Причина успеха Филдинг Хелен
– Если мы говорим об одной и той же статье, там была всего одна фотография, и она сделана не в Намбуле. Мне кажется, снимок из Мозамбика, хотя кто знает.
– Разве Намбула не в Мозамбике? – спросила Надя.
– Нет. Нет. Намбула – отдельное государство на севере. Две тысячи миль к северу от Мозамбика.
– Значит, на фотографии не намбульские дети?
– Надя, не расстраивайся.
– Как я могу не расстраиваться, Майки? Не расстраивайся! Тебе легко говорить. Знаешь, как это для меня важно? Напечатали фотографию каких-то мозамбикцев под видом намбульских детей. Поэтому я и должна поехать в Намбулу.
– Вы родились в Намбуле? – спросила я.
– Это я Майки сказала. Нет, я не из Намбулы. Знаете, почему я хочу поехать в Намбулу?
– Но ваши родители из Намбулы?
– Майки, говорю я, моя мать англичанка, мой отец англичанин, – с сильным южным акцентом сказала Надя, – так с какой стати я вдруг родом из Намбулы?
– Твой отец из Намбулы, детка. Его отец жил в Намбуле.
– Значит, ваш дедушка из Намбулы?
– Да, ее дедушка из Намбулы. Надя ощущает особую связь с народом Намбулы.
– Но мы пытаемся помочь народу Кефти.
– А? Майки, ничего не понимаю.
Через полчаса Надя наконец разобралась в этнических различиях между Намбулой и Кефти.
– Мне очень скучно, понимаешь? – говорила она. – Я хочу изменить свою жизнь. Знаешь, как это для меня важно? Мне кажется, если я поеду в Намбулу и мы сделаем фотографии, моя жизнь станет лучше.
– Чем конкретно ты хочешь заняться в Намбуле? – раздался знакомый голос. За моей спиной стоял Оливер с ухмылкой на лице. Какого черта он тут делает?
– Хей! Оливер Марчант. Сэр. Большой босс. Сейчас принесу вам выпить, сэр. – Майки вскочил с кресла. – Оливер Марчант, это Надя Симпсон.
– Очень приятно. Давай, давай, говори дальше, – Оливер пододвинул кресло и сделал знак официанту. Большой скотч, пожалуйста, Ханнес. Вы что-нибудь будете? Продолжай, Надя.
– Надя хочет, чтобы люди узнали, что происходит.
– А что происходит?
– Ее народ страдает, – сказал Майк.
– Почему? – спросил Оливер. – Послушайте, это очень важно. Это серьезная политическая проблема.
– Что? – Надя вдруг занервничала. – Я не хочу ввязываться в политику. Я в политике ничего не понимаю.
– Надя в политике ничего не понимает.
– Я не интересуюсь политикой. Но знаете, мне кажется, нужно действовать, не просто смотреть и возмущаться.
– Действовать, непросто проливать слезы, – подтвердил Майки.
– Понятное дело, она хочет проливать слезы перед камерой, – со смехом произнес Оливер. – Что ж, очень мило, но, боюсь, наша программа совсем не об этом.
Надя обиделась и вдруг стала похожа на маленькую девочку.
– Здорово, что выхотите помочь, – торопливо произнесла я.
– Подождите минутку. Ничего не понимаю, – сказал Майки. – Ничего непонимаю. Надя Симпсон готова пожертвовать своим драгоценным временем и поехать в Намбулу ради вас, не требуя гонорара, только оплата дорожных расходов, и вы говорите “Спасибо большое, мы вам перезвоним”? – Вот именно, – Оливер откинулся в кресле, потягивая скотч. – Многие знаменитости хотят принять участие в проекте, У нас очень строгий отбор. Если человек собиратмся выступить перед миллионами зрителей в телетрансляции из лагеря беженцев, он должен быть хорошо информирован и говорить ответственные вещи.
– Пошли, Надя. – Майки встал.
– Но Надя хочет участвовать, – вмешалась я. – Пошли, детка. Я не позволю, чтобы он так с тобой разговаривал.
– Хей, подожди, Майки, я хочу поговорить с девушкой. О'кей, Майки? Я хочу поговорить с этой девушкой.
Она поправила овечьи хвостики.
– Люди ко всему относятся негативно, понимаешь? Я хочу сделать доброе дело, а они воспринимают это негативно. Я не понимаю, зачем они так делают, я же пытаюсь помочь. Им нравится все критиковать.
– Нет, им нравится говорить правду, – сказал Оливер.
– Пошли, Надя. Мы зря тратим время. Пошли отсюда.
Майки помог ей встать и толкал к выходу.
– Но ты же сам сказал – езжай в Намбулу.
– Мы и едем в Намбулу, детка. Мы уже одной ногой в Намбуле.
Он открыл дверь и вытолкал ее наружу.
– Завтра весь мир узнает, что ты собралась в долбаную Намбулу.
– Зачем ты с ней так грубо? – спросила я, когда они ушли.
– Ничего не грубо. Я помог предотвратить катастрофу. Подумай, Рози. У тебя дел по горло. Зачем тратить время с этими идиотами?
– Мог хотя бы поблагодарить ее.
– За что? За что мне ее благодарить? Что она может нам предложить? Вот что я тебе скажу. Бизнес – это двусторонний обмен. Если бы благотворительные организации набрались ума и задали пару лишних вопросов, вместо того чтобы распускать слюни перед звездами, у них было бы куда меньше неприятностей.
– Ты совсем забил бедную девочку.
– Ладно, милая, расслабься. Выпей еще. Я тут набросал сценарий для Африки. Взгляни-ка.
Он написал сценарий за два часа. Блестящий сценарий. Я расслабилась.
Мне было нелегко с Оливером. Я знала все о его недостатках и не доверяла ему. Но Оливер был моим покровителем, и он был более талантлив, чем я. Его обаянию было трудно сопротивляться. В течение последующих нескольких дней, что мы провели в Лондоне, он организовал пресс-конференцию, встретился со спонсорами, подготовил партию продовольствия, договорился об эфире, написал сценарий. Когда у меня возникали трудности, он всегда поддерживал меня. Глядя, как под его умелым руководством мой проект претворяется в жизнь, я чувствовала, что Сафила скоро будет в безопасности, но вот я, похоже, окончательно потеряю почву под ногами.
Глава 23
Мы целовались у Оливера в квартире. Жадно, страстно целовались. Его рука была у меня под рубашкой. Это случилось вечером после пресс-конференции. Мы целый день провисели на телефоне, разговаривая со спонсорами, актерами, постановщиками, операторами, журналистами. И сейчас мне ничего больше не хотелось, кроме как забыться в чувственном экстазе с Оливером. Он скользнул рукой по моей спине, одним ловким щелчком расстегнул лифчик, а другой рукой снял рубашку.
– Это неправильно, – произнесла я с закрытыми глазами, прерывисто дыша.
– А по-моему, правильно, – прошептал он, уткнувшись мне в шею.
Я вырвалась.
– Что с тобой? – сказал он, взяв меня за руку. Я отодвинулась от него подальше.
– Сам знаешь, что со мной.
Я сидела и терла лоб. Он налил себе выпить. Я поправила одежду, застегнулась и попыталась понять, как оказалась в такой ситуации. Он опять попросил меня поужинать с ним. Мы так хорошо ладили, в последнее время он вел себя очень спокойно и так много сделал для проекта, что отказаться было бы просто невежливо и эгоистично.
Перед ужином он захотел пойти в кино – по его словам, чтобы расслабиться и забыть о работе хоть ненадолго. Единственный фильм, на который мы успели, оказался зрелищной эпопеей о вьетнамской войне. Сначала я думала, что все будет нормально, но как только раздалась первая пулеметная очередь и живот солдата в форме цвета хаки окрасился в красный цвет, свежие шрамы дали о себе знать.
Я встала, извиняясь, прошла через весь ряд, выбежала из зала, спустилась по лестнице и вышла на улицу. На тротуаре играли дети. Я прислонилась к стене, пытаясь утихомирить внутренних демонов. Оливер искал меня по всему кинотеатру. Я не собиралась рассказывать ему о взорвавшейся мине. Чудовищное происшествие превратилось бы в анекдот. События, которые, как сказала бы Надя Симпсон, были важны для меня и причиняли боль, другим показались бы всего лишь развлечением. Прекрасный, но слишком уж дешевый способ повысить свою популярность.
Но в конце концов я все-таки ему рассказала. Он проявил понимание. И, поскольку я была слишком расстроена, чтобы идти в ресторан, он отвел меня к себе домой и заказал пиццу. И тут, я думаю, мы оба вспомнили ту старую шутку про пиццу, и что-то во мне всколыхнулось. Когда мы вошли в квартиру и закрыли дверь, он бросил пальто на пол и крепко обнял меня. И я, потрясенная, измученная одиночеством и разгоряченная его близостью, тем, что он был мне так нужен, химической реакцией, которая пошла снова, даже не сопротивлялась.
Оливер вернулся с двумя стаканами и зажег сигарету. Он был в бешенстве.
– Ты понимаешь, что я не могу сделать это?
– Понимаю. Мы не должны этого делать.
– Я не имею в виду это. Я имею в виду “Звездный десант”.
Мне показалось, будто мои внутренности резко встряхнули, как в миксере.
– Что ты такое говоришь? – сказала я. – Как ты можешь сейчас отказаться?
– Проект уже в действии. Пусть им займется Вернон.
– Но ты сам знаешь, Вернон безнадежен. У нас все и так на соплях держится. Если тебя не будет, все развалится. Мы зависим от актеров. Они знают, что он превратит программу в посмешище.
– Он все равно захочет командовать, буду я там или нет. Он едет в Африку. Ты сама сказала, что мне с ним не справиться.
– Почему ты говоришь, что не можешь заниматься этим?
– Если участвует Вернон – а он участвует, – ноги моей там не будет. К тому же у меня нет времени.
– Но ты проведешь телемост из Лондона? – Я старалась сдержать дрожь в голосе.
– Нет.
– Почему? Почему ты решил это именно сейчас?
– Как я тебе уже говорил, у меня нет времени. На минутку я задумалась.
– Если бы я тебе только что не отказала, – осторожно сказала я, – ты бы нашел время?
Его лицо почернело.
– Ты ничего не соображаешь, да? Ничего! Возвращаешься, задрав нос, забиваешь всем мозги своими голодающими и этим идиотским проектом. Я думал, ты вернулась ради меня. Ты играешь в игры, чтобы добиться своего. Я люблю тебя. Я не могу работать с тобой. Не могу ехать с тобой в Африку и притворяться, что мы всего лишь коллеги по работе.
Он лжет. Я не дала ему ни малейшего повода. Ни разу даже не намекнула. Он не любит меня. Он просто хочет убедиться, что я примчусь, стоит ему только захотеть.
– Как же Вики?
– Бр-р-р, Вики! С ней все кончено.
– А если я соглашусь переспать с тобой? Неужели он опустится до такого? Нет, на это даже он не способен.
– Тогда все будет намного проще. Оказалось, способен.
Он в ярости бросился на кухню. Часы показывали одиннадцать. Я понимала, что без Оливера программы не получится. По стеклу струились капли дождя. В лагере уже темно, только в больнице и спасательном центре горит свет. До эфира осталось двенадцать дней. Еды им хватит на десять. Новые беженцы прибудут со дня на день. Наверное, они уже идут через пустыню по направлению к Сафиле, спускаясь с гор и пересекая границу. Пять, может, десять тысяч, и все умрут от голода. Мне пришло в голову, что моя личная жизнь не имеет никакого значения. Так же, как и личная жизнь Оливера, и Вики Спанки. Может, мне нужно просто сделать это.
Дважды прозвенел звонок, и включился автоответчик. Голос Вики Спанки эхом отдавался от деревянных полов.
– Олли, это Вики. Я знаю, где ты. Ты не с Джулианом. Ты с Рози, да? Или с Кирсти. – Послышался трудноопределимый звук, похожий на всхлипывание. – Позвони, когда придешь. Пожалуйста.
Оливер показался в дверях кухни и бросился к телефону, выключая автоответчик.
– Привет, я дома. О чем ты говоришь?
Он пошел с телефонной трубкой в ванную, таща за собой длинный провод, и захлопнул дверь.
По непонятной причине голос Вики послышался снова.
– Олли, позвони мне, когда вернешься.
Я медленно подошла к автоответчику. Вместо того чтобы выключить, Оливер нажал кнопку “Прослушать сообщения”. Только я хотела выключить, началось другое сообщение.
– Привет. Это Кирсти. Просто звоню... хммм... ты обещал перезвонить после того, как... хмм... и... – Раздался сигнал.
– Олли, где же ты? – Опять Вики. – Ты сказал, что мы... я звонила Джулиану, и он сказал, что вы сегодня не встречаетесь. Почему ты со мной так поступаешь? Я чувствую себя полной идиоткой. Ты издеваешься надо мной. Ты меня используешь. Что будем делать на выходные? Я этого больше не вынесу.
Я понимала Вики, как никто другой.
– Оливер, это мама. Пожалуйста, позвони мне, дорогой. Я все время оставляю тебе сообщения, а ты уже два месяца не звонишь.
Раздался сигнал – очевидно, кто-то повесил трубку, – потом опять сигнал и другой женский голос.
– Привет, извращенец. Звоню сказать, что кризис предотвращен. Жирный Хряк все проглотил. В понедельник работаю допоздна, о'кей? Надеюсь, уделишь мне минутку. Не звони мне домой. Сама позвоню завтра. Целую взасос, сам знаешь куда.
Я оставила автоответчик включенным, взяла пальто и ушла.
Он догнал меня у автобусной остановки на Кингс-роуд.
– В машину, – скомандовал он.
– Я жду автобус.
– Я отвезу тебя домой.
– Нет, спасибо.
– Слушай, извини. Давай я хотя бы отвезу тебя.
Шел проливной дождь. Я села в машину. Мы ехали на север в напряженном молчании. На полпути через Гайд-парк он резко развернулся у Серпентайна и выключил зажигание. По берегу озера прогуливалась семейная пара – японцы. Он обнимал ее за плечи. Две утки целенаправленно рассекали темную воду.
У Оливера был расстроенный, понурый вид.
– Я очень несчастлив, – сказал он.
Он прекрасно знал, что многие женщины, увидев несчастного мужчину, начинают испытывать острое желание залечить его раны. Но я не за тем вернулась в Англию, чтобы играть с Оливером в его идиотские игры.
Он со страдальческим видом потер лоб рукой.
– Ненавижу себя.
Поразительно, на что он готов ради того, чтобы я переспала с ним.
– Моя жизнь катится к чертям.
– Включи печку.
Он всего лишь обычный человек. Вышел из себя, опять взбесился – ему же нужно все держать под контролем, это его фетиш. Надо дать ему шанс.
– Ты просто со злости сказал, что не будешь участвовать в программе?
– Да, – неуверенно произнес он. В машине становилось тепло.
– Последние две недели ты был просто замечательным. Ты всё уладил, всё организовал, стал движущей силой проекта. Если у нас что-нибудь получится, то лишь благодаря тебе. Я думаю о лагере, обо всех этих людях, чьи жизни зависят от тебя, от твоей доброты.
Лицо его озарилось счастьем, как у ребенка. Самое удивительное, что я говорила чистую правду.
– Я знаю, что тебе небезразлична судьба беженцев. Ты отложил все дела, чтобы заняться этим проектом. Даже поговорил с Верноном. Ты не можешь сейчас всё бросить.
Надеюсь, мысленно добавила я. Я видела, что он размышляет.
– Зачем нам снова ввязываться во все это, причинять друг другу боль? У нас прекрасные отношения.
Он уставился на свои ладони.
– Мне действительно небезразлично. Может, он на самом деле изменился?
– Мне кажется... мне очень нравится заниматься этим проектом. Понимаешь? Это... – Он опустил глаза и потер ладонь большим пальцем. – Мне нравится делать добро. Мне нравится помогать людям. О господи, это звучит так избито. Но мне действительно нравится.
– Значит, ты остаешься?
– Да, – сказал он. – Я хочу довести дело до конца.
Он наклонился и тихонько поцеловал меня в губы.
– Я бы все равно это сделал, – спокойно произнес он.
Ублюдок!
Глава 24
В воскресенье утром, за шесть дней до отъезда в Африку, съемочная группа “Звездного десанта” собралась в роскошном особняке Дэйва Руффорда на первую серьезную репетицию. Актеры околачивались в домашней студии звукозаписи и ждали начала репетиции. Вернон обеспечил нам самое потрясающее время эфира – один час вечером в среду, на следующей неделе. Через десять дней. Я окинула взглядом собравшихся в комнате и засомневалась, что мы успеем в срок.
Актеры с довольным видом расселись на диванах, налетели на рогалики со свежим сыром и копченым лососем, капуччино и лимонад, стали листать газеты. Вокруг списка участников сокращенного “Гамлета” собралась небольшая группка. Они смеялись. Коринна в ярости сверлила присутствующих взглядом. Все были в темных очках. Оливер бродил по комнате, отчитывая звезд, как директор школы – учеников, злобно уставившись в сценарий. Слава святого спасителя голодающих явно ударила Оливеру в голову. Дэйв Руффорд баловался с пультом дистанционного управления, так что картины старых мастеров, украшенные накладными усами, въезжали в стену и выезжали обратно. Он нажимал на кнопочки, а деревянные панели с шумом опускались и поднимались. Оливер заорал на ассистентку и со всего размаху налетел на пятилетнего Макса Руффорда, который въехал в комнату на миниатюрном “астон-мартине” с настоящим мотором, работающим на бензине, оставляя следы на полированном деревянном полу.
– Боже мой! – воскликнул Оливер. – Что же это такое? Мы же собираем средства в помощь голодающим!
Кто-то из съемочной группы “Фокуса” протянул мне конверт.
– Вам прислали из “Содействия”.
Это была копия телекса от Генри. Первая весточка из Сафилы со времени моего отъезда.
Надеюсь, у тебя всё в порядке. Твоя помощь нужна как никогда. Беженцы прибывают. От УВК ООН ничего не слышно. Корабля нет. Лекарств нет. Андре помог с медикаментами. АСК в панике, массовый наплыв беженцев. Количество смертей в день удвоилось. Пока держимся. К приходу беженцев не останется ничего. Вся надежда на тебя, старушка.
Генри
Впервые я получала от Генри столь немногословный доклад. Я взглянула на дату. Телекс отослали из Эль-Дамана пять дней назад. Значит, ему уже неделя. Может, и больше. Я попыталась представить, что происходит в лагере. В панике оглядела собравшихся в комнате.
– Дорогой! У нас катастрофа. – Динсдейл в ужасе размахивал списком актеров. – Великолепный список. Ты просто мастер кастинга, Оливер. Но где? Где Призрак?
Оливер рассеянно поднял взгляд. Динсдейл нахмурил брови.
– Позволь мне вмешаться. Не бойся, мой мальчик. Я воспользуюсь случаем и возмещу этот недостаток. Я, Динсдейл, сыграю Призрака! Он станет лучшей ролью в моей карьере.
– Ты же играешь Клавдия, идиот! Ты не можешь одновременно играть треклятое привидение и убийцу треклятого привидения. Совсем спятил! – заорал Барри.
– А что, хорошая идея. Семейное сходство, – сказал Оливер, вновь погружаясь в изучение сценария.
– Совсем тронулся, – сказал Барри.
– Заткнись, страшный вонючий старик. Ты просто завидуешь, что я получил две роли, а ты только одну.
– Оливер, можно тебя на минутку? Извини, но я не хочу играть старуху. Извини, милый, я против. Извини, я не хочу.
– Минутку, Кейт. Так, все подойдите сюда. Начинаем репетицию, пожалуйста, пододвигайте стулья.
Никто не обращал на него внимания.
– Где Джулиан? – спросил Оливер, решив сорвать злость на мне. Он раздраженно поглядывал на часы.
– Он уже едет. Я звонила в машину, телефон занят.
– Если бы ему платили за это, приехал бы вовремя. Но раз он оказывает нам услугу, значит, можно и опоздать? Позвони еще раз.
– Слушай, не подумай, что я капризничаю, но мой персонаж такого говорить не будет, – сказал Лайам Доил, семеня за Оливером. – Так не пойдет.
– Заткнись, Лайам, ради бога.
– Только что звонил Джерри Джонс насчет Натали Д'Арби, – сказала Никки, жена Дэйва Руффорда. – Он говорит, что вы обещали найти для нее роль.
– Чуть собачья.
– Я просто в бешенстве, – обратилась ко мне Кейт, с обидой глядя на Оливера. – Все эта интриганка Вики Спанки – добилась, чтобы меня заставили играть женщину вдвое старше меня.
– Я уверена, мать Гамлета на самом деле была очень молода, – сказала я. – В средневековье детей рожали в подростковом возрасте.
– Правда? Вы уверены?
– Макс, вон отсюда! – сказала Никки, когда ее сын чуть не проехал ей по ногам на своем автомобиле.
– Оставь его в покое. Он никому не мешает, – огрызнулся Дэйв.
– Пожалуйста, пододвиньте стулья, пора начинать! – прокричал Оливер. – Лучше бы я репетировал “Аиду” со стадом овец.
Я облокотилась о пианино и просматривала почту, поступившую со дня пресс-конференции. В пятницу утром история с беженцами попала на первые страницы “Ивнинг Стандард” и большинства других газет. Нас показали по Би-би-си и Ай-ти-эн. К субботе в офисе накопился мешок писем. Никто не ожидал такой реакции – восьмилетние дети присылали однофунтовые монеты, приклеенные липкой лентой к рисункам, пенсионеры – двадцатифунтовые банкноты. Это было невероятно. Динсдейл, Барри, Джулиан, Оливер и Никки в то утро послали анонимные чеки. Еще до выхода в эфир у нас было достаточно средств, чтобы снарядить первый самолет с продовольствием.
Процесс усаживания на стулья затянулся. Половина сценариев куда-то делась или попала не в те руки, потом оказалось, что кто-то забыл очки в машине, срочно понадобился стакан воды, кому-то захотелось в туалет, позвонила няня. Оливер стоял посреди всего этого безобразия и кричал:
– Ради бога, соберитесь! Где Динсдейл? Голос Барри вибрировал в огромном коридоре, разбивая вдребезги акустические панели.
– Защитите нас, о ангелы и посланники божьи! – грохотал он.
Он в ужасе вытаращил глаза на Динсдейла, который появился в дверях звукоизолированной будки, завернувшись в простыню и надев очки в форме полумесяца.
– Ты добрый дух или проклятый демон? – возопил Барри.
Динсдейл в раздражении снял простыню и очки.
– Ты все испортил, несчастный старый урод! Мое первое появление, самый важный момент. Подло, несказанно подло. Не прощу тебя. Никогда в жизни больше не буду с тобой разговаривать.
– О боже! Что еще? Стыдись! Спокойно, спокойно, сердце мое. – Барри хватался за грудь и эффектно пошатывался. Все начали смеяться.
– Вы издеваетесь! – заорал Оливер. – Немедленно прекратите!
Все вытаращились на него.
– Вам должно быть стыдно – ведете себя как маленькие, а от вас зависят жизни людей.
Наступило молчание.
– Думаю, нельзя забывать, ради чего мы это делаем, – недовольно произнес он.
Я ждала, что он скажет: “Это не смешно, не остроумно, а просто глупо”. Но он только рассерженно отвернулся, сел в кресло и начал барабанить пальцами по сценарию.
Я с беспокойством потерла лоб тыльной стороной ладони. Потом решила вернуться к мешку с письмами и не забивать голову.
– Ты в порядке, дорогая? У тебя измученый вид. Ты завтракала? – Ко мне подошла Никки Руффорд и облокотилась о пианино. Я просматривала вырезки из газет – позднее хотела сделать копии для наших актеров.
– О боже, зачем только Дэйв так делает, – вздохнула она, глядя на картину Хольбейна с приклеенными усами и бородой.
– Вы, наверное, очень устали. Устроили замечательную акцию в защиту тропических лесов. Спасибо, что разрешили нам собраться здесь.
– Ничего. Дэйву все это нравится. – Она нежно засмеялась. – Он очень взволнован, что его выбрали Могильщиком.
Мы наблюдали, как они репетируют в другом конце комнаты. Стоило всем собраться, и дело пошло очень быстро.
– Бедный Йорик! Мой старый друг. Не отвлекайтесь, друзья. Не отвлекайтесь. Я только зашел проверить, как идет подготовка. Продолжайте. Я пропустил “Быть или не быть”?
В комнату с важным видом вошел Вернон Бриггс. Он кричал:
– Продолжайте! Не обращайте на меня внимания. Продолжайте, ребята!
Естественно, все тут же прекратили репетировать.
Вернон вперевалку подошел к нам с Никки.
– Девочки! Девочки, привет, сладкие мои. Как я рад вас видеть, как я рад...
– Очень приятно, – процедили мы, чувствуя себя по-идиотски.
– Куча старых бездарей, – он произнес это слишком громко, махнув головой в сторону актеров. – Не волнуйся, цыпочка. – Он вытянул руку и схватил меня за ягодицу. – Негритосики не пострадают. Я приглашу лучших мастеров. Тарби, вот кто нам нужен. Он выжмет из зрителей слезу. И нечего Марчанту командовать, нечего читать нам лекции об осаде проклятого Омдурмана. И в Африке ему нечего делать. Ну, я ненадолго. Мне надо попасть в Ньюбери в четыре пятнадцать. Хочу поговорить со всеми, кто едет в Африку. Последи за ними, чтобы держали себя в рамках, хорошо, цыпочка?
Коринна, Джулиан и Кейт нервно переводили взгляд с Оливера на Вернона. Именно им придется высадиться на черный континент в качестве “Звездного десанта”. Пожалуй, это был не идеальный выбор, учитывая антинеоколониалистское рвение Коринны, эмоциональную нестабильность Джулиана и непоколебимую уверенность Кейт в том, что тисканье младенцев – верный путь к миру во всем мире. Но это все, чего мы смогли добиться за две недели. Спасибо и на том, что мобильник Джулиана в Сафиле принимать не будет.
– Я планирую снять вступительную часть и три основных эпизода – в каждом из них будет фигурировать один из вас, в разных частях лагеря: в спасательном центре, в больнице и у одной из хижин, – говорил Оливер. – Везде установим кабели. Поговорим с беженцами, узнаем их мнение, отношение к гуманитарной помощи с Запада, понимание причин бедности и границы между югом и севером...
– Ага, сделай это, сынок, и твои зрители обзеваются со скуки. Нет уж, я направлю камеру на Кейт Форчун с детишками на руках, пустим фоновую музыку и бегущую строку с телефонами горячей линии. Даже знаю, какую песню – “Когда рождается ребенок”.
Джулиан, Оливер и Коринна заговорили одновременно.
– Но...