Самый старший лейтенант. Разведгруппа из будущего Валин Юрий
Пролог
15.03.201? г.
Из разговора в кабинете.
(Арбатская пл. 4)
… – Разбрасываемся. Считай, ни один толковый проект до ума не довели.
– Как же, вот форма новая. Погоны политкорректные.
– Смешно? Мне что-то не очень. Что финансируем? В какую ж… миллиарды сливаем? НИОКРы[1], блин, БЛИНОКРы. Подводные планеры и боевые медузы, дрессированные роботы-писари. Вот ваш этот «К» – ну, какого черта? Кого сейчас исторические эксперименты интересуют? Лучше бы еще пару беспилотников заказали.
– Есть мнение, что нужны эти эксперименты. Это, знаешь ли, направление перспективное, небезынтересное, хотя и не совсем по линии нашего ведомства. Ну, не при нас отдел создавали, не нам его и закрывать. Тем более экономии там с гулькин… Штат крохотный, вон, уже срочниками должности закрываем. А я, между прочим, справку по работе «К» ежемесячно наверх даю. На самый ВЕРХ…
Танк двигался медленно, высокомерно выпятив длинный ствол орудия с чванливым набалдашником дульного тормоза. Из окна жуткая 57-тонная машина смотрелась как на картинке: поза в три четверти. Равнодушно лязгали гусеницы, сыто ревел двигатель…
За высокой кормой на мгновение показалась фигура в камуфляжной куртке – Женька торопливо дал короткую очередь. ППШ послушно содрогнулся в руках. Ни в кого, конечно, попасть не удалось, но из-за брони высовываться поостерегутся. Определенно эсэсы. Хрен их, сук, не узнаешь.
Бронированная махина продолжала двигаться по улице, размеренно взревывая двигателем. Трехцветный камуфляж, широкая башня. Угловатый громоздкий ужас, повадками ничуть не похожий на хищную грациозность полосатой кошки, чье имя присвоили чудищу неофициально. На правой стороне толстого «лба» красовался тактический знак – белесый то ли слон, то ли мамонт. Это в масть – какая же гадина здоровенная!
502-й батальон тяжелых танков? Откуда здесь? Откуда?! Они же где-то под Нарвой?!
Близко-то как. Была бы противотанковая или бутылка КС, можно было бы рискнуть. Остановить не остановишь, но пугнуть имеет смысл. У фрицев нервы тоже не железные, это мы знаем…
Противотанковых средств нет в наличии, следовательно, отходим на заранее подготовленные позиции. Откуда здесь все-таки 502-й тяжелый?
В неясной дымке выхлопа мелькнули сразу двое эсэсовцев – Женька ударил из автомата.
Осекся ППШ на «полуслове». Твою…, рядовой Земляков. Память у тебя еще ничего, документальные источники вполне регулярно в мозгу откладываются, а патроны отсчитывать так и не научился. Женька выдернул пустой диск. Тьфу, а как же… Там пружина такая хитрая, без навыка…
– Кать, у меня патроны… Уходить нужно.
Зашвыривать пустой диск в угол комнаты Женька не стал – не так мы обучены. Без нервов. Отходим. Рядовой Земляков обернулся и в ужасе уставился на глухую стену. Двери не было. Абсолютно глухая стена. Капитальная. Несколько выщерблин от осколков, выгоревшие рыжие обои. Слева буфет, щерящийся осколками лопнувших стекол и свежими щепками. Справа одинокая тумбочка – единственный белый слоник на пыльной полке опрокинулся на бок. Видно, не только рядового Землякова близость бронированного «тигро-мамонта» пробрала…
За буфетом дверь! Женька, понимая, что глупость творит, кинулся к попорченному изделию безвестного краснодеревщика. Пол содрогнулся от близкого взрыва, гадский буфет сам собою начал валиться навстречу. За ним открылась сплошная стена, квадрат чуть более темных, невыгоревших обоев.
– Товарищ старший сержант!!! – Женька отпрыгнул от взбесившейся мебели, споткнулся и, наконец, проснулся.
Рядовой Земляков сидел на койке. Ступня, которой от души врезал по прутьям металлической спинки, уклоняясь от пригрезившегося злобного буфета, побаливала. Женька яростно поскреб коротко стриженную голову и сказал в сумрак кабинета:
– Тигры, слоны… чтоб им всем задние хоботы поотрывало. Гимназистка истеричная.
Последнее, несомненно, относилось к самому Евгению Романовичу Землякову, которого вновь посетило сновидение довольно позорное и вовсе не подходящее статусу опытного солдата. И ведь помнилось, что сон, а все равно…
Что должно сниться рядовому срочной службы? Без всякого сомнения, девушки и мамины пироги.
Еще шелест далеких родных берез. Ну, с шелестом берез в центре Москвы дела обстоят не очень хорошо, посему ассоциации с отчим домом иные. Да и вообще от места службы до родного подъезда – тридцать две минуты пешком. Если на метро – то тридцать семь минут, поскольку две пересадки приходиться делать. Да еще станция «Парк Культуры» ныне закрыта по случаю затяжного ремонта. Что касается девушек, то после позавчерашнего свидания рядовой Земляков мог спать вполне спокойно. Ирина – девочка современная и продвинутая, понимает, что армия это вам вовсе не «шутка юмора», посему время увольнения потратили с толком.
В теплом местечке службу «тащите», товарищ Земляков. Практически Арбатский военный округ. Кому еще так везет? Личные апартаменты, двенадцатиметровые, правда зато от койки до основного места несения службы – два шага. Вон он, монитор, желтым глазом ехидно подмигивает. До следующего военного объекта – холодильника аж шагов двадцать. Вода минеральная холодная, ну как без нее отчизну защищать?
Женька снова поскреб макушку. На унылую службу, ни та умная голова, ни ее хозяин жаловаться не собирались. Не скучно здесь, в Отделе.
За окном вновь взревело. В отдалении, конечно, за КПП, за забором, на Комсомольском.
– Баран, – сообщил себе самокритичный рядовой Земляков.
На проспекте бронетехника если и бывала, то во времена незапамятные, вроде смутных 90-х. Ныне по Комсомольскому двигались агрегаты хоть и агрессивно рычащие, но исключительно в созидательных и облагораживающих целях. Дорожное покрытие там меняли. Новый мэр распорядился класть асфальт правильно, вот дорожники ночами всё «ложат и ложат». Тренируются.
Минералка в холодильнике имелась – засидевшееся начальство выпило не всю, опять на вредное кофе налегало. Женька неспешно выцедил стакан, налил еще. Сполоснул посуду. Должность у рядового Землякова интеллигентная, нужно соответствовать. А если забудешь помыть, то непосредственная начальница – старший сержант Мезина – не преминет напомнить. Весьма ядовито.
Женька поскреб для разнообразия бок. Футболка промокла от пота. М-да, слонотигры, значит? Сновидения – штука загадочная и наукой пока не до конца расшифрованная. Психолог так и говорила – посетят. Ну почему такие идиотские? Могло бы что-нибудь реалистичное привидится. Для отработки тактических навыков.
Интересно, Катерине кошмары сняться? На кое-какие темы старший сержант Мезина не очень-то распространяется. Ладно, любопытствовать не будем. Хватит и того, что сам во сне о помощи возопил. Нормальные люди «мама» орут или «прощай любимая, я не вернусь». А тут – «товарищ старший сержант! Патро-о-о-ны у меня…». Глуповато.
Кстати, глуповато в раздетом виде торчать посреди крошечного «пищеблока». Отдел пуст, но все равно. Женька заглянул в холодильник, извлек войлочный мячик киви и пошлепал к себе. На проспекте слегка поутихло. Земляков пошире открыл форточку и натянул штаны. Мартовская прохлада мозги живо проветрит. Можно немного поработать. Потом сон навалится. Дальше производим подъем и следуем по графику несения службы. Напрочь забываем о тигро-слонячих снах. Слава богу, не каждый день фигня такая снится.
«… Obersturmbannfuehrer приказал идти к лодки. Нас должен был забрать Siebelfhre». Этот самый Siebelfflhre – это паром Зибеля[2]. Довольно солидная штука.
Когда ты – переводчик, самосовершенствование есть одно из очевиднейших и непреложнейших требований твоих должностных обязанностей. Тьфу, черт, работы-то сколько. Так, что там дальше?
«…Руководили посадкой Oberbootsmann и саперы…»
Ну, обер-боцманн, он и есть обер-боцманн. Смотрим, что там они наруководили…
Странная служба была у рядового Землякова. Переводитьдокументы и мемуары семидесятилетней давности да иногда встречаться с их авторами. Так сказать, интервью в естественной обстановке. Очень познавательно.
«…На борту stabsmaschinistsmann в весьма грубой форме приказал нашим парням…»
М-да. Сумрачный германский гений. Женька принялся стучать по клавиатуре, заполняя форму.
В командировку переводчик Земляков сходил единственный раз. Не так уж давно это было.
В марте 1943 года. Харьков. Отчаянная оборона города, бои растрепанной 3-й танковой армии и частей гарнизона против прорвавшегося танкового корпуса СС. Очень простое слово – «командировка». Пять дней и ночей. Даже чуть меньше – 118 часов. Женька подсчитал. И совсем не для того, чтобы порадоваться с лихвой начисленным «боевым».
Не объяснишь. Война. «Без всякой там относительной фигни», как иногда говаривает Катрин.
Отдел «К» МО РФ занимается изменением прошлого. Чужого прошлого, разумеется. Свое собственное нужно менять вовремя. Когда оно еще не прошлое, а самое что ни на есть настоящее.
Но существуют еще «кальки». Миры, для простоты называемые «параллельными». Это не совсем так, но если ты переводчик, недоучка из МЛУ[3], а не гениальный профессор физики или астрофизики, то лучше принять любительский термин «параллельные» как данность, не озадачиваясь теоретическими уточнениями. Существуют «кальки», и в них можно и нужно работать. Ну, не во всех, естественно. Тут бы с одной-единственной разобраться. Дело сложное, но там живут и воюют свои. Это и залегендированные агенты Отдела «К», и просто свои. Те, с кем доводилось есть тушенку, с кем спал рядовой Земляков бок о бок, кого прикрывал автоматным огнем. Они уже не чужие, пусть некоторым индивидам и видится в этом какой-то нонсенс и необъяснимый парадокс подсознания.
Здесь ты дома – вон урчит и пованивает горячим асфальтом Комсомольский проспект. А там… всего несколько часов, ну, пусть сутки, и ты тоже дома. В воняющем гарью и тротилом, гремящем, умирающем и сражающемся – «дома». Парадокс. Опасный парадокс, по правде говоря. Тут двойная психологическая устойчивость требуется. У рядового Землякова, как ни странно, эта самая устойчивость имеется. Запротоколированная и отраженная в толстенном психологическом исследовании. Сам Женька его не видел, но наставница говорит, что там папочка размером с первую часть «Войны и мира». К концу службы, вероятно, и второй том успеют подшить. Непосредственно относящийся к «войне».
…Так, «Тиса» – это у нас транспорт румынской национальности. Следовательно, речь о том самом конвое, в котором тащились и «Ардял» с немкой «Хельгой»…
Имеется устойчивое мнение, что изменять какую-то там глубоко параллельную нам историю бессмысленно. И это правда. Какие уж там дивиденды, если здесь ничего не меняется? Твои родители, твоя девчонка, и даже эти бурно трудящиеся дорожники ничего не узнают и не почувствуют. Твой прадедушка не вернется из-под Вязьмы. Почти вся 1-я дно[4] там осталась навсегда, и с этим ничего не поделаешь. Здесь не поделаешь. «Там» – можно. Правда, ТАМ твоего прадедушки нет. Нельзя встретиться, пожать руку и рассказать, что Москву фашист хрен возьмет. Еще один парадокс – личностные линии «ноля» и «кальки» не пересекаются. Вернее, бывает и такое чудо, но это уж такой странный и исключительный случай, что лучше его и не рассматривать.
Впрочем, сама практика работы в «кальках» странна до невозможности. По сути, там тоже ничего не меняется. Нет, Отдел пыхтит, меняет, меняет и опять меняет, но вектор истории рано или поздно обязательно выпрямляется. Это если смотреть глобально. Например, можно подстеречь фюрера во время визита в «Вервольф»[5]. Поймать в прицел мерзкий затылок, плавно потянуть спуск… Морду рейхсканцлера разнесет, усишки прилипнут к бетону. Ну, положим, охрана на винтовочный выстрел не подпустит, что-то другое изобретать нужно. Но вполне можно придумать. Только прежде имеет смысл просчитать, к чему приведет точечное изменение вектора. Ибо роль личности в истории весьма преувеличена, а мудацких (пардон, терминология Екатерины Георгиевны) физиономий в энциклопедии полным-полно. И нужно учитывать, что все желающие туда, в энциклопедию, определенно не влезли – соискателей тьма-тьмущая. Лысых, усатых, с челочками и без. Всем черепа не разнесешь. Иной подход нужен. Стратегический, вдумчивый.
Только и вдумчиво не очень-то получается. Отдел «К» занимается войной, поскольку урожден под сенью славного Министерства обороны. Были и иные Отделы. Даже экономические. По большей части на данный текущий момент их работа законсервирована. И не только в России. Деньги считать везде умеют, и выбрасывать время и средства на ветер иноземные коллеги тоже не любят.
История старая и опытная, гм, тетка. Упрямая. Неподдающаяся. Она всегда гнет свое. И вектор неизменно выпрямляется.
Берем пример близкий, понятный и актуальный.
Женька открыл карту. На экране возникла знакомая «корзинка» или кривоватый «мешок» полуострова Крым, простор синего Черного моря и сдавленное горло Керченского пролива. Вот Севастополь – точка болезненная, и век назад, и два, и остающаяся такой, по-видимому, надолго. Увеличиваем картинку. Город у моря, окрестности. Наша Катерина там побывала в самом конце июня 42-го. Иногда начальница рассказывает, и ее начинает натурально ломать. Сдали мы город, и присутствовала там в те скорбные дни сержант Мезина. Сделать ничего не могла, да и не имела права. Свое имела задание, локальное и, наверное, очень важное. Но видела Катерина бойцов уходящих на Херсонес. Знала о том, что там будет…
Нет, не нужно об этом. Лучше подойдем с практической точки зрения. Вопрос элементарен – можно было удержать город? Зная, «как будет», имея все расчеты и данные. Можно чуть осторожнее вводить в бой свежие необстрелянные части, жесточайшим образом разобраться с подвозом боеприпасов. И держаться, держаться на подготовленных рубежах. Подправить, подсказать, помочь отсюда. Там, в СОРе[6] 42-го, были крепкие люди, учить их смешно, но им бы дать информацию… Группа агентов «К», вброс дополнительных разведданных, точное знание обстановки на море… Справились бы. Женька видел план операции. Можно удержать. Видел и расчеты аналитиков. Коррекция 0,03-0,1. Дерьмовая цифра. Крайне неубедительная.
Где-то лопнет. В другом месте. Севастополь устоит, но немцы прорвутся к Баку? Вряд ли, это даже стратегу-переводчику понятно. Не рискнут немцы наступать на Кавказе, оставляя в тылу такую нашу базу, как Севастополь. Тогда где? Ленинград? Воронеж?
Инициатива останется у фрицев. А мы еще не умеем. Научились стойко держаться, умирать с честью, но побеждать еще не умеем. И уйдут на Херсонес тысячи. В плен уйдут, в смерть. Лучшие бойцы, стойкие, умелые…
«Оставшиеся разрозненные остатки войск на ограниченной береговой территории района бухт Камышевой и Казачьей, 35-й береговой батареи и Херсонесского полуострова в количестве около 50–60 тысяч, из которых около половины, если не больше, были раненые разной степени, лишенные единого командования, а главное, боеприпасов и продовольствия, пресной воды, несмотря на героическое сопротивление, были обречены на поражение и плен»[7].
Женька выключил компьютер. Надевать сапоги и сражаться с диалектом среднефранского лучше на свежую голову. А о стратегии должны думать специально обученные люди.
Во дворе было недурно. Мартовская свежесть кружила голову. Асфальтовый запашок развеялся, видимо, доблестные дорожники сдвинули свою технику ближе к Лужникам. Тускло светились окошки КПП. Узкий двор спящей части сиял многими лунами, щедро разбросанными по лужам. Женька повис на перекладине турника, вяло раскачивал ногами. Надо бы голову отключить. Прибор сложный и перегревается очень даже легко. Катрин как-то мельком упомянула, что для расслабления и отключения лучше всего занятия сексом подходят. Ну, опыт у товарища старшего сержанта имеется. Хотя столь же очевидно, что и определенные сложности с подбором кадров для расслабляющего отдыха у Катерины имеются. Внешность зеленоглазой блондинки в сочетании с многоопытным задубелым сержантским наполнением – довольно взрывоопасное сочетание. Тут только взрывателя-детонатора не хватает. Интересно, что командиршу изначально наполняло? Не могла же она от рождения…
По проспекту с ревом пронесся припозднившийся мотоцикл. Московские байкеры сезон открыли. Сомнительная, между прочим, техника эти тарахтелки. И так шею запросто свернешь, а если по делу использовать… Видел Женька, как хрустят мотоциклы под танковыми гусеницами. Тот эсэсовец, гад, тогда так и не успел спрыгнуть…
На стук казарменной двери Женька среагировал, с турника свалился и даже бушлат успел одернуть.
– Кто здесь вошкается? – осведомилась фигура, украшенная офицерской фуражкой. – Эй, боец, к тебе обращаюсь!
– Рядовой Земляков! – отрапортовал Женька. – Снимаю умственную нагрузку физической.
– А, все у вас не как у людей, – офицер чиркнул зажигалкой, закуривая. – Рановато для физзарядки, да что тебе Устав, такому блатному рядовому.
– У меня, товарищ капитан, должность умственная. От компьютера порой просто глаза на лоб лезут, – на всякий случай оправдался Женька.
– Не болтай. Знаю вашу конторку. Сам собеседование проходил.
Женька дипломатично промолчал. Проходил товарищ капитан собеседование или не проходил, но по факту явно не прошел, поскольку в штате «К» не числится. И вообще не местный. Хотя частично знакомый – уже не первый раз в комендантской казарме ночует. Командировочный. И с майором Варшавиным он действительно разговаривал. Но это не повод.
– Ты молчи. Правильно, – капитан затянулся. – Я так. Ночь сырая. Да еще эти… с гудроном. Не люблю технику ночью.
Кажется, капитан служил где-то под Назранью.
– Да кому ж этот грохот благоухающий нравится… – пробормотал Женька.
Огонек сигареты заалел ярче, и капитан глуховато спросил:
– Слушай, Земляков, а ваша сержантка, она как? Что-то я ее вчера не видел. Здорова? Если не секрет, конечно.
– Здорова. Взяла пару дней по семейным.
– Понятно. И что, серьезные семейные? Она вроде не замужем.
Женька вздохнул:
– Товарищ капитан, вы уж меня извините. Товарищ старший сержант – мое прямое и непосредственное начальство. Может начальство замуж выходить, разводиться или влюбляться? Смешно даже. Оно же НА-ЧАЛЬ-СТВО.
– Философ? Ну-ну! – Капитан щелчком отправил окурок в урну у курилки. – Ладно, привет своему смешному начальству передавай. Она знает, от кого.
Взвизгнула-стукнула дверь. Опять комендачи сокрушили цивилизованный доводчик и временно присобачили старую испытанную пружину. Женька вновь подпрыгнул и повис на перекладине турника. Привет мы передадим. Как ни странно, Катерина помнит всех мужиков, что ей приветы передают. По крайней мере, тех, что в погонах. Вот и в Назрани человеку изумрудные сержантские глаза покою не дают.
На экране вновь мерцала опухоль оккупированной Тавриды. Но начнется не отсюда. Издалека подступим. Есть план операции, есть глаза в немецком тылу. Довольно противные глазки, нужно признать. Но зоркие. Рядовой Земляков имел сомнительную честь лично участвовать в вербовке. Довольно неприятное занятие эти шпионские игры. Но необходимое. По сути, операция уже давно идет. Медленная, масштабная подготовка. Под стать тому, легендарному, Люблинскому рейду.
Да, кто-то намекнет, что «мелко плаваем». Да, только Крымская операция. Никаких глобальнейших прорывов на политических и военных направлениях. Кишка тонка. Массированный выход «тридцатьчетверок» к Ла-Маншу и создание атомного первенца к 27-й годовщине Пролетарской революции, совершенно исключены. Операция в рамках фронта – наш предел.
Женька убрал с экрана карту Крыма. Полюбовался на фото подруги. Иришка старательно изображала томность, сидя на борту красивой парусной посудины и опустив одну ногу в набегающую волну. Вот так, товарищ Земляков, некоторые служат, а некоторые на яхтах по Ионическому морю рассекают. Возмутительно. И это в то время, когда весь свободолюбивый греческий народ единым фронтом выступает против повышения налогов и прочих антидемократических провокаций. Впрочем, Иришка здорово поддержала тамошнюю сотовую связь посредством дорогущего роуминга. Волновалась девушка, понимаете ли. Целую неделю с родителями на чужбине, а тут Евгений брошен практически без всякого присмотра. Заботливая. То-то и купальник такой… расслабляющий. Впрочем, подруга уже неделю назад как вернулась и успела удостовериться, что всё с военнослужащим в порядке.
Штатное расписание Отдела «К» (в/ч04721)
Начальник отдела – м-р Варшавин А.А.
Зам. начальника отдела – (должность вакантна).
Агентурная группа.
Для ознакомления требуется допуск (форма № 4)
Расчетная группа.
Командир группы – ст. лейтенант Филиков А.Р.
Всего 4 шт. ед. (заполнено 3)
Полевая группа.
Инструктор по вводу и координации, командир отделения – ст. сержант Мезина Е.Г.
Специалист-переводчик – рядовой Земляков.
Всего 4 шт. ед. (заполнено 2)
Группа МТО
Всего 3 шт. ед. (заполнено 1)
Из служебной записки начальника отдела:
«…Итого штат заполнен на 45 %. Настоятельно прошу ускорить подбор людей. И прошу срочно решить вопрос с транспортом».
Резолюция на служебной записке:
«Срочно в отдел кадров! Что они там себе думают?!»
Из телефонного разговора:
«…Бензин тебе компенсируют или нет? Я в финчасть лично звонил. Ну, погоняй еще на своей «вишневой», что тут поделаешь. Осенью «колеса» пробьем. Две машины я тебе гарантировал? Подтверждаю. А по «полевым» и агентуре вообще незачем мне плешь проедать. С психологами, знаю, ты дружишь. Вот их напрямую и доставай. И с новой конторой контакт налаживай в срочном порядке…»
Часть первая
Восьмая лодка
27 марта 1944 года.
12.20. Порт города Николаева
Подбитый танк немцы наконец изловчились и отволокли к домам. Урчал, надрывался двигатель тягача, пахали раскисшую землю гусеницы. Напоследок T-III развернул башню и ахнул по зданию конторы фугасным. Попал пальцем в небо, – снаряд пробил стену элеватора, где никого из советских десантников не было. Оно, конечно, – попробуй в таком дыму рассмотри.
Старший краснофлотец, лежащий у пробитой над самой землей амбразуры, слезящиеся глаза старался не тереть. Промыть бы. Вода во флягах еще есть, только тратить ее на такую роскошь, как водные процедуры, вовсе и ни к чему. Вдруг еще повоевать удастся?
От отошедших танков осталась лишь разбитая гусеница, вытянувшаяся расплющенной змеей на взрытой земле. Левее железнодорожной насыпи «Гансы» валялись густо, кто-то там еще шевелился, дым прибивало к земле, накрывало трупы и раненых удушливой завесой. Пусть отползают. Патроны еще понадобятся. Жаль, «панцер» доконать было нечем – ПТР уже разбило, с гранатами не подберешься. Теперь одна задача – сечь немчуру двуногую да ждать, когда самого добьют.
Это была девятая атака. Два вчерашних, утренних наскока, можно не считать, – тогда «Гансы» еще никак уверовать не могли, что в порт натуральный русский десант явился.
Морская пехота держалась тридцать четыре часа. Неполная рота автоматчиков 384-го ОБМП[8]. Шестьдесят восемь человек, три ПТР, четыре ручных пулемета и станкач.
Сейчас, к полудню, мало что осталось. Станковый, здорово помогавший из здания конторы, молчал уже часа два. Но сама контора держалась – огрызался из развалин «дегтярь» и автоматы. Братва в дело ушла опытная, новобранцев не брали. Мощное здание конторы, позиция за остатками забора у насыпи да здесь, в развалинах толстостенного сарая, больше похожего на блокгауз, воевали до последнего. Артиллерия армейцев старалась поддерживать– 122-мм корпусные клали снаряды точно, как будто корректировал кто. Только корректировать было уже некому: рацию, вместе с обоими радистами, еще утром накрыло прямым попаданием. Но дальнобойная батарея все равно работает точно, – не иначе кто-то из флотских у них над душой стоит.
Вообще было тяжко. Хана, если честно, морской пехоте. Город, считай, свой, корабельный, – где, как ни здесь, братве загибаться? Широкий лиман, чуть выше по течению сливаются Буг и Ингул. Дельные верфи до войны в городе были. Один черт, обидно погибать. Свои, должно быть, уже в пригородах дерутся. Только, видно, не успеют. Уж очень минометы досаждают. Притаранили «Гансы» два «шестиствольных»[9] и дают прикурить. Вот, завыло, загнусавило…
Тяжелые мины легли с перелетом, лишь одна задела осколками угол полуразбитого конторского здания. Сейчас прицел подправят, еще залп уложат, а потом проверять полезут. Мины немец сейчас бережет. Не тот «ганс» пошел, скаредный стал, гадюка.
Окраину порта, ту, что за железнодорожной веткой, накрыла серия 122-миллиметровых. Не забывает бог войны, – как в корзину снаряды кладет, – где-то там немцы свои шестиствольные каракатицы и пристроили. Видно, есть бог на небе. Или он сейчас на «огневой» командует?
В бога старший краснофлотец не верил, поэтому глянул на соседа, – Юрик зря не высовывался, сосредоточенно снаряжал автоматный диск. Остальная братва тоже не паниковала – четверо отвоевавшихся лежали под стеной, накрытые плащ-палатками. И раненый Мишка молчал, – может, уже и отмучился.
Шестиствольные «ишаки» промолчали, зато после паузы из-за насыпи и от домов полезли опасливо пригибающиеся «Гансы». И то дело.
Прошло еще полчаса. Дальше, у причалов ремзавода, кто-то подал признаки жизни. Стреляли яростно, хоть и коротко. Нет, это не армейцы. Видно, кто-то из братвы. Чего в стороне-то оказался? Так всегда в десанте: хрен поймешь, кто, где и откуда.
Старший краснофлотец нежно протер затвор винтовки. Дым от удушливых шашек, что накидали «Гансы» в прошлую атаку, почти развеялся. Можно и работать с толком….
Сквозь тянущийся над землей едкий дым сияло яркое и холодное весеннее солнце. Подсушит и землю влажную, и кровь пролитую…
21 апреля 201? года.
(по координатной сетке «ноля»).
Москва. Расположение Отдела «К»
Как-то не так и не этак. Думать не получалось. «Фигня полная», как любит говаривать временно отсутствующая товарищ Мезина.
Женька вздохнул, отправил ноутбук в спящий режим и пошел менять род деятельности. Спортуголок был открыт, и рядовой Земляков с ходу заехал ногой в живот «Гиммлеру». Манекен принял атаку с истинно арийской стойкостью, только закачал красной лысой головой. Женька добавил баварцу еще разок и скинул с себя камуфляжную куртку. Пропотеть, и сгинет умственная усталость.
Пропотеть удалось быстро, но смутное беспокойство все равно осталось. Видимо, «колбасить» начинает.
Операция предстояла мгновенная, хорошо продуманная-просчитанная. Не прогулка, естественно, но больше риска в самом «прыжке». Тут начальство совершенно право, и возразить нечего. Расчетное время выполнения задачи – 16 часов, плюс-минус еще часок.
Не в хронометраже дело.
Женька попытался сломать «Гиммлеру» коленную чашечку, но шеф СС даже не поморщился, – единственная «нога» манекена и не такое видывала. Лишь вздрогнул, гад, надменно выпрямляя потертую спину.
Отдуваясь, Земляков отошел к мату на стене и немножко повыбил пыль из него.
Хреново. Как не трактуй, хреново.
Испытывал рядовой Земляков неопределенное недовольство по отношению к собственному руководству. Чувство абсолютно глупое и смешное в любом случае.
Новый начальник оперативной группы старший лейтенант Толкунов был каким-то не таким. Формулировка идиотская, но так уж получалось. В конце концов, Женька за свою короткую воинскую службу повидал уйму офицеров, командиров и прочих старших чинов. Даже сам какое-то время звездочки на погонах носил. Кстати, не слишком-то понравилось.
А старлею Толкунову собственные погоны нравились. Был старший лейтенант молод, тренирован, бодр духом и посему имел полное право считать себя просто созданным для службы в Отделе. Крепкий спортивный парень, успевший повоевать в горах и заработать вполне заслуженную государственную награду. Образованный, имеющий неплохое представление о ТОЙ войне. Вероятно, действительно смелый человек, раз излучает такую готовность и уверенность. Внешность приятная, не красавчик, но улыбка располагающая…
Тьфу! Улыбка-то при чем? Ну, очаровала его самого Катерина, что здесь удивительного? Начальница весьма опьяняюще воздействует на девяносто процентов мужчин. Еще хорошо, что большинству самцов удается вовремя прочувствовать, что лучше подальше держаться. Да, Екатерина Георгиевна у нас вовсе не девушка, а черт знает что такое.
Короче говоря, о ревности забудем. Рядовой Земляков – человек адекватный, начальницу уважает и даже очень. Посему с интересом понаблюдает: воспользуется ли Катерина свежатиной или сразу выпишет исчерпывающего пинка товарищу Толкунову.
Что в нем все-таки не так? Что-то со службой связанное. Трудно уловить. Одни ощущения. Ощущения – это интуиция или нет? Ты, Земляков, как собака Павлова – одни слюни и нечленораздельное рычание.
Женька вспомнил улицу Академика Павлова, дым горящего города и озлобился. Нашел тему для раздумий, толмач несчастный. Приказ на создание оперативной группы прочел? Расписался? Готовиться начал? Вот над выполнением задачи и нужно думать. С Толкуновым идти, значит, с Толкуновым. Посмотрим, как он там улыбаться будет.
Левой, левой – она слабее. Коленом и ногой. Быстрее! «Медленный – значит, мертвый», – говорит начальница, и она права. Как всегда. Кулаки ныли, хотя бил правильно.
Женька подхватил со стеллажа черенок малой саперной лопатки. Подручными средствами…
Там опять весна. Здесь – два месяца прошло. Там – целый год. Прыжок планируют с двойной коррекцией. Сложно. Расчетная группа ноет, пытается заранее застраховаться от ошибок. Компьютерный Шурик вчера за чаем вздыхал горестно, бубнил о нехороших предчувствиях. Но никакой интуиции у него нет. Один вполне понятный и простительный страх за собственную задницу.
По заднице бить не будем. Глаза – горло – пах. Начальница научит, она лично столько кастраций провела – страшно подумать. Манекен качался, кряхтел.
Прыгнем. Туда и обратно, как в доброй сказке об изъятии материальных ценностей у всяких там драконов-курилыциков и прочих сомнительных типов. Прыгнем, и все будет нормально. А с чем тогда будет не нормально? И что тебе, Земляков, неймется? Нормальный старлей, лично тебя не дергал, «строить» не пытался. Комендачей, конечно, вздрючил, но они сами вечно нарываются.
Надо бы посоветоваться. Катька приедет, с ней поговорить. Хм, вроде бы неудобно. Посмеется начальница. С майором? У начальника Отдела, вообще-то, проблем и так хватает. К тому же начальство и самостоятельно разобраться способно. У него, у начальства, опыт и выслуга лет…
– Слушай, ты инвентарь доконаешь, – в дверях спортуголка стоял Сан Саныч.
– Виноват, – Женька опустил колышек и принялся заправлять футболку.
– Мне вашего «Гиммлера» не жалко, – пояснил майор. – Но добьете куклу, будете бегать, нервничать и искать замену. До осени официально ничего нам не дадут. А в ежедневном спарринге Екатерина тебе непременно за неделю множественные переломы обеспечит.
– Ну что вы, Сан Саныч, она со мной осторожно, – поспешно заверил Женька. – Как с цыпленком.
Майор хмыкнул:
– Скромность украшает интеллигентного человека. Когда вы тут разминаетесь на кошках и цыплятах, мне дверь приходиться закрывать. Невозможно по телефону разговаривать – сплошь нецензурная лексика и грохот. Натуральный штурм рейхсканцелярии.
– Виноват. Как-то не осознаем. Сделаю выводы, – заверил Женька.
Майор смотрел с интересом:
– Евгений, что-то мне эта интонация знакома. Учти, что наглая готовность признать вину весьма часто разочаровывает вышестоящее руководство. Никакого, понимаешь, повода провести длинную и увлекательную воспитательную беседу. Не уподобляйся. В конце концов, ты не блондинка.
– Товарищ старший сержант тоже не совсем блондинка, – пробормотал Женька. – Это у нее камуфляж. А насчет шума – я искренне.
– Верю. Хамить ты не любишь, за что тебе отдельное персональное спасибо. Приводи себя в порядок, и побеседуем о делах насущных, пока туристы не прибыли.
Туристы – это Катерина и поехавший ее встречать старлей. Сам вызвался, куртуазный маньерист. Сан Саныч, должно быть, счел, что общение в неформальной обстановке сблизит товарищей командиров. Времени было в обрез. Действия со сдвигом даты старта относительно хронологии «кальки» почему-то от спешки не освобождали.
Вместе с майором еще раз прошли-проверили поминутно первый этап операции. Все вроде было понятно, обсудили возможные осложнения, но ничего нового не придумалось. Сан Саныч глянул на часы:
– Сколько можно добираться из Шереметьево?
– Так Ленинградка, сами знаете, – Женька усердно изучал карту лимана.
Странное дело. Можно быть уверенным – Сан Саныч с начальницей в близких интимных отношениях никогда не состоял. Просто так майор переживает, бескорыстно. Следовательно, можно и с самыми яркими блондинками дружить. Иришка, чудная девчонка, верить отказывается. У нее в университете слишком всерьез дедушку Фрейда изучают. Научная интеллигенция, ничего не поделаешь. Впрочем, Иришка всегда болтает ерунду, а делает правильно.
Пискнул датчик сигнализации на входной двери, застучали шаги. Вернулись. Топал, конечно, Толкунов, а вот это игривое постукивание – хм, неужели на каблуках Катерина?
– Привет вооруженным силам! – ослепительно улыбающаяся начальница ступила в кабинет и нежно поставила на стеллаж звякнувший пакет. – Привет из дивной долины дьюти-фри.
За начальницей вошел Толкунов, галантно несший рюкзачок путешественницы.
– Это еще что такое? – заворчал Сан Саныч, осуждающе кивая на пакет.
– Так до праздника боезапас постоит, не испортится, – сказала Катрин и, неожиданно обхватив командира за шею, чмокнула в щеку.
Изумлялся Сан Саныч редко. Женька не без удовольствия покосился на офигевшего начальника, но тут наставница взяла и поцеловала самого Землякова. Пахло от Катрин какими-то изумительными мексиканско-пряными духами. Мелькнула мысль, что старикан Зигмунд был не так уж не прав в своей психосексуальной категоричности. Малость забылось, какая она яркая, вызывающе красивая, со своим метром восемьдесят роста, глазищами колдовскими, зелеными, коротко стриженная, небрежно стильная.
– Вижу, настроение у сержантского состава бодрое, – заметил опомнившийся Сан Саныч. – Как малая родина?
– Стоит. Капиталистическое разложение до нужной кондиции еще не дотянуло, так что с вторжением за океан придется повременить, – Катрин улыбалась. – Мы работать будем?
– Евгений, чайник включи, – распорядился майор. – Дух переводим и озвучиваем назревшие мысли.
Женька успел налить чайник и подсыпать в корзинку сушек.
В коридоре майор тихо спросил у Катрин:
– Это что за эскапады?
– Шалю, – довольно мрачно сказала начальница. – Нельзя, что ли?
– Глупо. Не ладите со старлеем, что ли? Уже нахамила?
Начальница промолчала. Вошли в кубрик. Катрин ухватила личную кружку с мрачной картинкой, изображающей темные таинственные развалины среди дремучего леса.
– Между прочим, все три дня меня какой-то отвратительной бурдой поили. Нет за океаном нормальной заварки с любимым оттенком веника и пыли.
– Угу, – согласился майор.
Катрин прислушалась к коридору – Толкунов все еще переодевался – и вполголоса сказала:
– Вы меня извините, коллеги. Я от избытка чувств. Во-первых, соскучилась, во-вторых, достал этот мальчик меня. Лучше бы я на автобусе и метро добралась. Евгений, ты лопухи как-то прикрой…
Женька уши затыкать не стал, отошел к раковине и принялся мыть чашку.
– Антипатия, – хмуро сказала начальница. – От хамства я воздержалась, хотя аж челюсть сводило. Неправильный он человек. И не в сексуальных иллюзиях дело. С кем не бывает…
– Ну-ну, – подбодрил майор.
– Всё. Ничего разумного добавить не могу. Смутная антипатия. И раньше присутствовала, а в аэропорту, как его улыбающуюся физиономию и цветочки увидела, так окончательно прониклась.
– Очень убедительно, – сухо заметил Сан Саныч.
– Угу, женские бредни. Возможно, последствие длинного трансатлантического перелета. Так мне промолчать, что ли?
– Нет, молчать не нужно.
– Товарищ майор, – сказал Женька от раковины. – Я тоже.
– Что «тоже»?
– Молчать мне нужно или нет?
– Ясно! – Майор придвинул сахарницу. – Доконали вы меня. Кандидатура командира группы спущена нам сверху, биометрические данные у человека идеальные. Боевой опыт, подготовка. Что прикажите делать? Как отводить?
– Фиг его знает. Но есть ощущение, что сработаться будет трудно, – прямо сказала Катрин. – Улыбка у него театральная. Прямо из книжонки «Общение для «чайников», или Как заставить себя любить».
– А вам кого предоставить с нужной улыбкой? Бреда Пита с Анжелиной?
– Нет, эти многодетные и вообще отвлекать будут, – живо отмела кандидатуры начальница. – Сан Саныч, ты не серчай. Может, все нормально будет. Сходим, проверим. Возможно, Толкунов просто какие-то отвлеченные и неприятные ассоциации вызывает. Жень, у тебя что-то определенное?
– Никак нет. Просто вы меня с интуицией смутили. Вот и тужусь.
– Милая у нас служба, – с горечью заметил майор. – Ладно, спасибо, что не постеснялись высказаться. Теперь не обижайтесь, с психологом придется побеседовать. Не для вправки мозгов, а для пользы науки.
– Так мы за нашу родную науку… – начальница с воодушевлением схватила баранку. – Мы по делу будем говорить или нет?
Вырубился Женька в начале третьего ночи, а в шесть начальница подняла и погнала на пробежку. Проветрились, пробежались. Оказалось, рядовой Земляков от темпа успел отвыкнуть, вымотался порядком. Катрин дразнила – настроение у начальницы было хорошее.
В обед Женька зашел в ее кабинет и застал там Сан Саныча. Разглядывали впечатляющий портрет непонятного зверя: пасть огромная, оскал белоснежных клыков, дымчатая шерсть, ненормальные голубые глаза. Женька с трудом опознал в жутком хищнике пса хаски.
– Мой, – с гордостью сказала Катрин. – Цуцик его фамилия.
– Жуть, – честно одобрил Женька. – Похоже, он танки живьем брать привык.