Родовое проклятие Робертс Нора

— Ох ты, какое красивое! Роскошное!

— Да, действительно. Это платье было на моей прабабке в день ее свадьбы, и я подумала, вдруг оно тебе подойдет?

Айона округлила глаза и отступила назад.

— Я не могу. Нет, Брэнна, я не могу, оно должно быть твое, оно для тебя. Это же платье твоей прабабушки!

— Она такая же родственница тебе, как и мне. Мне оно не подойдет, хотя оно прелестно. Фасон не для меня. А она была такая же миниатюрная, как ты.

Склонив голову набок, Брэнна держала платье перед Айоной.

— Попрошу тебя его примерить — уж сделай мне такое одолжение. Если не подойдет, если это не то, что ты бы хотела, — ради бога, ни от кого не убудет.

— А ну-ка, Айона, надевай! — встряла Мира. — У тебя же у самой слюнки текут!

— Ладно, ладно. Ой, как интересно… — И она стала стягивать с себя одежду, пританцовывая от нетерпения. — Вот уж не думала, что буду сегодня примерять свадебное платье.

— А бельишко-то прямо для медового месяца, — заметила Мира, с изумлением разглядывая голубой кружевной лифчик и такие же трусики, что были на подруге.

— Я, как приехала, все купила новое. Оказалось, не зря деньги потратила. — Она засмеялась, а Брэнна уже помогала ей с платьем.

— Мира, не застегнешь там сзади? — попросила она, а Айона осторожно просовывала руки в тонкие гипюровые рукава.

— Слушай, тут пуговиц миллион, и все такие маленькие! Кстати, очень на жемчуг похожи.

— Моей прабабкой была Шивон О’Райан, она вышла замуж за Колма О’Дуайера и, между прочим, Айона, являлась тетушкой твоей родной бабушки, если я ничего не напутала. Длина — то, что нужно, ты же на каблуках будешь, как я понимаю? — Брэнна взбила пышные воздушные юбки с каймой из гипюра.

— Прямо как на тебя сшито, — заключила Мира, продолжая возиться с пуговицами.

— Какое красивое! — Айона крутилась перед зеркалом и сама себе улыбалась, проводя руками по гипюровому лифу и вниз, к многоярусной юбке.

— Вот! Кажется, все! — выдохнула Мира, застегивая последние пуговки у невесты на спине. — Айона, хороша, как на картинке!

— Да. И правда.

— Мне кажется, юбка сидит идеально. — Брэнна одобрительно покивала и обошла сестренку вокруг, а та покачалась из стороны в сторону, чтобы заколыхалась юбка. — Мягкая, романтичная, достаточно пышная, но без излишеств — как раз то, что нужно. Но лиф, мне кажется, надо бы переделать. Уж больно он старомодный и излишне скромный. Я понимаю — винтаж, но необязательно же закрывать тебя до подбородка!

— Нет, мы тут ничего менять не можем. Ты столько лет его берегла!

— Как изменим — так и назад вернем. Ну-ка, покрутись еще. — Она сама развернула Айону спиной к зеркалу. — Это надо убрать. — Брэнна провела руками по рукавам — и они тут же исчезли. Она взглянула на Миру.

— Уже лучше. А спинку? Может быть… — Мира очертила глубокий V-образный вырез, Брэнна закусила губу и, поразмыслив, повторила это движение, обнажая спину почти до самой талии.

— Да, спина у нашей невесты красивая, ровненькая, почему бы и ее не показать? Теперь спереди. — Брэнна обошла Айону со всех сторон, то так, то сяк наклоняя голову. — Может, вот так? — Она оставила маленький лиф с прямой линией верха и узкими лямочками.

Мира сложила на груди руки.

— А мне нравится!

— Ммм… Что-то не то… — Брэнна подумала, представила разные варианты и попробовала другой — без лямок, с маленькими рукавами «фонарик». Потом отступила на шаг, чтобы вместе с Мирой оценить результат.

Обе покачали головой.

— Можно, я только…

— Нет! — хором завопили подруги, не дав Айоне рассмотреть себя в зеркале через плечо.

— Первый вариант был намного лучше.

— Да, но… — Брэнна закрыла глаза, и образ обрел очертания. Она открыла глаза и медленно повела руками над лифом платья.

— Вот! — Мира положила руку Брэнне на плечо. — Больше ничего не трогай. Теперь пусть посмотрит.

Все было сказано одними глазами. Теперь это была не просто довольная улыбка, а восхищенный взгляд, от которого Айона вся засветилась счастьем.

Лиф из белоснежного гипюра теперь был без бретелек и оканчивался вырезом в форме сердца. От узкой талии мягкими романтическими фалдами струились вниз слои окаймленного гипюром тюля.

— Ей нравится, — со смехом констатировала Мира.

— Нет, нет и нет! Не «нравится» — а я в восторге! Передать не могу, какая красота. Ой, Брэнна… — Айона поймала в зеркале взгляд сестры, и у нее на глазах блеснули слезы.

— Спина была моей идеей! — напомнила Мира, и Айона тут же взглянула на себя через плечо.

— Ой… Ой! Мира, спина восхитительная. Очень красиво! Это самое красивое платье на свете!

Она кружилась и смеялась сквозь слезы.

— Я невеста!

— Почти. Давай еще чуточку поиграем.

— Ну, пожалуйста! — Айона закрыла руками лиф, словно желая уберечь его от дальнейших переделок. — Брэнна, мне и так очень нравится.

— Я не о платье говорю, платье на тебе смотрится идеально. Ты сказала, без фаты. Тут я согласна. А как насчет чего-то в этом роде?

Она провела рукой по коротко стриженным волосам Айоны, и на них возникла сверкающая лента с крошечными бутонами роз.

— К платью это очень подходит. Но надо что-то в уши. Что тебе бабуля подарила — будет в самый раз, только кое-что добавим… — В сережках появились бриллиантовые звездочки.

— Отлично!

Платье, которое подходит и к щедрому солнцу, и к мерцанию луны, подумала Брэнна. Идеальный наряд для дня любви и обетов — и для ночи наслаждений.

— У меня нет слов, чтобы тебя отблагодарить. Дело не только в платье — смотрится оно так, как я и представить себе не могла. Но главное — это платье фамильное.

— Ты же мне родная, — сказала Брэнна. — И Бойл тоже. — Она обхватила за талию Миру. — Вы нам оба родные. Вы — наши.

— Мы тоже команда, мы трое. — Мира взяла Айону за руку. — Это очень важно понимать. И ценить. Это важнее всего — что мы тоже команда.

— И это самое важное, о чем я могла мечтать. В день нашей с Бойлом свадьбы, в мой самый счастливый день, вы обе будете стоять со мной рядом. Так мы и встанем: трое и шестеро. И нашу связь ничто не может разрушить.

— Не может — и не разрушит, — согласилась Брэнна.

— Теперь я вижу, что именно вы решили отметить. А испанские истерики… К черту их! — объявила Мира. — У меня настроение петь и плясать.

На кухне стоял запах еды и потрескивающих в очаге торфяных брикетов. От огня шел яркий свет, отбрасывая яркие, праздничные блики на окна, к которым вплотную подступила тьма. У очага распластался на полу пес, положив крупную голову на большие лапы и любовно наблюдая за людьми, которых относил к своей семье.

Пока шли последние приготовления к праздничной трапезе, из маленького айпода лилась музыка с преобладанием струнных и духовых. Голоса, пение и обмен репликами мешались и сливались, а Коннор подхватил Айону и закружил в стремительном танце.

— До чего же я все-таки нескладная!

— Ничего подобного! — возразил он. — Просто надо чаще практиковаться. — Коннор разок покружил сестренку, она засмеялась, он повторил движение, после чего так же непринужденно вручил ее Бойлу. — Потанцуй-ка, старик. Я тебе партнершу разогрел.

— Хочешь, чтобы я отдавил ей ноги?

— Когда ты в настроении, тебя ноги хорошо слушаются.

Бойл улыбнулся и поднял кружку с пивом.

— Для этого мне надо еще выпить.

— А мы и об этом позаботимся! — Коннор схватил за руку Миру, подмигнул и изобразил быстрый и замысловатый шаг, пристукивая и прищелкивая сапогами о сверкающий деревянный пол.

А Мира склонила голову набок, давая понять, что вызов принят. И исполнила те же движения в зеркальном отражении. Мгновение — и они уже с идеальной синхронностью стучали каблуками и выбрасывали вперед ноги в такт музыке, следуя, как подумалось Айоне, неведомым ей законам какой-то особой, энергичной хореографии.

Она следила, как они выплясывают друг перед дружкой, держа корпус прямо и неподвижно, в то время как ноги их будто летали над полом, его не касаясь.

— Прирожденные танцоры, да?

— Насчет Куиннов ничего не скажу, — заметил Фин, — но О’Дуйаеры всегда были очень музыкальными. Руки, ноги, голоса — все им было подвластно. Лучшие в наших местах кейли устраивались как раз в доме О’Дуайеров.

— Колдовские кейли, — улыбнулась она.

Фин перевел взор на Брэнну и на минуту задержал глаза на ее лице.

— Во всех смыслах.

— А Бэрки? Как они себя проявляют в смысле танцев?

— Мы плясуны известные. Но я предпочитаю в танце обнимать женщину, так у меня лучше получается. А поскольку Бойл ни мычит ни телится, придется мне взять эту роль на себя.

И он поверг Айону в изумление, притянув к себе и быстро закружив, а потом перейдя на шаг вдвое медленнее. Она быстро поборола замешательство, поймала ритм и довольно ловко подстроилась под шаг партнера, а тот вел ее уверенной рукой.

— Я бы сказала, Бэрки тоже не сплоховали.

Когда Фин крутанул ее, Айона прибегла к левитации и на несколько дюймов приподнялась над землей, чем вызвала его веселый смех.

— Как и американская сестренка. Жду не дождусь, когда станцую с тобой на вашей свадьбе. Не удивлюсь, если мне придется в этом плане заменить жениха, пока тот будет скучать в сторонке.

— Вижу, выбора у меня нет. Того и гляди, Финбар Бэрк меня посрамит, — вмешался Бойл.

Он перехватил Айону и компенсировал отсутствие танцевальных талантов тем, что оторвал миниатюрную девушку от земли и закружился в такт музыке, держа ее на весу.

А Брэнна оказалась лицом к лицу с Фином.

Заметив это, Коннор сжал Мире пальцы.

— Можно тебя? — пригласил Фин.

— А я на стол собралась накрывать…

— Всего один танец, — возразил он и взял ее за руку.

А у них получается, подумал Коннор, глядя, как пара гладко скользит под музыку, делая синхронные шаги в нужном ритме и темпе — так, словно были созданы для того, чтобы двигаться вместе.

Сострадательное сердце Коннора заныло за них, в равной мере за обоих, ведь в этом танце, в каждом шаге сквозила любовь. Они кружили, плыли, снова кружили по кухне, неотрывно глядя друг другу в глаза, раскованные и счастливые, как было когда-то.

Мира рядом с ним тоже остановилась и положила голову ему на плечо.

И на какой-то дивный миг все в этом мире наладилось. Все стало таким, как было когда-то и каким может стать снова.

Потом Брэнна остановилась и, хотя она продолжала улыбаться, волшебный миг остался позади.

— Ну что, нагуляли аппетит?

Фин что-то прошептал ей по-ирландски, но так тихо, что Коннор не разобрал. Ее улыбка погрустнела, и она отвернулась.

— Еще будет музыка. После ужина. И вина у нас — хоть залейся. — Порывистым движением Брэнна приглушила музыку. — Сегодня мы не работаем и ни о чем не тревожимся. Сегодня у нас еда со своего огорода, а суп варила Айона!

Это сообщение повергло всех в долгое, недоуменное молчание, которое прервала Айона громким хохотом.

— Что, испугались? Я что, совсем ни на что не гожусь?

— Нет, конечно, — ответил Бойл с видом человека, взвалившего на себя тяжкий, неблагодарный труд. Он подошел к плите и прямо из кастрюли зачерпнул ложкой супу на пробу. Проглотил, поднял брови и зачерпнул еще. — Вкусно. Правда, очень вкусно!

— Не знаю, можем ли мы доверять влюбленному парню, — сказал Коннор. — Но мы съедим.

Ужин, приготовленный из свежесобранного урожая, прошел на ура. Они утоляли голод и вели непринужденный разговор, стараясь не затрагивать тяжелых тем. Вино лилось рекой.

— А как дела у твоей матушки в Гэлоуэе? — поинтересовался Фин у Миры.

— Пока не могу с уверенностью сказать, что она останется там насовсем, но, кажется, к тому идет. Я говорила с сестрой, она страшно удивлена, но все довольны — по крайней мере на данный момент. Мама трудится в саду, поддерживает там порядок. И даже подружилась с соседкой, которая сама ухаживает за своим садом. Если бы ты мог еще какое-то время не сдавать дом…

— Столько, сколько тебе будет нужно, — перебил ее Фин. — Я как раз подумываю там кое-что переделать. Коннор, когда будешь чуть посвободнее, надо обсудить это дело на месте.

— На это у меня время всегда найдется. С тех пор как мы построили этот дом, мне недостает такой работы — люблю делать что-то руками. Айона, ты правда сама суп варила? Просто объедение! — С этими словами Коннор зачерпнул еще половник.

— Брэнна за мной присматривала орлиным взором и инструктировала пошагово.

— Надеюсь, ты все эти шаги запомнила, потому что я намерен просить тебя сварить такой суп мне, — вставил Бойл.

Айона, довольная, улыбнулась.

— Для этого придется сначала вырастить помидоры. У меня, кстати, неплохо получается ухаживать за садом. Может, весной попробуем, скажем, в контейнерах?

— А может, мы к тому времени найдем себе жилье с участком земли, тогда ты сможешь завести себе настоящий сад.

— Думаю, весной, со всеми свадебными хлопотами, вам будет не до сада-огорода, — заметила Мира.

— К тому же мы всегда можем поделиться, — добавила Брэнна. — Пока ничего себе не подобрали более подходящего, чем нынешнее жилье?

— Пока нет, да и куда спешить? — отозвался Бойл, взглянув на Айону.

— Совершенно некуда, — поддакнула та. — Нам нравится, что мы близко от всех вас и от конюшен. Для нас обоих это самое главное, так что, пока не попадется что-то, отвечающее всем критериям, мы охотно поживем там, где сейчас.

— Насколько я понимаю, всем критериям может отвечать только собственный дом, если его строить под себя. — Фин долил всем вина.

— Когда строился, ты себе немало крови попортил… — напомнил Бойл.

— А я вот помню, как здорово было в этом участвовать! — вступил в разговор Коннор. — Хотя Фин доставал нас не хуже твоей тетушки — то ему плитка криво лежит, то ручки у шкафа не так прикручены…

— Зато какое потом получаешь удовлетворение! Если, конечно, спешить некуда. Кстати, на задах моего дома достаточно земли, чтобы поставить там дом, — продолжал Фин. — Как раз между деревьев встанет, если это кому-то интересно. А я охотно бы продал участок хорошим соседям.

— Ты это серьезно? — У Айоны из руки выпала ложка.

— Про хороших соседей? Да. С кем попало связываться не стану, хотя там между домами выйдет приличное расстояние.

— Домик в лесу… — Глаза у Айоны заблестели, она повернулась к Бойлу. — Мы могли бы стать отличными соседями. Мы могли бы стать потрясающими соседями!

— Когда ты покупал столько земли, то говорил, что это специально для того, чтобы у тебя на голове никакие чужаки не поселились.

— Чужаки — это одно, — ответил Фин. — А друзья, родня, партнеры — другое дело. Если вам интересно, можем как-нибудь пройтись там, посмотреть…

— Вот прямо сейчас мы, пожалуй, не пойдем, — засмеялась Айона. — А вообще-то я понятия не имею, как проектируется и строится дом.

— Считай, тебе повезло: твои брат и сестра на этом деле собаку съели, — заметил Коннор. — И кстати, у меня есть на примете неплохая бригада местных рабочих, если вы решите пойти этим путем. Что лично меня бы очень устроило, — прибавил он, — если мое слово хоть что-нибудь значит. Я же тогда смогу ходить в ту сторону на охоту с птицами, а по дороге заскакивать на тарелку супу.

— Коннор у нас мыслит желудком, — прокомментировала Мира. — Но он прав. Это чудесное место для дома, и как раз там, где вы хотите жить. Отличное предложение, Фин!

— Предложение отличное, но хорошо бы еще цену назвать, — проворчал Бойл.

Фин улыбнулся в ответ и поднял бокал.

— К этому вопросу мы вернемся, когда твоя невеста все посмотрит и примет решение.

— Всегда был дошлым в делах, — заметила Брэнна. — Айона влюбится в участок и будет согласна на любую цену. — Это было сказано без сарказма, а с добрым смехом. — Предложение действительно заманчивое. Помимо прочего, оно избавляет меня от затруднительного положения, потому что хоть поле за нашим домом и предназначено Коннору, но, поскольку Айона создает семью, я бы сейчас металась. Даже при том, что… Знаете, я это наше поле исходила вдоль и поперек, но ни разу мне не пришло в голову отдать его Айоне. Даже ничто не екнуло. Просто не могу себе представить, как бы вы с Бойлом стали жить здесь, хотя, если подумать, вы были бы у нас под боком, и вообще это чудесное место, и вид прекрасный. Я все никак не могла понять, почему так. Почему наше поле у меня с Айоной никак в голове не связывается. Сейчас все встало на свои места. Вы построите себе дом в лесу. — Теперь и она подняла бокал. — В добрый час!

После еды Брэнна принесла свою скрипку и они вдвоем с Мирой запели. Сегодня это были только веселые песни и резвые мелодии. Коннор притащил от себя яркий барабан и добавил к музыке немного туземного ритма. К удивлению Айоны, Бойл тоже ненадолго исчез и вернулся с гармошкой.

— Ты играешь? — изумилась она, глядя на инструмент в его руках. — Не знала, что ты умеешь!

— Я не умею. Ни одной ноты не сыграю. А вот Фин — тот может.

— Да я инструмент сто лет в руки не брал! — запротестовал Фин.

— А кто виноват? — Бойл сунул ему гармонь.

— Сыграй, Фин, — взмолилась Мира. — Устроим настоящий ирландский сейшен!

— Только не жалуйтесь потом, если я все испорчу. — Он взглянул на Брэнну. Та подумала, пожала плечами и, выстукивая ногой ритм, заиграла что-то легкое и плясовое. Коннор со смехом застучал палочками по разукрашенному барабану.

Фин подхватил мотив и размер и влился в ансамбль.

— Мне надо записать названия, на свадьбе могут пригодиться. Такие веселые, жизнерадостные песни! — Айона представила себя в своем шикарном белом платье, как они с Бойлом танцуют под эти бодрые, веселые мелодии в окружении родных и друзей, и просияла. — Вот так мы с тобой и заживем. Радостно!

Бойл ответил ей жарким поцелуем под продолжительное «О-о-о!» со стороны Миры.

Одним словом, в теплой, ярко освещенной кухне царили смех и веселье, звучала музыка и песни, и все это было намеренно вызывающим торжеством жизни, надежд на счастливое будущее, торжеством света.

А снаружи сгущался мрак, растекались тени, стлался по земле туман…

В бессильной злобе, охваченный завистью, этот туман изо всех сил тужился поглотить дом. Но ему мешали искусно возведенные заслоны, так что ему оставалось лишь затаиться, вынашивать свои замыслы и беситься из-за этого блеска и сияния, продолжая искать и искать слабое звено в цепи.

Почувствовав жажду, Мира перешла на воду и принесла стакан для Брэнны. На нее вдруг навалились усталость и легкое опьянение. Ей хотелось не столько пить, сколько глотнуть воздуха. Прохладного, влажного, темного воздуха.

— Вот пройдет Сауин, — мечтательно произнес Коннор, — и закатим настоящий кейли. Позовем соседей со всей округи, как делали мама с папой. Где-нибудь поближе к Рождеству, а, Брэнна?

— Поставим у окна елку, зажжем во всем доме свет… И чтобы столы ломились от яств. Обожаю Рождество! Считай, что я согласна.

Коннор редко прибегал к телепатическому общению с сестрой, но сейчас это показалось уместным.

— Он близко, кружит совсем рядом, напирает что есть сил. Чувствуешь его?

Брэнна кивнула, но продолжала улыбаться.

— Он летит на музыку, как оса на свет. Но мы еще не готовы, не совсем готовы ему противостоять.

— Но это шанс попробовать свои силы, и его нельзя упустить.

— Тогда так и скажи ребятам. Рискнем — и пусть внезапность сыграет нам на руку.

И Коннор, и Брэнна видели, что теперь Фин тоже ощущает давление, чувствует эти черные пальцы, скребущиеся о яркий свет. Коннор видел, как едва заметно вздрогнула Айона, когда он мысленно обратился к ней.

Она сжала руку Бойла.

Коннор поискал глазами Миру.

И, едва осознав, что ее в комнате нет, буквально увидел, как она протягивает руку, чтобы распахнуть дверь дома.

Страх железными клещами перехватил ему горло, кровь отхлынула от лица. Он крикнул ей — и вслух, и мысленно — и бросился вон из комнаты.

В полусонном состоянии, плывя над мягкими, смутными тенями, Мира шагнула на улицу. Вот что ей было нужно, вот где ей хорошо. В темноте, в густом и безмолвном мраке.

Она и разу не успела вздохнуть, как Коннор схватил ее поперек талии и втащил в дом.

Все задрожало — пол, земля, воздух. Изумленным взором она увидела, как темный туман с улицы устремляется внутрь, давит на дверь, словно на них всем своим весом напирает что-то огромное и ужасное. Бойл захлопнул дверь перед самым туманом, и раздался глухой рев — словно вскипели разгневанные морские волны.

— Что случилось? Что это было? — Мира набросилась на Коннора, который накрыл ее своим телом.

— Кэвон. Оставайся в доме! — крикнула Брэнна и вновь распахнула дверь.

Снаружи бушевала буря, тени извивались и перекручивались. А под их покровом зазвучал какой-то тонкий писк, сопровождаемый хлопаньем тысячи крыльев.

— Летучие мыши, да? — с омерзением вскрикнула Брэнна. — Ты можешь прибегать к любым гадостям! — воинственно прокричала она в темноту. — Можешь пустить в ход весь свой мерзостный арсенал, и не один раз. Но это мой дом, и ты на его порог не ступишь!

— Господи! — прошептала Мира, когда туман немного разошелся и летучие мыши стали видны. Это была живая колышущаяся стена, сотни горящих красных глаз и трепещущих острых крыльев.

— Оставайся здесь! — перекрывая шум, прокричал Коннор и кинулся на улицу на помощь сестре. Вслед за ним устремились Айона с Фином и встали в ряд.

— В нашем свете ты вертись и извивайся, — начал Коннор.

— И в огне сгорай и пеплом разлетайся, — подхватила Айона.

— Мощь одной и сила трех соединится, — продолжил Фин.

— Воля наша пусть немедленно свершится! — закончила Брэнна.

Увлекаемая назад Бойлом, Мира смотрела, как летучие мыши вспыхнули подобно факелам. И к ее стыду, их писк, вид их лопающихся от огня и корчащихся дымящихся тел заставил ее содрогнуться.

Подобно черному дождю, на землю посыпался пепел, хлопья его закружились в поднявшемся шквальном ветре.

А потом все стихло.

— Тебя сюда никто не звал! — проворчала Брэнна и плотно закрыла дверь.

— Цела? — Теперь, когда опасность миновала, Коннор опустился на колени рядом с Мирой.

— Цела, цела. Боже, это ведь я его впустила! Я всех поставила под удар!

— В дом никто не проник. — Коннор сгреб Миру и прижался губами к ее волосам. — Ты всего лишь открыла дверь.

— Мне было надо. Я почувствовала, что задыхаюсь, захотелось — безумно! — тишины и темноты. — Потрясенная, Мира сжала кулаки и поднесла их к вискам. — Он опять меня использовал. Пытался использовать против всех нас.

— И ничего не достиг, — сухо ответила Айона.

— Он считает тебя слабой. Ну-ка, взгляни на меня! — Фин присел рядом с ней. — Он считает тебя слабой, поскольку ты женщина и не ведьма. Но он ошибается, потому что слабости в тебе нет и в помине.

— И все равно он меня использовал!

— Он хотел, чтобы ты вышла наружу, из-под защиты всех оберегов и заслонов. — Коннор убрал ей волосы с лица. — Пытался выманить тебя, чтобы ты оказалась подальше от нас. Но не для того, чтобы тебя использовать, солнышко, а чтобы тебе навредить. Потому что его страшно бесит то, чем мы тут занимаемся. Музыка, понимаешь ли, свет, простые человеческие радости… Если бы он смог, то напал бы на тебя за одно это.

— Ты уверен? Все дело в музыке и ярком свете? — Мира перевела взгляд с Коннора на Брэнну и снова на Коннора. — Тогда ладно. Станем играть громче! И еще я вас попрошу: сделайте так, чтобы свет горел еще ярче, хорошо?

Коннор поцеловал ее и помог подняться.

— Нет, ты у меня совсем не слабая!

Далеко за полночь, когда они наконец разошлись после бурного веселья совершенно обессиленные, Коннор лежал в постели и сжимал Миру в объятиях. Отпустить ее было выше его сил. Перед глазами все еще стояло ее лицо, его ошеломленное выражение, когда она шагнула из света во тьму.

— Он использует трюки с сознанием. У него их в запасе много — достаточно, чтобы проникать сквозь наши заслоны. — Коннор говорил и вел пальцем по ее бусам. — Мы придумаем что-нибудь посильнее.

— Почему-то к Бойлу он не лезет. Или Фин прав? Это оттого, что я женщина?

— Он предпочитает охотиться за женщинами, разве не так? Мужа Сорки он убил для верности, а заодно — чтобы ее помучить, разбить ей сердце, пошатнуть моральный дух. И в ту последнюю зиму он мучил ее снова и снова. Если верить легенде, он то и дело выманивал девушек из замка, и назад они уже не возвращались, а Сорка из-за этого не находила себе места.

— Однако сейчас он метит в мальчика, в Эймона.

— Заберешь мальчика — и девочки останутся перед ним совсем беззащитными. Ему нужна Брэнног — и та, первая, и наша. Всякий раз, как я его впускаю, я это чувствую.

Она пошевелилась.

— Впускаешь… его?

— В свои мысли. Совсем на капельку. Или наоборот — когда мне удается, по его примеру, проникнуть в его мысли. Там всегда холодно и темно. И так много алчности и злобы, что и разобрать-то что-нибудь трудно.

— Но впускать его в свое сознание, даже на мгновение, рискованно. Он ведь тоже может прочесть твои мысли, разве не так? И использовать их нам во вред. Во вред тебе!

— У меня есть от этого средство. Он не может прочесть то, что у меня в голове, максимум — какие-то обрывки. И то же самое с Эймоном, а он бы мечтал высосать у мальчика всю энергию и забрать себе.

Коннор медленно гладил ее по волосам, сейчас ее роскошная коса была расплетена. Несмотря ни на что, он с удивлением убеждался, что ему хорошо просто быть с ней рядом, хорошо ощущать ее теплое тело, негромко беседовать с ней в темноте.

— Пока не приехала Айона, он нас почти совсем не беспокоил. А Фина не оставлял в покое с того дня, как выжег у него на плече клеймо.

— Фин никогда об этом не говорит. Почти никогда.

— Со мной говорит, — возразил Коннор. — Иногда еще с Бойлом. Но все равно редко. С тех пор как он носит клеймо Кэвона, вся жизнь вокруг переменилась. А когда приехала Айона — переменилась еще больше. Поначалу он преследовал ее — во-первых, потому что она женщина, а во-вторых, потому что она среди нас новенькая и неопытная, только постигающая нашу науку. Ее он тоже считал слабой.

— Но она доказала, что это не так.

— Как и ты, причем не один раз. — Коннор поцеловал ее в лоб, затем в висок. — Но своих попыток он не оставит. Причинить зло тебе — значит навредить нам всем. Это он прекрасно видит, хоть это и выше его понимания, ведь за все время своего существования он никого не любил. Каково это, по-твоему, жить на протяжении стольких лет, стольких поколений и так и не узнать, что значит любить, дарить свою любовь и получать ее взамен?

— Есть же люди, которые живут без любви, но никого не мучают и не убивают. Но, конечно, они проживают так всего одну жизнь, а не много веков…

— Я не имел в виду, что это его оправдывает. — Теперь Коннор оперся на локоть, чтобы удобнее было смотреть на нее. — Он может заколдовать женщину и завладеть ее телом, и даже ее колдовской силой, если она у нее есть. Похоть без любви — какой бы то ни было и к кому бы то ни было — это и есть мрак. Зло. А те, кто так проживает свою жизнь? Думаю, это или несчастные, или очень злые люди. Люди зла. Ведь сердце помогает нам пережить трудные времена. И приносит радость.

— Брэнна говорит, вся твоя сила — от сердца. — Мира легонько нарисовала на его груди крестик — там, где сердце.

— Это она так думает, но, пожалуй, она недалека от истины. Если бы я не мог чувствовать, я бы и жить не смог. У него тоже есть чувства. Похоть, злоба, жадность — но ничего светлого. Ну, заберет он у нас то, чем мы владеем — и что? Этого недостаточно. И всегда будет недостаточно. Он хочет, чтобы мы изведали тьму, в которой он существует, чтобы мы мучились, страдали.