О судьбе и доблести Македонский Александр
Даже лук он оставил в колеснице и умчался верхом. Ночь, вскоре наступившая, избавила его от плена. (6) Александр гнался за ним во всю мочь, пока было светло; когда же стемнело так, что ничего уже нельзя было разобрать под ногами, он повернул обратно в лагерь, захватив колесницу Дария со щитом, верхней одеждой и луком.
(7) Преследование его задержало еще то обстоятельство, что при первом же прорыве фаланги он кинулся туда и преследовать Дария взялся не раньше, чем увидел, что чужеземные наемники и персидская конница отброшены от реки.
(8) Из персов убиты были Арсам, Реомифр и Атизий – это командиры конницы при Гранике; погибли Савак, сатрап Египта, и Бубак, один из вельмож. Число убитых доходило до 100 000, причем всадников было больше 10 000. Птолемей, сын Лага, следовавший тогда за Александром, рассказывает, что когда они, преследуя Дария, оказались у какой-то пропасти, то перешли через нее по трупам.
(9) Лагерь Дария взяли сразу, с ходу: захвачены были мать и жена Дария, она же и его сестра, малютка его сын, две дочери и некоторые другие жены персов, равных по достоинству; большинство персов успели отослать своих жен вместе с имуществом в Дамаск.
(10) И Дарий отправил в Дамаск значительную часть денег и всякой утвари, которая следует за великим царем даже на войну, чтобы и тут он мог жить в роскоши. В лагере поэтому нашли только 3000 талантов. Остальное имущество, отправленное в Дамаск, вскоре было захвачено Парменионом, посланным туда с этой целью. Так закончилось это сражение; произошло оно при афинском архонте Никократе, в месяце мемактерионе.
На следующий день Александр, хотя и с раной в бедре от меча, обошел раненых, велел собрать трупы убитых и торжественно похоронил их в присутствии всего войска, выстроенного во всем блеске, как для сражения. Он воздал в своей речи хвалу всем, чьи подвиги в сражении видел сам или о чьих был наслышан со стороны, и почтил денежным подарком каждого по его чину.
(2) В Киликию он назначил сатрапом Балакра, сына Никанора, одного из царских телохранителей, а на его место взял в телохранители Менета, сына Дионисия. Вместо Птолемея, сына Селевка, павшего в сражении, он назначил командовать его полком Полиперхонта, сына Симмия. Он простил солам штрафные 50 талантов, которые они оставались еще должны ему, и отпустил их заложников.
(3) Не оставил он своей заботой ни матери Дария, ни его жены и детей. Некоторые из тех, кто писал об Александре, рассказывают, что в ту же ночь, вернувшись после преследования Дария и войдя в его палатку, которую приспособили для него, он услышал поблизости от палатки женский плач и крики. (4) Он спросил, что это за женщины и почему они находятся так близко.
Кто-то сказал ему: «Царь! это мать, жена и дети Дария. Им сказали, что у тебя лук Дария и его верхняя одежда и что ты привез щит, оставшийся после Дария. Они плачут над ним, как над мертвым». (5) Услышав это, Александр послал к ним Леонната, одного из «друзей», поручив передать, что Дарий жив, что оружие и верхнюю одежду он оставил в колеснице во время бегства и что только их и захватил Александр.
Леоннат, войдя к женщинам в их палатку, сообщил им о Дарии, сказал, что по распоряжению Александра им будут оказывать царские почести и обращаться как с царицами, и царицами они и будут называться, так как Александр воюет с Дарием не из личной вражды к нему, а законно отвоевывает власть над Азией. Так рассказывают Птоломей и Аристобул.
Рассказывают иначе: (6) Александр на следующий день сам пришел к женщинам в сопровождении только Гефестиона, одного из друзей. Мать Дария, не зная, кто из них царь (оба были одеты одинаково), подошла к Гефестиону и простерлась перед ним, так как он показался ей более важным. (7) Гефестион попятился, а какая-то из бывших при ней женщин указала ей на Александра и сказала, что вот это Александр.
Мать Дария, смущенная своей ошибкой, попятилась, но Александр сказал, что она не ошиблась: и его спутник зовется Александром. (8) Я записал этот рассказ не как вполне правдивый, но, по-моему, он и не вовсе невероятен. Как бы то ни было, но я хвалю Александра и за сострадание к женщинам, и за почет и доверие к другу. И если писавшие об Александре сочли вполне вероятным, что Александр так говорил и действовал, то и за это хвалю я Александра.
Дарий со своей немногочисленной свитой скакал всю ночь, убегая от Александра; на следующий день, все время подбирая уцелевших после сражения персов и чужеземных наемников (их набралось всего около 4000), он спешно продвигался к городу Фапсаку и реке Евфрату, чтобы как можно скорее оставить Евфрат между собой и Александром.
(2) Аминта, сын Антиоха, Фимонда, сын Ментора, Аристомед-фереец и Бианор-акарнанец – это все были перебежчики, вместе со своими воинами (их было около 8000) прямо с поля битвы бежали в горы и прибыли в Триполис финикийский. (3) Там они захватили вытащенные на берег суда, на которых они раньше переправились с Лесбоса.
Они спустили на воду столько их, сколько, по их мнению, им было достаточно для переезда, а остальные сожгли тут же на верфи, чтобы их нельзя было быстро догнать. Они бежали на Кипр, а оттуда в Египет, где Аминта, заядлый интриган, вскоре и погиб от руки местных жителей.
(4) Фарнабаз и Автофрадат все это время оставались у Хиоса. Поставив на Хиосе гарнизон, они отправили несколько кораблей к Косу и Галикарнассу, а сами с сотней самых быстроходных кораблей пошли к Сифну. К ним туда прибыл с одной триерой спартанский царь Агис с просьбой дать ему для войны денег и как можно больше морской и сухопутной силы для отправки с ним в Пелопоннес.
(5) В это время пришло известие о сражении при Иссе. Перепуганный Фарнабаз отправился на 12 триерах с 1500 наемниками-чужеземцами к Хиосу, боясь, как бы хиосцы, известившись о поражении, не подняли восстания.
(6) Агис получил от Автофрадата 30 талантов серебром и 10 триер, которые и послал под командой Гиппия к Тенару, к своему брату Агесилаю, с просьбой передать ему, чтобы он полностью выплатил жалованье матросам и как можно скорее отплыл на Крит, чтобы уладить тамошние дела. Сам Агис остался тогда на островах, а позднее отбыл в Галикарнасс к Автофрадату.
(7) Александр поставил сатрапом Келесирии Менона, сына Кердима, дав ему для охраны страны союзническую конницу, а сам пошел на Финикию. В дороге ему встретился Стратон, сын Герострата, царь арадийцев и племен, живущих по соседству с Арадом. Сам Герострат отплыл на своих кораблях вместе с Автофрадатом; остальные финикийские и кипрские цари тоже отплыли вместе с Автофрадатом.
Когда Александр находился еще в Марафе, к нему от Дария прибыли послы с письмом от Дария и устной просьбой отпустить к Дарию его мать, жену и детей. (2) В письме этом изъяснялось следующее: Филипп жил с Артаксерксом в дружбе и союзе; по воцарении же Арсеса, сына Артаксеркса, Филипп первый несправедливо поступил с Арсесом, хотя персы ничего плохого ему не сделали.
С тех пор как он, Дарий, стал царем персов, Александр никого не присылал к нему, чтобы утвердить старинную дружбу и союз, а вторгся с войском в Азию и много зла сделал персам. (3) Он, Дарий, выступил, защищая свою землю и спасая свою, от отцов унаследованную власть.
Кому-то из богов угодно было решить сражение так, как оно было решено; он же, царь, просит у царя вернуть ему мать, жену и детей, взятых в плен, желает заключить дружбу с Александром и стать Александру союзником. Он просит Александра ответить с Мениском и Арсимом, послами от персов: им поручено вручить ему и получить от него гарантии дружбы и союза.
(4) Александр ответил письмом и послал вместе с пришедшими от Дария Ферсиппа, велев ему передать письмо Дарию, но ничего с ним не обсуждать. Вот письмо Александра: «Ваши предки вторглись в Македонию и остальную Элладу и наделали нам много зла, хотя и не видели от нас никакой обиды. Я, предводитель эллинов, желая наказать персов, вступил в Азию, вызванный на то вами.
(5) Вы помогли Перинфу, обидевшему моего отца; во Фракию, находившуюся под нашей властью, Ох послал войско. Отец мой умер от руки заговорщиков, которых сплотили вы, о чем хвастаетесь всем в своих письмах.
Ты с помощью Багоя убил Арсеса и захватил власть несправедливо и наперекор персидским законам; ты несправедлив к персам; ты разослал эллинам неподобающие письма, (6) призывая их к войне со мной; ты отправлял деньги лакедемонянам и другим эллинам: ни один город их не принял, но лакедемоняне взяли, и твои послы подкупили моих сторонников и постарались разрушить мир, который я водворил в Элладе.
Я пошел на тебя войной, потому что враждебные действия начал ты. (7) Я победил в сражении сначала твоих военачальников и сатрапов, а теперь и тебя и твое войско, и владею этой землей, потому что боги отдали ее мне. Я забочусь о твоих людях, которые, уцелев в сражении, перешли ко мне; не против своей воли остаются они у меня, а добровольно пойдут воевать вместе со мной.
(8) Я теперь владыка всей Азии; приходи ко мне. Если ты боишься, что я причиню тебе какое-либо зло, то пошли кого-либо из близких тебе получить для себя гарантии безопасности. Когда ты придешь ко мне, я верну тебе, по твоей просьбе, и мать, и жену, и детей и дам все, что ты еще пожелаешь. (9) О чем ты меня ни попросишь, все будет твое. В дальнейшем, когда будешь писать мне, пиши как к царю Азии, а не обращайся как к равному.
Если тебе что нужно, скажи мне об этом как господину над всем, что было твоим. В противном случае я буду считать тебя обидчиком. Если же ты собираешься оспаривать у меня царство, то стой и борись за него, а не убегай, потому что я дойду до тебя, где бы ты ни был».
Такой ответ послал он Дарию. Узнав, что деньги, отосланные Дарием в Дамаск с Кофеном, сыном Артабаза, захвачены его воинами, вместе с персами, оставленными при них, и со всем дворцовым оборудованием, он велел Пармениону переправить все это обратно в Дамаск и там держать под охраной. (2) Эллинских послов, прибывших к Дарию еще до сражения и тоже попавших в плен, он велел прислать к нему.
Тут были Эвфикл-спартанец; фивяне Фессалиск, сын Исмения, и Дионисодор, победитель на Олимпийских играх, и афинянин Ификрат, сын стратега Ификрата. (3) Когда они прибыли к Александру, он сразу же отпустил Фессалиска и Дионисодора, хотя они и были фиванцами; он жалел Фивы и поступок обоих считал простительным: видя родину свою в рабстве у македонцев, они искали помощи себе и ей хотя бы у персов и Дария.
(4) Придя к этому милостивому решению относительно обоих, он сказал, что отпускает их и по соображениям, касающимся каждого из них: Фессалиска – из уважения к его роду, одному из знатнейших в Фивах, а Дионисодора – за его победу на Олимпийских играх. Ификрата же он оставил при себе и держал в великом почете как из приязни к Афинам, так и в память его славного отца.
Когда Ификрат заболел и скончался, он отослал его останки в Афины к родственникам. (5) Эвфикл, лакедемонянин, был представителем города, открыто враждебного в то время Александру; он не мог представить в свое оправдание ни одного веского довода, но и его он держал сначала под стражей, но не в цепях, а позднее, уже на вершине своего счастья, и вовсе отпустил.
(6) Выступив из Марафа, он взял Библ, заключивший с ним союз, и Сидон: сидоняне сами призвали его, так как ненавидели персов и Дария. Оттуда он направился к Тиру. В дороге его встретили тирские послы, отправленные к нему всем городом сказать, что тирийцы сделают все, что ни прикажет Александр.
(7) Он поблагодарил город и послов (это были знатнейшие тирийцы, и среди них находился сын тирийского царя; сам царь Адземилк отплыл вместе с Автофрадатом) и попросил их, вернувшись, сказать тирийцам, что он хочет войти в город и принести жертву Гераклу.
В Тире есть храм Геракла – древнейший, какой могут упомнить люди. Он посвящен, однако, не аргосцу Гераклу, сыну Алкмены. Геракла в Тире чтили за много поколений до того, как Кадм, отплыв из Финикии, основал Фивы и у него родилась дочь Семела, от которой родился и сын Зевса, Дионис. (2) Дионис, следовательно, был внуком Кадма и современником Лабдака, сына Полидора, внука Кадма; Геракл же аргосец был современником Эдипа, Лайева сына.
И египтяне чтут Геракла, но другого, чем тирийцы и эллины; (3) Геродот рассказывает, что египтяне помещают Геракла среди своих 12 богов; и афиняне ведь чтут тоже другого Диониса, сына Зевса и Коры. Песню, воспеваемую при мистериях, поют этому Дионису, а не фиванскому.
(4) Что же касается Геракла, которого чтут в Тартессе иберы (там и некоторые утесы названы Геракловыми), то я думаю, что это тирийский Геракл, потому что Тартесс основан финикийцами; тамошний храм Гераклу построен по финикийскому образцу, и на финикийский лад приносят ему жертвы.
(5) Относительно же Гериона, к которому аргосец Геракл был послан Эврисфеем, чтобы отобрать коров Гериона и пригнать их в Микены, то логограф Гекатей говорит, что тут и речи нет о земле иберов и Геракл был послан не на остров Эрифий, лежащий за пределами Великого моря: на материке, между Амбракией и Амфилохией жил царь Герион, и с этого материка Геракл и угнал коров, причем подвиг это был немалый.
(6) К этому я добавлю, по собственным сведениям, что место это изобилует пастбищами и коровы там очень красивы. Возможно, что и до Эврисфея дошла слава об эпирских коровах и что царь Эпира звался Герионом. Имени же царя иберов, живущих на краю Европы, Эврисфей не мог знать, как не мог знать и того, красивы ли тамошние коровы. Кто-то захотел прикрыть свой невероятный рассказ мифическим вымыслом и ввел в действие Геру, заставив ее через Эврисфся дать такое поручение Гераклу.
(7) Вот этому-то тирскому Гераклу Александр и захотел принести жертву. Когда послы сообщили об этом в Тир, то горожане решили, что они сделают все, что прикажет Александр, но что никого из персов или македонцев они в город не пустят: при данных обстоятельствах это самая благовидная отговорка, а ввиду неизвестного исхода войны – и самое правильное поведение.
(8) Когда Александру сообщили ответ тирийцев, он в гневе отослал обратно послов и, собрав «друзей», предводителей войска, таксиархов и илархов, обратился к ним с такой речью.
«Друзья и союзники, нам опасно предпринимать поход на Египет (на море ведь господствуют персы) и преследовать Дария, оставив за собой этот город, на который нельзя положиться, а Египет и Кипр в руках персов. Это опасно вообще, а особенно для положения дел в Элладе.
(2) Если персы опять завладеют побережьем, а мы в это время будем идти с нашим войском на Вавилон и на Дария, то они, располагая еще большими силами, перенесут войну в Элладу; лакедемоняне сразу же начнут с нами войну; Афины до сих пор удерживал от нее больше страх, чем расположение к нам. (3) Если мы сметем Тир, то вся Финикия будет нашей и к нам, разумеется, перейдет финикийский флот, а он у персов самый большой и сильный.
Финикийские гребцы и моряки, конечно, не станут воевать за других, когда их собственные города будут у нас. Кипр при таких обстоятельствах легко присоединится к нам или будет взят запросто, при первом же появлении нашего флота. (4) Располагая на море македонскими и финикийскими кораблями и присоединив Кипр, мы прочно утвердим наше морское господство, и тогда поход в Египет не представит для нас труда.
А когда мы покорим Египет, то ни в Элладе, ни дома не останется больше ничего, что могло бы внушать подозрение, и тогда мы и пойдем на Вавилон, совершенно успокоившись насчет наших домашних дел. А уважать нас станут еще больше после того, как мы совсем отрежем персов от моря и еще отберем от них земли по сию сторону Евфрата».
Эта речь легко убедила всех в необходимости напасть на Тир. Его же убедило в этом и некое божественное знамение: в ту же самую ночь ему приснилось, что он подошел к стенам Тира и Геракл пожал ему руку и ввел его в город. Аристандр истолковал это так: Тир будет взят с трудом; ведь и подвиги свои Геракл совершал с трудом.
Действительно, осада Тира представлялась большим делом. (2) Город этот был расположен на острове, укреплен со всех сторон высокими стенами, а положение на море благоприятствовало тогда тирийцам, потому что на море господствовали еще персы и у самих тирийцев было много судов.
(3) И все-таки Александр овладел Тиром. Он решил соединить насыпью материк с городом. Морское дно в проходе между ними было вязким; около материка было илисто и мелко; около же города, где всего глубже, глубина достигала самое большее 3 оргий. Имелось тут же множество камней и лесного материала, который накладывали поверх камней.
Нетрудно было вбивать колья в ил, и самый этот ил оказался связывающим веществом, которое не позволяло камням сдвигаться с места. (4) Македонцы с жаром взялись за дело, тем более что Александр сам присутствовал при работах; показывал, что надо делать; воодушевлял людей словом, оделял деньгами тех, кто работал с особенным усердием, облегчая им таким образом их труд.
Пока устраивали насыпь у материка, дело подвигалось легко; глубина была небольшая и работавшим никто не мешал. (5) Когда же они дошли до более глубокого места и оказались вблизи города, то пришлось им плохо, так как их стали поражать со стен, которые были высоки. Македонцы снаряжены были скорее для работ, чем для битвы; тирийские триеры то там то сям подплывали к насыпи (тирийцы господствовали еще на море) и часто не давали солдатам продолжать их работу.
(6) Македонцы поставили на насыпи, которая далеко уже вдавалась у них в море, две башни и установили на этих башнях машины, прикрыв их кожаными чехлами и шкурами в защиту от зажженных стрел, которые метали со стен тирийцы. Башни эти должны были защищать от обстрела работавших. Рассчитывали также, что они легко смогут отбросить тирийцев, которые подплывут, чтобы напасть на тех, кто делает насыпь, забросав их стрелами с этих башен.
Тирийцы в ответ на это придумали следующее: они взяли судно, на котором перевозят лошадей, нагрузили его сухим хворостом и всяким горючим материалом, поставили на носу две мачты и обвели их загородкой, захватив столько места, сколько было возможно; в эти загородки они наложили соломы и много-много факелов. Кроме того, они положили еще смолы, серы и вообще всего, что способствовало бы большому пожару.
(2) К обеим мачтам они прикрепили по две реи, a на них повесили котлы, содержимое которых, вылившись, должно было еще усилить пламя. На корме они поместили балласт, чтобы она осела под его тяжестью, отчего нос поднялся бы кверху. (3) Затем они выждали, когда ветер задует в сторону насыпи, и, привязав это судно к своим триерам, повели его на буксире.
Приблизившись к насыпи и башням, они подожгли горючий материал и, подтягивая в то же время триерами как можно быстрее судно, пустили его к краю насыпи. Люди, находившиеся на уже горящем судне, легко спаслись вплавь. (4) В ту же минуту огромное пламя перекинулось на башни; реи обломились, и в огонь вылилось все, что было заготовлено для его поддержания.
Триеры стали на якорь неподалеку от насыпи; с них начали пускать стрелы в башни, и к ним стало опасно подходить тем, кто был занят тушением пожара. (5) И когда башни были уже охвачены огнем, из города выбежала толпа людей; они сели в челноки и, приставая в разных местах к насыпи, без труда повыдергали колья, укреплявшие с боков насыпь, и подожгли все машины, которых не охватил еще огонь с судна.
(6) Александр распорядился начать насыпь от материка и делать ее шире, чтобы можно было поместить на ней больше башен, а строителям машин готовить новые. Пока это готовилось, он, взяв щитоносцев и агриан, отправился в Сидон собрать все триеры, какие у него уже были там, потому что, ввиду господства тирийцев на море, осада Тира оказывалась безнадежной.
В это время Герострат, царь Арада, и Энил, царь Библа, узнав, что города их находятся во власти Александра, оставили Автофрадата с его флотом и на собственных кораблях прибыли к Александру. С ними были и сидонские триеры, так что финикийских кораблей собралось у него до 80.
(2) В те же самые дни пришли и триеры с Родоса: так называемый Перипол и с ним еще 11 судов; из Сол и Малла 3 триеры, из Ликии 10, из Македонии же пятидесятивесельный корабль, на котором прибыл Протей, сын Андроника. (3) Короткое время спустя прибыли в Сидон и кипрские цари со 120 кораблями: они знали уже о поражении Дария на Иссе и были перепуганы тем обстоятельством, что вся Финикия находится уже во власти Александра. Александр отпустил им всем прошлое, потому что они соединили свой флот с персидским больше по необходимости, чем по собственному решению.
(4) Пока собирали машины и готовили корабли к плаванию и морским сражениям, он взял конные илы, какие у него были, щитоносцев, агриан и лучников и пошел с ними в Аравию, к горе, которая называется Антиливан. (5) Покорив одни племена силой и договорившись с другими, он через 10 дней вернулся в Сидон и застал там Клеандра, сына Полемократа, который вернулся из Пелопоннеса с 4000 эллинских наемников.
(6) Когда флот был готов, он посадил на корабли столько щитоносцев, сколько, по его мнению, было достаточно на тот случай, если в морском сражении дело не ограничится маневрами кораблей, а дойдет до рукопашной, и отплыл из Сидона к Тиру, ведя флот в боевом порядке. Сам он находился на правом крыле, которое шло впереди, и с ним вместе были кипрские и финикийские цари, кроме Пнитагора, который вместе с Кратером вел левое крыло всего строя.
(7) Тирийцы и раньше понимали, что раз Александр придет к ним по морю, то им предстоит морское сражение, но они совсем не ожидали и такого количества кораблей (они не знали, что Александр овладел всем кипрским и финикийским флотом), итого, что они явятся в полном боевом порядке.
(8) Недалеко от города корабли Александра остановились в открытом море, как бы вызывая тирийцев на сражение; а затем, когда никто не вышел против них, пошли в строю под громкий плеск весел. Видя все это, тирийцы отказались от морского боя; они сгрудили у входа в свои гавани столько судов, сколько их могло там вместиться, и заперли ими эти входы, чтобы туда не устремился неприятельский флот.
(9) Александр подплывал к городу; тирийцы никакого сопротивления не оказывали. Он решил не брать гавани, обращенной в сторону Сидона, видя, что вход туда узок, а кроме того, забит множеством триер, обращенных к нему носами. На три триеры, стоявшие далеко от входа в гавань, напали финикийцы и потопили их, пробив носами.
Экипаж этих триер легко спасся, добравшись вплавь на родной берег. (10) Флот Александра пристал недалеко от воздвигнутой насыпи, в месте, защищенном от ветра. На следующий день он приказал, чтобы кипрский флот с навархом Андромахом во главе блокировал гавань, обращенную в сторону Сидона, а финикийцы – находившуюся по ту сторону насыпи и обращенную к Египту. Здесь же была и его палатка.
Из Кипра и со всей Финикии собралось к нему множество машиностроителей, которые собрали много машин. Одни из этих машин стояли на насыпи, другие на судах для перевозки лошадей (суда эти Александр привел с собой из Сидона), третьи на тех триерах, которые не отличались быстроходностью. (2) Когда все было готово, он подвел машины по сделанной насыпи; корабли же с машинами стали на якорь у стен с разных сторон, пытаясь их пробить.
(3) Тирийцы поставили на выступах стен со стороны насыпи деревянные башни, чтобы с них отбивать врага. Куда бы ни подводили машины, они их всюду обстреливали и метали стрелы с огнем в самые корабли, так что македонцам стало страшно приближаться к стенам.
(4) Стены у них со стороны насыпи были высотой чуть не 150 футов и соответствующей ширины, из больших камней, сплоченных известью. Македонским грузовым судам и триерам, подвозившим машины к стене, тут было неудобно подходить к городу, потому что камни, во множестве сброшенные в море, мешали нападению с близкого расстояния.
(5) Александр решил вытащить их из моря. Дело это было трудное, потому что приходилось действовать с судов, а не с твердой земли. Кроме того, тирийские корабли с защитными стенками повели охоту за якорями на триерах: они подрезали якорные канаты и пристать вражеским кораблям оказывалось невозможно.
(6) Александр снабдил ряд тридцативесельных судов такими же стенками и поставил их в косую линию перед якорями, чтобы отгонять приближающиеся корабли. И тут, однако, водолазы продолжали подрезать канаты. Македонцы стали спускать якоря не на канатах, а на цепях: тут уж водолазы ничего не могли поделать.
(7) Забрасывая с насыпи петли, македонцы извлекли камни из моря, затем машинами подняли их и сбросили в открытое море, где от них не было уже никакого вреда. Когда заграждение перед стеной было таким образом уничтожено, корабли свободно подплыли к стене.
(8) Тирийцы, оказавшись в безвыходном положении, решили напасть на кипрские корабли, которые стояли у гавани, обращенной к Сидону. Задолго до этого они завесили вход в гавань полотнищами, чтобы скрыть таким образом посадку экипажа на триеры, и около полудня, когда моряки разбредались по неотложным делам, а Александр с эскадры, стоявшей по другую сторону города, обычно уходил в свою палатку, (9) выступили на трех понтерах, стольких же тетрерах и семи триерах.
Экипаж состоял из самых опытных гребцов и солдат, которые должны были сражаться на палубах; солдаты эти были прекрасно вооружены и испытаны в морских боях. Сначала суда тихонько шли на веслах, корабль за кораблем; начальники гребцов пребывали в молчанье. Когда же они повернули к киприотам и были уже почти на виду, они устремились на них с громким криком, ободряя друг друга и согласно в такт ударяя веслами.
Случилось в тот день, что Александр, вопреки обыкновению, не задержался у себя в палатке и вскоре возвратился к кораблям. (2) Тирийцы, неожиданно напав на корабли, стоявшие на причале, обнаружили, что на одних людей совсем нет; на другие кое-как, уже под их крик и при их натиске, садились те, кто оказался налицо.
Пентеру царя Пнитагора они сразу же при первой стычке пустили ко дну, так же как и триеры Андрокла-амафусийца и Пасикрата фурийца. Остальные суда они прижали к берегу и сильно их повредили.
(3) Александр, увидев, что выплыли тирские триеры, приказал большинству своих кораблей, по мере того как матросы всходили на них, остановиться у входа в гавань, чтобы из нее не вышли и другие тирские корабли. Сам же он, взяв свои пентеры и самое большее 5 триер, на которые уже спешно сел экипаж, поплыл вокруг города на вышедших из гавани тирийцев.
(4) Люди, стоявшие на стенах, увидя идущие вражеские суда и самого Александра на них, стали кричать экипажам своих судов, чтобы они возвращались обратно. В шуме схватки их не было слышно, и тирийцы стали подавать знаки за знаками к отступлению. На судах заметили приближение Александра поздно и, повернув, кинулись в гавань.
(5) Убежать удалось немногим; большинству пришлось принять бой; часть неприятельских судов Александр привел в негодность; одна пентера и тетрера были захвачены у самого входа в гавань. Людей перебили мало: видя, что суда захвачены, они без труда добрались вплавь до гавани.
(6) Так как теперь от флота тирийцам не было никакой пользы, то македонцы смогли подвести машины к самым стенам. Машины, стоявшие на насыпи, не нанесли стене никаких значительных повреждений: так она была крепка. Подвели некоторые суда с машинами и с той стороны города, которая была обращена к Сидону.
(7) Когда и здесь ничего не добились, Александр, продолжая всюду свои попытки, перешел к южной стене, обращенной в сторону Египта. Здесь, наконец, стену на значительном пространстве расшатали; часть ее обломалась и рухнула. Там, где она обрушилась, навели, как было возможно, мостки и в течение короткого времени пытались идти на приступ; тирийцы, однако, легко отбросили македонцев.
Три дня спустя, выждав безветренную погоду, Александр, призывая к бою начальников пехоты, подвел к городу машины на кораблях. Сначала расшатали значительную часть стены; когда пролом оказался достаточно широким, Александр велел судам с машинами отплыть (2) и подойти двум другим, которые везли мостки: он рассчитывал перебросить их в пролом стены.
На одном из этих кораблей находились щитоносцы под командой Адмета, а на другом полк Кена: так называемые «пешие друзья». Сам он собирался вместе со щитоносцами взойти, где понадобится, на стену.
(3) Триерам он отдал приказ: одним плыть к обеим гаваням на тот случай, если тирийцы вздумают повернуть на них и пробиться тут силой; тем же, на которых находились снаряды для машин и которые везли на палубах лучников, он приказал плавать вокруг стен, причаливать в удобных местах, а пока причалить негде, то становиться на якорь вне досягаемости для стрел, чтобы тирийцы, поражаемые отовсюду, не могли понять, что им делать среди этого страха.
(4) Когда корабли с Александром подошли к городу и мостки с них перебросили к стене, щитоносцы бодро устремились по ним на стену. Адмет проявил тут большое мужество; Александр шел вслед за солдатами, сам принимая живое участие в деле и в то же время наблюдая, кто отличился в бою блистательной отвагой.
(5) Сначала стена была взята в том месте, где распоряжался Александр; он без труда отбросил тирийцев, как только македонцы перешли мостки и стали твердой ногой на земле; Адмет первым взошел на стену; зовя своих вслед за собой, он тут же пал, пораженный копьем, но (6) Александр, идя за ним, вместе с «друзьями» овладел стеной. И так как теперь в его власти были уцелевшие башни и куртины, то он прямо по стенам отправился к царскому дворцу, потому что оттуда всего удобнее было спуститься в город.
Финикийцы, стоявшие со своими судами у гавани, обращенной в сторону Египта, ворвались в нее, разнеся цепи, которыми она была заперта, и нанесли тяжелые повреждения тирийским кораблям, там стоявшим; на других напали в открытом море; некоторых прижали к берегу. Киприоты вошли в другую гавань со стороны Сидона, которая не была заперта цепями, и сразу овладели в этом месте городом.
(2) Многие тирийцы, видя, что стена захвачена, оставили ее и, собравшись в так называемом Агенории, отсюда ударили на македонцев. Александр пошел на них со щитоносцами; сражавшиеся были перебиты; за бежавшими началась погоня. (3) Началась страшная бойня: город был уже захвачен не только со стороны гавани, но в него проник и полк Кена.
Македонцы бушевали: их измучила длительная осада, и они не забыли, как тирийцы, захватив их земляков, ехавших из Сидона, поставили их на стене, на глазах всего лагеря закололи и бросили в море. (4) Тирийцев погибло около 8000; из македонцев пали во время приступа: Адмет, мужественный человек, первым взошедший на стену, и с ним 20 щитоносцев, а за всю осаду около 400 человек.
(5) Тех, кто бежал в храм Геракла (тут были главные правители Тира, царь Адземилк и некоторые богомольцы из Карфагена, пришедшие, по древнему обычаю, в метрополию поклониться Гераклу), Александр помиловал; остальных обратил в рабство. Продано было тирийцев и чужеземцев, захваченных в Тире, до 30 000.
(6) Александр принес жертву Гераклу и устроил в его честь процессию, в которой принимало участие войско в полном вооружении; корабли следовали за процессией в честь Геракла. Александр установил на священном участке гимнастические состязания и бег с факелами.
Машину, которая пробила стену, он принес в дар храму, так же как и тирийский священный корабль Геракла, который он захватил в сражении. Его он тоже принес в дар Гераклу. На нем была надпись, сочиненная им или кем другим, но упоминания не заслуживающая: я ее поэтому и не привожу. Так был взят Тир при афинском архонте Никете в месяце гекатомбеоне.
Когда Александр был еще занят осадой Тира, к нему пришли послы от Дария с такими предложениями: Дарий даст Александру 10 000 талантов за мать, жену и детей; вся земля за Евфратом вплоть до Эллинского моря принадлежит Александру; Александр женится на дочери Дария и пребывает с Дарием в дружбе и союзе. (2) Когда послы изложили все это на собрании «друзей», то, рассказывают, будто Парменион сказал Александру, что если бы он был Александром, то с радостью прекратил бы войну на этих условиях и не подвергал бы себя в дальнейшем опасностям.
Александр ответил, что он так бы и поступил, если бы был Парменионом, но так как он Александр, то ответит Дарию следующим образом: (3) он не нуждается в деньгах Дария и не примет вместо всей страны только часть ее: и деньги, и вся страна принадлежат ему. Если он пожелает жениться на дочери Дария, то женится и без согласия Дария. Он велит Дарию явиться к нему, если он хочет доброго к себе отношения. Дарий, выслушав это, отказался от переговоров с Александром и стал вновь готовиться к войне.
(4) Александр решил идти походом на Египет. Вся так называемая Палестинская Сирия уже перешла к нему, кроме города Газы, которым управлял некий евнух по имени Бат. Он набрал арабов-наемников, еще задолго запасся продовольствием, какого бы хватило на случай длительной осады, и, рассчитывая на неприступность местоположения, решил не сдаваться Александру.
Газа отстоит от моря самое большее стадиях в 20. Дорога к ней идет сыпучими песками; морское дно у города илистое и вязкое. Газа – город большой; она расположена на высоком валу, который еще обведен крепкой стеной. Это последний город на пути из Финикии в Египет, в начале пустыни.
(2) Александр, подойдя к городу, прежде всего расположился лагерем в том месте, где стена казалась ему наиболее доступной, и велел собирать машины. Машиностроители высказали такую мысль, что взять стену приступом нельзя по причине высоты вала, (3) но Александр считал, что взять ее тем необходимее, чем это труднее: врагов такое предприятие поразит своей неожиданностью, а для них неудача будет позором на всю Элладу и перед Дарием.
Он решил насыпать вокруг города свой вал, чтобы с этой насыпи, равной по высоте валу Газы, и подвести машины к стенам. Вал был насыпан с южной стороны города, где стена казалась наиболее доступной.
(4) Когда решили, что насыпь поднята на достаточную высоту, тогда македонцы установили машины и стали подводить их к стене Газы. В это время Александр в венке приступал к жертвоприношению; он собирался уже совершить положенный обряд над первым животным, как вдруг какая-то хищная птица, пролетая над алтарем, уронила ему на голову камень, который она несла в когтях. Александр спросил прорицателя Аристандра, что знаменует эта птица. Тот ответил ему: «Царь! ты возьмешь город, но бойся сегодняшнего дня».
Услышав это, Александр некоторое время держался возле машин, но вне досягаемости для стрел. Когда же из города сделана была большая вылазка, когда арабы стали поджигать машины и, находясь на высоте, поражать македонцев, которые отбивались, стоя внизу, когда их стали теснить с насыпанного вала, то Александр или сознательно пренебрег советом прорицателя, или же, не помня себя в схватке, забыл о его предсказании, но только во главе щитоносцев он кинулся на помощь туда, где македонцев особенно теснили.
(2) Он удержал их от позорного бегства с вала, но сам был поражен в плечо из катапульты: стрела насквозь пробила и щит, и панцирь. Увидев, что слова Аристандра сбылись относительно раны, он обрадовался, так как из предсказания следовало, что он возьмет и город.
(3) Рана заживала с трудом. Прибыли по морю машины, с помощью которых он взял Тир. Александр велел опоясать город валом шириной в 2 стадия, а высотой футов в 250. (4) Когда машины были готовы и втащены на вал, они расшатали значительную часть стен; кроме того, во многих местах были прорыты подземные ходы, землю из которых незаметно выносили.
Стена, оседая в провалы, рухнула во многих местах. Македонцы сбивали стрелами воинов в башнях; после трех схваток горожане все еще держались, хотя у них было много убитых и раненых. (5) В четвертый раз повел Александр македонские войска в общее нападение: в одном месте свалили подрытую стену, в другом еще больше разбили ее машинами, чтобы по лестницам легко было пробраться через пролом.
(6) Лестницы приставили к стене; между македонцами началось великое соревнование в храбрости: кто первый взойдет на стену. Первым взошел Неоптолем, один из «друзей», Эакид родом; за ним, один за другим, шли отряды со своими предводителями.
(7) Македонцы, оказавшиеся внутри стены, разбили все ворота, кто на какие наткнулся, и впустили в город все войско. Жители Газы, хотя город уже был взят, все равно продолжали сражаться и погибли все, сражаясь каждый на том месте, где он был поставлен. Детей и женщин Александр обратил в рабство. Город он заселил окрестными жителями; он стал для него на военное время крепостью.
Книга третья
Александр пошел на Египет, куда первоначально и собирался, и, выступив из Газы, на седьмой день прибыл в египетский город Пелусий. Флот его из Финикии направился также в Египет, и он застал свои корабли уже в Пелусийской гавани. (2) У Мазака, перса, которого Дарий поставил сатрапом Египта, не было персидского войска, и он, узнав об исходе сражения при Иссе, о позорном бегстве Дария и захвате Александром Сирии, Финикии и значительной части Аравии, беспрепятственно впустил Александра в страну и ее города.
(3) Он ввел в Пелусий гарнизон; кораблям велел подняться по реке до Мемфиса, а сам отправился к Гелиополю. Нил оставался у него справа; земли, через которые пролегала его дорога, добровольно покорялись ему. Пересекши пустыню, он явился в Гелиополь, (4) а оттуда, переправившись через реку, прибыл в Мемфис, где принес жертву разным богам, в том числе и Апису, и установил празднество с состязаниями гимнастическими и мусическими. На него съехались знаменитости из Эллады.
Из Мемфиса он поплыл вниз по реке к морю, взяв с собой щитоносцев, лучников, агриан, а из всадников царскую илу, составленную из «друзей». (5) Придя в Каноп, он проплыл кругом залива Мариа и вышел там, где сейчас находится город Александрия, названный по имени Александра.
Место показалось ему чрезвычайно подходящим для основания города, который, по его мнению, должен был здесь процветать. Его охватило горячее желание осуществить эту мысль, и он сам разметил знаками, где устроить агору, где и каким богам поставить храмы, – были посвященные эллинским богам, был и храм Исиды Египетской, – и по каким местам вести кругом стены. По этому поводу он совершил жертвоприношение, и оказалось оно благоприятным.
Существует еще такой рассказ, вполне, по-моему, вероятный. Александр хотел оставить строителям знаки, по которым они и вели бы стену, но у них не было ничего, чем сделать на земле метки. Тогда один из строителей придумал, забрав всю муку, которую воины привезли в бочках, посыпать ею на земле там, где укажет царь, и таким образом описать круг, по которому он рассчитывает обвести город стенами.
(2) Над этим случаем задумались прорицатели, особенно же Аристандр из Телмесса, который во многих случаях правильно предсказывал Александру. Он сказал, что город будет изобиловать всем, в том числе и плодами земными.
(3) В это время приплыл в Египет Гегелох и сообщил Александру, что тенедосцы отпали от персов и перешли на его сторону (они и присоединились к персам против своей воли), и что на Хиосе народ впустил македонцев, одолев тех, кого Автофрадат и Фарнабаз поставили владеть городом.
(4) Тут же был захвачен и Фарнабаз, а также Аристоник, тиран мефимнсский[70], который вошел в хиосскую гавань на пяти пиратских суденышках, не зная, что гавань находится уже в руках македонцев. Стража, охранявшая гавань, обманула его, сказав, что тут на якоре стоит флот Фарнабаза.
(5) Всех пиратов тут же изрубили в куски: Аристоника же, Аполлонида-хиосца, Фисина, Мегарея и прочих, кто содействовал отпадению Хиоса и насилием держал в это время в своей власти остров, Гегелох привел к Александру. (6) Харета, распоряжавшегося в Митилене, он прогнал; с Митиленой и прочими городами на Лесбосе заключил союз, Амфотера же с 60 кораблями послал к Косу, потому что жители Коса их звали.
Сам он, придя туда, нашел Кос уже во власти Амфотера. (7) Среди пленников, приведенных Гегелохом, не было только Фарнабаза, который бежал с Коса, ускользнув от стражи. Тиранов, правителей городов, Александр отослал обратно: пусть сами города делают с ними, что хотят; Аполлонида же и хиосцев, его сподвижников, отправил в египетский город Элефантину под строгой охраной.
Александра охватило желание отправиться к Амону в Ливию; он хотел вопросить бога – говорили, что предсказания Амона сбываются в точности и что именно он предсказал Персею и Гераклу: одному, что Полидект пошлет его против Горгоны, а другому, что он придет к Антею в Ливию и к Бусириду в Египет.
(2) Александр стремился подражать и Персею, и Гераклу; вдобавок, происходя из рода обоих, он возводил свое происхождение к Амону, как возводят мифы происхождение Геракла и Персея к Зевсу. Итак, он отправился к Амону, рассчитывая, что он в точности узнает о том, что его касается, или, по крайней мере, сможет сказать, что узнал.
(3) До Паретония он прошел, как рассказывает Аристобул, 1600 стадиев вдоль моря по пустыне, но местами отнюдь не безводными, а затем повернул в глубь материка, где находился оракул Амона. Дорога идет сыпучими песками среди безводной пустыни. (4) Над Александром, однако, и его спутниками пролился обильный дождь, и это приписано было божественному вмешательству.
Божественному вмешательству приписали и следующее: южный ветер в этой стране, начав дуть, почти совсем заносит дорогу песком; следы дороги исчезают, и, словно в море, нельзя понять, куда идти по этому песку: признаков, указывающих дорогу, нет: нет ни горы, ни дерева, ни неподвижных холмов, по которым путники определили бы свое направление, как моряки по звездам.
(5) Войско Александра блуждало, и проводники сомневались в дороге. Птолемей, сын Лага, рассказывает, что перед войском появились две змеи, наделенные голосом; Александр велел проводникам довериться божеству и следовать за ними, и змеи указали им дорогу к оракулу и обратно.
(6) Аристобул же рассказывает, – и чаще всего именно так и рассказывают, – что перед войском летело два ворона и что они именно и служили Александру проводниками. Что божество споспешествовало Александру, это я могу подтвердить, да это правдоподобно и само по себе; в точности же рассказа об этом заставляют усомниться разные его версии.
Область, где находится храм Амона, представляет собой кругом сплошь песчаную безводную пустыню, среди которой находится небольшое пространство (в самом широком месте оно простирается самое большее на 40 стадиев), сплошь засаженное плодовыми деревьями, маслинами и финиковыми пальмами, и единственное в окрестности, где бывает роса. (2) Ключ, бьющий здесь, ничем не похож на ключи, которые бьют в других местах.
В полдень вода в нем холодна на вкус, а на осязание кажется совсем ледяной. Когда солнце склоняется к вечеру, она становится теплее, от вечера и до полуночи все теплеет, и в полночь делается совершенно горячей. С полуночи она постепенно охлаждается, на рассвете она уже холодна и в полдень совершенно ледяная. Эти изменения совершаются постепенно и каждый день.
(3) Есть там и соль, которую уже в готовом виде выкапывают из земли. Жрецы Амона привозят ее в Египет. Отправляясь туда, они кладут ее в корзиночки, сплетенные из листьев финиковой пальмы, в подарок царю или кому другому. (4) Зерна у нее крупные (попадались больше чем в три пальца) и чистые, как хрусталь.
Египтяне и прочие благочестивые люди пользуются этой солью при жертвоприношениях, считая, что она чище морской. (5) Александр пришел в изумление и восторг от этого места; он вопросил бога и, услышав ответ, который, по его словам, пришелся ему по душе, вернулся в Египет той же самой дорогой, как рассказывает Аристобул. Птолемей, сын Лага, говорит, что он пошел другой – прямо на Мемфис.
В Мемфис пришли к нему многочисленные посольства из Эллады; и не было человека, которого бы он отпустил, не исполнив его просьбы. От Антипатра прибыло войско; около 400 эллинов-наемников под командой Монета, сына Гегесандра, и около 500 всадников из Фракии с Асклепиодором, сыном Эвника, во главе. (2) Александр совершил жертвоприношение Зевсу-Царю, устроил торжественное шествие, в котором шло и войско в полном вооружении, и учредил празднество с гимнастическими и мусическими состязаниями.
Египет он устроил таким образом: назначил в Египте двух номархов-египтян, Долоаспа и Петисия, и между ними и поделил египетскую землю. Когда Петисий отказался от своей должности, Долоасп принял всю власть. Фрурархами он назначил «друзей»: в Мемфисе Панталеонта из Пидны, в Пелусии Полемона, Мегаклова сына, из Пеллы. Командовать чужеземцами он поставил этолийца Ликида, «писцом» у них Эвгноста, Ксенофонтова сына, одного из «друзей», а «наблюдателями» Эсхила и Ефиппа, сына Халкидея.
(4) Управление соседней Ливией он поручил Аполлонию, сыну Харина, а управление Аравией, прилегающей к Героополю, Клеомену из Навкратиса. Ему было приказано оставить номархов управлять их номами по их собственным обычаям, как установлено исстари; ему же собирать с них подати, которые им велено было вносить.
(5) Стратегами в войске, которое оставалось в Египте, он назначил Певкеста, сына Макартата, и Балакра, сына Аминты, навархом же Полемона, сына Ферамена. Телохранителем вместо Арриба он поставил Леонната, сына Онаса: Арриб скончался от болезни. (6) Умер и Антиох, начальник лучников; вместо него он поставил начальником над лучниками критянина Омбриона.
Над союзной пехотой, которой командовал Балакр, поставил он командиром Калана (Балакр оставался в Египте). (7) Говорят, что Александр разделил власть над Египтом между многими людьми, восхищаясь природой этой страны, которая представляла собой естественную крепость: поэтому он и счел небезопасным вручить управление всего Египта одному человеку.
Римляне, думается мне, научились от Александра зорко следить за Египтом: поэтому и посылают они туда наместниками не сенаторов, а только людей из всаднического сословия.
Александр с первыми признаками весны вышел из Мемфиса в Финикию: через Нил у Мемфиса и через все его каналы были переброшены мосты. Прибыв в Тир, он уже застал там свой флот. В Тире он опять принес жертву Гераклу и устроил празднество с гимнастическими и мусическими состязаниями. (2) Сюда же прибыл из Афин и Парал с послами Диофантом и Ахиллом. К посольству был причислен и весь экипаж Парала.
Они получили от Александра все, за чем прибыли; отпустил он и афинян, взятых в плен при Гранике. (3) Так как пришло известие о волнениях в Пелопоннесе, то он отправил туда Амфотера помочь тем пелопоннесцам, которые во время войны с персами остались верны ему и не послушались лакедемонян.
Финикийцам и киприотам он приказал выставить еще 100 кораблей вдобавок к тем, с которыми он отправил Амфотера к Пелопоннесу.
(4) Сам он двинулся в глубь страны, к Фапсаку и реке Евфрату, поставив в Финикии для сбора податей Койрана из Берои, а в Азии, в землях по сю сторону Тавра, Филоксена. Ведать же деньгами, которые были при нем, он поручил вместо них Гарпалу, сыну Махата, только что вернувшемуся из бегов. (5) Гарпал бежал в первый раз еще в царствование Филиппа, потому что предан был Александру.
По той же причине бежали Птолемей, сын Лага, Неарх, сын Андротима, Эригий, сын Лариха, и брат его Лаомедонт. Александр же стал подозрительно относиться к Филиппу после того, как Филипп взял себе в жены Эвридику и пренебрег Олимпиадой, матерью Александра.
(6) После смерти Филиппа все, кто бежал, опасаясь его, вернулись из бегов, и Александр назначил Птолемея телохранителем, Гарпала казначеем – он не годился для военной службы по своей физической слабости, – Эригия гиппархом союзников, Лаомедонта же, его брата, который владел двумя языками и понимал персидское письмо, поставил ведать пленными персами; Неарха сделал сатрапом Ликии и области, граничащей с Ликией, до самого Тавра.
(7) Незадолго до битвы при Иссе Гарпал, послушавшись одного негодяя, именем Тавриска, бежал вместе с ним. Тавриск отправился к Александру эпирскому в Италию, где и умер; Гарпал бежал в Мегариду. Александр убедил его вернуться, поклявшись, что за это бегство он умален не будет. Так и оказалось; Александр опять назначил Гарпала казначеем.
В Лидию же сатрапом он послал Менандра, одного из «друзей», (8) а во главе чужеземцев, которыми командовал Менандр, поставил Клеарха. Сатрапом Сирии он сделал Асклепиодора, сына Эвника, вместо Ариммы, который, по его мнению, слишком вяло занимался приготовлением всего, что было приказано ему приготовить для войска, направляющегося в глубь страны.
Александр прибыл в Фапсак в месяце гекатомбеоне в тот год, когда архонтом в Афинах был Аристофан. К его приходу через реку уже было переброшено два моста. Мазей, которому Дарий поручил охрану реки, дав ему около 3000 всадников и [пехоты…], в том числе 2000 эллинских наемников, все время держал здесь реку под охраной, (2) поэтому македонцы не могли довести мост до противоположного берега и боялись, как бы воины Мазея не начали ломать его с того места, где он оканчивался.
Мазей, однако, услышав о приближении Александра, бежал со всем войском. Как только Мазей бежал, мосты на тот берег были переброшены, и Александр перешел по ним со своим войском.
(3) Оттуда он двинулся внутрь материка через так называемое Междуречье; Евфрат и горы Армении остались слева. От Евфрата он не пошел прямо на Вавилон, потому что по другой дороге войско могло в изобилии достать все: тут была и трава для лошадей, и съестные припасы для солдат; к тому же и зной здесь был не таким жгучим.
(4) В пути было захвачено несколько Дариевых воинов, которых послали в разных направлениях на разведку; они сообщили, что Дарий стоит у реки Тигра и что он решил не допустить Александра к переправе. Войска у него гораздо больше, чем было, когда он сражался в Киликии.
(5) Услышав об этом, Александр поспешно двинулся к Тигру, но, придя к реке, не застал ни Дария, ни охраны, которую оставил Дарий. Он переправился через реку с трудом вследствие стремительного течения, но никто ему при этой переправе не препятствовал.
(6) Тут он дал войску отдохнуть; случилось как раз и полное почти лунное затмение. Александр принес жертвы луне, солнцу и земле, от которых, как говорят, зависит это явление. Аристандр счел лунное затмение благоприятным знаком для македонцев и Александра; сражение, сказал он, произойдет в этом же месяце, а жертвы предвещают победу Александру.
(7) Снявшись с берегов Тигра, Александр пошел через Ассирию; слева от него были Гордиейские горы, справа Тигр. На четвертый день после переправы «бегуны» сообщили ему, что там на равнине видны неприятельские всадники, но сколько их, угадать трудно. Он пошел вперед, построив войско в боевом порядке. Примчались другие «бегуны»; эти разглядели точнее: по их словам, всадников, кажется, будет не больше тысячи.
Взяв царскую илу, один отряд «друзей», а из «бегунов» пеонов, Александр стремительно помчался вперед, приказав остальному войску следовать за ними обычным шагом. Персидские всадники, увидев быстро надвигающееся войско Александра, кинулись во всю конскую прыть назад; Александр начал упорное преследование. (2) Большинство спаслось; некоторые – те, у кого лошади пристали, были убиты; некоторых вместе с лошадьми захватили в плен. От них и узнали, что Дарий с многочисленным войском находится неподалеку.
(3) На помощь Дарию пришли инды, соседи бактрийцев[71], сами бактрийцы и согдиане. Предводительствовал ими всеми Бесс, сатрап бактрийской земли. Шли с ними и саки, – это скифское племя из тех скифов, которые живут в Азии, – они не подчинялись Бессу, а были непосредственными союзниками Дария. Предводительствовал ими Мавак; были это наездники, стрелявшие из лука.
(4) Барсаент, сатрап Арахозии[72], привел арахотов и так называемых горных индов; Сатибарзан, сатрап Арии, привел ариев. Парфян, гирканов и тапуров[73] – это все конники – привел Фратаферн. Мидянами командовал Атропат; с мидянами вместе были кадусии, албаны и сакесины. (5) Людьми с побережья Красного моря распоряжались Оронтобат, Ариобарзан и Орксин.
У сусианов и уксиев командиром был Оксафр, сын Абулита. Бупар вел вавилонян; с вавилонянами были вместе «выселенцы», карийцы и ситакены. Над армянами начальствовал и Оронт и Мифравст, над каппадокийцами – Ариак. (6) Сирийцев из Келесирии и Междуречья вел Мазей. Говорят, что в войске у Дария было до 40 000 конницы, до 1 000 000 пехоты, 200 колесниц с косами и небольшое число слонов: голов 15, которых привели с собой инды с этого берега Инда.
(7) С этим войском Дарий расположился лагерем на совершенно ровном месте у Гавгамел, возле реки Бумсла, стадиях в 600 от города Арбел. Места, неудобные для конницы, персы давно уже угладили для езды и на колесницах, и верхом. Были люди, которые убедили Дария, что в сражении при Иссе персы должны были уступить потому, что в теснине они не смогли развернуться. И Дарий этому легко поверил.
Когда Александру все это сообщили пойманные персидские лазутчики, он в продолжение четырех дней оставался на том же месте, где были получены эти известия: дал войску отдых после дороги и укрепил лагерь рвом и палисадом. Он решил оставить здесь обоз и тех воинов, которые оказались небоеспособными, а в бой идти с людьми, которые могут сражаться и у которых при себе, кроме оружия, ничего нет.
(2) Около второй ночной стражи он выступил с войском, чтобы днем уже столкнуться с варварами. Дарий, когда ему сообщили о приближении Александра, выстроил войско в боевом порядке. И Александр вел своих тоже выстроенных в боевом порядке. Войска отстояли одно от другого стадиев в 60, но одно другого не видело, потому что в середине между ними находились холмы.
(3) Когда Александр оказался стадиев в 30 и войско его стало уже спускаться с этих холмов, он, увидя варваров, остановил своих; созвав «друзей», стратегов, илархов, предводителей союзных войск и чужеземцев-наемников, он стал совещаться с ними о том, вести ли ему сразу же войско на врага, (4) как хочет большинство, или же, по совету Пармениона, стать здесь лагерем и осмотреть всю местность: нет ли тут чего-либо подозрительного или затрудняющего военные действия; например, прикрытых ям с острыми, вбитыми в землю кольями.
Хорошо и поточнее разглядеть ряды врагов. Мнение Пармениона победило; стали лагерем в том же порядке, в каком должны были идти в сражение.
(5) Александр, взяв с собой легковооруженных и всадников– «друзей», объехал кругом и осмотрел все место будущего сражения. Вернувшись, он опять созвал своих военачальников и сказал им, что ему нечего воодушевлять их перед сражением: они давно уже воодушевлены собственной доблестью и многократно совершенными блестящими подвигами.
(6) Он просит только их всех ободрить своих подчиненных: пусть лохаг скажет солдатам своего лоха, иларх своей иле, таксиархи своим полкам, начальники пехоты каждый своей фаланге, что в этом сражении они будут сражаться не за Келесирию, Финикию или Египет, как раньше, а за всю Азию; решаться будет, кто должен ею править.
(7) Не надо ободрять их на подвиги длинными речами: доблесть у них прирожденная; надо только внушить им, чтобы каждый в опасности помнил о порядке в строю, соблюдал строгое молчание, когда надо продвигаться молча; звонко кричал, когда понадобится кричать; издал самый грозный клич, когда придет время.
(8) Пусть сами начальники стремительно выполняют приказания, стремительно передавая их по рядам, и пусть сейчас каждый запомнит, что промах одного подвергает опасности всех, а беда выправляется ревностью о долге.
Сказав такую краткую речь и услышав от военачальников заверения в том, что он может на них положиться, Александр распорядился, чтобы солдаты поели и отдохнули. Рассказывают, что Парменион зашел к нему в палатку и стал уговаривать его напасть на персов ночью; они нападут на людей, ничего не ожидающих, которые сразу придут в смятение и от темноты напугаются еще больше.
(2) Он ответил ему, – другие тоже слышали этот разговор, – что стыдно Александру красть победу: ему надлежит победить в открытую, без хитростей. Эти громкие слова свидетельствовали не столько о тщеславии, сколько о спокойном мужестве среди опасностей. Кажется мне, что был здесь и правильный расчет.
(3) Ночью может случиться много неожиданного и для тех, кто хорошо приготовился к бою, и для тех, кто к нему не готов; ночь может погубить сильных и, вопреки ожиданиям обеих сторон, дать победу слабым. Ему, отважному воину, ночь должна была казаться опасной.
Если бы Дарий был побежден, то тайное ночное нападение избавляло бы его от признания, что он и сам плохой воин, и командует плохим войском; (4) если же на долю македонцев выпало бы неожиданное поражение, то для врага кругом все было свое, родное, и он знал местность; они ее не знали и были окружены только врагами, немалое число которых находилось у них в плену: пленные вместе с солдатами Дария нападут на них ночью и не только, если они потерпят поражение, но и в том случае, если победа их окажется неполной.
За учет всех этих обстоятельств я и хвалю Александра и в равной степени хвалю его ясно выраженное чувство уважения к себе.
Войско Дария всю ночь оставалось в том же порядке, в каком и было первоначально поставлено, потому что лагерь не был у них обведен надежным укреплением, а кроме того, они боялись ночного нападения. (2) Персам, между прочим, очень повредило тогда и это долгое стояние в полном вооружении, и страх, обычный ввиду грозной опасности, но не тот, который возникает сразу, внезапно, а тот, который уже задолго овладевает душой и порабощает ее.
(3) Войско у него построено было таким образом (план войскового расположения, составленный Дарием, был впоследствии, по словам Аристобула, захвачен): на левом крыле у него стояла бактрийская конница и вместе с ней даи и арахоты; рядом с ними персы, всадники и пехотинцы вперемежку; за персами сусии и, наконец, кадусии. (4) Левое крыло выстроилось до самой середины всего войска.
На правом стояли солдаты из Келесирии и Междуречья, а также мидяне, за ними парфяне и саки, затем тапуры и гирканы, затем албаны и сакесины – эти тоже до середины войска. (5) В середине же, где находился царь Дарий, стояли родственники царя, персы, «носители айвы»; инды, карийцы, именуемые «выселенцами», и марды-лучники. Уксии, вавилоняне, люди с Красного моря и ситаксны были поставлены в глубину.
(6) Впереди на левом крыле, против правого Александрова крыла, находились: скифская конница, около тысячи бактрийцев и сотня колесниц с косами. Слоны и колесниц с 50 стояли около царской илы Дария. (7) На правом крыле впереди была выстроена армянская и каппадокийская конница и стояло 50 колесниц с косами. Эллины-наемники стояли возле Дария, по обе стороны его и персов, бывших с ним: их выставили против македонской фаланги как единственных солдат, которые могли этой фаланге противостоять.
(8) У Александра расположение войска было такое: правое крыло занимала конница «друзей»; впереди стояла царская ила со своим илархом Клитом, сыном Дропида, за ней ила Главкия, рядом ила Аристона, потом Сополида, Гермодорова сына, потом Гераклида, Антиохова сына, за нею Деметрия, сына Алфемена, рядом с ней воины Мелеагра, самой крайней из царских ил была та, которой командовал Гегелох, сын Гиппострата.
Всей конницей «друзей» командовал Филота, сын Пармениона. (9) В македонской фаланге рядом с конницей находилась агема щитоносцев, а за ней прочие щитоносцы. Командовал ими Никанор, сын Пармениона. Рядом с ними стоял полк Кена, Полемократова сына; затем Пердикки, Оронтова сына; потом Мелеагра, Неоптолемова сына; затем полк Полиперхонта, сына Симмии; затем Аминты, сына Филиппа.
Этим полком командовал тоже Симмия, так как Аминта был отправлен в Македонию набирать войско. (10) Левое крыло македонского войска занимал полк Кратера, Александрова сына (Кратер же командовал и всей пехотой на левом крыле). Рядом с ним находилась союзная конница под предводительством Еригия, сына Лариха. Рядом с ними на левом крыле стояла фессалийская конница, которой командовал Филипп, сын Менелая. Всем левым крылом командовал Парменион, сын Филоты; вокруг него стояли всадники из Фарсала, составлявшие цвет и большинство фессалийской конницы.
Так была выстроена передовая линия Александрова войска. За ней он поставил другую линию так, чтобы иметь два фронта. Начальникам этих стоявших сзади отрядов было приказано, в том случае, если они увидят, что персидское войско окружает македонцев, повернуть в полный оборот и принять варваров.
(2) На тот конец, если бы пришлось развернуть фалангу или сомкнуть ее, были выстроены подковой на правом крыле, рядом с царской илой, половина агриан под командой Аттала, за ними македонцы-лучники под начальством Брисона, рядом с лучниками так называемые «чужестранцы-ветераны» со своим начальником Клеандром. (3) Впереди агриан и лучников стояли всадники – «бегуны» и пеоны, предводительствуемые Аретой и Аристоном.
Впереди же всех находилась конница наемников под командой Менида. Впереди же царской илы и всех «друзей» находилась другая половина агриан и лучников, а также метатели дротиков Балакра. Они были выставлены против колесниц с косами. (4) Мениду и его людям было приказано, если вражеская конница начнет объезжать их крыло, повернуть и напасть на них сбоку. Таково было расположение войска у Александра на правом крыле.
На левом подковой поставлены были фракийцы под командой Ситалка, рядом с ними союзная конница под начальством Койрана, за ней всадники одрисы под командой Агафона, Тиримова сына. (5) Впереди же всех стояла здесь чужеземная наемная конница под начальством Андромаха, Гиеронова сына. Для охраны обоза назначена была фракийская пехота. Всего войска у Александра было: конницы около 7000 и пехоты около 40 000.
Когда войска сошлись, стало видно, что Дарий со своим окружением: персами– «носителями айвы», индами, албанами, карийцами– «выселенцами» и лучниками-мардами стоят против Александра и царской илы. Александр двинул вправо свое правое крыло, а персы двинули на него свое левое крыло, которое заходило дальше Александрова правого фланга.
(2) Уже скифские всадники подъезжали вплотную к передовым отрядам Александра, но Александр продолжал идти вправо и уже почти выходил за пределы того пространства, которое расчистили под дорогу персы. Дарий испугался, как бы македонцы не вышли на пересеченную местность, где его колесницы окажутся ни к чему, и приказал всадникам, выстроенным перед левым крылом, объехать неприятельское правое, которое вел Александр, и не дать ему возможности вести свое крыло дальше.
(3) В ответ на это Александр приказал Мениду бросить на них находившуюся под его командой наемную конницу. Скифские всадники и бактрийцы, которые были к ним приданы, устремились на нее и отогнали назад, так как значительно превосходили числом маленький отряд Менида. Александр приказал бросить на скифов отряд Ареты, пеонов и чужеземцев; (4) варвары дрогнули.
Другой отряд бактрийцев, подойдя ближе к пеонам и чужеземцам, заставил своих беглецов повернуть обратно; завязалась упорная конная схватка. Воинов Александра пало больше: варвары подавляли своей численностью, а кроме того, и сами скифы и лошади их были тщательно защищены броней. Несмотря на это, македонцы выдерживали натиск за натиском и, нападая отрядами, расстроили ряды врагов.
(5) В это время варвары пустили на Александра свои колесницы с косами, рассчитывая в свою очередь привести в расстройство его фалангу. Тут они совершенно обманулись. Одни колесницы агриане и люди Балакра, стоявшие впереди конницы «друзей», встречали градом дротиков, как только они приближались; на других у возниц вырывали вожжи, их самих стаскивали вниз, а лошадей убивали.
(6) Некоторым удалось пронестись сквозь ряды: солдаты расступались, как им и было приказано, перед мчавшимися колесницами. В этом случае чаще всего и сами колесницы оставались целы, и неприятелю, на которого неслись, вреда не причиняли. Их, впрочем, захватили конюхи Александрова войска и царские щитоносцы.
Когда Дарий вывел всю свою пехоту, тогда Александр велел Арете ударить на конницу, объезжавшую его правое крыло, с намерением его окружить. (2) Сам он вел пока своих солдат вытянутым строем, но, когда на помощь бравшим в окружение его правое крыло пришли всадники и, вследствие этого, в передней линии варваров образовался прорыв, Александр повернул туда и, построив клином всадников– «друзей» и выстроенную здесь пехоту, бегом с боевым кличем устремился на самого Дария.
(3) В течение короткого времени сражение шло врукопашную; когда же конница Александра во главе с самим Александром решительно насела на врага, тесня его и поражая в лицо своими копьями, когда плотная македонская фаланга, ощетинившись сариссами, бросилась на персов, Дария, которому давно уже было страшно, обуял ужас, и он первый повернул и обратился в бегство. Испугались и персы, обходившие правое крыло македонцев, так как на них решительно бросился отряд Ареты.
(4) Тут началось повальное бегство персов; македонцы преследовали их и убивали бегущих. Симмия со своим полком не мог вместе с Александром броситься за убегающим врагом; он остался стоять на том же месте и не прекращал боя, так как ему донесли, что македонцам на левом крыле приходится плохо. (5) Их линия была здесь прорвана: через прорыв часть индов и персидской конницы пробилась к обозу македонцев.
Здесь завязалось горячее дело. Персы храбро нападали на людей, в большинстве своем невооруженных и не ожидавших, что можно проникнуть к ним, прорезав двойной фронт. Пленные варвары присоединились к персам и вместе с ними напали на македонцев.
(6) Как только о случившемся узнали предводители отрядов, стоявших за первой линией, они, как и было им приказано, зашли в тыл персам, многих убили тут же, пока они дрались с обозниками; остальные дрогнули и обратились в бегство. На правом крыле у персов еще не знали о бегстве Дария, и всадники, объехав вокруг левого Александрова крыла, напали на воинов Пармениона.
Так как сначала положение македонцев казалось сомнительным, то Парменион спешно послал к Александру с донесением, что он в тисках и нуждается в помощи. Александр, получив его донесение, прекратил преследование и, повернув с конницей «друзей», вскачь понесся к правому крылу варваров. Сначала он напал на бегущую вражескую конницу, на парфиев, часть индов и на самые многочисленные и сильные отряды персов.
(2) Начался конный бой, самое жаркое дело во всей этой битве. Варвары, построенные в глубину отрядами, повернулись и напали на воинов Александра, стоя против них лицом к лицу; они не брались за дротики, не кружились, как это обычно в конном бою; каждый поражал того, кто был перед ним, видя в этом единственное для себя спасение.
Второпях поражали они и падали сами; жалости не было ни у тех, ни у других: сражались уже не ради чужой победы, а ради собственного спасения. Около 60 «друзей» пало здесь; ранены были сам Гефестион, Кен и Менид; но и тут одолел Александр.
(3) Те, кто пробился сквозь ряды Александровых воинов, обратились в неудержимое бегство. Александр готов был напасть на правое крыло неприятеля, но фессалийская конница сражалась так блистательно, что Александру нечего было тут делать: варвары с правого крыла уже обратились в бегство, когда Александр напал на них, так что он повернул и устремился опять преследовать Дария.
Он преследовал его, пока было светло. (4) Парменион со своими воинами двигались, преследуя разбитого ими врага. Александр, перейдя реку Лик, остановился лагерем, чтобы дать немного передохнуть людям и лошадям. Парменион захватил лагерь варваров, их обоз, слонов и верблюдов.
(5) Александр, дав передохнуть до полуночи своим всадникам, спешно двинулся опять вперед к Арбелам, чтобы захватить там Дария, деньги и все царское имущество. Он прибыл в Арбелы на следующий день, проделав в общем сразу после сражения стадиев 600. Дария в Арбелах он не захватил; ни минуты здесь не задерживаясь, Дарий бежал дальше; деньги и все имущество были захвачены победителями; захвачена была опять и колесница Дария; забрал Александр опять и его щит, и его лук.
(6) Из людей Александра было убито человек 100; лошадей же от ран и от того, что они надорвались при преследовании, пало больше тысячи – почти половина конного состава в коннице «друзей». У варваров, говорят, погибло до 30 000 человек; в плен же было взято гораздо больше; взяты были и слоны, и колесницы, которых не изрубили в бою.
(7) Так закончилась эта битва; произошла она при афинском архонте Аристофане в месяце пианепсионе. Исполнилось и предсказание Аристандра, что Александр будет сражаться и победит в том самом месяце, когда случилось лунное затмение.
Дарий сразу с поля битвы умчался в Мидию, держа путь к армянским горам. С ним бежала и бактрийская конница, в том виде, как она была построена для битвы; бежали царские родственники и несколько человек так называемых «носителей айвы». (2) Во время бегства к ним присоединилось около 2000 наемников-чужеземцев, которыми командовали Патрон-фокеец и Главк этолиец.
В Мидию Дарий бежал потому, что, по его расчетам, Александр после сражения направится в Сузы и Вавилон: места там сплошь заселены; дорога для обоза нетрудная, а Вавилон и Сузы представляются, конечно, наградой за невзгоды и трудности войны. В Мидию же пройти большому войску трудно.
(3) И Дарий не ошибся. Александр из Арбел направился прямо в Вавилон. Когда он был недалеко от Вавилона и вел войско уже в боевом порядке, навстречу ему всем народом вышли вавилоняне с правителями и жрецами, каждый с дарами. Город, кремль и казна были сданы.
(4) Александр, вступив в Вавилон, приказал вавилонянам восстановить храмы, которые Ксеркс велел разрушить, в том числе и храм Бела, бога, особенно чтимого вавилонянами. Сатрапом Вавилона он поставил Мазея; начальство над войском, оставленным Мазею, поручил Аполлодору из Амфиполя, а сбор податей Асклепиодору, сыну Филона. (5) Сатрапом в Армению он отправил Мифрена, который сдал ему в Сардах акрополь.
В Вавилоне встречался он, конечно, с халдеями, выполнил все пожелания халдеев относительно вавилонских храмов и принес, между прочим, жертву Белу по их указаниям.
(6) Затем он отправился в Сузы и уже по дороге встретил сына сузийского сатрапа и гонца с письмом от Филоксена; Филоксена Александр сразу же после сражения отправил в Сузы. Филоксен писал ему в этом письме, что жители Суз сдают ему город и что вся казна полностью сохранена Александру. (7) До Суз Александр дошел из Вавилона за 20 дней; вступив в город, он принял казну: тысяч 50 талантов серебром и прочее царское имущество.
Много было захвачено там и разных предметов, увезенных Ксерксом из Эллады, между прочим, медные статуи Гармодия и Аристогитона. (8) Александр отправил их обратно афинянам, и теперь эти статуи находятся в Афинах, в Керамике, там, где начинается подъем на акрополь, почти напротив Метроона и недалеко от алтаря Эвданемов. Посвященный в элевсинские таинства знает, что алтарь Эвданема находится на площадке.