Ассоциация Литтл Бентли

Морин нашла в записной книжке ее телефон и набрала номер.

Трубку снял Майк. Морин попросила позвать жену. Через минуту раздался сонный голос Тины:

– Алло?

– Это Морин. Я тебя разбудила?

– Вроде того.

– Прости, дело довольно срочное…

Морин рассказала о ночных визитерах и о странном разговоре с Лиз.

– Прежде всего, как ты думаешь, что делать по поводу Лиз?

– А что мы можем сделать? В прошлый раз, помнишь, мы все старались ей помочь, а она захлопнула дверь. Я ей позвоню, попозже. Даже зайду, если она позволит. Может, позову еще Одри и Мойру. Но, честно говоря, мне кажется, все останется по-прежнему. Возможно, ей нужно самой во всем разобраться.

– А если она не сумеет?

Тина не ответила.

– Что скажешь насчет нашей истории?

Тина вздохнула.

– Я все думала, когда они за вас примутся.

– Ты знала об этих правилах?

– В общем, да.

– Что же нас не предупредила?

– Думала, как-нибудь обойдется. Мало ли, вдруг они не видели ваш дом изнутри или почему-то решили сделать для вас исключение? Не хотела зря вас пугать и привлекать их внимание. Но… В глубине души я, наверное, понимала, что рано или поздно этим кончится.

– Надо было сказать.

– Ты права… Прости, – грустно отозвалась Тина. – Так приятно было снова увидеть семейные фото… И занавеси, и картины не только на одной стене. И чудесные статуэтки…

– Ты их еще увидишь, – пообещала Морин. – Мы ничего не намерены менять.

Последовала пауза, словно Тина не знала, как реагировать.

– Ты что… Надо слушаться.

– А если мы не станем?

Тина понизила голос:

– Вам назначат штраф. А если уж начнут, то… В общем, лучше не связываться.

– Что же нам делать?

– Ничего тут не сделаешь, – ответила Тина. – Приходится терпеть.

– Проверки среди ночи тоже?

– Ну, к нам никогда по ночам с проверкой не приходили. Наверное, они просто хотели вас выбить из колеи.

– Значит, идет дискриминация? К нам особое отношение?

– Не знаю, – быстро ответила Тина. – У нас обошлось, а с другими, может, так же, как с вами, было.

– Но ты нас поддержишь? Скажешь правду, если что? Подпишешь бумагу о том, что к вам приходили с проверкой в нормальное время?

– Подписать? Мне надо посоветоваться с Майком.

Похоже, от Тины помощи ожидать не приходится. А уж если она боится выступить против ассоциации, то другие тем более. Морин поспешила распрощаться. От разочарования она разозлилась еще больше.

Им с Барри придется воевать с ассоциацией в одиночку. Рассчитывать ни на кого нельзя.

Ну и хорошо! Им никто не нужен.

Когда Барри вышел из душа, Морин сидела за обеденным столом и жевала холодный гренок, мрачно глядя в окно.

– Ты позвонила Лиз? – спросил Барри.

– И Тине.

– И?.. – спросил Барри, поскольку Морин замолчала.

Тогда она пересказала ему оба разговора. Описала испуг Лиз и нерешительность Тины.

– Что дальше? – спросил Барри. – Все еще хочешь вернуться в Калифорнию?

– Ну уж нет!

– Вот это правильно. Так держать!

– Пошли они на хрен! – Сказав это, Морин испытала огромное облегчение. – Никуда мы не уедем. Подотремся их поганым уставом!

Новый штраф.

Барри еще ни одного не заплатил, а квитанции все прибывали и прибывали, за подписью казначея ассоциации, некоего Томпсона Хьюза. Штрафы выписывали непомерно раздутые. Барри не подсчитывал, но общая сумма, должно быть, перевалила уже за три тысячи. Просто смешно – требовать такие деньги за мелкие нарушения идиотских правил. Барри хранил все квитанции – на случай будущего суда.

Свалив только что полученную почту на кофейный столик, он вскрыл конверт без марки. С них требовали семьсот пятьдесят долларов за то, что они поставили свои автомобили, развернув их в противоположные стороны. Оказывается, надо было обязательно в одну.

– На сей раз семьсот пятьдесят, – сообщил Барри.

Морин оторвалась от книги.

– Вот уроды.

Кроме квитанции, из конверта выпал еще какой-то листок. Барри развернул его и пробежал глазами официальный текст.

– Господи боже…

– Что там?

– Заголовок: «Нарушения правил поведения в ванной и туалете». Название говорит само за себя, ты не находишь?

– Дай посмотреть!

Барри протянул ей листок.

– Видимо, за нами наблюдают и в ванной. Здесь сказано, что у тебя нет положенного запаса тампонов или гигиенических прокладок. А еще мы расходуем на слив на три галлона воды больше, чем допускается для семьи из двух человек.

Лицо Морин побелело.

– Матерь Божья… Неужели и в уборной поставили видеокамеру?

– Очень может быть. Сейчас заклею обоями все стены и потолок, на всякий случай. А сколько тампонов хранится в шкафчике – с видеокамеры не разглядишь. Значит, кто-то шарил в доме.

– Когда? Мы никуда не уходим!

– Когда мы спали, – ответил Барри, чувствуя, как кровь стынет в жилах.

Билл и его инспекторы, по крайней мере, не скрывались. Но представить, что кто-то ночью, крадучись, лазает по шкафам, проверяет гигиенические принадлежности Морин и бог весть что еще… Кто этим занимается? Один человек или несколько? Писательское воображение мигом нарисовало, как безрукий-безногий Кенни и толпа калек-добровольцев ползают из комнаты в комнату, перебирают его презервативы, обнюхивают нестираные трусики Морин…

Страшнее всего, что это, возможно, не такое уж преувеличение.

Барри в самом деле оклеил обоями стены и потолок, причем особенно тщательно обработал углы, чтобы там не оставалось щелочек, сквозь которые могли бы работать миниатюрные следящие устройства. После переезда осталось несколько рулонов обоев. Барри подумывал даже заново оклеить весь дом или, по крайней мере, те комнаты, где стены были покрашены, но вспомнил, сколько это требует труда, и дрогнул. Не хотелось взваливать на себя такую обузу, пока не дошло до крайности. К тому же до сих пор не было никаких признаков, что в других комнатах тоже ведется наблюдение.

Может быть, надо чаще смотреть БВТВ?

Как и следовало ожидать, назавтра пришла официальная бумага, в которой им пеняли на то, что они позволили себе изменить внешний вид помещения, не согласовав свои действия с комиссией по дизайну интерьеров.

Далее следовало требование уплатить восемьсот двадцать долларов штрафа и отодрать обои.

– Идите на хер, – сказал Барри.

– Не понимаю, как предыдущим владельцам все сходило с рук, – заметила Морин. – Помнишь, что тут творилось, когда мы приехали? Они наверняка нарушили все правила по интерьерам.

– А может, им и не сошло с рук…

Морин озадаченно посмотрела на него.

– Обратила внимание? Когда мы подписывали разные бумаги в связи с покупкой дома, на всех был указан доверительный фонд Джордана и Сары Гарднер? Я еще тогда удивился, но решил, что владельцы умерли и родственники продают дом.

– Наверное, деньги пошли на уплату штрафов.

Вечер они провели у Майка с Тиной. Лиз по-прежнему пряталась у себя в доме, держала занавески плотно задернутыми и дверь никому не открывала. Друзья за нее беспокоились, однако не представляли, как ей помочь. Морин отправила ей длинное письмо по электронной почте, в надежде повлиять на Лиз доводами логики: доказывала, что нет необходимости бороться с трудностями в одиночку, когда друзья готовы встать на ее сторону. Хотя неизвестно, заглядывает ли еще Лиз в электронную почту.

– Я вам одно скажу, – заявил Майк. – Если бы Рэй был жив, ничего этого не случилось бы.

– Если бы Рэй был жив, много чего не случилось бы, – согласился Барри.

Смерть Рэя словно вызвала лавину. Он был неофициальным лидером оппозиции. Его уважали. Только он мог противостоять произволу правления. С его смертью все рассыпалось, словно костяшки домино.

Барри хотел составить список тех, кто бывал на вечерах у Дайсонов, – то есть противников ассоциации.

– Составим петицию и потребуем распустить правление!

– Во-первых, роспуск правления не предусмотрен уставом, – возразил Майк. – А во-вторых, любые голосования происходят на ежегодном собрании в сентябре, на День труда. Там выбирают различные комиссии, утверждают поправки и дополнения к уставу и так далее. На собрании нам, простым смертным, позволяют увидеть власть имущих.

– Значит, это наш единственный шанс чего-то добиться?

– Ну да.

– Можно выдвинуть свои предложения и, если люди их поддержат, провести что-то вроде реформы?

– Теоретически.

– Думаешь, не получится?

– Скажем так – я бывал на этих собраниях. Знаю, как там все происходит.

– В бюллетенях действительно нет альтернативных вариантов, а можно только одобрить нынешнее правление?

– Точно.

– Еще на собрание нужно приходить с налоговыми документами за прошлый год, – вмешалась Тина. – Мы их сдаем.

– Зачем? – нахмурилась Морин.

– Такие правила, – ответил Майк. – Звучит безумно, однако суд их утвердил. Закон такое допускает, хотя, по-моему, это вмешательство в частную жизнь. Оказывается, ассоциация вправе потребовать от домовладельца полного финансового отчета. Ну, и наша ассоциация, само собой, требует.

Морин обернулась к Барри.

– Вот откуда в правлении узнали, что у Дэвидсонов плохо с деньгами, и если поднять налог на недвижимость, они не смогут остаться в поселке!

– Угу, – кивнул Майк.

– Кстати, насчет Грега Дэвидсона… – начал Барри.

– Что такое?

– Тогда, у Рэя, он говорил, что они с женой решили продать дом и уехать. Брат нашел ему работу в Аризоне.

– Да, помню.

– Так вот, они не уехали. Я видел Грега среди добровольцев. Не знаю, что с Вайноной, а Грег помогал рыть бассейн. И у ворот он был, в день митинга.

Майк и Тина переглянулись. Барри не смог расшифровать этот взгляд и вдруг засомневался, не зря ли упомянул о Греге. Невольно вспомнил Фрэнка и Одри, требующую отпереть ее замочек. А ведь Майка с Тиной он знает немногим лучше. Интуиция подсказывает, что они хорошие ребята и взгляды у них правильные, но в Бонита-Висте ничего нельзя сказать наверняка.

Морин, видимо, тоже что-то заметила.

– Вы не хотите говорить о добровольцах?

– Не в том дело, – ответила Тина. – Просто…

Она оглянулась на мужа.

– Ты права, – сказал Майк. – Их стараются не упоминать. Они помогают расчищать дороги после сильной грозы и так далее, но все делают вид, будто ничего о них не знают.

– Не понимаю… – удивился Барри.

– Я сам неделю отработал добровольцем.

Барри и Морин ошарашенно молчали. Скажи Майк, что убил свою первую жену, а с Тиной познакомился после того, как вышел из тюрьмы, – впечатление не было бы таким сильным. Барри поразился, как в странном, вывернутом наизнанку мире Бонита-Висты вполне обыденное понятие стало настолько зловещим.

– Правда отработал, – продолжал Майк. – Меня оштрафовали на сто долларов за нарушение восьмой статьи – вышел с утра к почтовому ящику в халате. Появляться не вполне одетым за пределами дома запрещено. Мы бы и заплатили, но холодильник уже сдыхал, пришлось бы лишний месяц на новый копить. Я слышал, что штраф можно отработать, и обратился в правление. Они не возражали. Неделю мусор собирал на дорогах и в канавах.

– И все?

– Не совсем. В последний день, в субботу, меня отправили вместе с другими расчищать засохшие кусты в лесополосе. Тогда я и узнал, что добровольцы бывают разные. Одним, вроде меня, поручают ту или иную работу на определенное время. Другие ничего не отрабатывают, просто предложили свою помощь. Они могут выбирать себе занятие и прекратить, когда захотят. – Майк облизнул губы. – А есть еще те, кого привлекли за долги. Скорее всего, Грег как раз из таких. Эти люди уже отдали свои дома, а заплатить сумму штрафа все равно не могут. Они практически теряют все права и на всю жизнь отдают себя в кабалу ассоциации. Делают, что велят, пока не выплатят задолженность. Говорят, у них есть что-то вроде общежития – не знаю только где. Я не спрашивал.

Барри ждал продолжения, однако Майк молчал.

– Больше ничего? – недоверчиво спросил Барри. – Ты тоже был тогда у ворот! Ты их видел – и Грега, и всех. Они как роботы. Словно их накачали наркотой, или загипнотизировали, или я не знаю что!

– Не в этом дело, – возразил Майк. – Не могу объяснить, но там точно нет ни магии, ни наркотиков, ни промывки мозгов. Они могли бы в любую минуту уйти, если бы захотели, хотя их тогда, наверное, засудят. Просто они уже слишком сильно повязаны с ассоциацией. Они что угодно сделают, лишь бы освободиться от задолженности. – Он снова непонятно посмотрел на Тину. – Все, что угодно.

– Но они… – Морин запнулась и оглянулась на Барри. – Они все какие-то увечные. У кого уха не хватает, у кого пальцев или всей руки…

– Добровольная работа – не единственный способ расплатиться с долгами, – обронила Тина, почти не разжимая губ.

И больше ни Майк, ни Тина ничего рассказывать не захотели. Барри не стал давить. Тут явно что-то крылось, но их страх тоже можно было понять. Майку приходится балансировать на тонкой грани. Хотя он работает в государственной компании, офис находится в Корбане. И ассоциация его, в общем и целом, не донимает. Не в его интересах раскачивать лодку.

Разговор о безобидных пустяках немного разрядил обстановку, а потом Барри и Морин собрались уходить, договорившись поиграть в теннис со Стюартами как-нибудь на следующей неделе.

А когда пришли домой, обнаружили, что сада, за которым так любовно ухаживала Морин, больше нет.

Всего-то пару часов они отсутствовали, и за это время кто-то – возможно, добровольцы? – успел не только выдрать все цветы, деревца и овощи, посаженные Морин, но еще и разровнять землю и натыкать в нее десяток засыхающих и совсем засохших кустов манзаниты.

– Что это? – растерянно проговорила Морин.

Участок выглядел как злая пародия на прежний сад. Словно неведомая болезнь уничтожила кустарник, оставив только несколько чахлых экземпляров.

– А ты угадай! – Барри показал на дверь.

Там розовел очередной официальный бланк.

– Ну, знаешь!..

Морин первой подбежала к двери и сорвала листок. Барри читал, заглядывая ей через плечо. Им назначили штраф за нарушение правил ухода за садом и к тому же обязали выплатить полную стоимость работы и материалов, израсходованных при замене запрещенных растений образцами местной флоры.

– Образцы местной флоры? – негодовала Морин. – Воткнули в землю какие-то сухие прутья!

– Не волнуйся, мы платить не станем.

– Не в этом дело! Они погубили мой сад и огород! Помидоры на одном кусте почти созрели, а на другом еще только цвели. И кабачки уже можно было собирать…

– Интересно, а есть что-нибудь вроде апелляционной комиссии, куда можно пожаловаться?

– Ага, жди!

– Они за это ответят! После той истории с Барни нам было четко сказано, что мы вправе развести сад и формировать ландшафт на своем участке.

– Смотри, это еще не все!

Барри прочел строчку, на которую указывала Морин. Там говорилось, что они обязаны в течение сорока восьми часов убрать из дома все цветы и комнатные растения, иначе будет начислен дополнительный штраф. Сумма штрафа не указывалась.

Барри и Морин дружно решили, что никаких растений выбрасывать не будут. Со времени ночной инспекции они стали на ночь подпирать дверные ручки спинками стульев, однако вряд ли это многое меняло, ведь Билл с помощниками как-то исхитрились войти, несмотря на цепочку и задвижку. Барри заявил, что этой ночью заклеит изолентой все двери по краям. Хотя бы заметно будет, если кто-нибудь влезет, пока они спят.

Морин захотела обойти сад – проверить, вдруг какие-нибудь растения чудом уцелели? Барри ушел в дом. У него появилась идея.

Он подозревал, что Морин ее не одобрит, и потому, когда жена вернулась из разоренного сада, сообщил, что тоже хочет его осмотреть – оценить размер ущерба.

– Может быть, страховка его покроет. Сделаю несколько фотографий и вызову агента. Посмотрим, вдруг заплатят.

Морин сказала, что он замечательно придумал.

Барри действительно собирался сделать снимки и обратиться в страховую компанию, однако не сразу. Он пошарил под нижней террасой, где хранились садовые инструменты и неиспользованные стройматериалы, и нашел то, что искал: большую картонную коробку.

Садовыми ножницами откромсал боковую стенку и написал на ней короткую, крайне непристойную надпись. После ремонта осталась только белая краска. На фоне коричневого картона белые буквы выделялись ясно и четко.

Барри прислонил картонку к стволу дуба, придавил большим камнем, чтобы ветер ее не повалил, и, отойдя подальше, проверил, хорошо ли видно с улицы.

АССОЦИАЦИЯ ДОМОВЛАДЕЛЬЦЕВ – МУДАКИ

Видно было отлично. Барри оскалился в улыбке. Получайте, уроды!

Наверняка опять оштрафуют, но дело того стоит. Пусть знают, что он не сдался и готов на весь мир выкрикнуть свой протест!

А извещение о штрафе пусть лежит в ящике стола, вместе с другими такими же.

По-прежнему улыбаясь, Барри вернулся домой, взял фотоаппарат и сделал несколько снимков разоренного участка, с разных точек. Потом, просто для смеха, сфотографировал свой плакатик.

Он веселился минут десять, а потом вдруг подумал о том, сколько времени потратил на всю эту чушь – особенно о долгих часах беспокойства, тревоги и перебирания обид. А ведь это время можно было потратить с пользой!.. Смеяться сразу расхотелось. Воображению представилось жуткое старичье из правления, и борьба с безликой, неумолимой организацией показалась безнадежной затеей.

Морин лежала на диване и смотрела передачу «Дом и сад», горюя о своих погибших растениях. Она тоже выглядела какой-то пришибленной. После ночной инспекции она пылала гневом, рвалась воевать хоть с целым светом, а теперь поникла. Похоже, новые издевательства ее доконали.

Стоит ли овчинка выделки?

Должно быть, Морин думала о том же. Она вдруг села и, нажав кнопку на пульте, отключила звук.

– Давай все-таки уедем…

Барри не ответил.

– Тут нет ничего постыдного. Мы не сдались, не покорились, упорно стояли на своем. Мы им показали. А теперь давай продадим дом, уедем и забудем весь этот кошмар. – У нее дрожал голос. – Пожалуйста!

Барри устало кивнул.

– Хорошо.

– Слава богу! – обрадовалась Морин. – Слава богу!

Барри поймал себя на том, что тоже испытывает облегчение. Словно гора свалилась с плеч.

Все закончилось, подумал он. Все наконец-то закончилось.

Барри сидел в конторе по продаже недвижимости под враждебными взглядами коллег Дорис. Риелторша разговаривала по телефону с продавцом очередного дома – обсуждала, готов ли тот продолжать вести дела с нерешительным покупателем. Зато ее подчиненным, толстяку и тощей даме, заняться было нечем, и они исподтишка сверлили Барри такими взглядами, какие обычно приберегают для последователей Адольфа Гитлера.

Барри был почти уверен, что видел обоих на митинге.

Дорис, повесив трубку, одарила его жизнерадостной улыбкой:

– Прошу прощения! Что я могу для вас сделать?

– Да вот…

– Надеюсь, с Бертом все в порядке? Никаких неприятностей?

– Видите ли, я… мы хотим продать дом.

– А-а… – Риелторша встала. – Пойдемте в конференц-зал.

Она провела Барри в другую половину трейлера, плотно прикрыла дверь и отодвинула от стола парочку стульев.

– Садитесь!

Барри сел.

– Ваши сотрудники не слишком-то рады меня видеть.

– Пусть это вас не волнует. Они делают и думают то, что я велю, иначе вылетят отсюда за милую душу.

– Я понимаю их чувства. Не в первый раз сталкиваюсь. В городе нас сейчас не очень-то любят.

– Меня не интересует, что говорят другие, – ответила Дорис. – Я хорошо понимаю Бонита-Висту. Я ведь столько домов там продала!

Она мило улыбнулась и ободряюще погладила Барри по коленке. Правда, руку задержала чуть дольше, чем следовало, а когда наконец убрала, будто невзначай задела пальцами пах.

Барри отверулся к окошку, боясь встретиться с ней взглядом. Он был почти уверен, что Дорис с ним заигрывает, поощрять ее не хотел и отчаянно пытался придумать, как бы вежливо дать ей понять, что приехал исключительно по делу.

– По-моему, в Бонита-Висте живут очаровательные люди, – сказала Дорис.

Барри наконец посмотрел на нее. Она опустила глазки – должно быть, думала, что это выглядит сексуально, а получилось до неловкости откровенно и грубо.

Снова классовые различия. Ужасно в этом признаваться даже самому себе, но при всей ненависти к ассоциации домовладельцев с жителями Бонита-Висты ему легче ладить, чем с людьми из Корбана. Он старался придерживаться либеральных взглядов – единение с массами и прочее благолепие, а как дошло до дела – у него деньги, образование, он попросту не такой, как местные.

Вот перед ним Дорис – пышно взбитые волосы, кричащая одежда, аляповатые украшения. Ну не вызывает она интереса, ни малейшего! И еще сильнее отталкивает, что ее симпатии на стороне Бонита-Висты. Неужели все, кто сотрудничает с Бонита-Вистой, в той или иной мере испорчены? Шериф, Дорис… Словно ассоциация заразу какую-то распространяет вокруг себя.

Он явно слишком начитался ужастиков!

Нет.

Хорошо, если бы так, но – нет.

– А вы где живете? – спросил Барри.

– За городом, на Барз-Ранч-роуд, – ответила риелторша, доверительно наклонившись к нему и обдавая чересчур крепким ароматом духов. – Но у меня есть участок в Бонита-Висте. Через годик-другой собираюсь построить там дом.

У Барри волосы на загривке встали дыбом.

– А мы свой дом хотим продать, – напомнил он.

– Очень жаль. Правда! Корбан расположен в самой красивой части штата. Потрясающие пейзажи в любую погоду…

– Знаю. Нам можно не объяснять, как здесь красиво, – сами видели. Мы больше пяти месяцев здесь прожили. Места чудесные, но нас беспокоит конфронтация между поселком и Корбаном. И, честно говоря, возникли кое-какие трения с ассоциацией домовладельцев.

– Понимаю. – Дорис вновь тронула его колено. – У нас договор на тридцать лет, правильно? Погодите минуточку, я принесу вашу папку, и мы все подробно обсудим.

Барри был рад хоть на минуту от нее избавиться. Он глубоко вздохнул, только сейчас поняв, в каком напряжении сидел все это время. Барри отодвинул свой стул подальше от стула Дорис. Было бы в городе другое риелторское агентство… Увы, эта фирма – единственная.

Дорис вернулась, держа в руках картонную папку. Усаживаясь, она двинула стул вперед, так что они с Барри опять оказались чуть ли не вплотную друг к другу.

– По вашим оценкам, сколько за него дадут? – спросил Барри. – Мы готовы продать за ту же цену, за какую купили, но если удастся что-то получить сверх, было бы еще лучше.

– Я очень сожалею, – весело ответила Дорис. – Вы не можете продать дом.

– Как так?

– Устав ассоциации домовладельцев позволяет в случае конфликта заморозить имущество жильца – в данном случае ваш дом. Ассоциация воспользовалась этим правом. Как я поняла, вы отказываетесь уплатить начисленные вам штрафы.

– Они не могут такого сделать!