Буддист-паломник у святынь Тибета Цыбиков Гомбожаб

Тибет – это больше чем название, больше чем место на карте и даже больше, чем центр мирового ламаизма. Мы говорим «Тибет» – подразумеваем «тайна», «чудо», «мистика». Тибет в нашем рациональном материалистическом мире остается едва ли не последним заповедником духовности. А раньше он вообще был одним из главных порталов, через которые осуществлялась связь человечества с космосом в докосмическую эру.

Как магнит Тибет веками притягивал к себе путешественников, торговцев и миссионеров, политиков и военных. Из русских исследователей нельзя не упомянуть с благодарностью Никиту Бичурина (о. Иакинфа, 1777–1853), Николая Пржевальского (1839–1888), Григория Потанина (1835–1920), Михаила Певцова (1843–1902) и Петра Козлова (1863–1935), а также Петра Бадмаева (ок. 1851–1920), Елену Блаватскую (1831–1891) и Николая Рериха (1874–1947).

Но совершенно особый, уникальный вклад в изучение этой мистической страны внес Гомбожаб Цэбекович Цыбиков (1873–1930). Запомните это имя! Путешественник и исследователь, этнограф, востоковед (тибетолог и монголист), буддолог, государственный деятель и деятель образования Российской империи, СССР и Монголии, переводчик, профессор ряда университетов, – он прославился как первый известный фотограф Лхасы и Центрального Тибета и как автор книги «Буддист-паломник у святынь Тибета» – описания своего путешествия в Тибет в 1899–1902 гг., переведенного на ряд языков мира.

Цыбиков не просто добрался до заповедной страны, которую многие до него проходили только «по касательной» или застревали на подступах, – он провел в Тибете 888 дней! Здесь он посетил важнейшие монастырские центры, сделал около 200 уникальных фотографий и удостоился аудиенции Далай-Ламы XIII.

Только один факт. История журнала National Geographic началась с публикаций в январе 1905 года первых в мире фотографий из тибетских путешествий Цыбикова, переданных безвозмездно в неизвестный тогда журнал. National Geographic как знаменитый во всем мире бренд начался именно с этой публикации.

Р. Е. Пубаев. Гомбожаб Цэбекович Цыбиков. Жизнь и труды

Гомбожаб Цэбекович Цыбиков родился в местности Урдо-Ага Забайкальской области Читинского уезда в апреле 1873 г. в семье бурята Цэбека Монтуева.

Цэбек Монтуев сделал все возможное, чтобы дать своему сыну Гомбожабу светское образование: когда мальчику исполнилось 5 лет, сам обучил его монгольской грамоте, затем в 1880 г. отвез семилетнего сына в Агинское приходское училище, где преподавались монгольский и русский языки. В этом училище Г. Ц. Цыбиков обучался до 1884 г.

Вскоре в Чите открывается мужская гимназия. Ввиду того что буряты Агинской степной думы сделали значительные пожертвования на организацию этого учебного заведения, им были предоставлены четыре места для обучения на общественные средства. В числе четырех бурятских мальчиков был зачислен в Читинскую гимназию и Г. Ц. Цыбиков. Он окончил ее в 1893 г. с серебряной медалью.

По рекомендации педагогического совета Читинской гимназии Г. Ц. Цыбиков в том же году поступил на медицинский факультет Томского университета. По-видимому, Г. Ц. Цыбиков не имел склонности к врачебной специальности. Во всяком случае, он вскоре оставил Томский университет. В этом немаловажную роль сыграл и известный царедворец П. А. Бадмаев, который, будучи проездом в Томске, посоветовал Г. Ц. Цыбикову расстаться с медицинским факультетом, что отвечало желанию самого юного Цыбикова, и посвятить себя востоковедению и дипломатической деятельности на Востоке. Это случилось тогда, когда П. А. Бадмаев представил в 1893 г. Александру III записку о задачах русской политики на Дальнем Востоке, которая сыграла некоторую роль в дальневосточной политике царизма в конце XIX в.

После ухода из Томского университета Г. Ц. Цыбиков около года проводит в Урге, где занимается изучением монгольского и тибетского языков, быта и культуры монголов, жизни ламаистского духовенства. Поездка в Ургу была предпринята Г. Ц. Цыбиковым как подготовка к поступлению на восточный факультет Петербургского университета.

В 1895 г. Г. Ц. Цыбиков поступает на китайско-монгольско-маньчжурское отделение факультета восточных языков Петербургского университета на стипендию П. А. Бадмаева. Впоследствии из-за отказа принять православие Бадмаев лишает Г. Ц. Цыбикова своей стипендии, и последний был вынужден продолжать учебу на средства, собиравшиеся его сородичами. Г. Ц. Цыбиков окончил Петербургский университет в 1899 г. с дипломом первой степени и золотой медалью.

В 1897 г. Г. Ц. Цыбиков, будучи студентом II курса, принял участие в работе комиссии статс-секретаря В. Н. Куломзина по исследованию землепользования и землевладения в Забайкальской области. При этом студент оказался не рядовым собирателем материалов в составе комиссии, а проявил склонность к научным исследованиям и сумел написать по итогам своих полевых наблюдений и материалов большую книгу, которая в то время явилась известным вкладом в русскую историографию Восточной Сибири конца XIX в. В своей книге Г. Ц. Цыбиков стремился дать представление о тяжести податей и повинностей, лежащих на сельском населении Забайкальской области, собрал обширные статистические материалы, которые были подвергнуты четкой систематизации и тщательному анализу, причем автор касался таких сложных вопросов, как социальные отношения, землепользование, управление, уровень затрат на народное просвещение и врачебное дело.

После окончания университета Г. Ц. Цыбиков в 1899–1902 гг. совершил свое знаменитое путешествие в Центральный Тибет. Оно было предпринято на средства Русского Географического общества в сложной международной обстановке на Дальнем Востоке. В конце XIX – начале XX вв. Тибет в англо-русско-китайских отношениях фигурировал как один из важных пунктов противоречий. Ситуация осложнялась активизацией японского империализма. К этому времени Тибет был закрыт цинским правительством Китая и лхасскими властями тринадцатого далай-ламы для въезда иностранцев. Смелые попытки пробраться в Центральный Тибет таких крупнейших путешественников того времени, как русский Н. М. Пржевальский, американец В. В. Рокхиль, француз Г. Бонвало, швед С. Гедин и другие, терпели неудачи, а известный французский путешественник Дютрейль де Рэнс 5 июня 1893 г. поплатился за такую попытку жизнью.

Но пекинские и лхасские правители сделали одно исключение в пользу уроженцев из стран Азии, исповедывающих буддизм, которые могли быть допущены в Лхасу. Этим исключением воспользовались прежде всего английские колониальные власти в Индии, которые стали направлять в Тибет специально обученных агентов, таких как Наин Синг, Кишен Синг, лама Учжен-Чжацо и др. В изучении Центрального Тибета и его столицы Лхасы в конце XIX – начале XX вв. весьма плодотворные результаты дали три ученых-востоковеда – выходцы из азиатских стран, а именно: индус Сарат Чандра Дас, бурят Гомбожаб Цыбиков и японец Екай Кавагуци.

По завершении первого тибетского путешествия Н. М. Пржевальский с грустью писал: «Итак, нам не удалось дойти до Лхасы… Невыносимо тяжело было мириться с подобной мыслью в то время, когда все трудности далекого пути счастливо поборены, а вероятность достижения цели превратилась уже в уверенность успеха… Теперь, когда всего дальше удалось проникнуть в глубь Центральной Азии, мы должны были вернуться, не дойдя 250 верст до столицы Тибета…

Пусть другой, более счастливый путешественник докончит недоконченное мною в Азии».

Г. Ц. Цыбиков оказался этим «счастливым путешественником». Он был первым ученым из России, который сумел проникнуть в Центральный Тибет и Лхасу и благополучно вернуться. Результаты его путешествия изложены в фундаментальной книге «Буддист-паломник у святынь Тибета», изданной в Петрограде в 1919 г. Характеризуя книгу Г. Ц. Цыбикова, академик С. Ф. Ольденбург писал, что она «сохранила весь свой интерес непосредственностью наблюдений жизни тибетского монашества и жизни буддийских паломников в Тибете, ибо из буддистов, посетивших Лхасу и главные святыни Тибета, никто не был так хорошо, как Цыбиков, подготовлен, и никто из буддистов не оставил нам столь полного и внимательного описания этих святынь; из небуддистов же никто не мог иметь к ним той же свободы доступа».

Издание книги Г. Ц. Цыбикова С. Ф. Ольденбург рассматривал «как лучшее доказательство того, что истинная Россия жива и работает в полном сознании своей духовной силы, объединившей и объединяющей десятки народов и почти двести миллионов людей: написанная бурятом, питомцем русского университета, редактированная русскими и изданная Русским Географическим обществом книга Г. Ц. Цыбикова является ярким выразителем культурного объединения Россиею Запада и Востока на общей работе».

Тибетская экспедиция Г. Ц. Цыбикова проходила в сложнейших условиях. «Пускаясь в путешествие, как простой бурят-паломник, – писал Г. Ц. Цыбиков, – я должен был особенно считаться с предубеждениями местного населения. Поэтому нечего было и думать о собирании каких-либо естественнонаучных коллекций, съемке местностей, ведении правильных наблюдений и т. п. Взятый с собою фотографический аппарат и термометр Реомюра пришлось держать под замком в сундуке вплоть до Лхасы. При себе я постоянно имел только маленькую записную книжку, куда заносил заметки ежедневно, даже и в этом скрываясь от любопытных глаз».

Путешествие Г. Ц. Цыбикова началось 25 ноября 1899 г. из Урги и завершилось 4 апреля 1902 г. Путешественник посетил крупнейшие города и религиозные центры Тибета: Гумбум, Лабран в Амдо, Лхасу и три главных монастыря – Галдан, Брайбун и Сэра, резиденцию панчен-ламы – монастырь Даший-Лхунбо, древнейшую столицу Тибета Цзэтан и монастырь Самьяй. Никто из иностранных путешественников, проникших в Тибет открыто (С. Ч. Дас) или тайно (Е. Кавагуци), не имел такой свободы доступа почти ко всем крупным религиозно-политическим и культурным центрам Тибета и возможности дать им обстоятельную историческую, географическую и политическую характеристику.

С исторической точки зрения наибольшую ценность представляют такие главы «Буддиста-паломника», как «Лхаса, город и его главные святыни», «Население Лхасы», «Жизнь Лхасы», «Управление Тибета», «О далай-ламах» и т. д. Благодаря путешествию Г. Ц. Цыбикова востоковедение России получило новые сведения о древней стране и ее столице.

Вот почему отчетный доклад Г. Ц. Цыбикова на заседании Географического общества 7 (20) мая 1903 г. «О Центральном Тибете» был высоко оценен русскими востоковедами и географами, вызвал сенсацию в их кругах и удостоен высшей награды общества – премии имени Н. М. Пржевальского «За блестящие результаты путешествия в Лхасу». При этом следует подчеркнуть, что Г. Ц. Цыбиков сумел сделать тонкие наблюдения и собрать богатый материал по социально-экономическому и политическому строю Тибета на рубеже XIX–XX вв.

О важном значении результатов путешествия Г. Ц. Цыбикова в Тибет свидетельствует тот факт, что известный отечественный востоковед Н. В. Кюнер в своем этнографическом и экономическом описании Тибета использовал материалы Г. Ц. Цыбикова в качестве одного из главных источников. При этом Н. В. Кюнер высоко оценивал выводы Г. Ц. Цыбикова относительно социальной структуры тибетского общества конца XIX в., поскольку в них была правильно выявлена политическая роль в стране каждой социальной группы населения. Вообще, для Г. Ц. Цыбикова как исследователя было характерно то, что он обратил особое внимание на политическое положение Тибета, его государственное устройство и социально-экономические отношения. Причем выводы и наблюдения Г. Ц. Цыбикова по этим сложным проблемам новой истории Тибета не потеряли своего научного значения для современной тибетологии.

Характеризуя государственное устройство Тибета, Г. Ц. Цыбиков писал: «Зависимость от Китая выражается в назначении от пекинского двора маньчжурского резидента для наблюдения за верховным управлением. Во главе местного самоуправления стоит далай-лама, как духовный и светский глава Центрального Тибета». При этом он правильно отметил, что правящим и господствующим классом в тибетском обществе является феодальная аристократия, пользующаяся наследственной властью. «Вообще делами Тибета, – писал он, – правит наследственная аристократия, будет ли то сын, наследующий права отца, или перерожденец, наследующий права своего предшественника.

При строгой замкнутости родовой аристократии, не смешивающейся с простым классом, центральное правление Тибета при всем своем совещательном характере должно быть названо аристократической олигархией». Г. Ц. Цыбиков обратил внимание на имущественное неравенство в тибетском обществе и писал, что в Тибете «замечается значительная неравномерность распределения благосостояния и рабское подчинение бедности богатству». Также он отметил ужасную коррупцию в среде буддийского духовенства: «Добродетель и ученость там измеряются количеством пожертвований на монастырские общины».

Г. Ц. Цыбиков в отличие от других ученых-современников (Гренар, Дас, Дегодин, Кавагуци) дал научно обоснованное деление тибетского общества на классы родовитых дворян, именитых перерожденцев, духовенство и крестьян.

Во время своего путешествия Г. Ц. Цыбиков провел поистине титаническую работу по подбору и напечатанию в одной из монастырских типографий собрания тибетской ксилографической литературы в количестве 333 томов по религии, философии, истории, медицине и грамматике. Вся эта богатая коллекция тибетской литературы была привезена путешественником на родину и передана в Русское Географическое общество. Затем коллекция была переведена в Азиатский музей Академии наук, а ныне она составляет один из основных фондов тибетских ксилографов рукописного отдела Ленинградского отделения Института востоковедения АН СССР. Каталог коллекции тибетской литературы Г. Ц. Цыбикова был издан еще в 1904 г., благодаря чему она стала всемирно известной.

Таким образом, знаменитое путешествие Г. Ц. Цыбикова в Тибет открыло новую страницу в истории русской и западноевропейской ориенталистики, а книга «Буддист-паломник у святынь Тибета», обеспечившая автору мировую известность, и поныне является авторитетным пособием по истории, этнографии, религии и культуре тибетского народа.

Успешно выполнив задание Русского Географического общества по исследованию Центрального Тибета, Г. Ц. Цыбиков получил широкую возможность посвятить себя научной деятельности в области тибетологии и монголистики и с середины 1902 г. был назначен лектором Восточного института во Владивостоке. Директор этого института, крупный русский монголист профессор А. М. Позднеев, являвшийся учителем Г. Ц. Цыбикова в Петербургском университете, в свое время рекомендовал его Русскому Географическому обществу для путешествия в Тибет. Он и здесь не оставил талантливого ученика своим вниманием и покровительством.

Во Владивостоке Г. Ц. Цыбиков, кроме написания и подготовки к печати известной своей книги «Буддист-паломник у святынь Тибета», осуществил публикацию монгольского текста и научный перевод сочинения крупнейшего религиозного деятеля Тибета Цзонхавы (1357–1419) «Лам-рим чэн-по»[1]. С сожалением приходится констатировать, что этот научный перевод сложнейшего и труднейшего текста тибетского буддизма ни тогда, когда он издавался, ни позднее, когда развернулось широкое изучение Тибета, не был оценен по достоинству. Между тем, труд этот, несомненно, заслуживает внимания и должной оценки исследователей.

Во введении, предпосланном к этому переводу, Г. Ц. Цыбиков впервые выступил против утвердившегося в востоковедной литературе мнения о том, что Цзонхава является реформатором буддизма в Тибете, а его деятельность – реформацией. По этому поводу Г. Ц. Цыбиков писал: «Часто у нас говорят, что Цзонхава – реформатор буддизма. Это – неправильно… Затем Цзонхаву называют основателем ламаизма. Этот эпитет, конечно, более приложим к нему, чем первый».

Это положение Г. Ц. Цыбикова имело важное значение в исследовании характера и особенностей буддизма в странах Центральной Азии – Тибета и Монголии. «С понятием «тибетско-монгольский буддизм», «ламаизм», – писал академик Б. Я. Владимирцов, – обычно связывается представление как о новой, извращенной форме буддизма. Очень часто, даже в специальных сочинениях, высказывается мнение о том, что буддизм, чистый философский буддизм, после того как был принят «полудикими» ордами тибетских и монгольских плоскогорий, изменился настолько, насколько далеко ушел от учения царевича Сиддхартха – отшельника Гаутамы, что теперь эту новую религию вряд ли даже можно назвать буддизмом». Такое превратное представление о буддизме в Тибете и Монголии было опровергнуто как Г. Ц. Цыбиковым, так и Б. Я. Владимирцовым.

Поддерживая положение Г. Ц. Цыбикова по характеристике религиозной деятельности Цзонхавы, Б. Я. Владимирцов писал, что Цзонхаву скорее всего можно назвать реставратором буддизма или основателем новой секты «желтошапошников». В этой связи следует заметить, что в дальнейших буддологических исследованиях хорошее начинание Г. Ц. Цыбикова по изучению церковной деятельности и обширной религиозно-философской литературы Цзонхавы не было продолжено, хотя необходимость в этом в наши дни ощущается все более и более[2]. Такое исследование важно потому, что современные западные исследователи истории буддизма, склонные идеализировать отдельные события и личности из истории Тибета, зачастую выдвигают такие тезисы, как «буддийский ренессанс» в Тибете в период Атиши, Цзонхавы и т. д. Между тем до самого последнего времени наследие Г. Ц. Цыбикова по истории буддизма в Тибете не было подвергнуто объективной научной оценке, что в какой-то мере можно объяснить негативным отношением некоторых востоковедов к переводной монгольской литературе как к источнику по буддийской религии и философии.

Буддологическое наследие Г. Ц. Цыбикова является большим и разносторонним, в нем главными являются «Буддист-паломник у святынь Тибета» и «Лам-рим чэн-по». Многое из того, что было задумано, по ряду обстоятельств осталось не выполненным, в частности исследование «буддийской философии в том виде, как она вылилась в современном ламаизме».

Г. Ц. Цыбикова как исследователя буддизма в Тибете, Монголии и Бурятии отличало то, что он трезво и критически изучал эту религию, ее проявления в повседневной жизни народных масс, духовенства, в государственной политике. Характеризуя отрицательную роль буддизма в Тибете, Г. Ц. Цыбиков писал, что «содержание большого числа духовенства, малодоходность страны и почти полное отсутствие промышленности служат, по-видимому, причиной общей бедности простого народа». Так же критически оценивал он учение Цзонхавы и видел в нем одну из главных причин культурной отсталости массы стран Центральной Азии: «Само учение Цзонхавы… при отсутствии распространения других знаний, кроме богословских, послужило и служит к тому, что среди ламаистов очень мало распространено светское просвещение и идет численное уменьшение населения…».

Этот объективный взгляд Г. Ц. Цыбикова на роль буддизма в истории народов Центральной Азии, оформившийся в результате путешествия в Тибет (позднее и в Монголию), и исследования главного религиозно-философского сочинения Цзонхавы имели большое значение в укреплении позиций материалистического мировоззрения и научного атеизма в Бурятии. В этой связи следует заметить, что Г. Ц. Цыбиков при научной характеристике другой религии – шаманизма – стоял на позициях анимистической теории Э. Тейлора и подходил к вопросу преодоления шаманизма с позиции просветительства.

Г. Ц. Цыбиков был первым ученым России, который смог практически изучить лхасский диалект и говорить на нем, что давало ему возможность применить в книге «Буддист-паломник» транскрипцию тибетских слов и названий на основе лхасского произношения[3]. Знание Г. Ц. Цыбиковым лхасского диалекта – тибетского разговорного языка пригодилось ему в период работы в Восточном институте во Владивостоке в должности профессора. В конце октября 1907 г. конференция Восточного института приняла решение открыть для желающих необязательный курс тибетского языка, а преподавание его было поручено молодому профессору Г. Ц. Цыбикову. Встретившись с «полным недостатком» учебных пособий и текстов для занятий, Г. Ц. Цыбиков в течение короткого времени составил «Пособие для изучения тибетского языка».

Однако открытие курса изучения тибетского языка в Восточном институте было достигнуто ценою больших усилий Г. Ц. Цыбикова, который еще в 1905 г. ставил вопрос об открытии кафедры тибетского языка для постановки преподавания языка, истории и этнографии Тибета. В своей докладной записке по этому вопросу он писал: «Нет надобности повторять непреложную истину, что для большей продуктивности сношений с народом нужно знание его языка и быта в широком смысле этого слова… Теперь выдвигается насущная потребность изучать язык и быт Тибета, учредив для сего особую кафедру тибетского языка… Кафедра монголоведения в значительной степени нуждается в знании Тибета, так как многие явления в жизни монголов необъяснимы без такого знания.

От тибетцев все монголы заимствовали религию, а некоторые из них и всю современную культуру… Я нахожу, что постановка изучения Монголии в Восточном институте не должна пренебрегать вопросом влияния на нее Тибета, а напротив, ей следует обращать постоянное внимание на развитие политических событий в жизни Тибета, поскольку они влияют на жизнь и настроение монголов. Ввиду сего преподавание монголоведения должно соединить с тибетоведением, но, конечно, в такой мере, чтобы второе не служило в ущерб продуктивности первого…».

Таким образом, благодаря усилиям Г. Ц. Цыбикова с 1907/1908 академического года было введено преподавание тибетского языка в Восточном институте в качестве необязательного курса, а открытие кафедры тибетской филологии было намечено на 1914/1915 академический год.

Публикация Г. Ц. Цыбиковым «Пособия для изучения тибетского языка» в 1908 г. имела важное учебно-методическое значение, потому что оно предназначалось студентам как учебник по разговорной речи, тем более что «Грамматика тибетского языка» академика Я. Шмидта являлась грамматикой литературного языка.

Во вводной части «Пособия» Г. Ц. Цыбиков дал краткий очерк истории возникновения тибетской письменности и литературы на фоне политической истории Тибета и распространения там буддизма, определение литературного и разговорного тибетского языка. «Язык тибетский, – писал Г. Ц. Цыбиков, – принадлежит к индокитайской группе, причем в ближайшем родстве с ним находятся бирманский и аннамский, а в более отдаленном – китайский и сиамский. Он должен быть назван моносиллабическим, или однослоговым, так как каждый слог обыкновенно представляет отдельное самостоятельное понятие. Но сейчас же необходимо добавить, что односложность языка с культурным развитием народа и усвоением более сложных идей начала переходить в дву– и более слоговую для обозначения новых понятий. Кроме того, разговорный тибетский язык, как и китайский, обыкновенно прибегает к сложению двух слогов – слов, часто однозначных для выражения одного понятия».

Отнесение Г. Ц. Цыбиковым тибетского языка к так называемой индокитайской группе, конечно, является устаревшим с точки зрения современной морфологической классификации языков по типам, согласно которой тибетский язык принадлежит к семье китайско-тибетских языков и составляет в ней тибето-бирманскую группу[4]. А в целом лингвистическая характеристика Г. Ц. Цыбиковым тибетского языка была сделана на уровне восточного языкознания того времени, являлась правильной, в современных условиях она не потеряла своего научного значения.

Характеризуя тибетский разговорный язык и сравнивая его с литературным языком, Г. Ц. Цыбиков писал: «Разговорная речь тибетцев делится на много наречий, возникновение которых в значительной степени обусловлено было физико-географическим характером страны и дроблением населения в политическом отношении на многочисленные группы, часто изолированные друг от друга горными хребтами и узкими проходами вдоль рек. Что же касается письменности, то она, будучи единой для всех, отличается присутствием многих почти немых букв, как-то: надписных, подписных, префиксов и аффиксов. Происхождение их объясняется тем, что прежде эти буквы произносились, что ясно хотя бы из того, что многие из них до сих пор слышны в некоторых наречиях. В настоящее время в живой речи Центрального Тибета префиксы и аффиксы имеют влияние на характер произношения, или тон, но вопрос о тонах не исследован окончательно.

Сами тибетцы делят свои буквы на 5 разрядов сообразно их характеру произношения. Европейские же исследователи разговорного языка различают главным образом три тона: высокий, средний и низкий». Для иллюстрации данного положения относительно соотношения между разговорной речью и литературным языком тибетцев Г. Ц. Цыбиков включил в «Пособие» текст «Повести о волшебнике», считая, что он может служить как бы перешейком, соединяющим разговорный язык с литературным, или классическим, которые, как правильно отмечает Хендерсон, обличаются друг от друга так же, как современная английская разговорная речь от языка Чосэра (1343–1400), современника тибетского Цзонхавы. Далее он писал: «Первый, как известно, считается создателем литературного английского языка, а второй, если не создателем, то, по крайней мере, закрепителем тибетского литературного языка, потому что в то время, как английская литературная речь изменилась, подчиняясь разговорной, тибетская литературная речь остается без движения уже столько столетий после Цзонхавы».

Вышеперечисленные замечания Г. Ц. Цыбикова по истории и характеристике тибетского языка, разговорного и письменного, сохранили свою силу поныне, а отдельные из них, как, например, вопрос о тонах и характеристика роли Цзонхавы в истории тибетского литературного языка, подтверждены в трудах современных тибетологов.

В «Пособии» Г. Ц. Цыбикова характеризуются алфавит и фонетика, части речи и склонения, причем под каждым текстом даны примечания, где в лаконичной форме объясняются вопросы этимологии, спряжения глаголов, синтаксиса, помещены словарики – русско-тибетский, с транскрипцией на основе лхасского диалекта, и тибетско-русский, с такой же транскрипцией.

Тексты для «Пособия» подобраны таким образом, чтобы при изучении их студенты могли получить представление о повседневном быте тибетцев и на основе этого представления могли бы говорить по-тибетски, освоив при этом бытовую лексику и обороты разговорной речи лхасского диалекта.

Блестящее знание Г. Ц. Цыбиковым тибетского литературного и разговорного языка, а также грамматик, учебных пособий и словарей тибетского языка, составленных европейскими тибетологами – его предшественниками и современниками, обеспечило «Пособию» видное место в отечественной тибетологии и сыграло и продолжает играть положительную роль в преподавании тибетского языка в нашей стране. «Пособие» Г. Ц. Цыбикова, являющееся первым на русском языке учебником разговорного языка, было издано спустя почти 70 лет после появления «Грамматики тибетского языка» Я. Шмидта в 1839 г. И только спустя 50 с лишним лет после издания «Пособия» вышел на русском языке в 1961 г. очерк «Тибетский язык» проф. Ю. Н. Рериха. При этом следует отметить, что начинание Г. Ц. Цыбикова по изучению и преподаванию тибетского языка получило продолжение и в других трудах замечательного отечественного востоковеда Ю. Н. Рериха (1902–1960), который внес огромный вклад в изучение тибетского разговорного языка и его диалектов.

Г. Ц. Цыбиков работал в Восточном институте во Владивостоке с 1 июля 1902 г. по 15 октября 1917 г. с небольшим перерывом, с 13 декабря 1905 г. по 17 мая 1906 г.

Известно, что во Владивостокском Восточном институте работали крупные русские востоковеды: монголовед А. М. Позднеев, китаеведы А. Д. Рудаков, П. П. Шмидт и Д. М. Позднеев, маньчжуровед А. В. Гребенщиков, востоковед-историк и этнограф Н. В. Кюнер, японисты Е. Г. Спальвин и В. М. Мендрин, кореист Г. В. Подставин и другие. Г. Ц. Цыбиков, находясь в кругу этих лучших представителей русской востоковедной науки, в 1902–1917 гг. написал свои наиболее известные труды в области тибетологии, буддологии и монголистики.

Во время работы в Восточном институте сначала лектором монгольского языка (с 1902 г.), а с 1906 г. – профессором монгольской словесности Г. Ц. Цыбиков разработал программу преподавания предмета, составил и напечатал литографическим способом монгольские тексты, образцы деловых бумаг, написал учебник.[5]

Вышеупомянутый учебник, скромно названный Г. Ц. Цыбиковым «Пособием для практического изучения монгольского языка», выдержал с 1907 г. три издания. Было подготовлено четвертое его издание, которое осталось в рукописи. Большой спрос на это пособие свидетельствовал об удаче автора. Г. Ц. Цыбиков при написании своей работы умело использовал труды таких известных монголистов, как О. М. Ковалевский, А. А. Бобровников, М.-А. Кастрен, А. М. Позднеев, Г.-И. Рамстедт, А. Д. Руднев и другие. Но он не ограничился этим, а в ряде случаев дал свои собственные наблюдения и выводы по истории и строю монгольских языков. В результате учебник Г. Ц. Цыбикова по сути дела представляет собой краткую сравнительную грамматику монгольского письменного и разговорного языков, составленную в виде тщательно разработанного учебного пособия.

«Пособием для практического изучения монгольского языка» Г. Ц. Цыбикова положено начало исследовательской деятельности автора в области истории и грамматики монгольских языков, а также его педагогической деятельности по преподаванию письменного монгольского языка в вузах Владивостока, Иркутска и Верхнеудинска (Улан-Удэ). Вместе с тем это пособие занимает важное место в значительном лингвистическом наследии Г. Ц. Цыбикова, и академик Б. Я. Владимирцов с полным основанием ставил его в один ряд с грамматическими трудами выдающихся отечественных монголистов И. Я. Шмидта, О. М. Ковалевского, А. А. Бобровникова, В. Л. Котвича и А. Д. Руднева.

Дальнейшая работа Г. Ц. Цыбикова во время революции, гражданской войны и в первые годы организации бурятской автономии протекала в Забайкалье. Г. Ц. Цыбиков по своему призванию был ученым, не политическим деятелем. Тем не менее он в годы революционной ломки в нашей стране не мог не быть втянутым в той или иной мере в общественные события своего времени.

Еще в период первой русской буржуазно-демократической революции 1905–1907 гг. Г. Ц. Цыбиков становится одним из видных деятелей «партии прогрессивных бурят», которые выступали за демократические преобразования Бурятии, за ликвидацию полуфеодальных отношений и сословных привилегий нойонов. В общественно-политической и литературной газете «Даль», которая выходила в Чите в 1906 г., Г. Ц. Цыбиков, будучи профессором Восточного института во Владивостоке, опубликовал три статьи под общим названием «По бурятскому вопросу» и статью «Бурятский вопрос». В них он придерживался идей дружбы с русским народом, идей «объединения общественных деятелей всей области» в борьбе за «общую совместную созидательную работу в учреждениях местного земского самоуправления».

В соответствии с решениями съезда бурят Забайкальской области (апрель 1905 г.) Г. Ц. Цыбиков отстаивал позицию ликвидации как волостных правлений, так и старых степных дум, что противоречило колониальной политике царизма и позиции верхушки бурятского нойонатства. При исторической характеристике старых степных дум у бурят Г. Ц. Цыбиков занимал объективную, научную позицию. Такую же позицию он занимал и в оценке классовой сущности политики бурятской аристократии в лице нойонов, интересы которых, по его словам, «не всегда сходятся с потребностями и пожеланиями простолюдинов». Далее по этому вопросу Г. Ц. Цыбиков писал: «Знаю, что многие из них [нойонов] обеспечивали себя материально не только на время службы, но также на всю жизнь: многие из них оставляли значительные наследства, добытые от народа».

Публицистические статьи Г. Ц. Цыбикова, напечатанные в газете «Даль» в 1906 г., свидетельствуют, что уже в период первой русской революции у него сформировались прогрессивные для того времени взгляды, которые позволяли ему видеть будущее бурятского народа. В заключении статьи «По бурятскому вопросу» Г. Ц. Цыбиков с подлинно публицистической страстью писал, что «жизнь идет вперед так неизменно и быстро, что буряты не опередили ее благодаря уставу 1822 г., а, напротив, далеко отстали от современных форм общественной жизни, вследствие чего им нужно делать не шаг назад или топтаться на месте, а идти ускоренно вперед и вперед, вырабатывая новые и новые способы успешного прогресса и племенного самосохранения».

Вот почему после победы Февральской революции 1917 г. и свержения царизма Г. Ц. Цыбиков 15 сентября обращается к конференции Восточного института со следующим заявлением: «Вследствие приглашения меня моими сородичами, забайкальскими бурятами, послужить делу национализации школы, что будет сделано в Российской республике для всех инородцев, в том числе и для бурят, а также принимая во внимание все создавшееся в России политическое положение, я желаю посвятить свои силы делу народного просвещения у сородичей. Поэтому прошу конференцию Восточного института освободить меня от и. д. профессора».

Г. Ц. Цыбиков осенью 1917 г. вернулся в Забайкалье и активно включился в общественную жизнь бурятского народа. Началась новая веха в жизни и деятельности ученого.

После свержения царизма в феврале 1917 г. и во время существования Дальневосточной республики (ДВР) верхушка бурятского общества Забайкалья и бурятские буржуазные националисты попытались было использовать авторитет Г. Ц. Цыбикова в своих интересах. Г. Ц. Цыбиков в период Временного правительства избирался тайшой Агинского аймачного земства, а в годы ДВР неоднократно включался в члены так называемых национальных организаций, начиная от разных комитетов и кончая известной Бурнардумой.

Несмотря, казалось бы, на свою политическую неподготовленность и неопытность Г. Ц. Цыбиков как-то умел находить правильный выход из того положения, в котором он оказывался не по своей воле. Известно, что он отказался от должности тайши Агинского аймака, не хотел быть в составе Бурнардумы, бойкотировал мероприятия семеновщины[6], отрицательно относился к затеям панмонголистов.

В то же время Г. Ц. Цыбиков с охотой шел на развертывание просветительской работы среди бурятского населения. Так, на аймачном съезде агинских бурят в апреле 1917 г. он под аплодисменты присутствующих заявил, что в меру своих сил будет служить делу развития культуры бурят на их родном языке. В том же году на съездах бурят Забайкальской области и Иркутской губернии, происходивших в Чите и Верхнеудинске, Г. Ц. Цыбиков выступал с докладами о необходимости распространения школьного образования среди бурят.

После этих съездов Г. Ц. Цыбиков с присущим ему упорством стремился выполнять принятые на них решения об организации учительских курсов, составлении учебных пособий для национальных бурятских школ и т. д. В этих целях Цыбиков в 1917–1922 гг. работал в Чите в Совете по делам школ, преподавал в Чите и Аге на учительских курсах. Вполне понятно, что в буферной республике Дальнего Востока, куда входило Забайкалье и где шла гражданская война, усилия одиночек, подобно Цыбикову горевших желанием просветить родной народ, не могли принести сколько-нибудь заметных результатов.

И только установление Советской власти в Забайкалье и на Дальнем Востоке, в особенности окончание гражданской войны, прекращение иностранной интервенции и первые шаги по претворению в жизнь ленинской национальной политики партии большевиков создали подлинно благоприятную обстановку для развития просвещения, бурного роста культуры и народного хозяйства национальных окраин бывшей Российской империи. Вот почему сразу же с образованием Бурятской автономной социалистической республики открывается широкое поприще и для деятельности горстки интеллигентов, вышедших из числа бурят и честно искавших пути служения своему народу.

Знаменательно, что Г. Ц. Цыбиков в 1922 г. был одним из создателей Бурятского ученого комитета, сыгравшего видную роль в работе по культурно-национальному возрождению бурят. Работая в Верхнеудинске в 1923–1928 гг. и Иркутске в 1928–1930 гг., он активно участвовал в культурно-национальном строительстве советской Бурятии.

Поскольку просвещение бурятского народа ставилось на национальную основу впервые, кадрам, участвовавшим в нем, приходилось почти все начинать с азов. Г. Ц. Цыбиков брался за составление букваря для детей, выпущенного Буручкомом в 1925 г., и букваря-учебника для знакомых с русской грамотой, выдержавшего в 1927 и 1929 гг. три издания, а также переводил для массовых читателей статьи и речи В. И. Ленина о крестьянстве (переводы были опубликованы Буручкомом в 1928 г.).

В научном отношении представляет интерес «Грамматика бурят-монгольского письменного языка» (Бурияд монгол-ун ном бичиг-ун хэлэн-у дурим) Г. Ц. Цыбикова, изданная Буручкомом в 1924 г. В этой работе он выступил не только как один из зачинателей учебной литературы у бурят, но и как новатор, который впервые составил монгольскую учебную грамматику, умело сочетая традиции монгольских и европейских грамматик при учете действительного употребления того или иного языкового факта в речи и определении основных грамматических категорий монгольских языков.

Сам Г. Ц. Цыбиков в 1928 г. писал, что «научной грамматики, соответствующей грамматикам, составляемым европейскими учеными, у монголов[7] нет и не было» и что «существуют буквари и зачатки грамматических правил, но подробного рассмотрения законов языка нет. Причину этого нужно искать в общей культурной отсталости монголов». Здесь вполне уместно заметить, что Г. Ц. Цыбиков по своей скромности умалчивает, что его «Грамматика бурят-монгольского письменного языка» и была фактически первым, весьма успешным опытом составления современных научных грамматик монгольских языков, не говоря уже о том, что эта книга заложила фундамент для всех последующих учебников по бурятскому языку.

Учебники Г. Ц. Цыбикова пользовались успехом в период культурной революции прежде всего потому, что трактовка основных вопросов фонетики, морфологии и синтаксиса монгольских языков была сделана на уровне современного монгольского языкознания, а сам автор «обладал вполне законченной, целостной системой взглядов относительно строя старомонгольского и живых монгольских языков».

В своих языковедческих работах Г. Ц. Цыбиков продуманно и последовательно применял кириллицу для передачи звуков монгольской речи (то же самое он делал и в трудах по тибетскому языку). По этому поводу Э. Р. Рыгдылон писал: «…Г. Ц. Цыбиков довольно резко критикует принятый уже новый (латинский) алфавит, но он и здесь деликатно отходит от прямой постановки вопроса о преимуществе русской графики перед латинской, хотя все положения, выдвинутые самим Г. Ц. Цыбиковым, вплотную подводят читателя к единственно правильному выводу – к принятию русской графической базы для письма и живых говоров самих бурят с характерными для них фонемами в качестве литературного языка, как это имеет место в настоящее время». Общепризнано, что Г. Ц. Цыбиков в своих языковедческих работах 1920-х гг. предвосхитил современные алфавиты в бурятском и монгольском языках на кириллице.

Академик Б. Я. Владимирцов высоко оценивал работы Г. Ц. Цыбикова по монгольским языкам, особенно мысли по истории монгольского письменного языка, его взаимодействию с другими языками народов Центральной Азии – уйгуров и тибетцев.

Г. Ц. Цыбиков, не ограничиваясь составлением учебников, сам занимался преподаванием литературного языка в Бурятском педагогическом техникуме и на различных краткосрочных курсах по подготовке столь нужных тогда национальных кадров специалистов, которые становились в свою очередь преподавателями сельских бурятских школ и пунктов по ликвидации неграмотности, работниками аймачных, хошунных и сомонных советских учреждений.

Будучи одним из ведущих научных сотрудников Буручкома и Научного общества им. Доржи Банзарова, Г. Ц. Цыбиков принимал деятельное участие и в других областях языкового строительства в Бурятской АССР. Так, например, на широко известном культурно-национальном совещании 1926 г. он сделал доклад о письменном монгольском языке, являвшемся тогда литературным языком и для бурят. Этот доклад спустя два года был опубликован в виде отдельной брошюры под названием «Монгольская письменность как орудие национальной культуры».

На фоне истории возникновения и распространения письма у народов вообще и у монголов в частности Г. Ц. Цыбиков в своей брошюре рассматривал вопросы разработки орфографии и терминологии. При этом он высказался за реформирование, но сохранение старомонгольской письменности у бурят, мотивируя это тем, что на основе этой письменности монголоязычными народами создана большая литература. Вслед за этим он выдвинул предложение о переводе новых терминов в национализированной форме.

Обсуждение проблемы письменности на первом культурно-национальном совещании Бурятской республики показало, что большинство представителей бурятской интеллигенции середины 1920-х гг. ратовали так же, как и Г. Ц. Цыбиков, за сохранение старомонгольской письменности и не были подготовлены к восприятию идеи латинизации письменности.

Однако дальнейший ход культурно-национального и языкового строительства в Бурятии со всей очевидностью показал, что старомонгольская письменность, непригодная для передачи фонетического состава и грамматических форм разговорного бурятского языка, не могла служить орудием массового распространения просвещения и широкого поднятия культуры бурятского народа.

За свою защиту старомонгольской письменности Г. Ц. Цыбиков неоднократно и, надо заметить, справедливо подвергался критике. У него хватило научного и гражданского мужества признать свою ошибку, что он и сделал в одной из своих работ.

Мы приведем здесь выдержку из неопубликованного ответа Г. Ц. Цыбикова от 7 марта 1930 г. на статью Ш. Ибрагимова, в котором он пишет: «Товарищ Ибрагимов обвиняет товарища Цыбикова в том, что он придает большое значение литературному языку, как культурному объединению монгольских племен. Это обвинение считаю более или менее правильным, потому что я слишком переоценивал литературный монгольский язык и его письменность как единственное орудие усвоения массой культуры в данный переходный момент. Революционные сдвиги на Востоке заставили меня отказаться от этого взгляда, что я сделал уже в печати. Но не могу признать утверждения, что я имел в виду какую-то панмонголистическую идею в политическом смысле. Мое исконное отрицательное отношение к панмонголизму видно из всех моих поступков во время такого движения, если считать таковым жалкую попытку основать панмонгольскую государственность во время кратковременного появления на забайкальском горизонте какого-то незначительного авантюриста Ничитойна».

Заслуживает внимания и заявление профессора Г. Ц. Цыбикова, сделанное им 26 февраля 1930 г. на совещании в Бурятском научно-исследовательском институте культуры, обсуждавшем вопрос о латинизации письменности бурят: «Товарищ докладчик несколько раз упоминал мое имя, говоря, что я был противником латинизации бурят-монгольского алфавита. В данное время я отошел от старых своих взглядов. Мне кажется, что не нужно этому удивляться: ведь мы живем в такую эпоху, когда все изменяется, рушатся старые устои жизни и создаются новые, и поэтому изменения в моих взглядах по отношению к реформе алфавита вполне объяснимое явление». Г. Ц. Цыбиков, честно признав свою ошибку, на этом же совещании активно участвовал в обсуждении вопросов по выработке латинизированного алфавита и основ правописания на нем.

В 1924–1928 гг. Г. Ц. Цыбиков занимал пост ученого секретаря Бурятского ученого комитета им. Доржи Банзарова, и на этот сравнительно короткий период падает самая активная пора его плодотворной научной и общественной деятельности, главным образом непосредственное творческое участие в языковом и культурном строительстве в Бурятии. Сотрудничая в Буручкоме, Г. Ц. Цыбиков принимал активное участие в работе терминологической комиссии, созданной в ноябре 1926 г. с целью выработки общественно-политической и научной терминологии для нового бурятского литературного языка. В первую очередь терминологическая комиссия должна была закончить работу по выработке общеупотребительной общественно-политической терминологии и учебно-научных терминов в объеме программы основных предметов единой трудовой школы.

В тот период вопросы языкового строительства в Бурятии приобрели в известной мере международный характер, поскольку в соседней братской Монголии благодаря победе народной революции происходила ломка старой феодально-клерикальной культуры и создавалась новая культура. Примечательно, что в Буручкоме находился постоянный представитель Монгольского ученого комитета С. Буян-Нэмэху. 16 ноября 1926 г. президиум Буручкома принял постановление о необходимости командировать в Монголию члена Буручкома для согласования вопросов терминологии и орфографии с Монгольским ученым комитетом. Г. Ц. Цыбиков вылетел в Улан-Батор.

Среди членов Буручкома Г. Ц. Цыбиков был наиболее опытным и подготовленным ученым для ответственной заграничной командировки. В Улан-Баторе Г. Ц. Цыбиков находился с 22 апреля по 1 июня 1927 г. Со дня вылета из Верхнеудинска и до дня возвращения домой он вел дневник, который до 1958 г. хранился у его вдовы Лхамы Норбоевой в Урдо-Аге и был передан ею в Рукописный отдел БИОН СО АН СССР. На титульном листе имеется заголовок, написанный автором: «Дневник по поездке в Ургу (20.IV.—9.VI.1927 г.) командированного в Улан-Батор-хото ученого секретаря Буручкома Гомбожаба Цэбековича Цыбикова»[8].

Г. Ц. Цыбиков успешно выполнил задание Буручкома, согласовав с монгольскими учеными около двух тысяч общественно-политических терминов, и ряд других поручений по установлению научных и культурных связей между Бурятской АССР и Монгольской Народной Республикой. По окончании его работы 27 мая 1927 г. в Улан-Баторе состоялось совещание представителей Минпроса и Учкома МНР и Учкома Бурреспублики. На этом совещании Г. Ц. Цыбиков сделал доклад по вопросам орфографии, терминологии и культурно-национального строительства. Постановление данного совещания примечательно тем, что оно показывает, как монгольские и бурятские ученые сообща и по-деловому обсуждали вопросы культурного строительства в МНР и Бурятской АССР.

Во время двухмесячной командировки в Улан-Батор Г. Ц. Цыбиков укрепил и расширил тесные контакты Бурятского и Монгольского ученых комитетов в области языкового строительства и внес заметный вклад в расширение советско-монгольских научных и культурных взаимоотношений.

Монгольский дневник Г. Ц. Цыбикова о поездке в Улан-Батор в 1927 г. содержит интересные записи ученого о политическом положении в МНР в начальный период народной революции, о первых шагах развития новой культуры и науки, о деятельности монгольских ученых и Монучкома, о дружественных взаимоотношениях между СССР и МНР в области науки и культуры. Опытнейший путешественник, Г. Ц. Цыбиков в своих дневниковых записях зорко подмечал положительные изменения в социальной и культурной жизни монгольского народа и вместе с тем видел, как много предстоит сделать народной власти, чтобы преодолеть вековую экономическую и культурную отсталость Монголии, построить новое социалистическое общество.

Г. Ц. Цыбиков был монголоведом широкого профиля, занимавшимся вопросами как монгольского языкознания, так и монгольской истории и особенно этнографии. В числе его работ, выпущенных в свет, значится небольшой, но очень содержательный исторический очерк «Забайкальское бурятское казачье войско». Этот очерк представляет определенный интерес, поскольку о бурятском казачестве в 1920-х гг. почти ничего не было известно; мало исследована тема и сейчас.

Судя по дошедшему до нас рукописному наследию профессора Г. Ц. Цыбикова, им была написана популярная краткая история монголов под названием «Очерк Монголии». Изложенная примерно на 140 рукописных страницах общей тетради обычного формата, она, надо полагать, является лекционным курсом, подготовленным и читанным в свое время автором.

По объему невелики, но в научном отношении ценны работы Г. Ц. Цыбикова по этнографии бурят и монголов. Таковы статьи «Культ огня у восточных бурят-монголов» и «Цагалган», оставшийся в рукописи доклад «Шаманизм у бурят-монголов» на 19 машинописных страницах, сделанный автором в 1928 г.

Нам представляется, что этимология бурятского слова удаган//одигон – «шаманка», предложенная Г. Ц. Цыбиковым в его статье «Культ огня…» и возведенная им к тюркскому имени ут//от, означающему «огонь», имеет глубокий и многообещающий смысл.

Весьма интересно мнение Г. Ц. Цыбикова о том, что в старину монголы праздновали свой Новый год – цагалган – осенью, потому и принято до сих пор прибавлять возраст скоту в осеннее время, тогда как сами люди стали получать возраст весною, что связано с проникновением буддизма и китайско-тибетского летосчисления к монголам.

С 1928 по 1930 гг. Г. Ц. Цыбиков работал профессором Иркутского государственного университета. Главной его заслугой в этот период было активное участие в проведении большой организационной и научно-методической работы по разработке и совершенствованию учебного плана, подготовке учебных, методических пособий и программ специальных учебных дисциплин бурят-монгольского отделения, открытого в Иркутском университете в 1926 г. по ходатайству Бурят-Монгольского обкома партии и совнаркома БМАССР. При Г. Ц. Цыбикове были осуществлены мероприятия по улучшению структуры бурятского отделения, в частности образованы два профиля специализации: литературно-лингвистической и обществоведческой.

Под руководством Г. Ц. Цыбикова в ИРГУ началась подготовка научных и педагогических кадров для Бурятской АССР. В этот период из числа выпускников бурят-монгольского отделения университета были выдвинуты в аспирантуру А. Н. Боржонова, И. Д. Ханташкеев, Т. А. Бертагаев, П. Т. Хаптаев, Г. П. Занданов, П. И. Малахинов, А. П. Панчуков и другие, ставшие впоследствии крупными советскими учеными.

При активном участии Г. Ц. Цыбикова была организована бурятская секция Восточно-Сибирского отдела Географического общества СССР (далее – ВСОРГО), которая издавала известный «Бурятоведческий сборник». Будучи ее председателем, Г. Ц. Цыбиков выступал с докладами и сообщениями на различные темы, ставил перед студентами определенные задачи по исследованию Бурятии, помогал в организации изучения территории Бурятии.

Еще в 1925 г. Г. Ц. Цыбиков выступил на первом Восточно-Сибирском краеведческом съезде, созванном по инициативе ВСОРГО, с докладом «Основные проблемы национально-культурного строительства Бурятии», а в марте 1929 г. на расширенном заседании бурятской секции ВСОРГО и Иркутского бурятского землячества сделал доклад на тему «О методах антирелигиозной работы бурятского безбожника в борьбе против ламаизма и шаманства». В том же году он публикует статью «О новом бурят-монгольском алфавите». Простой перечень этих работ Г. Ц. Цыбикова, относящихся к иркутскому периоду деятельности ученого, свидетельствует о том, что он в последние годы жизни был в центре бурной общественной, культурной и научной жизни бурятского народа.

При этом характерно, что в своей деятельности Г. Ц. Цыбиков опирался на студенческую молодежь. В статье «О новом бурят-монгольском алфавите» он писал, что предстоит большая работа по внедрению нового алфавита в жизнь, что такую работу уже начали проводить студенты бурят-монгольского отделения Иркутского университета. «Алфавит, – продолжал он, – только основа, теперь предстоит еще большая работа по созданию нового литературного языка вместе с грамматикой, лексикой и стилистикой».

Скончался Г. Ц. Цыбиков на родине, в Урдо-Аге, 20 сентября 1930 г.

В 1973 г., по случаю столетия со дня его рождения, в селе Агинском, на родине ученого, был воздвигнут мраморный памятник.

Гомбожаб Цэбекович Цыбиков принадлежит к тому поколению советских востоковедов, научные интересы которых сформировались до революции и чьи труды получили признание в отечественной и зарубежной ориенталистике. Судьба Г. Ц. Цыбикова как ученого примечательна тем, что он, представитель угнетенного бурятского народа, благодаря выдающимся личным способностям и покровительству передовых русских ученых получил блестящее востоковедное образование, а затем своими талантливыми научными трудами занял почетное место в ряду самых знаменитых исследователей стран и народов Центральной Азии.

Главный труд Г. Ц. Цыбикова «Буддист-паломник у святынь Тибета», изданный в Петрограде в 1919 г., и сегодня сохраняет свое большое научное значение. В 1975 г. он был переиздан в Польше.

По решению Президиума АН СССР Бурятский институт общественных наук Бурятского филиала СО АН СССР подготовил под редакцией академика А. П. Окладникова и доктора филологических наук Ц. Б. Цыдендамбаева настоящее издание избранных трудов профессора Г. Ц. Цыбикова по тибетологии, монголоведению и бурятоведению. Как справедливо замечают А. П. Окладников и В. Е. Ларичев, «добрые старые традиции русской науки остаются неизменными» и издание избранных трудов профессора Г. Ц. Цыбикова явится «выразительным показателем неиссякаемого интереса в нашей стране к самым различным проблемам истории и культуры народов Центральной Азии и Тибета».

Со времени путешествия Г. Ц. Цыбикова в Центральный Тибет отечественная и зарубежная тибетология продвинулась далеко вперед как в отношении накопления материалов, так и в области научных исследований. Достаточно назвать путешествие Н. К. и Ю. Н. Рерихов по Центральной Азии, специальные работы Р. Кашевски по биографии Цзонхавы и А. Феррари по переводу с тибетского известного «Путеводителя Чен-цзэ к святым местам Центрального Тибета». В советской тибетологии проведены исследования по социально-экономической, политической и культурной истории Тибета, которые позволяют по-новому осветить основные ее этапы.

БУДДИСТ-ПАЛОМНИК У СВЯТЫНЬ ТИБЕТА

По дневникам, веденным в 1899–1902 гг.