Сидни Шелдон. Узы памяти Бэгшоу Тилли
– А чего ты ожидал? – упрекнула Рокси, очень любившая брата. Все любили Майкла с его обаянием непослушного озорного малыша, теплым чувством юмора. Да и как его не любить? Но ей было больно видеть отца таким расстроенным.
– Ты знаешь, как много Баллиол значит для папы!
– Да, но ведь не папе там учиться, а мне!
– Осталось всего два года!
– Знаю, Рокс, но мне там чертовски надоело. Я не книжный червь и терпеть не могу библиотеки и лекции.
Майкл обмяк на стуле, обхватив голову руками.
– Да неужели! Вот бы не подумала!
Рокси саркастически подняла брови:
– Ха-ха! Я серьезно! Этот бизнес вместе с Тони… думаю, мы сможем его поднять. Па ведь тоже предприниматель!
– Вряд ли.
– По крайней мере бизнесмен. Должен же он хоть отчасти меня понимать!
– Не то что он не понимает, просто не хочет, чтобы ты наделал ошибок.
– Я не наделаю. Мама сразу все усекла. Хотя пресса непременно устроит скандал, она понимает, что я должен найти свой путь.
– Алексия воображает, что солнце всегда сияло из ее задницы, – холодно процедила Рокси. – И будет поддерживать тебя, даже если соберешься отправиться в тренировочный лагерь Мусульманского Братства в горах Кашмира.
Майкл нахмурился. Он терпеть не мог, когда сестра называла мать по имени. Отчуждение между ними было достаточно очевидно, но эта маленькая деталь еще сильнее его подчеркивала.
– Она любит нас обоих, Рокс.
Рокси закатила глаза:
– Что ж, она выказывает эту любовь весьма оригинальным способом.
Тедди нашел Алексию в кабинете. Сидя за столом, на котором стоял пустой бокал, она уставилась в пространство, бесконечно вертя на пальце обручальное кольцо.
– Ты в порядке?
– Что? А, да. В полном, – ответила она с вымученной улыбкой. Как всегда, идеально причесана, как всегда, идеально одета. Но Тедди видел, как она устала.
Когда они встретились, Алексии было двадцать пять, а когда поженились в маленькой католической церквушке неподалеку от Кадоган-стрит, – двадцать восемь. Тогда она выглядела поразительно красивой, в классическом стиле семидесятых. Очень стройная, с длинными ногами жеребенка и гривой роскошных светлых волос, летящих за ней, как хвост кометы, Алексия и тогда была амбициозна и очень быстро изменилась: постриглась, перешла на более скромные костюмы и невысокие каблуки. Тогда она впервые баллотировалась в парламент. Миссис Тэтчер стала лидером нации за несколько лет до того, как Алексия де Вир стала членом парламента, но Британская партия консерваторов по-прежнему не признавала роли женщин в политике, особенно женщин средних и низших классов. Брак с британским аристократом определенно увеличил шансы Алексии на политическую карьеру. Тедди отказался от звания пэра, чтобы молодая жена могла получить место в палате общин, но Алексия оставалась де Вир, а де Виры были частью истэблишмента тори с незапамятных времен.
Тедди был неглуп. И прекрасно понимал, что прежде всего имя, деньги и семейные связи привлекли его молодую, прекрасную, честолюбивую, умную жену. Но он восхищался Алексией, любил ее и готов был положить больше того, что имеет, на алтарь ее карьеры. До их встречи жизнь Тедди хотя и проходила в привилегированных кругах, отличалась роскошью, но была невыносимо скучной. Женитьба на Алексии Паркер превратила ее в приключение.
Сидя за своим столом, Алексия, как всегда, выглядела сильной, умной, ужасно успешной женщиной. Вся, от прически, сделанной в салоне Дэниела Гэлвина, до безупречно сшитого костюма от кутюр и бриллиантов, поблескивавших на пальцах, в ушах и на шее, жена Тедди де Вира являла собой женщину, с которой приходилось считаться. Глядя на нее, Тедди буквально лопался от гордости.
Министр внутренних дел. Это что-то!
«Мы сделали это, дорогая. Доказали свою правоту!»
Конечно, в жизни де Виров было немало испытаний и трагедий, как в любой семье. Тедди был достаточно умен, чтобы понять: отношения между Алексией и Рокси, возможно, никогда не изменятся к лучшему. Шансов на примирение столько же, сколько на исцеление изуродованных ног дочери. Все началось давно, когда Рокси стала подростком. Но конечно, эта история с мальчишкой Бизли окончательно испортила все. А Алексия никогда не была чувствительной, тонкой натурой, той матерью, которая может обнять дочь и сказать: «Ну-ну, успокойся, все хорошо». Тедди знал также, что Алексия безобразно избаловала Майкла, отчасти в компенсацию теплоты, потерянной с Роксанной. Иногда это доводило его до безумия, но он понимал и ценил в себе это свойство – всегда понимать жену. Они были двумя сторонами одной медали, он и Алексия. И он горячо ее любил.
– Нам не хватало тебя за ужином.
– Правда? Стоял такой ор, что мне трудно было разобрать, что к чему.
Тедди зашел ей за спину и принялся растирать плечи.
– Прости, что вышел из себя. Куда ты исчезла?
– Кто-то подъехал к воротам и спросил, нельзя ли увидеться со мной. Дженнингсу гость не понравился, но, к тому времени как я вышла, он уже исчез.
– Мне тоже не нравится, что эти психи постоянно за тобой увязываются, – помрачнел Тедди.
– Мы не знаем, психи ли это. Возможно, это был избиратель или репортер.
– Он есть на пленке?
Алексия не моргнула глазом.
– Нет. Камеры отключились.
– Опять?
– Боюсь, что так.
– Ради всего святого! Что это с чертовой системой? Не можешь потребовать, чтобы МИ-5[6] взяло дело в свои руки? В конце концов, ты управляешь этой чертовой страной!
Алексия встала и поцеловала его.
– Расслабься, дорогой. Ничего страшного. У меня будет вся необходимая охрана, но не хотим же мы жить, как заключенные. Верно?
– Ну… нет, конечно.
– Прекрасно. Что будем делать с Майклом? Насчет его ухода из Баллиола…
Тедди повелительно поднял руки, призывая к молчанию. Немногие могли остановить Алексию на полуслове, но муж был одним из этих немногих.
– Ни за что на свете, – твердо объявил он. – Сегодня мы не говорим о наших детях. Этот вечер должен быть твоим. Пойдем в постель и можешь рассказать мне о первом дне во всех восхитительных подробностях.
Он игриво похлопал ее пониже спины.
– Ладно, – рассмеялась Алексия. – Постель так постель.
Мысленно она не впервые поблагодарила звезды за прекрасного, заботливого мужа. Как жаль, что приходится ему лгать.
Пленка с камер была плохого качества. Но изображение на ней можно разобрать. Завтра она покажет пленку Эдварду Мэннингу. Эдвард знает, что делать.
Глава 10
Сэр Эдвард Мэннинг был возбужден до предела.
– Лицом на стол, сука!
Занятия сексом в палате лордов всегда его заводили. Было что-то восхитительно непристойное в том, чтобы принуждать к сексу на все готовых молодых слуг в таком древнем царственном окружении. Сегодня вечером двадцатилетний румын был особенно угодлив. Запер дверь и разделся, как только ужин закончился и скучнейшая группа китайских дипломатов вернулась в посольство.
– Раздвинь ноги.
Винные бокалы тончайшего уотерфордского хрусталя с гравировкой «Палата лордов» опасно тряслись на раскачивающемся столе. Сэр Эдвард Мэннинг со спущенными брюками, но по-прежнему в смокинге и бабочке вонзался сильнее и быстрее, пока на крахмальной белой сорочке не появились мокрые пятна.
– Не так грубо, Эдвард. Мне больно!
– Для тебя «сэр Эдвард», дорогой. И я хочу, чтобы тебе было больно. В этом весь смысл!
Подтолкнув молодого румына вперед, Эдвард скорчился над ним, как жаба, насилуя восхитительно податливое двадцатилетнее тело. Сэр Эдвард не жалел о своей утраченной юности, но все еще ценил прелести юного тела, особенно предложенные бесплатно.
Хрустальный бокал с громким звоном разлетелся по паркету. За ним последовал второй. Сэр Эдвард увеличил темп. Уже час ночи, дверь заперта, но вдруг их потревожат!
Наконец он кончил со сдавленным звуком наслаждения, щедро разбрызгав сперму по гладким голым ягодицам румына, прежде чем соскользнуть на пол. Натягивая брюки и приглаживая волосы, он любовался своим завоеванием, все еще распростертым на столе.
– Можешь не подметать стекло, Сергей. Кто-нибудь утром уберет.
Сергей Милеску повернулся и взглянул на старика, которого только сейчас обслужил. Он ненавидел Эдварда Мэннинга со жгучей, убийственной силой. Но еще больше ненавидел себя за бесстыдную эрекцию. Все, что проделывал с ним англичанин, было омерзительно, болезненно и постыдно. Но Сергей наслаждался почти так же, как его мучитель.
Конечно, он был с Мэннингом не ради секса. Тот – влиятельный человек с влиятельными связями. И богат, богат так, как не снилось Милеску даже в самых безумных снах. Когда-нибудь Сергей отплатит за все унижения последних шести месяцев, за синяки и раны на теле, которые никогда не заживут полностью.
– Иди сюда.
Сэр Мэннинг потрепал его по голове, как собаку. Костлявые старческие пальцы лениво чертили линии на смуглых щеках Сергея.
– Тебе понравилось, верно?
Сергей кивнул.
– Вы знаете, что это так. Но неужели все это должно вечно происходить там, где я работаю? Не можем мы хоть иногда приезжать к вам домой? Я чувствую себя…
– Кем именно? – промурлыкал сэр Эдвард, потянувшись к каменно-твердому «петушку» Сергея.
– Вы знаете, – простонал тот. – Шлюхой.
– Но, мой дорогой мальчик, в этом все дело. Ты и есть моя маленькая шлюшка.
«Ненавижу», – думал Сергей, извиваясь под ласками любовника.
Он уже почти достиг оргазма, когда сэр Мэннинг внезапно разжал пальцы.
– Хорошо, – кивнул он, к изумлению Сергея. – Если это тебя порадует. В следующий раз сделаем это у меня дома.
«Порадует. Еще как порадует».
– Правда?
– Правда.
Сэр Эдвард послал ему поцелуй.
– Не забудь погасить свет перед уходом.
Утром, отдохнувший, принявший душ и пахнувший афтершейвом «Флорис», сэр Мэннинг сидел за столом, перечитывая досье нового босса.
«Алексия де Вир (урожденная Паркер). Член парламента от Северного Оксфордшира. Родилась 8 апреля 1954 года. Вышла замуж в 1982 году за лорда Эдварда Стенли Риджмонта де Вира (отказ от титула в 1986 году). Двое детей: Роксанна Эмили (1983), Майкл Эдвард Риджмонт (1985). Работа в министерстве торговли и промышленности (6 лет). С 2009 года и по настоящее время – заместитель министра тюрем».
В этом досье мало что могло привлечь внимание, но именно это и устраивало сэра Эдварда Мэннинга. Как все старшие государственные служащие, он считал министерство внутренних дел своим королевством – министры приходят и уходят, а сэр Эдвард и его штат остаются постоянной принадлежностью министерства, именно они на самом деле правят страной. Досье МИ-5 было толстым, как Коран, и куда более пикантным, чем это. Сэр Эдвард служил при пяти министрах внутренних дел, лейбористах и консерваторах, и у всех пятерых в шкафах таилось куда больше гремящих костями скелетов, чем в средних размеров лондонской братской могиле, где когда-то хоронили умерших от чумы. Твердых доказательств против них не было, разумеется, и в обязанности сэра Мэннинга входило сделать все, чтобы они и не появились, – одна из тех областей, в которых интересы его и политических хозяев совпадали. Совсем как вестминстерский вариант детской игры «Змеи и лестницы». Но только здесь змеи обычно добирались до вершины – мужчины и женщины, которые сбрасывали кожу скандала так легко, как угри в море масла.
Алексия де Вир была другой. Ее досье – такое тонкое, что практически кажется листовкой. До прошлого года, когда ее билль реформы приговоров и наказаний заслужил осуждение всей прессы, миссис де Вир была практически невидимой. В досье – вообще ничего до записи о коротком пребывании на посту секретаря члена парламента. С тех пор прошло несколько ничем не примечательных лет службы в местной политической организации до необычайно удачного брака с богатым британским лордом и получения бесплатного пропуска в верхние эшелоны власти. Двое детей, дочь – никчемная неудачница (попытка самоубийства Роксанны де Вир была единственным ярким штрихом в идеальной истории семейной жизни). Залогом довольно успешной политической карьеры, вне всякого сомнения, была личная дружба миссис де Вир с Генри Уитменом, новым премьер-министром. И это крайне беспокоило сэра Эдварда Мэннинга. Что, спрашивается, общего у стареющей миссис де Вир с молодым, только что женившимся лидером партии? Тут должна быть связь, но будь он проклят, если понимает, что к чему.
Ничего, абсолютно ничего не дает понять, почему Алексию де Вир вытащили из ничтожного министерства тюрем и назначили министром внутренних дел.
«Где мертвые тела, враги, которых она встречала на пути, когда так ловко и бесшумно карабкалась по намазанному жиром столбу? Где те наземные мины, спутанная паутина неразорвавшихся бомб, между которыми нужно аккуратно пройти, чтобы не наткнуться?»
Досье Алексии было интересным не содержанием, а тем, о чем оно умалчивало.
«Эта женщина что-то утаивает от меня. Но я ее разоблачу. Мне нужно защищать министерство и нашу работу. Нужно узнать, кто она и какого черта здесь делает».
– Доброе утро, Эдвард. Вы сегодня рано.
Человек с менее крепкими нервами подскочил бы. Сэр Мэннинг спокойно закрыл досье, сунул в ящик стола и растянул ястребиное лицо в улыбке.
– Вовсе нет, министр внутренних дел. Уже почти восемь.
Он сам просил нового босса называть его по имени и не трудиться упоминать титул, но раздражался каждый раз, когда она делала это. Возможно, дело в бьющем по нервам псевдоаристократическом выговоре. Или в том, что Алексия де Вир – женщина. Сэр Мэннинг и раньше работал на женщин, но никогда по своей воле. И хотя скрывал свои сексуальные предпочтения, по правде говоря, находил женщин омерзительными.
– Я бы хотела, чтобы вы называли меня Алексией.
– Знаю, министр внутренних дел. Если не сочтете дерзостью, должен сказать, что вы выглядите немного усталой.
Алексия поймала свое отражение в окне и поморщилась. Он не шутил. Глаза распухли и покраснели, кожа казалась сухой, и каждая морщинка врезалась в кожу глубже, чем неделю назад.
«Говорят же, что высокая должность старит. Может, процесс уже начался».
– У меня была трудная ночь.
– Мне жаль это слышать.
– Кто-то приехал в мой дом. Мужчина. Он хотел поговорить со мной. Но к тому времени как я подошла к привратницкой, он исчез.
Сэр Эдвард нахмурился:
– И вы не знаете, кто это?
– Точно не знаю, но подозрения у меня есть.
Алексия коротко рассказала о деле Санджая Патела и угрозах, которые получала потом.
– У нас есть его изображение на пленке, хотя качество ужасное. – Она вынула из портфеля серебристый диск и протянула ему.
– Превосходно. Я немедленно перешлю это в службу охраны. Так или иначе, нужно позаботиться о вашей безопасности. Встреча с главой охраны назначена на пятницу в три. Может это подождать до пятницы?
– Конечно, – кивнула Алексия. – Так или иначе, все это пустяки. Я не волнуюсь. А теперь за работу.
В голове звучали чьи-то голоса. Голоса, которые он узнавал. Голоса из прошлого. Его лучший друг. Его жена. Бывшая жена. Его дочь. Голос дочери всегда успокаивал, вызывал улыбку. Но очень ненадолго. Потому что был еще тот голос.
Иногда он думал, что это голос Господа, полный праведного негодования. Но чаще всего он походил на голос дьявола: искаженный, зловещий, нечеловеческий. И он точно знал, что это голос страха. Голос, твердивший ему ужасные вещи, требовавший от него ужасных поступков. Голос, который нужно удовлетворить. Которому нужно подчиняться. Но как он мог подчиниться, если ему даже не дают ее увидеть? Алексия де Вир была неприкосновенна.
– Вы что-то сказали, дорогой? – Миссис Мэрджори Дэвис с подозрением оглядела своего жильца.
В течение двадцати лет управления гостиницей в Котсуолде миссис Дэвис видела всяких психов. Была такая пара из штата Калифорния, которая каждое утро приносила к завтраку кристаллы и располагала вокруг тарелок с бобами и сосисками как источник «позитивной энергии». Были французские геи, которые отказались оплатить счет, потому что нашли в ванне паука. Не говоря уж о возрожденных христианах из Канады, заказавших по четыре чая с булочками, сливками и вареньем и все это благополучно съевших. Но этот парень был не просто чудаком. Он был более чем странным, разговаривал с собой и расхаживал по дому в любое время суток, бормоча религиозную чепуху. Утром он спустился к завтраку в грязной майке и небритый. Миссис Дэвис запоздало спохватилась, что он может быть опасен.
– Простите, – выдавил он, – я не сознавал, что говорю вслух.
«Определенно с приветом», – подумала миссис Дэвис и подняла чайник как оружие.
– Еще «Эрл Грей»?
– Нет, спасибо. Только счет, пожалуйста. Я после завтрака уезжаю.
«Скатертью дорога».
Миссис Дэвис заметила расписание поездов «Дидкот – Лондон», заткнутое за стоечку с тостами, и понадеялась, что больше постояльца не увидит.
– Мне очень жаль, – сказала она на автопилоте. – Вам понравился Оксфордшир?
Мужчина нахмурился, словно не понял вопроса.
– Мне нужно увидеть Алексию де Вир.
– Прошу прощения?
– Я сказал, что нужно увидеть министра внутренних дел.
Он вдруг ударил кулаком по столу.
– Она ждет меня. Мы старые друзья.
Мэрджори попятилась от стола. Мужчина снова принялся за еду, а она бросилась к стойке портье и быстро напечатала счет. Как только он закончил завтрак, она вернулась к столу.
– Думаю, вам лучше уйти. Мы принимаем карточки «Виза» или «Мастеркард».
Она была изумлена твердостью собственного голоса, но не собиралась провести ни минуты больше в обществе сумасшедшего. И уж конечно, не в своем доме.
Мужчина, казалось, утихомирился. Подписал чек, взял чемодан и молча направился к двери.
После его ухода миссис Дэвис взглянула на подпись на чеке, гадая, услышит ли это имя еще раз в связи с преступлением или заговором против правительства.
«Мистер Уильям Хэмлин».
Хэмлин.
Нужно запомнить.
Глава 11
Тюремная жизнь вполне подошла Билли Хэмлину.
Конечно, странно слышать такое, но это правда. Размеренность, рутина, дружба с другими заключенными – все вполне соответствовало покладистой, дружелюбной натуре Билли, как только он привык к тюремному распорядку.
Самым тяжелым был первый год. Его перевели в тюрьму, находившуюся поближе к дому отца. И Билли был безутешен, когда Джефф Хэмлин внезапно умер от сердечного приступа всего через три месяца после суда. Билли пытался уговорить себя, что не виноват в смерти отца, что тот скончался не от жестокого удара судьбы – ареста сына, но в глубине души знал правду Совесть грызла его, как собака – кость.
Лесли Луз иногда слал записки насчет подачи апелляции. Но проходили дни, недели, месяцы и годы, а о помиловании ничего не было слышно. Билли смирился с тем, что отсидит полный срок.
Двадцать лет… даже подумать страшно. Даже пятнадцать за хорошее поведение были горькой пилюлей. Билли решил сосредоточиться на единственном позитиве, оставшемся в его жизни. Тони Гилетти.
«Когда я выйду, Тони будет меня ждать».
Сладкая, почти наркотическая фантазия. И Билли Хэмлин льнул к ней, как к спасательному кругу.
– Когда я выйду отсюда, – твердил себе Билли каждую ночь, лежа на холодной одинокой койке, – не выпущу Тони из постели. Нужно же наверстать потерянное время.
Он засыпал, мечтая о мягком, прекрасном теле Тони, и просыпался с запахом ее кожи в ноздрях, ощущая нежную ласку шелковистых белокурых волос на груди. По мере того как шли годы, а о Тони ничего не было слышно – ни писем, ни посещений, ни звонков, – он придумывал сцены, объясняющие ее отсутствие.
Отец не пускает ее к нему.
Она путешествует в дальних странах, возможно, совершает поход по Андам, пытаясь выкинуть его из головы, пока они снова смогут быть вместе.
Она работает и копит деньги на дом, который они купят вместе, когда Билли выйдет.
Фантазии становились все более неправдоподобными, и это понимал даже сам Билли. Он прекратил говорить о Тони с другими заключенными и словно убрал ее далеко, в самую глубину души, с тем, чтобы радостно доставать снова и снова, как только гаснут огни и он остается один.
Питаясь этими романтическими иллюзиями, Билли упорно старался извлечь все выгоды из тюремной жизни: записался в классы науки и механики, много работал на тюремной ферме, что очень ему нравилось. Обычно убийцы детей находились на самой нижней ступени тюремной иерархии. Их подвергали остракизму и всячески издевались. Но было что-то в добром, неизменно жизнерадостном характере Билли, смягчавшее даже самых закоренелых преступников. Кроме того, никто не верил, что он убил Николаса. Все знали, что суд был чистым фарсом.
В тот день, спустя пятнадцать лет, когда Билли вышел из тюрьмы штата Нью-Джерси, никто не ждал его у ворот. Отец умер, близких родственников у него не было. Конечно, имелись знакомые. Но он с болью осознал, что все настоящие друзья остались по другую сторону огромных, запертых стальных ворот. Билли Хэмлин не был готов встретиться с окружающим миром в одиночку.
Поэтому и сделал единственное, что мог.
Отправился на поиски Тони Гилетти.
И прежде всего поехал в особняк ее родителей в Нью-Джерси. Он никогда не был здесь раньше, но запомнил адрес и видел снимки в глянцевом журнале «Дрим хоум».
Горничная, открывшая дверь, была очень добра. Ее брат Тайрон провел в тюрьме восемь лет за мелкое воровство, и она знала, что может сделать с человеком долгий срок за решеткой. Но она сказала Билли, что он приехал зря.
– Старик Гилетти продал дом восемь лет назад. С тех пор здесь живут Бартеры. Мои хозяева.
Билли с трудом скрыл разочарование.
– Не знаете, куда переехали Гилетти?
– Нет. Думаю, вернулись в Нью-Йорк. Но старик потерял кучу денег, когда разорился. Пришлось платить партнерам и банку. Поэтому он продал дом. Они попали в настоящую беду.
Билли помнил Уолтера Гилетти как чванливого, наглого типа, вечного хозяина положения, который так пренебрежительно отнесся к его отцу на суде.
Проведя небольшое расследование и позвонив кое-кому из бывших работников Уолтера, Билли нашел новый дом Гилетти, чистую, но скромную квартирку в недорогом квартале Бруклина. Добравшись туда, он решил, что снова потратил время зря. Его встретила древняя морщинистая карга в грязном велюровом домашнем костюме.
– Какого черта вам здесь надо?
Злобные глазки прищурились.
– Билли Хэмлин! – выдохнула она. – Тебя уже выпустили!
Только тогда он узнал мать Тони.
– Сандра?
– Для тебя миссис Гилетти, мальчишка!
Иисусе! Она состарилась на тридцать лет! Больше!
– Я… я искал Тони, – заикаясь, выдавил он. По какой-то причине старуха сильно действовала ему на нервы.
– Ты и весь мир, – мерзко закудахтала Сандра Гилетти. В ее груди свистело и потрескивало: верные признаки эмфиземы. Он вспомнил старую поговорку: хочешь знать, в кого превратится с годами девушка, – взгляни на ее мать.
– Тони ушла, малыш. И никогда не вернется.
На какое-то страшное мгновение Билли подумал, что Тони мертва. Но Сандра объяснила, что дочь сбежала сразу после суда, холодно уведомив родителей, что больше не желает иметь с ними ничего общего и начинает новую жизнь.
– Вот так и сказала, – прокашляла старуха. – После двадцати лет любви и привязанности встала и ушла, и больше мы о ней не слышали.
Билли вспомнил единственное волшебное лето с Тони и длинные разговоры о родителях. «Любовь и привязанность» не те слова, которые можно соотнести с Гилетти. Тогда он жалел Тони и был благодарен своему отцу за неизменно теплое отношение.
– Конечно, Уолтер потерял все, – продолжала миссис Гилетти. – Ты, возможно, уже знаешь. Умер от удара всего через несколько месяцев после переезда. Оставил меня без единого пенни, скупой сукин сын!
Билли глянул поверх ее плеча. Квартира чистая, уютная. Конечно, не «Ритц-Карлтон», но он убил бы ради того, чтобы получить такой дом, куда можно было бы прийти и остаться.
– Похоже, у вас все неплохо, миссис Гилетти.
Та презрительно скривила губы.
– У тебя низкие стандарты. Возможно, потому и влюбился в Тони. Она даже на похороны не приехала. Даже цветы не прислала. Бессердечная сука!
Билли покинул квартиру в крайне угнетенном состоянии. В тюрьме у него по крайней мере была мечта, помогавшая выжить. Но теперь все рухнуло. Все уничтожено. Как его жизнь…
И не только его. Гилетти тоже все потеряли. Можно подумать, все, кто имеет отношение к тому далекому ужасному лету в Кеннебанкпорте, прокляты! Пусть Билли единственный, кого засадили в тюрьму, остальные тоже наказаны. Каждый пострадал по-своему.
Билли старался не думать о семье Хэндемейер и их нескончаемой скорби. Неужели и они истерзаны и измучены? Что случилось с ними после суда? Удовлетворен ли сенатор свершившейся местью?
Билли почему-то сомневался в этом.
Следующие несколько месяцев он неустанно искал Тони, но это было все равно что пытаться ловить призрак сачком для бабочек. Он даже потратил тысячу долларов из маленького наследства, оставленного отцом, на частного детектива. Бесполезно. Ядовитая старая змея, мать Тони, была права.
Только спустя несколько месяцев Билли Хэмлин распознал природу нараставшего в нем чувства. Облегчение. Он отпустил мечту, отстегнул парашют и, к своему изумлению, обнаружил, что не упал в пропасть отчаяния, не погиб и даже не ощущал себя приговоренным во второй раз. Нет, с его плеч свалилось огромное бремя.
Выйдя из тюрьмы, Билли не стал свободным человеком. Свободу дал отказ от Тони Гилетти. Наконец он может строить собственную жизнь.
В тюрьме он получил специальность механика и потратил остаток наследства на покупку доли в загибающейся автомастерской в Куинсе. Его партнером стал старый школьный приятель Майло Бейтс. Майло следил за процессом Билли по телевизору и очень расстраивался из-за того, что случилось с другом. Он по-прежнему жил в том квартале, где и когда-то Хэмлины, и женился на милой местной девушке Бетси. У них уже было трое детей. Семья Бейтс взяла Билли под свое крыло, и именно их дружба помогла ему найти себя в новой жизни.
Бетси Бейтс и познакомила Билли с Салли Даффилд, женщиной, которая потом стала его женой. Билли и Салли поладили с первой встречи. Она, рыженькая девушка с невероятными льдисто-голубыми глазами и кожей, как у старой фарфоровой куклы, показалась ему необычайно красивой. У Салли была тонкая талия, большие груди и раскатистый заразительный смех, наполнявший комнату весельем. Добрая, обладавшая прирожденным материнским инстинктом, она к тому же имела постоянную работу секретаря в юридической фирме. Билли не был влюблен, но она очень ему нравилась, и он хотел детей. Как и она. Так что вроде бы не было причин ждать.
Первые пять лет брака были счастливыми. И Билли, и Салли были заняты. Билли пропадал в мастерской, а Салли нянчила их маленькую дочь. Дженнифер Дженни Хэмлин была зеницей ока обоих родителей: кругленькая, пухлая, как пончик, постоянно покрытая тальком с цветочным запахом и забавно агукающая всякому, у кого находилось время ей улыбнуться. Единственной болью Билли был отец. Как жаль, что Джефф не дожил до рождения внучки. Не увидел, как счастлив и доволен сын. По мере того как росла Дженни, крепкая, хорошенькая, забавная, острая на язык, – росла и любовь родителей.
И все же их любовь друг к другу, бывшая с самого начала не более чем дружбой, стала меркнуть. Когда Салли вернулась на работу и влюбилась в коллегу, Билли расстроила не измена, а то обстоятельство, что ему было все равно. Абсолютно. Когда тебе безразлично, что другой мужчина спит с твоей женой, что-то определенно неладно. И поэтому Хэмлины развелись спокойно, дружелюбно и без всякой драмы.
Годы спустя, когда Билли спросил дочь о том, подействовал ли на нее разрыв, двенадцатилетняя Дженни глянула отцу в глаза и серьезно ответила:
– Па, я видела, как белок отделяли от желтка с большим проявлением эмоций.
Когда мать задала ей тот же вопрос. Дженни встала, театрально охнула и прижала ладонь к губам:
– Как! Хочешь сказать, что вы развелись?!
Дело в том, что Дженни Хэмлин была счастливым, умным, находчивым ребенком. Мать удачно выбрала второго мужа, а Билли, хотя и не женился, все же был совершенно доволен своим бизнесом, приятелем Майло и сезонным билетом на стадион «Янки».
Вот тут и появились голоса.
Все началось как небольшая депрессия. Клиентов в мастерской постепенно становилось меньше. Начались финансовые затруднения. Долги накапливались, а у Билли больше не было жалованья Салли, чтобы подстраховаться. Когда брак Майло и Бетси тоже развалился, Билли воспринял это как удар. Он не мог точно определить свое состояние, но чувствовал себя так, словно мир рушится на глазах. Он стал пить, сначала редко, потом все чаще. Где-то в процессе саморазрушения граница между реальностью и все более мрачнеющим воображением Билли стала таять, а потом и вообще исчезла.
Майло покинул город, сбежал, предоставив напарнику платить долги. Но Билли убедил себя, что его похитили и убили.
– Майло никогда бы не бросил меня, – твердил он полицейским. – Только не Майло. Он мой лучший друг. Они его украли. Увезли и убили.
Когда его спрашивали, кто это сделал, Билли отвечал одним словом «голос».
Злобный голос, очевидно, подсказал ему, что «они» похитили Майло Бейтса. Билли описывал живые, кошмарные фантазии, в которых Майло пытал и убивал кто-то неизвестный, и требовал полицейского расследования.
Крайне встревоженная происходящим, бывшая жена Билли позвонила социальным работникам. Врачи определили у него шизофрению и прописали лекарства. Когда он начинал их принимать, положение улучшалось. Когда бросал – ухудшалось очень сильно.
Он месяцами отсутствовал дома, исчезая неизвестно куда. Никому не говорил, где пропадал, а когда возвращался, отказывался это обсуждать. «Бэлос» говорил ему, куда ехать, и перепуганный Билли следовал его указаниям. Никто не знал, где он добывает деньги на таинственные поездки, а Билли явно темнил, давая уклончивые ответы и твердя, что деньги появились на его банковском счету неизвестно откуда. Салли и Дженни умоляли его лечиться. Но Билли отказался, убежденный, что, если не выполнить приказ «голоса», если позволить докторам заглушить его, случится нечто ужасное.
Иногда он зацикливался на определенных людях. Некоторые были местными, соседями, которым, как он считал, грозит опасность. Остальные были знаменитостями. Игроки в бейсбол, политики, актеры.
Читать бесплатно другие книги:
