Патруль Времени (сборник) Андерсон Пол

Закарбаал закрыл дверь во внутренние комнаты и запер ее. Повернувшись, он протянул Эверарду руку — жест, характерный для западной цивилизации.

— Добро пожаловать, — сказал он на темпоральном, принятом в Патруле языке. — Мое имя, как вы, очевидно, знаете, Хаим Зорак. Позвольте также представить вам мою жену Яэль.

Оба они были левантийской наружности и носили ханаанские одежды, однако здесь, за запертыми дверьми, отделившими их от конторской и домашней прислуги, внешний облик хозяев дома изменился — осанка, походка, выражение лиц, интонации. Эверард распознал бы в них выходцев из двадцатого столетия, даже если бы не знал этого заранее. Стало вдруг легко и свежо, словно подул ветер с моря. Он назвал себя.

— Агент-оперативник, за которым вы посылали, — добавил он.

Глаза Яэль Зорак расширились.

— О! Какая честь. Вы… вы первый агент-оперативник, которого я встречаю. Все остальные, кто вел расследование, были лишь техническими специалистами.

Эверард поморщился.

— Не стоит слишком уж этим восторгаться. Боюсь, ничего достойного я пока не совершил.

Он рассказал им о своем путешествии и о непредвиденных сложностях в самом его конце. Яэль предложила Эверарду болеутоляющее, однако он заверил ее, что чувствует себя уже вполне прилично, вслед за чем ее супруг поставил на стол нечто более привлекательное — бутылку шотландского виски, и вскоре атмосфера стала совсем непринужденной.

Кресла, в которых они сидели, оказались очень удобными, почти как кресла в далеком будущем, что для сей эпохи было роскошью. Но с другой стороны, Закарбаал, по-видимому, не бедствовал и мог позволить себе любой привозной товар. Что же до всего остального, то по стандартам завтрашнего дня жилище выглядело аскетично, а фрески, драпировки, светильники и мебель свидетельствовали о хорошем вкусе хозяев. Единственное окно, выходившее в обнесенный стенами садик, было задернуто занавеской для защиты от дневной жары, и потому в полутемной комнате держалась приятная прохлада.

— Почему бы нам не расслабиться на минутку и не познакомиться как следует, перед тем как обсуждать служебные дела? — предложил Эверард.

Зорак нахмурился.

— А вы способны расслабляться сразу после того, как вас чуть не убили?

Его жена улыбнулась.

— По-моему, это как раз то, что ему сейчас нужно, дорогой, — проворковала она. — Нам тоже. Опасность немного подождет. Она ведь уже ждала, не так ли?

Из кошелька на поясе Эверард вытащил несколько анахронизмов, что он позволил себе взять в эту эпоху: трубку, табак, зажигалку. До сих пор он пользовался ими лишь в уединении. Напряжение немного оставило Зорака: он хмыкнул и достал из запертого сундука, в котором хранились всевозможные излишества такого рода, сигареты.

— Вы американец, не правда ли, агент Эверард? — спросил он по-английски с бруклинским акцентом.

— Да. Завербовался в 1954-м. — Сколько его биологических лет минуло «с тех пор», как он ответил на рекламное объявление, прошел несколько тестов и узнал об организации, которая охраняет движение сквозь эпохи? Он уже давно не подсчитывал. Да это и не имело большого значения, поскольку все патрульные регулярно принимали процедуры, предотвращающие старение. — Мне показалось… э-э… что вы оба израильтяне…

— Так и есть, — подтвердил Зорак. — Собственно говоря, это Яэль — сабра[23]. А я переехал в Израиль только после того, как поработал там какое-то время археологом и встретил ее.

Это было в 1971-м. А в Патруль мы завербовались четырьмя годами позднее.

— Как это случилось, позвольте спросить?

— Нас пригласили, проверили и наконец сказали правду.

Разумеется, мы ухватились за это предложение. Бывает, конечно, и трудно, и тяжело на душе — особенно тяжело, когда мы приезжаем домой на побывку и даже нашим старым друзьям и коллегам не можем рассказать, чем занимаемся, но все-таки этой работе цены нет. — Зорак поморщился. Его слова превратились в почти неразличимое бормотанье. — А кроме того, этот пост для нас особый. Мы не только обслуживаем базу и ведем для ее маскировки торговые дела — время от времени мы ухитряемся помогать местным жителям. Во всяком случае, насколько это возможно, чтобы ни у кого не вызвать подозрений. Хоть какая-то компенсация, пусть совсем небольшая, за то… за то, что наши соотечественники сделают здесь спустя много веков.

Эверард кивнул. Схема была ему знакома. Большинство полевых агентов вроде Хаима и Яэль были специалистами в определенных областях и вся их служба проходила в одном-единственном регионе и одной-единственной эпохе. Что в общем-то неизбежно, поскольку для выполнения стоящих перед Патрулем задач им приходилось изучать «свой» период истории весьма тщательно. Как было бы удобно иметь персонал из местных! Однако до восемнадцатого столетия нашей эры (а в большинстве стран — до еще более позднего срока) такие люди встречались крайне редко. Мог ли человек, который не вырос в обществе с развитым научным и промышленным потенциалом, воспринять хотя бы идею автоматических машин, не говоря уже об аппаратах, способных в один миг перенестись с места на место и из одного года в другой? Отдельные гении, конечно, могли; но большая часть распознаваемых гениев завоевали для себя надлежащее место в истории, и трудно было решиться рассказать им о ситуации из страха перед возможными переменами…

— Да, — сказал Эверард. — В каком-то смысле свободному оперативнику вроде меня проще. Семейные пары или женщины… Не сочтите за бесцеремонность, но как у вас с детьми?

— О, у нас их двое — дома, в Тель-Авиве, — ответила Яэль Зорак. — Мы рассчитываем наши возвращения таким образом, чтобы не отлучаться из их жизни более чем на несколько дней. — Она вздохнула. — До сих пор не перестаю удивляться, ведь для нас проходят месяцы. — Просияв, она добавила: — Зато когда дети вырастут, они присоединятся к нам. Наш региональный вербовщик уже экзаменовал их и пришел к выводу, что из них получатся превосходные сотрудники.

«А если нет, — подумал Эверард, — сможете ли вы вынести, что на ваших глазах они постареют, будут страдать от грядущих ужасов и наконец умрут, в то время как вы останетесь по-прежнему молоды телом?» Подобная перспектива неоднократно удерживала его от вступления в брак.

— По-моему, агент Эверард имеет в виду детей здесь, в Тире, — сказал Хаим Зорак. — Прежде чем покинуть Сидон — мы воспользовались кораблем, как и вы, потому что не хотели обращать на себя особого внимания, — мы тайно купили у работорговца двух младенцев, взяли их с собой и выдали здесь за своих собственных. Разумеется, мы постараемся обеспечить их, насколько это в наших силах. — Можно было и не объяснять, что в действительности воспитанием этих детей будут заниматься слуги: вряд ли их приемные родители решатся вложить в них много любви. — Это помогает нам выглядеть вполне естественно. Если лоно моей жены более не плодоносит, что ж, это обычное несчастье. Меня, конечно, упрекают, что не беру вторую жену или по крайней мере наложницу, но в целом финикийцы предпочитают заниматься своими делами и не лезут в мои.

— Они вам, видимо, нравятся? — поинтересовался Эверард.

— О да, в общем нравятся. У нас здесь замечательные друзья. Это совсем не лишнее, тем более что мы сейчас живем в переломный момент истории.

Эверард нахмурился и энергично запыхтел трубкой. Деревяшка в его руке нагрелась, превратившись в крохотную топку.

— Вы уверены в этом?

Зораки были удивлены.

— Конечно, — сказала Яэль. — Мы знаем, что это так.

Разве вам не объясняли?

Эверард тщательно выбирал слова.

— И да, и нет. После того как мне предложили заняться этим делом и я согласился, меня буквально нашпиговали информацией об этом регионе. В каком-то смысле даже перестарались: за деревьями стало трудно увидеть лес. Мой опыт, впрочем, говорит о том, что до начала самой миссии следует избегать серьезных обобщений. Чтобы, так сказать, можно было за лесом увидеть деревья. Высадившись в Сицилии и отыскав корабль, отправляющийся в Тир, я намеревался на Досуге обдумать всю информацию и выработать собственные идеи. Однако план мой сработал не до конца: и капитан, и команда были чертовски любопытны, так что вся моя умственная энергия уходила на то, чтобы отвечать на их вопросы — частенько каверзные — и не сболтнуть ничего лишнего. — Он сделал паузу. — Разумеется, роль Финикии в целом и Тира в частности в еврейской истории очевидна.

Для царства, созданного Давидом из Израиля, Иудеи и Иерусалима, этот город скоро сделался главным источником цивилизирующего влияния, ведущим торговым партнером и окном во внешний мир. В настоящий момент дружбу своего отца с Хирамом продолжал Соломон. Именно тирийцы поставляли ему большую часть материалов и прислали почти всех мастеров для строительства Храма, а также менее знаменитых сооружений. Они пускались в совместные с евреями исследовательские и торговые предприятия. Они ссудили Соломону множество товаров — долг, который он смог выплатить, лишь уступив им два десятка своих деревень… со всеми вытекающими отсюда долговременными последствиями.

Едва заметные поначалу, перемены становились глубже. Финикийские обычаи, представления, верования проникли — к добру или к худу — в соседнее царство; сам Соломон приносил жертвы их богам. Яхве станет единственным Господом евреев, лишь когда Вавилонское пленение вынудит их забыть об остальных, и они пойдут на это, чтобы сохранить самобытность, которую уже потеряли десять их племен. Но прежде царь израильский Ахав возьмет себе в жены тирийскую принцессу Иезавель. И скорее всего, история к ним несправедлива: политика альянсов с другими государствами и внутренней религиозной терпимости, которую они старались проводить, вполне возможно, спасла их страну от разрушения. К сожалению, они наткнулись на противодействие Илии — «сумасшедшего муллы с Галаадских гор», как напишет о нем впоследствии Тревор-Роулер. И все-таки, если бы финикийское язычество не вызывало у пророков такой ярости, еще не известно, удалось ли бы им создать веру, что выстоит несколько тысячелетий и переделает мир.

— О да, — сказал Хаим, — Святая Земля кишит визитерами. На Иерусалимской базе хронические заторы. У нас здесь посетителей гораздо меньше — в основном ученые из различных эпох, торговцы произведениями искусства и тому подобным да иногда богатые туристы. Тем не менее, сэр, я утверждаю, что это место, Тир, настоящее ключевое звено эпохи. — Голос его стал резче: — Да и наши оппоненты, похоже, пришли к тому же мнению, не так ли?

Эверарда сковало оцепенение. Как раз оттого, что, на взгляд человека будущего, известность Иерусалима затмевала известность Тира, эта станция была укомплектована куда хуже других, а это делало ее особенно уязвимой. Если здесь и впрямь проходят корни завтрашнего дня и эти корни обрубят…

Ситуация предстала перед ним с такой ясностью, будто он узнал о ней впервые.

Когда люди построили свою первую машину времени, спустя много веков после родного Эверарду столетия, из еще более отдаленного будущего прибыли супермены-данеллиане, чтобы организовать на темпоральных трассах полицейский контроль. Полиция собирала информацию, обеспечивала управление, помогала потерпевшим аварию, задерживала нарушителей; однако все это было не так существенно по сравнению с ее подлинной функцией, которая заключалась в том, чтобы оберегать данеллиан. Человек не теряет свободу воли только оттого, что отправился в прошлое. Он может воздействовать на ход истории в любом времени. Правда, история имеет свои движущие силы, причем весьма мощные, и незначительные отклонения быстро выравниваются. К примеру, проживет ли некий обычный человек долго или умрет в молодости, добьется чего-то в жизни или нет — несколько поколений спустя ощутимой разницы не будет. А вот, скажем, такие личности, как Салманассар[24], Чингисхан, Оливер Кромвель и В. И. Ленин; Гаутама Будда, Конфуций, Павел Тарский[25] и Магомет ибн Абдалла; Аристотель, Галилей, Ньютон и Эйнштейн… Измени судьбу таких людей, путешественник из будущего, и ты по-прежнему останешься там, где ты есть, но люди, которые произвели тебя на свет, перестанут существовать, и получится так, что их никогда не было. Впереди будет совсем другая Земля, а ты с твоими воспоминаниями превратишься в свидетельство нарушения причинно-следственных связей, в образец первичного хаоса, который лежит в основе мироздания.

Когда-то по долгу службы Эверарду уже приходилось останавливать безрассудных и несведущих, прежде чем они разрушат связь времен. Это случалось не так часто: в конце концов, общества, владеющие секретом путешествий во времени, как правило, подбирают своих эмиссаров довольно тщательно. Однако за миллион или более лет ошибки неизбежны.

Равно как и преступления.

Эверард медленно произнес:

— Прежде чем углубиться в имеющиеся детали…

— Которых у нас кот наплакал, — проворчал Хаим Зорак.

— …мне хотелось бы, чтобы мы кое-что обсудили. По какой причине бандиты выбрали в качестве жертвы именно Тир? Кроме его связей с Израилем, я хочу сказать.

— Ну что ж, — вздохнул Зорак, — для начала посмотрим, какие политические события произойдут в будущем. Хирам стал самым сильным царем в Ханаане, и его сила переживет его. Тир устоит против ассирийского нашествия, со всеми вытекающими.;. Его морская торговля будет процветать и распространится столь же широко, как и британская. Он создаст колонии, и главной из них будет Карфаген. — (Эверард сжал губы. У него был уже повод узнать, и куда как хорошо, сколь много Карфаген значил в истории.) — Он подчинится персам, однако в известном смысле добровольно, и, помимо всего прочего, отдаст им большую часть флота, когда они нападут на Грецию. Попытка эта будет, разумеется, неудачной, но представьте, что стало бы с миром, не столкнись греки с персидским вызовом. В конечном счете Тир падет перед Александром Великим, однако только после многомесячной осады, что приведет к задержке в его развитии, которая также будет иметь не поддающиеся учету последствия.

Тем временем, как ведущее, по сути, финикийское государство, Тир будет первым в распространении по миру финикийских идей. Да, даже среди греков. Я имею в виду религиозные культы — Афродиты, Адониса, Геракла и других богов, культы, зародившиеся в Финикии. Я имею в виду алфавит — финикийское изобретение. Я имею в виду знания о Европе, Африке, Азии, которые финикийские мореплаватели привезут домой. Наконец, я имею в виду их достижения в кораблестроении и судовождении.

В голосе Зорака появился энтузиазм.

— Но прежде всего я сказал бы о том, что именно Финикия стала родиной демократии и уважения прав личности, признания ее ценности. Не то чтобы финикийцы создали какие-нибудь конкретные теории: философия, как и искусство, никогда не была их сильной стороной. Тем не менее их идеалом стал странствующий торговец, исследователь и предприниматель, человек, который действует на свой страх и риск, самостоятельно принимает решения. Здесь, в Тире, Хирам — не традиционный египетский или восточный владыка-полубог. Трон ему, правда, достался по наследству от отца, но, по сути, он только осуществляет контроль за суффетами — избранными из числа магнатов людьми, без одобрения которых он не может принять сколько-нибудь важного решения. Фактически Тир немного напоминает средневековую Венецианскую республику в период ее расцвета.

У нас нет научного персонала, который проследил бы процесс шаг за шагом, однако я убежден, что греки разработали свои демократические институты под сильным влиянием Финикии и в основном Тира — а откуда вашей или моей стране будет взять их, если не у греков?

Зорак стукнул кулаком по подлокотнику кресла. Другой рукой он поднес ко рту виски и сделал долгий, обжигающий глоток.

— Вот что вызнали эти мерзавцы! — воскликнул он. — Угрожая взорвать Тир, они, если можно так сказать, приставили пистолет к виску всего человечества!

Достав из сундука голокуб, Зорак показал Эверарду, что произойдет через год.

Пленку он снял своеобразной мини-камерой — по сути, молекулярным рекордером XXII столетия, замаскированным под драгоценный камень на кольце. (Слово «снял» едва ли было уместным по отношению к событию, которому надлежало произойти в верхней части временной шкалы, однако английский язык просто не рассчитан на перемещения во времени. Соответствующие формы имелись только в грамматике темпорального.) Зорак, конечно, не был ни жрецом, ни служкой, но, как мирянин, делавший во имя благосклонности богини к его предприятиям щедрые пожертвования, он получил доступ к месту происшествия.

Взрыв имел место (будет иметь место) на этой самой улице, в маленьком храме Танит. Ночью он никому не причинил вреда, однако разрушил внутреннее святилище. Меняя направление обзора, Эверард разглядывал треснувшие и почерневшие стены, осколки жертвенника и идола, разбросанные реликвии и сокровища, покореженные куски металла. Скованные ужасом гиерофанты[26] пытались утихомирить божественный гнев молитвами и жертвоприношениями — как в самом храме, так и по всему городу, который считался священным.

Патрульный настроил голокуб на один из фрагментов пространства и увеличил изображение. Взрыв бомбы разнес носитель на куски, но и по кускам нетрудно было догадаться, как в храм попала бомба. Стандартный двухместный роллер, несметное множество которых заполонило темпоральные трассы, материализовался на мгновение в самом храме, и тут же прогремел взрыв.

— Я незаметно собрал немного пыли и копоти и послал их в будущее для анализа, — сказал Зорак. — Лаборатория сообщила, что взрыв — результат химической реакции, а взрывчатка называется фульгурит-Б.

Эверард кивнул.

— Я знаю, что это такое. Фульгурит появился после нас — в смысле там, в двадцатом веке, — получил широкое распространение и применялся довольно долго. Таким образом, добыть его в достаточном количестве труда не составляет. Выследить источник крайне сложно — так что он гораздо удобнее радиоактивных изотопов. Да и не так много его здесь было нужно… Надо полагать, перехватить машину вам не удалось?

Зорак покачал головой:

— Нет. Точнее, офицерам Патруля не удалось. Они отправились в предшествующее взрыву время, установили различные приборы — из тех, что можно было замаскировать, но — все случается слишком быстро.

Эверард потер подбородок. Щетина здорово отросла и стала почти шелковистой: бронзовая бритва и отсутствие мыла не способствовали чистому бритью. Даже шершавые щеки лучше, чем это, рассеянно подумал он. По крайней мере привычнее.

Взрыв объяснялся достаточно просто. Машина-бомбардировщик прибыла из какой-то неведомой точки пространства-времени без людей, на автопилоте. Включение двигателя активизировало детонатор, так что материализация машины и взрыв бомбы произошли одновременно. Агенты Патруля сумели засечь момент прибытия, но они оказались бессильны предотвратить взрыв.

Под силу ли это какой-нибудь более развитой цивилизации, например данеллианской? Эверард попытался представить себе смонтированное до взрыва устройство, способное сгенерировать мощное силовое поле и сдержать разрушительную энергию взрыва. Впрочем, раз этого не произошло, значит, это, видимо, просто невозможно. Хотя, скорее всего, данеллиане воздержались от действия, потому что ущерб уже был нанесен: ведь диверсанты могли попробовать еще раз, а подобная игра в кошки-мышки и сама по себе могла сдеформировать пространственно-временной континуум непоправимым образом. Эверард поежился и резко спросил:

— Какое объяснение случившемуся дают тирийцы?

— Ничего догматического, — ответила Яэль Зорак. — Вы же помните, их Weltanschauung[27] отличается от нашего.

С их точки зрения, мир отнюдь не управляется законами природы целиком — он непостоянен, изменчив и полон волшебства.

«И ведь они, по сути, правы, не так ли?» Холод, пронзивший Эверарда, стал еще сильнее.

— Если инцидент не повторится, возбуждение утихнет, — продолжала она. — Хроники, зафиксировавшие это событие, будут потеряны. Кроме того, финикийцы не очень-то любят вести хроники. Они решат, что причиной удара молнии был чей-то дурной поступок. Но необязательно поступок человека: это могла быть и ссора между богами. Так что козлом отпущения никто не станет. А через два-три поколения инцидент забудут — если, конечно, не учитывать вероятность того, что он превратится в элемент фольклора.

— Это при условии, что вымогатели не взорвут еще чего-нибудь, да посерьезней, — ворчливо произнес Хаим Зорак.

— Да, кстати, давайте взглянем на их послание, — предложил Эверард.

— У нас только копия. Оригинал отправлен в будущее для исследования.

— О, разумеется, мне это известно. Я читал отчет лаборатории. Чернила из сепии[28] на свитке папируса — никаких подсказок. Найдено у ваших дверей. По всей видимости, сброшено еще с одного роллера, который просто пронесся сквозь это пространство-время на автопилоте.

— Не «по всей видимости», а точно, — поправил его Зорак. — Прибывшие агенты установили той ночью приборы и засекли машину. Она появилась примерно на миллисекунду.

Они могли бы попытаться задержать ее, но какая была бы от этого польза? В ней наверняка не было ничего, что могло бы послужить подсказкой. К тому же тут не обошлось бы без шума — и уж поверьте, все соседи высыпали бы из домов поглазеть, что происходит.

Он достал документ и протянул его Эверарду. Тот уже ознакомился с текстом во время инструктажа, однако надеялся, что рукописный вариант может хоть что-то ему подсказать.

Слова были написаны тростниковым пером тогдашней эпохи, причем довольно умело. Из чего следовало, что писавший неплохо разбирался в местных обычаях, но это и так не вызывало сомнений. Буквы были печатные, но кое-где с завитушками; язык — темпоральный.

«Патрулю Времени — от Комитета Сильных, привет». По крайней мере никакой болтовни о всяких там народных армиях национального освобождения — типа тех, что вызывали у Эверарда отвращение еще в конце его родного столетия. Эти парни были «честными» бандитами. Если, разумеется, не притворялись таковыми, чтобы получше замести следы.

«Вы уже видели, какие последствия повлекла за собой доставка одной маленькой бомбочки в специально выбранное в Тире место, и наверняка можете представить себе результаты массированной атаки на весь город».

Эверард еще раз угрюмо кивнул. Противникам не откажешь в сообразительности. Угроза убить или похитить кого-либо — скажем, самого царя Хирама — была бы пустячной, если не пустой. Патруль просто снабдил бы охраной любую подобную персону. А если нападение вдруг оказалось бы успешным, Патруль всегда мог вернуться в прошлое и сделать так, чтобы в нужный момент жертва находилась где-нибудь в другом месте, — то есть сделать событие «неслучившимся». Само собой, это подразумевало ненавистный патрульным риск и, в лучшем случае, требовало массы дополнительных усилий: нужно убедиться, что будущее не изменится в результате самой спасательной операции. Тем не менее Патруль мог и стал бы действовать.

Но как передвинуть в безопасное место целый остров? Можно, конечно, попытаться эвакуировать население. Но сам город останется. И не такой уж он и большой (а в данном случае не имело значения, сколь крупным он казался в истории) — около 25 тысяч человек ютились на площади примерно в 140 акров, и несколько тонн хорошей взрывчатки легко превратили бы его в руины. Впрочем, в тотальном разрушении даже не было необходимости. После столь ужасного проявления божественного гнева сюда никто бы не вернулся. Тир будет уничтожен, превратится в город-призрак, и тогда все грядущие века и тысячелетия, все человеческие существа с их судьбами и цивилизации, которым Тир помог появиться на свет, станут… нет, даже не призраками, они попросту исчезнут.

Эверард снова поежился. «И пусть кто-нибудь скажет мне, что такой штуки, как абсолютное зло, не существует, — подумал он. — Вот твари…» Он заставил себя продолжить чтение.

«…Цена нашей сдержанности вполне умеренная — всего лишь небольшая информация. Мы желаем получить данные, необходимые для конструирования трансмутатора материи Тразона…»

Когда это устройство только разрабатывалось, в период (третьего Технологического Ренессанса, Патруль тайно явил себя ученым-разработчикам, хотя они жили ниже по временной шкале, еще до основания Патруля. После чего применение прибора было жестко ограничено. И так же строго охранялась сама информация о его существовании, не говоря уже о технологии изготовления. Да, способность превратить любой материальный объект, пусть даже кучу грязи, в любой другой, например, в драгоценный камень, машину или живое существо, могла принести всему человеческому роду несметные богатства. Однако проблема заключалась в том, что с такой же легкостью трансмутатор мог выдать несметное количество оружия, ядов, радиоактивных элементов…

«…Вы будете передавать всю надлежащую информацию в цифровой форме по радио из Пало-Альто, Калифория, Соединенные Штаты Америки, в течение двадцати четырех часов в пятницу, 13 июня 1980 г. Волновой диапазон для трансляции… цифровой код… Прием вашей информации будет означать, что ваша временная линия продолжит свое существование…»

Тоже не менее хитроумно. Предложенная форма передачи сообщения практически исключала возможность его перехвата случайным радиолюбителем; кроме того, электронная активность в районе Силиконовой долины была настолько высока, что шансы засечь приемник сводились к нулю.

«…Мы не будем использовать это устройство на планете Земля. Таким образом, Патрулю Времени не следует опасаться за выполнение его Главной Директивы. Напротив, это ваш единственный путь сохранить себя, не так ли?

С наилучшими пожеланиями. Ждем».

Подписи не было.

— Радиопередачи не будет, да? — тихо спросила Яэль.

В полумраке комнаты ее сверкающие глаза казались огромными. У нее в будущем — дети, вспомнил Эверард, и они исчезнут вместе с их миром.

— Нет, — сказал он.

— И все-таки наша реальность сохранится! — взорвался Хаим. — Вы прибыли сюда, стартовав позже 1980-го. Стало быть, нам удастся поймать преступников.

Вздох Эверарда, казалось, доставил ему физическую боль.

— Вам ведь прекрасно известна квантовая природа континуума, — невыразительно сказал он. — Если Тир взлетит на воздух, мы-то останемся, а вот наши предки, ваши дети, все то, о чем мы знаем, — прекратит существование. Это будет совсем иная история. И сумеет ли то, что останется от Патруля, восстановить исходную — еще большой вопрос. Я бы даже сказал, очень большой.

— Но что тогда получат преступники? — От волнения у Хаима перехватило горло, он почти хрипел.

Эверард пожал плечами.

— Своего рода удовлетворение, я полагаю. Соблазн сыграть роль Бога бродит в лучших из нас, не правда ли? Да и соблазн сыграть роль Сатаны не есть что-то неслыханное. Кроме того, они наверняка укроются в каком-нибудь предшествующем катастрофе времени, а затем продолжат свои преступные операции. У них появится прекрасная возможность стать властелинами Будущего. Будущего, в котором никто, кроме жалких остатков Патруля, не сможет им противостоять. Ну и как минимум они получат массу удовольствия от самой попытки.

«Порой я и сам бываю раздражен ограничением свободы моих действий. Любовь, любовь! Могли бы мы с тобой о том условиться с Судьбой. Чтоб изменить Законы Мирозданья…»

— Кроме того, — добавил Эверард, — данеллиане могут отменить свое решение и приказать нам открыть тайну. Я мог бы вернуться домой и обнаружить, что мой мир изменился.

Какая-нибудь мелочь, не столь уж заметная в двадцатом столетии и ни на что серьезно не влияющая.

— А в более поздних столетиях?! — выдохнула Яэль.

— Да. У нас ведь только обещание этих бандитов, что они ограничатся планетами далекого будущего и вне пределов Солнечной системы. Спорить готов на что угодно, что их слово не стоит даже выеденного яйца. Если трансмутатор будет у них в руках, то с какой стати им придерживаться данного касательно Земли обещания? Она всегда будет главной планетой человечества, и я не вижу, каким образом Патруль сможет им помешать.

— Но кто же они? — прошептал Хаим. — У вас есть какие-нибудь догадки?

Эверард отхлебнул виски и затянулся трубочным дымом так глубоко, словно его тепло могло проникнуть в душу.

— Слишком рано говорить об этом, исходя из моего опыта или вашего. Да… Нетрудно понять, что они из далекого будущего, хотя до Эры Единства, что предшествовала данеллианам, не дотянули. За долгие тысячелетия утечка информации о трансмутаторе неизбежна, и, очевидно, в такой форме, которая позволила кому-то получить четкое представление об этой штуковине и о том, как ее применить. Разумеется, этот «кто-то» и его люди — головорезы без роду и племени: им в высшей степени плевать, что в результате такой акции породившее их общество может исчезнуть вместе со всеми, кого они когда-либо знали. Однако я не думаю, что они, к примеру, нелдориане. Слишком уж тонкая операция. Представьте, какую уйму времени и сил надо было затратить, чтобы хорошо изучить финикийское окружение и установить, что именно Тир является ключевым звеном исторического развития.

Тот, кто все это организовал, просто гений. Но с налетом ребячества — вы заметили, что датой он выбрал пятницу, 13-е? Более того, устраивает диверсию в двух шагах от вашего дома. Модус операнди[29] — и тот факт, что во мне распознали патрульного, — наводят на мысль о… пожалуй, о Меро Варагане.

— О ком?

Эверард не ответил. Он продолжал бормотать, обращаясь в основном к самому себе:

— Может быть, может быть. Не то чтобы это уж очень помогло. Бандиты хорошо подготовились дома, спрятавшись, разумеется, в предшествующем сегодняшнему дню времени… да, им наверняка нужна была информационная базовая линия, покрывающая довольно-таки много лет. А здесь, как назло, недокомплект личного состава. Впрочем, как и во всем Патруле, черт бы все побрал…

«Даже при нашей продолжительности жизни. Раньше или позже, из-за того или другого, но всех и каждого из нас не минует чаша сия. И мы не можем вернуться назад — ни для того, чтобы отменить смерти наших товарищей, ни для того, чтобы увидеть их снова, пока они еще живы, — потому что это создает возмущение во времени, которое запросто может перерасти в гигантский водоворот, а если даже этого не произойдет, то и тогда вызовет слишком много проблем».

— Мы сможем засечь прибытие и отбытие вражеских роллеров, если узнаем, куда и на какое время настраивать наши приборы. Возможно, банда обнаружила штаб-квартиру Патруля именно этим способом, а может быть, они получили информацию обычным порядком, прибыв сюда под видом честных посетителей. Или же они вошли в эту эру где-нибудь в другом месте и добрались сюда привычным здесь транспортом, на вид ничем не отличаясь от бесчисленного множества уроженцев этого времени, — так же, как задумал я.

У нас нет возможности обыскать каждый участок данного пространства-времени. У нас нет людей, к тому же мы не можем допустить возмущений во временном потоке, которыми чревата столь бурная деятельность. Нет, Хаим, Яэль, мы должны найти какую-то подсказку, которая уменьшила бы зону поисков. Но как? С чего начать?

Поскольку его маскировка была раскрыта, Эверард принял предложение Зораков остаться в их гостевой комнате. Здесь будет удобнее, чем на постоялом дворе, и доступ к любой понадобившейся технике гораздо легче. Хотя при этом он будет как бы отрезан от подлинной жизни города.

— Я организую вам беседу с царем, — пообещал ему хозяин. — Никаких проблем: он чудесный человек и непременно заинтересуется таким чужеземцем, как вы. — Зорак усмехнулся. — А стало быть, для сидонийца Закарбаала, который должен поддерживать с тирийцами дружбу, будет вполне естественно проинформировать его о возможности встретиться с вами.

— Прекрасно, — ответил Эверард, — мне также будет приятно нанести ему визит. Возможно, он даже сможет чем-нибудь нам помочь. Между тем… э-э… до захода солнца остается еще несколько часов. Я, пожалуй, пойду поброжу по городу, познакомлюсь поближе. Может, нападу на какой след, если повезет.

Зорак нахмурился.

— Это на вас могут напасть. Я уверен, убийца все еще прячется где-то поблизости.

Эверард пожал плечами.

— Я все же рискну. К тому же еще не известно, кому придется хуже. Одолжите мне, пожалуйста, пистолет. Ультразвуковой.

Он установил мощность оружия на средний уровень — чтобы не убить, но наверняка лишить сознания. Живой пленник был бы самым желанным подарком. И поскольку враг знал об этом, Эверард действительно не ожидал второго покушения на свою жизнь — во всяком случае, сегодня.

— Прихватите заодно и бластер, — посоветовал Зорак. — Они вполне могут напасть с воздуха. Доберутся на роллере до того мгновения, где вы находитесь, зависнут на антигравитаторе и расстреляют в упор. Им-то как раз незачем скрываться.

Эверард повесил кобуру с энергопистолетом рядом с первой. Любой финикиец, которому случится заметить оружие, скорее всего, примет его за амулеты или что-нибудь в этом роде; к тому же Эверард накинул поверх них плащ.

— Не думаю, чтобы моя персона заслуживала таких больших усилий и риска, — сказал он.

— Одну попытку вы уже заслужили, не правда ли? Кстати, как этот парень распознал в вас агента?

— У него, наверное, было описание. Меро Вараган сообразил бы, что на это задание могли послать только нескольких оперативников, включая меня. И это все больше и больше убеждает меня в его причастности к заговору. Если так оно и есть, то противник нам попался подлый и изворотливый.

— Избегайте безлюдных мест, — попросила Яэль Зорак. — Обязательно вернитесь до темноты. Тяжкие виды преступлений здесь редкость, но огней на улицах нет, к ночи они почти вымирают, и вы станете легкой добычей.

Эверард представил было, как охотится в ночи за своим преследователем, однако решил не провоцировать такую ситуацию до тех пор, пока ничего другого не останется.

— О'кей, вернусь к ужину. Интересно будет узнать, на что похожа тирийская пища — не из корабельного рациона, а береговая.

Яэль сдержанно улыбнулась.

— Боюсь, это не бог весть что. Местные жители отнюдь не чревоугодники. Тем не менее я научила нашего повара нескольким рецептам из будущего. Как насчет гефилте[30] на закуску?

Когда Эверард вышел в город, тени были уже длинные, а воздух — прохладнее. Улицы, пересекавшие улицу Лавочников, по-прежнему бурлили, хотя и не более активно, чем ранее. Поскольку Тир и Усу располагались у воды, жара, которая предписывала полуденный отдых жителям столь многих стран, переносилась здесь легче, и ни один настоящий финикиец не стал бы тратить на сон дневные часы, когда можно что-то заработать.

— Хозяин! — раздался радостный крик.

«Ба, да это тот самый пострел с пристани!»

— Привет… э-э… Пуммаирам, — сказал Эверард. Мальчишка, сидевший до этого на корточках, вскочил. — Чего ты ждешь?

Хотя смуглая фигурка склонилась в низком поклоне, веселья в глазах парня было не меньше, чем почтительности.

— Чего же, как не возможности, о которой я молюсь всем сердцем, — возможности снова оказывать услуги его светлости?

Эверард остановился и почесал в затылке. Мальчишка был чертовски проворен и уже, возможно, спас ему жизнь, но…

— Извини, но помощь мне больше не нужна.

— О, господин, вы шутите. Видите, как я смеюсь, восхищенный вашим остроумием. Проводник, осведомитель, защитник от жуликов и… кое-кого почище… Столь великодушный господин, как вы, конечно же, не откажет бедному юноше в такой малости и позволит быть рядом с ним, осчастливит благом своей мудрости и подарит воспоминание, которое не сотрется даже спустя десятилетия после того, как вы позволите мне следовать за вашими августейшими стопами.

Неприкрытая лесть — как и принято в этом обществе, — но его выдавала интонация. Пуммаирам от души веселился, и Эверард сразу это понял. К тому же мальчишку, вероятно, разбирало любопытство, и он не возражал подзаработать еще.

Пуммаирам стоял, выжидающе глядя на гиганта снизу вверх, и едва сдерживал дрожь волнения.

Эверард наконец решился.

— Твоя взяла, мошенник, — сказал он и ухмыльнулся, когда Пуммаирам закричал и заплясал от радости. В любом случае такой спутник не помешает. Разве он не собирался познакомиться с городом поближе, не ограничиваясь одними достопримечательностями? — А теперь скажи мне, что, по-твоему, ты можешь для меня сделать?

Мальчишка остановился, поднял голову, коснулся пальцами подбородка.

— Это зависит от того, что пожелает мой хозяин. Если у него здесь дела, то какого рода и с кем? Если он ищет развлечений — то же самое. Моему господину нужно лишь сказать.

— Гм-м…

«Итак, почему бы не выложить ему все как есть — в допустимых пределах, разумеется? Если он не потянет, я всегда смогу уволить его. Хотя этот парень, по всей видимости, вцепился в меня как клещ».

— Хорошо, Пум, послушай меня. У меня действительно есть в Тире кое-какие важные дела. Не исключено, что они связаны с суффетами — да и с самим царем. Ты видел, как волшебник уже пытался остановить меня. Да, ты помог мне справиться с ним. Но это может случиться еще раз, и неизвестно, повезет ли мне опять. Рассказать об этом подробнее я не могу. Тем не менее я уверен, что ты понимаешь, как для меня важно побольше узнать, встретиться с разными людьми. Что бы ты посоветовал? Таверну, может быть, где я мог бы угостить посетителей выпивкой?

Веселье Пума сменилось серьезностью. Нахмурившись, он на несколько секунд уставился в пространство, после чего прищелкнул пальцами и хихикнул.

— Придумал! Самое лучшее, что я могу посоветовать для начала, мой господин, — это Главный Храм Ашерат.

— Как? — Пораженный, Эверард пробежался по заложенной в его мозг информации. Ашерат, которую Библия назовет Астартой, была супругой Мелкарта, божественного покровителя Тира, — он же Баал, Мелек, Карт, Сор… Весьма могущественная фигура — богиня, дарующая плодородие человеку, зверю и земле; женщина-воин, которая однажды даже осмелилась спуститься в преисподнюю, дабы вернуть своего возлюбленного из мертвых; морская царица, одним из воплощений которой была, возможно, Танит… Да, в Вавилоне ее звали Иштар, а в греческую мифологию она войдет под именем Афродиты…

— О, многознающий мой господин, без сомнения, помнит, что для заезжего гостя — особенно такого, важного, как он, — было бы неосмотрительно не засвидетельствовать свое почтение этой богине, дабы она могла отнестись благосклонно к его планам. Сказать по правде, если жрецы услышат о таком упущении, они выступят против вас. У эмиссаров из Иерусалима уже возникли по этой причине проблемы. К тому же разве освободить женщину от неволи и тоски не доброе дело? — Пум искоса посмотрел на Эверарда, подмигнул ему и подтолкнул его локтем. — Не говоря уже о том, что это еще и приятное развлечение.

Патрульный наконец вспомнил и на какое-то мгновение застыл в нерешительности. Как и большинство других семитских племен того времени, финикийцы требовали от каждой свободнорожденной женщины приносить свою девственность в жертву богине — на манер священных проституток. Пока мужчина не заплатил за ее благосклонность, она не могла выйти замуж. И обычай отнюдь не считался непристойным — он восходил к ритуалам изобилия и страхам каменного века. Кроме того, он, конечно же, привлекал богатых странников и чужеземцев.

— Я надеюсь, вера моего господина не запрещает ему этого? — с тревогой спросил мальчишка.

— М-м-м… нет, не запрещает.

— Прекрасно! — Пум взял Эверарда за локоть и повлек за собой. — Если мой господин позволит своему слуге сопровождать его, то я, скорее всего, смогу подсказать, с кем ему будет полезней познакомиться. Осмелюсь нижайше напомнить, что я всегда рядом с вами и держу глаза и уши открытыми. Они целиком в распоряжении моего хозяина.

Эверард криво усмехнулся и зашагал по улице. Почему бы и нет? Если начистоту, то после долгого морского путешествия он чувствовал себя, так сказать, «на взводе», да к тому же посетить этот святой бордель и впрямь считалось в финикийском обществе проявлением благочестия… А кроме того, возможно, он получит какую-то информацию, связанную с его миссией…

«Но вначале нужно попытаться выяснить, насколько заслуживает доверия мой проводник».

— Расскажи мне что-нибудь о себе, Пум. Мы проведем вместе, может быть, несколько дней, если не больше.

Они вышли на улицу пошире, и теперь им пришлось пробираться сквозь толкающуюся, галдящую, дурно пахнущую толпу.

— Я мало что могу рассказать, великий господин. История бедняка коротка и проста.

Фраза насторожила Эверарда, однако затем, когда Пум заговорил о себе, он понял, что мальчишка поскромничал.

Отца Пум не знал, хотя и предполагал, что это был один из моряков или рабочих, которые частенько посещали некий низкоразрядный постоялый двор в то время, когда Тир еще строился, и имели достаточно средств, чтобы позабавиться с прислуживавшими там девушками. Родился и рос Пум, как щенок, на улице, воспитывала его сама жизнь, питался он чем придется с той самой поры, как научился ходить, попрошайничал и, как подозревал Эверард, порой приворовывал, — короче, крутился как мог, зарабатывая свой местный эквивалент доллара. Тем не менее уже в раннем детстве его приняли служкой в расположенный неподалеку от пристани храм сравнительно малоизвестного бога Баала Хаммона (Эверард припомнил полуразрушенные церкви в трущобах Америки двадцатого столетия). Жрец этого храма, в прошлом человек весьма ученый, к старости раздобрел и спился. Пум понемногу учился у него грамотной речи и всему прочему — словно белка, собирающая орехи в лесу, — пока тот не умер. Более респектабельный преемник старого жреца выставил беспутного кандидата в послушники за дверь. Несмотря на это, Пум успешно обзаводился весьма широкими связями, которые достигали самого дворца: царские слуги нередко появлялись в порту в поисках дешевых развлечений… Все еще слишком юный, чтобы стать каким-нибудь вожаком, он зарабатывал себе на жизнь чем только мог, и уже то, что он дожил до сегодняшнего дня, было большим достижением.

«Да, — подумал Эверард, — похоже, мне повезло. Не то чтобы крупно, но все же».

Храмы Медкарта и Ашерат стояли друг напротив друга на оживленной площади в центре города. Первый был крупнее, зато второй производил куда более сильное впечатление. За колоннадой портика, украшенной искусными капителями и выкрашенной яркой краской, виднелся мощенный плитами внутренний двор с гигантским медным чаном, наполненным водой для ритуального омовения. Сам храм возвышался в дальнем конце двора, фасад был облицован мрамором, гранитом и яшмой. По обеим сторонам от входа стояли огромные, выше крыши, столбы. (В храме Соломона, который копировал тирийский дизайн, такие столбы будут называться Иахин и Воаз.) Внутри, как вспомнил Эверард, располагалась главная зала для посетителей, а за ней — святилище.

Какая-то часть уличной толпы переместилась с площади во двор и разбилась там на маленькие группки. Мужчины, догадался Эверард, просто искали тихое место, чтобы обсудить какие-то свои дела. Женщин было больше — в основном домохозяйки, каждая с тяжелым узлом на замотанной шарфом голове. Видимо, прервали свои хождения по рынку, чтобы вознести короткую молитву и немного поболтать в свое удовольствие. Служителями богини были мужчины, но здесь, во дворе храма, и женщин встречали радушно.

Когда Эверард, следуя за Пумом, ступил во внутренний двор храма, на него сразу же обратили внимание. Под любопытными взглядами он почувствовал себя неловко, даже смущенно. Жрец сидел за столом, в тени от открытой двери. Не будь на нем раскрашенного во все цвета радуги хитона и серебряного кулона в виде фаллоса, его запросто можно было принять за мирянина. Разве что волосы и борода подстрижены поаккуратней, а так вполне обычное живое лицо с гордым орлиным профилем.

Пум остановился перед ним и с важностью сказал:

— Приветствую тебя, святой человек. Мой хозяин и я желали бы поклониться Повелительнице Любви и Плодородия.

Жрец жестом выказал свою благосклонность.

— Похвально. Чужеземец платит вдвойне. — В его глазах загорелся интерес. — Откуда вы приехали, почтенный странник?

— С северных берегов моря, — ответил Эверард.

— Да-да, это ясно, но ведь земли там обширные и неизведанные. Может быть, вы из страны самих Морских людей? — Жрец указал на табурет, подобный тому, на котором восседал сам. — Прошу вас, садитесь, благородный господин, передохните немного, позвольте мне предложить вам чашу вина.

Мучаясь от того, что вниманием хозяина так легко завладел другой, Пум какое-то время вертелся рядом с ними, но затем успокоился, опустился на корточки, прислонился к одной из колонн и с обиженным видом уставился в пространство. Эверард и жрец неспешно беседовали почти час. Люди стали подтягиваться ближе, кто-то просто слушал, кто-то вступал в разговор.

Время текло незаметно, и Эверард многое узнал. Возможно, полученные сведения и не пригодятся… но кто знает, и в любом случае ему было приятно поболтать со знающим человеком. На землю его вернуло упоминание о солнце. Заходящее светило уже скрылось за крышей портика. Он вспомнил о совете Яэль Зорак и прочистил горло.

— Как ни жаль, друзья мои, но время идет, и мне пора. Если никто не хочет выразить свое почтение богине до нас…

Лицо Пума просияло. А жрец рассмеялся.

— Да, — сказал он, — после столь длительного плавания огонь Ашерат должен гореть жарко. Что ж, добровольное пожертвование составляет полшекеля серебра или можно товаром. Разумеется, богатые и знатные вправе предложить и больше.

Эверард расплатился увесистым куском металла. Жрец повторил жест благосклонности и выдал ему с Пумом по маленькому диску из слоновой кости, украшенному довольно откровенной гравировкой.

— Идите в храм, дети мои, ищите тех, кому вы принесете добро, бросьте это им на колени. Но… вы понимаете, не так ли, уважаемый Эборикс, что вам придется увести вашу избранницу из священного здания? Завтра она вернет жетон и получит благословение. Если у вас поблизости нет своего жилища, можно пойти к моему родичу Ханно — он за вполне умеренную плату сдает чистые комнаты на постоялом дворе, что прямо на улице Торговцев Финиками…

Пум буквально ворвался внутрь. Эверард последовал за ним — более, как он надеялся, степенно. Вслед ему послышались довольно фривольные напутствия, что давно стало частью ритуала и даже придавало ему некое очарование.

Свет масляных светильников едва достигал пределов огромного зала. То здесь, то там он выхватывал из темноты замысловатые фрески, золотые листы с вправленными в них полудрагоценными камнями. В дальнем конце помещения мерцало позолоченное изваяние богини с протянутыми руками — довольно примитивная лепка, но каким-то чудом скульптору удалось передать ощущение сопричастности и сострадания. Эверард ощущал ароматы мирра и сандалового дерева, слышал беспорядочные шорохи и шепот.

Наконец его глаза привыкли к темноте, зрачки расширились, и он разглядел женщин. Числом около сотни, они сидели на табуретах вдоль стен — справа и слева. В самых разных нарядах — от одежд из тонкого полотна до поношенных накидок из грубой шерсти. Одни сидели сгорбившись, другие безучастно смотрели куда-то в пустоту, некоторые делали приглашающие жесты — столь откровенные, сколь позволяли правила, но большинство девушек глядели на бродивших вдоль рядов мужчин одновременно застенчиво и томно. День был самый обычный, и посетителей в этот час набралось немного. Эверард заметил трех или четырех моряков, толстого купца, пару молодых щеголей. Вели они себя довольно сдержанно: как-никак храм.

Пульс Эверарда участился. «Проклятье, — с раздражением подумал он, — с чего я так завожусь? Право же, за свою жизнь я знал немало женщин».

Но тут же им овладела печаль. «Хотя всего лишь дважды — девственниц».

Он шел вдоль рядов, наблюдая, размышляя и стараясь не отвечать на призывные взгляды. Пум разыскал его и дернул за рукав.

— Лучезарный хозяин, — зашептал юноша, — ваш слуга, возможно, нашел то, что вам нужно.

— Да? — Эверард позволил своему спутнику увлечь его к центру зала, где они могли шептаться, не опасаясь, что их услышат.

— Мой господин понимает, что сын нужды никогда еще не бывал в этих стенах, — вырвалось у Пума, — однако, как я уже говорил, у меня есть знакомства, доходящие до самого царского дворца. Мне известно об одной даме, которая всякий раз, когда позволяют служба и Луна, приходит сюда, чтобы ждать и ждать, вот уже третий год. Ее зовут Сараи, она дочь пастуха с холмов. С помощью своего дяди, который служит в дворцовой страже, Сараи получила работу в царском дворце, и, начав всего лишь кухонной прислугой, она теперь помогает господину главному управляющему. Она и сегодня здесь. Поскольку мой хозяин желает наладить такого рода контакты…

Эверард в смущении последовал за своим проводником. Когда они остановились, его горло непроизвольно сжалось. Женщина, ответившая негромким голосом на приветствие Пума, оказалась толстой, маленького роста, с большим носом — только с некоторой натяжкой ее можно было считать просто «не очень красивой» — и явно засиделась в девушках. Однако взгляд, который она подняла на патрульного, был ясен и бесстрашен.

— Не хотели бы вы освободить меня? — тихо спросила она. — Я молилась бы за вас до конца моих дней.

Не дав себе времени передумать, он бросил жетон в ее подол.

Пум отыскал себе красотку, которая появилась в храме впервые и была помолвлена с отпрыском известной семьи. Разумеется, она пришла в уныние, когда ее выбрал такой оборванец. Что ж, это, как говорится, ее проблемы. Может быть, и его тоже, но Эверард за Пума не беспокоился.

Комнаты в гостинице Ханно были совсем крохотные: набитые соломой матрасы в центре — вот и вся обстановка. Сквозь узкие окна, выходившие во внутренний двор, в помещение проникали лучи заходящего солнца, а также дым, запахи улицы и кухни, людская болтовня, заунывные звуки костяной флейты. Эверард задернул служивший дверью тростниковый занавес и повернулся к своей избраннице.

Она опустилась перед ним на колени и словно поникла, кутаясь в свои одежды.