Женихи воскресают по пятницам Донцова Дарья
За первой оказался здоровенный кабинет, за второй нечто вроде малой гостиной, за третьей скрывалась комната отдыха с камином и кальянами. Ко мне неожиданно вернулось самообладание. Я вошла внутрь и села на длинный, заваленный подушками диван. Злость испарилась, осталось здоровое недоумение. Ну и что мне теперь делать? Ладно, попытаюсь рассуждать спокойно.
Я втянула ноги на диван, замоталась в один из цветастых пледов и уставилась в огромное окно, за которым расстилался широкий двор, освещенный мощными прожекторами. Хорошо быть богатым – счет за электричество не волнует Звягиных. Вот моя Белка постоянно расстраивается, увидев цифру на счетчике. Бабуля ни за что не оставит на всю ночь гореть фонари вокруг своей гостиницы, погасит даже лампочку над входной дверью.
Мне вдруг стало смешно: я теперь бабушка Антона! Может, потребовать от ухажера-дурачка обращаться ко мне по имени-отчеству? Или, учитывая мой статус, замучить его замечаниями? И с какой стати я впала в панику? Утром поговорю с Романом, он человек с огромными деньгами и обширными связями, думаю, максимум через сутки идиотская запись испарится из книги. Хорошо, что я не нашла спальню олигарха или его жены и не устроила тупую истерику. Полдень куда мудренее полночи, завтра все разрешится благополучно. Вот только спать я останусь здесь, в помеси кальянной с каминной – мне не очень понравилось заявление «супруга» про то, что нам надо познакомиться поближе. Бойкий, однако, дедок! Другой бы, лишившись за пару часов до свадьбы невесты, впал в депрессию, свалился с инфарктом или закатил скандал, на худой конец, а Глеб Львович и ухом не повел. Плясал, веселился, ел-пил на свадьбе, а потом решил: раз Марина уже отрезанный ломоть, можно подбивать клинья ко мне. Подсунув под грудь подушку, я легла и зевнула. Наверное, нельзя говорить про человека «и ухом не повел». Люди не способны шевелить ушами. Хотя, может, мой новоиспеченный муж талантлив во всех отношениях?
Я представила, как отец Романа дергает в разные стороны ушными раковинами, и развеселилась. В жизни всегда так! Сначала впадаешь в отчаяние, потом успокаиваешься и неожиданно понимаешь: вообще-то ничего ужасного не произошло, скорее случившееся – это забавное приключение.
И вдруг дверь комнаты с легким скрипом приоткрылась. Я быстро натянула на голову плед. Надеюсь, это не новобрачный, который решил найти молодую жену, дабы выполнить супружеский долг?
Крохотная серая тень подошла к дивану, легко вспрыгнула на него и чихнула. Я выглянула из-под одеяла и засмеялась. Собачка! Неизвестной породы, у нее невероятно умильная мордочка, как у медвежонка, тельце покрыто коричневой шерсткой, глаза – горошинки черного перца, неожиданно розовый нос и широкий кожаный ошейник, усыпанный стразами.
– Ты чья? – прошептала я, выпутывая из пледа руку, чтобы погладить очаровательное существо. – Как твое имя?
Песик разинул пасть, и я чуть не рухнула с дивана на пол. Даже если бы псина сейчас на правильном русском языке ответила: «Меня зовут Полкан Барбосович», – мое удивление не стало бы меньше.
Вы когда-нибудь видели клыки собаки? Они, как правило, острые, треугольной формы, желтые, растут вкривь и вкось. А у этой псинки в пасти оказались совершенно человеческие, снежно-белые зубы, торчащие из безупречно розовых десен. Песик старательно растянул губы почти до затылка, и стало понятно, что зубов у него не менее тридцати двух, кариес отсутствует, пародонтоза и зубного камня в помине нет и, похоже, он пользуется средством для освежения дыхания – мой нос уловил аромат мяты и цитрусовых.
– Лялешка! – прошамкали от двери. – Шертова шобака, ты где? Куда жапропаштилашь?
Я затаила дыхание и очень осторожно натянула плед на голову, предусмотрительно оставив небольшую щель для наблюдения за ситуацией.
К дивану подошла родная сестра Бабы-яги. На голове у нее сидел чепчик наподобие тех, что надевают на новорожденных, тело закутывал бархатный халат, прошитый золотыми шнурами.
– Думаешь, не жнаю, где тебя ишкать? – прошепелявила ведьма. – Отдай шейчаш ше шубы!
Я перестала дышать. Похоже, старуха того, с приветом. Бегает ночью по дому за собакой и, настигнув ее, требует от нее шубы. Ежу понятно, у пса нет манто. Да и зачем оно ему, покрытому со всех сторон шерстью? Мне, как обычно, повезло: благополучно удрала от «молодого мужа», зато нарвалась на местную колдунью. Бабка протянула руку. В огромные, не зашторенные окна в комнату беспрепятственно вливался свет уличных фонарей, и я увидела, что каждый палец старухи украшен как минимум двумя кольцами с солитерами[5].
– Отдай шубы, пакошть! – прошипела бабка, вцепилась в несчастную, жалобно повизгивающую собачку и быстрым движением достала у нее из пасти… нижнюю челюсть.
Я чуть не заорала от ужаса. Кто-нибудь, помогите! Как ведьме удалось проделать подобное? И почему песик не истекает кровью?
Бабка снова схватила его и интенсивно затрясла. Он совершенно по-человечески охнул, на диван выпала верхняя челюсть.
Ведьма быстро схватила ее, открыла свой рот и, совершив пару движений руками, уже четко, безо всяких признаков шепелявости начала выговаривать собачке:
– Ляля, ты пакость! Сколько раз тебе говорила, не смей хватать мои зубы! Да, я кладу их на ночь в стакан с дезраствором. Да, он пахнет обожаемой тобой мятой, но это не повод, чтобы вылакать его до дна и удрать с чужими протезами, которые странным образом подходят шпицу по размеру.
Я корчилась под пледом. Тихо, Степа. Бабушка требовала у собаки не шубы, а зубы. Надо же, старуха совсем не брезглива – даже не помыла отобранные у любимицы челюсти.
– Лялечка! Ты настоящая стерва! – вещала старушка. – Ну что за удовольствие ты получаешь, утаскивая мои зубы? Ляля, ты свинья! Натуральная хрюша! И как ухитряешься добраться до стакана? Ничего, завтра я его к потолку подвешу. А ну, пошли!
Старуха развернулась и двинулась к выходу. Ляля повернула голову в мою сторону и снова улыбнулась, но теперь из ее пасти выглядывали мелкие, кривые собачьи клыки.
– Признайся, ты мне завидуешь, – пропела Баба-яга, распахивая дверь, – вот и пакостничаешь. Ляля! Сюда!
Собачка спрыгнула на пол и поспешила за хозяйкой.
Когда странная парочка покинула комнату, я от души посмеялась, села и взглянула в окно. Во дворе стоял мини-вэн. Похоже, он только что прибыл, потому что дверь отъехала в сторону, из салона выбрались двое мужчин. Один из них держал большой светло-серый чемодан. Я не успела моргнуть, как к мужчинам присоединился Феликс. Похоже, управляющий не ложился спать, он был по-прежнему в костюме и рубашке без галстука. Все трое быстро вошли в дом.
Я удивилась, кто это прибыл в особняк, который и хозяева, и служащие почему-то зовут поместьем? Поместье, на мой взгляд, это усадьба, окруженная обширными земельными угодьями, а у Звягиных просто дом, правда, огромный и с просторным двором. Но участок находится в черте города, значит, никак не является поместьем.
– Вы уверены, что никто не знает? – громко спросил из коридора незнакомый голос.
Глава 7
– Абсолютно, – произнес баритон управляющего.
– Куда идти? – чуть тише поинтересовался другой человек.
– Дальше по галерее до красной двери с табличкой «Спальня горничной», – ответил Феликс.
Голоса стали удаляться, окончания фразы я не услышала. Но не в силах побороть любопытство, вскочила с дивана, убедилась, что мужчины пропали из зоны видимости, и отправилась искать дверь, о которой упоминал Феликс. Кажется, я знаю, что сейчас привезли в дом!
Коридор освещали небольшие бра на стенах. Интерьер напоминал гостиницы, в которых обожает останавливаться мой босс Франсуа Арни.
Кстати, удивительно, насколько внешний вид гуру макияжа не совпадает с его душевным настроем. Франсуа маленький, черноволосый, быстрый в движениях и речи человек, всегда одетый в вещи, которые еще не демонстрировали на подиумах. Если весь мир с восторгом влез в двухцветные ботинки и укороченные узенькие брюки кислотных цветов, то Арни вышагивает в широченных длинных шароварах и черных штиблетах. И уж будьте уверены, через пару месяцев на всех мужских Неделях моды вы увидите парней именно в таком облачении. А еще гениальный стилист страстный любитель всевозможных гаджетов, у него самые современные телефоны, планшетники и ноутбуки. Франсуа, как маленький мальчик, не может устоять при виде новой «игрушки», он непременно ее купит. Плюс к тому шеф почти ежедневно меняет серьгу в ухе и пахнет, как парфюмерная фабрика. Духи Арни обожает не менее, чем новинки от «Apple», и при этом начисто забывает о корпоративной этике. Как правило, ведущие стилисты носят одежду и пользуются косметикой того модного дома, с которым у них подписан контракт о сотрудничестве. Но Франсуа не стесняется попшикать на себя парфюм, который выпускают конкуренты «Бака».
Кстати, мой босс не тратит ни копейки на одежду, косметику и прочие мелкие радости вроде браслетов и ожерелий, все это ему присылают в качестве подарков. Более того, любой производитель готов заплатить Франсуа за то, чтобы он нацепил его рубашку или ботинки определенной марки. Но у Арни строгие понятия о чести и достоинстве, он никогда не заключает таких контрактов.
Как-то раз один из самых влиятельных модных журналов вышел с нестандартной обложкой – вместо одной фотографии какой-нибудь фэшн-иконы там было четыре снимка Франсуа, соответствующие разным временам года. Сверху шла «шапка»: «365 дней – 365 новых идей», а внизу, более мелко, было напечатано: «Неповторимый Арни никогда не повторяется».
Наблюдая, как Франсуа меняет обличье, я наивно полагала, что он живет в суперсовременном доме с мебелью из гнутых трубок и стекла. Каково же было мое удивление, когда я впервые переступила порог его квартиры в Париже – там не оказалось ничего подобного!
Дом Арни расположен на улице Бенуа, узенькой, отходящей от бульвара Сен-Жермен, не очень привлекательной для туристов – на ней нет ни магазинов, ни каких-то особых достопримечательностей. Вот если пройти чуть левее, там вы увидите замечательную церковь, одну из лучших кондитерских столицы Франции, кучу лавочек. А на улице Бенуа только ресторанчик под названием «Отдых с антрекотом», куда каждый день змеится длиннющая очередь, а еще на углу работает знаменитое кафе «Флор», где сидят почти все топ-манекенщицы и сливки фэшн-тусовки всего мира.
Но дом Арни стоит в другом конце. И его четырехкомнатные апартаменты обставлены старой мебелью с бархатной обивкой, спит Франсуа на кровати из красного дерева, над которой возвышается балдахин, украшенный плюмажем из страусиных перьев. Сколько лет ложу, даже предположить страшно, а из рукомойника, висящего в ванной, должно быть, умывался кто-нибудь из принцев Конде. Один раз я уронила в туалете у Франсуа рулон туалетной бумаги, нагнулась, чтобы поднять его, и увидела на основании унитаза табличку с цифрой «1806». До сих пор гадаю: это год производства или серийный номер?
Под стать обстановке и домработница Франсуа, которую зовут Беттина. Похоже, она родилась одновременно с тем унитазом, но, в отличие от исправно работающего толчка, горничная давно потеряла остроту зрения, слуха и обоняния. Да, чуть не забыла, ни посудомоечной, ни стиральной машин, ни СВЧ-печки в квартире нет. Тостер, соковыжималка и прочие «ноу-хау» также отсутствуют. Как правило, я заходила за Франсуа в районе полудня, и уже на лестнице в подъезде начинала отчаянно кашлять от чада. И сразу мне становилось ясно – Беттина жарит хозяину на завтрак тосты. Делает она это так: бросает куски хлеба на чугунную сковородку, ровесницу Наполеона, ставит ее на крохотную плиту, расположенную в небольшой нише, садится читать газету и – благополучно забывает про гастрономический изыск. И так ежедневно.
Постоянно перемещаясь по миру, Франсуа предпочитает останавливаться в отелях, которые напоминают ему родные пенаты. То есть интерьер в них должен быть из темных дубовых панелей, шерстяных ковров и помпезной, желательно антикварной, мебели. А если на завтрак подадут плохо сваренный кофе и подгоревшие куски жареного хлеба, которые Франсуа неполиткорректно называет «мои маленькие негритята», то Арни будет по-настоящему счастлив – он ощутит себя в любимом Париже. Вот и в коридоре, по которому сейчас кралась я, ему стопроцентно понравилось бы. Ну просто его апартаменты на улице Бенуа, разве что нет клубков пыли на полу и пятен от пролитого Беттиной чая на светло-бежевом ковре.
Галерея сделала резкий поворот, я, не сбавляя скорости, двинулась направо и чуть не ткнулась лицом в дверь. Коридор закончился, комната горничной оказалась последней. Из-за нее слышались приглушенные голоса. Нехорошо, конечно, подсматривать и подслушивать, но как удержаться от соблазна? Я догадалась, что сейчас в обстановке секретности внесли в особняк в стальном чемодане.
Фирма «Бак» создала новый эксклюзивный аромат под названием «Секрет», и никто по сию пору, кроме создателей парфюма, не видел его и не наслаждался запахом. Зачем такая таинственность? Духи ведь не ракетное топливо, правда? Но представить себе трудно, сколько средств вложено в разработку новинки и в рекламу. Сейчас почти по всей Европе в большинстве женских журналов напечатаны фотографии Аси Балакиревой, которая держит в руках нечто круглое, задрапированное красной тканью, а верх снимка украшает слоган «Наш общий Секрет». В сфере бизнеса шпионаж обычное дело, модные дома и парфюмерная промышленность не исключение. Я могла бы рассказать несколько историй о том, как производители, собираясь выбросить на прилавки, допустим, новую губную помаду или тональный крем, проводили шумную, естественно, не бесплатную рекламу и в прессе торжественно обещали: десятого апреля новинка появится в магазинах. А тридцатого марта конкурирующая фирма выкидывала в продажу товар с очень похожим названием в почти идентичной упаковке и – снимала все сливки. Думаете, губная помада ерунда, стоит копейки? Умножьте ее цену на количество женщин, жаждущих обзавестись модной косметикой, и поймете, о каких суммах идет речь.
Сегодня в особняк явно доставили переносной сейф с флаконом «Секрета», и я просто умру, если хоть одним глазком не взгляну на него.
Я слегка потянула дверь на себя, петли неожиданно предательски заскрипели. Я хотела удрать, но не успела – изнутри кто-то толкнул створку, чуть не стукнув меня по лбу. Моим глазам предстала крохотная комната, смахивающая на обитель Барби: портьеры, стены и обивка небольшого кресла были нежно-розового цвета, такого же оттенка подушка и плед на кровати с коваными спинками. Еще я успела заметить телевизор на стене, небольшой столик, заставленный всякой ерундой, и двух мужчин из мини-вэна, склонившихся над кроватью.
– Что вы здесь делаете? – спросил Феликс.
Ну не отвечать же честно: «Хотела одним глазком посмотреть на духи!» Я заискивающе улыбнулась:
– Мне не спалось, решила почитать книгу, пошла искать библиотеку и случайно забрела сюда.
– В нашем доме легко с непривычки заблудиться, – вежливо заметил Феликс. – Пойдемте, отведу вас в вашу комнату. Извините за вопрос, но вы кто? После свадебной церемонии некоторые гости остались здесь ночевать. Если вы представитесь, я посмотрю план размещения и сразу пойму, в какую спальню вас определили.
На секунду я растерялась. Какое имя назвать – Степанида Козлова? Но ее не должно быть здесь, зато присутствует Марина Гончарова, невеста… хотя нет, уже супруга Глеба Львовича.
Управляющий с вежливой улыбкой начал оттеснять меня в коридор, и в конце концов ему удалось захлопнуть дверь комнаты. Я лишилась возможности видеть, что происходит в спальне прислуги, от чего испытала еще более сильный приступ любопытства. В голове роились разные мысли. Почему сейф с новым ароматом доставили именно сегодня и сюда? Ну, это легко объяснить – духи собираются презентовать завтра во время праздничного шоу. Роман Глебович пожелал, чтобы мировая премьера парфюма состоялась в Москве, и ради такого случая в столицу России прилетит огромное количество ценителей. Завтра, вернее, уже сегодня в семь вечера в шикарном отеле, который славится проведением пафосных знаковых мероприятий, Ася Балакирева вынесет на золотом подносе флакон, о причудливой форме которого пока можно лишь догадываться. Насколько я знаю, новинку должны привезти незадолго до торжеств из Франции, и Роман Глебович, наверное, не решился оставить флакон в офисе. Глянуть на него мне хотелось до дрожи, но, увы, фокус не удался.
Феликс достал из кармана мобильный.
– Простите, ваше имя?
– Марина Гончарова, – сказала я.
Управляющий сделал шаг в сторону.
– Вы жена Глеба Львовича?
– Да, – после короткого колебания ответила я, – наш брак был зарегистрирован сегодня.
– Я не узнал вас, – пробормотал Феликс, – извините.
Я чуть не ляпнула: «А мы и не были знакомы», – имея в виду себя, но вовремя догадалась сказать:
– Меня сильно меняет макияж и прическа. Стоит по-другому уложить волосы и смыть косметику, и даже родная бабушка пройдет мимо, не поздоровавшись. Обожаю темные парики с челкой. Я всегда на людях при полном параде, а сейчас выгляжу по-домашнему. Неудивительно, что вы меня не узнали.
– Разрешите проводить вас в спальню? – опомнился Феликс. – Вы, когда вышли из нее, повернули не в ту сторону, пошли налево, а следовало направо. Знаете, я и сам в доме поначалу плутал.
– Надеюсь, теперь вы хорошо ориентируетесь, – улыбнулась я.
– Вообще-то вам надо было позвать горничную, – мягко укорил меня Феликс, уводя из тупиковой части коридора, – она бы принесла любую книгу или проводила в библиотеку.
– Ночью? – хмыкнула я.
– У нас всегда дежурит прислуга, – пояснил управляющий, – мало ли что случится.
Я решила узнать хоть что-нибудь про новые духи и сказала:
– Уже поняла. В комнате, куда я бесцеремонно пыталась войти, было двое мужчин. Наверное, это охрана? Немного странно, что они кучкуются в помещении, на двери которого висит табличка «Спальня горничной».
– Это инженеры из техподдержки, – не моргнув глазом, соврал Феликс. – Вечером в здании отключился Интернет, пришлось вызвать специалистов. Роман Глебович осерчает, если утром не сможет войти в Сеть. А вот и ваши покои. Спокойной ночи!
Я испугалась, что если Глеб Львович до сих пор сидит в комнате? Меня абсолютно не радовала перспектива остаться с глазу на глаз со сластолюбивым дедулей.
– Простите… э… э… не знаю вашего отчества, – промямлила я.
Управляющий чуть склонил голову к плечу.
– Обращайтесь ко мне просто по имени. Феликс Бениаминович звучит как-то тяжеловесно, трудно выговаривать.
– Ничего сложного, – улыбнулась я. – Феликс Вениаминович – очень красивое сочетание.
– Бениаминович, – поправил управляющий. – Моего отца звали Бениамин. Чем еще я могу вам помочь?
Я потупила взор.
– Я убежала из комнаты не от бессонницы. Очень боюсь мышей.
Феликс крякнул.
– Грызунов в особняке нет, равно как и тараканов с мухами.
– Тем не менее я отлично слышала, как кто-то шуршал за креслом, – соврала я. – Сделайте одолжение, посмотрите, а?
– Без проблем, – кивнул управляющий, распахнул дверь и вошел в помещение.
Я направилась за ним.
– Добрый вечер, Глеб Львович! – громко произнес Феликс. – Извините, бога ради, никогда бы не посмел в столь поздний час вломиться в спальню вашей жены…
Я попятилась в коридор, мысленно нахваливая себя за предусмотрительность: молодец, Степа, правильно сделала, пропустив вперед управляющего. Глеб Львович оказался упорным и терпеливо дожидался возвращения новобрачной. Похоже, он успел забыть о своей любви к Марине – его суженая удрала из-под венца, а жених уже готов к новому роману. Или он решил, что раз нас расписали, то я просто обязана отдаться ему?
Мне очень не хотелось затевать скандал, но оставаться наедине со старикашкой не хотелось еще больше. А утром я непременно расскажу Инне Станиславовне о том, как вел себя ночью ее тесть. Я обещала выручить семью Звягиных, хорошо сыграла роль невесты, выглядела на пиру веселой и счастливой. Кстати, Глеб Львович тоже вел себя безупречно – не обнимал, не прижимал меня к себе, а когда гости в ажиотаже кричали «Горько!», делал вид, будто чмокает меня в щеку. Именно делал вид, губами к моему лицу он ни разу не прикоснулся. Поэтому я как-то не ожидала, что «супруг» заявится ко мне в халате и предложит «познакомиться поближе».
Тем временем Феликс продолжал извиняться, однако старший Звягин молчал, никак не реагируя на его неожиданное появление. Управляющий тоже притих, потом вдруг громко и отчетливо выругался.
Глава 8
Грубые слова из уст подчеркнуто вежливого мужчины, облаченного даже ночью в костюм, поразили меня до глубины души. Я быстро вошла в комнату, поинтересовавшись:
– Что случилось?
Феликс, наклонившийся над креслом, где, развалясь, сидел Глеб Львович, выпрямился и заявил:
– Вам сюда нельзя.
– Это же моя комната! – поразилась я. – Вообще-то мне спать уже хочется.
– Пожалуйста, покиньте помещение, – решительно произнес управляющий и вытащил телефон. – Игорь Николаевич, немедленно выйдите в коридор, я вас встречу. У нас повторение ситуации. Да, именно так.
Я сделала пару шагов, но Феликс схватил меня за руку и бесцеремонно попытался развернуть лицом к двери.
– Немедленно прекратите! – взвилась я. – Что вы себе позволяете? Утром…
Продолжение фразы застряло в горле – я увидела Глеба Львовича, лицо которого было заляпано красной краской. А через секунду поняла: это не краска вовсе, а кровь.
Феликс потащил меня прочь. С трудом передвигая ноги, я вышла в галерею и прижалась спиной к стене.
– Можете постоять тут пару секунд? – спросил управляющий.
Я кивнула. Он исчез, но вернулся назад почти сразу, причем в сопровождении тех же двух незнакомцев, якобы инженеров из техподдержки.
– Она кто? – поинтересовался один из них.
Феликс наклонился и что-то прошептал ему на ухо.
– Русик, глянь, – велел старший мужчина своему младшему спутнику. Тот исчез в спальне, а я услышала вопрос:
– Что у вас случилось?
– Ничего, – прошептала я.
Дверь в спальню приоткрылась, высунулся Русик.
– Игорь Николаевич, ноль пять!
Я не поняла, что он имеет в виду, но Игорь Николаевич явно сообразил, о чем идет речь, и, почти навалившись на меня, стал задавать вопросы.
– Что вы делали в течение последнего часа?
– Ходила в библиотеку, – соврала я. – Заблудилась, встретилась с Феликсом…
– Решили почитать на ночь Достоевского? – сердито перебил меня Игорь Николаевич. – Интересненькое кино!
– Пришел Глеб Львович, и я убежала, – призналась я, – спряталась в гостиной с кальянами.
Мужчина вопросительно посмотрел на Феликса, и тот пояснил:
– Вторая дверь за синим холлом.
– Дальше, – потребовал Игорь Николаевич.
– Легла на диван, – зашептала я, – но вдруг появилась собачка, у нее во рту были человеческие зубы. Затем притопала старуха в бриллиантах.
– Это Роза Игнатьевна, мать Глеба Львовича, – вклинился в разговор Феликс, – у нее есть шпиц.
– Бабка выдрала у песика челюсти, – объясняла я, – не помыв, сунула их себе в рот, и они ушли. А я подошла к окну, увидела мини-вэн, вас с чемоданом и подумала: «Духи привезли». Захотелось хоть одним глазком глянуть на флакон.
– Она съела салат из мухоморов? – усмехнулся Игорь Николаевич, поворачиваясь к Феликсу. – В особенности меня впечатлил рассказ про зубы, которые престарелая дама ампутировала у шпица.
Я хотела сказать, что зубы не ампутируют, а удаляют, но внезапно перестала слышать и видеть. Голову словно окутало плотным туманом, извне доносились лишь отдельные слова.
– …стакан… дезинфицирующий раствор… Ляля крадет у вдовы… презентация аромата…
Потом потолок и пол поменялись местами, я попыталась ухватиться руками за стену и начала проваливаться в вязкое болото.
– Вот черт! – громко произнес Игорь Николаевич. – Феликс, помоги.
Меня перевернуло вниз головой, и стало темно.
– Тяпа, очнись! – сказал голос Белки. – Ну пожалуйста!
Я села с закрытыми глазами на постели и быстро спросила:
– Бабуля, какой у нас день недели, число, месяц? Куда я сегодня улетаю? Или я в Москве? Где мой ежедневник?
Белка издала странный звук, я разлепила веки и увидела Инну Станиславовну, облаченную в темно-синее платье.
Память моментально прояснилась.
– Что с Глебом Львовичем? – воскликнула я.
Инна Станиславовна села на матрац.
– Тяпа, как ты себя чувствуешь?
– Как кошка, которой удалось выползти из-под асфальтового катка, – призналась я. – Голова болит, и состояние, как с похмелья, хотя я совсем не пила.
– Неудивительно, это последствия стресса, – поставила диагноз Инна Станиславовна. – Тебе пришлось сильно понервничать вчера днем, вечером, да и ночь выдалась не простая. Пожалуйста, выслушай меня внимательно.
– До завтрака осталось полчаса, – произнес голос Романа Глебовича.
Я осторожно повернула гудящую башку и увидела олигарха, который сидел в кресле у окна.
– Доброе утро, Тяпа, – спокойно произнес хозяин нашей фирмы. – У нас мало времени, а надо многое обсудить. Для начала – извини, что так получилось с регистрацией брака. Антон перепутал паспорта.
– Он не нарочно, – мгновенно вступилась за любимого сыночка Инна Станиславовна, – и сейчас очень расстроен.
– Ну да, понятно, – усмехнулся Роман. – Ухаживаешь за девушкой, а она, бац, становится твоей бабушкой, и ты сам заварил эту кашу.
– Ошибиться может каждый, – моментально отреагировала Инна Станиславовна.
– Согласен, – кивнул Роман. – Но некоторые люди никогда не тратятся на дрова для камина, а топят его ручками сломанных грабель. Наступают на них, они щелкают их по чугунному лбу, и, упс, получите груду деревяшек. Очень удобно и экономично, поленья-то дорогие. Хотя что в наши времена дешево?
Я поплотнее закуталась в одеяло. Похоже, Звягин считает меня почти своим человеком – он впервые в моем присутствии позволил себе критиковать пасынка.
– Давай отложим обсуждение Тоши и займемся более насущными проблемами, – чуть более громко, чем всегда, произнесла Инна Станиславовна.
Я задержала дыхание. Не все, однако, благополучно в их королевстве. Надеюсь, супруги не затеют скандала. Очень не люблю присутствовать при чужих ссорах, мне делается ужасно неловко, и я парадоксальным образом всегда чувствую себя виноватой, когда слышу диалог типа: «Ваня, ты дурак! Ненавижу! Уезжаю к маме!» – «Таня, сама дура! Катись к чертовой матери, то есть к моей теще».
– Обмен любезностями завершен, – объявил Роман. – Тяпа, мы все из-за Антона попали в идиотское положение.
Инна Станиславовна вскочила.
– Нет, дорогой! Все началось, когда Глеб Львович решил жениться. Антоша просто принес не тот документ.
Роман показал на меня пальцем:
– И теперь Тяпа не только моя мачеха, но еще и…
– Милый, остановись! – воскликнула жена.
– Шила в мешке не утаишь, – неожиданно произнес Роман. Затем схватил с небольшого столика стакан с какой-то темной жидкостью, похожей на вишневый сок, сделал глоток и закашлялся.
Только сейчас я сообразила, что нахожусь не в спальне, отведенной Гончаровой, а в какой-то другой комнате.
Инна живо вскочила, подошла к мужу, но не успела отнять у него бокал, только толкнула, отчего Роман пролил напиток на свою рубашку. Он тут же поставил стакан назад, скинул сорочку и остался в одних брюках.
Ну и ну! Оказывается, у олигарха на плече большая темно-синяя татуировка – какие-то монстры, замок, еще вроде дракон с крыльями… Наверное, в юности бизнесмен увлекался фэнтези. И, похоже, он живет в фитнес-зале, «кубикам» на его животе может позавидовать любой бодибилдер.
Инна поймала мой взгляд, сбегала в ванную, вернулась с большим махровым полотенцем, накинула его мужу на плечи и тихо сказала:
– У нас проблема. Глеб Львович умер.
Я вцепилась пальцами в одеяло.
– Как?!
– Инфаркт, – быстро ответила хозяйка. – Печально, но, учитывая образ жизни, который вел тесть, это неудивительно.
На беду, у меня отличная зрительная память, и передо мной мгновенно возникло испачканное красными потеками лицо старика. А язык сам собой произнес:
– Сердечный приступ навряд ли вызовет обильное внешнее кровотечение. Думаю, Глеба Львовича стукнули чем-то тяжелым. В спальне, которую мне отвели, много всяких статуэток, ламп, других интерьерных украшений, полагаю, одним из них и нанесли удар.
Супруга бизнесмена поджала губы.
– А не надо считать окружающих кретинами, – укорил ее Роман. – Говорил тебе: Тяпа умная, внимательная девочка, лучше открыть ей правду.
– И она разнесет новость по всему свету. Оцени последствия! – воскликнула Инна. – Хорошо Глебу, он умер, а нам придется расхлебывать кашу.
Я рискнула уточнить:
– Правильно ли я вас поняла? Отец Романа Глебовича скончался?
– Точно, – без особой грусти подтвердил сын усопшего.
– Ужас! – прошептала я. – Его убили?
Инна Станиславовна села на диван.
– Пока ничего не известно. У пожилых людей подчас кружится голова, Глеб мог потерять равновесие, упасть, стукнуться лбом о край столика и скончаться.
– А потом встать и сесть в кресло, – пробормотала я.
Звягин сбросил с плеч полотенце.
– Говорил же, Тяпа не идиотка.
– Ты простудишься, – резко сменила тему разговора жена.
– Здесь тепло, – отмахнулся олигарх.
– Тебе лучше одеться. Хотя бы прикройся! – звенящим голосом велела Инна.
– Мне жарко, – возразил Роман.
– Немедленно! – топнула ногой жена.
– Какая муха тебя укусила? – удивился он.
– Не хочу, чтобы всякие девчонки пялились на моего мужа! – взвизгнула Инна Станиславовна. – Степанида, немедленно перестань!
Роман Глебович вытаращил глаза, жена всхлипнула, закрыла рукой рот и кинулась вон из комнаты.
– Я вовсе не пялилась на вас, – залепетала я, – извините, загляделась на татуировку, она необычная. Простите за любопытство, я не хотела рассердить Инну Станиславовну, тем более вызвать у нее приступ ревности. Я не охочусь на чужих мужей.
– Инна никогда не скандалит, – виновато произнес Роман, – у нее просто расшатались нервы. Не обижайся.
– Мне в голову не придет дуться, – заверила я, – отлично понимаю, какие эмоции испытывает сейчас ваша жена.
Хозяин положил ногу на ногу.
– Попытаюсь ввести тебя в курс дела. Каждая семья похожа на айсберг: есть надводная, всем видная часть, и та, что скрыта под водой, вот она-то самая интересная. Чего там только нет!
Роман дернул плечами, потом все-таки накинул на себя полотенце.
– Я заговорил об айсберге и замерз. Не буду долго повествовать о наших взаимоотношениях с отцом. Они были разными, и не всегда хорошими, душевной близости между нами не существовало.
Я рискнула перебить его:
– Но вы так заботились о нем, баловали его. Глеб Львович жил вместе с вашей семьей, не нуждался в деньгах, мог удовлетворить любой свой каприз.
– Новогодняя елка – радужное зрелище, – вздохнул Роман. – Но когда с нее снимают яркие игрушки, гирлянды, «дождь» из фольги, что остается? Плешивая, с осыпавшимися иголками палка, и часто люди используют искусственное деревце, ставят в доме имитацию и счастливы. Понимаешь?
Я не успела ответить, Роман продолжил:
– Много лет назад мой приятель Семен жил в спальном районе Москвы, снимал однокомнатную квартиру в блочной башне на девятом этаже под самой крышей. Окна «однушки» выходили во двор, а вход в подъезд был с улицы. Отвратительный дом, населенный алкоголиками, кругом грязь, смрад. Друг тогда поклялся, что вылезет из трущобы и более никогда в нее не вернется. Единственным светлым пятном во дворе была клумба. Приятель смотрел на нее с высоты и восхищался яркими цветами, которые росли среди развалин детской площадки и останков лавочек, разломанных местными пьяницами. Семена радовало, что вконец опустившиеся люди не тронули цветы, значит, все же в их душах сохранилось нечто светлое. Прошло лето, настала осень, а клумба не поблекла. В октябре зарядили дожди, растения не изменились вопреки смене сезона. Сене это показалось странным, и однажды он пошел во двор. В дом друг вселился в мае и до того дня не удосужился разглядеть клумбу вблизи.
Роман усмехнулся.
– Знаешь, почему цветы не облетели под натиском осени? Это оказалась вовсе не клумба, а помойка. Жильцы вываливали на нее разные отходы в пакетах, и Сеня принял издали груды разномастных упаковок за розы, пионы, ромашки.
Я почесала нос. Но к чему он рассказал эту историю? Роман дает мне понять, что его семья смахивает на оголенную елку или на груду отбросов?
– Не стану описывать, как мы жили, – продолжал олигарх. – Дети обязаны любить и пестовать родителей. Я старался, как мог. Ценил ли отец мои усилия? Любил ли он меня? Был советчиком, протягивал в нужный момент мне руку помощи? Давай оставим эти вопросы без ответов. К сожалению, Глебу Львовичу был свойственен детский эгоизм, слово «надо» он произносить не научился, зато «хочу» говорил часто.
Роман хлопнул себя ладонью по колену.
– Ладно! Буду откровенен, отброшу всю мишуру. Не следует мусорную кучу маскировать под клумбу. Отец был неисправимым бабником, моя мать скончалась от инфаркта. Однажды он сказал ей, что уезжает в командировку, мама сложила ему чемодан, поцеловала его, пожелала удачной дороги и занялась домашними делами. Вечером отец позвонил и сказал: «Долетел благополучно. Все в порядке». А на следующий день у мамы стало плохо с сердцем. Она очень ревновала мужа, наверное, подумала, что он вдали от дома ей изменяет, разволновалась, вот и… Между нами говоря, мать часто устраивала шумные скандалы.
– Наверное, Глеб Львович любил жену, – вздохнула я, – раз все-таки не уходил от нее. Многие мужчины не могут жить рядом с истеричной особой, быстро разводятся.
Роман отвернулся к окну.
– Ты едва застала советские годы. Развод тогда среди партийных бонз, дипломатов и т. д. не поощрялся, хотя и был разрешен. Но чиновника, скинувшего брачные узы, называли морально неустойчивым, его тормозили в карьере. Глеб Львович боялся за свое продвижение по служебной лестнице, мою мать он не особо любил. Полагаю, что и женился отец все из тех же карьерных амбиций. Маму всякий раз успокаивала свекровь. Роза Игнатьевна очень семейный человек и умела утешить невестку. Но после одного мощного стресса мать умерла. Отец получил статус вдовца и более к загсу не приближался, долгие годы жил, как хотел, на новый брак согласился лишь сейчас. Думаю, он на могиле первой супруги понял: плевать на продвижение по службе, лучше быть просто счастливым.