Камасутра от Шивы Солнцева Наталья
Когда Гор заговорил о трупе, Аля испугалась. По сути, она ничего о нем не знает. Он привез ее в чужую страну, за тысячи километров от Москвы. Отсюда ей самой не выбраться. У нее нет денег на билет даже до Бомбея.
– Я должен раздобыть труп, – заладил Гор. – Иначе ты не сможешь познать Шиву.
– Может, я как-нибудь обойдусь?
Аля засомневалась, надо ли ей «познавать Шиву» столь экстравагантным способом. Однако Гор был непреклонен.
– Я обещал сделать тебя истинной шиваиткой. Идем же!
На окраине селения Гор отыскал босых полуголых мужчин, которые, вероятно, ни разу в жизни не брились и не стриглись. Он подошел к ним и заговорил на ломаном английском. Аля напрасно прислушивалась, она ничего не сумела понять.
– Кто это?
– Местные садху, – объяснил он.
– Кто-кто?
– Странствующие аскеты.
Индусы безмятежно улыбались. Их лица раскрашены, тела покрывают рисунки, нанесенные яркой красной пастой, а ноги и руки вымазаны каким-то серым порошком. У одного из них висит на плече коробочка, куда он обмакнул палец и потянулся к Але. Она попятилась.
– Не бойся, – рассмеялся Гор. – Он хочет поставить тебе на лоб тилаку.
Гор подтолкнул ее вперед, а садху моментально коснулся пальцем ее лба. Аля вскрикнула.
– Красная метка, – молвил Гор. – Мне тоже не помешает.
Садху с удовольствием пометил его лоб и опустился в позу лотоса. На камнях лежал грязный потертый коврик, который служил садху подстилкой. Другие садху бродили неподалеку, охотно заговаривая с туристами.
– Что это за порошок? – спросила Аля, брезгливо уставившись на ноги аскетов. – Пыль?
– Сакральный пепел.
– Как ты сказал?
– Священный, относящийся к ритуалу или обряду, – объяснил Гор. – Обычно такой пепел остается после кремации умерших.
Аля почувствовала, как съеденный обед подступил к горлу. Ее затошнило. Но худшее ждало ее впереди.
– Они… они… мажутся трупным пеплом? – выдавила она.
– Тебе противно?
Аля судорожно сглотнула и схватилась за живот. Ее организм протестовал, а ум отказывался понимать здешние традиции.
– Это всего лишь пепел, – добавил Гор, беря ее под руку. – Успокойся. Садху делают так испокон веков. В Гоа этим никого не удивишь. Восточная экзотика, за которой сюда приезжают туристы со всего мира.
– Ужас… Я не могу смотреть на них. Уведи меня отсюда!
– Хорошо.
Гор пожал плечами и увлек ее к небольшому каменному зданию с черепичной крышей. На ступеньках пестро одетый человек продавал чай с молоком. Он зачерпывал ложкой мутную зеленоватую жидкость и разливал в пиалы.
– Выпей, тебе полегчает.
Алю чуть не вырвало. Она икнула и отвернулась. Гор медленно проглотил чай, наблюдая, как садху позируют туристам для фото. Это способ заработать немного денег.
– Идем…
– Куда? – нервно спросила Аля.
– За трупом, я же говорил.
От зноя ее легкое платье прилипло к телу, платок сбивался, и солнце пекло голову. Она молча, как сомнамбула, следовала за своим спутником, не разбирая дороги. По сторонам теснились убогие хижины, бродили тощие коровы, не похожие на привычных буренок. От дурноты у Али мутилось сознание.
Она опомнилась, когда увидела на каменном постаменте неподвижное тело, завернутое в красное покрывало и усыпанное гирляндами желтых цветов. Аля не сразу сообразила, что человек мертв.
– Почему у него красное лицо? – повернулась она к Гору.
– Сандаловая паста.
Аля потянула носом, сладковатый запах тлена мешался с ароматом цветов и сандала. Мертвеца со всех сторон обложили дровами. Его приготовили к кремации.
Рядом на таком же постаменте запылал костер, распространяя запах горелого мяса. Если бы не ветер, уносящий дым в сторону моря, находиться там без привычки было бы невозможно.
Гор вел долгие переговоры с участниками церемонии. Те бурно жестикулировали, то ли возражая, то ли выражая согласие. Несколько купюр перекочевали от европейца к ним, и дискуссия пошла на убыль. Аля боролась с тошнотой, ей хотелось в туалет. От солнца разболелась голова, саднили натертые ноги.
– Все в порядке, – сообщил Гор, приблизившись. – Сегодня ты пройдешь обряд посвящения.
– Зачем?
– Без этого никак нельзя, – улыбнулся он. – Шиваиты поклоняются чарасу. Ведь Шива – Господь Чараса. Ты должна приобщиться его сути…
– Я хочу в туалет!
Он отвел ее в заросли колючих кустов и предупредил:
– Будь осторожна. Здесь водятся змеи и ядовитые насекомые.
Солнце клонилось к закату. Тени стали темнее и четче. На постаментах с треском догорали останки покойников. Черноволосый подросток сметал с камней пепел и мусор.
Остальное произошло словно в тумане. Аля слабо помнила детали «обряда». Все началось в сумерках. Кто-то в черном тюрбане и набедренной повязке, сплошь увешанный амулетами, взгромоздился верхом на готовый к сожжению труп. В раскрытый рот мертвеца набросали сухой травы и подожгли. Разгорелся крохотный костер.
Гор заставлял Алю смотреть на ритуал «поклонения чарасу», как он называл жуткое действо.
Индус бросал в разведенное пламя какие-то темные крупинки.
– Это семена черного кунжута, – нашептывал ей в ухо доктор. – Они символизируют скверну, которая привела тело к смерти. Сжигая скверну, мы очищаемся…
Аля чуть не упала в обморок от духоты и ужасных запахов. Гор поддерживал ее за талию горячей рукой и что-то непрерывно шептал. Этот шепот не давал ей отключиться.
– Точно так же поклонялись чарасу тысячи лет назад… Теперь этот обряд можно увидеть только в Гоа… Больше нигде…
Она хотела бы убежать отсюда, зарыться в гостиничном номере под простыню, заткнуть уши и уснуть. А утром убедиться, что это был жуткий сон.
– Это ведь сон?.. Правда?..
– Вся наша жизнь – сон… – откликнулся Гор. – Необходимо очнуться от иллюзий… прозреть…
Он сунул ей в руку раскуренную трубку и сказал:
– Попробуй, это чилом…
– Не могу!
– Божественный аромат Шивы… Через иллюзию постигаешь иллюзорную суть мира… Подобное лечат подобным…
В ее губы ткнулось что-то твердое – мундштук, влажный от чужой слюны. Аля отбивалась, и Гор сам сделал затяжку, а потом заставил ее вдохнуть дым изо рта в рот. Поцелуй со вкусом чараса. У нее перед глазами все поплыло.
– Шива благословляет тебя…
Вокруг раздавались заунывные песнопения мандо. Небо на западе покраснело, как шафрановые одежды буддистских монахов. Пальмы стояли, словно облитые кровью. Шумел прибой.
– Ты когда-нибудь курила?
– В юности…
Аля почти не ощущала, что делает. Кажется, берет в губы мундштук и втягивает в легкие дурманный дым чараса. Тело потеряло вес, она отделилась от него и поднялась над землей, увидела сияющие звезды так близко, что они ослепили ее…
Какая-то женщина в золотых одеждах кружилась в танце до изнеможения, до смертной истомы. Полыхал огонь… блистали молнии… Мертвый мужчина подал Але руку и повел ее под венец… Белое платье, кольцо на безымянном пальце… темные недра дома… вкрадчивые слова… выстрел…
– А-а-ааа! – кричала она, вырываясь из цепких объятий покойника. – А-а-ааа!.. А-а!..
Дым проникал в грудь юркими змейками, которые сворачивались, как детеныши кобры, жалили. Из темной воды вплывал распухший утопленник, цеплялся за Алины волосы, тащил ее в воду, приговаривая:
– Это я… не бойся… это ведь я…
Удары по щекам. Хлесткие. Сильные. Словно сам многорукий Шива бьет ее по лицу, окуривает дурманом и снова бьет. Больно…
– Это я!.. Посмотри на меня!.. Это я!.. Я!..
Сквозь ресницы и дым проступает образ Гора. Еще какие-то лица. Курильщики чилома качают головами. Одна Аля сидит на широкой каменной ступеньке, вокруг нее собрались садху с гирляндами цветов и трав на груди, смотрят, как ее обрызгивают водой. Другая Аля парит над ними в синей вышине, подобно птице. Ей так хорошо, что хочется петь. И вдруг, откуда ни возьмись, налетает гроза, гнет и ломает пальмы, вздымает морские волны. Горят факелы. Шива играет ими, перебрасывает из рук в руку… они мелькают, завораживают, погружают в транс…
Але страшно. Очень. Она зовет на помощь, но ее никто не слышит. Ветер уносит ее голос прочь… в далекую холодную Москву, где ее ждут три заснеженные могилы на разных кладбищах…
– Четыре… – шепчет она. – Уже четыре… Теперь еще мама…
Садху сидят на камнях, скрестив ноги, курят ритуальные трубки. Перед каждой затяжкой они выкрикивают мантры. Славят своего господина, призывают своих братьев разделить с ними этот непостижимый экстаз…
Над могилами воет метель, засыпает все белым, как пепел, снегом. Аля одновременно и там, и тут… среди каменных постаментов для кремации, в окружении блаженных шиваитов…
Гор окунает палец в пепел от чилома, мажет лоб сначала себе, потом Але. Садху кладут пепел на язык, как бы причащаясь Шивы…
Глава 4
Москва
– Почему бы тебе не развестись с ним?
– И что дальше? Выйти за тебя?
– Ну да.
– Насмешил! – скривилась Тамара, отдыхая после жарких любовных объятий.
– Значит, я гожусь только для секса?
– Не начинай! – разозлилась она. – Хочешь испортить мне настроение?
Антон Рябов, с которым Тамара изменяла мужу, работал менеджером в той же рекламной фирме, что и она. Молодой, спортивный, без вредных привычек. Они оба вели здоровый образ жизни, посещали один и тот же фитнес-клуб и сошлись на почве общих интересов.
– Ты все еще любишь его?
– Пф-фф-ф…
– Почему же тогда продолжаешь жить с ним?
– А где мне жить? Это, между прочим, его квартира. Мы в прошлом году ремонт сделали, новую мебель купили.
– Переезжай ко мне.
– В Мытищи? Ютиться в старой двушке вместе с твоей мамой? Нет уж, уволь!
– Будем снимать квартиру… – тоскливо вздохнул Антон.
– На какие шиши?
– Тебе не угодишь.
– А ты не старайся. Зачем я тебе нужна? У меня скверный характер, я плохая хозяйка, зато люблю хорошо одеваться и трачу на тряпки кучу бабла.
– Намекаешь, что я зарабатываю меньше твоего Шестакова?
– Тут и без намеков все ясно.
– Мне обещали повысить зарплату.
Тамара рассмеялась, повернулась на бок и погладила любовника по голове, как ребенка. У нее было стройное холеное тело, безукоризненная грудь и широковатые бедра, которые не портили ее фигуру. На вид ей ни за что не дашь тридцати лет. Выглядит на двадцать пять, не больше.
– Наивный ты, Антоша, и совсем не понимаешь женщин.
– Просвети меня…
– Лучше оставайся в заблуждении!
Он потянулся к ней губами, она, смеясь, отстранилась. Антон нахмурился и заявил:
– Наверное, ты права. Если я узнаю, что у тебя на уме… то убью тебя!
– Да ты что? Правда? И каким же образом? Задушишь во время оргазма?
Они опять обнялись и принялись целоваться. Сумрак спальни рассеивал зеленый ночник.
– Мы как будто в аквариуме, – прошептал Антон, давая волю страсти. – Весьма эротично…
Когда оба выдохлись и оторвались друг от друга, он сказал:
– Думаешь, твой Шестаков там один?
– В Гоа? Вряд ли. Но мне плевать, с кем он развлекается. Я ведь тоже не теряюсь.
– Почему он не берет тебя с собой?
– Мне не нравится Индия. Все эти полоумные индусы, йоги, нищета, сутолока и грязь. Такое впечатление, что они деградируют под видом духовного просветления.
– Ты его не ревнуешь?
– Шестакова? Какой смысл ревновать? Я позволяю ему порезвиться в свое удовольствие, и он благодарен мне за это. Потом он возвращается, будто ничего не было, и снова припадает к моим ногам.
– Ты спишь с ним?
– Иногда…
Антон приподнялся на локте и посмотрел ей в глаза.
– Когда-нибудь я все-таки тебя убью!
– Только во время оргазма, – усмехнулась она. – Обещаешь?
– Как ты можешь отдаваться ему после… после…
Его голос сел от волнения и обиды. Чем сильнее он злился на Тамару, тем острее желал ее. Его возбуждала эта ее холодная рассудочность, эта беспринципность.
– После тебя?
– Нет! После его индийских похождений! Тебе не противно ложиться с ним в постель, зная, что еще вчера он ласкал другую? Какую-нибудь грязную индуску?
– Шестаков весьма разборчив. Он врач и придает большое значение личной гигиене. С кем попало он сексом заниматься не станет, уж будь уверен.
– Ах, вот как! – вспылил Антон. – Вы друг друга стоите!
– Конечно, милый…
– Он в курсе, что ты ему изменяешь?
– Думаю, он догадывается.
– По-моему, вы оба чокнутые. Больные на всю голову!
Тамара улыбалась, довольная. Она обожала дразнить Антона и выслушивать его ревнивые упреки. Он по-настоящему влюблен в нее, тогда как она играет с ним в кошки-мышки. Мучает, терзает и наслаждается его страданиями.
– Твой Шестаков, небось, регулярно заваливает на кушетку симпатичных пациенток. Я слышал, что гомеопаты заставляют людей раздеваться догола.
– Когда-то он и меня раздел. Я пришла лечить нервы и получила эффективную терапию. До сих пор не жалуюсь.
– Не испытывай мое терпение! – взревел парень.
Тамара веселилась от души. Ее муж был слишком сложным человеком, а с Антоном все просто. Он полностью зависит от нее, не в пример Шестакову. От того никогда не знаешь, чего ждать. Она думала, что вполне изучила своего супруга, однако он заставил ее усомниться в этом.
– На прошлой неделе я записался к нему на прием, – вдруг выпалил любовник.
– Ты с ума сошел? – растерялась она. – С какой стати?
– Любопытно мне, как он людей лечит. Может, колдовством каким приманивает? Услуги-то у него дорогущие, а под кабинетом целая очередь. Им по записи назначено, а они загодя приходят, сидят и сплетничают. Одни бабы, чтоб ты знала. Расфуфыренные, надушенные, пальцы в перстнях, глазами так и стреляют. Наверняка они надевают на прием самое лучшее белье…
– Да знаю я, знаю.
– Видать, твой Шестаков по женской части мастак.
– Своего не упустит, – кивнула Тамара, лениво потягиваясь.
– И ты спокойна?
– Тебе-то что за дело, Антоша? Это мой муж, а не твой.
– Ну… я за тебя переживаю.
– Переживальщик нашелся! Кстати, кто-то из пациенток пишет угрозы на мою страничку в «Фейсбуке». Я не принимаю это всерьез. Обычная бабская злость.
– Угрозы? И ты терпишь?
– Некая барышня зарегистрировалась как Маша Веткина, я сдуру добавила ее в друзья, и пошло-поехало. Шестаков говорит, что никакой Маши Веткиной среди его больных нет.
– Естественно! В Интернете можно назваться любым именем.
– Вроде ерунда… а мне порой бывает не по себе, – призналась Тамара. – Шестаков в последнее время ведет себя странно. Ударился в какие-то восточные штучки, где-то пропадает сутками, таскается в Индию. Он и раньше любил ездить в Гоа, но теперь это похоже на манию. Порой мне кажется, что он… употребляет наркотики! Я ни разу не видела у него ни колес, ни травки, а отделаться от подозрений не могу. Иногда в квартире чувствуется какой-то запах…
– Индийские благовония, – кивнул Рябов. – У вас ими все пропахло.
– Он может где-то прятать наркоту, если доза маленькая. Я постоянно думаю об этом. Дошло до того, что я стала приглядываться к его венам, нет ли следов от инъекций. Представляешь? Он заметил, раскричался.
– А ты?
– Что я? Тоже кричала. Потом он предложил выпить, и мы помирились. В ту ночь он был особенно нежен.
– Ты нарочно меня бесишь? Хочешь проверить, на что я способен в гневе?
– Я от тебя не скрывала, что замужем и разводиться не собираюсь.
Молодой человек отбросил простыню, встал и прошелся по спальне, обставленной в восточном стиле. Вероятно, по вкусу хозяина. Синие шторы в звездах, афганский ковер, широкая кровать с пологом, много подушек, кованые подсвечники на ножках.
– Ты с ним поднаторела в «Камасутре», да? Какие позы у него любимые?
– Прекрати…
– Чем он приворожил тебя? Тем же, чем и своих пациенток? Индийским сексом? Что же особенное он тебе показывал?
– Хватит, – процедила Тамара.
– Он тебе дороже меня, – понесло Антона. – Ты спишь то с ним, то со мной, сравниваешь. Я боюсь спросить, в чью пользу это сравнение.
– Сходи в гостиную и принеси виски. Я хочу выпить. Да и тебе не помешает.
Он молча вышел и вернулся с бутылкой и двумя бокалами. Налил ей и себе, проглотил, налил еще.
– Чего ты разошелся? – сердито осведомилась Тамара. – Уймись. Наклюкаешься, а утром на работу.
– Эта Маша Веткина… она продолжает угрожать тебе?
– Пусть потешится. Заодно и мне нервы пощекочет. Скучаю я, милый! Шестаков улетел в Гоа, а от тебя мало проку. Хоть бы какой-нибудь фортель выкинул, позабавил меня.
– Какой фортель?
– Да хоть из окна выпрыгни ради любви!
– Так четвертый же этаж…
Тамара саркастически расхохоталась, а любовник побагровел, резко развернулся и отправился в ванную.
«Черт бы ее побрал, – думал он, шлепая по полу босыми ногами. – Она кого угодно доведет до греха!»
Стоя под душем, он спрашивал себя, способен ли он убить кого-нибудь. Тамару или ее мужа, к примеру? Как-то разрубить этот любовный треугольник! Выпитое на пустой желудок виски ударило в голову. Антон вспомнил прием у Шестакова, как ему пришлось раздеться и стоять голым посреди кабинета под пристальным взглядом доктора. Было жутко неловко, а потом такая злость одолела, что он чуть не выпалил Шестакову в лицо: «Я сплю с твоей женой, приятель! Пока ты тут лапаешь гламурных дамочек, она тоже не внакладе!»
Тот, кажется, ничего не заподозрил и вручил ему несколько упаковок драже, которые велел принимать строго по часам. Выйдя из кабинета, Антон выбросил их в первую же попавшуюся урну. Прием обошелся ему в кругленькую сумму. За что только люди платят этому прохиндею такие деньги?
– Я мазохист, – сказал он себе, выключил воду и завернулся в полотенце. – Какого черта я к нему поперся?
Тамара уснула, раскинувшись на синих простынях. Красивая циничная стерва, от которой он не в силах отказаться. Странный у них с Шестаковым союз. Он живет своей жизнью, она – своей. Что их связывает?
Антон плеснул в бокал порцию виски, выпил и присел на край кровати. Тамара тихо, легко дышала. За шторами наметился светлый квадрат окна. Уже утро, а он еще глаз не сомкнул. Опять будет клевать носом в офисе и отвечать клиентам невпопад.
В углу спальни на низком турецком столике белел ноутбук Тамары. Рябов не был крутым хакером, но прочитать личные сообщения, которые пришли на чужую страничку, мог без труда. Его научил этому друг детства, компьютерный гений.
Среди обычных обменов любезностями и бабьих сплетен Антон обратил внимание на пару строчек от Маши Веткиной. Она писала: «Пришла пора молиться! Хотя такие, как ты, не верят ни в Бога, ни в черта. Что ж, тогда купи себе платье от кутюр, в котором тебя положат в гроб…»
У Антона вспотели ладони. Он оглянулся на Тамару и позавидовал ее крепким нервам. Неужели ее не пугают подобные вещи? Если это заслуга Шестакова, то гомеопатия сделала прорыв.
Антон не верил в целительные свойства крохотных белых драже. Возможно, он ошибается. Как бы там ни было, отсутствие страха не всегда хорошо. Надо позвонить другу детства, пусть установит, откуда отправлено сообщение. Никакой Маши Веткиной не существует, но адрес ее компьютера можно отыскать. Эти угрозы – чисто женское соперничество.
– Мужики нынче мельчают, – пробормотал он и потянулся за бутылкой. – Я сам не исключение.
Глоток виски обжег горло. Антон вздохнул и отправился в кухню готовить завтрак. Он жарил яичницу с мыслью о Маше Веткиной. Кто бы ни скрывался под этим ником, она умеет испортить настроение.
Молодой человек представил себе перелет в Индию и подумал, что самолеты иногда падают и разбиваются. Почему бы Шестакову не погибнуть в авиакатастрофе? Бац! – и проблема «треугольника» решена самим провидением.
– Это развязало бы мне руки…
Глава 5
Подмосковная деревня Прокудинка
За поворотом машина остановилась, и Лавров спросил:
– Может, передумаешь? Зачем ворошить прошлое?
– Мне давно следовало побывать здесь.
– Уверена?
Вместо ответа Глория вышла и посмотрела по сторонам. С одного боку пыльной грунтовки тянется березовая роща, с другого видна пашня и лоскуты огородов, а впереди на холме привольно раскинулась деревня: тронутые желтизной сады, крыши домов, дым из труб.
– Осенью пахнет…
– Ну и глухомань! – с удовольствием потянулся Лавров. – Хуже, чем Черный Лог. Никогда не понимал дачников, которые забираются отдыхать в такую дыру. Ни газа, ни теплой воды. В магазин за хлебом топать и топать!
– Зато воздух свежий! Грибы, ягоды, рыбалка. А хлеб хозяйки в печи пекут, свой, домашний.
– Не убедила. Какая москвичка умеет печь хлеб? Печку, между прочим, надо еще разжечь правильно. А перед этим дров наколоть, воды натаскать из колодца. Боюсь, нашим дамам такой отдых будет не в радость. Ладно, хватит наслаждаться пейзажем, пора ехать. Садись!
«Туарег» резво поскакал по дороге, взметая клубы пыли.
– Что мы тут забыли? – ворчал сыщик, объезжая глубокие ямы. – Прошлогодний снег?
Холм полого спускался к реке. Вода блестела на солнце, у берега купались утки. На мостках какая-то баба, подоткнув юбку, полоскала белье.
– Дачники, наверное, уже разъехались. Август кончается, детям в школу пора. Скоро дожди зарядят, проселки развезет, без резиновых сапог шагу не ступишь.
– Осень будет теплая и сухая, – возразила Глория.
Читать бесплатно другие книги:
