Знают ответ орхидеи (сборник) Стаут Рекс

13

Девушку звали Элла Рейз — это я узнал по телефону от Селмы Моллой в восемь утра в пятницу, узнал и то, что ей около тридцати, что она небольшого роста и аккуратненькая, цвета кофе со сливками и что у Ирвинов работает около года.

Но мне не пришлось ею заниматься. Освободив Фрица от его повседневной обязанности доставлять поднос с завтраком в спальню Вулфа, где он в это время обычно стоял у окна босиком в потоке солнечного света, эдакая глыба маргарина в желтой шелковой пижаме, я узнал, что он изменил нашу тактику. Орри Кэтер должен был нанести визит мужчине и женщине, сидевшим в той припаркованной машине и ставшим свидетелями гибели Джонни Кимза. Их фамилия и адрес были в газете плюс единодушное утверждение, что тот лихач — мужчина. Ну и больше, можно сказать, ничего. Разумеется, их выспрашивали на все лады, но Вулф хотел, чтобы и Орри занялся свидетелями.

Солу Пензеру надлежало взяться за горничную, написать собственноручно вводную часть своего к ней обращения, а дальше импровизировать. Я должен был снабдить его пятью сотнями долларов из сейфа — добавок к той сотне, которая у него уже была, что вместе составит шестьсот долларов. Заманчивая перспектива для Эллы Рейз, поскольку наши деньги не облагаются налогами. Мне же предстояло присутствовать на церемонии вскрытия сейфа, когда она будет назначена. Вулф потрудился найти и причину, согласно которой Солу досталась горничная, а мне — церемония. Он сказал, что если возникнут какие-то трудности, миссис Моллой в моем присутствии будет более сговорчива. Остряк-самоучка.

Я слонялся по кабинету, когда в одиннадцать из оранжереи спустился Вулф. Сол явился в девять, получил инструкции, пять сотен и отбыл. Орри тоже был и отбыл на встречу с живыми свидетелями преступления. Паркер позвонил вскоре после десяти, сказал, что по всей вероятности получит судебное распоряжение еще до полудня, и велел мне быть в состоянии боевой готовности. Я поинтересовался, нужно ли поднимать по тревоге миссис Моллой, и он ответил, что ее присутствие не потребуется. Я позвонил ей и сказал «вольно».

Чувствуя, что ситуация требует разрядки в виде острот, я изобрел несколько штук, но ни одна из них не оказалась достаточно острой, поэтому, когда наш главный остряк переступил порог кабинета и направился к своему столу, я всего-навсего сказал:

— Миссис Моллой на церемонии не будет. Вы ее околдовали. Она созналась, что вчера не осталась у нас ночевать только по той причине, что боится доверять себе, когда вы так близко. Отныне она будет ходить только туда, где можно встретить вас.

Он хрюкнул, взял каталог, который пришел с утренней почтой, но тут зазвонил телефон — Паркер. Мне предстояло встретиться с ним и с Патриком Диганом в двенадцать возле Метрополитен Сейф Депозит Кампэни.

Когда я добрался туда за пять минут до назначенного времени — это Мэдисон-авеню, — то обнаружил, что нисколько не преувеличил, назвав мероприятие церемонией, к тому же никто не опоздал. В вестибюле подвала нас собралось десять человек: Паркер, Диган, два чиновника компании, мелкое должностное лицо, помощник окружного прокурора со знакомым мне городским сыщиком в качестве телохранителя, специалист по отпечаткам пальцев из полицейской лаборатории, тоже, кстати, мой знакомый, какой то незнакомец в очках без оправы, чью личность я установил позже, ну и я. Определенно, из открытия сейфа можно сделать настоящее торжество. Я удивился, почему нет мэра и не вносят флаг США.

После того как оба чиновника МСДК внимательно изучили врученный им Паркером документ, нас впустили за металлический барьер, и мы оказались в довольно-таки небольшом помещении, где было три стула и узкий длинный стол в самом центре. Один из чиновников МСДК вышел и вернулся через две минуты, неся впереди себя металлический ящик размером двадцать четыре на восемь. Под пристальным вниманием чуткой аудитории он любовно поставил его на стол, и на сцене появился специалист по отпечаткам пальцев, который тоже поставил свой кейс на стол и раскрыл его.

Я не скажу, что он, играя на галерку, умышленно растянул представление. Нет, ему пришлось-таки изрядно попотеть. Битых полчаса он обрабатывал крышку, дно, и все остальное всякими тряпочками, кисточками, просто пальцами, глядел на них сквозь увеличительное стекло, щелкал фотоаппаратом, сравнивал с отпечатками пальцев (карточки с ними достали из портфеля помощника окружного прокурора). Ему явно не хватало стульев.

Финал он провел великолепно. Уложив в кейс свои атрибуты, громко его захлопнул и сказал, рассчитывая на публику:

— Я идентифицировал шесть отдельных отпечатков на ящике как отпечатки Майкла М. Моллоя. Пять других отпечатков, возможно, тоже его, но не ручаюсь. Не исключено, что отпечатки принадлежат иному лицу.

Аплодисментов не было. Вместо них послышался чей-то усталый вздох.

— Проделанное отвечает условиям распоряжения, не так ли? — обратился Паркер к незнакомцу в очках без оправы.

— Да, — согласился тот, — но пускай лучше эксперт даст письменное свидетельство.

Возник спор, ибо у специалиста по отпечаткам пальцев оказалась аллергия на правописание. Он был согласен подтвердить свое заключение устно, без всяких оговорок, но, что касается письменного утверждения, то в таком случае, сказал он, ему нужно заняться тщательным лабораторным изучением своих снимков в сравнении со снимками отпечатков Моллоя, после чего все засвидетельствует коллегия. Это было не слишком логично, но эксперт не отступал. В конце концов незнакомец сказал, что пойдет на уступки и что устного заключения будет достаточно, и велел чиновнику МСДК передать Паркеру и ящик, и ключи — дубликат ключей того самого отсека, в котором стоял сейф. Паркер сказал «нет, их нужно отдать мистеру Дигану». Но прежде чем Диган их получил, он расписался в их получении.

— Ол райт, открывайте, — велел ему помощник окружного прокурора.

Диган стоял, положив руку на сейф. Услышав приказ помощника окружного прокурора, он обвел своим быстрым взглядом собравшихся вокруг стола.

— Только не в присутствии публики, — заявил он вежливо, но твердо. — Сейф — мистера Моллоя, а я распоряжением суда представляю его имущество. Будьте любезны, выйдите или же я отнесу сейф в другую комнату.

И снова разгорелся всеобщий спор. Всем хотелось присутствовать при вскрытии сейфа, но после того как помощник окружного прокурора неохотно согласился с Паркером, что требование Дигана вполне законно, они вынуждены были уступить. Помощник прокурора вышел из комнаты в сопровождении своего телохранителя, за ними последовал специалист по отпечаткам пальцев. Чиновникам из МСДК такой расклад был явно не по вкусу, однако против закона не попрешь, так что и им пришлось покинуть помещение.

Диган измерил взглядом незнакомца в очках без оправы.

— А вы, сэр? — изрек он.

— Я останусь, — заявил незнакомец. — Я представляю налоговую комиссию штата Нью-Йорк. — Он стоял на расстоянии вытянутой руки от ящика.

— Смерть и налоги, — сказал Паркер. — Законы природы и законы человека. Его вы не сдвинете с места. Арчи, закройте, пожалуйста, дверь.

— За собой, — добавил Диган и посмотрел на Паркера. — И вы тоже.

Паркер улыбнулся;

— Бросьте. Мы с мистером Гудвином не принадлежим к разряду публики. У нас есть статус и юридический интерес. Доступ к сейфу вы получили только благодаря нам.

— Знаю. — Диган не убирал руку с сейфа. — Однако теперь я на основании закона являюсь ответственным за имущество Моллоя, временно, по крайней мере, и считаю своим первостепенным долгом его сохранить. Вы, мистер Паркер, юрист, поэтому должны это знать. Будьте благоразумны! Что мне известно относительно того, чьи интересы представляет Ниро Вулф или вы? Только то, что вы мне сами сказали. Дело не в том, что вы уже можете знать, что находится в сейфе и что Гудвин может схватить это и убежать, дело в том, что я ответственен за имущество и не собираюсь подвергать его риску. Ответственностью я облачен вовсе не благодаря вам. Разве не резонно? — сказал он.

— Да, чрезвычайно резонно, — согласился Паркер. — Не могу оспаривать, да и не стану. Но мы так или иначе не уйдем. Мы не собираемся ничего хватать, мы даже без спроса ни к чему не прикоснемся. Но мы должны знать, что в сейфе. Если вы позовете на помощь и потребуете, чтобы нас выставили, боюсь, вы не добьетесь своего. Если нам придется уйти, мы уйдем отсюда вместе с вами, а я навещу судью Ракера и пожалуюсь, что вы отказались открыть сейф в присутствии адвоката вдовы. Думаю, он запретит открывать сейф до слушания дела.

Диган обхватил злосчастный ящик руками.

— Оставьте его, — велел я, закрыл дверь и вернулся на свое место. — Мистер Паркер сообщил вам почти все, однако он не сказал, что мы сделаем в том случае, если вы сделаете попытку уйти в другую комнату. Задача по моей части. Я попросту заблокирую собой дверь. — Что я и продемонстрировал. — Вот таким образом. Я на три дюйма выше вас и на пятнадцать фунтов тяжелее несмотря на ваш живот, к тому же у вас остается свободной лишь одна рука. Можете, разумеется, попробовать, а я обещаю, что не причиню вам увечий. Ну, по крайней мере, не слишком много серьезных увечий.

Диган смотрел на меня отнюдь не дружелюбно.

— Это фарс, — заявил Паркер. Он подошел и встал со мной рядом спиной к двери. — Сейчас. Сейчас или никогда. Давайте, открывайте же его. Если Гудвин на вас бросится, я поставлю ему подножку. Я ведь в конце концов поборник закона.

Диган оказался упрямее осла. Даже после слов Паркера он еще секунд двадцать изучал обстановку, после чего направился к дальнему концу стола, посмотрел на нас с расстояния двенадцати футов, поставил ящик и поднял крышку. Налоговый инспектор не отставал от него ни на шаг и теперь стоял у его локтя. Из-за поднятой крышки мы не видели, что внутри, зато Диган и представитель налоговой комиссии штата Нью-Йорк видели. Они вглядывались туда с полминуты, потом Диган засунул внутрь руку. Когда он ее вытащил, в ней оказалась пачка долларов в три дюйма, стянутая резинкой. Он осмотрел ее со всех сторон, положил на стол рядом с ящиком, снова засунул руку внутрь и вытащил еще одну пачку. И еще одну. Всего их оказалось восемь.

— Господи! — изрек он дрожащим от волнения голосом и посмотрел на нас. — Я рад, что вы остались. Подойдите сюда и взгляните.

Мы последовали его приглашению. Ящик оказался пустым. В пяти пачках верхние банкноты были по сто долларов, в двух по пятьдесят и в одной двадцатидолларовые. Это были потертые банкноты, плотно схваченные резинкой. Разумеется, на дюйм толщины пачки их приходилось меньше, чем новых (тех приходится примерно 250 штук), и все равно — не сено-солома.

— Ничего себе, запас, — отметил Паркер. — Разумеется, вы рады, что мы остались. Что касается меня, то я бы непременно испытал искушение, оставшись в одиночестве.

У Дигана был пришибленный вид.

— Черт побери. Придется их сосчитать, — сказал он. — Поможете?

Мы, ясное дело, согласились. Я придвинул к столу стулья и мы уселись — Диган с торца стола, мы с Паркером по оба его локтя и началась работа. Налоговый инспектор стоял за плечом Дигана и, наклонившись, дышал ему в затылок. Операция заняла много времени, потому что Диган хотел, чтобы мы все трое пересчитывали каждую пачку денег, что казалось вполне благоразумным, и одна из пачек, состоящая из пятидесятидолларовых банкнот, была в работе семь раз, и лишь тогда мы пришли к согласию. Когда мы завершили свою работу, каждую пачку венчал листок бумаги с суммой и нашими инициалами. Еще на одном листке Диган записал все эти данные и вывел общую сумму. Оказалось 327 640 долларов. Если не верите, могу перевести на слова: триста двадцать семь тысяч шестьсот сорок долларов.

Диган посмотрел на Паркера:

— Вы ожидали обнаружить деньги?

— Я вообще ничего не ожидал.

— А вы? — обратился он ко мне.

Я покачал головой:

— Я тоже.

— Интересно, что ожидал обнаружить Вулф?

— Спросите у него.

— С удовольствием. Он у себя?

Я взглянул на свои часы.

— Он будет у себя еще целых пятнадцать минут. По пятницам ланч в час тридцать.

— Мы можем успеть.

Он положил пачки денег назад в сейф, запер его, поднял и направился к двери. Инспектор налоговой комиссии штата Нью-Йорк, можно сказать, наступал ему на пятки. Шествие замыкали мы с Паркером. Нам пришлось подождать, пока Диган, сопровождаемый служащим компании и налоговым инспектором, поставит сейф назад в нишу и запрет ее, а потом мы все четверо очутились на улице, где налоговый инспектор с нами расстался. Находясь в помещении, мы не привлекали постороннего внимания, разве что местных охранников, а на улице на нас накинулась пресса. Едва мы ступили на тротуар, как дорогу нам загородил какой-то репортер и сказал, что общественность хочет знать, что обнаружено в сейфе Моллоя. Разумеется, мы отказались удовлетворить желание общественности. Репортер провожал нас до самого такси, где я захлопнул перед его носом дверцу.

Из-за уличных пробок в это время дня нам не удалось попасть в старинный каменный особняк до часу тридцати, но поскольку я знал, что Диган все еще на подозрении, я прихватил его с собой. Проводив обоих гостей в кабинет, я прошел в столовую и закрыл за собой дверь. Восседавший на дальнем конце стола в массивном кресле с подлокотниками Вулф только что принялся за ломоть рулета диаметром в восемь дюймов и пряный мусс.

— Ты привел гостей, — с упреком заметил он, — не вовремя.

— Да, сэр, я привел Паркера и Дигана. Знаю, вы не любите шевелить мозгами во время еды, однако мы обнаружили в сейфе треть миллиона долларов в подержанных банкнотах, и Диган желает спросить у вас, знали ли вы об этом. Сказать им, чтобы подождали в кабинете?

— Они голодны?

— Да.

Разумеется, это действовало ему на нервы. Мысль о том, что в его доме находится голодный человек, будь то хотя бы подозреваемый в убийстве или даже женщина, была для него нестерпима. Так что в итоге мы разделили трапезу с гостями. Мы честно размазали по тарелкам предназначавшийся для меня пряный мусс, а когда мы с ним управились, Фриц соорудил грибной омлет с сельдереем. Вулф рассказывал мне, что, якобы, в Марселе живет человек, который омлет делает лучше, чем Фриц, но я не верю. Гости сказали, что им вполне достаточно мусса, но и омлет пошел за милую душу, правда, Вулф тоже к нему приложился, хотя и умеренно.

Выходя из столовой, я сделал знак Вулфу. Паркер повел Дигана в кабинет, а мы с Вулфом уединились на кухне, где я рассказал ему о церемонии открытия железного ящика. Он выслушал меня с недовольным видом, хотя вовсе не я был причиной его недовольства — он не любит стоять после еды, а в кухне он сесть не может, ибо кухонная мебель ему не годится — этажерка не для слона.

Когда я закончил свой рассказ, он спросил:

— Ты уверен, что в сейфе не было ничего, кроме денег?

— На все сто. Я не спускал с него глаз, а они у меня хорошие.

— Проклятье, — буркнул он.

— Боже мой, как же вам трудно угодить, — отметил я. — Триста двадцать семь тысяч…

— И больше ничего. Разумеется, предположить можно все, что угодно, но увы… Когда человек попадает в ситуацию, завершающуюся насильственной смертью, он, по идее, должен оставить какую-нибудь памятку. Я надеялся, что она окажется в сейфе. Ладно, Я хочу сесть.

Он направился в кабинет, и я последовал за ним.

Паркер уступил Дигану красное кожаное кресло, Диган зажег сигару, и Вулф, устраиваясь в своем кресле, недовольно повел носом.

— Разумеется, джентльмены, у вас уйма собственных дел, поэтому прошу прощения, что заставил вас ждать, но я никогда не обсуждаю дела во время еды, — сказал он. — Мистер Гудвин доложил мне о том, что вы обнаружили в сейфе. Внушительное гнездо. Хотите у меня что-то спросить, мистер Диган?

— Да. Но сперва я хочу поблагодарить вас за ланч, — сказал тот. — Я никогда в жизни не ел такого прекрасного омлета!

— Передам мистеру Бреннеру. Надеюсь, ему понравится. Итак, что у вас за вопрос?

— Он касается следующего. — Диган выпустил в лицо хозяина дома облако дыма. — Частично во мне говорит обычное любопытство. Ожидали ли вы обнаружить в сейфе столь значительную сумму денег?

— Нет. У меня не было никаких особенных ожиданий. Я надеялся обнаружить там что-нибудь, дающее возможность продвинуться с нашим делом, но у меня и в мыслях не было, что там могут оказаться такие деньги.

— О'кей. Я вовсе не подозрительный человек, мистер Вулф, что вам подтвердит любой из тех, кто меня знает, — разглагольствовал Диган, размахивая сигарой, — но сейчас я возьму на себя такую ответственность. Да это кому угодно придет в голову в данной ситуации. А что, если вы знали о существовании денег или, по крайней мере, догадывались? Теперь, когда они обнаружены, что, если вы рассчитываете на то, что значительная сумма из них пойдет на оплату вашей работы?

Вулф хрюкнул.

— Друг мой сердечный, я должен спрашивать, а вы мне отвечать. Ну и что из того, если я на самом деле на это рассчитываю?

— Выходит, так оно и есть.

— Я бы не сказал. Ну, а если скажу?

— Я не знаю, что вам ответить. — Диган затянулся сигарой и на сей раз выпустил дым в лицо Паркера. — Если честно, я раскаиваюсь, что согласился, Я сделал это ради друга, который попал в тяжелый переплет, ради Селмы Моллой, но мне все равно не нужно было так поступать. Теперь я нахожусь в затруднительном положении. Я знаю, что она целиком и полностью поддерживает ваши попытки найти основание для нового расследования по делу Питера Хейза, лично я тоже, вы же могли понадеяться, что я собираюсь принять на себя обязательства по наследству и оплатить вам услуги и расходы. Но вся загвоздка состоит в том, что миссис Моллой не желает вступать во владение наследством или какой бы то ни было его частью. Это не имело никакого значения тогда, когда наследства, можно сказать, не существовало, но теперь, разумеется, имеет. Со временем оно к кому-то перейдет — на наследство всегда находятся родственники, но что они скажут, если я заплачу часть денег вам? Вы понимаете, в какой я оказался ситуации?

Он снова выпустил облако дыма.

— Понимаю. — Вулф слегка скривил губы — такой была одна из его усмешек. — Но вы неправильно поставили вопрос. Вместо того чтобы спрашивать что если я, вы должны были спросить если я. Вот вам ответ — нет. Я не потребую и даже не возьму, если мне предложат. Никакой части клада.

— Не возьмете? На самом деле?

— На самом деле.

— Тогда почему вы сразу не сказали?

— Я об этом сказал. — Вулф распрямил губы. — А теперь, когда я удовлетворил ваше любопытство, прошу у вас взаимности. Вы были знакомы с мистером Моллоем несколько лет. Вы знаете, откуда у него эти деньги?

— Нет. Я был страшно изумлен, когда их обнаружил.

— Пожалуйста, поймите меня правильно. Я не собираюсь вас в чем-либо обвинять, а лишь пытаюсь возбудить вашу активность. Вы были с ним в близких отношениях?

— В близких? Я бы этого не сказал. Он был моим другом, к тому же время от времени я имел с ним дела.

— Какого рода?

— Покупал у него советы. — Диган потянулся и стряхнул пепел в пепельницу. — Касающиеся инвестиций моей ассоциации. Он был экспертом в кое-каких делах, имеющих отношение к покупке и сбыту недвижимости.

— Но вы не заплатили ему и малой толики того, что было обнаружено в сейфе?

— Господи, конечно же нет. Я платил ему в среднем две, может, три тысячи в год.

— Таким был основной источник доходов Моллоя? Я имею в виду торговлю советами по поводу инвестиций в недвижимость?

— Я бы не сказал. Он занимался маклерством и небольшими финансовыми операциями. Не помню, чтобы он когда-нибудь говорил подробно о своих делах. Он не был болтуном.

Вулф склонил голову набок.

— Взываю к вашей помощи, мистер Диган. Что называется, услуга за услугу. Мне необходимо знать откуда деньги? Очевидно, за все время вашего общения с мистером Моллоем, как делового, так и личного, он мог сказать либо сделать что-то такое, что может навести на мысль о его деятельности, в результате которой он стал обладателем трехсот с лишним тысяч долларов. Естественно, намеки на это были, и если тогда они вам абсолютно ни о чем не говорили, то теперь могут о многом напомнить. Если вы, конечно, захотите. Я попрошу вас сделать усилие, мистер Диган. Если, как вы выразились, вы желаете мне успеха в моих попытках помочь миссис Моллой, то в таком случае это делает мою просьбу вполне оправданной. Согласны со мной?

— Согласен. — Диган взглянул на свои часы и встал. — Я опаздываю на встречу. Я обязательно подумаю и дам вам знать, если что-нибудь вспомню. — Он повернулся к Вулфу спиной, потом вдруг оказался к нему лицом. — Я знаком кое с кем из тех, кто имел дело с Моллоем. Хотите, чтобы я поспрашивал у них?

— Хочу. Был бы вам признателен.

— Думаю, вам следует расспросить миссис Моллой.

Вулф сказал, что он так и поступит, и Диган ушел. Проводив его, я вернулся в кабинет и остановился на пороге, потому что Паркер уже был на ногах, тоже собираясь отчалить. Он просил меня не беспокоиться, но я люблю присутствовать самолично при том, когда врата вулфовского замка распахиваются во внешний мир — я снял с вешалки пальто и помог Паркеру одеться.

Вернувшись в кабинет, я застал Вулфа в движении. Он встал со своего кресла, чтобы взять пепельницу, которой пользовался Диган, и направился в сортир, чтобы выкинуть пепел. Когда он появился, я спросил:

— Ничего от Фреда и Орри?

Он поставил пепельницу на место, сел, позвонил, чтобы принесли пива, два сейчас и одно попозже, и прорычал:

— Нет!

Если уж гиппопотам разозлится, так не на шутку. Жаль, что я не принес ему пачку денег поиграться. О чем я ему и сказал.

14

В какой мере Вулфу нравится показывать свои орхидеи, зависит от того, кому он их показывает. Болтунов он еще кое-как терпит, даже хвастунов выносит. Терпеть не может тех, кто притворяется, будто может отличить P.stuartiana от P.schilleriana, а на самом деле оказывается профаном. К тому же для всех, за исключением Фрица, меня и, разумеется, Теодора, который живет в обществе этих самых орхидей, существует железное правило: в оранжерею можно подниматься с единственной целью — благоговейно взглянуть на орхидеи.

Поскольку Вулф наотрез отказывается прерывать свои два ежедневных свидания с орхидеями и спускаться к себе в кабинет, за время нашей деятельности было несколько затруднительных случаев. Однажды я гнался по лестнице за женщиной, проворной, как газель, которую удалось поймать лишь на верхней ступеньке второго пролета лестницы, почти у самой оранжереи. Железное правило «о цветах» было нарушено всего раз шесть. О последнем его нарушении я и хочу рассказать.

В четыре часа Вулф был в таком же мрачном расположении духа, как и в три, когда появился Фред Даркин с раздобытыми им сведениями, касающимися Уильяма Лессера. Последнему оказалось двадцать пять лет, он жил с родителями на Вашингтон Хейтс, продавал безалкогольные напитки и никогда не сидел в тюрьме. Похоже, никаких связей с Ирвинами либо Аркоффами. Вроде бы никто не слышал, чтобы он собирался разделаться с человеком по фамилии Моллой, который предполагал увезти его девушку в Южную Америку, не было у него и оружия. И еще несколько предложений с «не». Вулф поинтересовался у Фреда, не хотел бы он заняться Дилией Брандт, взяв на себя роль того самого редактора, который собирается написать статью в журнал, но Фред не согласился. Как я уже говорил, Фред прекрасно знает, что его умственные способности не беспредельны. А посему ему велели идти и снова заниматься Лессером, что он и сделал.

Орри Кэтер, который явился вслед за Фредом, тоже потерпел фиаско. От мужчины с женщиной, видевших, как на Джонни Кимза наехала машина, не было никакого проку. Оба были уверены в том, что за рулем сидел мужчина, но не могли сказать, был он худым или толстым, белым или черным, большим или маленьким, с усами или без усов. Вулф позвонил в офис Патрику Дигану и узнал от него восемь фамилий и адресов людей, с которыми дружил либо просто был знаком Моллой и которые могли хотя бы косвенно намекнуть, откуда начинать расследование по поводу кучи денег в сейфе, и велел Орри их всех обойти.

От Сола Пензера все еще не было никаких вестей.

В половине пятого раздался звонок в дверь, я отправился выяснить, кто там, и увидел на крыльце «затруднительную ситуацию». Правда, я еще не знал, что это был он самый — просто я увидел перед собой Джеймса Р. Хэролда, нашего клиента из Омахи, который явно пришел выслушать наше сообщение о ходе расследования. Я распахнул дверь, пригласил его войти, помог раздеться, провел в кабинет и усадил в кресло. По пути я успел сообщить ему, что Вулф до шести часов недосягаем, однако сам я целиком и полностью к его услугам. Коль он сидел лицом к свету, мне бы следовало догадаться, что он явился не за тем, чтобы выслушать сообщение о ходе расследования. Он выглядел так, как подобает выглядеть человеку, попавшему в беду, чего о нем нельзя было сказать раньше. Его похожие на две прямые линии губы были поджаты, а глаза можно было назвать скорее мертвыми, чем живыми.

— Я бы хотел поговорить с Вулфом, но, очевидно, вопрос можно решить и с вами, — сказал он. — Я хочу расплатиться по сегодняшний день. Для этого мне нужно знать все расходы по пунктам, лейтенант Мэрфи нашел моего сына, и я его уже видел. Я не буду возражать, если вы добавите к расходам небольшой гонорар.

Хорошо хоть в затруднительные случаи жизни у меня не отказывают мозги. Если у такого упрямца, как Вулф, есть свои железные правила, он ни на йоту от них не отступит. Поднимись я к нему в оранжерею и сообщи обо всем, я бы от него ровным счетом ничего не добился. Он бы велел мне передать Хэролду, что он хочет с ним все обсудить и что будет в кабинете в шесть, однако, судя по физиономии Хэролда и тону его голоса, можно было ставить десять к одному, что тот не станет ждать, а заявит, чтобы прислали счет по почте. После чего встанет и уйдет.

Я не торопился.

— Что касается гонорара, я бы не хотел решать вопрос единолично, — сказал я. — Он в компетенции мистера Вулфа. Пойдемте со мной. Сюда, пожалуйста.

Я решил воспользоваться лифтом, дабы его шум уведомил Вулфа, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Пока я вызывал лифт, входил в него с нашим теперь уже бывшим клиентом, нажимал на кнопку с буквой «К», что означает «крыша», я думал вовсе не об этом затруднительном случае, а о Мэрфи. Будь он сейчас здесь, я бы вразумил его без лишних слов — к чему утруждать себя словами? Когда лифт остановился наверху и открылась дверь, я сказал Хэролду:

— Если не возражаете, я пойду впереди.

Трудно поверить, что можно идти проходами между цветущих кустов и не обращать внимания на яркие краски, однако примите во внимание, что я не переставал думать о Мэрфи. Про Хэролда я начисто забыл. Вулфа не оказалось в первой комнате, не оказалось и во второй и в третьей тоже, где стояла тропическая жара, поэтому я направился в подсобку. Они с Теодором сидели на скамейке. Вулф повернул голову и уставился на нас. В одной руке у него был горшок, в другой куст сиреневой sphagnum. Даже не поздоровавшись с человеком, которого он в силу собственного невежества все еще считал нашим клиентом, Вулф набросился на меня:

— Что за вторжение?

— Докладываю Мистер Хэролд только что появился. Я уведомил его, что вы заняты и провел в кабинет, и вот что он мне сообщил. Цитирую — я процитировал слово в слово небольшую речь Хэролда и закончил ее словами: — Конец цитаты.

Перед ним был выбор. Правило, согласно которому на крышу поднимались с единственной целью — посмотреть орхидеи, уже было нарушено. Мной. Следовательно, он мог нарушить и другое, спустившись с нами в кабинет, или же сказать Хэролду, что встретится с ним в шесть в кабинете, или же, например, швырнуть в меня горшком. Он не сделал ни одно, ни другое, ни третье, а повернулся к нам спиной, поставил горшок на скамейку, отшвырнул в сторону sphagnum, зачерпнул из корыта полную лопатку обогащенной железом смеси древесного угля и насыпал ее в горшок. Потом взял другой горшок и повторил операцию. Потом еще один горшок. Наполнив смесью шесть горшков, он изволил повернуться к нам.

— У тебя записаны все наши расходы, Арчи?

— Да, сэр.

— Подсчитай их, включая и сегодняшние, и добавь наш гонорар. Он составляет пятьдесят тысяч долларов.

Он отвернулся к скамейке и взял горшок.

— Слушаюсь, сэр, — сказал я и повернулся к Хэролду. — О'кей, он хозяин.

— Мне он не хозяин, — огрызнулся Хэролд. Он смотрел на спину Вулфа, которая занимала собой все поле зрения. — Вы шутите Это неслыханно! — Никакой реакции. Он сделал шаг и проорал. — Вы вообще ничего не заработали Вчера вечером мне позвонил лейтенант Мэрфи, я сел в самолет, прилетел сюда, и он устроил мне встречу с сыном. Вам хотя бы известно, где он? Если известно, почему вы мне не сообщили?

Вулф повернулся и сказал абсолютно невозмутимым голосом:

— Да, мне известно, где он. И я подозреваю вас, мистер Хэролд.

— Меня? В чем?!

— В сутяжничестве. Мистер Мэрфи, разумеется, радеет о собственном престиже, а поэтому не станет мне делать рекламу, но я никогда не поверю, что он хотя бы не намекнул на роль, которую в этом деле сыграл я. Он не такой уж дурак. Я думаю, что вы пришли сюда, располагая сведениями о моем будущем гонораре, но, желая свести его до минимума, выдумали эту дешевую стратегию. Гонорар составляет пятьдесят тысяч долларов.

— Я вам столько не заплачу!

— Заплатите. — Вулф скорчил гримасу. — Я не против того, чтобы поспорить, однако пререкания подобного рода мне отвратительны Расскажу вам вкратце, как все будет обстоять. Я представлю вам счет, вы откажетесь по нему платить, и я подам в суд. Ко дню судебного разбирательства у меня будут доказательства того, что я не только нашел вашего сына, для чего вы меня нанимали, но и освободил его от ответственности за убийство, доказав его невиновность. Хотя я очень сомневаюсь, что вы доведете дело до суда. Вы все уладите миром.

Хэролд оглянулся, увидел большой удобный стул и плюхнулся на сиденье. Определенно сегодняшний денек для него оказался не из легких.

— Это мой стул, — фыркнул Вулф. У него были все основания фыркать. — Тут есть табуретки.

Одно из трех: либо он невзлюбил мистера Хэролда, либо хотел его унизить, либо ему на самом деле был нужен стул. Стоило Хэролду встать, он бы еще сумел побороться, останься он сидеть на стуле, его дела оказались бы плохи, стоило же ему пересесть на табуретку, его, считайте, просто здесь нет. Он пересел на табуретку. Теперь он разговаривал, а не задирался.

— Вы сказали, что можете доказать его невиновность?

— Нет. Не прямо сейчас. Но я надеюсь, что смогу. Позавчера утром, то есть в среду, мистер Гудвин разговаривал с ним и установил, что он ваш сын. Но он не захотел, чтобы вас поставили в известность. Вы разговаривали с ним сегодня?

— Я его видел. Он не захотел со мной говорить. Он отрицает, что он мой сын. Завтра приезжает его мать.

В прошлый раз он сказал «моя жена». Теперь это была «его мать». Одна большая несчастливая семья.

— Я не хотел, чтобы она приезжала, но она настояла на своем, — продолжал он. — Не знаю, захочет ли сын с ней разговаривать. Ведь он уже признан виновным, и окружной прокурор считает, что дело закрыто. Что дает вам основание думать, будто он не виновен?

— Я не думаю — я знаю. Из-за вашего сына убили одного из моих агентов, а вы еще говорите, что я не заработал свой гонорар. Пф! Вы все узнаете в свое время.

— Я хочу знать сейчас.

— Мой дорогой сэр! — в голосе Вулфа чувствовалось презрение. — Вы меня уволили. Отныне мы с вами противные стороны в судебном процессе или же скоро будем таковыми. Мистер Гудвин проводит вас вниз. — Он отвернулся, взял горшок и зачерпнул полную лопатку отвратительной железистой смеси. Что, однако, было неправильным. Нельзя класть смесь в горшок, предварительно не покрыв его дно сажей.

С его насеста на табуретке Хэролд видел Вулфа скорей в профиль, чем в анфас. Прежде чем заговорить, он дозволил ему наполнить три горшка.

— Я вас не увольнял. Я не знаю, как обстоят дела. И сейчас не знаю, но хотел бы знать.

— Хотите, чтобы я продолжил работу? — не поворачиваясь, поинтересовался Вулф.

— Да. Приезжает его мать.

— Очень хорошо. Арчи, проводи мистера Хэролда в кабинет и просвети его на сей счет. Опусти наше заключение, касающееся содержимого карманов Джонни. Мы пока не можем рисковать, допуская в дела мистера Кремера.

— А все остальное довести до его сведения? — уточнил я.

— Все остальное доведи.

Встав с табуретки, Хэролд подвернул ногу и чуть было не упал. Для того чтобы он смог размяться, я повел его вниз по лестнице.

Он был не слишком впечатлен моим отчетом о состоянии дел на сегодня, но, возможно, он уже имел предостаточно впечатлений от сегодняшнего дня. Хэролд был в шоке. Однако, когда он от нас ушел, мы все еще числились у него на работе. Он назвал мне отель, в котором остановился, и я пообещал держать его в курсе дела. Возле двери я сказал ему, что его жене не следует навещать Вулфа, ибо стоит тому по уши уйти в работу, и он частенько забывает о своих манерах. Я, конечно, не добавил, что Вулф нередко забывает о них и на досуге.

Оставшись в одиночестве, я решил кое с кем созвониться. Обсуждая задание для Орри, мы не забыли про моего шпиона, того типа в рыжевато-коричневом реглане и коричневой шляпе, который увязался за мной во вторник днем, когда я вышел из дома и направился в суд взглянуть на Питера Хейза. С тех пор о нем не было ни слуху, ни духу, и это давало основание предположить, что газетное объявление возбудило чье-то любопытство, которое угасло, как только жюри признало Хейза виновным. Мы пришли к выводу, что Орри бесполезно этим заниматься, поскольку начать неоткуда, однако не мешает позвонить в несколько агентств, в которых у меня есть приятели, и кое-что выяснить. Конечно, мне не больно верилось, что к ним обращались с целью приставить ко мне шпиона, а еще меньше в то, что они в этом сознаются, но иной раз в дружеской беседе проскальзывает едва заметный намек, так почему бы не воспользоваться лишней возможностью, тем более что даже задницу от кресла не надо отрывать. Я прикинул и решил сперва обратиться к Делу Бэскому. Только я стал набирать его номер, как появились сразу двое: Вулф — из своей оранжереи и Сол Пензер — с задания.

По лицу Сола ни черта не узнаешь, если он играет с тобой в покер или если ему нужно что-то от тебя утаить. Однако в остальных случаях он не осторожничает, поэтому я, едва впустив его в дверь, усек, что он принес горяченькое.

Вулф тоже просек и стал подавать признаки явного нетерпения.

— Ну? — потребовал он, когда Сол уселся.

— С самого начала? — поинтересовался Сол.

— С самого начала.

— Я позвонил в девять тридцать две, трубку сняла женщина, и я попросил позвать к телефону Эллу Рейз. Она поинтересовалась, кто ее спрашивает, и я сказал, что следователь службы социального страхования. Она спросила, какое у меня дело к Элле Рейз, и я ответил, что тут явно напутали с именами и мне необходимо свериться. Тогда она сказала, что ее нет и что она не знает, когда Элла придет, после чего я ее, разумеется, поблагодарил. Уже здесь что-то было не так — чтобы хозяйка не знала, когда появится горничная, которая ночует в их квартире? Я подъехал прямо к дому и познакомился с привратником.

Знали бы вы, что значило «познакомился с привратником»! Это значило, что после трех минут общения они были в таких отношениях, что привратник разрешил ему подняться в квартиру на лифте, не уведомляя заранее хозяев. Но Солу подражать невозможно, он неподражаем.

— Я поднялся в квартиру и дверь мне открыла миссис Ирвин. Я сказал, что у меня оказались дела по соседству, и я решил зайти к Элле Рейз. Она ответила, что Эллы нет и что ей неизвестно, когда та появится. Я чуть-чуть форсировал события, стараясь, правда, не пережать. Я сказал, что помимо всего прочего, еще произошла и путаница с адресами, быть может, она сумеет мне помочь и спросил, есть ли у Эллы Рейз какой-нибудь другой адрес или, может быть, адрес ее семейства. Она сказала, что семейство Эллы Рейз проживает на Восточной Сто Тридцать Седьмой улице. Я спросил, не знает ли она номер дома, она пошла в другую комнату и, выйдя оттуда, назвала номер — 306.

Сол посмотрел в мою сторону.

— Ты не собираешься записать это в свой блокнот, Арчи? — поинтересовался он. Когда я последовал его совету, продолжил свой рассказ: — Я спустился вниз и спросил у привратника, не видел ли он, как сегодня утром выходила из дома горничная миссис Ирвин, он сказал, что не видел. И вообще, сказал он, не видел, чтобы она возвращалась. Оказывается, она свободна в четверг вечером и в ночь с четверга на пятницу, обычно возвращается в восемь утра в пятницу, но на этот раз привратник ее не видел. Он спросил у лифтера, но оказалось, что тот тоже ее не видел. Я отправился по адресу и разыскал дом, обшарпанный, без лифта и горячей воды. Я виделся с матерью Эллы Рейз. Я старался быть очень осторожным, но с этими людьми, как вы знаете, нелегко. По крайней мере, мне удалось выяснить, что обычно Элла появляется дома в четверг вечером и что на этот раз она почему-то не появилась. Миссис Рейз собиралась пойти позвонить миссис Ирвин, но боялась, что, может, Элла занимается чем-то таким, о чем не должна знать ее хозяйка. Прямо она не сказала, но я все понял.

— Я весь день болтался туда-сюда. Привратник в доме Ирвинов сказал мне, что вчера Элла Рейз ушла как обычно, в шесть, и была одна. Миссис Рейз дала мне фамилии двух друзей дочери, я их повидал, они мне дали еще кое-какие адреса. Никто из них ничего о ней не слышал и не видел ее. Я еще два раза звонил миссис Ирвин и каждый час звонил в полицию, справляясь по поводу несчастных случаев, разумеется, не называя никаких фамилий. Последний раз, в пять часов, мне ответили, что в районе Сто Сороковой улицы на берегу вонючей реки Гарлем под грудой досок было обнаружено тело неизвестной женщины и что в данный момент его уже увезли в морг. Я отправился в морг, но тело туда еще не привозили. Когда его наконец привезли, я на него взглянул и решил, что оно очень подходит под описания миссис Моллой — около тридцати, маленькая и аккуратная, кофе со сливками. Только на голове у нее было черт знает что — весь затылок размозжен. Такие дела.

Я встал, но тут же, сообразив, что этим делу не поможешь, снова сел. Вулф набрал через нос много воздуха и выпустил его через рот — не человек, а компрессор.

— Разумеется, мне не нужно спрашивать тебя, подтвердил ли ты свои предположения официально.

— Разумеется нет, сэр. Предположения есть всего лишь предположения.

— Вот именно. В котором часу закрывается морг?

По одному этому вопросу можно сказать, что он гений, ибо только гений, проработавший двадцать с лишним лет в качестве частного детектива, специализирующегося на расследовании убийств, имеет право его задать. Но, черт возьми, он на самом деле этого не знал.

— Он никогда не закрывается, — сказал Сол.

— В таком случае мы можем продолжить нашу работу. Арчи, звони миссис Моллой и проси ее подъехать к моргу.

— Не выйдет, — уперся я — Далеко не каждой женщине я могу назначить свидание в морге и уж, конечно, не миссис Моллой. К тому же не исключено, что негодяй в перерывах между убийствами развлекается, подслушивая телефонные разговоры. Я за ней заеду.

— Валяй.

Что я и сделал.

15

Я сел на стул лицом к ней. Я принял приглашение сесть только потому, что по дороге сюда в такси придумал нечто такое, благодаря чему можно растянуть мое пребывание в ее квартире. На ней было платье из тонкой материи лимонно-желтого цвета. Возможно, дакрон, но мне хотелось, чтобы то была шерсть.

— Когда мы с вами увиделись впервые, пятьдесят часов тому назад, я мог поставить один к двадцати за то, что Питера Хейза оправдают. Теперь все обстоит иначе. Ставлю двадцать к одному.

Она сощурила глаза, отчего их уголки слегка приподнялись, и сказала:

— Вы просто стараетесь меня подбодрить.

— Нет, но я не скрою, что это намек на то, что нам требуется ваша помощь. Помните, я звонил вам сегодня утром узнать, как зовут горничную миссис Ирвин, и попросил описать ее наружность? Сегодня днем на Сто Сороковой улице под грудой досок было обнаружено тело женщины с пробитым черепом, которое уже доставлено в морг. Мы предполагаем, что это Элла Рейз, но мы не уверены, а знать необходимо. Я заехал за вами, чтобы мы вместе на нее взглянули. Настал ваш черед.

Она села и долго смотрела на меня не моргая. Я ждал. Наконец она обрела дар речи.

— Ол райт, — сказала она, — я поеду. Сейчас?

Никакой нервической дрожи, никаких стонов и охов, никаких вопросов. Я решил, что ситуация очень благоприятная, поскольку, как мне казалось, она была сражена страшным известием наповал и все остальное ей уже было до лампочки.

— Да. Но сперва соберите сумку из расчета ночь — две вне дома, которую мы заберем с собой, — сказал я. — Вы будете жить у Вулфа, пока все закончится.

Она замотала головой.

— Не выйдет. Я сказала вам об этом еще вчера. Я должна побыть одна. Я не могу находиться на людях, есть в присутствии людей…

— Вам не придется этого делать. Можете есть в своей комнате, кстати, она замечательная. Я не прошу вас, леди, я вам приказываю. Пятьдесят часов назад мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы перебороть мои чувства к вам, и я не хотел бы испытать нечто подобное снова, а это неизбежно, если вас найдут с разбитой головой. Я хочу помочь вашему парню выйти на волю и застать вас здесь живой, а не хладным трупом. Преступник уже прикончил Моллоя, Джонни Кимза и Эллу Рейз. Не ведаю, что у него была за причина убивать ее, но у него с таким же успехом может оказаться причина убить вас или же ему покажется, что она у него имеется, а мне не хочется, чтобы ему это удалось. Собирайте сумку и кончим наш разговор. Время не терпит.