Таинственный спаситель Хойт Элизабет
Он не знал, что она мать. От этой мысли что-то сжалось у него в груди.
Уинтер наклонил голову.
— Добрый день.
Мальчик медленно поднялся из своего тайника и зашаркал ножкой по толстому пушистому ковру.
— Кто ты?
Уинтер поклонился.
— Мистер Мейкпис. Как поживаете?
Какое-то внутреннее чутье — или, скорее, часы обучения — побудило ребенка поклониться в ответ.
Уинтер почувствовал, как губы его весело дернулись.
— А вы?
— Кристофер! — Ответ пришел не от мальчика, а от измотанной на вид служанки в дверях. — Ох, прошу прошения, сэр, если он обеспокоил вас.
Уинтер покачал головой:
— Что вы, никакого беспокойства.
Вслед за служанкой появилась леди Бекинхолл с непроницаемым лицом.
— Кристофер, ты ужасно взволновал Карадерс. Пожалуйста, принеси ей свои извинения.
Мальчик понурил голову.
— Прости, Рузерс.
Карадерс ласково улыбнулась.
— Ничего, мастер Кристофер, но, думаю, вам уже пора купаться. Если мы хотим сегодня пойти в парк.
Ребенок покорно покинул комнату, без сомнения, обреченный на водную экзекуцию.
Когда двери закрылись, Уинтер посмотрел на хозяйку дома.
— Я не знал, что у вас есть сын, миледи.
Долю секунды он был в смятении, увидев на ее лице боль. Потом она ослепительно улыбнулась, пряча за маской те истинные чувства, которые могла испытывать.
— У меня нет детей.
Он поднял бровь.
— Тогда почему…
Но она уже направилась к канапе, заговорив наигранно бодро:
— Думаю, сегодня мы начнем с простого. Бал у герцогини Арлингтон через неделю, и если только вы уже не умеете танцевать…
Она явно не желала говорить о ребенке. Интересно. В ответ на ее вопросительный взгляд он покачал головой.
— Нет, конечно же, нет, — вздохнула она. — Значит, нам придется очень скоро начать уроки танцев. Вам понадобится освоить по крайней мере шаги, но, если удастся довести вас до стадии, когда вы не станете наступать партнерше на ноги, я буду более чем удовлетворена.
— Вы так добры, — пробормотал он.
Она прищурилась, словно возражала против его чересчур сухого тона.
— Думаю, потребуется также и новое платье. Полагаю, что-нибудь из кремового или светло-голубого шелка?
Он воспротивился.
— Нет.
Ее сочные губы решительно сжались.
— Вы не можете появиться в свете в таких обносках, как те, что на вас. Этому сюртуку, наверное, лет десять, не меньше.
— Всего лишь четыре года, — мягко возразил он. — И я не могу принять от вас, миледи, такой щедрый — такой личный — подарок.
Она склонила голову набок, разглядывая его, и это напомнило ему ворону, которая вертит головой, раздумывая, как расколоть орех.
— Считайте это подарком от Женского комитета. Мы высоко ценим то, что вы делаете для приюта, и новое платье, чтобы вы могли вращаться в обществе, едва ли излишнее расточительство.
Он хотел отказаться, но ее аргумент был веским. Уинтер вздохнул про себя.
— Ну хорошо, но я настаиваю на более темных цветах: черном или коричневом.
Ей пришлось удержаться от попыток убедить его носить что-нибудь вызывающее — ярко-розовое или лавандовое к примеру, — но, по-видимому, она все же решилась на компромисс.
— Прекрасно. — Она отрывисто кивнула. — Я послала за чаем, чтобы мы могли попрактиковаться сегодня по крайней мере в чаепитии. И естественно, подумала, что мы можем попробовать вести беседу.
— Естественно.
— И хотя сарказм имеет место в светском обществе, лучше использовать его умеренно, — мило проговорила она. — Весьма строго умеренно.
Последовала короткая пауза, во время которой Изабель удерживала его взгляд. Ее голубые глаза были удивительно притягательными, а взгляд — удивительно настойчивым.
Уинтер склонил голову.
— О чем бы вы хотели побеседовать?
Она снова улыбнулась, и он ощутил отклик на эту улыбку где-то в самых глубинах своего существа, моля, чтоб это не отразилось у него на лице.
— Джентльмен часто говорит даме комплименты.
Она хочет от него комплиментов? Уинтер вгляделся в лицо своей наставницы в надежде, что это шутка, но она, похоже, говорила серьезно.
Уинтер тихо вздохнул.
— Ваш дом очень… уютный.
Тут до него дошло, что это за ощущение, которое не покидает его в этом доме: чувство уюта. Чувство дома. Вот что это такое.
Он взглянул на Изабель, весьма довольный собой.
Леди Бекинхолл, судя по всему, пыталась спрятать улыбку.
— Строго говоря, это не совсем комплимент.
— Почему?
— Вы должны похвалить убранство дома, — терпеливо объяснила она, — вкус хозяйки.
— Но мне нет дела до убранства или вкуса, о котором вы говорите. — Он поймал себя на том, что возражает с пылом. — Наверняка ценность дома должна измеряться его уютностью? А в этом случае назвать ваш дом очень уютным — высочайший из комплиментов.
Она склонила голову набок, словно обдумывая его слова.
— Полагаю, вы совершенно правы. В доме человек должен чувствовать себя уютно. Благодарю за приятный комплимент.
Странно, но от такой оценки его аргумента у него в груди разлилось тепло. Естественно, он не показал виду — лишь склонил голову в знак признательности.
— Но, — продолжала она, — общество придает мало значения домашнему уюту, посему, как бы ни были мне приятны ваши слова, они не сгодятся в бальном зале или музыкальном салоне, как вы и сами, я уверена, понимаете.
Дверь позади него открылась, и потянулась вереница служанок с подносами.
Уинтер подождал, пока все они поставят подносы и будут отпущены, потом посмотрел на нее, эту женщину, слишком умную для легкомысленного общества, в котором вращается.
— Вижу, вам придется полностью изменить мою точку зрения.
Она вздохнула и наклонилась, чтобы разлить чай.
— Не полностью. Кроме того, — она послала ему еще одну из своих мимолетных, сногсшибательных улыбок, когда ставила чайник, — сомневаюсь, что вы настолько неустойчивая личность, чтоб вас так легко можно было изменить. Прошу, идите же присядьте со мной.
Он все еще стоял, несмотря на боль в правой ноге, словно готов был либо бежать, либо сражаться. В присутствии этой женщины вся его галантность куда-то испарялась.
Уинтер сел на канапе напротив леди Бекинхолл. Низкий столик с чайным сервизом был словно защитный барьер между ними. Он с трудом устоял перед желанием помассировать раненую ногу, которую начало неприятно дергать.
Она бросила на него вызывающий взгляд, но никак не прокомментировала его выбор места и вручила одну из чашек.
— Вы пьете без сахара и без сливок, полагаю.
Он кивнул и взял чашку. Чай оказался крепким, горячим и такого качества, которое ему не часто доводилось пробовать.
— Итак, — сказала леди Бекинхолл, размешивая сахар и сливки в своей чашке, — хотя я и ценю ваш комплимент относительно моего дома, большинство комплиментов, которые вам придется делать в бальном зале, будут более личного свойства. Что-нибудь о глазах леди, ее волосах или платье, к примеру, будет наиболее уместно.
Она отпила чаю, наблюдая за ним поверх чашки этими своими чертовски проницательными голубыми глазами.
И он, похоже, не в состоянии был сдержаться. Он оглядывал ее тело, словно сочинял подходящий комплимент. Дамам полагается сидеть совершенно прямо, даже он это знает, но леди Бекинхолл раскованно откинулась на подушки, спрятав ноги под диван. В таком положении грудь ее выдавалась вперед, хотя он и не думал, что это было сделано намеренно. Насыщенно-золотистая ткань ее платья с низким вырезом нежно льнула к бледному мягкому телу.
«Я готов убить за то, чтобы хоть одним глазком увидеть твою обнаженную грудь. Готов сам умереть за то, чтоб хоть на мгновение ощутить вкус твоего соска на своем языке».
Нет, это, пожалуй, не совсем то, чего она ждет.
Уинтер прочистил горло.
— Ваш голос, миледи, заставит позеленеть от зависти соловья.
Она удивленно заморгала.
— Еще никто никогда не делал мне комплименты по поводу моего голоса, мистер Мейкпис. Браво!
Неужели щеки ее слегка порозовели?
Она опустила ресницы.
— Еще несколько комплиментов, подобных этому, мистер Мейкпис, и я решу, что вы со мной флиртуете.
Он почувствовал, как брови его поползли вверх.
— Вы хотите, чтобы я флиртовал с вами?
Она пожала плечами.
— Большинство разговоров между леди и джентльменами на светских раутах, в сущности, и есть флирт.
— Значит, за ночь вы должны флиртовать с дюжиной джентльменов.
— Неужели я слышу упрек, мистер Мейкпис? — мягко спросила она.
— Ни в коей мере. — Он привел в порядок свои мысли. — Просто обращаю внимание, что в этом вы гораздо осведомленнее меня.
— Опытнее, вы хотели сказать?
Он просто смотрел на нее, ибо ответ был очевиден. Она опытнее — во флирте и, без сомнения, во всем остальном, что касается отношений между мужчинами и женщинами. Эта мысль всколыхнула в его душе неприятную волну какого-то незнакомого чувства.
Потребовалось мгновение, чтобы осознать — не без изумления, — что чувство, которое он испытывает, — ревность. Он всегда удерживал себя в жестких рамках. Благородные дамы — женщины вообще — были под строгим запретом в той жизни, которую он для себя выбрал. И все же…
И все же он отчасти — чего прежде никогда не замечал — стал тяготиться собственными же правилами.
— Но ведь флиртовали же вы когда-нибудь прежде, — сказала она своим низким бархатным голосом. Зовущим и соблазнительным. Таким очень женственным и манящим.
— Нет.
Ее изящные брови недоуменно изогнулись.
— Я знаю, вы человек занятой, но наверняка вам доводилось питать нежные чувства к какой-нибудь юной девушке. Какой-нибудь подружке ваших сестер, быть может? Или соседке?
Он медленно покачал головой.
— Ни к кому. — Поняла ли она, в чем он признался? Зверь внутри его зевнул и потянулся. — Я полностью отдаюсь в ваши руки, леди Бекинхолл. Пожалуйста, научите меня.
Глава 5
«Благородная леди и арлекин стали любовниками, но такое очень трудно скрыть, ибо у благородной леди были богатые и ревнивые поклонники и скоро до них дошли слухи про арлекина. Как-то ночью, в полнолуние, они последовали за арлекином в Сент-Джайлс и напали на него со своими стальными клинками. У арлекина же, чтоб защищаться, был только игрушечный деревянный меч. Схватка длилась недолго, и когда она закончилась, нападавшие оставили арлекина лежать на улице, истекая кровью…»
Из легенды об арлекине, Призраке Сент-Джайлса
Услышав тихие слова мистера Мейкписа, Изабель сглотнула. От его голоса ее охватил трепет, а соски напряглись. Правильно ли она расслышала? Он только что признался в том, что девственник? Он не женат, это верно, и, по его собственному признанию, у него никогда не было возлюбленной, но все же. Многие мужчины прибегают к услугам проституток, а в том районе, где он живет, их пруд пруди.
Но одного лишь взгляда на гордое суровое лицо мистера Мейкписа ей хватило, чтобы понять: он никогда не будет платить за такое интимное действо.
А это означает, что он девственник… и только что попросил научить его. Но ведь он же не имел в виду…
— Молчание так несвойственно вам, миледи, — произнес он все тем же глубоким, четким голосом, от которого у нее по коже пробежал холодок. — Надеюсь, я не шокировал вас своей неопытностью… во флирте.
Флирт. Ну конечно же. Они говорили именно об этом. Но ей не привиделся блеск в его темных глазах или едва уловимая заминка перед словом «флирт».
Изабель выпрямилась. В конце концов, из них двоих опытная тут она.
— Тогда, полагаю, нам надо поработать над вашим представлением.
Он лишь приподнял бровь.
Изабель прокашлялась. Когда в последний раз она так тушевалась? Да к тому же перед простым чопорным школьным учителем — мужчиной моложе ее?
— Флирт лучше начинать незамедлительно, еще даже до представления. Вы можете показать, как кланяетесь?
Он медленно встал и, по-прежнему не сводя с нее глаз, коротко поклонился.
Она нахмурилась.
— Нет. Как-нибудь поэлегантнее. Продемонстрировать?
— Не нужно. — Взгляд его сделался ироничным.
В этот раз он отступил на шаг и изобразил взмах воображаемой шляпой, поклонившись от пояса и грациозно разведя руки.
У Изабель округлились глаза.
— Если вы все это время знали, как должным образом кланяться, то почему же не делали этого?
Он медленно выпрямился и пожал широкими плечами.
— Простой кивок предполагает достаточно почтения и без глупой напыщенности.
Она закатила глаза.
— Ну, с этих пор с напыщенностью, пожалуйста, когда вы в высшем обществе.
— Как вам будет угодно, — серьезно отозвался он.
— Теперь… — Ей пришлось прерваться, чтоб сделать вдох, ибо она ощутила какую-то странную нехватку воздуха. — Теперь я бы хотела, чтобы вы попрактиковались целовать даме руку.
Она протянула руку, надеясь, что он не заметит легкой дрожи ее пальцев.
Уинтер подошел к Изабель, взял руку и склонился над ней. На секунду его склоненная голова скрыла их руки, но она почувствовала прикосновение — теплое и интимное — губ к костяшкам пальцев.
Она ахнула:
— Вы должны целовать воздух над женскими пальцами.
Он поднял голову, по-прежнему склоненный над ее рукой, отчего лицо его оказалось к ней намного ближе. Она разглядела крошечные золотистые крапинки в его карих глазах.
— А разве это не урок флирта?
— Да, но…
Он выпрямился в полный рост.
— Тогда, мне кажется, настоящий поцелуй подходит больше, чем притворный.
Только тогда она заметила тень улыбки, притаившейся в глубине его глаз.
Она подозрительно сощурилась и попыталась высвободить руку. Его хватка осталась крепкой.
— Мистер Мейкпис.
Он расслабил руку, но лишь слегка, так что, когда она вытаскивала свою, его пальцы будто погладили ее ладонь.
— По-видимому, вы не нуждаетесь в обучении.
— О, еще как нуждаюсь, уверяю вас. — Он снова сел на свое место напротив нее. — Сколько любовников у вас было?
Она нахмурилась, искренне шокированная.
— Такое спрашивать нельзя.
— Но вы же у меня спрашивали, — невозмутимо напомнил он ей.
— Я, безусловно, не использовала слова «любовники», — парировала она.
— Но смысл был тот же, не так ли?
— Возможно. — Разумеется, смысл был тот же. Она поджала губы.
— Прошу прощения. Не знал, что вы такая чувствительная натура.
— Да этот негодник смеется над ней! О, выражение его лица вполне серьезно, но судя по взгляду, он намеревался ее подразнить.
Изабель откинулась на диванные подушки и склонила голову набок.
— Три.
Подбородок его дернулся — едва заметно, но она обратила внимание. Она удивила его.
Спрятав улыбку, она грациозно взмахнула рукой.
— Четыре, если считать мужа, но не думаю, что мужей следует учитывать как любовников, а вы?
Он наполовину прикрыл глаза веками.
— Не знаю. Вы имели любовников, когда были замужем?
— Нет. — Она состроила капризную мину. — Довольно буржуазно, я знаю, но это так. Я никогда не нарушала брачных обетов.
— А он?
Она отвела глаза.
— Мне не нравятся эти вопросы.
— Простите. Я не хотел сделать вам больно. — Голос Уинтера был глубоким, а тон — искренним.
— Вы и не сделали. — Она отчаянно пыталась вернуть себе уверенность. Вызывающе вздернула подбородок, открыто глядя на него.
Уголок его губ чуть-чуть дернулся.
— Значит, вы заводили любовников уже после кончины супруга?
Как она позволила завлечь себя на эту зыбкую почву? Но раз уж она здесь, то не отступит.
— Да. Естественно, я выждала приличествующее время после похорон Эдмунда.
— Естественно.
Она бы поклялась, что он не одобряет женщин, заводящих любовников, но не смогла уловить в его тоне неодобрения. Он сидел, сложив руки на коленях, и держался так непринужденно, словно они обсуждали цену на свежие устрицы.
— А сейчас у вас есть любовник?
Каково было бы обучать такого мужчину постельному искусству?
Эта откуда ни возьмись появившаяся мысль удивила ее. Он не ее круга, мужчина не того типа, которого она могла бы рассматривать в качестве потенциального любовника. Ей нравятся мужчины с опытом, с утонченным вкусом. Мужчины, у которых всегда наготове какая-нибудь забавная острота. Мужчины, которые умеют развлекать, быть может, удивлять в спальне, но при этом сдержанны, даже холодны вне ее. Мужчины, которые не воспринимают affaire d’amour[1] всерьез.
Сердце ее учащенно забилось.
— Нет. — Посмотрим, насколько далеко он готов зайти. Она соблазнительно наклонилась вперед. — Желаете занять это место?
Если она надеялась заставить его отступить, то оказалась немало разочарована. Губы его скривились, притягивая ее взгляд. Она задумчиво сдвинула брови.
— У меня много разных желаний, — отозвался он своим глубоким неторопливым голосом, — но не верю, что вы всерьез предлагаете мне это, миледи. В конце концов, я ведь уже признался в отсутствии опыта.
Любой другой мужчина выглядел бы сконфуженным, напоминая ей о своей неопытности. Мистер Мейкпис, напротив, казался вполне довольным, даже самоуверенным. Что-то подсказывало, что он бы воспринял любовную связь очень и очень серьезно. Раз сосредоточившись на цели, он телом и душой отдался бы этой связи. Доверился бы женщине, которую решил сделать своей возлюбленной.
От этой мысли по телу пробежал чувственный трепет. Быть объектом такого пылкого внимания — перспектива заманчивая, но это заставило ее задуматься.
«Осторожнее, — предостерегал разум, — не связывайся с этим мужчиной, не обдумав все как следует. Избавиться от него будет не так просто, как от светских волокит».
Изабель медленно откинулась назад, разглядывая своего ученика.
— Значит, нам надо поработать над вашими светскими навыками, не так ли? — Она улыбнулась, выплеснула свой остывший чай и налила себе еще чашку. — Попрактикуемся в застольной беседе?
Он кивнул, и если она и увидела в его глазах разочарование, то оставила без внимания. Пусть ей нравится флиртовать и подшучивать, но она, в конце концов, не лишена здравого смысла.
— Я к вашим услугам, — тягуче проговорил он.
Уинтер наблюдал, как леди Бекинхолл взяла его чашку, вылила остатки и налила ему свежего чая. Он чем-то отпугнул ее от рискованной беседы, и теперь она настроилась на разговор о погоде или о чем-то еще, не менее скучном.
Странно то, что он ощутил укол разочарования. Ему понравилось пикироваться с ней. А еще больше понравилось то, что удалось мельком увидеть под светской маской, которую она носит. Муж причинил ей нешуточную боль, и хотя он не желал пробуждать ее безрадостные воспоминания, ему не терпелось вновь увидеть то истинное лицо, которое она мельком показала. Увидеть настоящую леди Бекинхолл.
Сейчас она взглянула на него, окончательно вернувшись к роли хозяйки.
— Вы видели новую оперу в Королевском театре?
— Нет. — Он сделал глоток чаю, наблюдая за ней. — Я никогда не был в опере.
Глаза ее слегка сузились, и если он не ошибся — от раздражения.
— Тогда, быть может, какую-нибудь пьесу?
Он молча покачал головой.
— Музыкальное представление? Ярмарку?
Он просто смотрел на нее и ждал.
А она не отличается терпением, его леди Бекинхолл.
— Однако, скажу я вам! Вы, мистер Мейкпис, самый скучный из всех известных мне мужчин. Вы должны заниматься еще чем-нибудь помимо нелегкой работы в приюте.
Он почувствовал, как уголок его рта приподнялся.
— Иногда я читаю.
— Нет, не говорите. — Она повелительно вскинула маленькую ладошку. — Вы тайно поглощаете фривольные романы Даниеля Дефо.