарапал имя на иврите.
- В убогом притворе, где тесно плечу
- и дряхлые дремлют скамейки,
- я Деве Марии поставил свечу —
- несчастнейшей в мире еврейке.
- Из Рима видней (как теперь отовсюду,
- хоть жизнь моя там нелегка)
- тот город, который я если забуду —
- отсохнет моя рука.
- Я скроюсь в песках Иудейской пустыни
- на кладбище плоском, просторном и нищем
- и чувствовать стану костями пустыми,
- как ветер истории поверху свищет.
- Вон тот когда-то пел, как соловей,
- а этот был невинная овечка,
- а я и в прошлой жизни был еврей —
- отпетый наглый нищий из местечка.
- Знаешь, поразительно близка мне
- почва эта с каменными стенами:
- мы, должно быть, помним эти камни
- нашими таинственными генами.
- Я счастлив, что в посмертной вечной мгле,
- посмертном бытии непознаваемом,
- в навеки полюбившейся земле
- я стану бесполезным ископаемым.
Высокого безделья ремесло меня от процветания спасло
- Как пробка из шампанского, со свистом
- я вылетел в иное бытие,
- с упрямостью храня в пути тернистом
- шампанское дыхание свое.
- Я живой и пока не готов умирать.
- Я свободу обрел. Надо путь избирать.
- А повсюду стоят, как большие гробы,
- типовые проекты удачной судьбы.
- Я тем, что жив и пью вино,
- свою победу торжествую:
- я мыслил, следователь, но
- я существую.
- В час важнейшего в жизни открытия
- мне открылось, гордыню гоня,
- что текущие в мире события
- превосходно текут без меня.
- За то и люблю я напитки густые,
- что, с гибельной вечностью в споре,
- набитые словом бутылки пустые
- кидаю в житейское море.
- Всегда у мысли есть ценитель,
- я всюду слышу много лет:
- вы выдающийся мыслитель,
- но в нашей кассе денег нет.
- Время щиплет незримые струны,
- и звучу я, покуда не сгину,
- дни мелькают, как пятки фортуны,
- а с утра она дышит мне в спину.
- Я нужен был и близок людям разным,
- поскольку даром дружбы одарен,
- хотя своим устройством несуразным
- к изгнанию в себя приговорен.
- Решать я даже в детстве не мечтал
- задачи из житейского задачника,
- я книги с упоением читал,
- готовясь для карьеры неудачника.
- Видно только с горных высей,
- видно только с облаков:
- Даже в мире мудрых мыслей
- бродит уйма мудаков.
- Я живу, в суете мельтеша,
- а за этими корчами спешки
- изнутри наблюдает душа,
- не скрывая обидной усмешки.
- Моя малейшая затея
- душе врага всегда была
- свежа, как печень Прометея
- глазам голодного орла.
- В этой мутной с просветами темени,
- непостижной душе и уму,
- я герой, но не нашего времени,
- а какого – уже не пойму.
- Я пристегнут цепью и замком
- к речи, мне с рождения родной:
- я владею русским языком
- менее, чем он владеет мной.
- С утра нужна щепотка слов,
- пощекотавших ум и слух,
- чтоб ожил чуткий кайфолов,
- согрелся жить мой грустный дух.
- Очень много во мне плебейства,
- я ругаюсь нехорошо,
- и меня не зовут в семейства,
- куда сам бы я хер пошел.
- Мы бестрепетно выносим на свет
- и выплескиваем в зрительный зал
- то, что Бог нам сообщил как секрет,
- но кому не говорить – не сказал.
- Ум так же упростить себя бессилен,
- как воля перед фатумом слаба,
- чем больше в голове у нас извилин,
- тем более извилиста судьба.
- Что в жизни вреднее тоски и печали?
- За многое множество прожитых дней
- немало печальников мы повстречали —
- они отравлялись печалью своей.
- Каждый, в ком играет Божья искра,
- ясно различим издалека,
- и, когда игра не бескорыстна,
- очень ей цена невелика.
- Добру и злу внимая равнодушно,
- и в жертвах побывал я, и в героях,
- обоим поперек и непослушно
- я жил и натерпелся от обоих.
- Моей судьбы кривая линия
- была крута, но и тогда
- я не кидался в грех уныния
- и блуд постылого труда.
- Я люблю, когда слов бахрома
- золотится на мыслях тугих,
- а молчание – признак ума,
- если признаков нету других.
- Живу привольно и кудряво,
- поскольку резво и упрямо
- хожу налево и направо
- везде, где умный ходит прямо.
- Очень давит меня иногда
- тяжкий груз повседневного долга,
- но укрыться я знаю куда
- и в себя ухожу ненадолго.
- Именно поэты и шуты
- в рубище цветастом и убогом —
- те слоны, атланты и киты,
- что планету держат перед Богом.
- Я счастлив ночью окунуться
- во все, что вижу я во сне,
- и в тот же миг стремлюсь проснуться,
- когда реальность снится мне.
- На свободе мне жить непривычно
- после долгих невольничьих лет,
- а улыбка свободы цинична,
- и в дыхании жалости нет.
- Много всякого на белом видя свете
- в жизни разных городов и деревень,
- ничего на белом свете я не встретил
- хитроумней и настойчивей, чем лень.
- Не стоит и расписывать подробней,
- что личная упрямая тропа
- естественно скудней и неудобней
- проспекта, где колышется толпа.
- Я в сортир когда иду среди ночи,
- то плетется мой Пегас по пятам,
- ибо дух, который веет, где хочет,
- посещает меня именно там.
- Как ни богато естество,
- играющее в нас,
- необходимо мастерство,
- гранящее алмаз.
- На вялом и снулом проснувшемся рынке,
- где чисто, и пусто, и цвета игра,
- душа моя бьется в немом поединке
- с угрюмым желанием выпить с утра.
- Живу, куря дурное зелье,
- держа бутыль во тьме серванта,
- сменив российское безделье
- на день беспечного Леванта.
- Нисколько сам не мысля в высшем смысле,
- слежу я сквозь умильную слезу,
- как сутками высиживают мысли
- мыслители, широкие в тазу.
- О том, что потеряли сгоряча,
- впоследствии приходится грустить;
- напрасно я ищу себе врача,
- зуб мудрости надеясь отрастить.
- Где надо капнуть – я плесну,
- мне день любой – для пира дата,
- я столько праздновал весну,
- что лето кануло куда-то.
- Неявная симпатия к подонкам,
- которая всегда жила во мне,
- свидетельствует, кажется, о тонком
- созвучии в душевной глубине.
- Когда я спешу, суечусь и сную,
- то словно живу на вокзале
- и жизнь проживаю совсем не свою,
- а чью-то, что мне навязали.
- Я даже в течение дня
- клонюсь то к добру, то ко злу,
- и правы, кто хвалит меня,
- и правы, кто брызжет хулу.
- Рифмуя слова, что сказались другими, —
- ничуть не стесняюсь, отнюдь не стыжусь:
- они просто были исконно моими
- и преданно ждали, пока я рожусь.
- Эстетам ревностным и строгим
- я дик и низок. Но по слухам —
- любезен бедным и убогим,
- полезен душам нищих духом.
- Я проделал по жизни немало дорог,
- на любой соглашался маршрут,
- но всегда и повсюду, насколько я мог,
- уклонялся от права на труд.
- Я, Господи, умом и телом стар;
- я, Господи, гуляка и бездельник;
- я, Господи, прошу немного в дар —
- еще одну субботу в понедельник.
- Для всех распахнут и ничей,
- судьба насквозь видна,
- живу прозрачно, как ручей,
- в котором нету дна.
- Явились мысли – запиши,
- но прежде – сплюнь слегка
- слова, что первыми пришли
- на кончик языка.
- Доволен я и хлебом, и вином,
- и тем, что не чрезмерно обветшал,
- и если хлопочу, то об одном —
- чтоб жизнь мою никто не улучшал.
- Кругом кипит азарт, и дух его
- меня ласкает жаром по плечу;
- за то, что мне не надо ничего,
- я дорого и с радостью плачу.
- Я должен признаться, стыдясь и робея,
- что с римским плебеем я мыслю похоже,
- что я всей душой понимаю плебея,
- что хлеба и зрелищ мне хочется тоже.
- Мне власть нужна, как рыбе – серьги,
- в делах успех, как зайцу – речь,
- я слишком беден, чтобы деньги
- любить, лелеять и беречь.
- Своих печалей не миную,
- сполна приемлю свой удел:
- ведь, получив судьбу иную,
- я б тут же третью захотел.
- Изрядно век нам нервы потрепал,
- но столького с трухой напополам
- напел, наплел, навеял, нашептал,
- что этого до смерти хватит нам.
- В толпе не теснюсь я вперед,
- ютясь молчаливо и с краю:
- я искренне верю в народ,
- но слабо ему доверяю.
- Мне все беспечное и птичье
- милее прочего всего,
- ведь и богатство – не наличие,
- а ощущение его.
- Я живу ожиданьем волнения,
- что является в душу мою,
- а следы своего вдохновения
- с наслажденьем потом продаю.
- В сужденьях о поэте много значит,
- как хочет он у Бога быть услышан;
- кто более величественно плачет,
- тот кажется нам более возвышен.
- С утра теснятся мелкие заботы,
- с утра хандра и лень одолевают,
- а к вечеру готов я для работы,
- но рядом уже рюмки наливают.
- Свободой дни мои продля,
- Господь не снял забот,
- и я теперь свободен для,
- но не свободен от.
- В людской активности кипящей
- мне часто видится печально
- упрямство курицы, сидящей
- на яйцах, тухлых изначально.
- Блажен, кого тешит затея
- и манит огнями дорога;
- талант – сочиняет, потея,
- а гений – ворует у Бога.
- Когда мы глухо спим и домочадцы
- теряют с нами будничную связь,
- из генов наших образы сочатся,
- духовной нашей плотью становясь.
- На крыльях летал, колесил на колесах,
- изведал и книжный, и каторжный труд,
- но старой мечте – опереться на посох —
- по-прежнему верен и знаю маршрут.
- Что я преступно много сплю,
- с годами стало очевидно,
- и мне за то, что спать люблю,
- порой во сне бывает стыдно.
- Мой разум, тусклый и дремучий,
- с утра трепещет, как струна:
- вокруг витают мыслей тучи,
- но не садится ни одна.
- За все благодарю тебя, судьба,
- особенно – за счастье глаз и слуха,
- которое мне дарит голытьба
- ремесленного творческого духа.
- Внезапное точное слово
- случайно прочтешь у поэта —
- и мир озаряется снова
- потоками теплого света.
- Вокруг меня все так умны,
- так образованы научно,
- и так сидят на них штаны,
- что мне то тягостно, то скучно.
- Вся жизнь моя прошла в плену
- у переменчивого нрава:
- коня я влево поверну,
- а сам легко скачу направо.
- Я раздражал собой не всякого,
- но многих – я не соответствовал
- им тем, что жил не одинаково
- с людьми, с которыми соседствовал.
- Я жил почти достойно, видит Бог:
- я в меру был пуглив и в меру смел;
- а то, что я сказал не все, что мог,
- то, видит Бог, я больше не сумел.
- За много лет познав себя до точки,
- сегодня я уверен лишь в одном:
- когда я капля дегтя в некой бочке —
- не с медом эта бочка, а с говном.
- Благое и правое дело
- я делал в часы, когда пил,
- смеялся над тем, что болело,
- и даже над тем, что любил.
- Я думаю, нежась в постели,
- что глупо спешить за верстак:
- заботиться надо о теле,
- а души бессмертны и так.
- Люблю людей и по наивности
- открыто с ними говорю,
- и жду распахнутой взаимности,
- а после горестно курю.
- Я смущен не шумихой и давкой,
- а лишь тем, что повсюду окрест
- пахнет рынком, базаром и лавкой
- атмосфера общественных мест.
- В сей жизни краткой не однажды
- бывал я счастлив оттого,
- что мне важнее чувство жажды,
- чем утоление его.
- Гуляка, прощелыга и балбес,
- к возвышенному был я слеп и глух,
- друзья мои – глумливый русский бес
- и ереси еврейской шалый дух.
- Никого научить не хочу
- я сухой правоте безразличной,
- ибо собственный разум точу
- на хронической глупости личной.
- Души моей ваянию и зодчеству
- полезны и тоска и неуют;
- большой специалист по одиночеству,
- я знаю, с чем едят его и пьют.
- Среди уже несчетных дней
- при людях и наедине
- запомнил я всего сильней
- слова, не сказанные мне.
- Судьба моя стоит на перекрестке
- и смотрит, как нахохленная птица;
- отпетой и заядлой вертихвостке
- в покое не сидится и не спится.
- Что угодно с неподдельным огнем
- я отстаиваю в споре крутом,
- ибо, только настояв на своем,
- понимаю, что стоял не на том.
- Не рос я ни Сократом, ни Спинозой,
- а рос я – огорчением родителей
- и сделался докучливой занозой
- в заду у моралистов и блюстителей.
- Стал я слишком поздно понимать,
- как бы пригодилось мне умение
- жаловаться, плакать и стонать,
- радуя общественное мнение.
- Живя в душевном равновесии
- и непреклонном своеволии,
- меж эйфории и депрессии
- держусь высокой меланхолии.
- Мне с самим собой любую встречу
- стало тяжело переносить:
- в зеркале себя едва замечу —
- хочется автограф попросить.
- От метаний, блужданий, сумбурности —
- дарит возраст покой постоянства,
- и на черепе холм авантюрности
- ужимается в шишку мещанства.
- Ни мыслей нет, ни сил, ни денег.
- И ночь, и с куревом беда,
- А после смерти душу денет
- Господь неведомо куда.
- Успех мой в этой жизни так умерен,
- что вряд ли она слишком удалась,
- но будущий мой жребий – я уверен —
- прекрасен, как мечта, что не сбылась.
В любви прекрасны и томление, и апогей, и утомление
- Природа тянет нас на ложе,
- судьба об этом же хлопочет,
- мужик без бабы жить не может,
- а баба – может, но не хочет.
- Мы счастье в мире умножаем
- (а злу – позор и панихида),
- мы смерти дерзко возражаем,
- творя обряд продленья вида.
- В любви на равных ум и сила,
- душевной требуют сноровки
- затеи пластики и пыла,
- любви блаженные уловки.
- В политике – тайфун, торнадо, вьюга,
- метель и ожиданье рукопашной;
- смотреть, как раздевается подруга,
- на фоне этом радостно и страшно.
- Люблю, с друзьями стол деля,
- поймать тот миг, на миг очнувшись,
- когда окрестная земля
- собралась плыть, слегка качнувшись.
- Едва смежает сон твои ресницы —
- ты мечешься, волнуешься, кипишь,
- а что тебе на самом деле снится,
- я знаю, ибо знаю, с кем ты спишь.
- Есть женщины, познавшие с печалью,
- что проще уступить, чем отказаться,
- они к себе мужчин пускают в спальню
- из жалости и чтобы отвязаться.
- Он даму держал на коленях,
- и тяжко дышалось ему,
- есть женщины в русских селеньях —
- не по плечу одному.
- Мы пружины не знаем свои,
- мы не ведаем, чем дорожить,
- а минуты вчерашней любви
- помогают нам день пережить.
- И дух и плоть у дам играют,
- когда, посплетничать зайдя,
- они подруг перебирают,
- говно сиропом разводя.
- Встречаясь с дамой тет-а-тет,
- теряешь к даме пиетет.
- Мужик тугим узлом совьется,
- но если пламя в нем клокочет —
- всегда от женщины добьется
- того, что женщина захочет.
- Я не люблю провинциалок —
- жеманных жестов, постных лиц;
- от вялых страхов сух и жалок
- любовный их Аустерлиц.
- Мы заняты делом отличным,
- нас тешит и греет оно,
- и ангел на доме публичном
- завистливо смотрит в окно.
- Блажен, кому достался мудрый разум,
- такому все легко и задарма,
- а нам осталась радость, что ни разу
- не мучались от горя от ума.
- В силу разных невнятных причин,
- вопреки и хуле и насмешке,
- очень женщины любят мужчин,
- равнодушных к успеху и спешке.
- С каждым годом жить мне интересней,
- прочно мой фундамент в почву врыт,
- каждый день я радуюсь, как песне,
- оклику, что стол уже накрыт.
- Чисто элегическое духа ощущение
- мы в конце недели рюмкой лечим,
- истинно трагическое мироощущение
- требует бутылки каждый вечер.
- Болит, свербит моя душа,
- сменяя страсти воздержанием;
- невинность формой хороша,
- а грех прекрасен содержанием.
- Люблю величавых застольных мужей —
- они, как солдаты в бою,
- и в сабельном блеске столовых ножей
- вершат непреклонность свою.
- Под пение прельстительных романсов
- красотки улыбаются спесиво;
- у женщины красивой больше шансов
- на счастье быть обманутой красиво.
- Чтобы сделались щеки румяней
- и видней очертания глаз,
- наши женщины, как мусульмане,
- совершают вечерний намаз.
- На закате в суете скоротечной
- искра света вдруг нечаянно брызни —
- возникает в нас от женщины встречной
- ощущение непрожитой жизни.
- Женившись, мы ничуть не губим
- себя для радостей земных,
- и мы жену тем больше любим,
- чем больше любим дам иных.
- По-моему, Господь весьма жесток
- и вовсе не со всеми всеблагой:
- порядочности крохотный росток
- во мне он растоптал моей ногой.
- Я прошел и закончил достаточно школ,
- но, переча солидным годам,
- за случайный и краткий азарта укол
- я по-прежнему много отдам.
- Женщину глазами провожая,
- вертим головой мы не случайно:
- в женщине, когда она чужая,
- некая загадка есть и тайна.
- В сезонных циклах я всегда
- ценил игру из соблюдения:
- зима – для пьянства и труда,
- а лето – для грехопадения.
- Живое чувство, искры спора,
- игры шальные ощущения…
- Любовь – продленье разговора
- иными средствами общения.
- Но чья она, первейшая вина,
- что жить мы не умеем без вина?
- Того, кто виноградник сочинил
- и ягоду блаженством начинил.
- Что я смолоду делал в России? —
- я запнусь и ответа не дам,
- ибо много и лет, и усилий
- положил на покладистых дам.
- Я устал. Надоели дети,
- бабы, водка и пироги.
- Что же держит меня на свете?
- Чувство юмора и долги.
- Мужчина должен жить не суетясь,
- а мудрому предавшись разгильдяйству,
- чтоб женщина, с работы возвратясь,
- спокойно отдыхала по хозяйству.
- С неуклонностью упрямой
- все на свете своевременно;
- чем невинней дружба с дамой,
- тем быстрей она беременна.
- Когда роман излишне длителен,
- то удручающе типичен,
- роман быть должен упоителен
- и безупречно лаконичен.
- Не первопроходец и не пионер,
- пути не нашел я из круга,
- по жизни вели меня разум и хер,
- а также душа, их подруга.
- В мечтах отныне стать серьезней,
- коплю серьезность я с утра,
- печально видя ночью поздней,
- что где-то есть во мне дыра.
- Соблазнов я ничуть не избегал,
- был страстью обуян периодически
- и в пламени любви изнемогал
- все время то душевно, то физически.
- Я знаю, куда сквозь пространство
- несусь на тугих парусах,
- а сбоку луна сладострастно
- лежит на спине в небесах.
- Есть женщины осеннего шитья:
- они, пройдя свой жизненный экватор,
- в постели то слезливы, как дитя,
- то яростны, как римский гладиатор.
- Думая о бурной жизни личной,
- трогаю былое взглядом праздным:
- все, кого любил я, так различны,
- что, наверно, сам бывал я разным.
- Меняя в весе и калибре,
- нас охлаждает жизни стужа,
- и погрузневшая колибри
- свирепо каркает на мужа.
- Непоспешно и благообразно
- совершая земные труды,
- я аскет, если нету соблазна,
- и пощусь от еды до еды.
- Мы гуляем, поем и пляшем
- от рожденья до самой смерти,
- и грешнее ангелов падших —
- лишь раскаявшиеся черти.
- В очень важном и постыдном повинны —
- так боимся мы себя обокрасть,
- что все время и во всем половинны:
- полуправда, полуриск, полустрасть.
- Я давно для себя разрешил
- ту проблему, что ставит нам Бог:
- не жалею, что мог и грешил,
- а жалею того, кто не мог.
- Азартная мальчишеская резвость
- кипит во мне, соблазнами дразня;
- похоже, что рассудочная трезвость
- осталась в крайней плоти у меня.
- Предпочитая быть романтиком
- во время тягостных решений,
- всегда завязывал я бантиком
- концы любовных отношений.
- Спалив дотла последний порох,
- я шлю свой пламенный привет
- всем дамам, в комнатах которых
- гасил я свет.
- Я мыслю и порочно, и греховно,
- однако повторяю вновь и вновь:
- еда ничуть не менее духовна,
- чем пьянство, вдохновенье и любовь.
- Люблю вино и нежных женщин,
- и только смерть меня остудит;
- одним евреем станет меньше,
- одной легендой больше будет.
- Если я перед Богом не струшу,
- то скажу ему: глупое дело —
- осуждать мою светлую душу
- за блудливость истлевшего тела.
Кто понял жизни смысл и толк, давно замкнулся и умолк
- Мы вчера лишь были радостные дети,
- но узнали мы в награду за дерзание,
- что повсюду нету рая на планете,
- и весьма нас покалечило познание.
- Нас душило, кромсало и мяло,
- нас кидало в успех и в кювет,
- и теперь нас осталось так мало,
- что, возможно, совсем уже нет.
- Не в силах никакая конституция
- устроить отношенья и дела,
- чтоб разума и духа проституция
- постыдной и невыгодной была.
- По эпохе киша, как мухи,
- и сплетаясь в один орнамент,
- утоляют вожди и шлюхи
- свой общественный темперамент.
- На исторических, неровных,
- путях заведомо целинных
- хотя и льется кровь виновных,
- но гуще хлещет кровь невинных.
- Неистово стараясь прикоснуться,
- но страсть не утоляя никогда,
- у истины в окрестностях пасутся
- философов несметные стада.
- Я не даю друзьям советы,
- мир дик, нелеп и бестолков,
- и на вопросы есть ответы
- лишь у счастливых мудаков.
- Блажен, кто знает все на свете
- и понимает остальное,
- свободно веет по планете
- его дыхание стальное.
- В эпохах, умах, коридорах,
- где разум, канон, габарит —
- есть области, скрывшись в которых,
- разнузданный хаос царит.
- Множество душевных здесь калек —
- те, чей дух от воли изнемог,
- ибо на свободе человек
- более и глуше одинок.
- Зря, когда мы близких судим,
- суд безжалостен и лих:
- надо жить, прощая людям
- наше мнение о них.
- Всюду, где понятно и знакомо,
- всюду, где спокойно и привычно,
- в суетной толпе, в гостях и дома
- наше одиночество различно.
- Прозорливы, недоверчивы, матеры,
- мы лишь искренность распахнутую ценим —
- потому и улучшаются актеры
- на трибунах, на амвонах и на сцене.
- Наш век устроил фестиваль
- большого нового искусства:
- расчислив алгеброй мораль,
- нашел гармонию паскудства.
- Я изучил по сотням судеб
- и по бесчисленным калекам,
- насколько трудно выйти в люди
- и сохраниться человеком.
- И понял я, что поздно или рано,
- и как бы ни остра и неподдельна,
- рубцуется в душе любая рана —
- особенно которая смертельна.
- Жаль беднягу: от бурных драм
- расползаются на куски
- все сто пять его килограмм
- одиночества и тоски.
- Вижу в этом Творца мастерство,
- и напрасно все так огорчаются,
- что хороших людей большинство,
- но плохие нам чаще встречаются.
- По прихоти Божественного творчества,
- когда нам одиноко в сучьей своре,
- бывает чувство хуже одиночества —
- когда еще душа с рассудком в ссоре.
- Нам в избытке свобода дана,
- мы подвижны, вольны и крылаты,
- но за все воздается сполна
- и различны лишь виды расплаты.
- Есть люди с тайным геном комиссарства,
- их мучит справедливости мираж,
- они запойно строят Божье царство,
- и кровь сопровождает их кураж.
- Когда боль поселяется в сердце,
- когда труден и выдох, и вдох,
- то гнусней начинают смотреться
- хитрожопые лица пройдох.
- Какую мы играть готовы роль,
- какой хотим на лбу нести венец,
- свидетельствуют мелочь, знак, пароль,
- порою – лишь обрезанный конец.
- Свобода к нам не делает ни шагу,
- не видя нашей страсти очевидной,
- свобода любит дерзость и отвагу,
- а с трусами становится фригидной.
- И здесь дорога не легка,
- и ждать не стоит ничего,
- и, как везде во все века,
- толпа кричит – распни его!
- Посмотришь вокруг временами
- и ставишь в душе многоточие…
- Все люди бывают говнами,
- но многие – чаще, чем прочие.
- Пока не требует подонка
- на гнусный подвиг подлый век,
- он мыслит нравственно и тонко,
- хрустально чистый человек.
- Любой мираж душе угоден,
- любой иллюзии глоток…
- Мой пес гордится, что свободен,
- держа в зубах свой поводок.
- Книги много лет моих украли,
- ибо в ранней юности моей
- книги мне поклялись (и соврали),
- что, читая, стану я умней.
- Увы, но с головами и двуногие
- случались у меня среди знакомых,
- что шли скорей по части биологии
- и даже по отделу насекомых.
- Не все заведомо назначено,
- не все расчерчены пути,
- на ткань судьбы любая всячина
- внезапно может подойти.
- Нелепы зависть, грусть и ревность,
- и для обиды нет резона,
- я устарел, как злободневность
- позавчерашнего сезона.
- Чтоб делался покой для духа тесен,
- чтоб дух себя без устали искал,
- в уюте и комфорте, словно плесень,
- заводится смертельная тоска.
- Не верю я, хоть удави,
- когда в соплях от сантиментов
- поет мне песни о любви
- хор безголосых импотентов.
- Весь день я по жизни хромаю,
- взбивая пространство густое,
- а к ночи легко понимаю
- коней, засыпающих стоя.
- Когда струились по планете
- потоки света и тепла,
- всегда и всюду вслед за этим
- обильно кровь потом текла.
- Есть в идиоте дух отваги,
- присущей именно ему,
- способна глупость на зигзаги,
- недостижимые уму.
- Тоскливей ничего на свете нету,
- чем вечером, дыша холодной тьмой,
- тоскливо закуривши сигарету,
- подумать, что не хочется домой.
- Довольно тускло мы живем,
- коль ищем радости в метании
- от одиночества вдвоем
- до одиночества в компании.
- От уксуса потерь и поражений
- мы делаемся глубже и богаче,
- полезнее утрат и унижений
- одни только успехи и удачи.
- С утра душа еще намерена
- исполнить все, что ей назначено,
- с утра не все еще потеряно,
- с утра не все еще растрачено.
- Мои друзья темнеют лицами,
- томясь тоской, что стали жиже
- апломбы, гоноры, амбиции,
- гордыни, спеси и престижи.
- В кипящих политических страстях
- мне видится модель везде одна:
- столкнулись на огромных скоростях
- и лопнули вразлет мешки говна.
- Душа не плоть, и ей, наверно,
- покой хозяина опасен:
- благополучие двухмерно
- и плоский дух его колбасен.
- От меня понапрасну взаимности
- жаждут девственно чистые души,
- слишком часто из нежной невинности
- проступают ослиные уши.
- Наш век нам подарил благую весть,
- насыщенную горечью глобальной:
- есть глупость незаразная, а есть —
- опасная инфекцией повальной.
- Я уважаю в корифеях
- обильных знаний цвет и плод,
- но в этих жизненных трофеях
- всегда есть плесени налет.
- Еще Гераклит однажды
- заметил давным-давно,
- что глуп, кто ступает дважды
- в одно и то же говно.
- Забавно, что, живя в благополучии,
- судьбы своей усердные старатели,
- мы жизнь свою значительно улучшили,
- а смысл ее – значительно утратили.
- А странно мы устроены: пласты
- великих нам доставшихся наследий
- листаются спокойно, как листы
- альбома фотографий у соседей.
- Во мне есть жалость к индивидам,
- чья жизнь отнюдь не тяжела:
- Господь им честно душу выдал,
- но в них она не ожила.
- Везде в эмиграции та же картина,
- с какой и в России был тесно знаком:
- болван идиотом ругает кретина,
- который его обозвал дураком.
- Мы так часто себя предавали,
- накопляя душевную муть,
- что теперь и на воле едва ли
- мы решимся в себя заглянуть.
- На крохотной точке пространства
- в дымящемся жерле вулкана
- амбиции наши и чванство
- смешны, как усы таракана.
- Учти, когда душа в тисках
- липучей пакости мирской,
- что впереди еще тоска
- о днях, отравленных тоской.
- По чувству легкой странной боли,
- по пустоте неясной личной
- внезапный выход из неволи
- похож на смерть жены привычной.
- Мы ищем истину в вине,
- а не скребем перстом в затылке,
- и если нет ее на дне —
- она уже в другой бутылке.
- Жить, не зная гнета и нажима,
- жить без ощущенья почвы зыбкой —
- в наше время столь же достижимо,
- как совокупленье птички с рыбкой.
- Давно среди людей томясь и нежась,
- я чувствую, едва соприкоснусь:
- есть люди, источающие свежесть,
- а есть – распространяющие гнусь.
- Сменилось место, обстоятельства,
- система символов и знаков,
- но запах, суть и вкус предательства
- на всей планете одинаков.
- Не явно, не всегда и не везде,
- но часто вдруг на жизненной дороге
- по мере приближения к беде
- есть в воздухе сгущение тревоги.
- Наука ускоряет свой разбег,
- и техника за ней несется вскачь,
- но столь же неизменен человек
- и столь же безутешен женский плач.
- Надежность, покой, постоянство —
- откуда им взяться на свете,
- где время летит сквозь пространство,
- свистя, как свихнувшийся ветер.
- Присущая свободе неуверенность
- ничтожного зерна в огромной ступке
- рождает в нас душевную растерянность,
- кидающую в странные поступки.
- Многие знакомые мои —
- вряд ли это видно им самим
- жизни проживают не свои,
- а случайно выпавшие им.
- Мы, как видно, другой породы,
- если с маху и на лету
- в диком вакууме свободы
- мы разбились о пустоту.
- Мы с прошлым распростились. Мы в бегах.
- И здесь от нас немедля отвязался
- тот вакуум на глиняных ногах,
- который нам духовностью казался.
- Не зря у Бога люди вечно просят
- успеха и удачи в деле частном:
- хотя нам деньги счастья не приносят,
- но с ними много легче быть несчастным.
- Густой поток душевных драм
- берет разбег из той беды,
- что наши сны – дворец и храм,
- а явь – торговые ряды.
- После смерти мертвецки мертвы,
- прокрутившись в земном колесе,
- все, кто жил только ради жратвы,
- а кто жил ради пьянства – не все.
- Правнук наши жизни подытожит.
- Если не заметит – не жалей.
- Радуйся, что в землю нас положат,
- а не, слава Богу, в мавзолей.
Увы, когда с годами стал я старше, со мною стали суше секретарши
- Состариваясь в крови студенистой,
- система наших крестиков и ноликов
- доводит гормональных оптимистов
- до геморроидальных меланхоликов.
- Когда во рту десятки пломб —
- ужели вы не замечали,
- как уменьшается апломб
- и прибавляются печали?
- У старости – особые черты:
- душа уже гуляет без размаха,
- а радости, восторги и мечты —
- к желудку поднимаются от паха.
- Возвратом нежности маня,
- не искушай меня без нужды;
- все, что осталось от меня,
- годится максимум для дружбы.
- На склоне лет печаль некстати,
- но все же слаще дела нет,
- чем грустно думать на закате,
- из-за чего зачах рассвет.
- А ты подумал ли, стареющий еврей,
- когда увязывал в узлы пожитки куцые,
- что мы бросаем сыновей и дочерей
- на баррикады сексуальной революции?
- Покуда мне блаженство по плечу,
- пока из этой жизни не исчезну —
- с восторгом ощущая, что лечу,
- я падаю в финансовую бездну.
- Исчерпываюсь, таю, истощаюсь —
- изнашивает всех судьба земная,
- но многие, с которыми общаюсь,
- давно уже мертвы, того не зная.
- Стократ блажен, кому дано
- избегнуть осени, в которой
- бормочет старое говно,
- что было фауной и флорой.
- В такие дни то холодно, то жарко,
- и всюду в теле студень вместо жил,
- становится себя ужасно жалко
- и мерзко, что до жалости дожил.
- Идут года. Еще одно
- теперь известно мне страдание:
- отнюдь не каждому дано
- достойно встретить увядание.
- От боли душевной, от болей телесных,
- от мыслей, вселяющих боль,—
- целительней нету на свете компресса,
- чем залитый внутрь алкоголь.
- Тоска бессмысленных скитаний,
- бесплодный пыл уплывших дней,
- напрасный жар пустых мечтаний
- сохранны в памяти моей.
- Уже по склону я иду,
- уже смотрю издалека,
- а все еще чего-то жду
- от телефонного звонка.
- Если не играл ханжу-аскета,
- если нараспашку сквозь года —
- в запахе осеннего букета
- лето сохраняется тогда.
- В апреле мы играли на свирели,
- все лето проработали внаем,
- а к осени заметно присмирели
- и тихую невнятицу поем.
- Судьбой в труху не перемолот,
- еще в уме, когда не злюсь,
- я так теперь уже немолод,
- что даже смерти не боюсь.
- Как ночь безнадежно душна!
- Как жалят укусы презрения!
- Бессонница тем и страшна,
- что дарит наплывы прозрения.
- Душой и телом охладев,
- я погасил мою жаровню:
- еще смотрю на нежных дев,
- а для чего – уже не помню.
- Знаю с ясностью откровения,
- что мне выбрать и предпочесть.
- Хлеб изгнания. Сок забвения.
- Одиночество, осень, честь.
- Летят года, остатки сладки,
- и грех печалиться.
- Как жизнь твоя? Она в порядке,
- она кончается.
- На старости, в покое и тиши,
- окрепло понимание мое,
- что учат нас отсутствию души
- лишь те, кто хочет вытравить ее.
- Сделать зубы мечтал я давно —
- обаяние сразу удвоя,
- я ковбоя сыграл бы в кино,
- а возможно – и лошадь ковбоя.
- Ленив, апатичен, безволен,
- и разум, и дух недвижимы —
- я странно и тягостно болен
- утратой какой-то пружины.
- В промозглой мгле живет морока
- соблазна сдаться, все оставить
- и до естественного срока
- душе свободу предоставить.
- Я хотел бы на торжественной латыни
- юным людям написать предупреждение,
- что с годами наше сердце сильно стынет,
- и мучительно такое охлаждение.
- Когда свернуло стрелки на закат,
- вдруг чувство начинает посещать,
- что души нам даются напрокат,
- и лучше их без пятен возвращать.
- Глупо жгли мы дух и тело
- раньше времени дотла;
- если б молодость умела,
- то и старость бы могла.
- Зачем болишь, душа? Устала?
- Спешишь к истоку всех начал?
- Бутылка дней пустою стала,
- но и напиток покрепчал.
- Я смолоду любил азарт и глупость,
- был формой сочен грех и содержанием,
- спасительная старческая скупость
- закат мой оградила воздержанием.
- Слабеет жизненный азарт,
- ужалось время, и похоже,
- что десять лет тому назад
- я на пятнадцать был моложе.
- Мой век почти что на исходе,
- и душу мне слегка смущает,
- что растворение в природе
- ее нисколько не прельщает.
- Наступила в судьбе моей фаза
- упрощения жизненной драмы:
- я у дамы боюсь не отказа,
- а боюсь я согласия дамы.
- Так быстро проносилось бытие,
- так шустро я гулял и ликовал,
- что будущее светлое мое
- однажды незаметно миновал.
- В минувшее куда ни оглянусь,
- куда ни попаду случайным взором —
- исчезли все обиды, боль и гнусь,
- и венчик золотится над позором.
- Мне жалко иногда, что время вспять
- не движется над замершим пространством:
- я прежние все глупости опять
- проделал бы с осознанным упрямством.
- Я беден – это глупо и обидно,
- по возрасту богатым быть пора,
- но с возрастом сбывается, как видно,
- напутствие «ни пуха ни пера».
- Опять с утра я глажу взглядом
- все, что знакомо и любимо,
- а смерть повсюду ходит рядом
- и каждый день проходит мимо.
- Сегодня день был сух и светел
- и полон ясной синевой,
- и вдруг я к вечеру заметил,
- что существую и живой.
- У старости душа настороже;
- еще я в силах жить и в силах петь,
- еще всего хочу я, но уже —
- слабее, чем хотелось бы хотеть.
- Живу я, смерти не боясь,
- и душу страхом не смущаю;
- земли, меня и неба связь
- я неразрывно ощущаю.
- Овеян скорым расставанием,
- живу без лишних упований
- и наслаждаюсь остыванием
- золы былых очарований.
- Сойдя на станции конечной,
- мы вдруг обрадуемся издали,
- что мы вдоль жизни скоротечной
- совсем не зря усердно брызгали.
- Безоглядно, отважно и шало
- совершала душа бытие
- и настолько уже поветшала,
- что слеза обжигает ее.
- Смотрю спокойно и бесстрастно:
- светлее уголь, снег темней,
- когда-то все мне было ясно,
- но я, к несчастью, стал умней.
- Свободу от страстей и заблуждений
- несут нам остывания года,
- но также и отменных наслаждений
- отныне я лишаюсь навсегда.
- Есть одна небольшая примета,
- что мы все-таки жили не зря:
- у закатного нашего света
- занимает оттенки заря.
- Увы, всему на свете есть предел:
- облез фасад и высохли стропила;
- в автобусе на девку поглядел —
- она мне молча место уступила.
- Не надо ждать ни правды, ни морали
- от лысых и седых историй пьяных,
- какие незабудки мы срывали
- на тех незабываемых полянах.
- Приближается время прощания,
- перехода обратно в потемки
- и пустого, как тень, обещания,
- что тебя не забудут потомки.
- Я изменяюсь незаметно
- и не грущу, что невозвратно,
- я раньше дам любил конкретно,
- теперь я их люблю абстрактно.
- Осенние пятна на солнечном диске,
- осенняя глушь разговора,
- и листья летят, как от Бога записки
- про то, что увидимся скоро.
- Чую вдруг душой оцепеневшей
- скорость сокращающихся дней;
- чем осталось будущего меньше,
- тем оно тревожит нас больней.
- Загрустили друзья, заскучали,
- сонно плещутся вялые флаги,
- ибо в мудрости много печали,
- а они поумнели, бедняги.
- Не знаю, каков наш удел впереди,
- но здесь наша участь видна:
- мы с жизнью выходим один на один,
- и нас побеждает она.
- Я рос когда-то вверх, судьбу моля,
- чтоб вырасти сильнее и прямей,
- теперь меня зовет к себе земля,
- и горблюсь я, прислушиваясь к ней.
- Все-все-все, что здоровью противно,
- делал я под небесным покровом;
- но теперь я лечусь так активно,
- что умру совершенно здоровым.
- Умирать без обиды и жалости,
- в никуда обретая билет,
- надо с чувством приятной усталости
- от не зря испарившихся лет.
- Бесполезны уловки учености,
- и не стоит кишеть, мельтеша;
- предназначенный круг обреченности
- завершит и погаснет душа.
- Наш путь извилист, но не вечен,
- в конце у всех – один вокзал;
- иных уж нет, а тех долечим,
- как доктор доктору сказал.
- Нет, нет, на неизбежность умереть
- не сетую, не жалуюсь, не злюсь,
- но понял, начиная третью треть,
- что я четвертой четверти боюсь.
- Лишь только начавши стареть,
- вступая в сумерки густые,
- мы научаемся смотреть
- и видеть истины простые.
- За вторником является среда,
- субботу вытесняет воскресенье;
- от боли, что уходим навсегда,
- придумано небесное спасенье.
- Так было раньше, будет впредь,
- и лучшего не жди,
- дано родиться, умереть
- и выпить посреди.
- Я жил распахнуто и бурно,
- и пусть Господь меня осудит,
- но на плите могильной урна —
- пускай бутыль по форме будет.
Смеяться вовсе не грешно над тем, что вовсе не смешно
- Навряд ли Бог был вечно. Он возник
- в какой-то первобытно древний век
- и создал человека в тот же миг,
- как Бога себе создал человек.
- Бог в игре с людьми так несерьезен,
- а порой и на руку нечист,
- что похоже – не религиозен,
- а возможно – даже атеист.
- Напрасно совесть тягомотная
- в душе моей свербит на дне:
- я человек – ничто животное
- не чуждо мне.
- Где-то там, за пределом познания,
- где загадка, туманность и тайна,
- некто скрытый готовит заранее
- все, что позже случится случайно.
- Бог умолчал о том немногом,
- когда дарил нам наши свойства,
- что были избраны мы Богом,
- чтоб сеять смуты и расстройства.
- Зря, чужим гореньем освещаясь,
- тот еврей молитвы завывает,
- ибо очень видно, с ним общаясь:
- пусто место свято не бывает.
- Как новое звучанье гаммы нотной,
- открылось мне, короткий вызвав шок,
- что даже у духовности бесплотной
- возможен омерзительный душок.
- Здесь, как везде, и тьма, и свет,
- и жизни дивная игра,
- и как везде – спасенья нет
- от ярых рыцарей добра.
- Без веры жизнь моя убога,
- но я найду ее не скоро,
- в еврейском Боге слишком много
- от пожилого прокурора.
- Зачем евреи всех времен
- так Бога славят врозь и вместе?
- Бог не настолько неумен,
- чтобы нуждаться в нашей лести.
- Застав Адама с Евой за объятием,
- Господь весьма расстроен ими был
- и труд назначил карой и проклятием,
- а после об амнистии забыл.
- При тягостном с Россией расставании
- мне новая слегка открылась дверь:
- я Бога уличил в существовании,
- и Он не отпирается теперь.
- Прося, чтоб Господь ниспослал благодать,
- еврей возбужденно качается,
- обилием пыла стремясь наебать
- того, с кем заочно встречается.
- По части веры – полным неучем
- я рос, гуляка и ленивец;
- еврейский Бог свиреп и мелочен,
- а мой – распутный олимпиец.
- Здесь разум пейсами оброс,
- и так они густы,
- что мысли светят из волос,
- как жопа сквозь кусты.
- Я Богу докучаю неспроста
- и просьбу не считаю святотатством:
- тюрьмой уже меня Ты испытал,
- попробуй испытать меня богатством.
- Господь при акте сотворения
- просчет в расчетах совершил
- и сделал дух пищеварения
- сильней духовности души.
- Мне вдруг чудится – страшно конкретно,—
- что устроено все очень попросту
- и что даже душа не бессмертна,
- а тогда все напрасно и попусту.
- По чистой логике неспешной
- Бог должен быть доволен мной:
- держава мерзости кромешной
- меня уважила тюрьмой.
- Чтоб не вредить известным лицам,
- на Страшный суд я не явлюсь:
- я был такого очевидцем,
- что быть свидетелем боюсь.
- Бог – истинный художник, и смотреть
- соскучился на нашу благодать;
- Он борется с желаньем все стереть
- и заново попробовать создать.
- Блажен любой в его готовности
- с такой же легкостью, как муха,
- от нищей собственной духовности
- прильнуть к ведру святого духа.
- Навряд ли Бог назначил срок,
- чтоб род людской угас,—
- что в мире делать будет Бог,
- когда не станет нас?
- У нас не те же, что в России,
- ушибы чайников погнутых:
- на тему Бога и Мессии
- у нас побольше стебанутых.
- Всегда есть люди-активисты,
- везде суются с вожделением
- и страстно портят воздух чистый
- своим духовным выделением.
- Испанец, славянин или еврей —
- повсюду одинакова картина:
- гордыня чистокровностью своей —
- святое утешение кретина.
- Есть люди – их кошмарно много,—
- чьи жизни отданы тому,
- чтоб осрамить идею Бога
- своим служением Ему.
- Евреи могут быть умны,
- однако духом очень мелки:
- не только смотрят мне в штаны,
- но даже лезут мне в тарелки.
- У Бога многое невнятно
- в его вселенской благодати:
- он выдает судьбу бесплатно,
- а душу требует к расплате.
- Бога мы о несбыточном просим,
- докучая слезами и стонами,
- но и жертвы мы щедро приносим —
- то Христом, то шестью миллионами.
- Еврею нужна не простая квартира:
- еврею нужна для жилья непорочного
- квартира, в которой два разных сортира —
- один для мясного, другой для молочного.
- Поэт отменной правоты,
- Блок был в одном не прав, конечно:
- стерев случайные черты,
- мы Божий мир сотрем беспечно.
- Когда однажды, грозен и велик,
- над нами, кто в живых еще остались,
- появится Мессии дивный лик,
- мы очень пожалеем, что дождались.
- Встречая в евреях то гнусь, то плебейство,
- я думаю с тихим испугом:
- Господь не затем ли рассеял еврейство,
- чтоб мы не травились друг другом?
- Вчера я вдруг подумал на досуге —
- нечаянно, украдкой, воровато,—
- что если мы и вправду Божьи слуги,
- то счастье – не подарок, а зарплата.
- Богу благодарен я за ночи,
- прожитые мной не хуже дней,
- и за то, что с возрастом не очень
- сделался я зорче и умней.
- Ощущаю опять и снова
- и блаженствую, ощутив,
- что в Начале отнюдь не слово,
- а мелодия и мотив.
- Устав от евреев, сажусь покурить
- и думаю грустно и мрачно,
- что Бог, поспеша свою книгу дарить,
- народ подобрал неудачно.
- Мне странны все, кто Богу служит,
- азартно вслух талдыча гимны;
- мой Бог внутри, а не снаружи,
- и наши связи с ним интимны.
- Для многих душ была помехой
- моя безнравственная лира,
- я сам себе кажусь прорехой
- в божественном устройстве мира.
- Часто молчу я в спорах,
- чуткий, как мышеловка:
- есть люди, возле которых
- умными быть неловко.
- Те, кто хранит незримо нас,
- ослабли от бессилия,
- и слезы смахивают с глаз
- их шелковые крылья.
- Много лет я не верил ни в Бога, ни в черта,
- но однажды подумать мне срок наступил:
- мы лепились из глины различного сорта —
- и не значит ли это, что кто-то лепил?
- Ни бесов нет меж нас, ни ангелиц,
- однако же заметить любопытно,
- что много между нами ярких лиц,
- чья сущность и крылата, и копытна.
- Успешливые всюду и во многом,
- познавшие и цену, и размерность,
- евреи торговали даже с Богом,
- продав Ему сомнительную верность.
- Бога нет, но есть огонь во мраке.
- Дивных совпадений перепляс,
- символы, знамения и знаки —
- смыслом завораживают нас.
- Человек человеку не враг,
- но в намереньях самых благих
- если молится Богу дурак,
- расшибаются лбы у других.
- Это навык совсем не простой,
- только скучен и гнусен слегка —
- жадно пить из бутылки пустой
- и пьянеть от пустого глотка.
- Взяв искру дара на ладонь
- и не смиряя зов чудачества,
- Бог любит кинуть свой огонь
- в сосуд сомнительного качества.
- Дух любит ризы в позолоте,
- чтоб не увидел посторонний,
- что бедный дух порочней плоти
- и несравненно изощренней.
- Подозрительна мне атмосфера
- безусловного поклонения,
- ибо очень сомнительна вера,
- отвергающая сомнения.
- Творец таким узлом схлестнул пути,
- настолько сделал общим беспокойство,
- что в каждой личной жизни ощутим
- стал ветер мирового неустройства.
- Какой бы на земле ни шел разбой
- и кровью проливалась благодать —
- Ты, Господи, не бойся, я с Тобой,
- за все Тебя смогу я оправдать.
- Нечто тайное в смерти сокрыто,
- ибо нету и нету вестей
- о рутине загробного быта
- и азарте загробных страстей.
- Дети загулявшего родителя,
- мы не торопясь, по одному,
- попусту прождавшие Спасителя,
- сами отправляемся к нему.
- Не зря, не зря по всем дорогам
- судьба вела меня сюда,
- здесь нервы нашей связи с Богом
- обнажены, как провода.
- Я с первых дней прижился тут,
- мне здесь тепло, светло и сухо,
- и прямо в воздухе растут
- плоды беспочвенного духа.
- Судьбой обглоданная кость,
- заблудший муравей,
- чужой свободы робкий гость
- я на земле моей.
- Когда сюда придет беда,
- я здесь приму беду,
- и лишь отсюда в никуда
- я некогда уйду.
Второй иерусалимский дневник
Пришел в итоге путь мой грустный,
кривой и непринципиальный,
в великий город захолустный,
планеты центр провинциальный.
Россия для души и для ума – как первая любовь и как тюрьма
- Мы благо миру сделали великое,
- недаром мы душевные калеки,
- мы будущее, черное и дикое,
- отжили за других в двадцатом веке.
- Остался жив и цел, в уме и силе,
- и прежние не сломлены замашки,
- а был рожден в сорочке, что в России
- всегда вело к смирительной рубашке.
- Мы жили там, не пряча взгляда,
- а в наши души и артерии
- сочился тонкий яд распада
- гниющей заживо империи.
- Россия, наши судьбы гнусно скомкав,
- еще нас обрекла наверняка
- на пристальность безжалостных потомков,
- брезгливый интерес издалека.
- Где взрывчато, гнусно и ржаво,
- там чувства и мысли острее,
- чем гуще прогнила держава,
- тем чище к ней слабость в еврее.
- Как бы ни были духом богаты,
- но с ошметками русского теста
- мы заметны везде, как цитаты
- из большого безумного текста.
- Пока мы кричали и спорили,
- ключи подбирая к секрету,
- трагедия русской истории
- легко перешла в оперетту.
- Темна российская заря,
- и смутный страх меня тревожит:
- Россия в поисках царя
- себе найти еврея может.
- Мы обучились в той стране
- отменно благостной науке:
- ценить в порвавшейся струне
- ее неизданные звуки.
- В душе у всех теперь надрыв:
- без капли жалости эпоха
- всех обокрала, вдруг открыв,
- что где нас нет, там тоже плохо.
- Бессилен плач и пуст молебен
- в эпоху длительной беды,
- зато стократ сильней целебен
- дух чуши и белиберды.
- Забавно, как тихо и вкрадчиво
- из воздуха, быта, искусства —
- проникла в наш дух азиатчина
- тяжелого стадного чувства.
- Мне чудится порой: посланцы Божьи,
- в безвылазной грязи изнемогая,
- в российском захолустном бездорожье
- кричат во тьму, что весть у них благая.
- Российская судьба своеобразна,
- в ней жизненная всякая игра
- пронизана миазмами маразма
- чего-нибудь, протухшего вчера.
- Не зря мы гнили врозь и вместе,
- ведь мы и вырастили всех,
- дарящих нам теперь по чести
- свое презрение и смех.
- Воздух вековечных русских споров
- пахнет исторической тоской:
- душно от несчетных прокуроров,
- мыслящих на фене воровской.
- Увы, приметы и улики
- российской жизни возрожденной —
- раскаты, рокоты и рыки
- народной воли пробужденной.
- Если вернутся времена
- всех наций братского объятья,
- то, как ушедшая жена,—
- забрать оставшиеся платья.
- Среди совсем чужих равнин
- теперь матрешкой и винтовкой
- торгует гордый славянин
- с еврейской прытью и сноровкой.
- Прохвосты, проходимцы и пройдохи,
- и прочие, кто духом ядовит,
- в гармонии с дыханием эпохи
- легко меняют запахи и вид.
- В России после пробуждения
- опять тоска туманит лица:
- все снова ищут убеждения,
- чтобы опять закабалиться.
- Сквозь общие радость и смех,
- под музыку, песни и танцы
- дерьмо поднимается вверх
- и туго смыкается в панцирь.
- Секретари и председатели,
- директора и заместители —
- их как ни шли к ебене матери,
- они и там руководители.
- В той российской, нами прожитой неволе,
- меж руин ее, развалин и обломков —
- много крови, много грязи, много боли —
- много смысла для забывчивых потомков.
- Слепец бежит во мраке,
- и дух его парит,
- неся незрячим факел,
- который не горит.
- Нас рабство меняло за долгие годы —
- мы гнулись, ломались, устали…
- Свободны не те, кто дожил до свободы,
- а те, кто свободными стали.
- Послушные пословицам России,
- живя под неусыпным их надзором,
- мы сора из избы не выносили,
- а тихо отравлялись этим сором.
- Часы истории – рывками
- и глазу смертному невнятно
- идут, но, трогая руками,
- мы стрелки двигаем обратно.
- Стал русский дух из-за жестоких
- режимов, нагло-самовластных,—
- родильным домом дум высоких
- и свалкой этих дум несчастных.
- Я мало, в сущности, знаком
- с душевным чувством, что свободен:
- кто прожил век под колпаком,
- тем купол неба чужероден.
- В чертах российских поколений
- чужой заметен след злодейский:
- в национальный русский гений
- закрался гнусный ген еврейский.
- От марша, от песни, от гимна —
- всегда со стыдом и несмело
- вдруг чувствуешь очень интимно,
- что время всех нас поимело.
- Я свободен от общества не был,
- и в итоге прожитого века
- нету места в душе моей, где бы
- не ступала нога человека.
- Уже до правнуков навряд
- сумеет дух наш просочиться,
- где сок и желчь, где мед и яд,
- и смысла пряная горчица.
- Играть в хоккей бежит слепой,
- покрылась вишнями сосна,
- поплыл карась на водопой,
- Россия вспряла ото сна.
- Ровеснику тяжко живется сейчас,
- хотя и отрадно, что дожил,
- но время неслышно ушло из-под нас
- ко всем, кто намного моложе.
- Сами видя в себе инородцев,
- поперечных российской судьбе,
- очень много душевных колодцев
- отравили мы сами себе.
- Всегда из мути, мглы и марева
- невыносимо черных дней
- охотно мы спешим на зарево
- болотных призрачных огней.
- Российской бурной жизни непонятность
- нельзя считать ни крахом, ни концом,
- я вижу в ней возможность, вероятность,
- стихию с человеческим яйцом.
- Россия обретет былую стать,
- которую по книгам мы любили,
- когда в ней станут люди вырастать
- такие же, как те, кого убили.
- Я, в сущности, всю жизнь писал о том, как
- мы ткали даже в рабстве нашу нить,
- достанет ли таланта у потомка
- душой, а не умом нас оценить?
- В России ни одной не сыщешь нации,
- избегнувшей нашествия зверей,
- рожденных от безумной радиации,
- текущей из несчетных лагерей.
- Бурлит людьми река Исхода,
- уносит ветви от корней,
- и молча ждет пловца свобода,
- и сорок лет дороги к ней.
- Еврей весьма уютно жил в России,
- но ей была вредна его полезность;
- тогда его оттуда попросили,
- и тут же вся империя разлезлась.
- Мы ушли, мы в ином окаянстве
- ищем радости зренья и слуха,
- только смех наш остался в пространстве
- флегматичного русского духа.
- Мой жизненный опыт – вчерашен,
- он рабской, тюремной породы,
- поэтому так ошарашен
- я видом иной несвободы.
- Я скучаю по тухло-застойной
- пошлой жизни и подлой морали,
- где, тоскуя о жизни достойной,
- мы душой и умом воспаряли.
- Я уезжал, с судьбой не споря,
- но в благодетельной разлуке,
- как раковина – рокот моря,
- храню я русской речи звуки.
- Я пишу тебе письмо со свободы,
- все вокруг нам непонятно и дивно,
- всюду много то машин, то природы,
- а в сортирах чисто так, что противно.
- Навеки в нас российская простуда;
- живем хотя теплично и рассеянно,
- но все, что за душой у нас, – оттуда
- надышано, привито и навеяно.
- Чисто русский, увы, человек —
- по душе, по тоске, по уму,
- я по-русски устроил свой век
- и тюрьму поменял на суму.
- От моей еврейской головы
- прибыль не объявится в деньгах,
- слишком я наелся трын-травы
- на полянах русских и лугах.
- Боюсь с людьми сходиться ближе,
- когда насквозь видна их суть:
- у тех, кто жил в вонючей жиже,
- всегда найдется что плеснуть.
- Один еврей другого не мудрей,
- но разный в них запал и динамит,
- еврей в России больше, чем еврей,
- поскольку он еще антисемит.
- Игра словами в рифму – эстафета,
- где чувствуешь партнера по руке:
- то ласточка вдруг выпорхнет от Фета,
- то Блок завьется снегом по строке.
- И родом я чистый еврей, и лицом,
- а дух мой (укрыть его некуда) —
- останется русским, и дело с концом
- (хотя и обрезанным некогда).
- Люблю Россию: ширь полей,
- повсюду вождь на пьедестале…
- Я меньше стал скучать по ней,
- когда оттуда ездить стали.
- Мечтал я тихой жизнью праздной
- пожить последние года,
- но вал российской пены грязной
- за мной вослед хлестнул сюда.
- До боли все мне близко на Руси,
- знакомо, ощутимо и понятно,
- но Боже сохрани и упаси
- меня от возвращения обратно.
Храпит и яростно дрожит казацкий конь при слове «жид»
- В евреях легко разобраться,
- отринув пустые названия,
- поскольку евреи – не нация,
- а форма существования.
- Давным-давно с умом и пылом
- певец на лире пробренчал:
- любовь и голод правят миром;
- а про евреев – умолчал.
- Развеяв нас по всем дорогам,
- Бог дал нам ум, характер, пыл;
- еврей, конечно, избран Богом,
- но для чего – Творец забыл.
- Везде цветя на все лады
- и зрея даже в лютой стуже,
- евреи – странные плоды:
- они сочней, где климат хуже.
- Я прекрасно сплю и вкусно ем,
- но в мозгу – цепочка фонарей;
- если у еврея нет проблем —
- значит, он не полностью еврей.
- Я подлинный продукт еврейской нации:
- душа моя в союзе с диким нравом
- использует при каждой ситуации
- мое святое право быть неправым.
- Пучина житейского моря
- и стонов, и криков полна,
- а шум от еврейского горя
- тем громче, чем мельче волна.
- Евреи рвутся и дерзают,
- везде дрожжами лезут в тесто,
- нас потому и обрезают,
- чтоб занимали меньше места.
- В истории все повторяется вновь
- за жизнь человечества длинную,
- история любит еврейскую кровь —
- и творческую, и невинную.
- Как тайное течение реки,
- в нас тянется наследственная нить:
- еврей сидит в еврее вопреки
- желанию его в себе хранить.
- Евреи собираются молиться,
- и сразу проступает их особость,
- и зримо отчуждаются их лица,
- и смутная меня тревожит робость.
- Есть мечта – меж евреев она
- протекает подобно реке:
- чтоб имелась родная страна
- и чтоб жить от нее вдалеке.
- На пире российской чумы
- гуляет еврей голосисто,
- как будто сбежал из тюрьмы
- и сделался – рав Монте-Кристо.
- Думаю, что жить еврею вечно,
- капая слезу на мед горчащий;
- чем невероятней в мире нечто,
- тем оно бывает с нами чаще.
- Хотя они прославлены на свете
- за дух своекорыстья и наживы,
- евреи легкомысленны, как дети,
- но именно поэтому и живы.
- Знак любого личного отличия
- нам важней реальных достижений,
- мания еврейского величия
- выросла на почве унижений.
- В еврейском духе скрыта порча,
- она для духа много значит:
- еврей неволю терпит молча,
- а на свободе – горько плачет.
- У Хаси энергии дикий напор,
- а вертится – вылитый глобус,
- и если поставить на Хасю мотор,
- то Хася была бы автобус.
- От ловкости еврейской не спастись:
- прожив на русской почве срок большой,
- они даже смогли обзавестись
- загадочной славянскою душой.
- Забыв, что дрожжи только в тесте
- растут махрово и упруго,
- евреи жить стремятся вместе,
- травя и пестуя друг друга.
- Горжусь и восхищаться не устану
- искусностью еврейского ума:
- из воздуха сбиваем мы сметану,
- а в сыр она сгущается сама.
- Еврейской мутной славой дорожа,
- всегда еврей читает с одобрением,
- как жили соплеменники, служа
- любой чужой культуры удобрением.
- Может, потому на белом свете
- так евреи долго задержались,
- что по всей планете на столетия
- дружно друг от друга разбежались.
- Еврейский бес весьма практичен,
- гордыней польской обуян,
- слегка теперь по-русски пьян
- и по-немецки педантичен.
- На месте, где еврею все знакомо
- и можно местным промыслом заняться,
- еврей располагается как дома,
- прося хозяев тоже не стесняться.
- В евреях есть такое электричество,
- что все вокруг евреев намагничено,
- поэтому любое их количество
- повсюду и всегда преувеличено.
- В мире нет резвее и шустрей,
- прытче и проворней (будто птица),
- чем немолодой больной еврей,
- ищущий возможность прокормиться.
- Все ночью спит: недвижны воды,
- затихли распри, склоки, розни,
- и злоумышленник природы —
- еврей во сне готовит козни.
- Везде на всех похож еврей,
- он дубом дуб в дубовой роще,
- но где труднее – он умней,
- а где полегче – он попроще.
- Нынче нашел я в рассудке убогом
- ключ ко всему, чему был изумлен:
- да, у евреев был договор с Богом,
- только он вовремя не был продлен.
- Поверхностному взгляду не постичь
- духовность волосатых иудеев;
- во многих – если бороду остричь —
- немедля станет видно прохиндеев.
- Ни одной чумной бацилле
- не приснится резвость Цили.
- А блеснувшая монета
- в ней рождает скорость света.
- Это кто, благоухая,
- сам себя несет, как булку?
- Это вышла тетя Хая
- с новым мужем на прогулку.
- Содержимому наших голов
- мир сегодняшний сильно обязан,
- в мире нету серьезных узлов,
- где какой-то еврей не завязан.
- Еврей везде еврею рад,
- в евреях зная толк,
- еврей еврею – друг и брат,
- а также – чек и долг.
- Все гипотезы, факты и мнения
- для здоровья полезны еврею:
- посещая научные прения,
- я от мудрости сладостно прею.
- Логичность не люблю я в человеке,
- живое нелогично естество,
- та логика, что выдумали греки,—
- пустое для еврея баловство.
- Наука расщелкать пока что слаба
- характера нашего зерна;
- еврейство – не нация, это судьба,
- и гибельность ей жизнетворна.
- Народ любой воистину духовен
- (а значит – и Создателем ценим)
- не духом синагог или часовен,
- а смехом над отчаяньем своим.
- А знает ли Бог в напряженных
- раздумьях о высшей морали,
- что пеплом евреев сожженных
- недавно поля удобряли?
- Еврейский огонь затухал, но не гас,
- и тем отличаемся мы,
- но желтые звезды пылают на нас
- заметней в периоды тьмы.
- Тайной боли гармоничные
- с неких пор у целой нации,
- у еврея с дымом – личные
- связаны ассоциации.
- Печально, если правы те пророки,
- слепые к переменным временам,
- которые все прошлые уроки
- и в будущем предсказывают нам.
- Нравы, мода, вкус, идеи —
- все меняется на свете,
- но все так же иудеи
- состоят за все в ответе.
- В истории бывают ночь, и день,
- и сумерки, и зори, и закаты,
- но длится если пасмурная тень,
- то здесь уже евреи виноваты.
- Ту тайну, что нашептывает сердце,
- мы разумом постичь бы не могли:
- еврейское умение вертеться —
- влияет на вращение Земли.
- Мы в мире живем от начала начал,
- меж наций особая каста,
- и в мире я лучше людей не встречал,
- и хуже встречал я не часто.
- Полон гордости я, что еврей,
- хоть хулу изрыгает мой рот;
- видя ближе, люблю я сильней
- мой великий блудливый народ.
- Наверно, это порчи знак,
- но знаю разумом и сердцем,
- что всем евреям я никак
- быть не могу единоверцем.
- Евреи уезжают налегке,
- кидая барахло в узлах и грудах,
- чтоб легче сочинялось вдалеке
- о брошенных дворцах и изумрудах.
- Неожиданным открытием убиты,
- мы разводим в изумлении руками,
- ибо думали, как все антисемиты,
- что евреи не бывают дураками.
- Еще я не хочу ни в ад, ни в рай,
- и Бога я прошу порой как друга:
- пугай меня, Господь, но не карай,
- еврей сильнее духом от испуга.
- В лабиринтах, капканах и каверзах рос
- мой текущий сквозь вечность народ;
- даже нос у еврея висит, как вопрос,
- опрокинутый наоборот.
- Мне приятно, что мой соплеменник
- при житейском раскладе поганом
- в хитроумии поиска денег
- делит первенство только с цыганом.
- Напрасно я витаю в эмпиреях
- и столь же для химер я стар уже,
- но лучшее, что знаю я в евреях,—
- умение селиться в мираже.
- Душе бывает тяжко даже бремя
- лишения привычной географии,
- а нас однажды выкинуло время —
- из быта, из судьбы, из биографии.
- Так сюда евреи побежали,
- словно это умысел злодейский:
- в мире ни одной еще державе
- даром не сошел набег еврейский.
- Еврею от Бога завещано,
- что, душу и ум ублажая,
- мы любим культуру, как женщину,
- поэтому слаще – чужая.
- Из-за гор и лесов, из-за синих морей
- кроме родственных жарких приветов
- непременно привозит еврею еврей
- миллионы полезных советов.
- Еврей с отвычки быть самим собой,
- а душу из личины русской выпростав,
- кидается в израильский запой
- и молится с неистовостью выкрестов.
- Сметливостью Господь нас не обидел,
- ее нам просто некуда девать,
- евреи даже деньги в чистом виде
- умеют покупать и продавать.
- Я то лев, то заяц, то лисица,
- бродят мысли бешеной гурьбой,
- ибо я еврей, и согласиться
- мне всего трудней с самим собой.
- Израиль я хвалю на всех углах,
- живется тут не скучно и упруго,
- евреи – мастера в чужих делах,
- а в собственных – помеха друг для друга.
- Не молясь и не зная канонов,
- я мирской многогрешный еврей,
- но ушедшие шесть миллионов
- продолжаются жизнью моей.
- Расчислив жестокого века итог,
- судить нас не следует строго:
- каков он у нас, отвернувшийся Бог,
- такие евреи у Бога.
- Загробный быт – комфорт и чудо;
- когда б там было не приятно,
- то хоть один еврей оттуда
- уже сыскал бы путь обратно.
Увы, подковой счастья моего кого-то подковали не того
- Вчерашнюю отжив судьбу свою,
- нисколько не жалея о пропаже,
- сейчас перед сегодняшней стою —
- нелепый, как монах на женском пляже.
- Декарт существовал, поскольку мыслил,
- умея средства к жизни добывать,
- а я, хотя и мыслю в этом смысле,
- но этим не могу существовать.
- Любая система, структура, режим,
- любое устройство правления —
- по праву меня ощущают чужим
- за наглость необщего мнения.
- Моих соседей песни будят,
- я свой бюджет едва крою,
- и пусть завистливо осудят
- нас те, кто сушится в раю.
- Я пить могу в любом подвале,
- за ночью ночь могу я пить,
- когда б в уплату принимали
- мою готовность заплатить.
- Главное в питье – эффект начала,
- надо по нему соображать:
- если после первой полегчало —
- значит, можно смело продолжать.
- А пьянством я себя не истреблял,
- поскольку был доволен я судьбой,
- и я не для забвения гулял,
- а ради наслаждения гульбой.
- Канул день за чтеньем старых книг,
- словно за стираньем белых пятен —
- я сегодня многого достиг,
- я теперь опять себе понятен.
- В тюрьму однажды загнан сучьей сворой,
- я прошлому навеки благодарен
- за навык жить на уровне, который
- судьбой подарен.
- Вчера я пил на склоне дня
- среди седых мужей науки;
- когда б там не было меня,
- то я бы умер там со скуки.
- Ценя гармонию в природе
- (а морда пьяная – погана),
- ко мне умеренность приходит
- в районе третьего стакана.
- Судьбу свою от сопель до седин
- я вынес и душою и горбом,
- но не был никому я господин
- и не был даже Богу я рабом.
- Ввиду значительности стажа
- в любви, скитаниях и быте
- совсем я чужд ажиотажа
- вокруг значительных событий.
- Исполняя житейскую роль,
- то и дело меняю мелодию,
- сам себе я и шут, и король,
- сам себе я и царь, и юродивый.
- Подвальный хлам обшарив дочиста,
- нашел я в памяти недужной,
- что нету злей, чем одиночество
- среди чужой гулянки дружной.
- Сполна уже я счастлив оттого,
- что пью существования напиток.
- Чего хочу от жизни? Ничего;
- а этого у ней как раз избыток.
- Услышь, Господь, мои рыдания,
- избавь меня хотя б на год
- и от романтики страдания,
- и от поэзии невзгод.
- Когда мне часто выпить не с кем,
- то древний вздох, угрюм и вечен,
- осознается фактом веским:
- иных уж нет, а те далече.
- Кофейным запахом пригреты,
- всегда со мной теперь с утра
- сидят до первой сигареты
- две дуры – вялость и хандра.
- Дыша озоном светлой праздности,
- живу от мира в отдалении,
- не видя целесообразности
- в усилии и вожделении.
- Дар легкомыслия печальный
- в себе я бережно храню
- как символ веры изначальной,
- как соль в житейское меню.
- С людьми я избегаю откровений,
- не делаю для близости ни шага,
- распахнута для всех прикосновений
- одна лишь туалетная бумага.
- И я носил венец терновый
- и был отъявленным красавцем,
- но я, готовясь к жизни новой,
- постриг его в супы мерзавцам.
- Я нашел свою душевную окрестность
- и малейшее оставил колебание;
- мне милее анонимная известность,
- чем почетное на полке прозябание.
- В толпе не изобилен выбор масок
- для стадного житейского лица,
- а я и не пастух, и не подпасок,
- не волк я, не собака, не овца.
- Чертил мой век лихие письмена,
- испытывая душу и сноровку,
- но в самые тугие времена
- не думал я намыливать веревку.
- У самого кромешного предела
- и даже за него теснимый веком,
- я делал историческое дело —
- упрямо оставался человеком.
- Явившись эталоном совершенства
- для жизни человеческой земной,
- составили бы чье-нибудь блаженство
- возможности, упущенные мной.
- Я учился часто и легко,
- я любого знания глоток
- впитывал настолько глубоко,
- что уже найти его не мог.
- Увы, не стану я богаче
- и не скоплю ни малой малости,
- Бог ловит блох моей удачи
- и ногтем щелкает без жалости.
- Я, слава Богу, буднично обычен,
- я пью свое вино и ем свой хлеб;
- наш разум гениально ограничен
- и к подлинно трагическому слеп.
- От боязни пути коллективного
- я из чувства почти инстинктивного
- рассуждаю всегда от противного
- и порою – от очень противного.
- Сижу с утра до вечера
- с понурой головой:
- совсем нести мне нечего
- на рынок мировой.
- Напрасно умный очи пучит
- на жизнь дурацкую мою,
- ведь то, что умный только учит,
- я много лет преподаю.
- Полным неудачником я не был,
- сдобрен только горечью мой мед;
- даже если деньги кинут с неба,
- мне монета шишку нашибет.
- Причины всех бесчисленных потерь
- я с легкостью нашел в себе самом,
- и прежние все глупости теперь
- я делаю с оглядкой и умом.
- Вон живет он, люди часто врут,
- все святыни хая и хуля,
- а меж тем я чист, как изумруд,
- и в душе святого – до хуя.
- Единство вкуса, запаха и цвета
- в гармонии с блаженством интеллекта
- являет нам тарелка винегрета,
- бутылкой довершаясь до комплекта.
- Я повторяю путь земной
- былых людских существований;
- ничто не ново под луной,
- кроме моих переживаний.
- Я проживаю жизнь вторую,
- и как бы я ни жил убого,
- а счастлив, будто я ворую
- кусок чужой судьбы у Бога.
- Житейская пронзительная слякоть
- мои не отравила сантименты,
- еще я не утратил счастье плакать
- в конце слезоточивой киноленты.
- Болезни, полные коварства,
- я сам лечу, как понимаю:
- мне помогают все лекарства,
- которых я не принимаю.
- В нашем доме выпивают и поют,
- всем уставшим тут гульба и перекур,
- денег тоже в доме – куры не клюют,
- ибо в доме нашем денег нет на кур.
- Я курю, бездельничаю, пью,
- грешен и ругаюсь как сапожник;
- если бы я начал жизнь мою
- снова, то еще бы стал картежник.
- Заметен издали дурак,
- хоть облачись он даже в тогу:
- ходил бы я, надевши фрак,
- в сандалиях на босу ногу.
- И вкривь и вкось, и так и сяк
- идут дела мои блестяще,
- а вовсе наперекосяк
- они идут гораздо чаще.
- Я сам за все в ответе, покуда не погас,
- я сам определяю жизнь свою:
- откуда дует ветер, я знаю всякий раз,
- но именно туда я и плюю.
- Я жил хотя довольно бестолково,
- но в мире не умножил боль и злобу,
- я золото в том лучшем смысле слова,
- что некуда уже поставить пробу.
- Ушли куда-то сила и потенция.
- Зуб мудрости на мелочи источен.
- Дух выдохся. Осталась лишь эссенция,
- похожая на уксусную очень.
- Моя душа брезглива стала
- и рушит жизни колею:
- не пью теперь я с кем попало,
- из-за чего почти не пью.
- На лень мою я не в обиде,
- я не рожден иметь и властвовать,
- меня Господь назначил видеть,
- а не кишеть и соучаствовать.
- Чуждый суете, вдали от шума,
- сам себе непризнанный предтеча,
- счастлив я все время что-то думать,
- яростно себе противореча.
- Не люблю вылезать я наружу,
- я и дома ничуть не скучаю,
- и в душевную общую стужу
- я заочно тепло источаю.
- За лютой деловой людской рекой
- с холодным наблюдаю восхищением;
- у замыслов моих размах такой,
- что глупо опошлять их воплощением.
- В шумихе жизненного пира
- чужой не знавшая руки,
- моя участвовала лира
- всем дирижерам вопреки.
- Последнее время во всем неудача,
- за что бы ни взялся – попытка пустая,
- и льется урон, убедительно знача,
- что скоро повалит удача густая.
- Хоть за собой слежу не строго,
- но часто за руку ловлю:
- меня во мне излишне много,
- и я себя в себе давлю.
- Я пока из общества не изгнан,
- только ни во что с ним не играю,
- ибо лужу чувствую по брызгам
- и брезгливо капли отираю.
- Душевным пенится вином
- и служит жизненным оплотом
- святой восторг своим умом,
- от Бога данный идиотам.
- Высокое, разумное, могучее
- для пьянства я имею основание:
- при каждом подвернувшемся мне случае
- я праздную свое существование.
- Усталость, праздность, лень и вялость,
- упадок сил и дух в упадке…
- А бодряков – мешает жалость —
- я пострелял бы из рогатки.
- Я все хочу успеть за срок земной —
- живу, тоску по времени тая:
- вон женщина обласкана не мной,
- а вон из бочки пиво пью не я.
- Я себя расходую и трачу,
- фарта не прося мольбой и плачем;
- я имею право на удачу,
- ибо я готов и к неудачам.
- Из деятелей самых разноликих,
- чей лик запечатлен в миниатюрах,
- люблю я видеть образы великих
- на крупных по возможности купюрах.
- Где душевные холод и мрак
- роль ума исполняют на сцене,
- я смотрюсь как последний дурак,
- но никто во мне это не ценит.
- Свой разум я молчанием лечу,
- болея недержания пороком,
- и даже сам с собой теперь молчу,
- чтоб глупость не сморозить ненароком.
- Интимных радостей ценитель,
- толпе не друг и глух к идеям,
- я в зале жить мечтал как зритель,
- а жил – отпетым лицедеем.
- Я живу в утешительной вере,
- что мое не напрасно сгорание,
- а уроны, утраты, потери —
- я в расчеты включаю заранее.
- Есть ответ у любого вопроса,
- только надо гоняться за зайцем,
- много мыслей я вынул из носа,
- размышляя задумчивым пальцем.
- Когда я пьянствовать сажусь,
- душа моя полна привета,
- и я нисколько не стыжусь
- того, что счастлив делать это.
- Как застоявшийся скакун
- азартно землю бьет копытом,
- так я, улегшись на боку,
- опять ленивым тешусь бытом.
- Мы живы, здоровы, мы едем встречать
- друзей, прилетающих в гости,
- на временном жребии – счастья печать,
- удачные кинулись кости.
- Я к мысли глубокой пришел:
- на свете такая эпоха,
- что может быть все хорошо,
- а может быть все очень плохо.
- В гармонии божественных начал
- копаюсь я, изъяны уловляя:
- похоже, что Творец не различал
- добро и зло, меня изготовляя.
- Гнев гоню, гашу ожесточение,
- радуюсь, ногой ступив на землю,
- я за этой жизни приключение
- все как есть заведомо приемлю.
- А если что читал Ты, паче чаянья
- (слова лишь, а не мысли я меняю),
- то правильно пойми мое отчаянье —
- Тебя я в нем почти не обвиняю.
- Живя в пространстве музыки и света,
- купаюсь в удовольствиях и быте,
- и дико мне, что кончится все это
- с вульгарностью естественных событий.
- Быть выше, чище и блюсти
- меня зовут со всех сторон;
- таким я, Господи прости,
- и стану после похорон.
- Судьбу дальнейшую свою
- не вижу я совсем пропащей,
- ведь можно даже и в раю
- найти котел смолы кипящей.
- Я нелеп, недалек, бестолков,
- да еще полыхаю, как пламя;
- если выстроить всех мудаков,
- мне б, наверно, доверили знамя.
- Как раз потому, что не вечен
- и тают песчинки в горсти,
- я жизни медлительный вечер
- со вкусом хочу провести.
- Я в жизни так любил игру
- и светлый хмель шальной идеи,
- что я и там, когда умру,
- найду загробные затеи.
Божественность любовного томления – источник умноженья населения
- Приснилась мне юность отпетая,
- приятели – мусор эпохи,
- и юная дева, одетая
- в одни лишь любовные вздохи.
- Любым любовным совмещениям
- даны и дух, и содержание,
- и к сексуальным извращениям
- я отношу лишь воздержание.
- В те благословенные года
- жили неразборчиво и шало,
- с пылкостью любили мы тогда
- все, что шевелилось и дышало.
- Даже тех я любить был не прочь,
- на кого посмотреть без смущения
- можно только в безлунную ночь
- при отсутствии освещения.
- Она была задумчива, бледна,
- и волосы текли, как жаркий шелк;
- ко мне она была так холодна,
- что с насморком я вышел и ушел.
- Красотки в жизни лишь одно
- всегда считали унижением:
- когда мужчины к ним давно
- не лезли с гнусным предложением.
- С таинственной женской натурой
- не справиться мысли сухой,
- но дама с хорошей фигурой —
- понятней, чем дама с плохой.
- Храни вас Бог, любовницы мои!
- Я помню лишь обрывки каждой ленты,
- а полностью кино былой любви
- хранят пускай скопцы и импотенты.
- Теряешь разум, девку встретив,
- и увлекаешься познанием;
- что от любви бывают дети,
- соображаешь с опозданием.
- В моей судьбе мелькнула ты,
- как воспаленное видение,
- как тень обманутой мечты,
- как мимолетное введение.
- Люблю я дев еврейских вид вальяжный,
- они любить и чувствовать умеют,
- один лишь у евреек минус важный:
- они после замужества умнеют.
- Чтобы мерцал души кристалл огнем и драмой,
- беседы я предпочитал с одетой дамой.
- Поскольку женщина нагая —
- уже другая.
- Волнуя разум, льет луна
- свет мироздания таинственный,
- и лишь философа жена
- спокойно спит в обнимку с истиной.
- Если дама в гневе и обиде
- на коварных пакостниц и сучек
- плачет, на холодном камне сидя,—
- У нее не будет даже внучек.
- Вселяются души умерших людей —
- в родившихся, к ним не причастных,
- и души монахинь, попавши в блядей,
- замужеством сушат несчастных.
- Вот дама вся дымится от затей,
- она не ищет выгод или власти,
- а просто изливает на людей
- запасы невостребованной страсти.
- Я знание собрал из ветхих книг
- (поэтому чуть пыльное оно),
- а в женскую натуру я проник
- в часы, когда читать уже темно.
- Обманчив женский внешний вид,
- поскольку в нежной плоти хрупкой
- натура женская таит
- единство арфы с мясорубкой.
- Во сне пришла ко мне намедни
- соседка юная нагая;
- ты наяву приди, не медли,
- не то приснится мне другая.
- Дуэт любви – два слитных соло,
- и в этой песне интересной
- девица пряного посола
- вокально выше девы пресной.
- Как женской прелести пример,
- в ее глазах такой интим,
- как будто где-то вставлен хер
- и ей отрадно ощутим.
- Все, что женщине делать негоже,
- можно выразить кратко и просто:
- не ложись на прохвостово ложе,
- бабу портит объятье прохвоста.
- У зрелых женщин вкус отменно точен
- и ловкая во всем у них сноровка:
- духовные невидимые очи —
- и те они подкрашивают ловко.
- Когда года, как ловкий вор,
- уносят пыл из наших чресел,
- в постели с дамой – разговор
- нам делается интересен.
- Когда я был тугой, худой, упругий
- и круто все проблемы укрощались,
- под утро уходившие подруги
- тогда совсем не так со мной прощались.
- Люблю я этих и вон тех,
- и прочих тоже,
- и сладок Богу сок утех
- на нашем ложе.
- Не в силах дамы побороть
- ни коньяком, ни папиросами
- свою сентябрьскую плоть
- с ее апрельскими запросами.
- Чем угрюмей своды мрачные,
- тем сильней мечта о свете;
- чем теснее узы брачные,
- тем дырявей эти сети.
- Супруг у добродетельной особы,
- разумно с ней живя на склоне дней,
- не пил я в полночь водку, спал давно бы,
- уже блаженно спал бы. Но не с ней.
- Как утлый в землю дом осел,
- я в быт осел и в нем сижу,
- а на отхожий нежный промысел
- уже почти что не хожу.
- Не всуе жизнь моя текла,
- мне стало вовремя известно,
- что для душевного тепла
- должны два тела спать совместно.
- Всегда готов я в новый путь
- на легкий свет надежды шалой
- найти отзывчивую грудь
- и к ней прильнуть душой усталой.
- Женщину полночной и дневной
- вижу я столь разной неизменно,
- что пугаюсь часто, как со мной
- эти две живут одновременно.
- Есть явное птичье в супружеской речи
- звучание чувств обнаженных:
- воркуют, курлычат, кукуют, щебечут,
- кудахчут и крякают жены.
- Про то, как друг на друга поглядели,
- пока забудь;
- мир тесен, повстречаемся в постели
- когда-нибудь.
- У той – глаза, у этой – дивный стан,
- а та была гурман любовной позы,
- и тихо прошептал старик Натан:
- «Как хороши, как свежи были Розы!»
- Ту мудрость, что не требует ума,—
- способность проницательности вещей
- и чуткость в распознании дерьма —
- Создатель поместил зачем-то в женщин.
- Хотя мы очень похотливы,
- зато весьма неприхотливы.
- А жаль, что жизнь без репетиций
- течет единожды сквозь факт:
- сегодня я с одной певицей
- сыграл бы лучше первый акт.
- Когда к нам дама на кровать
- сама сигает в чем придется,
- нам не дано предугадать,
- во что нам это обойдется.
- Не будоражу память грезами,
- в былое взор не обращаю
- и камасутровыми позами
- уже подруг не восхищаю.
- Я с дамами тактичен и внимателен;
- усердно расточая дифирамбы,
- я делаюсь настолько обаятелен,
- что сам перед собой не устоял бы.
- Не видя прелести в скульптуре,
- люблю ходить к живой натуре.
- Когда я не спешу залечь с девицей,
- себя я ощущаю с умилением
- хранителем возвышенных традиций,
- забытых торопливым поколением.
- Глупо – врать о страсти, падать ниц,
- нынче дам не ловят на уловку,
- время наплодило тучу птиц,
- жадных на случайную поклевку.
- Забав имел я в молодости массу,
- в несчетных интерьерах и пейзажах
- на девок я смотрел, как вор – на кассу,
- и кассы соучаствовали в кражах.
- Когда еще я мог и успевал
- иметь биографические факты,
- я с дамами охотно затевал
- поверхностно-интимные контакты.
- В разъездах, путешествиях, кочевьях
- я часто предавался сладкой неге;
- на генеалогических деревьях
- на многих могут быть мои побеги.
- Мы даже в распутстве убоги,
- и грустно от секса рутинного,
- читая, что делали боги,
- покуда не слились в Единого.
- Наши бранные крики и хрипы
- Бог не слышит, без устали слушая
- только нежные стоны и всхлипы,
- утешенье Его благодушия.
- Люблю житейские уроки
- без посторонних и свидетелей,
- мне в дамах темные пороки
- милее светлых добродетелей.
- Меж волнами любовного прилива
- в наплыве нежных чувств изнемогая,
- вдруг делается женщина болтлива,
- как будто проглотила попугая.
- Наука описала мир как данность,
- на всем теперь названия прибиты,
- и прячется за словом «полигамность»
- тот факт, что мы ужасно блядовиты.
- Опять весной мечты стесняют грудь,
- весна для жизни – свежая страница;
- и хочется любить кого-нибудь,
- но без необходимости жениться.
- Душевной не ведая драмы,
- лишь те могут жить и любить,
- кто прежние раны и шрамы
- умел не чесать, а забыть.
- С лицом кота, не чуждого сметане,
- на дам я устремляю легкий взор
- и вычурно текучих очертаний
- вкушаю искусительный узор.
- Спектаклей на веку моем не густо,
- зато, насколько в жизни было сил,
- я жрицам театрального искусства
- себя охотно в жертву приносил.
- В меня вперяют взор циничный
- т дама пик, то туз крестей,
- и я лечу, цветок тепличный,
- в пучину гибельных страстей.
- Вовсе не был по складу души
- я монахом-аскетом-философом;
- да, Господь, я немало грешил,
- но учти, что естественным способом.
- Молит Бога, потупясь немного,
- о любви молодая вдовица;
- зря, бедняжка, тревожишь ты Бога,
- с этим лучше ко мне обратиться.
- Не знаю выше интереса,
- чем вечных слов исполнить гамму
- и вывести на путь прогресса
- замшело нравственную даму.
- Кто в карьере успехом богат,
- очень часто еще и рогат.
- Встречая скованность и мнительность,
- уже я вижу в отдаленности
- восторженность и раздражительность
- хронической неутоленности.
- Когда внезапное событие
- заветный замысел калечит,
- нам лишь любовное соитие
- всего надежней душу лечит.
- В дела интимные, двуспальные
- партийный дух закрался тоже:
- есть дамы столь принципиальные,
- что со врага берут дороже.
- Петух ведет себя павлином,
- от индюка в нем дух и спесь,
- он как орел с умом куриным,
- но куры любят эту смесь.
- Подушку мнет во мраке ночи,
- вертясь, как зяблик на суку,
- и замуж выплеснуться хочет
- девица в собственном соку.
- Какие дамы нам не раз
- шептали: «Дорогой!
- Конечно да! Но не сейчас,
- не здесь и не с тобой!»
- На старости у наших изголовий
- незримое сияние клубится
- и отблесками канувших Любовей
- высвечивает замкнутые лица.
- Любви теперь боюсь я, как заразы,
- смешна мне эта легкая атлетика,
- зато люблю мои о ней рассказы
- и славу Дон Жуана – теоретика.
- Затем из рая нас изгнали,
- чтоб на земле, а не в утопии
- плодили мы в оригинале
- свои божественные копии.
- Семья, являясь жизни главной школой,
- изучена сама довольно слабо,
- семья бывает даже однополой,
- когда себя мужик ведет как баба.
- Увы, но верная жена,
- избегнув низменной пучины,
- всегда слегка раздражена
- или уныла без причины.
- Семьи уклад и канитель
- душа возносит до святыни,
- когда семейная постель —
- оазис в жизненной пустыне.
- Чтобы души своей безбрежность
- художник выразил сполна,
- нужны две мелочи: прилежность
- и работящая жена.
- Чего весь век хотим, изнемогая
- и мучаясь томлением шальным?
- Чтоб женщина – и та же, но другая
- жила с тобою, тоже чуть иным.
- Логикой жену не победить,
- будет лишь кипеть она и злиться;
- чтобы бабу переубедить,
- надо с ней немедля согласиться.
- Проблемы и тягости множа,
- душевным дыша суховеем,
- мы даже семейное ложе —
- прокрустовым делать умеем.
- Забавно, что ведьма и фурия
- сперва были фея и гурия.
- А та, с кем спала вся округа,
- не успевая вынимать,
- была прилежная супруга
- и добродетельная мать.
- Зов самых лучших побуждений
- по бабам тайно водит нас:
- от посторонних похождений
- семья милей во много раз.
- Любви блаженные страницы
- коплю для Страшного суда,
- ибо флейтистки и блудницы
- меня любили-таки – да.
- В семье мужик обычно первый
- бывает хворостью сражен;
- у бедных вдов сохранней нервы,
- ибо у женщин нету жен.
- Стал я склонен во сне к наважденьям:
- девы нежные каждую ночь
- подвергают меня наслажденьям,
- и с утра мне трудиться невмочь.
- Глаза еще скользят по женской талии,
- а мысли очень странные плывут:
- что я уже вот-вот куплю сандалии,
- которые меня переживут.
- Нет, любовной неги не тая,
- жизнь моя по-прежнему греховна,
- только столь бесплотна плоть моя,
- что и в тесной близости духовна.
- Когда умру, и тут же слава
- меня овеет взмахом крыл,
- начнется дикая облава
- на тех старух, с кем я курил.
- Думаю угрюмо всякий раз,
- глядя на угасшие светильники:
- будут равнодушно жить без нас
- бабы, города и собутыльники.
- Я готовлюсь к отлету души,
- подбивая житейский итог;
- не жалею, что столько грешил,
- а жалею, что больше не мог.
- Я тебя люблю, и не беда,
- что недалека пора проститься,
- ибо две дороги в никуда
- могут еще где-то совместиться.
Наш дух бывает в жизни искушен не раньше, чем невинности лишен
- Творец нас в мир однажды бросил
- и дал бессмысленную прыть,
- нас по судьбе несет без весел,
- но мучит мысль, куда нам плыть.
- С возрастом яснеет Божий мир,
- делается больно и обидно,
- ибо жизнь изношена до дыр
- и сквозь них былое наше видно.
- Настолько время быстротечно
- и столько стен оно сломало,
- что можно жить вполне беспечно,
- от нас зависит очень мало.
- Совсем не реки постной шелухи
- карающую сдерживают руку,
- а просто Бог нас любит за грехи,
- которыми развеивает скуку.
- Не постичь ни душе, ни уму,
- что мечта хороша вдалеке,
- ибо счастье – дорога к нему,
- а настигнешь – и пусто в руке.
- Живу среди своих, а с остальными —
- общаюсь, молчаливо признавая,
- что можно жить печалями иными,
- иную боль и грусть переживая.
- Чтоб нам не изнемочь в тоске и плаче,
- судьба нас утешает из пространства
- то радостью от завтрашней удачи,
- то хмелем послезавтрашнего пьянства.
- Идея прямо в душу проникает,
- идея – это праздник искушения,
- идея – это то, что возникает
- в уме, который жаждет орошения.
- И детские грезы греховные,
- и мудрая горечь облезлых —
- куют нам те цепи духовные,
- которые крепче железных.
- Дав дух и свет любой бездарности,
- Бог молча сверху смотрит гневно,
- как черный грех неблагодарности
- мы источаем ежедневно.
- Масштабность и значительность задач,
- огромность затевающихся дел —
- заметней по размаху неудач,
- которые в итоге потерпел.
- В толкучке, хаосе и шуме,
- в хитросплетеньи отношений
- любая длительность раздумий
- чревата глупостью решений.
- Все в жизни потаенно, что всерьез,
- а наша суета судеб случайных —
- лишь пена волн и пыль из-под колес,
- лишь искры от костра процессов тайных.
- Я плавал в море, знаю сушу,
- я видел свет и трогал тьму;
- не грех уродует нам душу,
- а вожделение к нему.
- Размазни, разгильдяи, тетери —
- безусловно любезны Творцу:
- их уроны, утраты, потери
- им на пользу идут и к лицу.
- Вера быть профессией не может,
- ласточке не родственен петух,
- ибо правят должность клерки Божьи,
- а в конторе – служба, а не дух.
- В извилистых изгибах бытия
- я часто лбом на стену клал печать,
- всегда чуть не хватало мне чутья,
- чтоб ангела от беса отличать.
- Нрав у Творца, конечно, крут,
- но полон блага дух Господний,
- и нас не он обрек на труд,
- а педагог из преисподней.
- Увы, рассудком не постичь,
- но всем дано познать в итоге,
- какую чушь, фуфло и дичь
- несли при жизни мы о Боге.
- Сметая наши судьбы, словно сор,
- не думая о тех, кто обречен,
- безумный гениальный режиссер
- все время новой пьесой увлечен.
- Я вдруг почувствовал сегодня —
- и почернело небо синее,—
- как тяжела рука Господня,
- когда карает за уныние.
- Три фрукта варятся в компоте,
- где плещет жизни кутерьма:
- судьба души, фортуна плоти
- и приключения ума.
- Наш век успел довольно много,
- он мир прозрением потряс:
- мы – зря надеялись на Бога,
- а Бог – напрасно верил в нас.
- Печальный зритель жутких сцен,
- то лживо-ханжеских, то честных,
- Бог бесконечно выше стен
- вокруг земных религий местных.
- Недюжинного юмора запас
- использовав на замыслы лихие,
- Бог вылепил Вселенную и нас
- из хаоса, абсурда и стихии.
- А жить порой невмоготу —
- от угрызений, от сомнений,
- от боли видеть наготу
- своих ничтожных вожделений.
- Сурово относясь к деяньям грешным
- (и женщины к ним падки, и мужчины),
- суди, Господь, по признакам не внешним,
- а взвешивай мотивы и причины.
- Когда азарт и упоение
- трясут меня лихой горячкой,
- я слышу сиплое сопение
- чертей, любующихся скачкой.
- А если во что я и верю,
- пока мое время течет,
- то только в утрату, потерю,
- ошибку, урон и просчет.
- Кивнули, сойдясь поневоле,
- и вновь разошлись по аллее,
- и каждый подумал без боли,
- что вместе им было светлее.
- Под осень чуть не с каждого сука,
- окрестности брезгливо озирая,
- глядят на нас вороны свысока,
- за труд и суету нас презирая.
- Наши духа горние вершины —
- вовсе не фантом и не обман,
- а напрягший хилые пружины
- ветхий и залежанный диван.
- Всему на свете истинную цену
- отменно знает время – лишь оно
- сметает шелуху, сдувает пену
- и сцеживает в амфоры вино.
- Не для литья пустой воды
- Бог дал нам дух и речь,
- а чтобы даже из беды
- могли мы соль извлечь.
- Я жил во тьме и мгле,
- потом я к свету вышел;
- нет рая на земле,
- но рая нет и выше.
- Я очень рад, что мы научно
- постичь не в силах мира сложность;
- без Бога жить на свете скучно
- и тяжелее безнадежность.
- Я жив: я весел и грущу,
- я сон едой перемежаю,
- и душу в мыслях полощу,
- и чувством разум освежаю.
- Увы, но никакие улучшения
- в обилии законов и преград
- не справятся с тем духом разрушения,
- который духу творческому брат.
- Нет ни единого штриха
- в любом рисунке поведения,
- чтоб не таил в себе греха
- для постороннего суждения.
- У жизни есть мелодия, мотив,
- гармония сюжетов и тональность,
- а радуга случайных перспектив
- укрыта в монотонную реальность.
- Живешь, покоем дорожа,
- путь безупречен, прям и прост…
- Под хвост попавшая вожжа
- пускает все коту под хвост.
- В любой беде, любой превратности,
- терпя любое сокрушение,
- душа внезапные приятности
- себе находит в утешение.
- Перед выбором – что предпочесть,
- я ни в грусть не впадал, ни в прострацию,
- я старался беречь только честь
- и спокойно терял репутацию.
- Цель нашей жизни столь бесспорна,
- что зря не мучайся, приятель:
- мы сеем будущего зерна,
- а что взойдет – решит Создатель.
- Я знаю, печальный еврей,
- что в мире есть власть вездесущая,
- что роль моя в жизни моей —
- отнюдь и совсем не ведущая.
- Столько силы и страсти потрачено
- было в жизни слепой и отчаянной,
- что сполна и с лихвою оплачена
- мимолетность удачи нечаянной.
- Я черной краской мир не крашу,
- я для унынья слишком стар;
- обогащая душу нашу,
- потери – тоже Божий дар.
- Мой разум точат будничные хлопоты,
- долги над головой густеют грозно,
- а в душу тихо ангел шепчет: жопа ты,
- что к этому относишься серьезно.
- Я врос и вжился в роль балды,
- а те, кто был меня умней,
- едят червивые плоды
- змеиной мудрости своей.
- События жизни во внешней среде
- в душе отражаются сильно иначе,
- и можно смеяться кромешной беде
- и злую тоску ощущать от удачи.
- Азартно дух и плоть вершат пиры,
- азартны и гордыня и разбой,
- Бог создал человека для игры
- и тайно соучаствует в любой.
- Когда еще не баржи мы, а лодки,
- и ветром паруса не оскудели,
- заметно даже просто по походке,
- как музыка души играет в теле.
- От Бога в наших душах раздвоение,
- такой была задумана игра,
- и зло в душе божественно не менее
- играющего белыми добра.
- Чуя близость печальных превратностей,
- дух живой выцветает и вянет;
- если ждать от судьбы неприятностей,
- то судьба никогда не обманет.
- Я редко сожалею, что не юн,
- и часто – что в ту пору удалую
- так мало я задел высоких струн,
- а низкие – щипал напропалую.
- Из-под поверхностных течений
- речей, обманчиво несложных,
- текут ручьи иных значений
- и смыслов противоположных.
- Забавен наш пожизненный удел
- расписывать свой день и даже час,
- как если бы теченье наших дел
- действительно зависело от нас.
- Хотя еще Творца не знаю лично,
- но верю я, что есть и был такой:
- все сделать так смешно и так трагично
- возможно лишь Божественной рукой.
- Редко нам дано понять успеть,
- в чем таится Божья благодать,
- ибо для души важней хотеть,
- нежели иметь и обладать.
- Комок живой разумной слизи
- так покорил и даль, и высь,
- что создал множество коллизий,
- чтоб обратиться снова в слизь.
- Мужество открытого неверия,
- полное тревоги и метания,—
- чище и достойней лицемерия
- ханжеского богопочитания.
- С азартом жить на свете так опасно,
- любые так рискованны пути,
- что понял я однажды очень ясно:
- живым из этой жизни – не уйти.
- В безумствах мира нет загадки,
- Творцу смешны мольбы и просьбы:
- ведь на земле, где все в порядке,
- для жизни места не нашлось бы.
- Я редко, но тревожу имя Бога:
- материи Твоей худой лоскут,
- умерить я прошу Тебя немного
- мою непонимания тоску.
- Живя с азартом и упорством
- среди друзей, вина и смеха,
- блажен, кто брезгует проворством,
- необходимым для успеха.
- Ты скорее, Господь, справедлив, чем жесток,
- мне ясней это день ото дня,
- и спасибо, что короток тот поводок,
- на котором Ты держишь меня.
- Молитва и брань одновременно
- в живое сплетаются слово,
- высокое с низким беременно
- все время одно от другого.
- В игры Бога как пешка включен,
- сам навряд ли я что-нибудь значу;
- кто судьбой на успех обречен,
- с непременностью терпит удачу.
- В лицо нам часто дышит бездна,
- и тонкий дух ее зияния
- нам обещает безвозмездно
- восторг полета и слияния.
- То главное, что нам необходимо,
- не знает исторических помех,
- поэтому всегда и невредимо
- пребудут на земле любовь и смех.
- Нам чуть менее жить одиноко
- в мираже, непостижном и лестном,
- что следит неусыпное око
- за любым нашим шагом и жестом.
- Душа моя нисколько не грустит
- о грешном словоблудии моем:
- ей Бог мои все глупости простит,
- поскольку говорил я их – о Нем.
- Сполна сбылось, о чем мечтали
- то вслух, то молча много лет;
- за исключением детали,
- что чувства счастья снова нет.
- У мудрости расхожей – нету дна,
- ищи хоть каждый день с утра до вечера;
- в банальности таится глубина,
- которая ее увековечила.
- Ощущение высшей руки
- в нас отнюдь не от воплей ревнителей;
- чувство Бога живет вопреки
- виду многих священнослужителей.
- Хотелось быть любимым и любить,
- хотелось выбрать жребий и дорогу,
- и теми я порой хотел бы быть,
- кем не был и не стану, слава Богу.
- Сейчас, когда постигла душу зрелость,
- нам видится яснее из тумана
- упругость, и пластичность, и умелость
- целебного самих себя обмана.
- Часами я валяюсь, как тюлень,
- и делать неохота ничего,
- в доставшихся мне генах спала лень
- задолго до зачатья моего.
- Цветение, зенит, апофеоз —
- обычно забывают про истоки,
- в которых непременно был навоз,
- отдавший им живительные соки.
- Товарищ, верь: взойдет она,
- и будет свет в небесной выси;
- какое счастье, что луна
- от человеков не зависит!
- О, как смущен бывает разум
- лихим соблазном расквитаться
- со всеми трудностями сразу,
- уйдя без писем и квитанций.
- В сумерках закатного сознания
- гаснет испаряющийся день,
- бережно хранят воспоминания
- эхо, отражение и тень.
- Жил на ветру или теплично,
- жил как бурьян или полезно —
- к земным заслугам безразлична
- всеуравнительная бездна.
- Когда последняя усталость
- мой день разрежет поперек,
- я ощутить успею жалость
- ко всем, кто зря себя берег.
- Сегодня настроение осеннее,
- как будто истощился дух мой весь,
- но если после смерти воскресение —
- не сказка, то хочу очнуться здесь.
- В этой жизни, шальной и летящей,
- мало пил я с друзьями в пивных,
- но надеюсь, что видеться чаще
- нам достанется в жизнях иных.
- Решит, конечно, высшая инстанция —
- куда я после смерти попаду,
- но книги – безусловная квитанция
- на личную в аду сковороду.
- А жаль, что на моей печальной тризне,
- припомнив легкомыслие мое,
- все станут говорить об оптимизме,
- и молча буду слушать я вранье.
- Струны натянувши на гитары,
- чувствуя горенье и напор,
- обо мне напишут мемуары
- те, кого не видел я в упор.
- От воздуха помолодев,
- как ожидала и хотела,
- душа взлетает, похудев
- на вес оставленного тела.
- Нам после смерти было б весело
- поговорить о днях текущих,
- но будем только мхом и плесенью,
- всего скорей, мы в райских кущах.
Улучшить человека невозможно, и мы великолепны безнадежно
- Угрюмый опыт долгих лет
- врастанья в темноту —
- моей души спинной хребет,
- горбатый на свету.
- Я живу, никого не виня,
- не взывая к судам и расплатам,
- много судей везде без меня,
- и достойнее быть адвокатом.
- Есть сутки – не выдумать гаже,
- дурней, непробудней, темней,
- а жизнь продолжается – даже
- сквозь наши рыданья над ней.
- Насыщенная множеством затей,
- покуда длится времени течение,
- вся жизнь моя – защита от людей
- и к ним же непрестанное влечение.
- Всегда приходят в мир учителя,
- несущие неслышный звон оков,
- и тьмой от них питается земля,
- и зло течет из их учеников.
- Играя соками и жиром
- в корнях и семени,
- объем и тяжесть правят миром
- и дружат семьями.
- Пристрастие к известным и великим
- рождается из чувства не напрасного:
- величие отбрасывает блики
- на всякого случайного причастного.
- Вдоль житейской выщербленной трассы
- веет посреди и на обочинах
- запах жизнедеятельной массы
- прытких и натужно озабоченных.
- Поскольку в наших душах много свинства
- и всяческой корысти примитивной,
- любое коллективное единство
- всегда чревато гнусью коллективной.
- Подвержены мы горестным печалям
- по некой очень мерзостной причине:
- не радует нас то, что получаем,
- а мучает, что недополучили.
- Разбираться прилежно и слепо
- в механизмах любви и вражды —
- так же сложно и столь же нелепо,
- как ходить по нужде без нужды.
- Люди мелкие, люди великие
- (люди средние тоже не реже) —
- одичавшие хуже, чем дикие,
- ибо злобой насыщены свежей.
- Пошлость неоглядно бесконечна,
- век она пронзает напролет,
- мы умрем, и нас она сердечно,
- с тактом и со вкусом отпоет.
- В житейской озверелой суете
- поскольку преуспеть не всем дано,
- успеха добиваются лишь те,
- кто, будучи младенцем, ел говно.
- Беда, что в наших душах воспаленных
- все время, разъедая их, кипит
- то уксус от страстей неутоленных,
- то желчь из нерастаявших обид.
- По замыслу Бога порядок таков,
- что теплится всякая живность,
- и если уменьшить число дураков
- у них возрастает активность.
- Нет сильнее терзающей горести,
- жарче муки и боли острей,
- чем огонь угрызения совести;
- и ничто не проходит быстрей.
- Всегда проистекают из того
- конфузы человеческого множества,
- что делается голосом его
- крикливая нахрапистость ничтожества.
- Вампиров, упырей и вурдалаков
- я вижу часто в комнате жилой,
- и вкус у них повсюду одинаков:
- душевное тепло и дух живой.
- Несобранный, рассеянный и праздный,
- газеты я с утра смотрю за чаем;
- политика – предмет настолько грязный,
- что мы ее прохвостам поручаем.
- По дебрям прессы свежей
- скитаться я устал;
- век разума забрезжил,
- но так и не настал.
- А вы – твердя, что нам уроками
- не служит прошлое, – не правы:
- что раньше числилось пороками,
- теперь – обыденные нравы.
- Везде вокруг – шумиха, толкотня
- и наглое всевластие порока;
- отечество мое – внутри меня,
- и нету в нем достойного пророка.
- Я думаю, что Бог жесток, но точен,
- и в судьбах даже самых чрезвычайных
- количество заслуженных пощечин
- не меньше, чем количество случайных.
- Я насмотрелся столько всякого,
- что стал сильней себя любить;
- на всей планете одинаково
- умеют нас употребить.
- По праху и по грязи тек мой век,
- и рабством и грехом отмечен путь,
- не более я был, чем человек,
- однако и не менее ничуть.
- Днем кажется, что близких миллион
- и с каждым есть связующая нить,
- а вечером безмолвен телефон,
- и нам, по сути, некому звонить.
- Не ведая притворства, лжи и фальши,
- без жалости, сомнений и стыда
- от нас уходят дети много раньше,
- чем из дому уходят навсегда.
- Увы, сколь коротки мгновения
- огня, игры и пирования;
- на вдох любого упоения
- есть выдох разочарования.
- Есть люди – едва к ним зайдя на крыльцо,
- я тут же прощаюсь легко;
- в гостях – рубашонка, штаны и лицо,
- а сам я – уже далеко.
- Он душою и темен и нищ,
- а игра его – светом лучится:
- Божий дар неожидан, как прыщ,
- и на жопе он может случиться.
- По вечной жизни побратимы
- и по изменчивой судьбе,
- разбой и ложь непобедимы,
- пока уверены в себе.
- Ничуть не склонный к баловству
- трепаться всуе о высоком,
- неслышно корень поит соком
- многословесную листву.
- Случай неожиданен, как выстрел,
- личность в этот миг видна до дна:
- то, что из гранита выбьет искру,
- выплеснет лишь брызги из говна.
- Что царь или вождь – это главный злодей,
- придумали низкие лбы:
- цари погубили не больше людей,
- чем разного рода рабы.
- Добреют и мягчают времена,
- однако путь на свет совсем не прост,
- в нас рабство посевает семена,
- которые свобода гонит в рост.
- Простая истина нагая
- опасна тогам и котурнам:
- осел, культуру постигая,
- ослом становится культурным.
- У всех по замыслу Творца —
- своя ума и духа зона,
- житейский опыт мудреца —
- иной, чем опыт мудозвона.
- Как бы счастье вокруг ни плясало,
- приглашая на вальс и канкан,
- а бесплатно в судьбе только сало,
- заряжаемое в капкан.
- Мир бизнеса разумен и толков,
- художнику дает он пить и есть;
- причина поклонения волков —
- в боязни пропустить благую весть.
- Рассудок мой всегда стоит на страже,
- поскольку – нет числа таким примерам —
- есть люди столь бездарные, что даже
- пытаются чужим ебаться хером.
- Паскудство проступает из паскуды
- под самым незначительным нажимом;
- хоть равно все мы Божии сосуды,
- но разница – в залитом содержимом.
- К игре в рубаху-парня-обаяшку
- не все мои знакомые годны:
- едва раскроют душу нараспашку,
- как мерзкие волосики видны.
- В мире царствуют вездесущие,
- жарко щерящие пасть
- власть имевшие, власть имущие
- и хотящие эту власть.
- От уксуса совести чахнут,
- кто грабит и крадет убого,
- но деньги нисколько не пахнут,
- когда их достаточно много.
- Счастлив муж без боли и печали,
- друг удачи всюду и всегда,
- чье чело вовек не омрачали
- тени долга, чести и стыда.
- Много начерно, то есть в чернилах,
- было черного людям предвидено,
- но никто сочинить был не в силах
- то, что век наш явил нам обыденно.
- Не стоит на друзей смотреть сурово
- и сдержанность лелеять как профессию:
- нечаянное ласковое слово
- излечивает скрытую депрессию.
- Удачу близко видя, шел я мимо,
- не разумом, а нюхом ощутив
- текущее за ней неуловимо
- зловоние блестящих перспектив.
- Лепя людей, в большое зеркало
- Бог на себя смотрел из тьмы,
- и так оно Его коверкало,
- что в результате вышли мы.
- Шальная от порывов скороспелых,
- душа непредсказуемо сложна,
- поэтому в расчисленных пределах
- неволя безусловно ей нужна.
- В какой ни варишься среде,
- азарт апломба так неистов,
- что не укрыть себя нигде
- от саблезубых гуманистов.
- Я лишь от тех не жду хорошего,
- в ком видно сразу по лицу,
- что душу дьяволу задешево
- продал со скидкой на гнильцу.
- Нелепым парадоксом озабочен
- я в темных ощущениях моих:
- боюсь я чистых праведников очень,
- и хочется грешить, увидя их.
- Я не был отщепенец и изгой,
- во все играл со всеми наравне,
- но был неуловимо я другой,
- и в тягость это было только мне.
- Хоть у века дорога крута,
- но невольно по ней мы влекомы;
- нас могла бы спасти доброта,
- только мы очень мало знакомы.
- Незримый, невесомый, эфемерный —
- обманчив дух вульгарной простоты:
- способно вызвать взрыв неимоверный
- давление душевной пустоты.
- Любой народ разнообразен
- во всем хорошем и дурном,
- то жемчуг выплеснет из грязи,
- то душу вымажет говном.
- Устройство мира столь непросто,
- что смотришь с горестью сиротства,
- как истекает от прохвоста
- спокойствие и превосходство.
- Вражда развивает мой опыт,
- а лесть меня сил бы лишила,
- хотя с точки зрения жопы
- приятнее мыло, чем шило.
- Жестоки с нами дети, но заметим,
- что далее на свет родятся внуки,
- а внуки – это кара нашим детям
- за нами перенесенные муки.
- Ученье свет, а неученье —
- потемки, косность и рутина;
- из этой мысли исключение —
- образование кретина.
- Мы живем то в беде, то в засранстве,
- мы туманим надеждами взор,
- роль Мессии витает в пространстве,
- но актеры – то срам, то позор.
- Есть запахи у каждого лица,
- и пахнуть по-иному нет возможности,
- свой запах у плута, у подлеца,
- у глупости, у страха, у надежности.
- У времени всегда есть обстоятельства
- и связная логическая нить,
- чтоб можно было низкое предательство
- высокими словами объяснить.
- Нету вкрадчивей, нету сочней,
- согревающей, словно вино,
- нет кислотней и нет щелочней,
- агрессивней среды, чем говно.
- Владея к наслаждению ключом,
- я славы и успеха не искал:
- в погоне за прожекторным лучом
- меняется улыбка на оскал.
- Есть на свете странные мужчины:
- вовсе не сочатся злом и ядом,
- только духом дикой мертвечины
- веет ниоткуда с ними рядом.
- Я, дружа по жизни с разным сбродом,
- знал от паханов до низкой челяди;
- самым омерзительным народом
- были образованные нелюди.
- Очень зябко – про нечто, что вечно,
- вдруг подумать в сомнении честном:
- глас народа – глас Божий, конечно,
- только пахнет общественным местом.
- Наша разность – не в мечтаниях бесплотных,
- не в культуре и не в туфлях на ногах;
- человека отличает от животных
- постоянная забота о деньгах.
- От выпивки в нас тает дух сиротства,
- на время растворяясь в наслаждении,
- вино в мужчине будит благородство
- и память о мужском происхождении.
- Какие цепи мы ни сбросим,
- нам только делается хуже,
- свою тюрьму внутри мы носим,
- и клетка вовсе не снаружи.
- Друг мой бедный, дитя современности,
- суеты и расчета клубок,
- знает цену, не чувствуя ценности,
- отчего одинок и убог.
- Все книги об истории – поток,
- печальным утешением текущий,
- что век наш не беспочвенно жесток,
- а просто развивает предыдущий.
- Всегда в разговорах и спорах
- по самым случайным вопросам
- есть люди, мышленье которых
- запор сочетает с поносом.
- Свободу я ношу в себе,
- а внешне – тих я и неловок
- в демократической борьбе
- несчетных банд и группировок.
- Хотя повсюду царствует жлобство,
- есть личная заветная округа,
- есть будничного быта волшебство
- и счастье от познания друг друга.
- Мы сразу простимся с заботами
- и станем тонуть в наслаждении,
- когда мудрецы с идиотами
- сойдутся в едином суждении.
- Всегда стремились люди страстно
- куда попало вон из темени
- в пустой надежде, что пространство
- освобождает нас от времени.
- У нас весьма различны свойства,
- но есть одно у всех подряд:
- Господь нам дал самодовольство,
- чтоб мы не тратились на яд.
- Умеренность, лекарства и диета,
- замашки опасаться и дрожать —
- способны человека сжить со света
- и заживо в покойниках держать.
- Так Земля безнадежно кругла
- получилась под Божьей рукой,
- что на свете не сыщешь угла,
- чтоб найти там душевный покой.
- Толпа людей – живое существо:
- и разум есть, и дух, и ток по нервам,
- и даже очень видно вещество,
- которое всегда всплывает первым.
- Бал жизни всюду правит стая,
- где каждый занят личной гонкой,
- расчет и блядство сочетая
- в душе возвышенной и тонкой.
- Незримая душевная ущербность
- рождает неосознанную прыть,
- питая ненасытную потребность
- себя заметным козырем покрыть.
- Когда к публичной славе тянет личность,
- то всей своей судьбой по совокупности
- персона эта платит за публичность
- публичной репутацией доступности.
- Ты был и есть в моей судьбе,
- хоть был общенья срок недолог;
- я написал бы о тебе,
- но жалко – я не гельминтолог.
- Не только воевали и злословили
- в течение столетия активного,
- еще всего мы много наготовили
- и для самоубийства коллективного.
- Я очень пожилой уже свидетель
- того, что наши пафос и патетика
- про нравственность, мораль и добродетель —
- пустая, но полезная косметика.
- Хотя, стремясь достигнуть и познать,
- мы глупости творили временами,
- всегда в нас было мужество признать
- ошибки, совершенные не нами.
- Дети, вырастающие возле
- каждого седого поколения,
- думая об истине и пользе,
- травят нас без тени сожаления.
- Являясь то открыто, то украдкой,
- но в каждом – и святом, и подлеце —
- сливаются на время жизни краткой
- творец, вампир и вор в одном лице.
- Всегда вокруг родившейся идеи,
- сулящей или прибыль, или власть,
- немедленно клубятся прохиндеи,
- стараясь потеснее к ней припасть.
- Судить людей я не мастак,
- поняв давным-давно:
- Бог создал человека так,
- что в людях есть говно.
- Враги мои, бедняги, нету дня,
- чтоб я вас не задел, мелькая мимо;
- не мучайтесь, увидевши меня:
- я жив еще, но это поправимо.
- Должна воздать почет и славу нам
- толпа торгующих невежд:
- между пеленками и саваном
- мы снашиваем тьму одежд.
- Мир нельзя изменить, нет резона проклясть,
- можно только принять и одобрить,
- утолить бытия воспаленную страсть
- и собой эту землю удобрить.
- Когда без сожалений и усилий
- душа моя порхнет за небосклон —
- – Чего не шел? – спрошу я у Мессии.
- – Боялся там остаться, – скажет он.
В органах слабость, за коликой спазм, старость не радость, маразм не оргазм
- Забавы, утехи, рулады,
- азарты, застолья, подруги.
- Заборы, канавы, преграды,
- крушенья, угар и недуги.
- Начал я от жизни уставать,
- верить гороскопам и пророчествам,
- понял я впервые, что кровать
- может быть прекрасна одиночеством.
- Все курбеты, сальто, антраша,
- все, что с языка рекой текло,
- все, что знала в юности душа,—
- старости насущное тепло.
- Глаза моих воспоминаний
- полны невыплаканных слез,
- но суть несбывшихся мечтаний
- размыло время и склероз.
- Обновы превращаются в обноски,
- в руинах завершаются попытки,
- куражатся успехом недоноски,
- а душу греют мысли и напитки.
- Утрачивает разум убеждения,
- теряет силу плоть и дух линяет;
- желудок – это орган наслаждения,
- который нам последним изменяет.
- Бог лично цедит жар и холод
- на дней моих пустой остаток,
- чтоб не грозил ни лютый голод,
- ни расслабляющий достаток.
- Не из-за склонности ко злу,
- а от игры живого чувства
- любого возраста козлу
- любезна сочная капуста.
- Красит лампа желтой бледностью
- лиц задумчивую вялость,
- скучно пахнет честной бедностью
- наша ранняя усталость.
- Белый цвет летит с ромашки,
- вянет ум и обоняние,
- лишь у маленькой рюмашки
- не тускнеет обаяние.
- Увы, красавица, как жалко,
- что не по мне твой сладкий пряник,
- ты персик, пальма и фиалка,
- а я давно уж не ботаник.
- Смотрю на нашу старость с одобрением,
- мы заняты любовью и питьем;
- судьба нас так полила удобрением,
- что мы еще и пахнем, и цветем.
- Глаза сдаются возрасту без боя,
- меняют восприятие зрачки,
- и розовое все и голубое
- нам видится сквозь черные очки.
- Из этой дивной жизни вон и прочь,
- копытами стуча из лета в осень,
- две лошади безумных – день и ночь
- меня безостановочно уносят.
- Еще наш вид ласкает глаз,
- но силы так уже ослабли,
- что наши профиль и анфас —
- эфес, оставшийся от сабли.
- Забавный органчик ютится в груди,
- играя меж разного прочего
- то светлые вальсы, что все впереди,
- то танго, что все уже кончено.
- Есть в осени дыханье естества,
- пристойное сезону расставания,
- спадает повседневности листва,
- и проступает ствол существования.
- Того, что будет с нами впредь,
- уже сейчас легко достигнуть:
- с утра мне чтобы умереть —
- вполне достаточно подпрыгнуть.
- Мне близко уныние старческих лиц,
- поскольку при силах убогих
- уже мы печальных и грустных девиц
- утешить сумеем немногих.
- Временем без жалости соря,
- вертимся в метаниях пустых,
- словно на дворе еще заря,
- а не тени сумерек густых.
- У старости моей просты приметы:
- ушла лихая чушь из головы,
- а самые любимые поэты
- уже мертвы.
- Стало сердце покалывать скверно,
- стал ходить, будто ноги по пуду;
- больше пить я не буду, наверно,
- хоть и меньше, конечно, не буду.
- К ночи слышней зловещее
- цоканье лет упорное,
- самая мысль о женщине
- действует как снотворное.
- В душе моей не тускло и не пусто,
- и даму если вижу в неглиже,
- я чувствую в себе живое чувство,
- но это чувство юмора уже.
- К любви я охладел не из-за лени,
- и, к даме попадая ночью в дом,
- упасть еще готов я на колени,
- но встать уже с колен могу с трудом.
- Когда любви нахлынет смута
- на стариковское спокойствие,
- Бог только рад: мы хоть кому-то
- еще доставим удовольствие.
- Мой век, журча сквозь дни и ночи,
- впитал жару, мороз, дожди;
- уже он спереди короче,
- зато длиннее позади.
- И вышли постепенно, слава Богу,
- потратив много нервов и труда,
- на ровную и гладкую дорогу,
- ведущую к обрыву в никуда.
- Время льется даже в тесные
- этажи души подвальные,
- сны мне стали сниться пресные
- и уныло односпальные.
- Вдруг то, что забытым казалось,
- приходит ко мне среди ночи,
- но жизни так мало осталось,
- что всё уже важно не очень.
- Зря девки не глядят на стариков
- и лаской не желают ублажать:
- мальчишка переспит – и был таков,
- а старенький – не в силах убежать.
- Я равнодушен к зовам улицы,
- я охладел под ливнем лет,
- и мне смешно, что пес волнуется,
- когда находит сучий след.
- Время шло, и состарился я,
- и теперь мне отменно понятно:
- есть у старости прелесть своя,
- но она только старости внятна.
- С увлечением жизни моей детектив
- я читаю, почти до конца проглотив;
- тут сюжет уникального кроя:
- сам читатель – убийца героя.
- Друзья уже уходят в мир иной,
- сполна отгостевав на свете этом;
- во мне они и мертвые со мной,
- и пользуюсь я часто их советом.
- Два пути у души, как известно:
- яма в ад или в рай воспарение,
- ибо есть только два этих места,
- а чистилище – наше старение.
- Ушел кураж, сорвался голос,
- иссяк фантазии родник,
- и словно вялый гладиолус,
- тюльпан души моей поник.
- Не придумаешь даже нарочно
- сны и мысли души обветшалой;
- от бессилия старость порочна
- много более юности шалой.
- Усталость сердца и ума —
- покой души под Божьим взглядом;
- к уставшим истина сама
- приходит и садится рядом.
- Отныне пью лишь молоко.
- Прости, Господь, за опоздание,
- но только старости легко
- дается самообуздание.
- Томлением о скудости финансов
- не мучаюсь я, голову клоня;
- еще в моей судьбе немало шансов,
- но все до одного против меня.
- Кипя, спеша и споря,
- состарились друзья,
- и пьем теперь мы с горя,
- что пить уже нельзя.
- Я знаю эту пьесу наизусть,
- вся музыка до ноты мне известна:
- печаль, опустошенность, боль и грусть
- играют нечто мерзкое совместно.
- Болтая и трепясь, мы не фальшивы,
- мы просто оскудению перечим;
- чем более мы лысы и плешивы,
- тем более кудрявы наши речи.
- Подруг моих поблекшие черты
- бестактным не задену я вниманием,
- я только на увядшие цветы
- смотрю теперь с печальным пониманием.
- То ли поумнел седой еврей:
- мира не исправишь все равно,
- то ли стал от возраста добрей,
- то ли жалко гнева на говно.
- Уже не люблю я витать в облаках,
- усевшись на тихой скамье,
- нужнее мне ножка цыпленка в руках,
- чем сон о копченой свинье.
- Тихо выдохлась пылкость источника
- вожделений, восторгов и грез,
- восклицательный знак позвоночника
- изогнулся в унылый вопрос.
- Весь день суетой загубя,
- плетусь я к усталому ужину,
- и вечером в куче себя
- уже не ищу я жемчужину.
- В наслаждениях друг другом
- нам один остался грех:
- мы садимся тесным кругом
- и заводим свальный брех.
- Сейчас, когда смотрю уже с горы,
- мне кажется подъем намного краше:
- опасности азарт и риск игры
- расцвечивали смыслом жизни наши.
- Читал, как будто шел пешком
- и в горле ком набух;
- уже душа моя с брюшком,
- уже с одышкой дух.
- Стареть совсем не больно и не сложно,
- не мучат и не гнут меня года,
- и только примириться невозможно,
- что прежним я не буду никогда.
- Какая-то нечестная игра
- играется закатом и восходом:
- в пространство между завтра и вчера
- бесследно утекают год за годом.
- Нет сил и мыслей, лень и вялость,
- а мир темнее и тесней,
- и старит нас не столько старость,
- как наши страхи перед ней.
- Знаю старцев, на жизненном склоне
- коротающих тихие дни
- в том невидимом облаке вони,
- что когда-то издали они.
- Кто уходит, роль не доиграв,
- словно из лампады вылив масло,
- знает лучше всех, насколько прав,
- ибо Божья искра в нем погасла.
- Былое сплыло в бесконечность,
- а все, что завтра – темный лес;
- лишь день сегодняшний и вечность
- мой возбуждают интерес.
- Шепнуло мне прелестное создание,
- что я еще и строен, и удал,
- но с нею на любовное свидание
- на ровно четверть века опоздал.
- Ушедшего былого тяжкий след
- является впоследствии некстати,
- за легкость и беспечность юных лет
- мы платим с переплатой на закате.
- Другим теперь со сцены соловьи
- поют в их артистической красе,
- а я лишь выступления свои
- хожу теперь смотреть, и то не все.
- То плоть загуляла, а духу не весело,
- то дух воспаряет, а плоть позабыта,
- и нету гармонии, нет равновесия —
- то чешутся крылья, то ноют копыта.
- Уже мы стали старыми людьми,
- но столь же суетливо беспокойны,
- вступая с непокорными детьми
- в заведомо проигранные войны.
- Течет сквозь нас река времен,
- кипя вокруг, как суп;
- был молод я и неумен,
- теперь я стар и глуп.
- Поскольку в землю скоро лечь нам
- и отойти в миры иные,
- то думать надо ли о вечном,
- пока забавы есть земные?
- Погоревать про дни былые
- и жизнь, истекшую напрасно,
- приходят дамы пожилые
- и мне внимают сладострастно.
- Нет вовсе смысла втихомолку
- грустить, что с возрастом потух,
- но несравненно меньше толку
- на это жаловаться вслух.
- В тиши на руки голову клоня,
- порою вдруг подумать я люблю,
- что время вытекает из меня
- и резво приближается к нулю.
- Пришел я с возрастом к тому,
- что меньше пью, чем ем,
- а пью так мало потому,
- что бросил пить совсем.
- С годами нрав мой изменился,
- я разлюбил пустой трезвон,
- я всем учтиво поклонился
- и отовсюду вышел вон.
- Былое вдруг рыжею девкой
- мне в сердце вошло, как колючка,
- а разум шепнул мне с издевкой,
- что это той женщины – внучка.
- Небо с годами заметнее в луже,
- время быстрее скользит по часам,
- с возрастом юмор становится глубже,
- ибо смешнее становишься сам.
- Живу я очень тихо, но, однако,
- слежу игру других, не мельтеша,
- готова еще все поставить на кон
- моя седобородая душа.
- Чтоб нам, как мальчишкам, валять дурака,
- еще не придумано средство;
- Уже не телятина мясо быка,
- по старости впавшего в детство.
- Дружил я в молодости ранней
- со всякой швалью и рваниной,
- шампур моих воспоминаний
- весьма-весьма богат свининой.
- Нам пылать уже вряд ли пристало;
- тихо-тихо нам шепчет бутылка,
- что любить не спеша и устало —
- даже лучше, чем бурно и пылко.
- Не стареет моя подруга,
- хоть сейчас на экран кино,
- дует западный ветер с юга
- в наше северное окно.
- На склоне лет на белом свете
- весьма уютно куковать,
- на вас поплевывают дети,
- а всем и вовсе наплевать.
- Был я молод, ходили с гитарой,
- каждой девке в ту пору был рад,
- а теперь я такой уже старый,
- что я снова люблю всех подряд.
- Зимой глаза мои грустны
- и взорам дам не шлют ответа,
- я жду для этого весны,
- хотя не верю даже в лето.
- Полон жизни мой жизненный вечер,
- я живу, ни о чем не скорбя;
- здравствуй, старость, я рад нашей встрече,
- я ведь мог и не встретить тебя.
- Еще не помышляя об уходе,
- сохранному здоровью вопреки,
- готовясь к растворению в природе,
- погоду ощущают старики.
- Здесь и там умирают ровесники,
- тают в воздухе жесты и лица,
- и звонят телефоны, как вестники,
- побоявшиеся явиться.
- Люблю и надеюсь, покуда живой,
- и ярость меняю на нежность,
- и дышит надушу незримый конвой —
- безвыходность и неизбежность.
- Умрет сегодня-завтра близкий друг;
- естественна, как жизнь, моя беда,
- но дико осознание, что вдруг
- нас нечто разлучает навсегда.
- Не отводи глаза, старея,
- нельзя незрячим быть к тому,
- что смерть – отнюдь не лотерея,
- а просто очередь во тьму.
- Такие бывают закаты на свете,
- такие бывают весной вечера,
- что жалко мне всех, разминувшихся с этим
- и умерших ночью вчера.
- Каков понесенный урон
- и как темней вокруг,
- мы только после похорон
- понять умеем вдруг.
- Только что вчера ты девку тискал,
- водку сочно пил под огурец,
- а уже ты вычеркнут из списка,
- и уже отправился гонец.
- Подвергнув посмертной оценке
- судьбу свою, душу и труд,
- я стану портретом на стенке,
- и мухи мой облик засрут.
- Прочтите надо мной мой некролог
- в тот день, когда из жизни уплыву;
- возвышенный его услыша слог,
- я, может быть, от смеха оживу.
- Лечит и хандру, и тошноту
- странное, но действенное средство:
- снова дарит жизни полноту
- смерти недалекое соседство.
- В загадках наших душ и мироздания
- особенно таинственно всегда,
- что в нас острей тоска от увядания,
- чем страх перед уходом в никуда.
- Поскольку наш век возмутительно краток,
- я праздную каждый свой день как удачу;
- и смерти достанется жалкий остаток
- здоровья, которое сам я растрачу.
- В узком ящике ляжем под крышкой,
- чуть собака повоет вослед,
- кот утешится кошкой и мышкой,
- а вдову пожалеет сосед.
- Еще задолго до могилы
- спокойно следует понять,
- что нам понадобятся силы,
- чтобы достойно смерть принять.
- Мне жаль, что в оперетте панихидной,
- в ее всегда торжественном начале,
- не в силах буду репликой ехидной
- развеять обаяние печали.
Усовершенствуй плоды любимых дум, косится набекрень печальный ум
- Люди воздух мыслями коптят
- многие столетья год за годом,
- я живу в пространстве из цитат
- и дышу цитатным кислородом.
- Высокие мысли и низкие
- вливают в меня свои соки,
- но мысли, душевно мне близкие,
- обычно весьма невысоки.
- Поэзия краткая больше близка мне —
- чтоб мысли неслись напролет,
- как будто стихи высекаешь на камне
- и очень рука устает.
- Листаю стихи, обоняя со скуки
- их дух – не крылатый, но птичий;
- есть право души издавать свои звуки,
- но есть и границы приличий.
- Во мне приятель веру сеял
- и лил надежды обольщение,
- и столько бодрости навеял,
- что я проветрил помещение.
- Когда нас учит жизни кто-то,
- я весь немею;
- житейский опыт идиота
- я сам имею.
- Из ничего вкушая сладость,
- блажен мечтательный поэт,
- переживать умея радость
- от неслучившихся побед.
- Вовсе не отъявленная бестия
- я умом и духом, но однако —
- видя столп любого благочестия —
- ногу задираю, как собака.
- Пускаюсь я в пространство текста,
- плетя строки живую нить,—
- как раб, кидающийся в бегство,
- чтобы судьбу переменить.
- А вера в Господа моя —
- сестра всем верам:
- пою Творцу молитвы я
- пером и хером.
- Весь век понукает невидимый враг нас
- бумагу марать со слепым увлечением;
- поэт – не профессия, это диагноз
- печальной болезни с тяжелым течением.
- Слегка криминально мое бытие,
- но незачем дверь запирать на засов,
- умею украсть я лишь то, что мое:
- я ветер ворую с чужих парусов.
- Кому расскажешь о густом
- и неотвязном страхе мглистом
- перед натянутым холстом
- и над листом бумаги чистым?
- Живопись наружно так проста,
- что уму нельзя не обмануться,
- но к интимной пластике холста
- можно только чувством прикоснуться.
- Вчера я с горечью подумал,
- что зря слова на лист сажаю:
- в текущей жизни столько шума,
- что зря его я умножаю.
- Чтобы слушать любого поэта,
- мне хватает и сил, и терпения,
- и меня уважают за это
- виртуозы фальшивого пения.
- Твоих убогих слов ненужность
- и так мне кажется бесспорной,
- но в них видна еще натужность,
- скорей уместная в уборной.
- Ночью проснешься и думаешь грустно:
- люди коварны, безжалостны, злы,
- всюду кипит ремесло и искусство,
- душат долги и не мыты полы.
- Чтоб сочен и весел был каждый обед,
- бутылки поставь полукругом,
- а чинность, и чопорность, и этикет
- пускай подотрутся друг другом.
- Лишь то, что Богу по плечу,
- весь век прошу я на бегу:
- чтобы я мог, чего хочу,
- и чтоб хотел я, что могу.
- Портили глаза и гнули спины,
- только все не впрок и бесполезно,
- моего невежества глубины —
- энциклопедическая бездна.
- Как жить, утратя смысл и суть?
- Душа не скажет, замолчала.
- Глотни вина, в толпе побудь,
- вернись и все начни сначала.
- По каменному тексту городов
- скользя, как по листаемым страницам,
- я чувствую везде, что не готов
- теперь уже нигде остановиться.
- Скорее все же для потомка,
- а не для нас
- пишу усердно я о том, как
- пылал и гас.
- Душа не потому ли так тоскует,
- что смутно ощущает мир иной,
- который где-то рядом существует,
- окрашивая смыслом быт земной?
- А на небе не тесно – поверьте —
- от почтенных, приличных и лысых,
- потому что живут после смерти
- только те, кто при жизни не высох.
- Нас как бы судьба ни коверкала,
- кидая порой наповал,
- а мне собеседник из зеркала
- всегда с одобреньем кивал.
- Не Божьей искры бытие,
- не дух я славлю в восхищении,
- а воспеваю жизнь в ее
- материальном воплощении.
- За то греху чревоугодия
- совсем не враг я, а напротив,
- что в нем есть чудная пародия
- на все другие страсти плоти.
- Я люблю, когда грустный некто
- под обильное возлияние
- источает нам интеллекта
- тухловатое обаяние.
- Мне жалко всех, кого в азарте
- топтал я смехом на заре, —
- увы, но кротость наша в марте
- куда слабей, чем в октябре.
- Всегда живя в угрюмом недоверии,
- испытывая страха нервный зуд,
- микроб не на бациллы и бактерии,
- микроб на микроскоп имеет зуб.
- Грешил я с наслаждением и много,
- и странная меня постигла мука:
- томят меня не совесть и не скука,
- а темная душевная изжога.
- Я много съел восточных блюд,
- и вид пустыни мне привычен,
- я стал задумчив, как верблюд,
- и, как осел, меланхоличен.
- Восхищенные собственным чтением,
- два поэта схлестнули рога,
- я смотрю на турнир их с почтением,
- я люблю тараканьи бега.
- Стихов его таинственная пошлость
- мне кажется забавной чрезвычайно,
- звуча как полнозвучная оплошность,
- допущенная в обществе случайно.
- Устав от накала дневного горения,
- к подушке едва прикоснувшись,
- я сплю, как Творец после акта творения,
- и так же расстроен, проснувшись.
- Жалеть ли талант, если он
- живет как бы в мире двойном
- и в чем-то безмерно умен
- и полный мудак в остальном?
- Гетера, шлюха, одалиска —
- таят со мной родство ментальное,
- искусству свойственно и близко
- их ремесло горизонтальное.
- Снимать устав с роскошных дев
- шелка, атласы и муары,
- мы, во фланель зады одев,
- изводим страсть на мемуары.
- Мне забавна в духе нашем пошлом
- страсть к воспоминаниям любым,
- делается все, что стало прошлым,
- розовым и светло-голубым.
- Настолько он изношен и натружен,
- что вышло ему время отдохнуть,
- уже венок из лавров им заслужен —
- хотя и не на голову отнюдь.
- Нет, я на лаврах не почил,
- верша свой труд земной:
- ни дня без строчки – как учил
- меня один портной.
- Жизнь моя на севере текла,
- я в жару от холода бежал;
- время, расширяясь от тепла,
- очень удлиняет жизнь южан.
- В момент обычно вовсе не торжественный
- вдруг чувствуешь с восторгом идиота
- законченность гармонии божественной,
- в которой ты – естественная нота.
- У нас, коллега, разные забавы,
- мы разными огнями зажжены:
- тебе нужна утеха шумной славы,
- а мне – лишь уважение жены.
- Я не измыслил весть благую
- и план, как жить, не сочинил,
- я что придумал – тем торгую,
- и свет сочится из чернил.
- Читатель нам – как воздух и вода,
- читатель в нас поддерживает дух;
- таланту без поклонников – беда;
- беда, что у людей есть вкус и слух.
- Гул мироздания затих
- и, слово к ритму клея тонко,
- я вновь высиживаю стих,
- как утка – гадкого утенка.
- Если жизни время сложное
- проживаешь с безмятежностью,
- то любое невозможное
- наступает с неизбежностью.
- Залей шуршанье лет журчаньем алкоголя,
- поскольку, как давно сказал поэт,
- на свете счастья нет, но есть покой и воля,
- которых, к сожаленью, тоже нет.
- Полностью душа моя чиста,
- чужды ей волненье и метание:
- кто привел на новые места,
- тот и ниспошлет мне пропитание.
- Люблю часы пустых томлений,
- легко лепя в истоме шалой
- плоды расслабленности, лени
- и любознательности вялой.
- В похмельные утра жестокие
- из мути душевной являлись
- мне мысли настолько глубокие,
- что тут же из виду терялись.
- Питали лучшие умы
- мою читательскую страсть,
- их мысли глупо брать взаймы,
- а предпочтительнее – красть.
- В искусстве, сотворяемом серьезно
- и честно от начала до конца,—
- что крупно, то всегда религиозно
- и дышит соучастием Творца.
- Под сенью тихоструйных облаков
- на поле благозвучных услаждений
- я вырастил породу сорняков,
- отравных для культурных насаждений.
- Я в шуме времени кипящем
- купался тайном и публичном,
- но жил с азартом настоящим
- я только в шелесте страничном.
- Он вялую гонит волну за волной
- унылую мелкую муть:
- Господь одарил его певчей струной,
- забыв эту нить натянуть.
- Ругал эпоху и жену,
- искал борьбы, хотел покоя,
- понять умом одну страну
- грозился ночью с перепоя.
- Почувствовав тоску в родном пространстве,
- я силюсь отыскать исток тоски:
- не то повеял запах дальних странствий,
- не то уже пора сменить носки.
- Когда успех и слава
- обнять готовы нас,
- то плоть уже трухлява,
- а пыл уже погас.
- Он талант, это всем несомненно,
- пишет сам и других переводит,
- в голове у него столько сена,
- что Пегас от него не отходит.
- То злимся мы, то мыслим тонко,
- но вплоть до смертного конца
- хлопочем высидеть цыпленка
- из выеденного яйца.
- Во все, что я пишу, для аромата
- зову простую шутку-однодневку,
- а яркая расхожая цитата —
- похожа на затрепанную девку.
- Беспечный чиж с утра поет,
- а сельдь рыдает: всюду сети;
- мне хорошо, я идиот,
- а умным тяжко жить на свете.
- Весь мир наших мыслей и знаний —
- сеть улиц в узлах площадей,
- где бродят меж тенями зданий
- болтливые тени людей.
- Я б жил, вообще ни о чем не жалея,
- но жаль – от житейской возни худосочной
- в душе стало меньше душевного клея,
- и близость с людьми стала очень непрочной.
- Пока нас фортуна хранит,
- напрасны пустые гадания,
- и внешне похож на зенит
- расцвет моего увядания.
- Во мне, живущем наобум,
- вульгарных мыслей соки бродят,
- а в ком кипит высокий ум —
- они с него и легче сходят.
- Люблю с подругой в час вечерний
- за рюмкой душу утолить:
- печаль – отменный виночерпий
- и знает, сколько нам налить.
- Дожив до перелома двух эпох,
- на мыслях мельтешных себя ловлю,
- порывы к суете ловлю, как блох,
- и сразу с омерзением давлю.
- Читаю оду и сонет,
- но чую дух души бульдожьей;
- не Божьей милостью поэт,
- а скудной милостыней Божьей.
- Я вчера полистал мой дневник,
- и от ужаса стало мне жарко:
- там какой-то мой тухлый двойник
- пишет пошлости нагло и жалко.
- Доколе дух живой вершит пиры,
- кипит игра ума и дарования;
- поэзия, в которой нет игры —
- объедки и огрызки пирования.
- Глупо думать про лень негативно
- и надменно о ней отзываться:
- лень умеет мечтать так активно,
- что мечты начинают сбываться.
- Пот познавательных потуг
- мне жизнь не облегчил,
- я недоучка всех наук,
- которые учил.
- Увы, в отличие от птиц,
- не знаю, сидя за столом,
- что вылупится из яиц,
- насиженных моим теплом.
- Даже вкалывай дни и ночи,
- не дождусь я к себе почтения,
- ибо я подвизаюсь в очень
- трудном жанре легкого чтения.
- Держу стакан, точу перо,
- по веку дует ветер хлесткий;
- ни зло не выбрав, ни добро,
- живу на ихнем перекрестке.
- И я хлебнул из чаши славы,
- прильнув губами жадно к ней;
- не знаю слаще я отравы,
- и нет наркотика сильней.
- Глупо гнаться, мой пишущий друг,
- за читательской влагой в глазу —
- все равно нарезаемый лук
- лучше нас исторгает слезу.
- Он воплотил свой дар сполна,
- со вдохновеньем и технично
- вздувая волны из говна,
- изготовляемого лично.
- Душевный чувствуя порыв,
- я чересчур не увлекаюсь:
- к высотам духа воспарив,
- я с них обедать опускаюсь.
- Что столь же я наивен – не жалею,
- лишаться обольщений нам негоже:
- иллюзии, которые лелею,—
- они ведь и меня лелеют тоже.
- Жили гнусно, мелко и блудливо,
- лгали и в стихе, и в жалкой прозе;
- а в раю их ждали терпеливо —
- райский сад нуждается в навозе.
- Печалью, что смертельна жизни драма,
- окрашена любая песня наша,
- но теплится в любой из них упрямо
- надежда, что минует эта чаша.
- На собственном огне горишь дотла,
- но делается путь горяч и светел,
- а слава – это пепел и зола,
- которые потом развеет ветер.
- Меня любой прохожий чтобы помнил,
- а правнук справедливо мной гордился,
- мой бюст уже лежит в каменоломне,
- а скульптор обманул и не родился.
- Очень важно, приблизившись вплоть
- к той черте, где уносит течение,
- твердо знать, что исчерпана плоть,
- а душе предстоит приключение.
- Люблю стариков – их нельзя не любить,
- мне их отрешенность понятна:
- душа, собираясь навеки отбыть,
- поет о минувшем невнятно.
- К пустым о смысле жизни бредням
- влекусь, как бабочка к огню,
- кружусь вокруг и им последним
- на смертной грани изменю.
- Чтобы будущих лет поколения
- не жалели нас, вяло галдя,
- все мосты над рекою забвения
- я разрушил бы, в ночь уходя.
- Вонзится в сердце мне игла,
- и вмиг душа вспорхнет упруго;
- спасибо счастью, что была
- она во мне – прощай, подруга.
Третий иерусалимский дневник
Я лодырь, лентяй и растяпа,
но в миг, если нужен я вдруг,
на мне треугольная шляпа
и серый походный сюртук.
Все, конечно, мы братья по разуму, только очень какому-то разному
- Мы проживали не напрасно
- свои российские года,
- так бескорыстно и опасно
- уже не жить нам никогда.
- Идеи равенства и братства
- хотя и скисли,
- но очень стыдно за злорадство
- при этой мысли.
- Наш век имел нас так прекрасно,
- что мы весь мир судьбой пленяли,
- а мы стонали сладострастно
- и позу изредка меняли.
- По счастью, все, что омерзительно
- и душу гневом бередит,
- не существует в мире длительно,
- а мерзость новую родит.
- Не мне играть российскую игру,
- вертясь в калейдоскопе черных пятен,
- я вжился в землю предков, тут умру,
- но дым оттуда горек и понятен.
- Напрасно горячимся мы сегодня,
- желая все понять без промедлений,
- для истины нет почвы плодородней,
- чем несколько истлевших поколений.
- Вовек я власти не являл
- ни дружбы, ни вражды,
- а если я хвостом вилял —
- то заметал следы.
- Сейчас полны гордыни те,
- кто, ловко выбрав час и место,
- в российской затхлой духоте
- однажды пукнул в знак протеста.
- Родом я не с рынка, не с вокзала,
- я с тончайшей нежностью знаком,
- просто нас эпоха облизала
- лагерным колючим языком.
- Покуда мы живем, на мир ворча
- и вглядываясь в будущие годы,
- текут меж нас, неслышимо журча,
- истории подпочвенные воды.
- Я жизнь без пудры и прикрас
- и в тех местах, где жить опасно,
- вплотную видел много раз,—
- она и там была прекрасна.
- Как тающая льдина, уплывает
- эпоха, поглотившая наш век,
- а новая и знать уже не знает
- растерянных оставшихся калек.
- Вор хает вора возмущенно,
- глухого учит жить немой,
- галдят слепые восхищенно,
- как ловко бегает хромой.
- Кто ярой ненавистью пышет,
- о людях судя зло и резко,—
- пусть аккуратно очень дышит,
- поскольку злоба пахнет мерзко.
- Нас много лет употребляли,
- а мы, по слабости и мелкости,
- послушно гнулись, но страдали
- от комплекса неполноцелкости.
- В нас никакой избыток знаний,
- покров очков-носков-перчаток
- не скроет легкий обезьяний
- в лице и мыслях отпечаток.
- Все доступные семечки лузгая,
- равнодушна, глуха и слепа,
- в парках жизни под легкую музыку
- одинокая бродит толпа.
- Мне не свойственно стремление
- знать и слышать сводку дня,
- ибо времени давление —
- кровяное у меня.
- Когда кипят разбой и блядство
- и бьются грязные с нечистыми,
- я грустно думаю про братство,
- воспетое идеалистами.
- Владеть говном – не сложный труд
- и не высокая отрада:
- говно лишь давят или мнут,
- а сталь – и жечь и резать надо.
- Питомцам русского гнезда,
- нам от любых душевных смут
- всего целебнее узда
- и жесткой выделки хомут.
- Еще вчера сей мелкий клоп
- был насекомым, кровь сосущим,
- а ныне – видный филантроп
- и помогает неимущим.
- Бес маячит рядом тенью тощей,
- если видит умного мужчину:
- умного мужчину много проще
- даром соблазнить на бесовщину.
- Загадочно в России бродят дрожжи,
- все связи стали хрупки или ржавы,
- а те, кто жаждет взять бразды и вожжи,
- страдают недержанием державы.
- По дряхлости скончался своевременно
- режим, из жизни сделавший надгробие;
- российская толпа теперь беременна
- мечтой родить себе его подобие.
- Текут по всей Руси речей ручьи,
- и всюду на ораторе печать
- умения проигрывать ничьи
- и проигрыш банкетом отмечать.
- В раскаленной скрытой давке
- увлекаясь жизни пиром,
- лестно маленькой пиявке
- слыть и выглядеть вампиром.
- Мы пережили, как умели,
- эпоху гнусной черноты,
- но в нас навек закаменели
- ее проклятые черты.
- Российская империя нам памятна,
- поэтому и гнусно оттого,
- что бывшие блюстители фундамента
- торгуют кирпичами из него.
- Видимо, в силу породы,
- ибо всегда не со зла
- курица русской свободы
- тухлые яйца несла.
- От ветра хлынувшей свободы,
- хотя колюч он и неласков,
- томит соблазн пасти народы
- всех пастухов и всех подпасков.
- По воле здравого рассудка
- кто дал себя употреблять —
- гораздо чаще проститутка,
- чем нерасчетливая блядь.
- Россия ко всему, что в ней содеется,
- и в будущем беспечно отнесется;
- так дева, забеременев, надеется,
- что все само собою рассосется.
- Вокруг березовых осин
- чертя узор хором воздушных,
- всегда сколотит сукин сын
- союз слепых и простодушных.
- Уже вдевает ногу в стремя
- тот некто в сером, кто опять
- поворотить в России время
- попробует во тьму и вспять.
- И понял я за много лет,
- чем доля рабская чревата:
- когда сгибается хребет —
- душа становится горбата.
- Живу я, свободы ревнитель,
- весь век искушая свой фарт;
- боюсь я, мой ангел-хранитель
- однажды получит инфаркт.
- Легко на примере России
- понять по прошествии лет,
- что в мире темней от усилий
- затеплить искусственный свет.
- Темны российские задворки,
- покрыты грязью всех столетий,
- но там родятся поговорки,
- которых нет нигде на свете.
- Выплескивая песни, звуки, вздохи,
- затворники, певцы и трубачи —
- такие же участники эпохи,
- как судьи, прокуроры, палачи.
- Российской власти цвет и знать
- так на свободе воскипели,
- что стали с пылом продавать
- все, что евреи не успели.
- Мы потому в России жили,
- высокий чувствуя кураж,
- что безоглядно положили
- свой век и силы на мираж.
- Охвостье, отребье, отбросы,
- сплоченные общей кутузкой,
- курили мои папиросы,
- о доле беседуя русской.
- Этот трактор в обличье мужчины
- тоже носит в себе благодать;
- человек совершенней машины,
- ибо сам себя может продать.
- Кто сладко делает кулич,
- принадлежит к особой касте,
- и все умельцы брить и стричь
- легко стригут при всякой власти.
- Конечно, это горько и обидно,
- однако долгой жизни под конец
- мне стало совершенно очевидно,
- что люди происходят от овец.
- Кто в годы рабства драться лез,
- тому на воле стало хуже:
- пройдя насквозь горящий лес,
- ужасно больно гибнуть в луже.
- Смотреть на мир наш объективно,
- как бы из дальней горной рощи —
- хотя не менее противно,
- но безболезненней и проще.
- По Божьему соизволению
- и сути свойства, нам присущего,
- дано любому поколению
- насрать на мысли предыдущего.
- Российская жива идея фикс,
- явились только новые в ней ноты,
- поскольку дух России, темный сфинкс,
- с загадок перешел на анекдоты.
- Надеюсь, я коллег не раню,
- сказав о нашей безнадежности,
- поскольку Пушкин слушал няню,
- а мы – подонков разной сложности.
- Российский жребий был жестоко
- однажды брошен волей Бога:
- немного западней Востока,
- восточной Запада – намного.
- Наш век настолько прихотливо
- свернул обычный ход истории,
- что, очевидно, музу Клио
- потрахал бес фантасмагории.
- Возложить о России заботу
- всей России на Бога охота,
- чтоб оставить на Бога работу
- из болота тащить бегемота.
- Что говорит нам вождь из кучи,
- оплошно вляпавшись туда?
- Что всей душой хотел как лучше,
- а вышло снова как всегда.
- Все споры вспыхнули опять
- и вновь текут, кипя напрасно;
- умом Россию не понять,
- а чем понять – опять не ясно.
- Наших будней мелкие мытарства,
- прихоти и крахи своеволия —
- горше, чем печали государства,
- а цивилизации – тем более.
- На свете ни единому уму,
- имевшему учительскую прыть,
- глаза не удалось открыть тому,
- кто сам не собирался их открыть.
- Святую проявляя простоту,
- не думая в тот миг, на что идет,
- всю правду говорит начистоту
- юродивый, пророк и идиот.
- История бросками и рывками
- эпохи вытрясает с потрохами,
- и то, что затевало жить веками,
- внезапно порастает лопухами.
- Хоть очень разны наши страсти,
- но сильно схожи ожидания,
- и вождь того же ждет от власти,
- что ждет любовник от свидания.
- Опасностей, пожаров и буранов
- забыть уже не может ветеран;
- любимая услада ветеранов —
- чесание давно заживших ран.
- А жалко порою мне время то гнусное,
- другого уже не случится такого,
- то подлое время, крутое и тусклое,
- где стойкость полна была смысла тугого.
- В те года, когда решенья просты
- и все беды – от поступков лихих,
- очень часто мы сжигаем мосты,
- сами только что ступивши на них.
- Справедливость в людской кутерьме
- соблюдает природа сама:
- у живущих себе на уме —
- сплошь и рядом нехватка ума.
- Есть в речах политиков унылых
- много и воды и аргументов,
- только я никак понять не в силах,
- чем кастраты лучше импотентов.
- Всюду запах алчности неистов,
- мечемся, на гонку век ухлопав;
- о, как я люблю идеалистов,
- олухов, растяп и остолопов!
- Поет восторженно и внятно
- душа у беглого раба
- от мысли, как безрезультатно
- за ним охотилась судьба.
- Забавно туда приезжать, как домой,
- и жить за незримой межой;
- Россия осталась до боли родной
- и стала заметно чужой.
- За раздор со временем лихим
- и за годы в лагере на нарах
- долго сохраняется сухим
- порох в наших перечницах старых.
- А то, что мы подонками не стали
- и как мы безоглядно рисковали —
- ничтожные житейские детали,
- для внуков интересные едва ли.
- То ли мы чрезмерно много пили,
- то ли не хватило нам тепла,
- только на потеху энтропии
- мимо нас эпоха потекла.
- За проволокой всех систем,
- за цепью всех огней
- нужна свобода только тем,
- в ком есть способность к ней.
- Уже настолько дух наш косный
- с Россией связан неразлучно,
- что жить нам тягостно и постно
- повсюду, где благополучно.
- Эпоха нас то злит, то восхищает,
- кипучи наши ярость и экстаз,
- и все это бесстрастно поглощает
- истории холодный унитаз.
- Мы сделали изрядно много,
- пока по жизни колбасились,
- чтобы и в будущем до Бога
- мольбы и стоны доносились.
- Я бы многое стер в тех давнишних следах,
- только свежее чувство горчит;
- мне плевать на того, кто галдит о жидах,
- но загадочны те, кто молчит.
- России вновь дают кредит,
- поскольку все течет,
- а кто немножко был убит —
- они уже не в счет.
- Густы в России перемены,
- но чуда нет еще покуда;
- растут у многих партий члены,
- а с головами очень худо.
- В гиблой глине нас долго месили,
- загоняя в грунтовую твердь,
- мы последние сваи России,
- пережившие верную смерть.
Поскольку истина – в вине, то часть ее уже во мне
- Чтоб я не жил, сопя натужно,
- устроил Бог легко и чудно,
- что все ненужное мне трудно,
- а все, что трудно, мне не нужно.
- Когда, пивные сдвинув кружки,
- мы славим жизни шевеление,
- то смотрят с ревностью подружки
- на наших лиц одушевление.
- Дух России меня приголубил,
- дал огранку, фасон и чекан,
- там я первую рюмку пригубил,
- там она превратилась в стакан.
- Совместное и в меру возлияние
- не только от любви не отвращает,
- но каждое любовное слияние
- весьма своей игрой обогащает.
- Любви горенье нам дано
- и страсти жаркие причуды,
- чтобы холодное вино
- текло в нагретые сосуды.
- Да, мне умерить пыл и прыть
- пора уже давно;
- я пить не брошу, но курить
- не брошу все равно.
- Себя я пьянством не разрушу,
- ибо при знании предела
- напитки льются прямо в душу,
- оздоровляя этим тело.
- Я понял, чем я жил все годы
- и почему не жил умней:
- я раб у собственной свободы
- и по-собачьи предан ей.
- Дух мой растревожить невозможно
- денежным смутительным угаром,
- я интеллигентен безнадежно,
- я употребляюсь только даром.
- Когда к тебе приходит некто,
- духовной жаждою томим,
- для утоленья интеллекта
- распей бутылку молча с ним.
- Хотя весь день легко и сухо
- веду воздержанные речи,
- внутри себя пустыню духа
- я орошаю каждый вечер.
- Цветок и садовник в едином лице,
- я рюмке приветно киваю
- и, чтобы цветок не увял в подлеце,
- себя изнутри поливаю.
- Поскольку склянка алкоголя —
- стекляшка вовсе не простая,
- то как только она пустая —
- в душе у нас покой и воля.
- Оставив дикому трамваю
- охоту мчать, во тьме светясь,
- я лежа больше успеваю,
- чем успевал бы, суетясь.
- Я сам растил себя во мне,
- давно поскольку знаю точно,
- что обретенное извне
- и ненадежно и непрочно.
- Чтоб жить разумно (то есть бледно)
- и максимально безопасно,
- рассудок борется победно
- со всем, что вредно и прекрасно.
- Душевно я вполне еще здоров
- и съесть меня тщеславию невмочь,
- я творческих десяток вечеров
- легко отдам за творческую ночь.
- Да, выпив, я валяюсь на полу;
- да, выпив, я страшней садовых пугал;
- но врут, что я ласкал тебя в углу;
- по мне, так я ласкал бы лучше угол.
- Во мне убого сведений меню,
- не знаю я ни фактов, ни событий,
- но я свое невежество ценю
- за радость неожиданных открытий.
- Насмешлив я к вождям, старухам,
- пророчествам и чудесам,
- однако свято верю слухам,
- которые пустил я сам.
- Я свои пути стелю полого,
- мне уютна лени колея;
- то, что невозможно, – дело Бога,
- что возможно – сделаю не я.
- Когда выпили, нас никого
- не пугает судьбы злополучие,
- и плевать нам на все, до чего
- удается доплюнуть при случае.
- В чужую личность мне не влезть,
- а мной не могут быть другие,
- и я таков, каков я есть,
- а те, кто лучше, – не такие.
- Без жалости я трачу много дней,
- распутывая мысленную нить,
- я истину ловлю, чтобы над ней
- немедленно насмешку учинить.
- Мы вовсе не грешим, когда пируем,
- забыв про все стихии за стеной,
- а мудро и бестрепетно воруем
- дух легкости у тяжести земной.
- Умным быть легко, скажу я снова
- к сведению новых поколений;
- глупость надо делать – это слово
- дико для моей отпетой лени.
- Хотя погрязший в алкоголе
- я по-житейски сор и хлам,
- но съем последний хер без соли
- я только с другом пополам.
- Мы стали подозрительны, суровы,
- изверились в любой на свете вере,
- но Моцарты по-прежнему готовы
- пить все, что наливают им Сальери.
- Душа порой бывает так задета,
- что можно только выть или орать;
- я плюнул бы в ранимого эстета,
- но зеркало придется вытирать.
- К лести, комплиментам и успехам
- (сладостным ручьем они вливаются)
- если относиться не со смехом —
- важные отверстия слипаются.
- Так верил я всегда в мою везучесть,
- беспечно соблазняясь авантюрой,
- что мне любая выпавшая участь
- оказывалась к фарту увертюрой.
- Не каждый в житейской запарке
- за жизнь успевает понять,
- что надо менять зоопарки,
- театры и цирки менять.
- Зачем же мне томиться и печалиться,
- когда по телевизору в пивной
- вчера весь вечер пела мне красавица,
- что мысленно всю ночь она со мной?
- Клевал я вяло знаний зерна,
- зато весь век гулял активно,
- и прожил очень плодотворно,
- хотя весьма непродуктивно.
- Для жизни шалой и отпетой
- день каждый в утренней тиши
- творят нам кофе с сигаретой
- реанимацию души.
- Затворника и чистоплюя
- в себе ценя как достижение,
- из шума времени леплю я
- своей души изображение.
- Ошибки, срывы, согрешения —
- в былом, и я забыл о них,
- меня волнует предвкушение
- грядущих глупостей моих.
- Кажется мне жизни под конец,
- что устроил с умыслом Творец,
- чтобы человеку было скучно
- очень долго жить благополучно.
- Искра Божия не знает,
- где назначено упасть ей,
- и поэтому бывает
- Божий дар душе в несчастье.
- Как будто смерти вопреки
- внезапно льется струйка света
- и воздуха с живой строки
- давно умершего поэта.
- Вокруг везде роскошества природы
- и суетности алчная неволя;
- плодятся и безумствуют народы;
- во мне покой и много алкоголя.
- Умеет так воображение
- влиять на духа вещество,
- что даже наше унижение
- преобразует в торжество.
- Я спать люблю: за тем пределом,
- где вне меня везде темно,
- душа, во сне сливаясь с телом,
- творит великое кино.
- Не слушая судов и пересудов,
- настаиваю твердо на одном:
- вместимость наших умственных сосудов
- растет от полоскания вином.
- Был томим я, был палим и гоним,
- но не жалуюсь, не плачу, не злюсь,
- а смеюсь я горьким смехом моим
- и живу лишь потому, что смеюсь.
- Нет, я в делах не тугодум,
- весьма проста моя замашка:
- я поступаю наобум,
- а после мыслю, где промашка.
- Я б рад работать и трудиться,
- я чужд надменности пижонской,
- но слишком портит наши лица
- печать заезженности конской.
- Не темная меня склоняла воля
- к запою после прожитого дня:
- я больше получал от алкоголя,
- чем пьянство отнимало у меня.
- Хоть я философ, но не стоик,
- мои пристрастья не интимны:
- когда в пивной я вижу столик,
- моя душа играет гимны.
- Питаю к выпивке любовь я,
- и мух мой дым табачный косит,
- а что полезно для здоровья,
- мой организм не переносит.
- Мне чужд Востока тайный пламень,
- и я бы спятил от тоски,
- век озирая голый камень
- и созерцая лепестки.
- Во многих веках и эпохах,
- меняя земные тела,
- в паяцах, шутах, скоморохах
- душа моя раньше жила.
- Так ли уж совсем и никому?
- С истиной сходясь довольно близко,
- все-таки я веку своему
- нужен был, как уху – зубочистка.
- Меня заводят, как наркотик,
- души моей слепые пятна:
- понятно мне, чего я против,
- за что я – полностью невнятно.
- Подлинным поистине томлениям
- плотская питательна утеха,
- подлинно высоким размышлениям
- пьянство и обжорство – не помеха.
- Приму любой полезный я совет
- и думать о житейской буду выгоде
- не раньше, чем во мне погаснет свет,
- душою выключаемый при выходе.
- Пока прогресс везде ретиво
- меняет мир наш постепенно,
- подсыпь-ка чуть нам соли в пиво,
- чтоб заодно осела пена.
- У пьяниц, бражников, кутил,
- в судьбе которых все размечено,
- благоприятствие светил
- всегда бывает обеспечено.
- Хоть мыслить вовсе не горазд,
- ответил я на тьму вопросов,
- поскольку был энтузиаст
- и наблюдательный фаллософ.
- Наше слово в пространстве не тает,
- а становится в нем чем угодно,
- ибо то, что бесплотно витает,
- в мире этом отнюдь не бесплодно.
- Моей тюремной жизни окаянство
- нисколько не кляну я, видит Бог;
- я мучим был отнятием пространства,
- но времени лишить никто не мог.
- Раздев любую обозримую
- проблему жизни догола,
- всегда найдешь непримиримую
- вражду овала и угла.
- Поздним утром я вяло встаю,
- сразу лень изгоняю без жалости,
- но от этого так устаю,
- что ложусь, уступая усталости.
- На тьму житейских упущений
- смотрю и думаю тайком,
- что я в одном из воплощений
- был местечковым дураком.
- С годами, что мне удивительно,
- душа наша к речи небрежной
- гораздо сильнее чувствительна,
- чем некогда в юности нежной.
- По многим я хожу местам,
- таская дел житейских кладь,
- но я всегда случаюсь там,
- где начинают наливать.
- Позабыв о душевном копании,
- с нами каждый отменно здоров,
- потому что целебно в компании
- совдыхание винных паров.
- Когда хожу гулять в реальность,
- где ветер, гам и моросит,
- вокруг меня моя ментальность
- никчемным рубищем висит.
- Искусство жизни постигая,
- ему я отдал столько лет,
- что стала жизнь совсем другая,
- а сил учиться больше нет.
- От музыки удачи и успеха
- в дальнейшем (через годы, а не дни)
- родится непредвидимое эхо,
- которым поверяются они.
- Всегда напоминал мне циферблат,
- что слишком вызывающе и зря
- я так живу со временем не в лад:
- оно идет, а я лежу, куря.
- Мы так во всех полемиках орем,
- как будто кипяток у нас во рту;
- настаивать чем тупо на своем,
- настаивать разумней на спирту.
- Во мне смеркаться стал огонь;
- сорвав постылую узду,
- теперь я просто старый конь,
- пославший на хер борозду.
- Сегодня ощутил я горемычно,
- как жутко изменяют нас года:
- в себя уйдя и свет зажгя привычно,
- увидел, что попал я не туда.
- Ловил я кайф, легко играя
- ту роль, какая выпадала,
- за что меня в воротах рая
- ждет рослый ангел-вышибала.
- Мы скоро только дно бутылки
- сумеем страстно обнажать,
- и юные геронтофилки
- нас перестанут уважать.
- Забавные мысли приходят в кровать
- с утра после грустного сна:
- что лучше до срока свечу задувать,
- чем видеть, как чахнет она.
- Вновь душа среди белого дня
- заболит, и скажу я бутылке:
- эту душу сослали в меня,
- и страдает она в этой ссылке.
- Зачем под сень могильных плит
- нести мне боль ушедших лет?
- Собрав мешок моих обид,
- в него я плюну им вослед.
- Где скрыта душа, постигаешь невольно,
- а с возрастом только ясней,
- поскольку душа – это место, где больно
- от жизни и мыслей о ней.
- Да, птицы, цветы, тишина
- и дивного запаха травы;
- но райская жизнь лишена
- земной незабвенной отравы.
- Когда и где бы мы ни пили,
- тянусь я с тостом каждый раз,
- чтобы живыми нас любили,
- как на поминках любят нас.
Любви все возрасты покорны, ее порывы – рукотворны
- Мы всякой власти бесполезны
- и не сильны в карьерных трюках,
- поскольку маршальские жезлы
- не в рюкзаках у нас, а в брюках.
- Не раз и я, в объятьях дев
- легко входя во вдохновение,
- от наслажденья обалдев,
- остановить хотел мгновение.
- А возгораясь по ошибке,
- я погасал быстрее спички:
- то были постные те рыбки,
- то слишком шустрые те птички.
- Я никак не пойму, отчего
- так я к женщинам пагубно слаб;
- может быть, из ребра моего
- было сделано несколько баб?
- Душа смиряет в теле смуты,
- бродя подобно пастуху,
- а в наши лучшие минуты
- душа находится в паху.
- Мы когда крутили шуры-муры
- с девками такого же запала,
- в ужасе шарахались амуры,
- луки оставляя где попало.
- Пока я сплю, не спит мой друг,
- уходит он к одной пастушке,
- чтоб навестить пастушкин луг,
- покуда спят ее подружки.
- Из наук, несомненно благих
- для юнцов и для старцев согбенных,
- безусловно полезней других
- география зон эрогенных.
- Достану чистые трусы,
- надену свежую рубашку,
- приглажу щеточкой усы
- и навещу свою милашку.
- Не зря люблю я дев беспечных,
- их речь ясна и необманчива,
- ключи секретов их сердечных
- бренчат зазывно и заманчиво.
- Погрязши в низких наслаждениях,
- их аналитик и рапсод,
- я достигал в моих падениях
- весьма заоблачных высот.
- Вот идеал моей идиллии;
- вкусивши хмеля благодать
- и лежа возле нежной лилии,
- шмелей лениво обсуждать.
- Возможно, я не прав в моем суждении,
- но истина мне вовсе не кумир:
- уверен я, что скрыта в наслаждении
- энергия, питающая мир.
- Я женских слов люблю родник
- и женских мыслей хороводы,
- поскольку мы умны от книг,
- а бабы – прямо от природы.
- Живя в огромном планетарии,
- где звезд роскошное вращение,
- бурчал я часто комментарии,
- что слишком ярко освещение.
- Без вакханалий, безобразий
- и не в урон друзьям-товарищам
- мои цветы не сохли в вазе,
- а раздавались всем желающим.
- Во мне избыток был огня,
- об этом знала вся округа,
- огонь мой даже без меня
- ходил по бабам в виде друга.
- Всем дамам нужен макияж
- для торжества над мужиками:
- мужчина, впавший в охуяж,
- берется голыми руками.
- Плывет когда любовное везение,
- то надо торопиться с наслаждением,
- чтоб совести угрюмой угрызение
- удачу не спугнуло пробуждением.
- Душа моя безоблачно чиста,
- в любовные спеша капканы лезть,
- поскольку все на свете неспроста,
- и случай – это свыше знак и весть.
- Не знаю слаще я мороки
- среди морок житейских прочих,
- чем брать любовные уроки
- у дам, к учительству охочих.
- Соблазнам не умея возражать,
- я все же твердой линии держусь:
- греха мне все равно не избежать,
- так я им заодно и наслажусь.
- Сливаясь в будуарах и альковах
- в объятиях, по скорости военных,
- мы знали дам умелых и толковых,
- но мало было дам самозабвенных.
- Являют умственную прыть
- пускай мужчины-балагуры,
- а бабе ум полезней скрыть —
- он отвлекает от фигуры.
- Я близок был с одной вдовой,
- в любви достигшей совершенства,
- и будь супруг ее живой,
- он дал бы дуба от блаженства.
- Даму обольстить немудрено,
- даме очень лестно обольщение,
- даму опьяняет, как вино,
- дамой этой наше восхищение.
- Весна полна тоски томительной,
- по крови бродит дух лесной,
- и от любви неосмотрительной
- влетают ласточки весной.
- У любви не бывает обмана,
- ибо искренна страсть, как дыхание,
- и божественно пламя романа,
- и угрюмо его затухание.
- Хоть не был я возвышенной натурой,
- но духа своего не укрощал
- и девушек, ушибленных культурой,
- к живой и свежей жизни обращал.
- Я не бежал от искушений
- в тоску сомнений идиотских,
- восторг духовных отношений
- ничуть не портит радость плотских.
- Одна воздержанная дама
- весьма сухого поведения
- детей хотела так упрямо,
- что родила от сновидения.
- Любой альков и будуар,
- имея тайны и секреты,
- приносит в наш репертуар
- иные па и пируэты.
- Те дамы не просто сидят —
- умыты, завиты, наряжены, —
- а внутренним взором глядят
- в чужие замочные скважины.
- Когда земля однажды треснула,
- сошлись в тот вечер Оля с Витей;
- бывает польза интересная
- от незначительных событий.
- Бросает лампа нежный свет
- на женских блуз узор,
- и фантики чужих конфет
- ласкают чуткий взор.
- Увидев девку, малой толики
- не ощущаю я стыда,
- что много прежде мысли – стоит ли? —
- я твердо чувствую, что да.
- Важна любовь, а так ли, сяк ли
- хорош любой любовный танец;
- покуда силы не иссякли,
- я сам изрядный лесбиянец.
- Целебен утешения бальзам:
- ловил себя на мысли я не раз,
- что женщины отказывают нам,
- жалея об отказе больше нас.
- Сперва свирепое влечение
- пронзает все существование,
- потом приходит облегчение
- и наступает остывание.
- Время лижет наши раны
- и выносит вон за скобки
- и печальные романы,
- и случайные поебки.
- Любил я сесть в чужие сани,
- когда гулякой был отпетым;
- они всегда следили сами,
- чтобы ямщик не знал об этом.
- Легко мужчинами владея,
- их так умела привечать,
- что эллина от иудея
- не поспевала отличать.
- Всегда ланиты, перси и уста
- описывали страстные поэты,
- но столь же восхитительны места,
- которые доселе не воспеты.
- Хватает на бутыль и на еду,
- но нету на оплату нежных дам,
- и если я какую в долг найду,
- то честно с первой пенсии отдам.
- Хвала и слава лилиям и розам,
- я век мой пережил под их наркозом.
- К любви не надо торопиться,
- она сама придет к вам, детки,
- любовь нечаянна, как птица,
- на папу капнувшая с ветки.
- Милый спать со мной не хочет,
- а в тетрадку ночь и день
- самодеятельно строчит
- поебень и хуетень.
- Весьма заботясь о контрасте
- и относясь к нему с почтением,
- перемежал я пламя страсти
- раздумьем, выпивкой и чтением.
- Нет сомнения в пользе страданий:
- вихри мыслей и чувства накал,
- только я из любовных свиданий
- больше пользы всегда извлекал.
- В тихой смиреннице каждой,
- в робкой застенчивой лапушке
- могут проснуться однажды
- блядские гены прабабушки.
- И стареть не так обидно,
- вспомянув исподтишка,
- как едала джем-повидло
- с хера милого дружка.
- Бес любит юных дам подзуживать
- упасть во грех, и те во мраке
- вдруг начинают обнаруживать
- везде фаллические знаки.
- Как виртуозны наши трюки
- на искре творческого дара,
- чтобы успешно скинуть брюки
- в чаду любовного угара!
- Свой имею опыт я, но все же
- слушаю и речи знатоков:
- евнухи о бабах судят строже,
- тоньше и умнее мужиков.
- Когда Господь, весы колебля,
- куда что класть негромко скажет,
- уверен я, что наша ебля
- на чашу праведности ляжет.
- Не зря стоустая молва
- твердила мне, что секс – наркотик:
- болит у духа голова
- от непоседливости плоти.
- С возрастом острей мужицкий глаз,
- жарче и сочней души котлета,
- ибо ранней осенью у нас,
- как у всей природы – бабье лето.
- Теперь и вспомним-то едва ли,
- как мы плясали те кадрили,
- когда подруги то стонали,
- то хриплым криком нас бодрили.
- Ромашки, незабудки и гортензии
- различного строенья и окраски
- усиливают с возрастом претензии
- на наши садоводческие ласки.
- Врачует боль любой пропажи
- беспечной лени талисман,
- во мне рассеивал он даже
- любви густеющий туман.
- Лишь то, что отдашь, ты взамен и получишь,
- поэтому часто под вечер
- само ожидание женщины – лучше,
- чем то, что случится при встрече.
- Это грешно звучит и печально,
- но решил я давно для себя:
- лучше трахнуть кого-то случайно,
- чем не мочь это делать, любя.
- За повадку не сдаваться
- и держать лицо при этом
- дамы любят покрываться
- королем, а не валетом.
- Всякой тайной мистики помимо
- мистика есть явная и зримая:
- женщина, которая любима,
- выглядит стройней, чем нелюбимая.
- Я красоту в житейской хляби
- ловлю глазами почитателя:
- беременность в хорошей бабе
- видна задолго до зачатия.
- Белея лицом, как страница
- в надежде на краткую строчку,
- повсюду гуляет девица,
- готовясь на мать-одиночку.
- Я так зубрил познания азы,
- что мог бы по стезе ума пойти,
- но зовы гормональной железы,
- спасибо, совлекли меня с пути.
- А жалко, что незыблема граница,
- положенная силам и годам,
- я б мог еще помочь осуществиться
- мечте довольно многих юных дам.
- Мы судим о деве снаружи —
- по стану, лицу и сноровке,
- но в самой из них неуклюжей
- не дремлет капкан мужеловки.
- Да, в небесах заключается брак,
- там есть у многих таинственный враг.
- Бог чувствует, наверно, боль и грусть,
- когда мы в суете настолько тонем,
- что женщину ласкаем наизусть,
- о чем-то размышляя постороннем.
- Предчувствуя любовную удачу,
- я вновь былую пылкость источаю,
- но так ее теперь умело прячу,
- что сам уже почти не замечаю.
- Весь век земного соучастия
- мы учим азбуку блудливости —
- от молодого любострастия
- до стариковской похотливости.
- Все беды у меня лишь оттого,
- что встретить пофартило и любить
- мне женщин из гарема моего,
- который у меня был должен быть.
- Подавленных желаний тонкий след
- рубцуется, но тлеет под золой,
- и женщина грустит на склоне лет
- о глупой непреклонности былой.
- Мне кажется, былые потаскушки,
- знававшие катанье на гнедых,
- в года, когда они уже старушки —
- с надменностью глядят на молодых.
- Творца, живущего вдали,
- хотел бы я предупредить:
- мы стольких дам недоебли,
- что смерти стоит погодить.
- Я в разных почвах семя сеял:
- духовной, плотской, днем и ночью,
- но, став по старости рассеян,
- я начал часто путать почву.
- Я прежний сохранил в себе задор,
- хотя уже в нем нет былого смысла,
- поэтому я с некоторых пор
- подмигиваю девкам бескорыстно.
- В любых спектаклях есть замена,
- суфлеры, легкость обсуждения;
- постель – единственная сцена,
- где нет к актеру снисхождения.
- С годами стали круче лестницы
- и резко слепнет женский глаз:
- когда-то зоркие прелестницы
- теперь в упор не видят нас.
- Любовь как ни гони и ни трави,
- в ней Божьему порядку соответствие,
- мы сами ведь не больше чем любви
- побочное случайное последствие.
- А бывает, что в сумрак осенний
- в тучах луч означается хрупкий,
- и живительный ветер весенний
- задувает в сердца и под юбки.
- Кто недавно из листьев капустных,
- тем любовь – это игры на воле,
- а для взрослых, от возраста грустных,
- их любовь неотрывна от боли.
- А наша близость – только роздых
- на расходящихся путях,
- и будет завтра голый воздух
- в пустых сомкнувшихся горстях.
- Что к живописи слеп, а к музыке я глух —
- уже невосполнимая утрата,
- зато я знаю несколько старух
- с отменными фигурами когда-то.
- Логической мысли забавная нить
- столетия вьется повсюду:
- поскольку мужчина не может родить,
- то женщина моет посуду.
- Зря вы мнетесь, девушки,
- грех меня беречь,
- есть еще у дедушки
- чем кого развлечь.
- Зря жены квохчут оголтело,
- что мы у девок спим в истоме,
- у нас блаженствует лишь тело,
- а разум – думает о доме.
- Отменной верности супруг,
- усердный брачных уз невольник —
- такой семейный чертит круг,
- что бабе снится треугольник.
- В людской кипящей тесноте
- не страшен путь земной,
- весьма рискуют только те,
- кто плохо спит с женой.
- Ты жуткий зануда, дружок,
- но я на тебя не в обиде,
- кусая тайком пирожок,
- какого ты сроду не видел.
- Внутри семейного узла
- в период ссор и междометий
- всегда легко найти козла,
- который в этой паре третий.
- У всех текли трагедии и драмы,
- а после оставалась тишина,
- морщины на лице, на сердце шрамы,
- и памятливо-тихая жена.
- Настолько в детях мало толка,
- что я, признаться, даже рад,
- что больше копий не нащелкал
- мой множительный аппарат.
- Куда ни дернешься – повсюду,
- в туман забот погружена,
- лаская взорами посуду,
- вокруг тебя сидит жена.
- Бес или Бог такой мастак,
- что по причуде высшей воли
- людей привязывает так,
- что разойтись нельзя без боли?
- Глаз людской куда ни глянет,
- сохнут бабы от тоски,
- что любовь мужская вянет
- и теряет лепестки.
- За все наши мужицкие злодейства
- я женщине воздвиг бы монумент,
- мужчина – только вывеска семейства,
- а женщина – и балки, и цемент.
- В доме, где любовь уже утратили,
- чешется у женщины рука:
- выгнать мужика к ебене матери —
- жаль оставить дом без мужика.
- Послушно соглашаюсь я с женой,
- хотя я совершенно не уверен,
- что конь, пускай изрядно пожилой,
- уже обязан тихим быть, как мерин.
- Когда у нас рассудок, дух и честь
- находятся в согласии и мире,
- еще у двоеженца радость есть
- от мысли, что не три и не четыре.
- Я с гордостью думал в ночной тишине,
- как верность мы свято храним,
- как долго и стойко я предан жене
- и дивным подружкам двоим.
- Да, я бывал и груб и зол,
- однако помяну,
- что я за целый век извел
- всего одну жену.
- Любви таинственный процесс
- в любых столетиях не гас,
- как не погаснет он и без
- ушедших нас.
- Подругам ежегодно в день кончины
- моя во снах являться будет тень,
- и думать будут юные мужчины
- о смутности их женщин в этот день.
Слишком я люблю друзей моих, чтобы слишком часто видеть их
- Умея от века себя отключить,
- на мир я спокойно гляжу,
- и могут меня только те огорчить,
- кого за своих я держу.
- Течет беспечно, как вода
- среди полей и косогоров,
- живительная ерунда
- вечерних наших разговоров.
- Чтоб жить отменно, так немного
- по сути нужно мне, что я
- прошу простейшего у Бога:
- чтоб не менялась жизнь моя.
- Курили, пили и молчали,
- чуть усмехались;
- но затихали все печали
- и выдыхались.
- Бог шел путем простых решений,
- и, как мы что ни назови,
- все виды наших отношений —
- лишь разновидности любви.
- Тяжки для живого организма
- трели жизнерадостного свиста,
- нету лучшей школы пессимизма,
- чем подолгу видеть оптимиста.
- Если нечто врут мои друзья,
- трудно утерпеть, но я молчу;
- хочется быть честным, но нельзя
- делать только то, что я хочу.
- Не могут ничем насладиться вполне
- и маются с юмором люди,
- и видят ночами все время во сне
- они горбуна на верблюде.
- Мы одиноки, как собаки,
- но нас уже ничем не купишь,
- а бравши силой, понял всякий,
- что только хер зазря затупишь.
- По собственному вкусу я сужу,
- чего от собеседника нам нужно,
- и вздор напропалую горожу
- охотнее, чем умствую натужно.
- Нам свойственна колючая опаска
- слюнявых сантиментов и похвал,
- но слышится нечаянная ласка —
- и скашивает душу наповал.
- Ты в азарте бесподобен
- ярой одурью своей,
- так мой пес весной способен
- пылко трахать кобелей.
- У нас легко светлеют лица,
- когда возможность нам дана
- досадой с другом поделиться,
- с души содрав лоскут говна.
- Люблю шутов за их потешность,
- и чем дурнее, тем верней
- они смягчают безутешность
- от жизни клоунской моей.
- Я вижу объяснение простое
- того, что ты настолько лучезарен:
- тебя, наверно, мать рожала стоя,
- и был немного пол тобой ударен.
- Хоть я свои недуги не лечу,
- однако, зная многих докторов,
- я изредка к приятелю-врачу
- хожу, когда бедняга нездоров.
- То истомясь печалью личной,
- то от погибели в вершке
- весь век по жизни горемычной
- мечусь, как мышь в ночном горшке.
- Стал тесен этот утлый водоем,
- везде резвятся стаи лягушат,
- и даже в одиночестве моем
- какие-то знакомые кишат.
- У тех, кто в усердии рьяном
- по жизни летит оголтело,
- душа порастает бурьяном
- гораздо скорее, чем тело.
- Я курю возле рюмки моей,
- а по миру сочится с экранов
- соловьиное пение змей
- и тигриные рыки баранов.
- Мой восторг от жизни обоснован,
- Бог весьма украсил жизнь мою:
- я, по счастью, так необразован,
- что все время что-то узнаю.
- Давно живу как рак-отшельник
- и в том не вижу упущения,
- душе стал тягостен ошейник
- пустопорожнего общения.
- Когда среди людей мне одиноко,
- я думаю, уставясь в пустоту:
- а видит ли всевидящее око
- бессилие свое и слепоту?
- Быстрей мне сгинуть и пропасть,
- чем воспалят мой дух никчемный
- наживы пламенная страсть
- и накопленья зуд экземный.
- В эпоху той поры волшебной,
- когда дышал еще легко,
- для всех в моей груди душевной
- имелось птичье молоко.
- Сбыл гостя. Жизнь опять моя.
- Слегка душа очнулась в теле.
- Но чувство странное, что я —
- башмак, который не надели.
- Поскольку я большой философ,
- то жизнь открыла мне сама,
- что глупость – самый лучший способ
- употребления ума.
- Когда мне тускло, скучно, душно
- и жизнь истерлась, как пословица,
- к себе гостей зову радушно,
- и много хуже мне становится.
- На нас во всей своей весомости
- ползет, неся опустошения,
- болезнь душевной насекомости
- и насекомого кишения.
- Верю людям, забыв и не думая,
- что жестоко похмелье наивности,
- что себя в это время угрюмое
- я люблю без обычной взаимности.
- Время облегчает бытие,
- дух у нас устроен эластично:
- чувство одиночества мое
- сделалось безоблачно привычно.
- Поневоле сочится слеза
- на согретую за ночь кровать:
- только-только закроешь глаза,
- как уже их пора открывать.
- С утра неуютно живется сове,
- прохожие злят и проезжие,
- а затхлость такая в ее голове,
- что мысли ужасно несвежие.
- Когда бы рано я вставал,
- душа не ныла бы, как рана,
- что много больше успевал
- бы сделать я, вставая рано.
- С утра суется в мысли дребедень
- о жизни, озаренной невезением,
- с утра мы друг на друга – я и день
- взираем со взаимным омерзением.
- И снова утро. Злой и заспанный,
- я кофе нехотя лакаю,
- заботы взваливаю за спину
- и жить покорно привыкаю.
- За все на свете я в ответе,
- и гордо флаг по ветру реет,
- удача мне все время светит,
- и только жалко, что не греет.
- Несчастным не был я нисколько,
- легко сказать могу теперь уж я,
- что если я страдал, то только
- от оптимизма и безденежья.
- Мы радуемся или стонем
- и тем судьбу отчасти правим:
- смеясь, мы прошлое хороним,
- а плача – будущее травим.
- Гудит стиральная машина,
- на полках книги в тон обоям,
- у телевизора – мужчина,
- мечтавший в детстве стать ковбоем.
- На убогом и ветхом диванчике
- я валяюсь, бездумен и тих,
- в голове у меня одуванчики,
- но эпоха не дует на них.
- Никем нигде не состою,
- не числюсь и не посещаю,
- друзей напитками пою,
- подруг – собою угощаю.
- Я часто спорю, ярый нрав
- и вздорность не тая,
- и часто в споре я не прав,
- а чаще – прав не я.
- Поскольку я жил не эпически
- и брюки недаром носил,
- всегда не хватало хронически
- мне времени, денег и сил.
- Себя от себя я усердно лечу,
- живя не спеша и достойно,
- я бегаю медленно, тихо кричу
- и гневаюсь очень спокойно.
- Поскольку я себя естественно
- везде веду, то я в награду
- и получаю соответственно
- по носу, черепу и заду.
- Мы так от жизни в темноте
- лучились искрами затей,
- что на свету черны, как те,
- кто пережил своих детей.
- Я не пьянею от удачи,
- поскольку знаю наперед,
- как быстро все пойдет иначе
- и сложится наоборот.
- На любопытство духа гончего —
- о личной жизни или мнении —
- я отвечаю так уклончиво,
- что сам сижу в недоумении.
- Мне наружный мир не интересен,
- сузилась души моей округа,
- этот мир субботен и воскресен,
- мы совсем чужие друг для друга.
- Свои серебряные латы
- ношу я только оттого,
- что лень поставить мне заплаты
- на дыры платья моего.
- Чтобы вынести личность мою,
- нужно больше, чем просто терпение,
- ибо я даже в хоре пою
- исключительно личное пение.
- Мне кажется сегодня, что едва ли
- в одних только успехах наша сила:
- откуда бы меня ни изгоняли —
- всегда мне это пользу приносило.
- На долгом вкладе, как поганки,
- растут финансы дни и ночи;
- и я растил бы деньги в банке,
- но есть и пить охота очень.
- Врут обо мне в порыве злобы,
- что все со смехом гнусно хаю,
- а я, бля, трагик чистой пробы,
- я плачу, бля, и воздыхаю.
- Плодясь обильней, чем трава,
- кругом шумит разноголосица,
- а для души нужны слова,
- которые не произносятся.
- Всегда при получении письма
- кидаю на конверт короткий взор
- я с чувством, будто новая тесьма
- войдет сейчас в судьбы моей узор.
- Я в этой жизни часто ждал —
- удачи, помощи, свидания;
- души таинственный кристалл
- темнеет в нас от ожидания.
- Какое-то шершаво-беспокойное
- сегодня состояние весь день:
- не то я сделал что-то недостойное,
- не то легла из будущего тень.
- Не в том беда, что одинок,
- а в ощущеньях убедительных,
- что одинок ты – как челнок
- между фрегатов победительных.
- У круглого с пор давних сироты —
- я этого никак не ожидал —
- являются в характере черты,
- которые в отце он осуждал.
- Настолько не знает предела
- любовь наша к нам дорогим,
- что в зеркале вялое тело
- мы видим литым и тугим.
- Живя не грустя и не ноя,
- и радость и горечь ценя,
- порой наступал на говно я,
- но чаще – оно на меня.
- Застолья благочинны и богаты
- в домах, где мы чужие, но желанны,
- мужчины безупречны и рогаты,
- а женщины рогаты и жеманны.
- Напрасно я нырнул под одеяло,
- где выключил и зрение и слух,
- во сне меня камнями побивала
- толпа из целомудренных старух.
- Во все, что высоко и далеко,
- мы тянемся внести свой личный шум;
- порочить и пророчить так легко,
- что это соблазняет слабый ум.
- Порой издашь дурацкий зык,
- когда устал или задерган,
- и вырвать хочется язык,
- но жаль непарный этот орган.
- Я был тогда застенчив. И не злей,
- а яростней. И сам собой лучился.
- И жаль, что избегал учителей,
- сегодня я у них бы поучился.
- Когда сижу я, кончик ручки
- слегка грызя, душой в нирване,
- то я не в творческой отключке,
- а в склеротическом тумане.
- У многих авторов с тех пор,
- как возраст им понурил нос,
- при сочинительстве – запор,
- а с мемуарами – понос.
- Верчусь я не ради забавы,
- я теплю тупое стремление
- с сияющей лысины славы
- постричь волоски на кормление.
- Чтоб описать свой возраст ранний,
- все факты ловятся в чернилах,
- и сладок сок воспоминаний,
- когда удачно сочинил их.
- Не зря мы, друг, о славе грезили,
- нам не простят в родном краю,
- что влили мы в поток поэзии
- свою упругую струю.
- Ничуть не влияет моя голова
- на ход сочинительства смутный,
- но вдруг я на ветер кидаю слова,
- а он в это время попутный.
- Когда насильно свой прибор
- терзает творческая личность,
- то струны с некоторых пор
- утрачивают эластичность.
- Творя чего-нибудь певучее,
- внутри я мысли излагаю,
- но смыслом ради благозвучия
- весьма легко пренебрегаю.
- Сижу и сочиняю мемуары,
- сколь дивно протекала жизнь моя.
- Как сердце пережило те кошмары,
- которые выдумываю я?
- Я боюсь в человеках напевности,
- под которую ищут взаимности,
- обнажая свои задушевности
- и укромности личной интимности.
- Когда с тобой беседует дурак,
- то кажется, что день уже потух,
- и свистнул на горе вареный рак,
- и в жопу клюнул жареный петух.
- Он не таит ни от кого
- своей открытости излишек,
- но в откровенности его
- есть легкий запах от подмышек.
- Не лез я с моськами в разбор,
- молчал в ответ на выпад резкий,
- чем сухо клал на них прибор,
- не столь увесистый, как веский.
- Его похвал я не хочу,
- напрасно так он озабочен;
- меня похлопать по плечу
- бедняге прыгать надо очень.
- На вид неловкий и унылый,
- по жизни юрок ты, как мышь;
- тебя послал я в жопу, милый,—
- ты не оттуда ли звонишь?
- Вампир не ленится скитаться,
- чтобы, прильнув незримой пастью,
- чужой энергией питаться,
- чужими мыслями и страстью.
- Такой терзал беднягу страх
- забытым быть молвой и сплетней,
- что на любых похоронах
- он был покойника заметней.
- Хвалишься ты зря, что оставался
- честным, неподкупным и в опале:
- многие, кто впрямь не продавался,—
- это те, кого не покупали.
- Он искренно про совесть и про честь
- не знает ничего: его душонка,
- поскольку хоть какая-то, но есть —
- не больше, чем мошонка у мышонка.
- Покуда крепок мой табак
- и выпивка крепка,
- мне то смешон мой бедный враг,
- то жалко дурака.
- Нет беды, что юные проделки
- выглядят нахально или вздорно;
- радуюсь, когда барашек мелкий
- портит воздух шумно и задорно.
- Он как ни утверждай со вдохновением,
- что суть его – трагический герой,
- но быть нельзя никак печальным гением,
- описывая духа геморрой.
- У нас готово для продажи
- все, что угодно населению,
- а если вдуматься, то даже
- и жар сердечный, к сожалению.
- Все вечера жужжу, как муха,
- в себе гордыню укрощая:
- творю материю из духа,
- стишки в монеты превращая.
- Да, друзья-художники, вы правы,
- что несправедлив жестокий срок,
- ибо на лучах посмертной славы
- хочется при жизни спечь пирог.
- Наш ум устроен целесообразно,
- ему идут на пользу и поломки:
- свихнуться можно так своеобразно,
- что гением тебя сочтут потомки.
- Пишу печальные стишки
- про то, как больно наблюдать
- непроходимость той кишки,
- откуда каплет благодать.
- В мире есть повсюду много студий,
- там надменно бедствуют художники;
- будь они хоть чуть иные люди,
- были бы портные и сапожники.
- К чужому соку творческих томлений
- питая переимчивую страсть,
- я даже у грядущих поколений
- смогу, возможно, что-нибудь украсть.
- Жить суетно обидно мне вдвойне,
- уже мне ясно видно дно колодца,
- однако же с собой наедине
- совсем нам посидеть не удается.
- В горячем споре равно жалко
- и дурака и мудреца,
- поскольку истина, как палка,—
- всегда имеет два конца.
- Нет, как я буду умирать,
- гадать я не возьмусь;
- я обожаю засыпать —
- но зная, что проснусь.
- Я не считал, играя фартом,
- ни что почем, ни что престижно,
- и жил с достаточным азартом,
- чтоб умереть скоропостижно.
- Нисколько в этой жизни я не мучим
- желанием исследовать поближе,
- которое говно теплей и круче,
- которое – прозрачнее и жиже.
- Покорно жвачку будней я жевал,
- ходил и в мудрецах и в обормотах,
- но время я упрямо проживал,
- не сбрасывая газ на поворотах.
- Забавно желтеть, увядая,
- смотря без обиды пустой
- на то, как трава молодая
- смеется над палой листвой.
- Надеюсь, без единого проклятия,
- а если повезет, и без мучений
- я с жизнью разомкну мои объятия
- для новых, Бог поможет, приключений.
В нас очень остро чувство долга, мы просто чувствуем недолго
- Как это странно и нелепо:
- упруги дни, отменны ночи,
- но неотвязно и свирепо
- меня все время смута точит.
- По счету света и тепла,
- по мере, как судьба согнула,
- жизнь у кого-то протекла,
- а у другого – прошмыгнула.
- Мне дух мечтательности нежной
- уже докучен и ненужен,
- я столько завтракал с надеждой,
- что грустен был бы с ней же ужин.
- Меня слегка тревожит отрешенность
- моя от повседневности кипящей;
- не то это фортуны завершенность,
- не то испуг от жизни настоящей.
- Смотрю я горестно и пристально
- на свой сужающийся круг:
- осилив бури, в тихой пристани
- мы к жизни вкус теряем вдруг.
- Мы зря в былом опору ищем
- для новых светлых побуждений,
- уже там только пепелище
- тогдашних наших заблуждений.
- Все растяпы, кулемы, разини —
- лучше нас разбираются в истине:
- в их дырявой житейской корзине
- спит густой аромат бескорыстия.
- По сути, наши боли и невзгоды,
- события, восторги и вожди —
- такие же явления природы,
- как засухи, рассветы и дожди.
- Унять людскую боль и горе
- не раньше сможет человек,
- чем разделить сумеет море
- на воды впавших в море рек.
- Разносит по планете смех и плач
- невидимый злодей и утешитель,
- бес хаоса, случайностей, удач,
- порядка и системы сокрушитель.
- Душе уютны, как пальто,
- иллюзии и сантименты,
- однако жизнь – совсем не то,
- что думают о ней студенты.
- Я боюсь, что жизнь на небе не легка,
- ибо с неба мы заметны в серой мгле,
- и краснеют на закате облака
- от увиденного ими на земле.
- Бродяги, странники, скитальцы,
- попав из холода в уют,
- сначала робко греют пальцы,
- а после к бабе пристают.
- Всегда приятно думать о былом,
- со временем оно переменилось,
- оно уже согрето тем теплом,
- которое в душе тогда клубилось.
- Даря комфорт, цивилизация
- нас усмиряет, растлевая:
- уже мне страшно оказаться
- где хаос, риск и смерть живая.
- Природа окутана вязью густой
- дыхания нашей гордыни,
- и даже на небе то серп золотой,
- то вялая корка от дыни.
- Хмурым лицом навевается скука,
- склонная воздух тоской отравлять,
- жизнь и без этого горькая штука,
- глупо угрюмством ее опошлять.
- Наш разум налегке и на скаку
- вторгается в округу тайных сфер,
- поскольку ненадолго дураку
- стеклянный хер.
- Когда от взрыва покачнется
- земля, струясь огнем и газом,
- к нам на мгновение вернется
- надежда робкая на разум.
- Душа человеку двойная дана —
- из двух половинок, верней —
- и если беспечно хохочет одна,
- то плачет вторая над ней.
- Истину ищу сегодня реже я,
- ибо, сопричастные к наживе,
- всюду ходят сочные и свежие
- истины, мне начисто чужие.
- Кто потемки моей темноты
- осветить согласится научно?
- Почему от чужой правоты
- на душе огорчительно скучно?
- К себе желая ближе присмотреться,
- курю и тихо думаю во тьме
- про мысли, исходившие от сердца
- и насмерть замерзавшие в уме.
- Да, Господь, лежит на мне вина:
- глух я и не внемлю зову долга,
- ибо сокрушители говна
- тоже плохо пахнут очень долго.
- Мерзавцу я желаю, чтобы он
- в награду за подлянку и коварство
- однажды заработал миллион
- и весь его потратил на лекарство.
- На даже близком расстоянии
- не видно щели узкой пропасти,
- и лишь душой мы в состоянии
- ум отличить от хитрожопости.
- Увы, при царственной фигуре
- (и дивно морда хороша)
- плюгавость может быть в натуре
- и косоглазой быть душа.
- Я встречал на житейском пути
- ухитрившихся в общем строю
- мимо собственной жизни пройти
- и ее не признать за свою.
- Есть люди речи благородной
- и строгих нравственных позиций,
- но запах тухлости природной
- над ними веет и струится.
- Наш Бог, Создатель, Господин,
- хотя и всеблагой,
- для слабых духом Он один,
- а для других – другой.
- Однажды человека приведет
- растущее техническое знание
- к тому, что абсолютный идиот
- сумеет повлиять на мироздание.
- Весьма влияет благотворно
- и создает в душе уют
- наш мир, где так везде проворно
- воруют, лгут и предают.
- Покрытость лаками и глянцем
- и запах кремов дорогих
- заметно свойственней поганцам,
- чем людям, терпящим от них.
- Внезапной страсти убоясь,
- предвидя тяготы и сложности,
- мы льем разумных мыслей грязь
- на блеск пугающей возможности.
- Поскольку нету худа без добра,
- утешить мы всегда себя умеем,
- что если не имеем ни хера,
- то право на сочувствие имеем.
- Впитал я с детства все банальности,
- но в жизни я не делал подлости
- не от зачуханной моральности,
- а по вульгарной личной гордости.
- Никак я не миную имя Бога,
- любую замечая чрезвычайность;
- случайностей со мной так было много,
- что это исключает их случайность.
- Преданный разгулу и азарту,
- я от мутной скуки не умру,
- в молодости плоть метала карту,
- ныне шулер-дух вошел в игру.
- Где сегодня было пусто
- на полях моих житейских,
- завтра выросла капуста
- из билетов казначейских.
- В унынии, печали и тоске
- есть пошлость с элементами безумства,
- и так ведь жизнь висит на волоске,
- а волос очень сохнет от угрюмства.
- По-прежнему людей не избегая,
- я слушаю их горькие рыдания,
- но слышу их теперь, изнемогая
- от жалости, лишенной сострадания.
- Я спорю искренно и честно,
- я чистой истины посредник,
- и мне совсем не интересно,
- что говорит мой собеседник.
- Всюду в жизни то смерчи, то тучи,
- бродит гибель и небо в огне;
- чем серьезней опасность и круче,
- тем она безразличнее мне.
- В душе у нас – диковинное эхо:
- оно способно, звук переинача,
- рыданием ответить вместо смеха
- и смехом отозваться вместо плача.
- Бегу, куда азарт посвищет,
- тайком от совести моей,
- поскольку совесть много чище,
- если не пользоваться ей.
- За радости азартных приключений
- однажды острой болью заплатив,
- мы так боимся новых увлечений,
- что носим на душе презерватив.
- Когда в нас к этой жизни зыбкой
- нет ни любви, ни интереса,
- то освещается улыбкой
- лицо недремлющего беса.
- Творец обычно думает заранее,
- размешивая разум, соль и дерзость,
- и многим не хватает дарования,
- чтоб делать выдающуюся мерзость.
- Есть две разновидности теста,
- из коего дух наш содеян,
- и люди открытого текста
- проигрывают лицедеям.
- Я б устроил в окрестностях местных,
- если б силами ведал природными,
- чтобы несколько тварей известных
- были тварями, только подводными.
- Я с почтеньем думаю о том,
- как неколебимо все, что есть,
- ибо даже в веке золотом
- ржавчина железо будет есть.
- По сути, знали мы заранее,
- куда наука воз везла,
- поскольку дерево познания
- всегда поили соки зла.
- Наука зря в себе уверена,
- ведь как науку ни верти,
- а у коня есть путь до мерина,
- но нет обратного пути.
- Весь день сегодня ради прессы
- пустив на чтение запойное,
- вдруг ощутил я с интересом,
- что проглотил ведро помойное.
- Но пакости на свете нет сугубей,
- чем тихое культурное собрание,
- где змеи ущемленных самолюбий
- витают и кишат уже заранее.
- Как, Боже, мы похожи на блядей
- желанием, вертясь то здесь, то там,
- погладить выдающихся людей
- по разным выдающимся местам.
- До славы и сопутствующих денег,
- по лестнице взбираясь, как медведь,
- художник только нескольких ступенек
- за жизнь не успевает одолеть.
- Искусство, отдаваясь на прочтение,
- распахнуто суждению превратному:
- питая к непонятному почтение,
- мы хамски снисходительны к понятному.
- Удавшиеся строчки
- летают, словно мухи,
- насиживая точки
- на разуме и духе.
- Есть люди – выдан им билет
- на творческое воплощение,
- их души явно теплят свет,
- но тускло это освещение.
- Ценю читательские чувства я,
- себя всего им подчиняю:
- где мысли собственные – грустные,
- там я чужие сочиняю.
- А кто орлом себя считает,
- презревши мышью суету,
- он так заоблачно летает,
- что даже гадит на лету.
- Во мне душа однажды дрогнет,
- ум затуманится слегка,
- и звук возвышенный исторгнет
- из лиры слабая рука.
- В этой жизни я сделал немного
- от беспечности и небрежения,
- мне была интересна дорога,
- а не узкий тупик достижения.
- Глубокие мы струны зря тревожим,
- темно устройство нашего нутра,
- и мы предугадать никак не можем,
- как может обернуться их игра.
- Иллюзий и галлюцинаций,
- туманных помыслов лихих —
- затем не следует бояться,
- что мы б не выжили без них.
- Слова про слитность душ – лишь удовольствие,
- пустая утешительная ложь;
- но хуже одиночества – спокойствие,
- с которым ты его осознаешь.
- Не в муках некой мысли неотложной
- он вял и еле двигает руками —
- скорее, в голове его несложной
- воюют тараканы с пауками.
- Вертясь в работной мясорубке,
- мужчины ей же и хранимы,
- поскольку мнительны и хрупки,
- пугливы, слабы и ранимы.
- Покров румян, манер и лаков
- теперь меня смущает реже,
- наш мир повсюду одинаков,
- а мы везде одни и те же.
- Быть незаметнее и тише —
- важнее прочего всего:
- чем человек крупней и выше,
- тем изощренней бес его.
- Глупое по сути это дело —
- двигаться, свою таская тень;
- даже у себя мне надоело
- быть на побегушках целый день.
- За то, что дарятся приятности
- то плотью нам, то духом тощим,
- содержим тело мы в опрятности,
- а душу музыкой полощем.
- Я не уверен в Божьем чуде
- и вижу внуков без прикрас,
- поскольку будущие люди
- произойдут, увы, от нас.
- С народной мудростью в ладу
- и мой, уверен, грустный разум,
- что как ни мой дыру в заду,
- она никак не станет глазом.
- Зря не печалься, старина,
- печаль сама в тебе растает,
- придут иные времена,
- и все гораздо хуже станет.
Чем я грустней и чем старей, тем и видней, что я еврей
- Евреи зря ругают Бога
- за тьму житейских злополучий:
- Творец нам дал настолько много,
- что с нас и спрашивает круче.
- Всегда с евреем очень сложно,
- поскольку очень очевидно,
- что полюбить нас – невозможно,
- а уважать – весьма обидно.
- Я б так и жил, совьясь в клубок,
- узлы не в силах распустить,
- спасибо всем, кто мне помог
- себя евреем ощутить.
- Нельзя в еврея превратиться,
- на то есть только Божья власть,
- евреем надобно родиться
- и трижды жребий свой проклясть.
- Люблю я племя одержимое,
- чей дух бессильно торжествует,
- стремясь постичь непостижимое,
- которого не существует.
- Стараюсь евреем себя я вести
- на самом высоком пределе:
- святое безделье субботы блюсти
- стремлюсь я все дни на неделе.
- Не позволяй себе забыть,
- что ты с людьми природой связан;
- евреем можешь ты не быть,
- но человеком быть обязан.
- Наш ум погружен в темь и смуту
- и всуе мысли не рожает;
- еврей умнеет в ту минуту,
- когда кому-то возражает.
- Не надо мне искать ни в сагах, ни в былинах
- истоки и следы моих корней:
- мой предок был еврей и в Риме и в Афинах
- и был бы даже в Токио еврей.
- Та прозорливой мысли дальность,
- что скрыта в нашем обрезании,
- есть объективная реальность,
- даруемая в осязании.
- Еще ни один полководец
- не мог даже вскользь прихвастнуть,
- что смял до конца мой народец,
- податливый силе, как ртуть.
- В основе всей сегодняшней морали —
- древнейшие расхожие идеи;
- когда за них распятием карали,
- то их держались только иудеи.
- Все зыбко в умах колыхалось
- повсюду, где жил мой народ;
- евреи придумали хаос,
- анархию, спор и разброд.
- Когда бы мой еврейский Бог
- был чуть ко мне добрей,
- Он так легко устроить мог,
- чтоб не был я еврей!
- Тем и славен у прочих народов,
- что от ветхой избы до дворца
- при расчете затрат и доходов
- у еврея два разных лица.
- Еврея Бог лепил из той же глины,
- что ангелы для прочих нанесли,
- и многие гонители свинины
- поэтому так салом заросли.
- Совсем не к лицу мне корона,
- Бог царского нрава не дал,
- и зад не годится для трона,
- но мантию я бы продал.
- Умения жить излагал нам науку
- знакомый настырный еврей,
- и я благодарно пожал ему руку
- дверями квартиры своей.
- Чтоб речь родную не забыть,
- на ней почти не говоря,
- интересуюсь я купить
- себе большого словаря.
- С неуклонностью сея сквозь время
- смуту душ и умов окаянство,
- наше темное древнее семя
- прорастает в тугое пространство.
- Основано еврейское величие
- на том, что в незапамятные дни
- мы зло с добром настолько разграничили,
- что больше не смешаются они.
- Всегда в еврее есть опасность,
- поскольку властно правит им
- неодолимая причастность
- к корням невидимым своим.
- По всей глубинной сути я еврей,
- и кровь моя судьбу творит сама,
- я даже темной глупости моей
- могу придать подобие ума.
- Высветив немыслимые дали
- (кажется, хватили даже лишку),
- две великих книги мы создали:
- Библию и чековую книжку.
- Мы живем на белом свете
- вроде табора цыганского,
- и растут по всей планете
- брызги нашего шампанского.
- С еврейским тайным умыслом слияние
- заметно в каждом факте и событии,
- и слабое еврейское влияние
- пока только на Марсе и Юпитере.
- Полемики, дискуссии, дебаты
- кончаются, доспорившись до хрипа,
- согласием, что снова виноваты
- евреи неопознанного типа.
- Умения крутиться виртуозы
- и жить, а не гадать, вращая блюдце,—
- евреи, проливающие слезы,
- обычно одновременно смеются.
- Среди болотных пузырей,
- надутых газами гниения,
- всегда находится еврей —
- венец болотного творения.
- Весьма проста в душе моей
- добра и зла картина:
- ты даже дважды будь еврей,
- но важно, что скотина.
- Когда-то всюду злаки зрели,
- славяне строили свой Рим,
- и древнерусские евреи
- писали летописи им.
- Мы удивительный народ
- в толпе людской реки,
- и пишем мы наоборот,
- и живы вопреки.
- Еврея тянет выше, выше,
- и кто не полный идиот,
- но из него портной не вышел,
- то он в ученые идет.
- Надеждой душу часто грея,
- стремлюсь я форму ей найти;
- когда нет денег у еврея,
- то греет мысль: они в пути.
- Евреи ходят в синагогу,
- чтобы Творец туда глядел
- и чтоб не видно было Богу
- всех остальных еврейских дел.
- Еврей, зажгя субботнюю свечу,
- в мечтательную клонится дремоту,
- и все еврею в мире по плечу,
- поскольку ничего нельзя в субботу.
- Когда еврей наживой дорожит
- в убогом вожделении упрямом,
- то Бога я молю, чтоб Вечный жид
- не стал в конце концов Грядущим Хамом.
- Хотя весьма суха энциклопедия,
- театра легкий свет лучится в фактах;
- еврейская история – трагедия,
- но фарс и водевиль идут в антрактах.
- Между скальных, но обломков,
- между крупных, но объедков —
- я живу в стране потомков,
- облученных духом предков.
- Сойдясь из очень разных дальностей
- в ничью пустынную страну,
- евреи всех национальностей
- слепить пытаются одну.
- Напрасно осуждается жестокий
- финансовый еврейский хваткий норов:
- евреи друг из друга давят соки
- похлеще, чем из прочих помидоров.
- Все мне по душе – тепло и свет,
- радости свободы, шум и споры;
- здесь я жить хотел бы столько лет,
- сколько там сулили прокуроры.
- Страну мою на карте обнаружив,
- на внешние размеры не смотри:
- по площади ничтожная снаружи,
- она зато огромна изнутри.
- Я здесь уже когда-то умирал
- и помню, как я с близкими прощался,
- сюда я много раз, как бумеранг,
- из разных прошлых жизней возвращался.
- Среди трущоб и пустырей,
- между развалин и руин
- возводит лавочку еврей,
- и в этом храме он раввин.
- Мне люди здесь понятны и близки,
- а жизни, проживаемые нами,
- полны тугого смысла – и тоски,
- когда его теряешь временами.
- В соплеменной тесноте
- все суются в суету,
- чтобы всунуть в суете
- всяческую хуету.
- Наш век был изрядно трагический,
- но может еврей им гордиться,
- отныне наш долг исторический —
- как можно обильней плодиться.
- Смотрю на волны эмиграции
- я озадаченно слегка:
- Сальери к нам сюда стремятся
- активней Моцартов пока.
- Меняются наши натуры
- под этой земли кипарисами,
- мышата из храма культуры
- ведут себя зрелыми крысами.
- Из поездок вернувшись домой,
- наслаждаюсь текущим из давности
- ароматом безмерно родной
- местечковой великодержавности.
- Нам мечта – путеводная нить,
- мы в мечте обретаем отраду;
- чтоб мечту про Израиль хранить,
- уезжают евреи в Канаду.
- Где нашу восхитительную прыть
- не держат на коротком поводке,
- там люди начинают говорить
- на местном, но еврейском языке.
- Любому призыву и вызову
- до ночи доступен мой дом;
- благодаря телевизору
- все время я в стаде родном.
- Всегда еврей – активный элемент
- везде, где сокрушают монументы;
- похоже, что евреи – инструмент,
- которым Бог вершит эксперименты.
- Губительно и животворно
- в прямом и переносном смысле
- по всей земле взрастают зерна
- еврейских сеятелей мысли.
- Заметно станет много позже
- по выпекаемому тесту,
- что все привезенные дрожжи
- здесь очень вовремя и к месту.
- На тайный пир души моей
- сегодня трое званы снова;
- дух-россиянин, ум-еврей,
- и память с мусором былого.
- Теперь уже я спину как ни горби,
- мне уровень доступен лишь житейский;
- я русский филиал всемирной скорби
- постиг намного глубже, чем еврейский.
- Когда Россия дело зла
- забрала в собственные руки,
- то мысль евреев уползла
- в диван культуры и науки.
- Напрасно те дали холодные
- евреи клянут и ругают,
- где русские песни народные
- другие евреи слагают.
- Плюет на ухмылки, наветы и сплетни
- и пляшет душа под баян,
- и нет ничего для еврея заветней
- идеи единства славян.
- Когда идет войною брат на брата
- и валится беда на человеков,
- какая-то всегда здесь виновата
- еврейская идея древних греков.
- Потом у России изменится нрав,
- он будет светлей и добрей,
- и станет виднее, насколько был прав
- уехавший раньше еврей.
- Век за веком в реках жизни мы тонули
- и в чужой переселялись огород;
- мы забывчивы ко злу не потому ли,
- что настолько мы рассеянный народ?
- Повсюду, где превратности злосчастия
- насилуют историю страны,
- отсутствие еврейского участия
- евреев не спасает от вины.
- И делаюсь, иллюзии развеяв,
- подобен я опасливому зверю,
- не веря никому, кроме евреев,
- которым я тем более не верю.
- Обидно старому еврею,
- что врал себе же самому
- и слепо верил, что прозрею
- и Бога с возрастом пойму.
- Не терся я у власти на виду
- и фунты не менял я на пиастры,
- а прятался в бумажном я саду,
- где вырастил цветы экклезиастры.
- Еврей – не худшее создание
- меж Божьих творческих работ:
- он и загадка мироздания,
- и миф его, и анекдот.
- Лишь там, куда я попаду,
- пойму, чего мы там достигли;
- уверен я, что и в аду
- мы вертим наши фигли-мигли.
Ни за какую в жизни мзду нельзя душе влезать в узду
- Как я живу легко и гармонично,
- как жизнь моя, о Господи, светла,
- обругана подонками публично
- и временем обобрана дотла.
- Ни в чем на свете не уверен,
- живя со смутной все же верой,
- я потому высокомерен,
- что мерю жизнь высокой мерой.
- Характер мой – отменно голубиный,
- и ласточки в душе моей галдят,
- но дальше простираются глубины,
- где молча птеродактили сидят.
- С Богом я общаюсь без нытья
- и не причиняя беспокойства:
- глупо на устройство бытия
- жаловаться автору устройства.
- Сегодня жить совсем не скучно:
- повсюду пакость, гнусь и скверна,
- все объясняется научно,
- и нам неважно, что неверно.
- Бог мало кого уберег или спас,
- Он копит архив наблюдений,
- в потоке веков изучая на нас
- пределы душевных падений.
- Душа всегда у нас болит,
- пока она жива и зряча,
- и смех – целебный самый вид
- и сострадания и плача.
- Живу сызмальства и доныне
- я в убежденности спокойной,
- что в мире этом нет святыни,
- куска навоза недостойной.
- Вся история нам говорит,
- что Господь неустанно творит:
- каждый год появляется гнида
- неизвестного ранее вида.
- И думал я, пока дремал,
- что зря меня забота точит:
- мир так велик, а я так мал,
- и мир пускай живет как хочет.
- Ангел в рай обещал мне талон,
- если б разум я в мире нашел;
- я послал его на хуй, и он
- вмиг исчез – очевидно, пошел.
- Причудлив духа стебель сорный,
- поскольку, если настоящий,
- то бесполезный, беспризорный,
- бесцельный, дикий и пропащий.
- На мир если смотреть совсем спокойно,
- то видишь в умягчающей усталости,
- что мало что проклятия достойно,
- но многое – сочувствия и жалости.
- На путях неразумно окольных
- и далеких от подвигов бранных
- много странников подлинно вольных
- и на диво душевно сохранных.
- Мы пленники общей и темной судьбы
- меж вихрей вселенской метели,
- и наши герои – всего лишь рабы
- у мифа, идеи и цели.
- Когда внезапное течение
- тебя несет потоком пенным,
- то ясно чувствуешь свечение
- души, азартной к переменам.
- А что как мысли и пророчества,
- прозрения, эксперименты
- и вообще все наше творчество —
- Святого духа экскременты?
- С укором, Господь, не смотри,
- что пью и по бабам шатаюсь:
- я все-таки, черт побери,
- Тебя обмануть не пытаюсь.
- Из бездонного духовного колодца
- ангел дух душе вливает (каждой – ложка),
- и естественно, кому-то достается
- этот дух уже с тухлятиной немножко.
- Пустым горением охвачен,
- мелю я чушь со страстью пылкой;
- у Бога даже неудачи
- бывают с творческою жилкой.
- Всего одно твержу я сыну:
- какой ни сложится судьба,
- не гнуть ни голову, ни спину —
- моя главнейшая мольба.
- Когда клубятся волны мрака
- и дух мой просит облегчения,
- я роюсь в книгах, как собака,
- ища траву для излечения.
- На свете столько разных вероятностей,
- внезапных, как бандит из-за угла,
- что счастье – это сумма неприятностей,
- от коих нас судьба уберегла.
- Душа моя, признаться если честно,
- черствеет очень быстро и легко,
- а черствому продукту, как известно,
- до плесени уже недалеко.
- У душ (поскольку Божьи твари)
- есть духа внешние улики:
- у душ есть морды, рожи, хари,
- и лица есть, а реже – лики.
- Мне кажется порой, что Бог насмешлив,
- но только по своей небесной мерке,
- и каждый, кто избыточно успешлив,
- на самом деле – просто на проверке.
- Подобно всем, духовно слеп
- в итоге воспитания,
- я нахожу на ощупь хлеб
- душевного питания.
- Творец был мастером искусным —
- создал вино и нежных дам,
- но если Он способен к чувствам —
- то не завидует ли нам?
- Я всюду вижу всякий раз
- души интимную подробность:
- то царство Божие, что в нас,—
- оно и есть к любви способность.
- Во мне то булькает кипение,
- то прямо в порох брызжет искра;
- пошли мне, Господи, терпение,
- но только очень, очень быстро.
- Тоской томится, как больной,
- наш бедный разум, понимая,
- что где-то за глухой стеной
- гуляет истина немая.
- Мало что для меня несомненно
- в этой жизни хмельной и галдящей,
- только вера моя неизменна,
- но религии нет подходящей.
- Мольбами воздух оглашая,
- мы столько их издали вместе,
- что к Богу очередь большая
- из только стонов лет на двести.
- Душа моя безоблачно чиста,
- и крест согласен дальше я нести,
- но отдых от несения креста
- стараюсь я со вкусом провести.
- Надо пить и много и немного,
- надо и за кровные и даром,
- ибо очень ясно, что у Бога
- нам не пить амброзию с нектаром.
- Чтоб нам в аду больней гореть,
- вдобавок бесы-истязатели
- заставят нас кино смотреть,
- на что мы жизни наши тратили.
- Знать не зная спешки верхоглядства,
- чужд скоропалительным суждениям,
- Бог на наше суетное блядство
- смотрит с терпеливым снисхождением.
- Мы славно пожили на свете,
- и наши труды не пропали,
- мы сами связали те сети,
- в которые сами попали.
- Волшебно, как по счету раз-два-три
- и без прикосновенья чьих-то рук,
- едва мы изменяемся внутри,
- как мир весь изменяется вокруг.
- Я праведностью, Господи, пылаю,
- я скоро тапки ангела обую,
- а ближнего жену хотя желаю,
- однако же заметь, что не любую.
- Душою ощутив, как мир прекрасен,
- я думаю с обидой каждый раз:
- у Бога столько времени в запасе —
- чего ж Он так пожадничал на нас?
- Нездешних ветров дуновение
- когда повеет к нам в окно,
- слова «остановись, мгновение»
- уже сказать нам не дано.
- Судьбы своей мы сами ткем ковер,
- испытывая робость и волнение;
- нам вынесен с рожденья приговор,
- а мы его приводим в исполнение.
- А вдруг устроена в природе
- совсем иная череда,
- и не отсюда мы уходим,
- а возвращаемся туда?
- Загадочность иного бытия
- томит меня, хоть я пока молчу,
- но если стану праведником я,
- то перевоплощаться не хочу.
- Игра ума, фантом и призрак
- из мифотворческой лапши,
- душа болит – хороший признак
- сохранности моей души.
- Твердо знал он, что нет никого
- за прозрачных небес колпаком,
- но вчера Бог окликнул его
- и негромко назвал мудаком.
- Забавно, что словарь мой так убог,
- что я, как ни тасуй мою колоду,
- повсюду, где возникло слово «Бог»,
- вытаскиваю разум и свободу.
- Напрасно ищет мысль печальная
- пружины, связи, основания:
- неразрешимость изначальная
- лежит в узлах существования.
- Любую, разобраться если строго
- и в жизни современной и в былой,
- идею о добре помять немного —
- и сразу пахнет серой и смолой.
- Я спокойно растрачу года,
- что еще мне прожить суждено,
- ибо кто я, зачем и куда —
- все равно мне понять не дано.
- Для тяжкой тьмы судьбы грядущей
- лепя достойную натуру,
- Творец в раствор души растущей
- кладет стальную арматуру.
- Меняется судьбы моей мерцание,
- в ней новая распахнута страница:
- участие сменив на созерцание,
- я к жизни стал терпимей относиться.
- Я с радостью к роскошному обеду
- зову, чтобы обнять и обласкать
- того, кто справедливости победу
- в истории сумеет отыскать.
- Увы, в обитель белых крыл
- мы зря с надеждой пялим лица:
- Бог, видя, что Он сотворил,
- ничуть не хочет нам явиться.
- Мольба слетела с губ сама,
- и помоги, пока не поздно:
- не дай, Господь, сойти с ума
- и отнестись к Тебе серьезно.
- Судьба, фортуна, фатум, рок —
- не знаю, кто над нами властен,
- а равнодушный к людям Бог —
- осведомлен и безучастен.
- Создатель собирает аккуратно
- наш дух, как устаревшую валюту,
- и видимые солнечные пятна —
- те души, что вернулись к абсолюту.
- Давай, Господь, поделим благодать:
- Ты веешь в небесах, я на ногах —
- давай я буду бедным помогать,
- а Ты пока заботься о деньгах.
- Задумано в самом начале,
- чтоб мы веселились не часто:
- душа наша – орган печали,
- а радости в ней – для контраста.
- Да, Господи, вон черт нести устал
- со списками грехов мой чемодан,
- да, я свой век беспечно просвистал,
- но Ты ведь умолчал, зачем он дан.
- В моей душевной смуте утренней,
- в ее мучительной неясности
- таится признак некой внутренней
- с устройством жизни несогласности.
- Творец забыл – и я виню
- Его за этот грех —
- внести в судьбы моей меню
- финансовый успех.
- Пылал я страстью пламенной,
- встревал в междоусобие,
- сидел в темнице каменной —
- пошли, Господь, пособие!
- В людях есть духовное несходство,
- явное для всех, кто разумеет:
- если в духе нету благородства,
- то не из души он тухло веет.
- Я уже привык, что мир таков,
- тут любил недаром весь мой срок
- я свободу, смех и чудаков —
- лучшего Творец создать не мог.
- В духовной жизни я такого
- наповидался по пути,
- что в реках духа мирового
- быть должен запах не ахти.
- Хранителям устоев и традиций —
- конечно, если рвение не мнимое,
- нельзя ни мельтешить, ни суетиться,
- чтоб не скомпрометировать хранимое.
- Давно пора устроить заповедники,
- а также резервации и гетто,
- где праведных учений проповедники
- друг друга обольют ручьями света.
- Ханжа, святоша, лицемер
- сидят под райскими дверями,
- имея вместо носа хер
- с двумя сопливыми ноздрями.
- Большим идеям их гонители
- и задуватели их пламени
- всегда полезней, чем ревнители
- и караульные при знамени.
- Идея, когда образуется,
- должна через риск первопутка
- пройти испытание улицей —
- как песня, как девка, как шутка.
- Мне кажется, что истое призвание,
- в котором Божьей искры есть частица,
- в себе несет заведомое знание
- назначенности в ней испепелиться.
- Что для нас – головоломка,
- духом тайны разум будит —
- очевидно, для потомка
- просто школьным курсом будет.
- Есть и в Божьем гневе благодать,
- ибо у судьбы в глухой опале
- многие певцы смогли создать
- лучшее, что в жизни накропали.
- Не так баламутится грязь
- и легче справляться с тоской,
- когда в нашей луже карась
- поет о пучине морской.
- В заботах праздных и беспечных
- высоким пламенем горя,
- лишь колебатель струн сердечных
- живет не всуе и не зря.
- Я не знаю, не знаю, не знаю;
- мне бы столько же сил, как незнания;
- я в чернила перо окунаю
- ради полного в этом признания.
- Провалы, постиженья и подлоги
- познания, текущего волнами,—
- отменное свидетельство о Боге,
- сочувственно смеющемся над нами.
- Все звезды, может быть, гербы и свастики —
- всего лишь разновидности игрушек,
- лишь гусеницы мы и головастики
- для бабочек нездешних и лягушек.
- Мне симпатична с неких пор
- одна утешная банальность:
- перо с чернильницей – прибор,
- которым трахают реальность.
- Живя в дому своем уютно,
- я хоть и знаю, что снаружи
- все зыбко, пасмурно и смутно,
- но я не врач житейской стужи.
- Я так привык уже к перу,
- что после смерти – верю в чудо —
- Творец позволит мне игру
- словосмесительного блуда.
- Куда б от судьбы ни бежали —
- покуда душа не отозвана,
- мы темного текста скрижали
- читаем в себе неосознанно.
- Работа наша и безделье,
- игра в борьбу добра со злом,
- застолье наше и постелье —
- одним повязаны узлом.
- Чем век земной похож на мебель —
- совсем не сложная загадка:
- она участник многих ебель,
- но ей от этого не сладко.
- Для плоти сладко утомление —
- любовь, азарт, борьба, вино;
- душе труднее утоление,
- но и блаженнее оно.
- Много нашел я в осушенных чашах,
- бережно гущу храня:
- кроме здоровья и близостей наших
- все остальное – херня.
- Былые забыв похождения,
- я сделался снулым и вялым;
- пошли мне, Господь, убеждения,
- чтоб, мучаясь, я изменял им.
- Великой творческой мистерией
- наш мир от гибели храним:
- дух – торжествует над материей,
- она – господствует над ним.
- Вражда племен, держав и наций
- когда исчезнет на земле,
- то станут ангелы слоняться
- по остывающей золе.
- Я не считал, пока играл;
- оплатит жизнь моя
- и те долги, что я не брал,
- и те, что брал не я.
- Хоть я постиг довольно много,
- но я не понял, почему
- чем дальше я бежал от Бога,
- тем ближе делался к Нему.
- Спасибо Творцу, что такая
- дана мне возможность дышать,
- спасибо, что в силах пока я
- запреты Его нарушать.
- Под шум и гомон пьянок сочных
- на краткий миг глаза закрыв,
- я слышу звон часов песочных
- и вижу времени разрыв.
- Всем смертным за выслугу лет
- исправно дарует Творец
- далекий бесплатный билет,
- но жалко – в один лишь конец.
- К Богу явлюсь я без ужаса,
- ибо не крал и не лгал,
- я только цепи супружества
- бабам нести помогал.
- Свое оглядев бытие скоротечное,
- я понял, что скоро угасну,
- что сеял разумное, доброе, вечное
- я даже в себе понапрасну.
- Спасибо за безумную эпоху,
- за место, где душа моя продрогла,
- за вечности ничтожную ту кроху,
- которой мне хватило так надолго.
- Как одинокая перчатка,
- живу, покуда век идет,
- я в Божьем тексте – опечатка,
- и скоро Он меня найдет.
На свете ничего нет постоянней превратностей, потерь и расставаний
- Еще нас ветер восхищает
- и море волнами кипит,
- и только парус ощущает,
- что мачта гнется и скрипит.
- Давеча столкнулся я в упор
- с некоей мыслишкой интересной:
- в душах наших пламя и задор —
- связаны с упругостью телесной.
- Уходит засидевшаяся гостья,
- а я держу пальто ей и киваю;
- у старости простые удовольствия,
- теперь я дам хотя бы одеваю.
- Забавно в закатные годы
- мы видим, душе в утешение,
- свои возрастные невзгоды
- как мира вокруг ухудшение.
- В толпе замшелых старичков
- уже по жизни я хромаю,
- еще я вижу без очков,
- но в них я лучше понимаю.
- Совсем не зря нас так пугает
- с дыханьем жизни расставание:
- страх умереть нам помогает
- переживать существование.
- Чтоб не торчали наши пробки
- в бутылях нового питья,
- выносит время нас за скобки
- текущих текстов бытия.
- Не ошибок мне жаль и потерь,
- жаль короткое время земное:
- знал бы раньше, что знаю теперь,
- я теперь уже знал бы иное.
- Люблю вечерний город – в нем
- отключено мое сознание
- и светит праздничным огнем
- трагическое мироздание.
- Еще одну вскрыл я среди
- дарованных свыше скорбей:
- практически жизнь позади,
- а жажда ничуть не слабей.
- В одно и то же состояние
- душой повторно не войти,
- неодолимо расстояние
- уже прожитого пути.
- Что в зеркале? Колтун волос,
- узоры тягот и томлений,
- две щелки глаз и вислый нос
- с чертами многих ущемлений.
- Вот я получил еще одну
- весть, насколько время неотступно,
- хоть увидеть эту седину
- только для подруг моих доступно.
- Мне гомон, гогот и галдеж —
- уже докучное соседство,
- поскольку это молодежь
- или впадающие в детство.
- Непривычную чувствуя жалость,
- я вдруг понял, что как ни играй,
- а уже накопилась усталость
- и готова плеснуть через край.
- Своя у старости стезя
- вдоль зимних сумерек унылых:
- то, что хотим, уже нельзя,
- а то, что льзя, уже не в силах.
- Я по себе (других не спрашивал)
- постиг доподлинно и лично,
- что старость – факт сознанья нашего,
- а все телесное – вторично.
- Зря, подруга, ты хлопочешь
- и меня собой тревожишь:
- старость – это когда хочешь
- ровно столько, сколько можешь.
- Года меняют наше тело,
- его сберечь не удается;
- что было гибким – затвердело,
- что было твердым – жалко гнется.
- Смешон резвящийся старик,
- однако старческие шалости —
- лишь обращенный к Богу крик:
- нас рано звать, в нас нет усталости.
- Я курю в полночной тишине,
- веет ветер мыслям в унисон;
- жизнь моя уже приснилась мне;
- вся уже почти; но длится сон.
- Когда бессонна ночь немая,
- то лиц любимых вереница,
- мне про уход напоминая,
- по мутной памяти струится.
- Я в фольклоре нашел вранье:
- нам пословицы нагло врут,
- будто годы берут свое…
- Это наше они берут!
- Увы, но облик мой и вид
- при всей игре воображения
- уже не воодушевит
- девицу пылкого сложения.
- Всегда бывает смерть отсрочена,
- хотя была уже на старте,
- когда душа сосредоточена
- на риске, страсти и азарте.
- Очень жаль, что догорает сигарета
- и ее не остановишь, но зато
- хорошо, что было то и было это
- и что кончилось как это, так и то.
- Уже куда пойти – большой вопрос,
- порядок наводить могу часами,
- с годами я привычками оброс,
- как бабушка – курчавыми усами.
- Мои слабеющие руки
- с тоской в суставах ревматических
- теперь расстегивают брюки
- без даже мыслей романтических.
- Даже в час, когда меркнут глаза
- перед тем, как укроемся глиной,
- лебединая песня козла
- остается такой же козлиной.
- На склоне лет не вольные мы птицы,
- к семейным мы привязаны кроватям;
- здоровья нет, оно нам только снится,
- теперь его во снах мы пылко тратим.
- А в кино когда ебутся —
- хоть и понарошке,—
- на душе моей скребутся
- мартовские кошки.
- Во сне все беды нипочем
- и далеко до расставания,
- из каждой клетки бьет ключом
- былой азарт существования.
- Идея грустная и кроткая
- владеет всем моим умишком:
- не в том беда, что жизнь короткая,
- а что проходит быстро слишком.
- Ровесники, пряча усталость,
- по жизни привычно бредут;
- уже в Зазеркалье собралось
- приятелей больше, чем тут.
- Вы рядом – тела разрушение
- и вялой мысли дребезжание,
- поскольку формы ухудшение
- не улучшает содержание.
- Вокруг лысеющих седин
- пространство жизни стало уже,
- а если лучше мы едим,
- то перевариваем – хуже.
- Вдруг чувствует в возрасте зрелом
- душа, повидавшая виды,
- что мир уже в общем и целом
- пора понимать без обиды.
- Где это слыхано, где это видано:
- денег и мудрости не накопив,
- я из мальчишки стал дед неожиданно,
- зрелую взрослость оплошно пропив.
- Зачем вам, мадам, так сурово
- страдать на диете ученой?
- Не будет худая корова
- смотреться газелью точеной.
- Спокойно и достойно старюсь я,
- печальников толпу не умножая;
- есть прелесть в увядании своя;
- но в молодости есть еще чужая.
- Иные мы совсем на склоне дней:
- медлительней, печальней, терпеливей,
- однако же нисколько не умней,
- а только осторожней и блудливей.
- Но кто осудит старика,
- если, спеша на сцену в зал,
- я вместо шейного платка
- чулок соседки повязал?
- Прошел я жизни школьный курс,
- и вот, когда теперь
- едва постиг ученья вкус,
- пора идти за дверь.
- С утра в постели сладко нежась,
- я вдруг подумываю вяло,
- что раньше утренняя свежесть
- меня иначе волновала.
- С авоськой, грехами нагруженной,
- таясь, будто птица в кустах,
- душа – чтоб не быть обнаруженной —
- болит в очень разных местах.
- Пора без жалких промедлений
- забыть лихие наслаждения;
- прощай, эпоха вожделений,
- и здравствуй, эра оскудения!
- Чтобы от возраста не кисли мы
- и безмятежно плыли в вечность,
- нас осеняет легкомыслие
- и возвращается беспечность.
- Мир создан так однообразно,
- что жизни каждого и всякого
- хотя и складывались разно,
- а вычитались – одинаково.
- Мы пережили тьму потерь
- в метаньях наших угорелых,
- но есть что вспомнить нам теперь
- под утро в доме престарелых.
- Не любят грустных и седых
- одни лишь дуры и бездарности,
- а мы ведь лучше молодых —
- у нас есть чувство благодарности.
- Я стал былых любвей бесплотным эхом,
- но слухам о себе я потакаю
- и пользуюсь у дам большим успехом,
- но пользы из него не извлекаю.
- Ушли остатки юной резвости,
- но мне могилу рано рыть:
- вослед проворству зрелой трезвости
- приходит старческая прыть.
- Я мысленно сказал себе: постой,
- ты стар уже, не рвись и не клубись, —
- ты слышишь запах осени густой?
- И сам себе ответил: отъебись.
- Еще наш закатный азарт не погас,
- еще мы не сдались годам,
- и глупо, что женщины смотрят на нас
- разумней, чем хочется нам.
- Куда течет из года в год
- часов и дней сумятица?
- Наверх по склону – жизнь идет,
- а вниз по склону – катится.
- Дряхлеет мой дружеский круг,
- любовных не слышится арий,
- а пышный розарий подруг —
- уже не цветник, а гербарий.
- Туристов суетная страстность
- нам тонко всякий раз опять
- напоминает про напрасность
- попыток жизнь успеть понять.
- Кто придумал, что мир так жесток
- и безжалостно жизни движение?
- То порхали с цветка на цветок,
- то вот-вот, и венков возложение.
- От нас, когда недвижны и чисты,
- сойдем во тьму молчания отпетого,
- останутся лишь тексты и холсты,
- а после не останется и этого.
- Мы зря и глупо тратим силы,
- кляня земную маету:
- по эту сторону могилы
- навряд ли хуже, чем по ту.
- Мы начинаем уходить —
- не торопясь, по одному —
- туда, где мы не будем пить,
- что дико сердцу и уму.
- Поездил я по разным странам,
- печаль моя, как мир, стара:
- какой подлец везде над краном
- повесил зеркало с утра?
- Ничто уже не стоит наших слез,
- уже нас держит ангел на аркане,
- а близости сердец апофеоз —
- две челюсти всю ночь в одном стакане.
- Исполнен упований возраст ранний,
- со временем смеркаются огни;
- беда не от избыточных желаний,
- беда, когда рассеялись они.
- Нас маразм не обращает в идиотов,
- а в склерозе много радости для духа:
- каждый вечер – куча новых анекдотов,
- каждой ночью – незнакомая старуха.
- Когда нас повезут на катафалке,
- незримые слезинки оботрут
- ромашки, хризантемы и фиалки
- и грустно свой продолжат нежный труд.
- Когда все сбылось, утекло,
- и мир понятен до предела,
- душе легко, светло, тепло;
- а тут как раз и вынос тела.
- Те, кто на поминках шумно пьет,
- праведней печальников на тризне:
- вольная душа, уйдя в полет,
- радуется звукам нашей жизни.
- В конце земного срока своего,
- готов уже в последнюю дорогу,
- я счастлив, что не должен ничего,
- нигде и никому. И даже Богу.
- Взлетая к небесам неторопливо
- и высушив последнюю слезу,
- душа еще три дня следит ревниво,
- насколько мы печалимся внизу.
- В местах не лучших скоро будем
- мы остужать земную страсть;
- не дай, Господь, хорошим людям
- совсем навек туда попасть.
- Несхожие меня терзали страсти,
- кидая и в паденья и в зенит,
- разодрана душа моя на части;
- но смерть ее опять соединит.
- К любым мы готовы потерям,
- терять же себя так нелепо,
- что мы в это слепо не верим
- почти до могильного склепа.
- В игре творил Господь миры,
- а в их числе – земной,
- где смерть – условие игры
- для входа в мир иной.
- В период перевоплощения,
- к нему готовя дух заранее,
- в нас возникают ощущения,
- похожие на умирание.
- Как будто не случилось ничего,
- течет вечерних рюмок эстафета,
- сегодня круг тесней на одного,
- а завтра возрастет нехватка эта.
- О смерти если знать заранее,
- хотя бы знать за пару дней,
- то было б наше умирание
- разнообразней, но трудней.
- На грани, у обрыва и предела,
- когда уже затих окрестный шум,
- когда уже душа почти взлетела —
- прощения у сердца просит ум.
- Я послан жить был и пошел,
- чтоб нечто выяснить в итоге,
- и хоть уход мой предрешен,
- однако я еще в дороге.
- Весь век я был занят заботой о плоти,
- а дух только что запоздало проснулся,
- и я ощущаю себя на излете —
- как пуля, которой Господь промахнулся.
Постскриптум через много лет