Город холодных руин Ньютон Марк

Глава двадцать четвертая

Мариса наносила кулаками удар за ударом, то качнувшись назад, то подавшись вперед, чтобы избежать широкого замаха его руки, изгибая спину и взмахивая ногами, и все это не нарушая правильности поз. Затем она отошла, и следующий ученик приблизился к учителю – лысому и мускулистому человеку с выражением ледяного спокойствия на лице.

В большом, освещенном факелами и почти пустом зале с сосновыми полами и двумя печами десять учеников в малиновом облачении отрабатывали технику нападения, характерную для берджа, таинственного боевого искусства, основанного на борьбе аборигенов. Рекламные листовки обещали улучшение общей физической формы, а также уверенную самооборону и не обманули: того и другого хватало с избытком. Первые два уровня она прошла за двадцать дней, еще десять были впереди.

Среди учеников присутствовало всего двое румелей, включая ее. Остальные были людьми разного возраста. Всех их привело сюда желание научиться самообороне, продиктованное страхом перед надвигающейся войной. Или перед уличными бандами. В общем, она даже не знала наверняка, какие у них были причины здесь учиться, ведь во время занятий не разговаривал никто, кроме учителя. Да и его комментарии всегда отличались немногословием.

На третьем уровне ей предстояло начать упражнения с ножом.

Учитель достал короткий нож и вручил ей как лучшей ученице. Мариса была в восторге от такого признания и получила дополнительную награду в виде небольшой передышки, пока учитель повторял с двумя самыми слабыми учениками простейшие приемы.

Она сидела на полу, скрестив ноги, и вполглаза наблюдала за происходящим.

Что ж, хоть какая-то перемена в жизни. До сих пор все ее отличия были связаны исключительно с научной работой. Дома, в Виллджамуре, она специализировалась в антикварных артефактах и древней архитектуре, в последнее время занялась консервацией старинных зданий. В Виллирене она не могла найти применение своим знаниям и навыкам, так как этот город, к огромному ее разочарованию, давно избавился от старинной архитектуры, заменив ее бездушными, наспех слепленными уродами. Только Старый квартал да отчасти порт Ностальжи сохранили еще какое-то очарование.

Кроме того, она не смогла найти здесь работу – даже удивительно и совсем неожиданно для города, столь бесстыдно демонстрирующего свое богатство. Такого количества нищих, как здесь, она не видела никогда в жизни, а в каких ужасных условиях они жили! К счастью, она успела захватить из дому кое-какие сбережения, большую часть которых вложила в эти уроки. И кажется, не ошиблась. Ее тело стало удивительно гибким, как никогда раньше, чего совершенно нельзя было сказать о Джериде, который продолжал отращивать брюшко. А еще она почувствовала себя… сексуально привлекательной, впервые за долгие годы, и хотя наставлять своему мужу рога она, конечно же, не собиралась, все же это имело значение. Хотя бы потому, что она нравилась самой себе.

Учитель жестом подозвал ее, а когда она подошла, напал на нее с ножом. Сначала Мариса не знала, как себя вести, опасаясь настоящего оружия, которое было у нее в руках, но он выкрикивал ей команды, управляя ее движениями, говоря, когда вытянуть руку, когда, наоборот, прижать ее к себе, когда сделать шаг вперед, а когда назад.

– Не так! – то и дело слышала она.

Минут через десять ее ладонь привыкла к ощущению лежащей в ней рукоятки, вес ножа и то, какое сопротивление воздуха он вызывал при движении, тоже стали знакомыми. Учитель между атаками на нее становился с ней рядом и поправлял ей стойку. Их клинки сталкивались все более эффективно. Его непрерывные наставления улучшали ее технику, и, посмотрев еще, как он работает с другими, а затем снова заняв место перед ним, Мариса дала ему достойный отпор.

После занятия он улыбнулся ей. Раньше он никогда не улыбался.

– Мариса, – шепнул он, а потом размеренным и четким голосом продолжил: – Пусть этот клинок останется у тебя.

– Правда? – только и смогла выговорить она, запыхавшись после жесткой тренировки.

Он поклонился и протянул ей нож во второй раз:

– Ты его заслужила. Жаль только, что ты не пришла ко мне много лет назад, в молодости. Теперь бы ты сама уже стала мастером.

– Спасибо, учитель. – Мариса поклонилась ему и приняла нож.

Затем наставник тихо скрылся в своей комнате, за перегородкой из деревянных планок, где горели бумажные фонарики.

Мариса внимательно осмотрела нож, отметив про себя его прекрасную лаконичность, не имевшую отношения ни к одной известной ей эре. Простая сталь, лакированная деревянная рукоятка.

Впервые в жизни у Марисы появилось собственное оружие.

В тот вечер Джериду захотелось съесть бифштекс, и к черту диету. В конце концов, он в такой дали от дома, занимается расследованием преступлений, не имеющих, по-видимому, разгадки, сколько над ними ни бейся, так неужели он не имеет права провести спокойный вечерок с женой, по которой он к тому же начал в последнее время сильно скучать. За месяцы, прошедшие с тех пор, как он рисковал своей жизнью в Виллджамуре, его склонность к философствованию усилилась. Интересно, о чем он будет больше сожалеть на смертном одре – о времени, которое мог бы посвятить работе, или о днях, не проведенных рядом с Марисой? Хотя какая разница, если жалеть все равно придется…

Вот именно. Так что сегодня он приготовит бифштекс и, может быть, даже запьет его бутылочкой выдержанного вина местного разлива, и все это за разговором с женщиной, которую он любит, а уж потом, когда его личные аппетиты будут удовлетворены, глядишь, и работа на благо города пойдет на лад. Составив про себя такой план, Джерид вышел на улицу и устремился на поиски мяса и вина.

Одним своим присутствием военные угнетали дух Виллирена, это было видно. Те самые люди, которые несколько недель назад беспечно улыбались перед лицом надвигающейся войны, нынче, то и дело встречаясь с солдатами на улицах и в переулках, стали ощущать себя жителями осажденного города. Нет, местные не проявляли по отношению к солдатам никакой враждебности, просто самый вид оружия, носимого открыто, без стеснения, внушал им беспокойство.

Солдаты не закупали провизию на рынках, пользуясь своими каналами снабжения, так что, к счастью, цены почти не росли.

Жизнь на иренах шла своим чередом. Некоторые торговцы уже начинали сворачивать полосатые куски ткани, отмечавшие зоны, типы товаров, индивидуальные вкусы. Биолюмы, колыхавшиеся в соляном растворе, который наполнял металлические подносы, стоявшие рядами на прилавках, страшно интриговали Джерида – в Виллджамуре-то ничего подобного никогда не было. На одном прилавке продавали маски разных форм, цветов и материалов, и на миг ему даже захотелось купить одну, чтобы посмотреть, что такого привлекательного находят в них люди.

Наконец он добрался до торговца мясом – человека крупного телосложения, говорившего на экзотическом диалекте: смеси тинеаг’лского и й’иренского, наложенной на джамурскую грамматику.

– Я ищу мясо, – объявил ему Джерид, склонившись над прилавком, где, кроме рыбы и моллюсков, ничего уже не было, да и тех осталось чуть-чуть. Над головами покупателя и продавца свисали с деревянной рамы, покачиваясь на ветру, два гигантских трилобита: длина каждого была не меньше двух человеческих рук.

– Стейк. У нас быть стейк. Какой зверь вы хотеть?

Джерид пожал плечами:

– Не знаю. Говяжий бифштекс у вас найдется? Или свиные отбивные?

Торговец на миг задержал взгляд на Джериде, потом кивнул и шмыгнул куда-то в боковую часть своего ларька, где стал что-то искать. Когда он вернулся, на его ладони лежали два сочных жирненьких стейка.

– То, что надо, – подтвердил Джерид, шаря в кармане в поисках лордила. – Сдачи не надо.

Торговец, попробовав монету на зуб, удовлетворенно хмыкнул, завернул мясо в бумагу и передал его Джериду, а тот, сунув сверток под мышку, продолжил путь в поисках подходящего вина.

Позже, вернувшись домой, он зажег в их жалком временном пристанище свечи, отчего оно приобрело некоторое ностальгическое сходство с их старым домом, и подумал, что ему удастся соорудить вполне приличный ужин. Конечно, жилье у них тут не идеальное, но при удачном освещении и подходящих благовониях романтическую атмосферу создать можно.

«Выход можно найти из любой ситуации, – думал Джерид, – если знаешь, как добавить в атмосферу немного любви. Для хорошего следователя нет невыполнимых задач…» Он даже купил биолюм – праздновать так праздновать, – и теперь склизкое создание плавало в большом стеклянном сосуде, словно странная живая лампа.

Он вдруг понял, что начинает потихоньку привязываться к этому месту. Еще немного, и они с Марисой смогут заниматься здесь любовью, как в старые добрые времена. Конечно, их отношения были уже не столь совершенны, как лет сто пятьдесят тому назад, но за последние пару месяцев, с тех пор как супруги помирились, они стали куда ближе друг к другу. Они снова начали понимать жесты друг друга, подолгу смотреть друг другу в глаза. Снова вернулись нежные касания ладонью щеки или поглаживания шеи. Их отношения выстраивались заново деталь за деталью, отчего вечера вроде сегодняшнего были особенно важны.

Закатав рукава рубашки и вытянув подальше хвост, чтобы не забрызгать его горячим жиром, следователь Румекс Джерид приступил к приготовлению ужина для двоих. В соседней комнате Мариса, мурлыча себе под нос песенку, которую он не узнавал, разводила в камине огонь, и ему на миг показалось, будто вернулись старые добрые времена, когда они только начали встречаться. Занятия боевыми искусствами, которыми жена увлекалась теперь, сделали ее тело более гибким и сильным, прибавили ей уверенности, так что она, по ее словам, могла справиться с любым физическим противостоянием – заявление, вызывавшее его ехидные намеки. Хотя оно же напоминало ему о том, как сильно выросло его собственное брюшко.

Кто бы мог подумать, что старый мерин вроде меня может так влюбиться, прямо как в молодости…

Развернув стейки, он положил их на раскаленную сковородку, где они тотчас зашкворчали. Он повернулся и протянул руку к пучку сушеного розмарина, висевшего поблизости, который, кстати, мог бы стоить и подешевле.

Чертовы торговцы, обдирают, как хотят.

И тут что-то противно завоняло.

Он поднял сковороду с плиты и опытным глазом следователя стал изучать мясо.

Мариса просунула голову в дверь.

– Как, уже готово? Ты же их только что положил!

Джерид горько хмыкнул:

– С ними что-то не так.

Жена подошла к нему и положила ему на плечо руку, аромат ее духов приятно контрастировал с вонью, доносившейся со сковородки.

– Что, мясо протухло? – спросила Мариса.

– Да нет, я ведь купил их совсем недавно, и они показались мне вполне свежими. Не лежалыми, не подвяленными. – И тут вонь вдруг показалась ему смутно знакомой, причем знакомство это было неприятное.

– Не может быть…

– Что? – забеспокоилась Мариса.

– Нет, это просто невозможно.

– Что? – повторила она с раздражением. – Что это, по-твоему, такое, Румекс?

Джерид очень осторожно поставил сковородку на стол и начал изучать ее содержимое.

– Помнится, от погребальных костров идет похожий запах… а значит, это мясо либо человека, либо румеля. Хотя я не совсем уверен, быть может, это просто неизвестная мне порода скота.

Мариса взвизгнула от ужаса:

– Гадость какая, это не может быть мясо гоминида.

– Ну, не знаю. – Джерид отодвинул сковородку. – Но утром я прежде всего пойду на тот рынок и узнаю у торговца, где он взял это мясо. Как я всегда говорю, хорошего следователя ведет нос.

Глава двадцать пятая

Улицы были холодными и узкими. Даже в дверях пустующих магазинов не ночевал никто, кроме пьяниц и безнадежных сумасшедших.

Бринда отравляла собственная нервозность. При нем не было денег, которых требовал Малум, и он не сказал никому из своих о том, куда направился. Это дело ему необходимо было сделать одному. Ну и что, что он умрет; перспектива скорой смерти уменьшала психологическую нагрузку, испытываемую им от того, что ему предстояло защищать безнадежный город, и от своего одиночества среди людей, ненавидевших таких, как он.

Бринд вышел на пустой ирен в двух кварталах от трактира «Дыра победителя». Перед ним лежал широкий мощеный двор, окруженный со всех сторон темными трехэтажными зданиями, лишь в одном-двух окнах горели фонари. Воздух был холоден, и он остановился, прислушиваясь к собственному дыханию.

Кто-то окликнул его, не по имени, а по званию, эхо заметалось по каменному мешку. В одном углу двора, сложив на груди руки и закрыв маской лицо, стоял Малум.

– Ну что, командир, мои деньги у тебя?

С неба со спокойным достоинством начинали слетать хлопья снега.

– Для тебя у меня есть только одно: а не пошел бы ты на!..

Малума это нисколько не тронуло.

– Тогда зачем ты пришел? Жить, что ли, надоело?

– Я пришел сюда потому, что хочу очистить свое имя и доказать, что я в большей степени мужчина, чем ты и тебе подобные, не знающие, что такое сражаться за общее благо. Помни, у трусости много обличий.

– Козел, – фыркнул Малум. Что-то изменилось в его голосе, возникла какая-то горечь. Бринд видел только линию его рта, заметил, как она напряглась. Потом Малум что-то шепнул в темноту позади себя. Оттолкнулся каблуком сапога от стены и не спеша вышел на середину двора.

– Спорю, что ты и пришел-то не один, – поддел его Бринд. – Боишься сразиться без поддержки даже с тем, кого считаешь ниже себя. Сразу видно, до какой степени ты не мужик. Подтверждает все, что я о тебе слышал…

– Так тебе известна моя репутация? – перебил Малум. – Люди не зря меня боятся.

– Я видел, как ты дерешься, – признал Бринд, вспомнив представление в подземном зале. – Напускаешь на себя крутой вид, а техника у тебя ни к черту, и я тебе это сейчас докажу. Договоримся так: если я тебя побью, значит твои люди будут драться за город. А твой маленький план шантажа не сработает. Мы уже занимаемся любыми слухами, которые ты намерен обо мне распустить. Не ты один человек со связями.

– Сколько трепа, – буркнул Малум.

Тени мелькнули в тени: прибыли еще бандиты. На Бринда повеяло запахом арума, он услышал шарканье подошв, когда они прошли.

– Мы деремся один на один или тебя будет поддерживать вся твоя банда?

– Они просто постоят рядом, пока мы будем драться один на один.

Нож скользнул из рукава Малума прямо ему в руку, и в тот же миг странно изменились его зубы – теперь из-под его маски скалились два очень заметных клыка. Рванувшись вперед, он чиркнул было ножом по лицу Бринда, но не успел: тот пригнулся, схватил его за руку, отбросил ее в сторону, а своей свободной рукой сильно ударил его в живот. Однако Малум и бровью не повел, он словно впитал в себя энергию удара, и все. Они разошлись, и Бринд вытащил из ножен свой клинок, который был вдвое длиннее оружия Малума.

– Эй, держи. – Голос раздался из тени, оттуда же прилетел меч. Малум поймал его, и в ту же секунду вспыхнули факелы. Около пятидесяти человек из банды Малума стояли по периметру двора, спинами к стене, и наблюдали за поединком. В прорезях масок хищно блестели глаза, и Бринд заметил, что у каждого такие же противоестественно длинные клыки, как у главаря.

Настала очередь Бринда атаковать, и он рванулся вперед, используя новейшую технику, которую оттачивал в последнее время, целя во фланг, чтобы контролировать все последующие действия. Он потянулся мечом сначала к ребрам Малума, потом к плечу, планируя пинком сбить его с ног, но бандит был слишком проворен и хитер, он отступал, петляя. Серия коротких беспощадных ударов, отработанных в каждодневных тренировках. Но тут Бринд поскользнулся на булыжной мостовой и сразу понял, что перешел в оборону.

Теперь беспощаден стал Малум, его удары сыпались на Бринда со всех сторон, он применял все техники боя сразу – и ни одной конкретно, стремясь воспользоваться всеми возможными преимуществами. Он даже попытался укусить своего врага – это уже было проявлением ярости, беспримесной и неконтролируемой.

Их лихорадочные движения отзывались звонким эхом в тесных пределах двора. Малум взмахнул мечом параллельно земле, и Бринд вынужден был подпрыгнуть, чтобы не лишиться ног. Приземляясь, он сильно пнул Малума в бедро и оттолкнул его назад.

Бринд отмечал свист и крики на периферии сознания, бандиты подбадривали своего главаря, выкликая его имя, и это помогало ему – его ярость сказывалась теперь в каждом ударе, в каждой защите. Мечи сшибались со звоном, металл скрежетал о металл до тех пор, пока меч Малума не скользнул вдоль щеки Бринда, заставив того попятиться. Малум получил секундную передышку. Показалась кровь, но рана затянулась мгновенно. Остатки крови Бринд промокнул рукавом.

Судя по открытому рту Малума, для него это было неожиданностью.

– Точно, я заговоренный. Или ты не знал? Ну так что, продолжим?

Пока бандит стоял и пялился на него, Бринд снова перешел в атаку, целя противнику в шею. Защита, нападение, наконец Бринд все же расшевелил Малума. Вдруг Малум подвернул лодыжку, оступился и выронил меч. Бринд пинком отбросил его в сторону и хищно улыбнулся.

– Кончай меня, гомик! – рыкнул Малум.

Мгновение Бринд обдумывал такую возможность, но потом отшвырнул и свой меч. Он еще не все себе доказал.

– Будем биться на кулаках. Или ты боишься возбудиться от тесного контакта с мужчиной?

– Да пошел ты! – Малум бросился на него и сразу повалил. Бринд ударился головой о камень, но тут же забыл о боли, сконцентрировавшись на драке. Коленом сильно толкнул Малума в грудь, отчего тот скатился с него. Бринд уже стоял, когда его противник только поднимался на ноги, и двинул ему ногой в ребра, но Малум коварно вцепился в его лодыжку, дернул, и оба снова повалились на землю. Малум стал было отползать в сторону, но усталость уже начинала брать свое, он замешкался, и Бринд внезапно прижал его спиной к камням и дважды сильно ударил кулаком в лицо.

– Я позволю тебе жить, если ты велишь своим людям воевать! – Его взгляд был прикован к клыкам соперника.

Бринд умолк, ожидая ответа.

Верхняя губа Малума была разбита.

– Пошел. Ты. Педрила.

Потеряв контроль над собой, Бринд стал молотить его кулаком в лицо, но тот только смеялся.

Неужто мудак спятил?

Вдруг под самым носом у Бринда просвистела стрела и, звякнув о мостовую, подпрыгнула и упала. Только тогда он заметил, что бандиты окружают его со всех сторон…

…Тут на другой стороне ирена показались ночные гвардейцы, их было десять, они бежали на выручку к своему командиру. Люпус успел первым, он и оттащил Бринда от главаря банды, который с трудом встал на ноги.

– Если вы будете так себя вести, то и сами станете бандитом вроде него. Понимаете, командир?

– Что?

– Мы здесь, чтобы защищать граждан империи, а не убивать их. Вы здесь не для того, чтобы драться на кулаках с бандитами. Вы же ночной гвардеец.

– Да, рядовой, я веду себя не как герой, это ясно. – Частые глубокие вдохи. – А вы что тут делаете?

– Услышали, что вы попали в беду.

Бринд молча смотрел на то, как его люди выстроили защитную стену между ним и бандитами, и изо всех сил старался не поддаться эмоциям, видя их поддержку.

Малум, вытирая разбитый рот, подволакивая ноги, вернулся к своим бандитам и скрылся среди них. Как два враждебных племени, гвардейцы и бандиты глядели друг на друга с разных концов двора.

И вдруг где-то в цитадели тревожно забухал колокол. Бринд сразу понял, что означает этот набат.

Забыв о Малуме, он бегом повел своих людей назад, к казармам, через пустынные и холодные улицы города. На бегу к ним присоединись еще солдаты, драгуны, их было человек двадцать, и они тоже во весь дух неслись к докам.

Бринд нашел их офицера и потребовал доложить о происходящем.

– Небольшое нападение, сэр. Лодка направляется в порт Ностальжи. На борту не больше десяти голов.

– Окуны?

– Они, сэр.

Прокладывая себе путь через узкие холодные улицы, они на бегу доставали оружие. Тут Бринд понял, что потерял свой меч.

Ночные гвардейцы и словом не обмолвились о предшествующих событиях, хотя Нелум был теперь с ними и вел всю группу.

Со стороны порта Ностальжи и района Шантиз доносились крики. Снег перестал. Две минуты спустя они повернули за угол и увидели доки, где малочисленная группа солдат уже приняла бой. К счастью, свет одной из лун разорвал пелену облаков, и солдаты видели, с чем они имеют дело.

Люди умирали с громкими криками. Последний солдат пал, а из окунов в живых осталось лишь двое, они и стояли, сверкая в свете луны своими панцирями, темнея косами-клешнями.

Люпус наложил на тетиву стрелу и направил ее пришельцу в шею, где, как он знал, смыкались панцирные пластины. Когда первый окун, судорожно дергаясь, упал на землю и затих, лучник повторил то же с другим, но не попал. Попробовал еще, однако стрела только бесполезно скользнула по бронированной макушке.

Бринд построил своих людей для атаки. Трое рядовых гвардейцев выстроились в линию, сомкнули щиты и стали наступать под их прикрытием, сразу за ними – командир. Оставшийся в живых враг издал знакомый щелкающий звук, но не пошевелился, пока наконец нападающие не вынудили его защищаться, пустив в ход страшные клешни.

Один солдат упал с криком, но другие двое – недавно прошедшая инициацию Тиенди в их числе – ухитрились заставить тварь отступить, а потом зарубили ее. Миг спустя Бринд был уже на месте боя и смог оценить ситуацию. Упавший солдат оказался ранен в плечо, но рана была глубокая, и на ее лечение требовалось немало времени, несмотря на все усиление, которому подвергся солдатский организм.

Чуть дальше у берега виднелась лодка, в которой сидело несколько румелей и окун, но она удалялась, медленно прокладывая себе путь между суденышками, запрудившими гавань. Вот она обогнула скалу и скрылась.

Бринд подвел итог: двадцать три солдата погибли. Двое гражданских ранены. Десять окунов мертвы.

Вернувшиеся разведчики доложили, что никаких следов высадки где-либо дальше по берегу не наблюдается, и Бринд послал гаруду, чтобы подтвердить их информацию. Он распорядился усилить патрулирование побережья, а гарудам приказал найти скрывшуюся лодку.

Затем Бринд обратился к своим солдатам:

– Это был лишь маневр. Думаю, они хотели оценить нашу готовность. Они ведь почти ничего не знают о нас, как и мы о них.

– Ради этого маневра они с легкостью пожертвовали десятью своими солдатами, – заметил Нелум. – И к несчастью, в живых не осталось никого, кто мог бы сообщить нам об их методах ведения боя или о том, как они ухитрились подобраться так близко незамеченными. И зачем им вообще лодка? Раз уж они по большей части ракообразные, так почему бы им…

– Может быть, их доспехи слишком тяжелы, – предположил Бринд, который вдруг почувствовал, как холодно стало на улице. Драгуны и ночные гвардейцы бродили кругом. Они очищали гавань от тел, складывая их на телеги. Прибежали еще гражданские – посмотреть, что случилось, оцепление из драгун не пропустило их к месту боя, и вдруг завыла какая-то женщина в шарфе, узнав в одном из погибших своего мужа.

Скоро таких вдов станет еще больше.

Бринд обернулся и нашел Люпуса, который помогал грузить на телегу тяжелую тушу окуна.

– Рядовой, на одно слово.

– Сэр.

Они отошли подальше от суматохи и встали в тени закрытого на ночь магазина.

– Примите от меня личную благодарность за то, что вы сделали сегодня.

Люпус кивнул:

– Надеюсь, вы не возражаете, что мы за вам пошли. Нелум увидел, как вы выходите один, и решил последовать за вами на всякий случай. Со всеми этими исчезновениями осторожность не помешает.

– Вот как? Что ж, сегодня ночью мы узнали, что между солдатом империи и обыкновенным разбойником разница небольшая. Мы все должны поддерживать дисциплину, и вы двое помогли мне сегодня остаться на верном пути. За что я вам обоим глубоко благодарен.

– Хотя, по мне, лучше бы вы того мерзавца убили, – признался Люпус. – Сэр, я слышал, в чем он обвинял вас там, на ирене… что он говорил…

Неужели Нелум проболтался?

– Я его только подначивал. Иногда приходится подниматься над такими вещами и находить бреши в защите врага. Он психически нестабилен. Сначала я думал, что его заводит цвет моей кожи. Люди часто враждебно реагируют на него.

– Сэр, даже если то, о чем говорят, правда… я хочу, чтобы вы знали… вы все равно мой командир.

– Такая открытость всему новому похвальна, рядовой. Но в данном случае абсолютно избыточна.

Люпус вернулся к остальным, солдаты ждали новых распоряжений. В небе над ними встала вторая луна, и Бор и Астрид с удвоенной яркостью принялись освещать повреждения, нанесенные порту Ностальжи. Бринд отчетливо понимал, что это лишь начало.

Глава двадцать шестая

Отправляясь в храм, Нелум заметил рядового Люпуса, который, прикрыв капюшоном лицо, двинулся куда-то прочь от казармы.

– Поздняя прогулка, рядовой?

– Лейтенант, я, э-э… иду на патрулирование… хотя, вообще-то, по личному делу, но командующий в курсе, он разрешил.

Нелум кивнул и смотрел рядовому вслед, пока тот не затерялся на заснеженной улице. Количество патрулей еще увеличилось в последнее время, причем каждый был снабжен колокольчиком, чтобы поднять тревогу в случае нападения.

Нелум не первый год знал Люпуса и видел, что тот чем-то взволнован в последнее время. Ходили слухи, что он встречается с женщиной, вроде бы первой любовью, которая жила в городе. Вообще-то, Нелума это не касалось, лишь бы дела сердечные не мешали делам служебным. Хотя, с другой стороны, более неподходящее время для любовных романов и придумать трудно: какой смысл влюбляться сейчас, в обреченном городе?

Он подозвал фиакр, который, грохоча по мостовым, провез его через добрую половину города, а дальше пошел пешком. По пути ему попались двое бездомных; завернувшись в одеяла, они спали в подворотне. Потом он увидел целую семью, гревшуюся у костра, разведенного в металлическом барабане. Когда эти люди попросили у него немного мелочи, он просто прошел мимо.

Храм доминировал над улицей и ее окрестностями. Старое здание высилось над другими, придавая городу ощущение истории. Лучше здешних оконных рам и переплетов Нелуму, пожалуй, не доводилось видеть, а громадные ланцетовидные окна внушали благоговейный трепет. Нелум восхитился великолепием постройки. Над украшенным скульптурами входом в храм в стеклянном фонаре приветливо горел огонь, и на его теплый свет он и пошел, как на маяк.

Минуту спустя Нелум стоял у входа, вдыхая запах истории. При свечах он разглядывал бледные от времени росписи, которые покрывали стены от пола до потолка. В коробочку с надписью «Приношения» он положил монетку в один сота.

Все здесь было ему знакомо, все пробуждало воспоминания. Среди таких же росписей по коридорам и залам огромной частной школы в Виллджамуре он ходил в библиотеку. Он попал в этот мир после смерти матери, и долгие годы отец то и дело подталкивал его к академической деятельности, настаивая на совместных занятиях с эсхатологами или предсказателями судеб по гороскопам. В их строгом благочестивом доме не однажды обсуждалась мысль сделать из него священнослужителя, но он всегда отвергал ее с презрением, за что неизменно получал пощечины. Ирония крылась в том, что в молодости жрецом хотел стать его отец, но ему это не удалось, и Нелум прекрасно понимал, что его родитель просто пытается воплотить в сыне свои несбывшиеся мечты. Однако Нелуму был чужд академический мир, чуждо стремление к духовной карьере, и он в конце концов отверг более чем щедрое предложение отца потратить большие деньги на его учебу. Вместо этого он записался в армию.

Несмотря на болезненные воспоминания, пребывание в этих стенах вызывало в нем и чувство облегчения, и радость, оттого что даже в этом городе может существовать такая красота. Здесь, в этих стенах, схоронившихся в глубине Старого квартала, укрылась сама история. Образы богов-основателей, Бора и Астрид, двоих из древней расы дауниров, живших двести тысяч лет тому назад, чьими именами названы теперь две луны. Изображения румельских войн пятьдесят тысяч лет тому назад, до появления человеческой расы. Изображения цивилизаций Матем и Азимут тридцатитысячелетней давности, двух колоссальных государств, обладавших огромными богатствами, поклонявшихся математике и отличавшихся уровнем технического развития, который превосходил все мыслимое в те времена, но погибших в конечном итоге в результате простейшего неурожая зерновых, явив жестокий урок всем последующим цивилизациям не полагаться чрезмерно на технологии. И наконец, Джамурская империя, ныне известная как Уртиканская, частью великой традиции которой был и он сам. Он гордился этим фактом – как и все в Ночной Гвардии.

Здесь-то и крылась дилемма: командующий ночных гвардейцев, старший офицер в армии, оказался человеком, чей образ жизни шел вразрез с ценностями империи и ее самыми священными установлениям.

Нелум припомнил разговоры, которые давно уже велись шепотом. От одного солдата к другому передавались слухи, соответствовавшие тому, что сообщил ему сам Бринд. За последние годы то один, то другой солдат замечал, как Бринд заходит в те или иные места. Никаких прямых обвинений никто никогда не выдвигал, и Нелум просто игнорировал сплетни. Командующий был отличным солдатом и превосходным офицером; долгое время все остальное не имело значения. Еще в Виллджамуре время от времени поговаривали, что вечерами Бринд навещает одного мужчину, но, пока он держал ситуацию под контролем, доброе имя всей гвардии не страдало. Одна беда: слухи были настойчивы.

Нелум давно уже заподозрил, что эти слухи – правда, причем без малейшего намека со стороны Бринда. Просто это было заметно по его странным манерам, неловким жестам, сдавленному голосу, и Нелум больше не мог не замечать эту проблему. Он нуждался в совете.

– Лейтенант.

Жрец Пиас встретил его, как договорились, протянул руку. Нелум приложился к ней. Само присутствие ученого прелата внушало спокойствие.

– Жрец Пиас, – шепнул он, не отрываясь от старческих костяшек, – мне нужен ваш совет.

– Поднимись, сын мой, – промолвил жрец. – Следуй за мной.

Они пили чай в комнате, которая казалась золотой: подсвечники, портретные рамы, листики на мебели и посуде – все сияло богатством. Сколько раз он испытывал то же самое в Виллджамуре, даже когда, еще совсем несмышленым мальчишкой, не хотел ходить в храм. И снова его заворожила красота, благовония и таинственные тексты.

Жрец Пиас задал ему вопрос о цели его визита, и лейтенант рассказал ему о том, в чем негласно обвиняли командующего.

Старый жрец кивнул серьезно и медленно, как человек, погруженный в глубокие размышления.

– Это, конечно, большой грех в глазах Церкви Джорсалира.

– Я понимаю, сэр. Проблема в том, что он вкладывает все силы в подготовку этого города к обороне, в объединение людей ради общей цели, да и местных солдат он обучает со знанием дела. Его цель – спасти эту окраину империи от падения… От любого зла, которое ее подстерегает.

– Да, я полностью в курсе его намерений. Он уже приходил сюда, просил моей помощи.

– Сэр, я не вполне понимаю, какова роль церкви в этом процессе.

– Разумеется, не понимаете. – Улыбка. – Это значит, что старые методы работают! По мере своего развития империя перестала полагаться лишь на кнут как способ заставить подданных вести себя подобающим образом. Нельзя проводить политику империализма и одновременно демонстрировать отсутствие справедливости. Все сразу завопят: «А где же демократия?!» Люди наивно полагают, будто их голоса влияют на принятие политических решений. А потому для контроля над умами властям понадобились другие методы, не только подавление. Тут-то и вспомнили о Церкви Джорсалира.

Столь откровенное манипулирование духовными потребностями и верованиями людей неприятно поразило Нелума.

– Не теряйте веры, дорогой лейтенант. Все это не причина для того, чтобы усомниться в истинности слова Бора. Сотрудничество с империей позволяет нашей церкви процветать тысячи лет. Это симбиоз, отвечающий интересам обеих сторон, сближающий религию и государство, а заодно позволяющий держать культистов подальше.

Золотое сияние комнаты вдруг показалось Нелуму утомительным, свет, усиленный отражениями в золотых подсвечниках, стал резать глаза.

– Я никогда не думал, что соперничество между культистами и церковью столь велико. Вероятно, я провел в армии слишком много времени.

– Мы стараемся не демонстрировать это публично, однако ни для кого не секрет, что Церковь презирает тех, кто распространяет ложные исторические представления – культистов в особенности.

– Я и понятия не имел…

– Существует угроза раскола. На одном из южных островов уже возникла смута, там образовалась секта, которой руководит жрец по имени Урлик, и это грозит нам серьезными неприятностями… – Старик осекся, беспокоясь, не сказал ли он чего лишнего. – Однако обратимся к опасности, которая ближе к дому: к ночным привычкам нашего белокожего командующего.