Первая ночь Леви Марк

Париж, остров Сен-Луи

Зазвонил телефон. Айвори снял трубку.

– Есть новости?

– Две. Одна хорошая, другая – скорее неприятная.

– Начните со второй.

– Как странно…

– Что именно вы находите странным?

– Вашу привычку всегда выслушивать сначала дурные вести… Но я начну с хорошей, иначе другая потеряет смысл! Сегодня утром температура упала, и он пришел в себя.

– Новость и впрямь замечательная, у меня просто камень с души свалился.

– Еще бы! Без Эдриена на ваших поисках можно было бы поставить жирный крест. Я прав?

– Я искренне беспокоился о нашем друге. Иначе не стал бы рисковать, навещая его в больнице.

– Возможно, не стоило этого делать. Боюсь, в палате мы слишком увлеклись разговором и кое-что запало ему в голову.

– Память возвращается? – встревожился Айвори.

– Образы слишком смутные, чтобы Эдриен придал им значение. Я убедил его, что это просто бред.

– Я проявил непростительную беспечность.

– Вы хотели взглянуть на него, оставшись незамеченным, к тому же врачи уверяли, что он без сознания.

– Медицина – весьма неточная наука. Вы уверены, что он ни о чем не догадывается?

– Можете не волноваться, Эдриена сейчас заботит совсем другое.

– Это и есть вторая, досадная, новость?

– Нет, наш молодой друг твердо намерен отправиться в Китай. Я вам говорил, он не станет полтора года сидеть сложа руки, ожидая освобождения Кейры. Уж скорей проведет это время под окном ее камеры. Пока девушка в тюрьме, Эдриен будет думать только о ее освобождении, и тут вы бессильны. Как только врачи отпустят его, он улетит в Китай.

– Сомневаюсь, что он получит визу.

– Значит, отправитсятуда пешком, через Бутан.

– Эдриен должен продолжить поиски, я не могу ждать так долго.

– Он сказал мне те же слова о любимой женщине, но боюсь, вам обоим придется смириться.

– В моем возрасте полтора года – огромный срок. Не уверен, что окажусь долгожителем.

– Полноте, вы в отличной форме. А жизнь в ста случаях из ста заканчивается смертью, – пошутил Уолтер. – Я, например, могу через мгновение погибнуть под колесами автобуса, выйдя из телефонной кабины.

– Задержите Эдриена любым способом, убедите ничего не предпринимать в ближайшие дни. И главное – не пускайте в консульство и не позволяйте общаться с китайскими властями.

– Зачем вам это?

– А затем, что партия, которую нам предстоит разыграть, требует дипломатического такта, а Эдриен в этой области талантом не блещет.

– Могу я узнать, что вы задумали?

– В шахматах это называют рокировкой, подробней расскажу через день-два. Прощайте, Уолтер, и будьте осторожны, переходя через улицу…

Закончив разговор, Уолтер решил прогуляться.

Лондон, Сент-Джеймс-сквер

Черное такси остановилось перед фасадом элегантного викторианского особняка. Айвори вышел, расплатился с шофером, взял свой багаж, дождался, когда машина уедет, и потянул за висевшую справа от кованой двери цепочку. Зазвенел колокольчик, Айвори услышал приближающиеся шаги, и дворецкий открыл дверь. Айвори протянул ему визитную карточку:

– Не сочтите за труд передать вашему нанимателю, что я прошу принять меня и что дело не терпит отлагательств.

Слуга ответил, что очень сожалеет, но хозяина нет дома и связаться с ним будет затруднительно.

– Не знаю, уехал ли сэр Эштон в Кент, в охотничий домик или к одной из любовниц, – мне, честно говоря, на это плевать. Но знайте: если я уеду, не повидавшись с вашим, как вы его называете, хозяином, он может очень на вас рассердиться. Итак: я прогуляюсь по вашему шикарному кварталу, а когда вернусь и снова позвоню в дверь, вы сообщите мне адрес, где сэр Эштон со мной встретится.

Айвори сошел с крыльца и зашагал по улице, небрежно помахивая сумкой. Через десять минут, когда он прогуливался вдоль ограды, у тротуара остановилась роскошная машина. Водитель вышел и распахнул перед Айвори дверцу: ему приказали доставить гостя в поместье, находящееся в двух часах езды от Лондона.

Английская деревня осталась такой же прекрасной, какой ее помнил Айвори; конечно, здесь не было ни просторов, ни сочной зелени его родной Новой Зеландии, но пейзаж за окном радовал глаз.

Удобно устроившись на заднем сиденье, Айвори отдыхал. Около полудня скрип гравия под колесами автомобиля разбудил его. Машина проехала по широкой, обсаженной аккуратно подстриженными эвкалиптами аллее и остановилась у портика с колоннами, обвитыми штокрозами. Слуга провел Айвори в маленькую гостиную, где его ждал хозяин дома.

– Коньяк, бурбон, джин?

– Стакана воды будет достаточно. Приветствую вас, сэр Эштон.

– Кажется, мы не виделись двадцать лет?

– Двадцать пять, и не говорите, что я не изменился, будем смотреть правде в глаза – мы оба постарели.

– Думаю, вы пришли не для того, чтобы сетовать на старость.

– Представьте себе, именно для этого! Сколько у нас времени?

– Вы мне скажите, раз уж навязались в гости.

– Я не о том. Я спрашивал, сколько нам осталось на этой Земле. В нашем возрасте – лет десять. Или больше?

– Почем мне знать? Да я об этом и не думаю.

– У вас великолепное поместье, – похвалил Айвори, разглядывая парк за большими окнами. – Говорят, ваша резиденция в Кенте ничуть не хуже.

– Я передам ваши лестные слова моим архитекторам. Вы об этом хотели со мной побеседовать?

– Одна беда со всей этой собственностью – на тот свет ее с собой не заберешь. Копишь богатства, выбиваешься из сил, приносишь жертвы, а в последний день жизни все это становится никому не нужным. Даже если вы навечно припаркуете перед кладбищем ваш красавец «ягуар», так изящно отделанный кожей и деревянными панелями!

– Эти богатства, дорогой мой, перейдут по наследству к следующим поколениям, как мы получили их от наших отцов.

– Недурное наследство в вашем случае, я полагаю.

– Не хочу сказать, что ваше общество мне неприятно, но я очень занят, так что объясните, к чему вы клоните.

– Времена изменились, вот о чем я размышлял вчера за чтением газет. Крупные финансисты попадают за решетку и до конца дней гниют в тесных камерах. Прощайте, особняки и роскошные палаццо – девять метров квадратных, да и то, если это VIP-отсек! А наследнички сорят деньгами, пытаются сменить имя, чтобы смыть семейный позор. Хуже всего то, что никому больше не гарантирована неприкосновенность. Уйти от наказания – бесценная роскошь даже для самых богатых и сильных мира сего. Головы летят, одна за другой, это нынче в моде. Вы лучше меня знаете, что политики больше не генерируют идей, а те, что они выдают, малоприемлемы. Ущербность социальных проектов проще всего замаскировать, подпитывая низменные чувства народных масс, в том числе нетерпимость к «иным». Невероятное богатство одних в ответе за нищету других, сегодня все это знают.

– Надеюсь, вы приехали не для того, чтобы докучать мне революционной прозой и жаждой социальной справедливости?

– Революционной прозой? Боже упаси, я консерватор до мозга костей. Все дело в справедливости.

– Переходите к делу, Айвори, вы начинаете меня утомлять.

– Хочу предложить вам сделку, нечто из области справедливости, как вы говорите. Могу обменять ключ от камеры, куда вы обязательно попадете и где закончите свои дни, если я опубликую в «Дейли ньюс» или в «Обсервер» досье, которое собрал на вас, на свободу молодой археологини. Теперь понимаете, о чем я?

– Что за досье? И по какому праву вы угрожаете мне в моем доме?

– Торговля влиянием, незаконное участие в делах, подкуп депутатов парламента, конфликт интересов в ваших компаниях, злоупотребление бюджетными средствами, уход от налогов… вы тот еще тип, старина, ни перед чем не останавливаетесь, даже перед заказным убийством ученого. Что за яд использовал ваш киллер, чтобы избавиться от Эдриена, и как он его ввел? С выпитым в аэропорту соком? В стаканчике с водой перед взлетом? Или это был контактный яд? Укольчик во время паспортного контроля? Теперь уже все равно, так удовлетворите мое любопытство!

– Вы просто смешны, мой бедный друг.

– Легочная эмболия на борту самолета, совершающего длительный перелет в Китай. Для шпионского романа заголовок длинноват, тем более что идеального убийства не получилось!

– Ваши нелепые и необоснованные обвинения мне глубоко безразличны, уходите, пока я не приказал выкинуть вас вон.

– В наше стремительное время редакторы не успевают проверять подлинность информации, былая щепетильность принесена в жертву большим тиражам. Трудно их за это упрекнуть, Интернет – опасный конкурент. Газета с разоблачительной статьей о лорде Эштоне будет отлично продаваться! И не надейтесь умереть раньше окончания работы комиссии по расследованию вашей деятельности! Реальная власть перешла от парламента и судов к газетам: они затевают процессы, предоставляют доказательства, выслушивают показания жертв; судьям остается лишь вынести приговор. Что до личных связей, ни на кого нельзя положиться. Ни одно правительство не рискнет скомпрометировать себя, особенно ради одного из своих чиновников. Слишком силен страх перед гангреной. Судебная власть отныне независима – слава демократии! Вспомните того американского финансиста, затеявшего крупнейшую аферу века: не прошло и двух, ну, может, трех месяцев, как его осудили и посадили.

– Чего вы от меня хотите, черт бы вас побрал?

– Вы что, не слушали? Я ведь сказал – пустите в ход свои связи и освободите мою молодую подругу. А я, так уж и быть, никому не скажу о том, как вы, старый безумец, злоумышляли против нее и ее друга! Если я сообщу, что вы приказали убить Кейру, а когда не вышло, подстроили все так, чтобы ее бросили в тюрьму, вас вышвырнут из совета и заменят кем-нибудь пореспектабельней.

– Вы чудовищно смешны, и я не понимаю, о чем вы.

– Тогда мне остается лишь откланяться, сэр Эштон. К чему злоупотреблять вашим великодушием? Буду признателен, если ваш шофер довезет меня до станции: не подумайте, что я не люблю ходить пешком, но если на обратном пути со мной вдруг что-нибудь случится, это произведет гнетущее впечатление.

– Моя машина в вашем распоряжении, езжайте куда хотите, только убирайтесь поскорее!

– Очень благородно с вашей стороны. Не хочу оставаться в долгу. Даю вам время подумать до вечера, я остановился в «Дорчестере», звоните, не стесняйтесь. Мой человек произведет рассылку доверенных ему документов только завтра – конечно, если я не отменю свое поручение. Уверяю вас, учитывая содержание документов, моя просьба вполне разумна.

– Вы совершаете грубую ошибку, пытаясь шантажировать меня подобным образом.

– Кто говорит о шантаже? Я не извлекаю никакой личной выгоды из этой маленькой сделки. Сегодня чудесный день, не правда ли? Оставляю вас наслаждаться погодой.

Айвори взял сумку и, не дожидаясь дворецкого, пошел по коридору к выходу. Куривший у розария шофер бросился к машине и открыл дверцу.

– Не торопитесь, друг мой, курите в свое удовольствие, – сказал Айвори, – я никуда не спешу.

Из окна кабинета сэр Эштон наблюдал, как Айвори устраивается на заднем сиденье «ягуара». Когда машина скрылась из виду, он дал волю гневу. Скрытая стеллажом дверь открылась, и в комнату вошел человек.

– Я совершенно потрясен, должен признаться, что не ожидал ничего подобного.

– Этот старый дурак явился в мой дом и угрожал мне! Кем он себя возомнил?

Гость сэра Эштона ничего не ответил.

– В чем дело? Почему вы на меня так смотрите? Только не говорите, что согласны с ним! – вскипел сэр Эштон. – Если эта развалина осмелится в чем бы то ни было обвинить меня публично, свора моих адвокатов сожрет его живьем. Мне не в чем себя упрекнуть, надеюсь, вы в этом не сомневаетесь?

Его собеседник налил себе из хрустального графина стакан портвейна и выпил залпом.

– Вы скажете наконец хоть что-нибудь? – грозным тоном вопросил сэр Эштон.

– Предпочел бы выругаться. Уверен, через несколько дней, максимум недель, вы бы меня простили.

– Уйдите, Вакерс, вы мне надоели – вы, ваша спесь и ваша дерзость.

– Помилуйте, какая дерзость? Я искренне огорчен случившимся, но на вашем месте не стал бы недооценивать Айвори; как вы сами сказали, он слегка безумен, а значит, вдвойне опасен.

И Вакерс вышел, не добавив ни слова.

Лондон, отель «Дорчестер», вечер

Айвори разбудил телефонный звонок. Он открыл глаза и взглянул на стоявшие на каминной полке часы. Разговор вышел коротким. Выждав несколько минут, он достал сотовый и набрал номер:

– Хочу вас поблагодарить: он только что звонил, вы очень помогли.

– Ничего особенного я не сделал.

– Напротив, друг мой. Что скажете насчет партии в шахматы? В Амстердаме, у вас, в следующий четверг. Договорились?

Поговорив с Вакерсом, Айвори сделал последний звонок. Уолтер внимательно выслушал его инструкции и не преминул поздравить с мастерским ходом.

– Не питайте иллюзий, Уолтер, наши проблемы куда как далеки от разрешения. Даже если мы вытащим Кейру, ее жизнь не будет в безопасности. Сэр Эштон не отступится после того, как я «достал» его на его же территории, но выбора не было. Он отыграется при первом удобном случае, уж вы мне поверьте. Пусть все останется между нами, Эдриена тревожить ни к чему. Незачем ему знать, как он попал в больницу.

– А что мне говорить о Кейре?

– Сочиняйте, пустите в ход фантазию, скажите, что получили сведения от вашего «осведомленного источника».

Афины, на следующий день

Элена и мама провели все утро у моей постели; с тех пор как я угодил в больницу, они каждый день садились на первый паром, уходивший с Гидры в семь часов, в восемь прибывали в Пирей и мчались на автобус, через полчаса доставлявший их к больнице. Наскоро позавтракав в кафетерии, они поднимались ко мне в палату с домашней едой, цветами и пожеланиями скорейшего выздоровления от всей деревни. К вечеру они уезжали на автобусе в Пирей, садились на последний паром и возвращались домой. За время моей болезни Элена ни разу не открывала магазин, а мама все время стояла у плиты, и любовно приготовленные блюда скрашивали жизнь ухаживающих за ее сыном медсестер.

Наступил полдень, и их нескончаемая болтовня утомила меня больше, чем рецидив этой гнусной пневмонии.

Когда в дверь постучали, они мгновенно умолкли. Я никогда ничего подобного не видел, это было так же удивительно, как если бы в солнечный день разом притихли все цикады. Вошедший Уолтер сразу заметил мое изумление.

– Что, в чем дело? – всполошился он.

– Ни в чем, все в порядке.

– Не все, судя по вашим лицам.

– Успокойтесь, Уолтер, мы с моей мамой и моей прелестной тетушкой Эленой кое-что обсуждали, когда вы вошли, только и всего.

– Что именно вы обсуждали?

Мама решила вмешаться:

– Я говорила, что эта болезнь может иметь неожиданные последствия.

– Но почему? Врачи что-то сказали? – разволновался Уолтер.

– О, они считают, что Эдриен сможет выписаться на следующей неделе, но я, его мать, утверждаю, что мой сын слегка поглупел: таков медицинский диагноз, если хотите знать. Пригласите мою сестру выпить чашечку кофе, Уолтер, а я пока скажу несколько слов Эдриену.

– Буду счастлив подчиниться, но сначала сам с ним поговорю. Не хмурьтесь, это мужской разговор.

– Ну что же, – сказала Элена вставая, – мы уходим, раз нам тут больше не рады!

И она увела мою мать, оставив нас с Уолтером наедине.

– У меня прекрасные новости, – сообщил он, присаживаясь на край кровати.

– Начните с плохой.

– Паспорт будет нужен через шесть дней, но мы не можем получить его без Кейры.

– Не понимаю, о чем вы.

– Конечно, не понимаете, но вы сами попросили начать с плохой новости. Ваш вечный пессимизм очень утомляет. Ладно, слушайте внимательно, потому что уж если я обещал хорошую новость, она и правда хорошая. Я говорил, что у меня есть кое-какие высокопоставленные друзья в Академии?

Уолтер объяснил, что у нашей Академии есть совместные исследовательские программы с несколькими крупными китайскими университетами. Я этого не знал. Он добавил, что после череды командировок появились дипломатические завязки разного уровня. Уолтеру удалось запустить закулисный механизм: китайская аспирантка, заканчивающая диссертацию в Академии, чей отец – высокопоставленный судья, дипломаты консульской службы Ее Величества, английский консул в Турции, много лет работавший в Пекине и сохранивший отношения с несколькими высокопоставленными функционерами… Колесики крутились, соединяя страны и континенты, последний щелчок прозвучал в провинции Сычуань. Отношение местных властей изменилось в лучшую сторону: с некоторых пор они стали интересоваться, насколько добросовестно сделал свою работу адвокат, защищавший молодую француженку. По-видимому, из-за проблем с переводом он не объяснил судье, что приговоренная к тюремному сроку за отсутствие документов иностранка в действительности имела оформленный честь по чести паспорт. Власти проявили добрую волю, судейского чиновника повысили, а Кейру помилуют, если мы быстро представим это новое доказательство в суд Чэнду. Дальше все просто: полетим и вывезем ее за пределы Китайской Народной Республики.

– Это правда? – Я вскочил и заключил Уолтера в объятия.

– Я похож на шутника? Могли бы из вежливости заметить, что я, не желая длить вашу муку, выпалил все на едином дыхании!

Я был так счастлив, что закружил Уолтера в вальсе по больничной палате, и тут вошла мама. Взглянула на нас и… закрыла дверь.

Мы слышали, как она вздыхает в коридоре, а тетушка Элена говорит ей: «Не начинай снова!»

Голова у меня закружилась, пришлось вернуться в постель.

– Но когда же ее освободят?

– Итак, вы забыли ту маленькую новость, которую я сообщил вам прежде хорошей. Придется повторить. Китайский судья согласен освободить Кейру, если мы предоставим ее паспорт через шесть дней. Поскольку пропуск на волю лежит на дне реки, нам нужен новый. В отсутствие заинтересованного лица и в такие короткие сроки его практически невозможно оформить. Теперь понимаете, какая у нас проблема?

– Всего шесть дней?

– Минус один на то, чтобы попасть в Чэнду; значит, на изготовление паспорта остается пять дней. Без чуда нам не обойтись.

– Паспорт непременно должен быть новым?

– На случай, если легочная инфекция затронула ваш мозг, сообщаю: я не пограничник! Вообще-то, если срок документа не истек, он вполне сгодится. Но к чему этот вопрос?

– У Кейры двойное гражданство – французское и английское. С мозгами у меня все в порядке, спасибо, что спросили, и я очень хорошо помню, что в Китай она въехала по британскому паспорту, в него ей поставили визу, я сам забирал наши документы в турагентстве. Паспорт Кейра всегда держала при себе. Мы перетряхнули ее сумку, когда нашли микрофон, и я уверен, что французского паспорта там не было.

– Радостная новость, но тогда где он? Не хочу вас огорчать, но у нас почти нет времени на поиски.

– Я понятия не имею, где может быть этот треклятый паспорт…

– Мы не слишком продвинулись. Я сделаю несколько звонков и вернусь. Ваша тетушка и ваша мама ждут за дверью, не хочу, чтобы они считали нас невежами.

Уолтер вышел, а мама и тетушка Элена вошли. Мама устроилась в кресле и молча включила телевизор, висевший на стене напротив кровати. Элена улыбнулась.

– Уолтер – очаровательный человек, правда? – спросила она, присаживаясь на краешек кровати.

Я бросил на нее многозначительный взгляд: не стоило говорить об этом при маме.

– И красивый, ты не находишь? – продолжила она, игнорируя мой намек.

Не отворачиваясь от экрана, мама ответила вместо меня:

– И к тому же молодой, если хочешь знать мое мнение! Но не обращайте на меня внимания! Мой сын «по-мужски» поговорил со своим другом, а теперь беседует с теткой, что может быть естественней; матери не в счет! Как только передача закончится, пойду поболтаю с сестрами. Кто знает, возможно, они сообщат мне новости о сыне.

– Теперь ты понимаешь истоки выражения «греческая трагедия»… – Элена украдкой подмигнула мне, а мама убрала звук, чтобы не упустить ни слова из нашего разговора.

Мама смотрела документальный фильм о кочевых племенах, населявших высокогорные тибетские плато.

– Надоело, в пятый раз показывают, – вздохнула она, выключая телевизор. – Почему у тебя такое лицо?

– В фильме была маленькая девочка?

– Не знаю, возможно, а что?

Я предпочел не отвечать. В дверь постучал Уолтер. Элена предложила ему сходить в кафетерий, чтобы ее сестра могла единолично насладиться общением с сыном. Уолтер не заставил себя уговаривать.

– Чтобы я насладилась общением с сыном… Как же, как же! – воскликнула мама, как только за ними закрылась дверь. – Ведет себя, как юная барышня. Просто смешно.

– Влюбиться можно в любом возрасте, к тому же она счастлива.

– Она счастлива не потому, что влюблена, а потому, что за ней ухаживают.

– А ты сама могла бы начать новую жизнь? Ты достаточно долго носишь траур. Впустив в свой дом другого человека, ты не забудешь папу.

– Удивительно слышать такое от тебя! В моем доме не будет другого мужчины, кроме твоего отца. Он лежит в могиле, но остается со мной, я говорю с ним каждый день, когда просыпаюсь, вожусь на кухне, занимаюсь цветами на террасе, иду по дороге в деревню и вечером, перед сном. Твоего отца больше нет, но я не одинока. Элена – другое дело, ей не повезло встретить такого человека, как мой муж.

– Лишний повод позволить ей флиртовать, согласна?

– Я желаю твоей тетке счастья, но не с другом моего сына. Возможно, я старомодна, но каждый имеет право на недостатки. Ей следовало увлечься другом Уолтера, который приходил навестить тебя.

Я сел на постели. Мама тут же принялась поправлять мне подушки.

– Что за друг?

– Не знаю, я видела его в коридоре несколько дней назад, ты еще спал. Мы не познакомились – когда я вошла, он как раз уходил. Высокий, статный, загорелый, очень элегантный. И лет на двадцать старше Элены.

– И ты даже предположить не можешь, кто он такой?

– Я едва его видела. Теперь отдыхай и набирайся сил. Давай сменим тему, я слышу воркование наших голубков в коридоре, они вот-вот войдут.

Элене с мамой нужно было поторопиться, чтобы успеть на паром. Уолтер проводил их до лифта и вернулся.

– Ваша тетушка поведала мне несколько уморительных эпизодов из вашего детства.

– Да уж, веселья тогда хватало!

– Вас что-то беспокоит, Эдриен?

– Мама сказала, что несколько дней назад какой-то ваш друг приходил навестить меня. Кто это был, Уолтер?

– Ваша матушка, должно быть, ошиблась. Наверное, это был один из посетителей, да, именно так, пожилой господин искал палату родственницы, я послал его в сестринскую.

– Думаю, я знаю, как достать паспорт Кейры.

– Вот это уже интересно, рассказывайте.

– Попросим помощи у ее сестры Жанны.

– Вы знаете, как с ней связаться?

– Да… вернее, нет, – смущенно ответил я.

– Так да или нет?

– Я до сих пор не рассказал ей о случившемся.

– За три месяца?

– Мне не хватило мужества сообщить ей о смерти Кейры по телефону, а ехать в Париж не было сил.

– Позорное малодушие! Вы хоть понимаете, как она волнуется? Но почему она сама не дала о себе знать?

– Случалось, Жанна и Кейра месяцами не общались.

– Вам следует как можно скорее ей позвонить, сегодня же, вам ясно, Эдриен?

– Нет, я должен с ней увидеться.

– Не смешите меня, вы прикованы к постели, а времени у нас нет, – возразил Уолтер, протягивая мне телефонную трубку. – Договоритесь со своей совестью и звоните немедленно.

Я так и сделал: как только Уолтер оставил меня одного, набрал номер музея на набережной Бранли. Жанна была на совещании, и соединить меня с ней отказались. Я снова и снова набирал номер, пока телефонистка не сказала, что упорствовать бесполезно. Я понимал, что Жанна просто не желает со мной разговаривать, обвиняя в молчании Кейры и в том, что я тоже не давал о себе знать. Я сделал последнюю попытку и объяснил, что должен немедленно поговорить с Жанной и что от этого зависит жизнь ее сестры.