Соблазнительное предложение Хеймор Дженнифер
– К кому мы приехали, Люк?
Он не ответил. Они как раз подошли к двери, которую отворила строгого вида женщина.
– Друг Люк, рада снова видеть вас, – деловым тоном произнесла она.
– Я тоже рад вас видеть, друг Ханна, – ответил он.
Эмма с трудом скрыла изумление. Женщина определенно была из квакеров, но Люк, похоже, не испытывал ни малейших затруднений, обращаясь к ней.
Квакерша перевела взгляд на Эмму, любопытный и вполне дружелюбный.
– Это мой друг, миссис Кертис.
Женщина вежливо кивнула и снова повернулась к Люку:
– Он с нетерпением ждет вас. Всю прошлую неделю только и говорил, что о вашем будущем визите.
Люк улыбнулся.
– Где он?
– В художественной студии. Я вас отведу. Идите за мной.
Ханна повела их по длинному темному коридору, оглянувшись по дороге.
– Не удивляйтесь состоянию студии. Нам нравится давать нашим пациентам некоторую свободу самовыражения, и они пользуются этой возможностью.
Эмму охватило беспокойство. Кто этот человек? Слабоумный? А что это, собственно, означает? Ее приводило в замешательство то, что она идет навстречу полной неизвестности.
Ханна остановилась у одной из дверей, выбрала ключ из связки на толстом кольце, висевшем у нее на шее, и отперла замок.
– Подождите здесь, – велела она и проскользнула внутрь. Мгновение спустя она широко отворила дверь и улыбнулась. – Входите. – Обернулась и окликнула кого-то: – Друг Бертрам, к вам гости.
Эмма вошла в комнату, не похожую ни на что, виденное ею прежде. Огромную – вероятно, изначально предполагалось, что это будет холл или гостиная, – и всю заляпанную краской. Пятна были на деревянных половицах – черные, красные, зеленые, синие. Завитки и кляксы одного цвета, затем тусклая коричневая смесь многих оттенков, затем веселые, яркие полосы, полосы и снова завитки. По комнате были расставлены испачканные краской мольберты. Им навстречу спешил плотно сложенный светловолосый мужчина с широкой улыбкой на круглом лице.
– Люк! – воскликнул он. – Люк, Люк, Люк, Люк, Люк!
Он уронил кисть, расплескав желтую краску на свою босую ногу и на пол, и устремился навстречу Люку.
– Бертрам! – весело отозвался Люк.
Эмма внимательно наблюдала за ним, пытаясь понять, насколько его оживление искусственно, но ничего нарочитого не заметила. Люк искренне радовался встрече.
Бертрам с размаху обхватил Люка руками, и тот пошатнулся. Захохотав, Бертрам стиснул Люка в медвежьих объятиях. Широко улыбаясь, Люк обернулся к Эмме:
– Берт, это мой друг Эмма. Эмма, познакомься с Бертрамом, моим братом.
Его… братом? Она бросила взгляд на Ханну. Та благодушно смотрела на обоих мужчин.
– Эмма! – Бертрам еще крепче обнял Люка.
– Отпусти меня, дружище, – добродушно произнес Люк. – Ты меня задушишь.
Бертрам мгновенно отпустил его и начал хлопать себя по груди:
– Не сжимать, не сжимать.
Поскольку он говорил быстро и довольно невнятно, Эмма с трудом его понимала.
Люк положил руку брату на плечо.
– Обнимать можешь, только не очень сильно, хорошо?
Бертрам быстро закивал и заулыбался. У него были очень маленькие зубы, казалось, что молочные так и не выпали.
Эмма рассматривала его. Он выглядел странно, словно его лицо слегка расплющили. Ниже Люка на несколько дюймов (скорее, ростом с нее саму) и такой… дряблый. Кожа бледная, рыхлая. Лицо круглое, нос маленький и плоский, уголки глаз чуть приподняты. Выглядел он довольно молодо, но из-за его расплывчатых черт лица она не могла с уверенностью сказать, сколько ему лет.
Но было что-то от Люка в этих глазах, в их кристально-ясной голубизне. И волосы у него точно такого же цвета, как у Люка, темно-русые.
Он был одет в белую рубашку и черные шерстяные штаны, полностью заляпанные краской. Люк уже тоже испачкался, но, похоже, это его нисколько не волновало.
– Я знаю, что обычно мы с тобой гуляем по лужайке и играем там, но у Эммы болит щиколотка. Ты не против, если сегодня мы побудем в помещении?
Бертрам поморгал, глядя на Эмму ясными, бесхитростными голубыми глазами. Затем перевел взгляд на трость.
– Болит щиколотка?
– Я ее подвернула, – объяснила она, улыбнувшись. – Мне вообще не разрешили ходить.
– Поскольку в студии больше никого нет, вы можете побыть здесь, если хотите, – предложила Ханна. – Может быть, вы покажете друзьям свои рисунки, друг Бертрам?
Бертрам потупился, застенчиво переступил с ноги на ногу, и уши его покраснели.
– Ой.
Сердце Эммы размякло от этой внезапной робости.
– Я с удовольствием посмотрю их, – сказала она.
Люк облегченно ей улыбнулся.
– И я тоже, Берт.
Бертрам поднял голову, все еще глядя на них нерешительно.
– Прекрасно, – твердо сказала Ханна. – А я должна идти к остальным посетителям. Если вам что-нибудь потребуется, не стесняйтесь, зовите нас. Друг Бертрам, не обижайте гостей.
– Спасибо, друг Ханна, – отозвался Люк.
Ханна выскользнула из комнаты, дверь за ней со щелчком закрылась.
– Ну надо же, какая комната, Берт! – Люк оглядывался, словно под впечатлением. – Я и не знал, что ты художник.
– Я люблю рисовать. – Бертрам широко повел рукой, будто держал в ней кисть и наносил ею щедрый мазок.
– Вы покажете нам свои рисунки? – попросила Эмма.
Он повернулся, и Люк, поддерживая Эмму, повел ее следом за братом к мольберту, у которого тот стоял, когда к нему пришли посетители. Бертрам обошел мольберт кругом и остановился, нахмурившись.
Люк с Эммой подошли к нему.
– Что ж, – сказал Люк.
– Это прелестно! – воскликнула Эмма.
– Цветы, – застенчиво произнес Бертрам.
И в самом деле, на картине были написаны желтые нарциссы на зеленом лугу, а над ними синее небо. Это была яркая, веселая, радостная работа, и к тому же очень неплохая. Эмма никак не могла ожидать ничего подобного от слабоумного.
– Красивые желтые цветы. И оранжевые. Смешал красный с желтым, вот так. – И Бертрам пустился в описание оттенков, использованных им в картине, причем говорил так быстро, что слова сливались, да еще и показывал им горшочки с разноцветными красками. Эмма просто не успевала за ним и не понимала и половины сказанного.
– Что ж, – сказал наконец Люк. В его голосе звучало восхищение. Он хлопнул Бертрама по плечу, – ты, брат, и в самом деле талантливый художник. А еще картины у тебя есть? Покажешь нам?
Бертрам счастливо посмотрел на него и торопливо направился к дальней стене, где на полу лежали стопкой холсты. Опустившись на колени, он начал раскладывать картины на заляпанных краской половицах.
– Все мои, мои рисунки, – приговаривал он, затем поднял голову и просиял улыбкой.
Увидев кучу холстов, Люк вскинул брови и пробормотал Эмме:
– Тут нет стульев. Ты сможешь сесть на пол?
– Наверное.
Он помог ей опуститься на пол и сел рядом.
Бертрам протягивал им холсты, а Люк поднимал их, чтобы рассмотреть.
Там было много садовых пейзажей – яркие цветы, деревья, солнечный свет. Все написаны дерзкими, уверенными, мощными мазками. Рисунки строений. Амбар, дом в Бордсли-Грин, который выглядел веселым и гостеприимным, а не мрачным и зловещим. Эмма просто смотрела на эти радостные картины, и ее охватывало странное ощущение благополучия.
А потом Люк поднял рисунок еще одного дома, очень красивого – величественного, с фасадом красного кирпича и колоннадой. Люк рассматривал его, стиснув зубы. Наконец посмотрел на Эмму.
– Загородный дом Стэнли.
И тут она поняла, какие родственные отношения связывают его и Бертрама. Бертрам не был Хокинзом – он был еще одним никому не нужным, заброшенным сыном лорда Стэнли. Именно поэтому Люк и не навещал его до прошлого августа – он только в августе узнал, что Стэнли его настоящий отец. Должно быть, тогда же он узнал и про Бертрама.
– Мамин дом, – поправил Люка Бертрам. – А вон там малышка Джорджи. – И показал на одно из маленьких окошек.
– Джорджина, – негромко объяснил Люк. – Наша сестра.
Эмма кивнула. Говорить она не могла, горло перехватило.
Бертрам порылся в своих рисунках и вытащил еще один, совсем небольшой. На нем был изображен красивый белокурый младенец с голубыми глазами, который лежал на одеяле, вскинув вверх крепкий кулачок. Бертрам протянул рисунок Эмме.
– Джорджи, – сказал он, показывая на младенца.
– Она прелестна, – пробормотала Эмма.
Люк самодовольно усмехнулся, но тут же спохватился и взял следующий рисунок.
– А это что?
Эмма смотрела, как он перебирает оставшиеся рисунки, и поражалась непринужденности между братьями. Она не могла не заметить, насколько проще и естественнее Люк ведет себя с Бертрамом, чем с герцогом Трентом.
Герцог – сводный брат Люка по матери, Бертрам – сводный брат по отцу. Люк и Трент росли вместе, а с Бертрамом он познакомился только в прошлом августе.
До чего интересно видеть, как некоторые узы кажутся абсолютно естественными, а другие куются потом и кровью, и даже в этом случае нет никаких гарантий, что они выдержат проверку временем.
Они провели с Бертрамом несколько часов, разговаривали и смеялись. Поделились с ним ленчем, который привезли с собой. Бертрам ужасно хотел показать своей гостье сады за домом, так что Люк помог ей спуститься по лестнице и усадил там на скамейку, а Бертрам украсил ее волосы маленькими розовыми цветочками.
А потом приемный день закончился. Они попрощались, Люк обнял Бертрама – было так странно видеть аристократа вроде Люка, так нежно себя ведущего. В который раз Эмма смогла убедиться, что на самом деле Люк очень любящий человек.
Он отнес ее в карету и осторожно усадил, а сам пошел отдать распоряжения форейторам.
Несколько минут спустя он тоже забрался внутрь и сел рядом. Карета тронулась. Было еще не поздно, но дни уже становились короче, и казалось, что надвигаются сумерки.
Люк посмотрел на Эмму с непонятным выражением лица:
– Ну?
Она улыбнулась. Дотронулась до волос, вытащила из них крохотный цветок.
– Бертрам такой славный. Я понимаю, почему ты не хочешь нарушать обещание и непременно ездишь к нему. Но я не понимаю, почему ты не рассказал мне об этом раньше, – медленно добавила она, покручивая в пальцах цветок. – Святые небеса, почему не рассказал в прошлом месяце, когда мы были тут?
Люк откинул голову на мягкую бархатную спинку.
– Гм, и что бы я тебе сказал? Что у меня есть сводный слабоумный брат, живущий в приюте? Вряд ли ты поняла бы меня верно. Берт, он… Когда я увидел его впервые, я тоже не понял. Думал, это будет пускающий слюни псих. А потом познакомился с ним и… – Он замолчал.
– Продолжай, – подтолкнула его Эмма.
Люк серьезно посмотрел на нее.
– Я никогда не встречал никого настолько чистого. Он полон невинности и радости. Он… не знаю, как объяснить… успокаивает.
– Думаю, твое присутствие его тоже утешает.
– Да еще оказалось, что он талантливый художник, – продолжал Люк. – Этого я и вовсе не ожидал. Я уже подумывал забрать его из этого места и поселить у себя. Пусть живет рядом со мной, а не с этими чужими людьми.
Люк внимательно смотрел на Эмму, словно изучал ее реакцию.
Она кивнула.
– И все-таки я не уверен. Вроде бы в основном он там всем доволен. Но иногда мне кажется, что он чувствует себя одиноким. Хотя если я привезу его к себе домой и уйду, как обычно, по делам, ему и там будет одиноко.
– Не знаю, – негромко ответила Эмма. – Но я уверена, он будет рад жить рядом с тобой.
– Кроме того, это же Лондон. Большой город. По рисункам видно, как сильно брат любит природу, сады, открытое небо. Не задохнется ли он в городе?
Эмма уставилась на него. Люк – человек, называющий себя «злом», охвачен тревогой за счастье брата, которого знает какие-то четыре месяца и видит всего в четвертый раз. Брата, родители которого решили спрятать его куда-нибудь подальше и забыть о нем. Эмма не могла не отметить, что отец и мать не приехали проведать сына в единственный приемный день.
Она ничего не могла с собой поделать – взяла Люка за руку и поднесла ее к губам, целуя костяшки пальцев.
– Ты не обязан принимать решение прямо сейчас, – негромко сказала она. – Похоже, работники Бордсли-Грин – люди сострадательные и очень заботятся о благополучии тамошних обитателей. Я уверена, что Ханна поможет. Может, стоит начать с того, чтобы привезти его в Лондон на несколько дней и посмотреть, понравится ли ему там?
– Ты думаешь?
В эту минуту Люк выглядел таким юным, таким нетерпеливым. Ему так хотелось поступить с братом правильно.
Эмме хотелось обнять его и крепко прижать к себе. Но ведь она замужняя женщина! Сглотнув подступивший к горлу ком, она отпустила его руку и отвернулась.
– Да, так и я думаю.
Одно она знала точно – Бертраму Стэнли повезло, что у него есть брат по имени Лукас Хокинз.
Глава 16
Ночь они провели в Айронвуд-Парке, в доме, где вырос Люк. Он располагался на удачном расстоянии от Бордсли-Грин, и они прибыли в него, когда опустились сумерки.
Узнав, куда они едут, Эмма вскинула брови, вспомнив, как решительно он отказывался посетить Айронвуд-Парк в прошлый приезд сюда. Но Люк только рассмеялся.
– В прошлый раз здесь были мои братья и сестра. А сейчас они уехали. Весь мавзолей в нашем полном распоряжении.
Это звучало не слишком многообещающе. И в самом деле, когда они въехали в ворота Айронвуд-Парка и покатили по длинной, извилистой подъездной дорожке, массивный серый особняк под собирающимися пурпурными тучами сумерек показался Эмме мрачным и зловещим.
Но едва они выбрались из кареты, и Люк, подхватив Эмму на руки, понес ее вверх по ступеням, массивная парадная дверь распахнулась, и на пороге показалась пожилая женщина с густыми седыми волосами, заколотыми в пучок на макушке. Увидев их, она заулыбалась.
– Ой, никак это лорд Лукас! Я так и думала, что увижу вас сегодня вечером, милорд.
Брови Люка поползли вверх.
– Вот как?
– Честное слово. Герцог говорил, что вы каждый месяц бываете в наших краях и можете удостоить нас своим появлением.
Люк, все еще удивленный, посмотрел на Эмму.
– Иногда он кажется мне всеведущим, – буркнул он.
Поднявшись на верхнюю ступеньку, Люк осторожно поставил Эмму на ноги.
– Миссис Хоуп, это миссис Кертис. Она помогает мне в поисках матери. Миссис Кертис, это миссис Хоуп, экономка.
Похоже, миссис Хоуп приняла это далеко не полное представление ей Эммы за чистую монету.
– Рада вам, миссис Кертис, – сказала она и поклонилась.
– Добрый вечер. – Эмма кивнула.
– Она растянула щиколотку, – объяснил Люк. – Очень сильно.
Миссис Хоуп поцокала языком.
– Теперь я понимаю, почему вы привезли ее сюда, милорд. Потому что у меня конечно же есть припарка как раз на этот случай.
Она впустила их в дом, болтая без умолку.
Эмма немного растерялась, увидев огромный мраморный холл и множество картин на стенах коридора. Миссис Хоуп проводила их в роскошную гостиную и сказала Эмме, что сейчас же вернется с припаркой.
После ухода экономки Эмме только и оставалось, что удивленно посмотреть ей вслед. Люк помог ей сесть на один из двух богато украшенных диванов.
– Святые небеса, – пробормотала Эмма. – В жизни не думала, что один человек может сделать такой невыносимо холодный дом настолько привлекательным. – И поморщилась. – Надеюсь, ты не обиделся?
– Отнюдь, – рассмеялся Люк. – Именно я назвал его мавзолеем, разве нет? И да, миссис Хоуп в самом деле обладает удивительным обаянием. Она служит здесь со времен моего детства. Иногда мне кажется, что она – единственный луч света во мраке этого места.
Несколько минут спустя в гостиной появились слуги с напитками, а за ними вошла миссис Хоуп с мазью, которую тут же осторожно втерла в лодыжку Эммы. Затем наступило время обеда в невозможно огромной столовой. После трапезы Эмма выпила в гостиной бокал шерри, а Люк присоединился к ней с портвейном; Эмма заметила, что шерри – единственный напиток, к которому он не притрагивается.
Наконец миссис Хоуп повела их в комнаты. Она позвала лакея, чтобы тот отнес Эмму наверх, но Люк моментально нахмурился.
– Нет. Я сам.
Приятно улыбнувшись, миссис Хоуп отпустила лакея и направилась в спальню, которую приготовила для Эммы. Люк усадил Эмму в мягкое кресло. Одна горничная принесла ее саквояж, вторая – таз с водой, третья – кувшин, а четвертая вошла с пустыми руками, с единственной целью – разобрать постель.
Завершив свои дела, горничные выпорхнули из комнаты, оставив там Эмму, Люка и миссис Хоуп.
– Вам что-нибудь еще понадобится, миссис Кертис? – спросила миссис Хоуп.
– О нет, благодарю. И большое вам спасибо за все, ведь мы явились без предупреждения, – с искренним чувством ответила Эмма.
– Конечно, дорогая. – Миссис Хоуп вышла из спальни, плотно притворив за собой дверь и как будто не заметив, что Люк остался.
Эмма посмотрела ей вслед.
– Она не осуждает меня за то, что я приехала с тобой.
Люк пожал плечами.
– Будь она из таких женщин, не продержалась бы здесь так долго.
Эмма ахнула, оглядевшись вокруг.
Гостевая комната – одна из многих, как ей сказали – была элегантной, украшенной слоновой костью и позолотой.
Люк поинтересовался:
– Ну, тебе будет тут удобно?
Эмма подняла глаза и наткнулась на его взгляд.
– Да, – ответила она голосом более низким и хриплым, чем намеревалась.
– Я скучаю по тебе, Эм, – мягко произнес Люк и медленно провел костяшками пальцев по ее щеке. Он этого простого жеста к ее лицу прихлынул жар и растекся по всему телу.
– Я по тебе тоже, – пробормотала она.
Он наклонился и прошептал ей на ухо:
– Знаешь, как сильно мне хочется отнести тебя в мою спальню, привязать к кровати и заставить кричать?
У нее перехватило дыхание. Жар внутри разгорался все сильнее.
– Я скучаю по тебе, – повторил он, выделяя каждое слово. – Ты уже приняла решение?
– Решение?
– О том, чтобы расстаться с мужем и вернуться ко мне? В мою постель?
– Но ведь я и сейчас не с ним, – напомнила Эмма.
– Но и не со мной.
Она моргнула.
– Быть рядом с тобой, но не иметь возможности прикоснуться к тебе… Это сводит меня с ума.
И ее тоже сводило с ума, но она не могла сказать этого Люку.
– Давай сначала найдем Генри, – попросила она. – Это произойдет скоро, я знаю.
Эмма не знала, сможет ли она когда-нибудь нарушить данные Генри обеты. Но увидеть его, поговорить с ним, каким-то образом понять, что он сделал и почему, – все это было ей необходимо, прежде чем двигаться дальше.
Люк посмотрел в пол, снова перевел взгляд на нее.
– Ради тебя, Эм. Только ради тебя. – Он повернулся и направился к двери, бросив через плечо: – Я пришлю кого-нибудь, чтобы тебе помогли лечь. – Люк вышел, решительно захлопнув за собой дверь.
А Эмма мысленно помолилась, чтобы из-за этого хаоса в голове не потерять его навсегда.
Она замужняя женщина. Она принадлежит другому мужчине. Если Генри узнает, что они с Люком сделали, он имеет полное право выдвинуть против Люка обвинение и публично уничтожить его. А Люк и так много страдал.
Она посмотрела на дверь. Где-то глубоко внутри, самой своей сутью она была прочно связана с лордом Лукасом Хокинзом.
И не хотела его терять.
Два дня спустя они вернулись в Лондон.
Люк помог Эмме подняться по ступенькам – состояние ее щиколотки быстро улучшалось, и она настояла, чтобы Люк больше не носил ее на руках.
Болдуин открыл дверь.
– Добрый день, Болдуин, – поздоровался Люк.
На лице Болдуина появилось свирепое выражение. Эмма еще никогда не видела у него таких сильных эмоций, Люк тоже, потому что, стоило ему кинуть взгляд на лицо слуги, как он словно прирос к месту.
– Что случилось? – мрачно спросил он.
– Здесь некие люди, сэр, – ответил Болдуин. – Сыщики с Боу-стрит. У них есть ордер на обыск. Я сообщил им, что вы возвращаетесь сегодня днем, и предложил подождать. Они согласились.
– Обыск? – переспросила Эмма.
– По какому поводу? – удивился Люк.
– Кажется, они ищут какие-то доказательства, – негодующе сказал Болдуин. – Впрочем, я представления не имею, какие именно. Они не говорят.
– Где они? – спросил Люк.
– В гостиной наверху, сэр.
– Оставайся здесь, – велел Люк Эмме, стремительно вошел в дом и начал подниматься по лестнице.
Эмма посмотрела ему вслед, перевела осторожный взгляд на Болдуина.
– Что происходит?
– Я в самом деле не знаю, миссис Кертис, – ответил он и сильно сглотнул, даже адамово яблоко подпрыгнуло. – Пожалуйста, войдите в дом и подождите его милость.
Эмма все еще стояла на ступеньках перед домом. День выдался холодный, хлестал сильный ветер, продувая площадь насквозь, опавшие листья собирались в кучки в каждой щели и закоулке. Эмма окинула взглядом улицу – лишь несколько упорных листочков еще цеплялись за ветки. Надвигалась зима.
Опираясь на трость, она вошла внутрь. Следом вошли форейторы и внесли багаж, но тут же вышли обратно, чтобы позаботиться о лошадях и экипаже, оставив ее наедине с Болдуином в маленьком холле.
Эмма сцепила руки на отполированном дереве трости и посмотрела на лестницу. Сверху доносились приглушенные мужские голоса. Ей ужасно хотелось подняться и посмотреть, что происходит, но Люк велел ждать тут. Эмма уставилась на трость. Ей казалось, что она стоит тут, в центре маленького холла, целую вечность. Болдуин держался рядом, безмолвный, но надежный.
Наконец Люк спустился. Следом шли двое мужчин. Люк злился – это было видно по ледяному блеску его голубых глаз и плотно сжатым губам, но лицо его на мгновение смягчилось, когда он увидел ждущую его Эмму.
– Идем, – пробормотал он, обнимая ее и привлекая к себе. – Поднимемся в гостиную. Тебе нужно сесть. Болдуин, пожалуйста, принеси нам что-нибудь выпить. Дорога была слишком длинная.
Он и взглядом не удостоил обоих мужчин, проскользнувших мимо него и направившихся в сторону кухни.
– В чем дело? – шепотом спросила Эмма, когда они начали подниматься по лестнице.
Люк наклонил голову так, что почти прикоснулся губами к ее уху.