Город холодных руин Ньютон Марк

Марк Чаран Ньютон

Город холодных руин

Камаль, моей матери,

которая никогда не отпускала

своих сыновей с пустыми руками

…Что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени?

Михаил Булгаков. Мастер и Маргарита

Пролог

Он появился глубокой ночью – паук, ростом выше солдата. Улица за улицей извлекая из своего нутра тугую шелковую нить, он преодолевал с ее помощью самые высокие стены, лепился к самым узким карнизам. Две, затем четыре лапы – и стена осталась позади; шесть, восемь лап, вверх по лестнице дозорной башни, и вот уже открылся прекрасный вид на крыши Виллирена. Плотная шероховатая шкура паука удерживала пузыри воздуха, и теперь, когда рев прибоя зазвучал вдали, он сделал выдох.

Внизу по мостовой, цокая каблуками, прошла парочка, оба вполне подходящего размера, но… «Нет, не эти», – подумал паук и скользнул по каменной лестнице вниз, туда, где можно было встать на горизонтальную поверхность и откуда наблюдателю открывались новые перспективы. Косо летел снег, его большие пушистые хлопья становились постепенно мелкими и колючими, придавая еще больше задумчивой сосредоточенности и без того мрачным улицам.

Оказавшись в тени, паук помешкал.

Людей, бредущих по улицам и переулкам, он чувствовал по изменениям химического состава воздуха, по малейшим вибрациям, исходившим от них, так что, где бы они ни находились, спрятаться от него им не удалось бы. Ловко переступая лапами, паук подобрался к козырьку, сооруженному недавно из крепкого, надежного камня. Снова потянулась нить, и вот паук повис, удерживаемый лишь своим шелком, словно танцор перебирая лапами на ветру. Под ним тянулись переулки; пересекаясь, они складывались в одну большую сеть, размеры ячеек которой были выверены с математической точностью. За последний час народу внизу стало заметно меньше, лишь немногие горожане продолжали бросать вызов холоду, оставаясь еще на промозглых улицах.

Он почти физически чувствовал их страх.

Надо было выбрать одного из них – не слишком молодого, но и не старого. Весь мир рассыпался для паука на возможности и перспективы, когда он, двигаясь по спирали, начал контролируемое падение к земле.

Удаляясь во тьму, паук пустился на поиски свежего мяса.

«Кто это там визжит, надрывается?» – подумал Хауст. Точно не банши, ведь вопль прервался так внезапно, точно кричавшему перерезали глотку. Может быть, кто-то зовет на помощь? Его собственные чувства были обострены до предела, страх нарастал. В ночном небе, вскрикивая и рассекая крыльями воздух, нарезали круги птеродетты.

Черт подери, только этого мне и не хватало в мое дежурство. Вот ведь незадача: лежал бы уже давно в койке, а лучше – сидел бы с офицерами в столовой, лакал бы дешевую водку, так нет, все этот придурок командующий со своей идиотской общественной безопасностью. Патрулировать улицы, поддерживать в жителях уверенность в том, что власти контролируют ситуацию, вселять спокойствие в граждан, уменьшать их скептицизм по отношению к вооруженным силам. В данный момент Хаусту было плевать на всю эту чушь, равно как и на то, что сам он был ночным гвардейцем, а значит, обладал рядом полезных преимуществ. Никакие преимущества не могли изменить того факта, что он замерз как собака и отморозил яйца.

Снежинки плясали вокруг факелов, пламя которых окрашивало их снизу, делая похожими на снопы искр, летящих из-под кузнечного молота. Однако это не добавляло им привлекательности, особенно сейчас, накануне Оледенения, когда белая гадость на улицах и так всем обрыдла.

В этот час прохожих на улицах почти не осталось. Последним, кого он видел, был человек с накинутым капюшоном, который старательно ковырялся в зубах, пробегая мимо. Один вид упорядоченно стоящих домов, сама их современность вызывала чувство протеста. Бесцветные лабиринты. Повернешь за угол, покажется, будто ты только что был здесь, повернешь за второй, подумаешь, что заблудился. Дома в этой части города строили, явно не заботясь о красоте, и он был рад, что не живет здесь.

Хауст прослужил в Ночной Гвардии всего несколько месяцев, но уже считал себя героем. Переведенный в элитное воинское подразделение империи из Третьего драгунского полка, бригады Волка, где он показал себя отличным лучником, Хауст вдруг очутился на окраине Бореальского архипелага, в городе, готовящемся к войне. Высокий, красивый, светловолосый, он мнил себя неуязвимым. А почему бы и нет? В конце концов, быть ночным гвардейцем и быть непобедимым – это почти одно и то же. Командующий-альбинос сам выбрал его из многих других, чтобы сражаться с ним бок о бок. Такое продвижение по службе значило, что он один из лучших и его карьера будет теперь идти лишь в гору. Ночами ему снились сны, в которых голоса говорили ему, что он избран. С такими вещами не шутят.

Плотнее завернувшись в темный плащ, он резко рванул с места и переулками пошел на разведку. Не больше мили отделяло его от Старого квартала – прежнего центра города, лежавшего позади плохоньких гостиниц и закрытых бистро. Прямо из мостовой вырастали арки из огромных китовых костей. Эти памятники тысячам безымянных рыбаков, которые за много веков городской истории ушли в море и не вернулись, указывали на то, что древний Виллирен был, по крайней мере, намного значительнее нынешнего. А еще это был квартал Ониксовых Крыл: три пары огромных крыльев, футов по двести в высоту каждое, наводивших на мысли скорее о рептилиях, чем о птицах, отстояли друг от друга футов на сто, отмечая вершины треугольника.

Снова раздался вопль, но откуда именно, понять было сложно. Черт меня побери, до чего жуткое место! Что-то шевельнулось у него над головой: может, гаруда? Почему же ему так страшно? Ведь он же военный, в конце концов, а значит, он в превосходной физической форме.

Внезапно навстречу ему выскочили кошки – сначала одна, две, потом четыре, а потом он сбился со счета. Кошки текли рекой, переулок стал ее ложем, когти скребли по камню, зверьки иногда натыкались друг на друга и вдруг кончились, пропали вдали, их поток разлился по более широкому пространству улицы.

– Здесь есть кто-нибудь? – окликнул он.

Ответом ему послужило эхо его собственного голоса, и тут у него случился приступ головокружения: сама ткань улицы изменилась в одно мгновение. Символ казарменного уюта – бутылка дешевой водки – показался ему вдруг бесконечно далеким.

Повернув за угол, он что-то увидел и подошел ближе. На мостовой лежало совсем молодое тело, рассеченное вдоль: грудная клетка расколота, органы выпали наружу. Странно, но тело выглядело так, словно оно было мертво не первый день, по крайней мере явно дольше, чем с того момента, когда Хауст услышал первый ужасный крик. Приглядевшись, он заметил еще кое-какие детали: рана была не чистая, к краям пристали какие-то волоски, тонкие, но жесткие, длиной примерно в палец. Рядом с телом лежал тесак, окровавленное лезвие серебристо мерцало в темноте. В свете городских факелов виднелся пар, вытекавший из подземной отопительной системы наружу, в ледяной вечерний воздух.

Кто это сделал?

Откуда-то сзади послышался звон кованых сапог по булыжнику, и он немедленно обнажил саблю. Никого пока не видя, он пошел вдоль четкой линии домов вперед, навстречу звукам. Камешек упал с угла одного дома – «Что за черт?» – но все же никто не появился. Остановившись, Хауст воспользовался своими усиленными чувствами. По переулку, шагах в ста от него, прошла на мягких лапах кошка. Где-то впереди сверкнул на земле обломок меча. Откуда-то с юга ветерок донес голос джорсалирского жреца, возносящего молитву.

Удар по голове погрузил Хауста во тьму…

Разбудил его металлический лязг, жуткий звук, производимый острыми лезвиями, которыми проводили друг по другу, и он тут же обнаружил, что лежит навзничь в темной комнате. Почему-то ему показалось, что комната находится под землей, ниже уровня города: то ли воздух в ней был какой-то особенный, то ли низкий сводчатый потолок напоминал склеп. На периферии его зрения в темноте тускло отсвечивали кинжалы, ножи и короткие мечи, развешанные вдоль стен.

Внезапно раздался звонкий голос:

– Добро пожаловать на мою скотобойню.

– Ты кто такой? – задохнулся Хауст.

Человек был одет в белую сорочку, жилет, черные штаны до колен, на голове цилиндр – наряд из тех, что предпочитали эксцентричные чудаки-завсегдатаи подпольных театров Виллджамура. Худощавый, с жиденькими усиками, он улыбался – улыбка не сходила с его лица. По правую руку от него стояло что-то черное вроде громадного паука, но с двумя почти человеческими глазами. Существо то и дело вставало на дыбы, поднимая в воздух шесть передних конечностей и потирая ими друг о друга, пока две нижние отрывисто цокали по каменному полу.

– Я? – переспросил человек в цилиндре. – О, я только заправляю этим небольшим шоу. Строго говоря, я твой убийца.

– Но ведь я же не умер… Или умер? – И он опять обвел комнату взглядом, словно желая удостовериться, что он еще жив и находится в прежнем, знакомом ему мире; однако ничего вокруг не убеждало его в этом.

– Всему свое время, мой дорогой, всему свое время, – пообещал незнакомец. – Маленькая грамматическая поправочка: я буду твоим убийцей. В таких вещах требуется точность! А вот ты точно выбрал неподходящую ночь для прогулки, не так ли?

Хауст почувствовал, что его поднимают, – подозрение, что вокруг его пояса обвязана веревка, подтвердилось, – и вдруг его осенило, что веревка не натянулась, как будто другой ее конец не был привязан ни к чему. Словно заметив его удивление, хорошо одетый человек сказал:

– О, это просто для того, чтобы выпустить из тебя кровь, а потом высушить. Правила, везде свои правила, как я устаю от них иногда… Но ты не хуже моего знаешь, что правила необходимы.

Тонкие струйки дыма приняли форму рук, к ним пристроились неясные очертания тел, полупрозрачные фигуры окружили его, они касались его, ласкали ему ладони, лицо, шею – не без намека на эротику, – и он заметил, что у них не было глаз, только бесформенные дыры на их месте.

– Кто это такие? – Хауст окаменел, его тело вздрагивало, ощущая все более решительную хватку призраков.

– Тебя поднимают те, кого мы здесь зовем фоноями, – ответил ему человек. – Великолепные создания, не так ли?

Один из них зашептал:

– Окунуть его, сэр? Окунуть?

– Сэр, что нам сделать с ним, сэр? – забормотал другой. – Что?

– Переломать ему кости?

– Выпотрошить сначала?

– Выпустить кишки?

– Можно?

И его понесли по воздуху к массивному котлу, огненные языки облизывали его стенки, а внутри закипала вода, и пар стелился над ее поверхностью. Хауст закричал снова, а улыбчивый человек в цилиндре помахал ему рукой и отвесил поклон в ответ на его крики.

Вдруг резкое падение, отчаянный вопль – и во второй раз за ночь вокруг него стало темно…

Глава первая

Все началось с того, что глубокой ночью кто-то постучал в его дверь, затем незнакомый голос тревожным шепотом позвал его сквозь замочную скважину по имени:

– Следователь Джерид?

Сквозь сон слова показались ему призраком звука.

В чем дело?

Он лежал в постели рядом с женой, Марисой; это была их восьмая ночь в Виллирене. Джерид только начинал привыкать к ночным шумам города, к суматохе, царившей на его улицах даже ночью, к людям, толкавшимся под окнами в любой час, – они не давали ему заснуть, даже когда глаза у него закрывались. Сон был важным делом, а лежать в незнакомой кровати было все равно что жить в другом мире. Собственная жизнь казалась ему полной беспорядка. Странно, ведь теперь количество вещей в ней свелось к минимуму.

Он потер ладонью выпирающее брюшко и рассеянно повел кончиком хвоста из стороны в сторону. Чертовски позднее время для визитов. Сто с лишним лет прожито, есть, казалось бы, над чем подумать, а он не может вспомнить, когда в последний раз ощущал себя в таком подвешенном состоянии. До последнего времени работа была его жизнью. Раньше, представляя инквизицию Виллджамура, он всегда чувствовал себя уверенно. Он знал все правила той жизни, в каждом конкретном случае представлял, чего именно от него ожидают. Он имел вес, точно знал, где ему место, а где нет, а здесь, без опоры на привычные правила и нормы, его уверенность в себе рухнула.

Единственным ориентиром, оставшимся у него от прежней жизни, была его жена Мариса. В браке счастливые годы нередко сменяются неудачными и наоборот, но в последнее время они оба заново открыли для себя любовь друг к другу, и это превратило их жизнь в сказку. Отъезд из родного города сблизил их еще больше. Больше ему нечего было и желать. Он инстинктивно бросил взгляд на Марису, чьи светлые волосы, ярко контрастируя с грубой черной кожей, теперь словно притягивали к себе узкие полоски лунного света, пробивавшегося сквозь щели в жалюзи. Ее хвост сонно шевельнулся под одеялом, само ее присутствие внушало ему чувство глубокого покоя.

И снова шепот:

– Следователь Румекс Джерид!

– Гм, минуточку!

Раздражение оттого, что ему не дают поспать, пересиливало желание узнать, в чем дело. Какое-то время он лежал и думал: «Если кто-то приходит к тебе посреди ночи, то вряд ли затем, чтобы сообщить хорошую весть. Стоит ли встать и посмотреть, кто это?»

Угли от недавнего огня еще тлели за каминной решеткой, резко пахло пылью, скопившейся в помещении за долгие годы. Жилье было временное, ввиду неизбежной войны он не знал, надолго ли они вообще задержатся в этом городе.

– Пожалуйста, откройте. – Голос был спокойным и уверенным, его владелец явно привык командовать.

Сосредоточься, Джерид.

Он вытащил себя из постели и сел, свесив ноги. На нем было несколько слоев одежды, его наряд довершала пара возмутительных штанов: ярко-красных, с сотнями золотых звездочек, нашитых на материю сверху. Мариса купила их по дороге из Виллджамура. Заявила, что он слишком много ворчит, что ему надо приободриться и начать почаще улыбаться. И вот теперь, в глубине души стыдясь этих штанов и совершенно забыв про улыбку, он шел на цыпочках к двери, а скрипучие половицы стонали под его шагами.

Паук пробежал перед ним по полу и скрылся под буфетом, отчего Джерид замер. Это был его тайный страх и стыд: он боялся и ненавидел этих тварей с самого детства. Один их вид вселял в него парализующий ужас, заставляя обливаться холодным потом. Раздутые луковицы тел, суетливое мельтешение лапок – фу, гадость!

Содрогаясь от омерзения, зато окончательно проснувшись, он нагнулся и заглянул в замочную скважину, но увидел лишь темноту…

И вдруг с другой стороны возник почти совершенно красный глаз и уставился на него.

Джерид отскочил со словами:

– Одну минуту, – и отпер дверь.

За ней стоял альбинос, чья бесцветная кожа белела даже в темноте, так что его легко можно было принять за призрак. Джамурская звезда у него на груди выделялась на черной ткани формы.

– Селе Джамура, следователь Джерид. Я командующий Латрея.

Джерид сразу узнал этого учтивого офицера, о котором слышал еще в Виллджамуре, хотя там никогда его не видел. Он был высокого роста, с узким лицом и тонким носом, каждое его движение выдавало аристократа. Однако Джерид слышал, что он обладал и такими полезными и внушающими уважение качествами, как твердость и уверенность в себе, и это располагало к нему старого следователя. А еще до него неоднократно доходили слухи о том, что этот человек – мастер боя на мечах и непревзойденный стратег, необычайно бережно относящийся к состоящим под его командованием людям.

– Селе Джамура, командующий, – пробормотал он в ответ, потирая глаза. – Чем могу помочь?

Командующий сделал шаг в сторону, когда Джерид вышел в коридор и прикрыл за собой дверь, не желая тревожить Марису. Звездчатые штаны Джерида притягивали взгляд офицера. Ну почему она не могла купить ему что-нибудь черное или коричневое, сливающееся с ночью? Нет ведь, красные с золотыми звездами.

– Я бросил клич, что мне нужен следователь, – заговорил командующий, – и тут же мне рассказали о вашем прибытии с Джокулла. А поскольку на этом острове я не доверяю никому, то лучше, чтобы это были вы.

Джерид был рад это слышать, поскольку слова командующего подтверждали его предположения, которых было ровно два. Первое состояло в том, что командующий привык опираться на людей, чьи личные качества внушали ему уважение; второе заключалось в том, что этот город действительно прогнил насквозь, как думал и сам Джерид.

– Что ж, я схожу с ума от страха не больше, чем всякий другой в наше время, так что ваш секрет будет со мной в относительной безопасности, – сказал Джерид. – Хотя вы, наверное, слышали, что мое возвращение на Джокулл нежелательно.

– Что вы там натворили?

«Да так, взбесил одного канцлера – нынешнего императора – тем, что раскрыл коррупционный заговор в самом сердце империи. А потом пустился в бега от тех, кто мог призвать меня за это к ответу. Приехал в единственный во всей империи город, где граждане взяли закон в свои руки, а инквизиция не подчиняется Виллджамуру, хотя последнее противоречит правилам. Только благодаря этому мне удалось найти работу по специальности, а не ждать голодной смерти в надвигающееся Оледенение. И все без лишних вопросов» – вот что ему хотелось сказать, просто чтобы облегчить душу.

Вместо этого он буркнул:

– Их всегда раздражала моя привычка затягивать с отчетами. А эта черная дыра, называемая городом, как выяснилось, и есть для меня самое подходящее место.

Командующий нахмурился и сдержанно кивнул:

– Справедливо.

– А вы, командующий? Как вы оказались в этом неприятном месте?

– Да, вы правы, местечко малоприятное, но и его жители нуждаются в защите. Городу угрожает вторжение, и мы здесь для того, чтобы организовать оборону.

– Надеюсь, вы не за этим ко мне пришли?

– Нет. Но у нас пропал солдат, рядовой Хауст, ночной гвардеец. Высокий, стройный, светловолосый, голубоглазый – типичный островитянин с юго-запада. Он пробыл в нашем подразделении всего пару месяцев и невероятно гордился службой у нас. У него не было никаких причин просто покинуть пост, тем более во время дежурства. Если бы он так поступил, его уволили бы из армии; тем не менее он отсутствует уже шесть дней.

– Почему же вы не пришли ко мне сразу?

– Первые два дня мы искали его своими силами, но наши людские ресурсы ограниченны, а местная инквизиция сказалась слишком занятой; тут кто-то упомянул следователя с Джокулла, который совсем недавно прибыл на остров и еще не завален делами. После небольшого нажима я выяснил ваши имя и адрес.

Джерид невольно задумался о том, сколько усилий понадобится приложить его бывшим коллегам из Виллджамура, чтобы разузнать то же самое. Если, конечно, его вообще будут искать.

– А еще я слышал о том, что люди здесь пропадают довольно часто и наш Хауст не исключение. Настолько часто, что даже удивительно.

– Ну, может, они просто сваливают отсюда потихоньку из-за холодов, – предположил Джерид, мысленно прикидывая возможности.

– Да, но они не могли все уйти, не оставив никаких следов, – возразил командующий. – Большинство жителей города озабочено тем, чтобы прожить каждый новый день. Грядущее Оледенение, а тем более война их, кажется, не интересует. Да и куда им идти? Нет, судя по тому, что я слышал, они просто исчезли из своих домов.

Джерид выспросил у него все подробности исчезновения рядового Хауста, пытаясь обнаружить зацепки, которые могли бы помочь ему в поисках. По его мнению, каждая деталь имела значение. Судя по тому, что сообщил ему командующий, рядового, скорее всего, убили, однако Джерид мало что мог поделать в этом беззаконном городе, которого он к тому же совершенно не знал. Люди пропадали здесь все время. По своему опыту следователь знал, что в таких исчезновениях нет ничего таинственного.

– При обычных обстоятельствах я послал бы своих людей расследовать это дело, – продолжал командующий, – однако, учитывая события на севере и возможную угрозу городу в будущем, мы не можем отвлекаться от планирования обороны и подготовки войск. Вот почему мне нужен доверенный человек, который занялся бы этим делом.

– А вы человек подозрительный, как я вижу, – заметил Джерид с одобрением.

– У меня есть на то свои причины. Я не доверяю даже канцлеру, то бишь нынешнему императору. Прошу прощения, но я никак не могу привыкнуть к тому, что династия Джамуров свергнута.

– Не вы один, командующий.

События, произошедшие в Виллджамуре совсем недавно, были еще слишком свежи в его памяти. Не забылось и то, что он открыл сам. Смещение династии Джамуров и замена ее новым правителем. Заговор религиозных сект. То, как Уртика, хитро играя словами и подтасовывая факты, манипулируя деньгами и людьми, за одну ночь из канцлера превратился в императора.

Альбинос улыбнулся и кивнул, подтверждая, что и в этом они едины. Тогда Джерид решил, что соглашение достигнуто, и пообещал заняться этим делом прямо с утра.

Когда командующий упругой походкой двинулся по коридору, Джерид в своих злополучных штанах вернулся в квартиру, лег в постель, забрался к жене под бок и, обхватив ее одной рукой, принялся думать о том, как он, черт возьми, будет передвигаться по городу, о котором ничего еще не знает.

Глава вторая

Рокот, настолько громкий, что его можно было принять за вражескую армию на марше, поразил их слух куда раньше, чем они увидели зал, в который шли, фактически сразу, едва бейлиф Лутто и Бринд Латрея спустились под землю. Здесь, внизу, ощущение полной оторванности от поверхности становилось порой до того сильным, что Бринду казалось, будто он попал в ночной кошмар.

Их путь то и дело пересекали потоки дурно пахнувшей воды: это был снег, растаявший наверху от насыпанной на него соли; внизу он смешивался с водой из канализации и еще с какой-то жидкостью, происхождение которой Бринд не осмеливался даже предположить.

– Лутто чувствует запах, – бормотал бейлиф Виллирена, – но в кризисные времена запах моего прекрасного города – нет, прекрасного города всей империи, ха! – беспокоит меня меньше всего. – Переваливаясь с боку на бок, точно утка, он вел Бринда темными безликими проходами, выставив для устойчивости в стороны толстые окорокообразные руки, в одной из которых он держал свечу. Их путь лежал вниз, туда, откуда доносился рев. Хорошо хоть, что Бринд видит только его спину, а не лживую морду с производящим странное завораживающее впечатление клинышком усов над верхней губой. Не иначе как он отрастил их только для того, чтобы отвлекать внимание от глаз, а то вдруг люди заметят в них отблеск правды, противоречащей его словам. Лутто еще не достиг состояния полного отупения, но, судя по нескольким беседам, которые имели место между ними, ждать этого оставалось уже недолго. И все же за этим неприглядным фасадом скрывался интеллект, извращенный и беспощадный, и иногда он давал себя знать. Болтали, что Виллиреном на самом деле управляет не Лутто, а его жена, и эти слухи казались Бринду небезосновательными: иначе как он мог в одиночку руководить целым городом? Военные пробыли здесь всего несколько недель, но Бринду уже до смерти надоел и сам Лутто, и его манера держаться и говорить, и его отношение к людям вообще и к нему самому в частности.

– Далеко еще? – спросил он.

– Сколько нетерпения. Казалось бы, солдат должен…

– Я спрашиваю, далеко еще?! – рыкнул Бринд.

– Мои извинения, командующий. Не слишком, минут десять, не больше, Лутто обещает.

– Ты когда-нибудь скажешь мне, почему, чтобы прийти с тобой сюда, я должен был снять форму? – Простая коричневая туника, тускло-серый плащ, широкополая шляпа, натянутая чуть ли не на нос, да еще и грязь, размазанная по щекам, чтобы скрыть их характерную бледность, – так выглядел сейчас Бринд.

– Когда имеешь дело с этими людьми, секретность не помешает. – Вот и все, что толстяк буркнул ему в ответ, а Бринд уже привык к его уклончивой и зачастую темной манере изъясняться. Конечно, она бесила его, но куда денешься, приходится терпеть и двусмысленность, и подтекст.

В конце концов, и у самого Бринда имелись свои секреты.

По словам Лутто, это маленькое подземное путешествие могло впоследствии сыграть ключевую роль в обороне города, а Бринду не хотелось упускать ни одной из открывавшихся перед ним возможностей. Подготовиться к возможной осаде города на фоне слабой поддержки населения представлялось особенно важным.

Здешние подземные ходы сильно напоминали подземелья Виллджамура: такие же извилистые, темные и неизвестно для чего построенные, хотя эти прорыли явно позже, чем те, – углы ступеней здесь еще не стерлись и не закруглились от времени. Еще пять минут, и они оказались на более низком уровне – Бринд при ходьбе ощущал, как пол идет под уклон. Крысы то и дело выскакивали у них из-под ног и мчались впереди, отбрасывая тени. В воздухе усилился запах благовоний, крики толпы сделались отчетливее и яснее, и Бринд почувствовал, как часто забилось у него сердце.

– Почти пришли… – шепнул Лутто, указав рукой вперед.

Миновав неприметные двери, они очутились в зале, похожем на цирк: каменные сиденья кольцами спускались вниз, к арене, в центре которой было устроено веревочное заграждение – примерно сорок шагов в длину и столько же в ширину. Колонны в зале явно разделяли две соперничавшие группировки болельщиков: их было уже не меньше четырех сотен, они свистели и улюлюкали, а новые люди все подходили и подходили. Десятки урн на высоких пьедесталах горели жидким огнем, давая на удивление яркий свет, которого хватало, чтобы полностью разогнать тьму в этом подземном помещении.

Бринд с изумлением озирался.

– Это что, все легально?

– Ах вы, солдаты! – засмеялся толстяк-бейлиф. – Верные стражи закона и порядка. Лутто заверяет командующего, что все здесь происходящее дозволено нашими древними подзаконными актами.

Бринд злобно уставился на него:

– Подзаконными актами, как же! Звучит сомнительно. Точнее будет сказать, что ты сам получаешь от происходящего здесь прибыль.

– Небольшой налог, и только. – Лутто улыбнулся. – Надо же стараться обращать дурные деньги на благие цели! Прикрой мы это все, и нечем станет оплачивать жизненно необходимые вещи, а значит, Лутто придется провести остаток жизни, гоняясь за людьми куда более сильными и быстрыми, чем он сам.

«Не больно-то много ты тратишь на жизненно необходимое, – подумал Бринд. – Видел я твою бухгалтерию».

Жутковатую атмосферу таинственного подземелья усиливали непонятные источники света, представлявшие собой куски желеобразной массы, надетые на пики или закрытые в решетчатые клетки по несколько штук сразу; время от времени кто-то невидимый сбрызгивал их водой, и тогда исходящий от них свет усиливался, начинал переливаться и мигать.

– Что это за светильники такие?

– Биолюмы, – отвечал Лутто. – Их добывают в море. Недавно начали, обычно такое не поощряется по причинам экологической безопасности, но совсем избежать этого не удается.

Бринд никогда о таком не слышал. Лутто снова открыл пасть, видимо желая что-то сказать, но передумал.

Когда они заняли места в последнем ряду, Толстый Лутто склонился к Бринду и принялся объяснять ему принятые у них на севере условия проведения поединков.

– Человека, которого я хочу вам показать, зовут Малум. Увидите его, сами поймете, почему встреча с ним может быть полезной. Он появится с минуты на минуту.

– Значит, он хорошо дерется, этот Малум? – спросил Бринд.

– Он любит бои големов, так о нем говорят, да и как их не любить? Это всегда шанс для соперников показать себя. Временами кого только здесь не увидишь, все лучшие культисты – и Дженто Дюмонд, и Фелток Дюпре, и даже сам старина Девяносто Шесть – все приносят свои таланты и своих кукол сюда, на ринг вроде этого, и здесь их уродливые создания оживают, каменные изваяния становятся борцами. А что потом творится, как они рвут друг друга на части, прямо куски мяса летят! А потом те, кто уцелеет, отходят в сторонку, садятся, складывают руки на коленях и снова превращаются в камень. Но подобные сценические ухищрения – это одно, а вот три раза в год культистам позволено приводить сюда кое-кого еще более экзотичного: гибридов животных и людей, усиленных магическими реликвиями. Случается и людям, претендующим на звание главаря той или иной банды, доказывать, что они этого достойны. И тогда они выходят на эту арену лицом к лицу с этими тварями… с этими чудны`ми выблядками культистской страсти. Глядите, вот один из них! – Лутто взмахнул похожей на окорок ручищей.

Три человека в коричневых плащах с капюшонами озабоченно возились с каким-то люком в полу недалеко от арены, в проходе между сиденьями; вот его крышка откинулась, вокруг захлопали, закричали, но эти звуки почти сразу сменились всеобщим вздохом изумления.

Из люка неловко выбрались наружу трое существ гротескного вида – не то люди, не то ящерицы; их кожа светилась зеленоватыми дикарскими татуировками там, где под ней перекатывались бугры самых крупных мышц; и каждое из них было по крайней мере на голову выше любого из мужчин в зале.

– Что это за чертовщина такая? – изумился Бринд. – Лутто, кто эти твари?

– Как я уже говорил, культисты создают этих существ по собственному капризу. Восхитительны, не правда ли? И такая изобретательность…

– И они законны?

– Здесь, в Виллирене, да, конечно. – Толстяк приложил ладонь к груди, качая головой. – Очень умно, очень. Здесь их разводят только для боев, так что с законом проблем нет, все в порядке. Давно я уже не видел таких красавцев, как эти.

Неестественной походкой человекоящеры двинулись вперед. Они шли как будто против воли, но в то же время играли мускулами, каждый их шаг был напряженным и все же упругим. Дергая себя за веревки на шее, они словно знали, что обречены выйти на эту арену. Вдруг один из них упал, точно забыл последовательность движений, необходимых для прямохождения; откуда-то выскочил человек, подбежал к нему, сунул ему в рот какую-то штуку, повернул; вспыхнул направленный луч фиолетового света, и человек вернулся в ряды зрителей и смешался с толпой, а помесь человека и ящерицы оттолкнулась от пыльного пола и зашагала дальше.

Лутто пояснил:

– Культист, – и Бринд кивнул, показывая, что понял. Все, что они видели перед собой, было противоестественно.

Не прошло и минуты, как гибриды получили свое оружие – кривые сабли и палицу – и принялись переговариваться друг с другом на примитивном гортанном языке.

Затем они разошлись в стороны, сжимая каждый свое орудие и шаря взглядами по залу. Свист и вопли понеслись со всех сторон, когда трое заняли давно, судя по всему, знакомые им места: каждый в одном из углов ринга.

Одно слово передавалось из уст в уста, сначала шепотом, потом набирая громкость и четкость:

– Ма-лум! Ма-лум!

– Что они скандируют – что это за слово такое? – спросил у Лутто Бринд.

– Зовут своего любимого бойца, – пояснил тот. – Звезду нашего маленького шоу!

– Того, ради которого ты меня сюда притащил?

Лутто кивнул, его подбородки заколыхались, пот бисером высыпал на лбу. Усердие толпы было наконец вознаграждено: перед собравшимися появился человек в капюшоне. Двое подошли и сняли с него плащ, человек остался с голым торсом. «Как ему не холодно, – мелькнуло в голове у Бринда, – расхаживать едва ли не голышом в такой мороз и ветер». Боец в черных штанах в обтяжку шагнул на арену, поднырнул под веревку и оказался на ринге; только тогда Бринд осознал, что на нем тоже маска. Вообще в зале было много людей в масках, куда больше, чем на улицах. Такая была в Виллирене мода, но Бринд к ней еще не привык.

Малум взял из рук одного из ассистентов короткий клинок вроде ножа, прямой, недлинный, с одним режущим краем, у острия курносо поднимавшимся вверх. Необычный выбор оружия для обычного человека; возможно, этот меч что-то о нем говорит. Поджарый, мускулистый, по рукам змеятся татуировки, спускаясь по бокам к пояснице. Волосы черные, на лице трехдневная щетина. Необычный оскал зубов, есть в нем что-то звериное. Да, с таким типом на темной улице лучше не встречаться.

– Его имя? – Бринд хотел удостовериться.

– Это Малум, вожак банды под названием «Кровь», считается самым могущественным человеком в городском подполье. В его банде сотни, а может, и тысячи людей. Лутто и сам не раз вел с ними дела. Лучше не настраивать против себя бандитов, не так ли? А то и контроль потерять можно.

Малум, почти не глядя на трех гибридов, которые стояли в трех углах ринга, прошел в четвертый. Лицо, изображенное на его маске, выражало затаенную ярость.

Наконец кто-то прозвонил в колокол, и настала относительная тишина. Какой-то человек огласил правила, если, конечно, их можно было так назвать: дозволено все, последний, кто удержится на ногах, считается победителем, пауз для отдыха нет. Начинаем.

Новый удар колокола, толпа ревет, Малум уже настороже. Делает шаг вперед, его меч поднят, он готов к бою. Он встает в оборонительную позицию, гибриды надвигаются на него с трех сторон, они перебрасываются какими-то словами, но гортанные звуки их языка тонут в реве восторженной толпы. Краткий миг зеленые твари глядят на человека сверху вниз, точно обдумывая свой следующий шаг. Потом один взмахнул палицей, Малум проворно отпрянул, и тут же вступил другой, с кривым мечом. Но Малум и тут не стал отвечать ударом на удар. Казалось, ему доставляет удовольствие просто уклоняться от них, однако было видно, что это его тактика, что он наблюдает за человекоящерами, изучает их манеру двигаться. Третий гибрид взвизгнул и бросился на Малума, потрясая своим скимитаром. Человек нырнул под меч противника, точно и коротко ткнул его своим мечом в живот и тут же ушел в сторону, а по животу гибрида поползли капли черной крови. Тот уставился на них, точно не веря своим глазам, потом снова перевел взгляд на свою жертву. Но не успел он сдвинуться с места, как Малум уже чиркнул его своим коротким мечом по горлу. Тварь рухнула на одно колено, выпучив глаза, и тут же упала ничком на арену. Двое других, недолго думая, ринулись вперед и обрушили на Малума свое оружие, но тот просто увернулся от них, и гибриды столкнулись друг с другом. Невероятно маневренный и быстрый, человек проскользнул у них за спинами, чиркнув своим мечом по ахиллесову сухожилию того, что с палицей. Тварь взвизгнула и упала на колено, кровь смочила пыльный пол. Толпа восторженно заорала, Малум улыбнулся, показывая публике свой меч. Он явно наслаждался происходящим и, не скрывая высокомерия, оглядывал двух тварей.

Человекоящер с кривым мечом стал наседать, рубя им воздух, и Малуму даже пришлось отбиваться, прежде чем он сумел всадить острие своего меча противнику в бок.

Следующий удар сабли наверняка снес бы ему голову, не успей он вовремя увернуться. В скорости, с которой он двигался, было что-то настораживающее, не вполне человеческое. Мускулы Малума играли под кожей, вздувались сухожилия, торс блестел от пота, а он все улыбался.

Бринд не мог понять, что это: игра света или он впрямь видит клыки.

Тварь с палицей встала на обе ноги и захромала к краю ринга; стоило ей повернуть к Малуму спину, как тот мгновенно подскочил сзади, всадил в нее свой меч и распорол вдоль хребта. Когда он был уже готов вынуть меч, полукровка упал и задергался. Второй противник повержен, и снова зал сотряс приветственный клич. Малум повернул назад, к последнему гибриду, явно лучшему борцу из троих.

Он набросился на противника, демонстрируя искусство и уверенность во владении мечом и поражая зрителей артистическими пируэтами, которыми он украшал каждое свое движение. Казалось, он движется в каком-то совершенно ином измерении.

Гибрид получил порез сначала в руку, потом в бок, потом в лицо и уже поникал, точно увядающий цветок, когда Малум погнал его спиной вперед к краю ринга, где тот оступился, налетев на поверженного собрата. Наконец Малум начисто отсек его руку, державшую оружие, а затем вонзил свой мясницкий нож ему в грудь. Секунда-другая, и тело перестало дергаться.

Малум постоял, тяжело дыша, весь залитый кровью ненатуральных оттенков, потом повернулся к ликующей толпе лицом и замер, словно давая понять, что его положение лучшего бойца неколебимо; зрители исходили восторженными воплями и свистом, а он слушал их бесстрастно, будто укоряя за то, что они могли усомниться в его превосходстве. Он даже лизнул кровь, покрывавшую его, точно пробуя ее на вкус.

Кто-то крикнул:

– Ты и ты – следующие, – и из переднего ряда поднялись двое, оба с массивными треугольниками торсов и узкими талиями. Они оглядывали друг друга, словно готовясь сойтись в рукопашной.

– Интересно, – заговорил Лутто, – почему это, какой бы изощренной ни была культура, людям всегда надо доказывать себе и другим, что они крутые, а? Так что, полагаю, вы уже хотите, чтобы я устроил вам встречу, командующий. Как думаете, будет от него прок?

Малум поражал, он завораживал, он был жесток. Умениями он не уступал ни одному из солдат, которых Бринд видел за свою жизнь, а может, и превосходил их. В случае необходимости помощь такого человека могла оказаться неоценимой. Раздумывать было не о чем: он нуждался в любой помощи, какую мог найти.

– Думаю, да, – согласился Бринд. – А если есть еще кто-то, столь же способный и одаренный, как он, я хочу о них знать. Возможно, именно они решат судьбу твоего города – выживет он или превратится в груду развалин.

– Лутто все понимает, – отозвался толстый бейлиф, – и задаст соответствующие вопросы.

Глава третья

– Мой ми-и-и-ленький солда-а-атик, как ангел он хоро-о-ош, – пела Ариетта, непотопляемая примадонна виллиренской сцены, которая, несмотря на свои сорок шесть лет и широченную корму, еще вовсю пользовалась своими чарами. Из-под красной маски бауты, надежно укрывающей его лицо, Малум наблюдал за тем, как женщина скользит по сцене, а ее прелести так и рвутся за пределы облегающего платья из серебристой материи, соблазнительно сверкающей при свете ламп и свечей. Тут гитарист опять взял неверный аккорд, и она наградила его свирепым взглядом.

– Мой сме-е-елый, скажу тебе, что де-е-елать.

Еще одна ночь в клубе «Партизан». Необходимо, чтобы Малума видели здесь именно сейчас. Его присутствие в данном месте – это алиби, которое докажет его непричастность к готовящемуся преступлению.

Необычайный дух солидарности снизошел на город. Слухи о надвигающейся войне росли и множились, и все в Виллирене, у кого были хоть какие-то деньги, единодушно желали просаживать их в клубах. До Малума доходили слухи, что дела Ариетты идут лучше некуда. Закончив номер, она послала ему такую широченную улыбку, что плотная корка макияжа на ее лице едва не пошла трещинами, и только потом под гром оваций и восхищенный свист поклонилась остальной публике. Она прекрасно знала, кто он такой, и остальные, собравшиеся здесь, тоже. Все, кто хотел сделать в этом городе карьеру или даже просто продлить свои дни, должны были знать, кто он такой, и его эта репутация устраивала. Официант как раз собирался поднести ему счет, когда кто-то наклонился и шепнул ему что-то на ухо. «Ах вот это кто», – было написано на лице официанта, когда тот возвращался на свое место в тени за стойкой бара.

Малуму было пора. Он снял маску и положил ее на стол для Джей-Си, который стоял у него за спиной и был сегодня на удивление трезв. Тот мгновенно натянул такой же, как у Малума, сюртук, напялил идентичную шляпу, прикрыл лицо маской и сел на стул, с которого только что поднялся Малум, за его обычным столом слева от сцены, в приятной полутени.

А Малум выскользнул из зала, надел пальто и вышел на холод.

Малум ждал, ночь была морозной. В белой маске, в нескольких шагах от Рю Нар – слишком близко от дома, но ничего не поделаешь, надо развязаться с этим делом. Сотни фонарей и редкие биолюмы скользили по улицам города, словно звездное небо опустилось на землю и светила продолжали здесь свой небесный путь. Еще ездили фиакры, развозя любителей ночных удовольствий по злачным местам. Мимо, смеясь, цокая каблучками и чокаясь на ходу бутылками, прошли две девушки-блондинки в длинных плащах – зрелище, вполне типичное для этой части Виллирена. Рыжая бабенка с огромным пузом, шаркая, шла в его сторону, потом вдруг споткнулась и уронила на мостовую сумку. Видимо, на новое пальто, более подходящее ее нынешнему положению, у нее не было денег, а старое так натянулось под напором живота, что пуговицы едва держались. Интересно, о чем думают младенцы, лежа в этой липкой темноте, как в коконе? Чувствует ли этот, в какой ад он попадет, когда родится?

Малум шагнул вперед, думая: «Черт, испорчу сейчас прикрытие», и помог ей собрать выпавшие на мостовую куски мяса. Сначала она, наверное, решила, что он хочет ее ограбить, но потом прошептала робкое «спасибо», принимая сумку у него из рук. Они обменялись беглыми взглядами, и Малум ощутил глубокий волнующий аромат ее… крови.

Он уже давно не испытывал ничего подобного, потому что обычно держал свою жажду под контролем. Вот и на этот раз он отвернулся, а беременная женщина продолжила свой путь.

Ему необходимо было вернуться в зону – определенное ментальное пространство, в котором ему приходилось обитать, – чтобы завершить начатое дело.

В Виллирене были десятки площадей вроде этой, однако она находилась в одном из тех редких кварталов, которым удалось избежать отупляющего своим постоянством процесса перестройки. Просто удивительно, до чего быстро меняется все кругом, думал Малум; деревянные дома рано или поздно с неизбежностью вытесняются каменными. Деньги горнопромышленников подпитывают благосостояние кузнечного дела, и город растет так стремительно и неудержимо, что, посиди человек на углу улицы подольше, вокруг него построят магазин.

Малум проверил ножи – один в сапоге, другой в рукаве, прямые односторонние клинки с курносыми кончиками, как раз то, что нужно для этой работы. Рот прикрыт шарфом, тяжелый сюртук защищает от всепроникающей мороси, трехрогая шляпа сдвинута на лоб, белая маска закрывает верхнюю часть лица. Сердце грохотало так, что он чувствовал свое волнение едва ли не на вкус.

Снова вперед. Некоторые торговцы еще оставались на своих местах: одни жарили еду, другие продавали – кто теплую одежду, а кто кувшины, горшки, тарелки. Он заметил мальчишку, которому, кажется, сам продал недавно поддельную реликвию, и очень удивился, что паренек еще жив. Вечно какие-нибудь пацаны крутятся под ногами, куда ни пойди, так уж здесь заведено. Видно, делать им нечего, кроме как шататься днем по рынку да пялиться на товары и причудливую мешанину людей, а ночами ошиваться у злачных мест. Никуда от них не денешься.

Прямоугольник света – его цель: это дверь, в ней силуэт стоящего человека, толстый из-за объемистого пальто. Их взгляды встретились, и они немедленно узнали друг друга, но оба поняли, что показывать этого нельзя. Малум бросил ему несколько серебряных лордилов, вошел и начал спускаться по лестнице туда, где было относительно тепло и терпкие запахи усиливали невесть откуда взявшуюся клаустрофобию.

С годами такая работа давалась ему все труднее, но эту, он чувствовал, ему необходимо было сделать самому.

Тиндар Лезальт владел несколькими борделями в элитных кварталах Виллирена, которых было не так много. Еще он проворачивал разные аферы, тоже не много, не больше, чем игорных дел, которые Малума совершенно не интересовали. Те, кто знал, как искать, могли найти его каждую вторую ночь в подвальном помещении одного из его борделей, который специализировался на женщинах из местных племен, что вызывало у Малума куда больше отвращения. Этих женщин вырывали из родной им среды и подкладывали под бизнесменов и бандитов, которые трахали их, а потом пили импортную водку, делились впечатлениями о том, как они их трахнули, и вспоминали добрые старые времена.

Малум сам был не из таких, не имел к ним никакого отношения и считал, что они просто позорят само имя бандитов. Кое-кто полагал, что Тиндар занимался секретными и дорогостоящими операциями по усовершенствованию культистами человеческого тела. Ходили и еще более темные слухи о пересаживании людям частей тел животных, о том, что такие эксперименты оплачивались из имперской казны, и о целых поселках комбинированных людей, разбросанных якобы по всему архипелагу. Малум мог в это поверить, ему доводилось видеть такие образцы, явно носившие следы вмешательства, причем иногда настолько жуткие, что куда там до них искусственно выращенным тварям, с которыми он дрался в подземелье. На Джокулле и Маоуре, за пределами империи, были такие отдаленные деревни, где подобные полукровки и квартероны пугали даже друг друга, ковыляя на искалеченных ногах из хижины в хижину.

Все эти сомнительные предприятия были лишь малой толикой того, чем занимался обычно Тиндар, но не за это Малум собирался его убить.

Три двери по коридору, последняя слева. За ней шум: взволнованная болтовня, визгливый смех. Малум вошел, боком скользнув в проход. Внутри старики в масках играли в карты при свете зеленого биолюма. Другие клиенты пили у бара, где пронырливый культист старательно убеждал их купить реликвию, заряженную его несовершенной магией, из-за чего покупатели могли расстаться впоследствии с рукой, ногой, а то и с жизнью. Малум прошел на середину, словно собираясь сесть за стол, и остановился. Вдоль одной стены стояли клетки, в них сидели псы, выведенные специально для клеточных боев: громадины, помесь то ли с джилами, то ли еще с кем, некоторые с двумя головами и мощными клыками. Глядя на них, легко было поверить в слухи, ходившие о хозяине заведения. Деньги в таких полулегальных местах переходили из рук в руки даже быстрее, чем наверху, в городе. Здесь они просто испаряются из карманов. Взгляды всех собравшихся устремились к Малуму; были среди них знакомые лица, иных он видел впервые.

Вон он, там. В углу комнаты две полностью одетые рыжеволосые шлюхи буквально оседлали мускулистого мужика в коричневых брюках и с голым торсом, прикрытым лишь дорогим жилетом, – это и был сам Тиндар. Он глядел на Малума с улыбкой, которая могла означать как то, что он знает, кто перед ним, так и совершенно обратное. На мгновение в комнате стало тихо.

Малум сделал жест, и шлюхи кинулись к бару. Из его рукава выскользнул нож. От ярости Малум оскалился, выставив клыки. «Контролируй себя, контролируй!» – осадил он себя, а тем временем человек в углу так вжался в свое кресло, что едва не стек на пол сквозь спинку.

– Какого хрена ты надумал? – запинаясь, проговорил он.

Малум вонзил нож человеку в грудь и рассек его от плеча до бедра; борозда, оставленная клинком, соблазнительно заблестела, но он не собирался пить кровь этого ублюдка. Малум снова провел ножом наискось от другого плеча до бедра, нарисовав на его груди крест.

Выпучив глаза, Тиндар ухватился за свои выпадающие внутренности.

Тощий симпатичный мужик в черном, возможно сын убитого, кинулся вперед, вопя:

– Держи его!

Малум, шипя и скалясь, дважды взмахнул клинком, оставив на нападавшем глубокие раны. Схватив его за запястье, он с размаху ударил его головой в голову, так что у того показалась кровь над глазом. После этого он резко вогнал ему в рот свой меч и сразу выдернул, и человек повалился на пол с криком, навеки застывшим на его лице.

Малум приготовился бежать, но никто больше не пытался напасть на него.