Патруль Времени (сборник) Андерсон Пол

Охотник по имени Гутерий часто ходил на охоту в дикий лес, так как был беден и участок имел не слишком урожайный. Прекрасным осенним днем, вооруженный луком и копьем, он отправился в лес. Гутерий не рассчитывал на крупную дичь, которая стала редкой и пугливой. Он собирался на ночь поставить ловушки для белок и зайцев, а затем двинуться дальше, в надежде подбить, может быть, глухаря. Хотя он был готов и к тому, что ничего стоящего ему не попадется.

Путь охотника лежал в обход залива. Прибой яростно колотился о прибрежные скалы, и белые барашки волн теснились на поверхности, несмотря на то что наступил отлив. Какая-то старая женщина шла по берегу, наклоняясь и выискивая, что море выбросило на берег: раскрытые раковины или дохлую рыбу, не слишком порченную. Беззубая, с узловатыми слабыми пальцами, она двигалась так, словно каждый шаг причинял ей боль. Рваную одежду трепал резкий ветер.

— Добрый день, — поздоровался Гутерий. — Как жизнь?

— Совсем плохо, — ответила старуха. — Боюсь, если ничего не найду пожевать, не смогу и до дома доковылять.

— Да, плохи твои дела, — сказал Гутерий и достал из сумки хлеб и сыр, что прихватил для себя из дому. — Возьми половину.

— У тебя доброе сердце, — произнесла старуха дрожащим голосом.

— Я не забыл свою мать, — объяснил охотник, — и почитаю Нехаленнию.

— А не мог бы ты отдать мне весь хлеб и сыр? — спросила она. — Ты молодой и сильный.

— Нет, силу мне надо беречь, если я хочу прокормить жену и детей, — сказал Гутерий. — Скажи спасибо за то, что я поделился с тобой.

— Я благодарна тебе, — отозвалась старушка. — Тебя ждет награда. Но раз ты пожадничал, сначала хлебнешь страданий.

— Замолчи! — воскликнул Гутерий и торопливо пошел прочь от дурных предсказаний.

Войдя в лес, он зашагал по хорошо знакомым тропам. Внезапно из-за кустов выпрыгнул олень. Могучее животное снежно-белого цвета и размером почти с лося. Рога его ветвились, как крона старого дуба.

— Ого-го-го! — воскликнул Гутерий. Он метнул копье, но промахнулся. Олень не кинулся прочь. Он остановился перед Гутерием — светлое пятно на фоне лесного сумрака. Охотник схватил лук, натянул тетиву и выпустил стрелу. Услышав звон тетивы, олень сорвался с места, но быстрее, чем человек. Однако стрелы своей Гутерий не нашел. Он решил, что, может быть, стрела попала в цель и он сумеет добить раненого зверя. Подобрав копье, охотник пустился в погоню.

Преследование все продолжалось и продолжалось, уводя человека в глубь дикого леса. Белое пятно оленя не пропадало из виду. Каким-то чудом Гутерий не уставал бежать, дыхание не перехватывало, он бежал без отдыха, опьянев от погони и забыв обо всем.

Солнце село. Опустились сумерки. Как только дневной свет померк, олень резко прибавил прыти и исчез из виду. Зашумел в ветвях деревьев ветер. Гутерию, вконец обессиленному усталостью, голодом и жаждой, пришлось остановиться, и тут он обнаружил, что заблудился. «Неужто старая карга и в самом деле прокляла меня?» — подумал он. Страх, холоднее наступающей ночи, пронзил его душу. Он завернулся в одеяло, которое прихватил с собой, и пролежал, не смыкая глаз, до самого рассвета.

Весь следующий день он бродил вокруг, не находя ни одной знакомой приметы. В самом деле, в жуткий уголок леса его занесло. Ни единого зверька не пробегало в траве, птицы не подавали голоса из крон деревьев, лишь ветер свистел в ветвях и ворошил увядшие листья. Не росли здесь ни грибы, ни ягоды, ни орехи, только мох на рухнувших стволах и бесформенных камнях. Тучи закрыли солнце, по которому он мог бы определить направление движения. В отчаянии Гутерий метался по лесу.

Ближе к ночи он нашел ручей, бросился на живот и утолил мучившую его жажду. Это придало ему сил, и он огляделся по сторонам. Гутерий оказался на поляне, откуда виден был клочок неба, свободный от туч. На фиолетово-синем фоне сияла вечерняя звезда.

— Нехаленния, — взмолился он, — пожалей меня. Тебе я предлагаю то, что должен был отдать без колебаний.

У него так пересохло во рту, что он не мог есть. Охотник разбросал остатки пищи под деревьями для зверья, которому она может пригодиться. Тут же у ручья он и уснул.

Ночью разразилась жестокая буря. Деревья скрипели и стонали. Ветер разбрасывал сломанные ветки. Дождь лил как из ведра. Гутерий брел вслепую в поисках укрытия. Вдруг он наткнулся на дерево и обнаружил, что оно с дуплом. В нем и провел он остаток ночи.

Наступило спокойное солнечное утро. Капли дождя бесчисленными жемчужинами сверкали на ветвях и во мху. Над головой прошелестели крылья. Только Гутерий размял занемевшее тело, как к нему с лаем подбежала какая-то собака. Не дворняжка, а настоящая охотничья собака, высокая, серая. Радость пробудилась в человеке.

— Чья же ты? — спросил он. — Веди меня к своему хозяину.

Собака повернулась и затрусила прочь. Гутерий последовал за ней. Вскоре они вышли на звериную тропу и двинулись дальше. Но примет, указывающих на близость людей, видно не было. В нем просыпалась догадка.

— Ты принадлежишь Нехаленнии, — осмелился он произнести. — Она послала тебя проводить меня домой или хотя бы к ягодным кустам или орешнику, где я мог бы утолить голод. Как я благодарен богине!

Пес ничего не ответил, только перебирал лапами. Они двигались дальше, но ни ягод, ни орешника не попадалось. Наконец лес кончился. Охотник услышал шум морских волн и почувствовал в порывах ветра вкус соли. Собака прыгнула в сторону и пропала среди теней. Дальше, должно быть, нужно было идти одному. Как ни измучен был Гутерий, душа его наполнилась радостью, так как он знал, что, двигаясь вдоль берега на юг, придет в рыбацкий поселок, где жили его родственники.

На берегу он остановился в удивлении. Среди камней лежал корабль, выброшенный штормом на берег, разбитый, уже непригодный для плаванья, хотя и не полностью разрушенный. Команда осталась цела. Моряки печально сидели возле останков корабля, так как, будучи из других земель, они ничего не знали об этом побережье.

Гутерий подошел ближе и осознал их отчаянное положение. Знаками он попытался объяснить, что может стать их проводником. Моряки накормили охотника и, оставив несколько человек охранять корабль, отправились с ним, захватив кое-какие припасы.

Таким образом Гутерий получил обещанную награду; ибо корабль вез богатый товар, а прокуратор, правящий в этих местах, постановил, что любой, кто спасет команду, должен получить значительную часть груза. Гутерий решил, что та старая женщина и была самой Нехаленнией.

Поскольку Нехаленния — богиня торговли и мореплавания, он вложил свои средства в судно, которое регулярно ходило в Британию. Кораблю всегда везло с погодой и попутным ветром, а перевозимые товары оказались выгодными. Вскоре Гутерий разбогател.

В знак благодарности он воздвиг алтарь Нехаленнии, на который после каждого вояжа возлагал богатые дары; а когда он видел, как впереди сияет вечерняя или утренняя звезда, он низко кланялся, потому что звезды тоже принадлежат Нехаленнии.

И деревья ей принадлежат, виноградники и фрукты. Ей принадлежит море и корабли, что бороздят его просторы. От нее зависит процветание смертных и мир между ними.

Глава 20

— Я только что получила твое письмо, — говорила Флорис в телефонную трубку. — О да, Мэнс, приходи как только сможешь.

Эверард не стал терять время на авиаперелет. Он сунул в карман паспорт и рванул сразу из нью-йоркской штаб-квартиры Патруля в амстердамскую. Здесь он обменял доллары на гульдены и взял машину, чтобы добраться до квартиры Флорис.

Он вошел, и они обнялись. Поцелуй Джейн был скорее дружеским, чем страстным, и длился недолго. Эверард не совсем понимал, удивило его это или нет, разочарован он или обрадован.

— Привет, привет, — выдохнула она ему в ухо. — Давно не виделись.

Гибкое тело еще мгновение прижималось к нему, затем быстро отстранилось. Пульс Эверарда успокоился.

— Ты выглядишь, как всегда, великолепно, — сказал он. Что правда, то правда. Короткое черное платье обтягивало высокую стройную фигуру и оттеняло янтарные, заплетенные в косы волосы. Единственным драгоценным украшением была серебряная брошь в виде альбатроса, приколотая над левой грудью. Уж не в его ли честь? На ее губах играла сдержанная улыбка.

— Спасибо. Но приглядись получше: я очень устала и хоть сейчас готова взять отпуск.

В бирюзовых глазах мелькнула неуверенность.

«Чему еще она была свидетельницей с тех пор, как мы распрощались? — подумал он. — О чем мне не рассказали, не желая тревожить попусту?»

— Я понимаю. Отпуск был бы для тебя сейчас очень кстати. Ведь ты работала за десятерых. Мне, конечно, следовало остаться и помочь…

Она покачала головой.

— Нет. Я понимала это тогда и понимаю сейчас. Кризис миновал, и агенту-оперативнику начальство всегда найдет лучшее применение. У тебя достаточно власти, и ты мог бы остаться для завершения операции, но твое время стараются не расходовать на рутинную работу. — Она опять улыбнулась. — Старый работяга Мэнс.

«Тогда как тебе, специалисту, который действительно знает это тысячелетие, приходится доводить работу до конца. Да, с помощью коллег и новых переведенных к тебе сотрудников, переобученных для тех условий, — но за все отвечала ты. Тебе надо было убедиться, что события пошли так, как зафиксировано у Тацита „первого“; что не возникло сбоев здесь и там, теперь и тогда; что история вышла наконец из нестабильной пространственно-временной зоны и теперь может быть предоставлена своему естественному ходу. Отпуск свой ты точно заслужила».

— Как долго ты оставалась в деле?

— С 70-го по 95-й год. Конечно, я перемещалась во времени, так что в моей мировой линии это заняло… что-то около года. А ты, Мэнс? Чем занимался ты?

— В основном ничем, кроме восстановления здоровья, — признался он. — Я знал, что ты должна вернуться на этой неделе из-за своих родителей и своей легенды в этом времени, так что сразу переместился сюда, выждал несколько дней, потом написал тебе.

«Правильно ли я поступил, возвращаясь к прежнему? Я ведь, пожалуй, менее чувствителен, и случившиеся события мучают меня не в такой степени. А потом, ты пробыла там дольше».

Джейн, похоже, поняла, о чем он думает.

— Ах ты, мой хороший. — Коротко рассмеявшись, она схватила его за руки. — Но что же мы здесь стоим? Пошли, устроимся поудобнее.

Они прошли в комнату, полную картин и книг. Джейн сервировала низкий столик, приготовила кофе, хлебцы, достала шотландское виски — она знала, что он любит, — да, «Гленливет», как раз его любимое, хотя Эверард не помнил, когда упоминал при ней эту марку. Бок о бок они сели на диван. Джейн откинулась назад и потянулась.

— Как хорошо-то, — промурлыкала она. — Нет, просто великолепно. Я снова учусь ценить свой родной век.

«Действительно ли она так спокойна, или это притворство? Сам я почему-то чувствую себя неловко».

Эверард сидел на краю дивана. Он разлил кофе и плеснул себе виски. На его вопрошающий взгляд Джейн отрицательно качнула головой и взяла свою чашку.

— Для меня еще слишком рано, — сказала она.

— Ладно тебе, я же не собирался уничтожать всю бутылку, — заверил он. — Давай отвлечемся от дел, поговорим и, может быть, потом где-нибудь пообедаем вместе. Как насчет того прелестного карибского ресторанчика? Хотя, если хочешь, я просто опустошу твой холодильник.

— А потом? — тихо спросила она.

— Ну, э-э-э… — Он почувствовал, как кровь прихлынула к щекам.

— Ты понимаешь, почему я должна сохранять голову ясной?

— Джейн, ты что, думаешь, я…

— Нет, конечно нет. Ты достойный человек. Иногда это тебе даже вредит. — Она положила руку ему на колено. — Давай, как ты предложил, поговорим.

И убрала руку прежде, чем он успел обнять ее. Сквозь открытое окно проникало нежное дуновение весны. Шум уличного движения напоминал отдаленный прибой.

— Бесполезно изображать веселье, — произнесла она спустя какое-то время.

— Пожалуй. Можем сразу перейти на серьезный лад.

Странно, но Эверард почувствовал себя немного свободнее. Он откинулся на спинку дивана, держа в руке виски и наслаждаясь ароматом не меньше, чем вкусом.

— Что ты будешь делать дальше, Мэнс?

— Кто знает? Проблем всегда хватает. — Он повернулся и посмотрел на нее. — Я хочу услышать о твоих делах. Надо полагать, все закончилось успешно? Меня бы проинформировали, если бы что-то пошло не так.

— Ты имеешь в виду, если бы всплыло что-нибудь вроде новых экземпляров Тацита «второго»?

— Нет. Тот манускрипт сохранился в единственном экземпляре, и какие бы выводы ни делал из него Патруль, это теперь всего лишь курьез.

Он почувствовал, как она вздрогнула.

— Объект, появившийся неизвестно откуда, изготовленный из ничего и неизвестно зачем. Что за ужасная Вселенная. Лучше бы и не знать о вариантной реальности. Иногда я жалею, что меня завербовали.

— В определенных обстоятельствах это бывает, я знаю. — Он хотел поцелуями удалить горечь с ее губ.

«Попытаться? Или не стоит?»

— Да, ты прав. — Она подняла светловолосую голову, голос ее дрожал. — Но потом я вспоминаю об исследованиях, открытиях, о помощи людям и снова радуюсь.

— Вот и умница. Ну, расскажи мне о своих приключениях. — «К самому главному вопросу нужен постепенный подход». — Я не просматривал твой доклад, потому что хотел услышать обо всем непосредственно от тебя.

Она снова упала духом.

— Уж лучше бы ты посмотрел доклад, если тебе интересно, — сказала она, глядя на фотографию Сетевой Туманности на противоположной стороне.

— Что?.. Тебе трудно говорить об этом?

— Да.

— Но ты добилась успеха. Ты обезопасила историю и естественный порядок вещей.

— Лишь отчасти. И на время.

— Большего от человека и требовать нельзя, Джейн.

— Я знаю.

— Мы пропустим детали. — «В самом ли деле они были так кровавы? По-моему, реконструкция прошла довольно гладко, и германским племенам неплохо жилось в Империи, пока она не начала разваливаться». — Но хоть о чем-то ты мне можешь рассказать? О людях, с которыми мы встречались, о Берманде?

В голосе Флорис прибавилось веселья.

— Он был прощен, как и другие. Жена и сестра вернулись к нему целыми и невредимыми. Он удалился в свое поместье в Батавии, где закончил свои дни в скромном достатке, где-то на уровне среднего чиновника. Римляне, однако, уважали его и часто советовались с ним. Цериалис стал правителем Британии, где завоевал земли бригантов. Тесть Тацита Агрикола служил под его началом, и, как ты помнишь, историк отзывался о нем неплохо. Классик…

— Пока неважно, — прервал ее Эверард. — Что с Веледой? С Эдх?

— Ах да. После той встречи на мосту ее имя исчезает из хроник. Полных хроник, восстановленных путешественниками во времени.

— Я помню. Что произошло? Она умерла?

— Только через двадцать лет. В необыкновенно старом возрасте для той эпохи. — Флорис помрачнела. Опять грусть коснулась ее души? — Странно. Ты не думаешь, что ее судьба должна была бы заинтересовать Тацита в достаточной мере, чтобы упомянуть о ней?

— Нет, если она была всеми забыта.

— Не совсем так. Может быть, я сама вносила перемены в прошлое? Когда я доложила о своих сомнениях, мне приказали действовать дальше и сказали, что это и есть естественный ход истории.

— Тогда все в порядке. Не беспокойся. Возможно, история Веледы была всего лишь незначительным всплеском в причинно-следственной цепочке событий. Если так, то она не играет важной роли в истории. Такие вещи случаются и обычно не оставляют серьезных последствий. Тацит мог и не знать о ее судьбе или потерять к ней интерес, после того как она перестала быть политической силой. Так ведь и произошло на самом деле?

— В некотором роде. Хотя… Та программа, что я обдумала и предложила, а Патруль одобрил, пришла мне в голову благодаря опыту, который я накопила задолго до того, как узнала о существовании Патруля. Я ободряла Эдх, предсказывала, что она должна делать, заранее готовила обстоятельства, наблюдала за ней и появлялась, когда она нуждалась в своей богине. — Эверард опять заметил, как помрачнела Флорис. — Будущее перекраивало собственное прошлое. Надеюсь, в дальнейшем мне в таких экспериментах участвовать не придется. Не то чтобы все это было так ужасно. Нет, оно того стоило. Я чувствовала, что не зря живу на свете. Но… — Она умолкла.

— Страшновато, — помог Эверард. — Со мной такое было.

— Да, — тихо сказала она. — И у тебя есть собственные секреты, не так ли?

— От Патруля нет.

— От тех, о ком ты заботишься. Вещи, о которых тебе больно говорить, а им непереносимо слушать.

«Близко, слишком близко».

— Ну ладно, так что Эдх? Я полагаю, ты пыталась сделать ее как можно более счастливой. — Эверард выждал. — Уверен в этом.

— Был ты когда-нибудь на острове Валхерен? — спросила Флорис.

— М-м, нет. Это где-то рядом с бельгийской границей? Подожди. Я смутно вспоминаю, ты говорила однажды об археологических находках из тех мест.

— Да. В основном камни с латинскими надписями второго-третьего веков. Благодарственные подношения, обычно за удачное морское путешествие в Британию и за благополучное возвращение. Богиня, которой они предназначались, имела храм в одном из портов Северного моря. На некоторых камнях она изображена вместе с кораблем или собакой, часто с рогом изобилия в окружении фруктов и колосьев. Имя ее Нехаленния.

— Очень важный культ, по крайней мере в том краю.

— Она выполняла все, что положено богам: давала мужество и знание, делала людей немного добрее, чем они могли бы быть в противном случае, а иногда открывала им глаза на красоту.

— Подожди! — Эверард выпрямился. Мурашки побежали у него по спине и затылку. — Это богиня Веледы…

— Древняя нордическая богиня морей и плодородия Нертус, Найэрда, Нерда, Нерха — множество различных вариантов имени. Веледа сотворила из нее мстительное божество войны под влиянием Хайдхина.

Эверард довольно долго смотрел на Флорис, прежде чем сказал:

— А ты убедила Веледу снова провозгласить ее мирной богиней и переместила на юг. Это просто гениально!.. Великолепная операция! Не припомню, чтобы я слышал о чем-то подобном.

Глаза ее опустились.

— Нет, на самом деле это не так. Потенциал уже был заложен в самой Эдх. Удивительная женщина. Чего бы она могла достичь в более благоприятное время?… На Валхерене богиню звали Неха. Культ ее почти совсем угас, несмотря на божественное покровительство сельскому хозяйству и рыболовству. Хотя охотничьи дела ассоциировались с ней с первобытных времен. Прибыла Веледа, оживила культ, внесла новые элементы, соответствующие цивилизации, которая переменила жизнь ее народа. Они начали произносить имя богини с латинским послеслогом, Неха Леннис, то есть Неха Добрая. Со временем оно превратилось в имя Нехаленния.

— Должно быть, богиня играла у них важную роль, раз ей поклонялись и столетия спустя.

— По-видимому, так. Когда-нибудь я хотела бы отследить ее историю, если Патруль позволит использовать на это несколько лет моей жизни. — Флорис вздохнула. — В конце концов империя, конечно, рухнула. Франки и саксы смели все на своем пути, а когда возник новый мировой порядок, он уже стал христианским. Но мне хотелось бы думать, что от культа Нехаленнии многое сохранилось.

Эверард согласился.

— Мне тоже, после того, что ты рассказала. Это могло пойти на пользу людям. Многие средневековые святые произошли от языческих богов, а те, что были историческими личностями, часто имели черты древних богов как в фольклоре, так и в церковных летописях. Костры в середине лета все еще разжигают, хотя теперь уже в честь святого Иоанна. Святой Олаф бьется с троллями и чудовищами, как до него Тор. Даже Дева Мария имеет черты Исиды, и, смею предположить, несколько легенд о ней были первоначально местными мифами… — Он оборвал себя. — Впрочем, тебе это известно. Все нити уходят в глубь веков. Как жила Эдх?

Флорис смотрела мимо него, словно все мысли ее были в прошлом. Затем медленно заговорила:

— Старость Эдх встретила, окруженная почетом. Замуж она так и не вышла, но все относились к ней как к матери.

Остров был низкий, на нем строили корабли, как и на острове ее детства, а храм Нехаленнии стоял на берегу ее любимого моря. Я думаю — точно сказать не могу, ибо что богиня может прочитать в сердце смертного? — но я думаю, она… обрела наконец покой. О том ли я говорю? Конечно, когда она умирала… — голос ее дрогнул, — …когда она лежала на смертном одре… — Флорис попыталась сдержать слезы и не смогла.

Эверард обнял ее, положив голову себе на плечо, и погладил косы. Пальцы ее вцепились в рукава его рубашки.

— Успокойся, девочка, успокойся, — прошептал он. — От некоторых воспоминаний всегда больно. Ты пришла к ней в ее последний час?

— Да, — всхлипывала она у него на плече. — А как же иначе?

— Правильно. Иначе ты поступить не могла. Ты облегчила ей уход. Что здесь плохого?

— Она… она просила — а я обещала… — Флорис зарыдала.

— Жизнь после смерти, — понял Эверард. — Жизнь с тобой, навечно в морском доме Найэрды. И она ушла во мрак счастливой.

Флорис оторвалась от него.

— Это была ложь! — выкрикнула она, вскочила на ноги, задев столик, и заходила по комнате. Она то сжимала руками плечи, то била кулаком по раскрытой ладони. — Все эти годы были сплошной ложью, фокусом, я использовала ее! А она в меня верила!

Эверард решил, что ему лучше оставаться на месте, и налил себе еще немного виски.

— Успокойся, Джейн, — уговаривал он. — Ты должна была это делать ради сохранения всего мира. Но ты выполняла свой долг с любовью. И ты дала Эдх все, чего она могла пожелать.

— Bedriegerij — все фальшь, все пустота, — как и большая часть того, что я делала.

Эверард проглотил бархатный комок огня.

— Послушай, я довольно хорошо тебя изучил. Ты самый честный человек из всех, кого я знаю. Слишком честный, сказать по правде. К тому же ты очень добра по натуре, что еще более важно. Однако уверяю тебя, искренность не самая главная добродетель на свете. Джейн, ты ошибаешься, воображая, что тебе нет прощения. Но в любом случае тебе надо жить дальше. Призови на помощь благоразумие и перестань себя мучить.

Всхлипывая и вытирая слезы, она остановилась напротив него и заговорила, постепенно успокаиваясь:

— Да, я… понимаю. Я думала об этом… несколько дней… прежде чем обратиться в Патруль. И все-таки я не могу избавиться от своих мыслей. Ты прав, это было необходимо, и я знаю, как много людей живут мифами, а многие мифы созданы искусственно. Прости меня за эту сцену. Для меня Веледа умирала на руках Нехаленнии совсем недавно.

— Воспоминания переполняют тебя, ну конечно, а я лезу с расспросами. Извини.

— Ты не виноват. Откуда тебе знать? — Флорис глубоко вздохнула, плотно сжала переплетенные руки. — Но я не хочу лгать больше, чем необходимо. Я совсем не хочу лгать тебе, Мэнс.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он, слегка догадываясь и немного пугаясь.

— Я думала о нас, — продолжила она. — Серьезно думала. Видимо, то, что между нами произошло, было ошибкой…

— Ну, в обычных обстоятельствах, возможно, так оно и было бы, но в нашем случае это совсем не повредило работе. Более того, я чувствовал себя как на крыльях. И вообще, все было великолепно.

— И мне так казалось. — Голос ее становился непоколебимо спокойным. — Ты пришел сюда сегодня с надеждой возобновить те отношения, верно?

Он попытался улыбнуться.

— Каюсь. В постели тебе нет равных, дорогая.

— Застенчивостью ты точно не страдаешь. — Слабая улыбка погасла. — Чего бы ты еще хотел?

— Побольше того же самого. Часто.

— Всегда?

Эверард онемел.

— Это трудно, — сказала Флорис. — Ты агент-оперативник, а я специалист. Большую часть нашей жизни мы проводили бы порознь.

— Если ты не перейдешь на обработку данных или подобную работу, когда можно находиться дома, — Эверард подался вперед. — Ты знаешь, это превосходная идея. Ты прекрасно соображаешь. Избавишься от риска и невзгод, да и от всех этих жестокостей, которые не имеешь права предотвратить.

Она покачала головой.

— Я не хочу этого. Несмотря ни на что, я чувствую себя полезной там, на месте, в своей области деятельности, и так будет, пока я не состарюсь и не ослабею.

«Если доживешь до старости».

— Да, понимаю. Перемены, приключения, полная жизнь и возможность помочь кому-то при случае. В этом твоя суть.

— Я могла бы, наверное, возненавидеть человека, который заставит меня уйти с такой работы. Этого я тоже не хочу.

— Ну что ж… — Эверард поднялся. — Ладно, — произнес он. — Не бог весть сколько домашнего уюта, но уж тогда между заданиями все должно быть по высшему классу и только для нас двоих. Играешь в такую игру?

— А ты? — спросила она в ответ.

Вопрос остановил Эверарда на полпути к ней.

— Ты в курсе, чего может потребовать моя работа, — продолжала она. Лицо ее побледнело. Скромность здесь не к месту, вертелась у Эверарда мысль в глубине сознания. — И во время этой миссии тоже. Я не все время была богиней, Мэнс. Время от времени оказывалось, что очень полезно прикинуться обычной германской женщиной вдали от дома. А иногда мне просто хотелось забыться ночью.

В висках у него застучала кровь.

— Я не ханжа, Джейн.

— Но в душе ты по-прежнему провинциальный американец. Ты как-то сам так сказал, и я в этом убедилась. Я могу быть твоим другом, партнером, твоей любовницей, но никогда, в глубине твоей души, никем больше. Будь честен.

— Стараюсь, — хрипло произнес он.

— Для меня это было бы хуже, — закончила Флорис. — Мне пришлось бы слишком многое скрывать от тебя. Я чувствовала бы себя предательницей. В этом, конечно, нет смысла, но именно такое было бы у меня ощущение. Мэнс, нам лучше не влюбляться друг в друга еще раз. Лучше будет, если мы расстанемся.

Они еще несколько часов провели в разговорах. На прощание она прижалась к нему, Эверард обнял ее и ушел.