Отпущение грехов Серова Марина

– Да вы не стесняйтесь! – засмеялся Лешка. – Я ведь понятие имею, от чистого сердца предложил.

– Я не курю, – хором ответили поп и мулла.

– Не курите? – обалдел мужичок. – Ладно, тогда проходите… Нет, не в дом, не в дом… в сарайчик проходите.

Они переглянулись, пожали плечами и прошли в сарайчик. Здесь было тихо, тепло и пахло сеном, навозом и свежим деревом.

– Туточки и располагайтесь.

Они с облегчением упали в копну старой, наверное, прошлогодней соломы.

– Вы как насчет строительства – кумекаете? – поинтересовался Лешка.

– Я каменщик, – важно произнес Исмаил и кивнул на священника. – А он – плотник.

– Это хорошо-о, – протянул мужик. – Мне как раз надо новую баньку поставить, старая завалилась совсем. Ну, вы давайте отдыхайте пока.

«А поесть?!» – чуть не заорали они.

– А поесть, – словно услышал этот вопль души Лешка, – я вам через часик принесу.

Поп и мулла переглянулись. Часик – это, конечно, очень долго, но выбора особого не было. Они подождали, когда Лешка выйдет, и откинулись в сено.

– Это с чего ты решил, что я плотник? – поинтересовался отец Василий.

– Да так… подумал, раз Иисус плотник, может, и ты по этой части сгодишься, – засмеялся мулла и мечтательно добавил: – Ты лучше мне скажи, как думаешь, чем он нас накормит?

– Я думаю, как мне домой позвонить, в Усть-Кудеяр, – отозвался священник. – Здесь обязательно контора есть, а в конторе телефон.

– И не думай об этом! – подскочил мулла. – Щеглов тогда нас мигом вычислит!

– Тебя, – смешливо поправил напарника священник. – Мне Щеглов не враг. Да и не собираюсь я Щеглову звонить, мне Карнаухов нужен.

– Орыстан досымболса… – дернув кадыком, покачал головой Исмаил.

– Кстати, ты это уже второй раз сказал, – заинтересованно посмотрел на него священник. – О чем это ты?

– Дружишь с русским, держи ушки на макушке, – с горечью в голосе перевел Исмаил. – Пословица такая. Мудрость народная.

– То есть? – хохотнул отец Василий. Логика пословицы была ему совершенно непонятна.

– Да потому, что кинет он тебя! За пузырь водки продаст! – заорал Исмаил. – Как ты меня сейчас!

Отец Василий покачал головой – такого он еще не слышал. Мулла вскочил, бросился к двери сараюшки, толкнул ее, затем потянул, затем снова толкнул, зашипел от злости, ударил дверь ногой… Он пыхтел, а тщедушное его тельце дергалось в напрасных потугах.

Внутри у отца Василия похолодело.

Они переглянулись, отец Василий вскочил, бросился к двери и подергал. Ударил плечом! Отошел в сторону, разогнался и ударил еще раз! Дверь стояла как влитая. Она была заперта снаружи.

– Ого! – удивленно произнес священник. – И что это значит? – Он вдруг ощутил себя пойманным в капкан зверем.

Нет, лично ему здесь реальная опасность не грозила. Вряд ли руки у Кузьменко настолько длинны, чтобы управлять каждым совхозом района. Мулле, если он прав насчет каких-то прежних разборок со Щегловым, да, могло грозить… Потому что каждый участковый в каждой самой распоследней деревушке подчинен Скобцову, а значит, в конечном счете и новому главе района. И все равно чувствовал себя священник крайне неуютно.

– А я тебе что говорил! – мстительно напомнил Исмаил. – Сдадут нас! Это чеченцы своих не сдают! А чтобы русский не сдал?!

– Заткнись, – тихо предложил ему священник и быстро пошел вдоль стены, поглядывая вверх. – Может, крышу разберем?

Исмаил недовольно запыхтел, но в конце концов решительно кивнул.

– Надо попробовать. Подсадишь меня?

– Давай! – согласился священник. – Здесь до балок недалеко.

В сарае было довольно темно, но отец Василий помнил, что крыша на сарае шиферная, а значит, если обрешетка поставлена не слишком плотно, шифер можно выбить изнутри.

Он подошел к стене, присел, подставив здоровое колено и сцепив замком руки, и мулла стремительно оперся на его колено, затем на руки и с гимнастической точностью подбросил свое тело вверх.

– Есть! – отрапортовал он. – Я тебе снаружи открою!

«Если шифер сумеешь выбить», – подумал священник.

Исмаил возился недолго. Стремительно подтянувшись на руках, он мигом взобрался на балку, нащупал обрешетку, нашел свободное пространство между досками и одним резким ударом кулака пробил в шиферной крыше здоровенную дыру.

В сарай хлынул яркий солнечный свет. Исмаил ударил еще раз и еще! А потом примерился и в две секунды протиснулся в дырку и с грохотом съехал с крыши.

– Слава тебе господи! – вздохнул священник. – Как ты там, не расшибся?!

– Нормально, – сдавленным голосом отозвался мулла. – Сейчас открою.

Дверь распахнулась, а на пороге, залитый солнцем, стоял потирающий поясницу торжествующий Исмаил. Отец Василий выскочил, щурясь от нестерпимо яркого солнца, и настороженно огляделся по сторонам. Никого в округе видно не было, да и солнце на самом деле было уже вечерним, слабым.

– К реке? – выдохнул он.

– И ты это так просто оставишь? – презрительно уставился на него мулла. – Тебя сдать хотели, а ты просто уйдешь?!

– А что ты предлагаешь? – усмехнулся отец Василий. Читать лекцию о христианском смирении было сейчас неуместно.

– Красного петуха ему пустить – вот что! – стиснул белые зубы Исмаил.

– Нет, – покачал головой священник. – Не стоит. Да и тебе я мстить не позво… Ну-ка, ну-ка, подожди…

Вдалеке, около поселкового магазина, маячила фигура в милицейской форме. А рядом, размахивая руками и беспрерывно тыча в их сторону, стоял… да, ошибки быть не могло!.. стоял тот самый Лешка. Священник сгреб Исмаила в охапку и бросился за угол сарая.

– Отпусти! – зарычал Исмаил. – Руки убери, я сказал!

– Мент! – выдохнул отец Василий.

– Где?!

– Вон, на дороге, с Лешкой говорит.

Исмаил осторожно выглянул из-за угла и тут же отпрянул назад.

– Вот гнида! – стиснул он зубы.

Они почти синхронно огляделись по сторонам. В сторону Волги пришлось бы мчаться по открытому полю.

– Нет! Я им так просто не сдамся! – медленно произнес Исмаил.

Отец Василий остановил взгляд на вплотную примыкающем к сараю курятнике и, поколебавшись пару секунд, нырнул внутрь.

– Ты куда?!

– Я, кажется, знаю, что надо делать, – пробормотал священник.

Вся задняя стенка курятника была собрана из тонкой, гнилой фанеры, и путей к отступлению было достаточно. Если что…

– Залезай! – высунул он голову. – Пересидим.

Мулла еще раз выглянул из-за угла, кинул тоскливый взгляд на отделяющее их от приволжских зарослей поле и со вздохом полез вслед за священником.

– Фу, вонь какая! – зажал он пальцами нос.

– Тише, Исмаил, – попросил отец Василий.

Они замерли и принялись ждать.

Лешка подошел быстро, минут через пять-шесть. Было слышно, как он охнул и, шурша по рассыпанной на земле соломе, обежал сарай кругом.

– Ну, и где твои подозреваемые? – сильным, глухим голосом спросил мужика кто-то невидимый.

– Бля, Макарыч! Сбежали, козлы! – прорыдал Лешка. – И крышу, гады, сломали!

– А ты не ошибся? – голос милиционера был настороженным и недовольным. – Это точно он?

– Точно, Макарыч! Точно! Когда это бичи от курева отказывались?! Кто второй, не знаю, а этот, здоровый, – точно он самый!

Священник похолодел и глянул на Исмаила. Тот изумленно пожал плечами. Выходило черт знает что. Мент искал не муллу, а попа! «Недооценил я Кузьменко!» – с горечью признал отец Василий.

– Ладно, Лешка, – тяжело вздохнул милиционер. – Я схожу начальству позвоню, а ты вокруг походи. Если что подозрительное заметишь, сразу ко мне, я до девяти буду в конторе. Понял?

Милиционер ушел, и Лешка, побродив и поматюгавшись вокруг сарая, прошел к дому и, хлопнув дверью, исчез. А священник посмотрел на Исмаила и тяжело задумался. Теперь он точно знал: надо звонить! Кровь из носу, а Карнаухову и Медведеву, а может быть, и самому губернатору, звонить придется.

– Ну, что делать будешь? – тихо спросил мулла. – Теперь вроде как и до тебя дошло?

– Есть у меня одна мыслишка, – тяжело оперся на тонкую фанерную стенку курятника священник. – Если ты, конечно, не сдрейфишь…

В полутьме курятника лица Исмаила видно не было, но по тому, как быстро он задышал, было ясно, что мулла снова гневается.

– Когда это я дрейфил? – зло спросил он.

– Давай здесь останемся, – почесав кудлатую голову, предложил отец Василий.

– Зачем? – оторопел Исмаил.

Такой поворот в мыслях священника был мулле непонятен. Он понимал, что ни о каком таком «красном петухе» этот недотепа и помыслить не может, но тогда что он задумал?

– Неужели тебе настоящей курятины не хочется? – широко улыбнулся отец Василий.

Конечно же, в первую очередь священник думал о телефоне в конторе. Но чем, кроме как курятиной, удержать все это время Исмаила от глупостей, он не знал.

До муллы начало доходить.

– Правильно! – восхищенно закивал он головой. – Я ему, козлу вонючему, всех кур вырежу! А заодно и поедим!

Это была необычайная по своей наглости идея. Но тем и была она хороша. Да и есть очень хотелось.

Они осторожно выползли из своего временного пристанища и тщательно, никуда не торопясь, огляделись. Солнце почти село, и улица, на которой стоял Лешкин дом, была на удивление пуста.

Дикой кошкой мулла скользнул к двери и осторожно потянул ее на себя. Дверь открылась. Поп решительно шагнул в темноту сеней, но тут же зацепил и уронил на пол дико загрохотавшее оцинкованное ведро.

– Кто там? – недовольно крикнул из комнат хозяин. – Ты, что ли, Макарыч?

Священник сдержанно кашлянул.

– Сейчас, подожди, а то ты еще мне что-нибудь уронишь, – вздохнул хозяин дома и, прошаркав к выходу, щелкнул выключателем и остолбенел.

Перед ним стоял дикий и грязный, заросший бородой до глаз тот самый невероятно огромный мужик, которого он четверть часа назад хотел сдать властям.

– А вот и я, – ласково произнес разбойник и, подняв огромный, пудовый, наверное, кулак, аккуратно двинул им точно меж глаз.

Лешка растерянно булькнул и с грохотом, собирая по пути в складки плетеную «ковровую» дорожку, откатился в противоположный конец комнаты.

* * *

Когда Лешка очнулся, две самые жирные курицы были уже забиты, варварски, вместе с кожей, ободраны и засунуты в огромную алюминиевую кастрюлю.

– Очнулась наша рыбка! – смешливо посмотрел на него громила. – Исмаил! Наша рыбка очнулась!

– Он еще не рыбка, – надвинулся на хозяина дома хищно затачивающий разделочный нож второй бандит. – Но рыбкой будет. Обещаю. – Он придвинулся к самой Лешкиной щеке и зловеще прошептал: – Потому что рыбки молчат. Вечно.

Из-под Лешки тут же потекло.

– Фу! Как неприлично! – поморщился здоровяк, схватил стул, к которому был привязан пленник, и вместе с ним отволок в соседнюю комнату. – Здесь испражняйся. Не порть аппетит.

Лешка затравленно повел глазами, но сделать ничего не мог. Ноги были надежно привязаны к ножкам стула, руки стянуты за спиной, а во рту – кляп из тошнотворно-грязной кухонной тряпки.

– Ты соль положил? – поитересовался священник.

– Конечно, – кивнул мулла и озабоченно захлопал дверцами шкафов. – Где тут у него перчик? Мало того, что стукач, так еще и перчика дома не держит! А-а, вот, нашел. Слышь, батюшка, за укропом свежим сгоняй!

– Молодого нашел? – иронично поднял бровь отец Василий. – Сам сгоняешь.

Наступил миг, когда курицы сварились, и они торжественно водрузили их на самые большие тарелки, какие нашлись, и сели за стол. В окна заглядывали звезды, слышался хруст тонких куриных костей, лаяли где-то далеко-далеко псы, раздавался напряженный, ритмичный звук работающих челюстей, здесь, в небольшой деревенской комнатке, были тихо, тепло и уютно… а курицы стремительно, как в старом, ускоренном кино подходили к концу.

– Что делать будем?

– Я позвонить должен, – отхлебнув душистого наваристого бульона, сказал отец Василий. – В область.

– Ты уверен, что надо? – на удивление спокойно спросил Исмаил. Наверное, потому, что был сыт.

– Уверен. Хуже все одно не будет. Да и уходить отсюда поутру так и так придется.

– Ох и высплюсь я сегодня! – потянулся мулла. – В тепле, да на приличной подушке!

– Да, пожалуй, – согласился с ним священник. – До утра у нас время определенно есть, а раньше они здесь не объявятся.

Они дружно встали из-за стола, поставили пустую кастрюлю на плиту, аккуратно, никуда не торопясь, помылись под рукомойником, и тогда отец Василий глянул в окно, а затем, уже серьезнее, на муллу.

– Если будет шум, беги сразу, не раздумывай, – сказал он.

Отец Василий взял со стола загодя приготовленную сумку со «спецсредствами», вздохнул, перекрестился и вышел в дверь.

* * *

Во дворе было уже совсем темно. Священник внимательно огляделся по сторонам и открыто, с непринужденным видом тронулся в путь. Он знал, что прятаться в деревне бесполезно. Заметят, заподозрят недоброе и остановят, а там и до греха недолго. А так, что ж… подумают, опять Лешка бичей нанял. Не всем же, в конце концов, известно, о чем говорили между собой Лешка и местный участковый. По крайней мере он надеялся, что не всем.

Здание конторы он отметил, еще когда они только вошли в деревню. Одноэтажное, светло-желтого силикатного кирпича здание с государственным флагом над крыльцом отличалось от остальных домов деревни, как рыжий, задиристый петух от серых, однообразных, вконец зашуганных своим повелителем куриц. И найти его большого труда не составляло. Но чем ближе подходил к нему отец Василий, тем настороженнее становился.

Ему уже пришлось поздороваться с сидящими на завалинке стариками, ответить на дружное, нестройное приветствие перегородившей улицу сельской молодежи, попался он на глаза и двум бабкам, стоящим у давно закрытого сельмага. И теперь священник с трудом представлял, как сумеет пройти внутрь главного административного здания поселка незамеченным.

Однако все оказалось на удивление просто. Рядом с конторой шел ведущий сначала к гаражам, а затем и куда-то меж дворов проулок, и он просто нырнул в него и уже через пару секунд оказался в темном закутке меж полуразваленным туалетом и огромной, еще даже не начавшей выбрасывать бутоны сиренью. И вот здесь, прямо напротив туалета, находилось невидимое с улицы, зашторенное окно конторы.

Священник печально вздохнул, раскрыл прихваченную из Лешкиной кухни сумку и достал из нее китайское покрывало и литровую банку с медом. Надел на правую руку старую меховую рукавицу, затем сунул защищенную кисть в банку и принялся обильно смазывать стекло пахучей, ароматной субстанцией. Получился слой около полусантиметра толщиной. Не дожидаясь, когда мед начнет обтекать, быстро приклеил покрывало по всей поверхности смазанного стекла и надавил. Стекло легонько хлопнуло, противно скрипнуло краями осколков и, вместе с покрывалом, почти бесшумно осело вниз. Отец Василий сбросил покрывало вместе со стеклом, огляделся и в два приема забрался внутрь.

Здесь было тихо и темно. Пахло мышами, канцелярским клеем и почему-то свежей резиной. Он быстро прошел по коридору, касаясь дверей руками, и когда обнаружил единственную полированную, достал прихваченные у Лешки спички и посветил.

– «Директор», – вслух прочитал он. – То, что надо.

Замок оказался хорошим и долго не поддавался, и тогда он просто вывернул опять же прихваченной у Лешки монтировкой здоровенный кусок древесно-стружечной плиты, из которой был сляпан дверной каркас, и через несколько мгновений стоял у телефона, пытаясь сообразить, как отсюда дозвониться до Усть-Кудеяра. Но в конце концов все оказалось довольно просто. Он просто набрал код и, помаявшись около минуты выбором, номер дежурного ФСБ.

– Дежурная часть, капитан Лукин, слушаю вас, – сразу же раздалось из телефонной трубки.

– Отец Василий… – начал он и понял, что следует назвать и мирское имя. – По паспорту Михаил Иванович Шатунов.

– Шатунов? – удивился дежурный.

– Да, Шатунов. Я хочу переговорить с Карнауховым.

– Соединяю, – решительно, без всяких уточнений сказал дежурный, и в трубке пискнуло.

– Карнаухов, слушаю, – прозвучал густой, не слишком довольный звонком бас.

– Это Шатунов, – сглотнул отец Василий. – То есть отец Василий. У меня проблема.

– Я в курсе, – спокойно ответил Карнаухов.

Голос начальника районного ФСБ звучал так, словно он не только все знал, но и все относительно гражданина Шатунова решил.

– Да неужели? – внезапно разозлился священник. – Значит, вы знаете, что меня, как дикую свинью, два часа расстреливали из вертолета?!

Конечно, насчет «расстреливали» он перегнул, но слишком уж раздражал его этот профессионально самоуверенный карнауховский тон.

– Нет, этот факт лично мне неизвестен, – честно признал Карнаухов. – Искали вас, это да, но чтобы расстреливали… что-то не припомню.

– И то, что у меня в ноге заряд дроби сидит, вам тоже неизвестно?! – заорал в трубку священник. – И то, что меня сквозь подожженный камыш прогнали, тоже?!

– Успокойтесь, – раздраженно отозвался начальник ФСБ. – Мне известно то, что известно теперь всем. Вам инкриминируется покушение на губернатора.

– Покушение?! – оторопел священник. – На губернатора?! Мне?! Господи! Да зачем же мне это надо?

– Вот вы мне и скажите.

«Они с глузду съехали! – подумал священник. – Покушение на губернатора! Надо же такое придумать! Ничего умнее не нашли!»

– Я ни на кого не покушался, – твердо заявил он. – На меня покушались, а я невиновен.

– Вас пока никто и не обвиняет, – уже спокойнее сказал Карнаухов. – Но вас подозревают.

– Почему? – задал дурацкий вопрос отец Василий.

– Во-первых, вы единственный, кто исчез после покушения, а во-вторых, вы, по непонятной мне пока причине, упорно скрываетесь от правосудия.

– Будешь тут скрываться, когда на тебя целый полк, да еще с ОМОНом в придачу охотится.

– Ну, ОМОН пока, положим, никто не посылал, а то, что Брыкалов своих ребят подключил, так за то ему честь и хвала. Больше, я так понимаю, мы в его услугах не нуждаемся, но за своевременную помощь искренне благодарны.

– А мне-то что теперь делать? – отчаянно теребя бороду, спросил священник.

– Возвращайтесь в Усть-Кудеяр и приходите прямо ко мне. Здесь и поговорим.

Священник покачал головой и положил трубку. И сразу понял, что так и не спросил, а жив ли губернатор? Что с ним?

А вообще дело было швах. То ли Кузьменко расстарался, то ли на губернаторскую жизнь и впрямь кто-то покусился, а он, как это иногда бывает, просто оказался крайним… кто теперь скажет?

– Кто скажет? – повторил он вслух. – Кто, блин, мне это скажет? Медведев? Щеглов?

Некоторое время он так и пребывал в задумчивости и все-таки набрал рабочий телефон главы района.

Телефон долго молчал, и когда он уже решил, что ничего не выйдет, трубку подняли.

– Да! – раздраженно ответил ему Николай Иванович. – Говорите!

– Это я, – проронил отец Василий.

– Батюшка?! – Щеглов явно был ошарашен.

– Что происходит, Николай Иванович? – задал все тот же дурацкий вопрос священник.

– А я знаю? – как-то испуганно откликнулся Щеглов. – Знаю только, что ФСБ с ног сбилось, вас разыскивая. ОМОН вот за вами послали. Но я-то на той охоте не был.

– А что произошло на охоте?

– Как что? – оторопел Щеглов. – Вы… это… как его… ну, стреляли вы. В губернатора.

– Это достоверно известно?

– Лично мне Карнаухов так сказал.

– Губернатор-то жив?

– Жив. И даже здоров. Но разозлен. Ему как сказали, что вас там видели, так… Говорят, он даже стол от ярости перевернул!

«Что ж, – подумал отец Василий. – Понять его можно. Однако лично он меня, значит, не видел. И это хорошо».

– Чего делать-то будете? – спросил Щеглов. – Я так понимаю, вы салазки серьезно навострили. Но, знаете, далеко не убежишь. Все равно возьмут.

– Я в курсе, – кивнул священник и положил трубку.

Выходило так, что Карнаухов ему врал. Щеглову сказал одно, ему другое, а что наговорили губернатору, и подумать страшно. «Отсюда надо сваливать, – решил священник. – И чем скорее, тем лучше. Дальше уйдем…» И только теперь понял, что забыл спросить, что там насчет муллы. Возвращаться ему или как. Впрочем, и Щеглов правды не скажет. По крайней мере всей правды.

Отец Василий быстро прошел к выставленному окну, спрыгнул вниз и понял: что-то не так. Шагнул вперед и наткнулся на высокую плотную фигуру.

– Стоять! – жестко приказали ему, и священник сразу узнал этот глухой, сильный голос. Именно этот человек разговаривал с Лешкой у сарая несколько часов назад. «Макарыч!» – вспомнил отец Василий.

– Лицом к стене! – жестко распорядился участковый. – Руки на стену. Выше! Ноги в стороны!

Отец Василий послушно выполнял команды и стремительно соображал. Макарыч всех тонкостей не знал, но он звонил своему начальству. Что из этого можно выжать?

– Слышь, земляк, – не поворачивая головы, спокойно и даже по-дружески поинтересовался он. – Ты куда меня повезешь?

– Я тебя, родной, никуда везти не буду, – сурово ответил Макарыч, охлопывая задержанного по карманам. – Тебя другие повезут. У меня ты только посидишь.

– Не-е, так не пойдет, – протянул священник и перешел на знакомый еще со времен службы уголовный жаргон. – Я у тебя ничего не навесил, чего мне у тебя рога мочить?

– Ничего, родимый, отдохнешь часик, а там и расскажешь, чего навесил, а чего не навесил, – спокойно и даже как-то весело ответил участковый. Все понятно. Преступник взят, оружия при нем нет, сопротивляться не собирается. – Руки за спину!

«Значит, часик, – подумал священник. – Почему же так долго? Стоп! Во сколько он пошел звонить?!» Все сходилось. Как раз будет часа три, максимум четыре, как Макарыч начальству звонил! Это означало, что за ним приедут из области, а не из райцентра.

– Руки за спину, я сказал! – рявкнул Макарыч, и священник быстро повернулся и аккуратно ударил участкового по шее. Тот всхлипнул и мягко повалился на землю.

«Значит, из области, – думал священник, быстрым шагом продвигаясь к Лешкиному дому. – И что мне тогда Карнаухов лапшу на уши вешал? Приходи-и, говорит, поговори-им… Хрен там поговорим! Сразу в область отправит!»

На улице стояла кромешная тьма. Священник быстро добрался до Лешкиного дома и рванул дверь на себя. Внутри было совершенно темно.

– Исмаил! – громко позвал он.

Никто не ответил.

«Спит, негодяй! – с досадой отметил священник. – Залег небось в постельку и дрыхнет, лопух! Лично сам он ни за что не остался бы ждать внутри, а остался бы снаружи».

– Исмаил! – еще раз позвал он.

– Где ты там ходишь? – раздался из-за спины сонный, усталый голос. – Спать хочу, сил нет! Давай становись на дежурство, я первый залягу…

Отец Василий обернулся. Мулла стоял у курятника, как раз там, где скорее всего выбрал бы место для ожидания и сам отец Василий.

– Не получится у тебя сегодня поспать, – разочаровал его священник. – Сваливать надо срочно.

– И насколько срочно? – устало поинтересовался мулла.

– Немедленно.

– Ну что ж, я готов. – Исмаил закинул рюкзак за спину.

В рюкзаке что-то зашевелилось и заквохтало.

Отец Василий покачал головой. Все-таки это воровство, а не то что просто покуражиться, но ссориться с Исмаилом из-за курицы он не хотел.

– Тогда пошли! – кивнул он и быстрыми шагами тронулся в сторону поля.

* * *

Здесь, в не знающей ярко освещенных витрин деревне, ночь уже царствовала абсолютно. В кромешной тьме они прошли около полукилометра, когда из-за ближайшего невысокого взгорка показались огни. «Два, четыре, пять, шесть, восемь…» – считал священник. Это могли быть трактора, но он сомневался, слишком быстро эти огни приближались.

– Что это, Исмаил? – надеясь на слуховые способности муллы, поинтересовался он.

– Ты знаешь, батюшка, – задумчиво произнес мулла. – Я этого звука с самой армии не слышал.

– И что?

– Бронетехника это, вот что.

Считать, что огни пока еще далекой бронетехники к ним не имеют отношения, было наивно. Но вот то, что звонок участкового милиционера Макарыча в область вызвал такие последствия, было странно. По крайней мере отец Василий и близко не допускал мысли, что убийца Кузьменко мог иметь какое-то отношение к губернатору. Но выходило именно так. Или это губернатор отдал распоряжение военным?

Судя по всему, Карнаухов солгал и тогда, когда сказал, что более не нуждается в услугах военных. Священник знал: когда власть начинает столь беззастенчиво лгать, дело плохо. Совсем плохо.

– Блин! – ругнулся мулла. – Что ж вас так много?!

Отец Василий вгляделся в прыгающие на ухабистой дороге огни. Их стало еще больше. Наверное, два десятка пар огней точно было.

– Они нам ход к Волге отрезают! – охнул Исмаил и побежал вперед. – Смотри, батюшка, что делают, гады!

Священник тоже прибавил ходу и вгляделся. Было непонятно, что именно замыслили военные, но факт оставался фактом. Бронетехника разворачивалась и становилась на краю Волги, жестко отрезая им путь к реке.