Первая мировая. Во главе «Дикой дивизии». Записки Великого князя Михаила Романова Хрусталев Владимир

Предисловие

в России, особенно в последние годы, значительно усилился интерес к подлинной истории нашего Отечества, не искаженной всякими идеологическими штампами и мифотворчеством иностранных популяризаторов хода развития мировой цивилизации на свой лад. Особенно этому познавательному процессу способствуют мероприятия в нашей державе, связанные с празднованием памятных дат истории государства Российского, о которых порой в прежние времена предпочитали даже не упоминать, как например, о царствовании дома Романовых или о начале и ходе Первой мировой войны. Эти темы входили в число «закрытых тем» и являлись предметом особой охраны в многочисленных спецхранах библиотек и государственных архивов. Дозволялось тогда говорить о Великой войне, которую в народе называли Отечественной, только как о войне империалистической, грабительской, враждебной интересам пролетариата и идеям мировой социал-демократии. Многие нюансы проигранной нашей страной Великой войны, а вернее, проваленной враждебными и оппозиционными силами по отношению к существовавшему «монархическому строю», остаются до сих пор недостаточно изученными, а некоторые все еще представляют собой так называемые белые или черные пятна истории и ждут своих исследователей.

Катастрофе Российской империи в немалой степени способствовало всепожирающее пламя Великой войны, в горниле которого жертвами пали еще две династии: Гогенцоллернов в Германии и Габсбургов в Австро-Венгрии. Парадоксальность событий заключалась в том, что в открытом военном противостоянии столкнулись и рухнули три старейших европейских Императорских дома, некогда стоявших единым щитом против наполеоновских притязаний на мировое господство. Последствия катастрофы оказались в какой-то степени трагичными не только для народов поверженных стран, но и для судеб мировой цивилизации. В России и Германии вскоре возникли тоталитарные режимы, хотя и с разными векторами направленности, но с одинаковыми притязаниями на нераздельное политическое влияние на нашей планете.

Порой ажиотажный интерес к истории тех или иных событий, недостаток знаний многие любители «сенсаций» пытаются восполнить за счет нового мифотворчества, чем особенно грешат журналисты. Стоит напомнить, что история как наука прежде всего призвана испокон веков формировать внутренний мир полноценных граждан державы, воспитывать искренних и самоотверженных патриотов. Молодое поколение должно знать и гордиться многовековыми традициями своего Отечества, быть способным по призыву сердца и совести в минуту опасности встать на защиту общих интересов страны. Меня, как профессионального историка-архивиста, часто возмущает и вызывает невольный внутренний протест, когда читаешь некоторые исторические книги зарубежных авторов и наших диссидентов или смотришь документальные фильмы иностранных киностудий, посвященные страницам многовековой истории России. Они часто сквозят примитивными и схематичными западными трафаретами (нередко из времен «холодной войны»), извращенными взглядами на русский самобытный мир, которые в их представлении деформированные, а на самом деле не соответствуют нашей действительности. Порой исторические концепции, в их изложении, явно враждебны к государству Российскому. Надо более уважительно относиться к нашему историческому наследию. Но не стоит впадать и в другую крайность. Искажать нашу историю красивыми эпизодами, которые придуманы были для «красного словца» или сочинены народной молвой, а позднее не глядя были растиражированы по многим изданиям и стали как бы уже неотъемлемой действительностью. Однако из малого создается общая картина исторического процесса. Конечно, как многие знают из своего жизненного опыта, процесс познания истины может быть длительным, а порой бесконечным. В этом издании я только пытаюсь показать наиболее известные исторические факты, которые часто искажаются в популярных изданиях. Разумеется, и мои заметки не могут со всей полнотой раскрыть все сюжеты, которые затронуты в книге. Главное, своей целью я ставил: показать читателю всю массу существующих источников, дать их в сопоставлении, увлечь в познавательный процесс постижения летописи Российской империи, совершить путешествия в эпизоды времени отдаленной от нас эпохи. Постараемся попутно показать взгляды на одни и те же значимые исторические события свидетелей тех времен, в том числе из различных политических лагерей: от монархистов и консерваторов до либералов и революционеров. Попытаемся познать совместными усилиями страницы истории нашего Отечества, прежде всего через призму архивных документов, дневники и письма, воспоминания очевидцев событий, через хронику и периодические издания тех лет. Чтобы каждый современный читатель мог составить собственное суждение и сделать определенные выводы о том или ином событии. Недаром русская поговорка гласит: «Сколько людей, столько и мнений». Главное, чтобы каждый из нас загорелся желанием в дальнейшем узнать больше о том, что привлекло внимание, для этого мы даем отсылку к источникам, с которыми в дальнейшем можно будет самостоятельно более подробно ознакомиться. Необходимо помнить, что многие мемуары и воспоминания порой грешат тенденциозностью взглядов их авторов. К этой категории исторических материалов можно отнести также дневники и письма. Фрагменты цитируемых текстов воспроизводятся мной в данной книге в соответствии с правилами издания исторических документов. Для большей доступности читателю восприятия текста источников мной в квадратных скобках восстанавливаются не общепринятые сокращенные или пропущенные по смыслу слова. В круглых скобках в необходимых случаях даются пояснения автора (кратко обозначенные курсивом. – В.Х.). Даты событий обозначены по старому стилю, а в необходимых случаях рядом дается датировка по новому стилю. Только в изучении совокупности исторических материалов по той или иной теме, сопоставление их данных, скрупулезном и критическом отношении к изучению исторического процесса – залог приближения к истине.

Мало кто из наших рядовых читателей знает, что в Великой войне участвовали практически все представители Императорского дома Романовых, многие из них рисковали жизнью на фронте, а некоторые погибли на передовой вместе с миллионами российских рядовых воинов.

Образ Михаила Романова, младшего брата императора Николая II, воссоздается фактически «с чистого листа» с момента рождения и формирования его характера. В основе его – разнообразные подлинные документы личного и общественного характера, хранящиеся в рукописных отделах музеев и библиотек, в местных и в центральных государственных архивах Российской Федерации. Многие из этих документов никогда ранее не публиковались. Они позволяют проследить жизнь и деятельность великого князя от рождения и до смерти, хотя и не с равной полнотой за все годы его земного пути. Интересным и неизвестным периодом из жизни великого князя Михаила Александровича является время Первой мировой войны, когда он на Юго-Западном фронте командовал знаменитой «Дикой дивизией», а затем возглавил 2-й кавалерийский корпус. Его рукописное наследие (фронтовые дневники и письма) позволяют во многом по-новому взглянуть на события Великой войны и лучше понять ход исторического процесса.

Волей обстоятельств и случая Михаил II оказался формально последним императором на Российском престоле, если считать временем его «царствования» неполные сутки со 2 на 3 марта 1917 г. Даже после «отречения» от «восприятия верховной власти» он сохранял реальные шансы на таковую. Именно по этой причине он подвергался арестам Временного правительства в дни «корниловского мятежа», а также Петроградского ВРК во время «Октябрьского переворота» большевиков. Очевидно, эти же мотивы послужили главной причиной вынесения решения Совнаркома в марте 1918 г. о ссылке Михаила Романова в Пермь, а затем его похищения и тайного убийства чекистами в ночь с 12 на 13 июня 1918 г. В периодической печати большевики официально заявили о «побеге» великого князя. Это было по сути своей необъявленное политическое убийство, т. е. физическое устранение потенциального претендента на законную верховную власть. В 1981 г. Михаил Александрович был канонизирован Русской православной церковью за рубежом (РПЦЗ). Именно Михаил Романов открыл скорбный синодик членов Императорского дома, «безбожной властью убиенных» в 1918–1919 гг. Мученической смертью искупил он все свои ошибки и промахи.

Падение дома Романовых, начавшееся отречением от престола двух «венценосных братьев», было по большому счету отправной точкой скорбного пути к гибели не только царской семьи и представителей императорской фамилии, но многих сотен тысяч наших рядовых соотечественников в годы Гражданской войны. Большевики исполнили свой тезис на практике: превратить войну империалистическую в войну гражданскую. Чтобы разобраться в сложном переплетении событий тех лет, обратимся к документам и историческим фактам.

Данная работа, конечно, не исчерпывает всей полноты темы, но надеюсь, что она позволит раскрыть новые неизвестные страницы истории последних лет не только Императорского дома Романовых, но и Российской империи для многих читателей, разрешит по-новому взглянуть, казалось бы, на знакомые и в то же время незнакомые исторические факты мирового значения.

Мне бы не хотелось, чтобы эта книга углубляла размежевание нашего общества относительно различных политических ориентаций, а послужила только для того, чтобы каждый задумался об истинном предназначении России на своем жертвенном пути развития цивилизации и роли каждого из нас в общей судьбе нашего Отечества. Как известно, все события в этом мире взаимосвязаны. Особенно понимаешь это во времена великих перемен. Такие времена пережил великий князь Михаил Александрович: революция 1905–1907 гг., Первая мировая война, крушение прежнего мира в 1917 г. Известно, что история общества развивается по спирали своеобразными циклами, которые в какой-то мере повторяются на новом этапе своего пути. Многие события «смутного времени» были зафиксированы великим князем Михаилом Александровичем в личных дневниках, письмах и других документах. Сегодня, читая эти исторические реликвии, невольно возникают и напрашиваются сравнительные аналогии с нашим неспокойным, переломным периодом конца ХХ – начала XXI вв. Это неудивительно, т. к. мы являемся очевидцами многих событий и исторических уроков, которые уже переживала и проходила многострадальная наша Отчизна. История предупреждает от повторения ошибок, а порой и наказывает нерадивых учеников новыми испытаниями. Попробуем связать и проследить историческую нить времен, которую неоднократно пытались оборвать и начать сначала, но на свой лад временщики России.

Несколько штрихов к портрету Михаила Романова

судьба младшего брата Николая II великого князя Михаила Александровича (1878–1918), более чем кого-либо из многочисленной Императорской фамилии, овеяна романтизмом и таинственностью. Он был блестящим гвардейским офицером, заядлым театралом, увлекался спортом, охотой, автомобилями и авиацией, был членом Государственного совета и Комитета министров, покровителем и меценатом многих просветительских и научных обществ, являлся шефом ряда элитных частей царской и зарубежных армий. После смерти брата великого князя Георгия Александровича (1871–1899) от туберкулеза считался наследником престола, а с рождения племянника Алексея Николаевича (1904–1918) был провозглашен «правителем государства» и должен был стать опекуном цесаревича до его совершеннолетия, в случае смерти Николая II. Всем этим он пожертвовал ради любимой женщины, с которой решил навсегда связать свою жизнь, даже несмотря на категорический запрет императора. Тем не менее его судьба мало известна не только нашим читателям, но даже современникам тех исторических событий. Он всегда находился в тени своего царствующего брата, а личная жизнь была скрыта. Известно, что в годы Первой мировой войны Михаил Романов находился на фронте и командовал знаменитой «Дикой дивизией», а позднее 2-м кавалерийским корпусом. Каждый знает, что любой человек неповторим и это всегда загадка, тайна и мистика. В общественном мнении всех времен и народов часто господствуют примитивные шаблоны и затертые клише. Особенно это касается последних представителей династии Романовых, негативный образ которых общественному мнению навязывался и долгое время эксплуатировался «политической оппозицией», а затем пришедшим к власти режимом большевиков.

Цесаревич Александр Александрович с супругой великой княгиней Марией Федоровной и сыном Николаем. Санкт-Петербург, 1869–1870 гг.

Михаил родился 22 ноября 1878 г.[1] в Аничковом дворце Санкт-Петербурга в семье цесаревича Александра Александровича (будущего императора Александра III) и великой княгини Марии Федоровны (датской принцессы Дагмар). Он был пятым, предпоследним ребенком у августейших родителей. Различие в возрасте между Михаилом и его здравствовавшими[2] старшими братьями Николаем и Георгием составляло соответственно 10 и 7 лет. В детстве, несомненно, это значительная разница, что определяло в какой-то мере семейную атмосферу и круг интересов во взаимоотношениях подрастающего поколения. Поэтому в раннем возрасте Михаил больше вращался в кругу своей сестры Ксении, которая была всего на 3 года старше него, а позднее сам опекал младшую сестру Ольгу, появившуюся на свет через 3 года после его рождения. Михаил и Ольга всегда оставались для августейших родителей и старших братьев «маленькими».

Стоит отметить, что рождение детей в семье великого князя Александра Александровича было всегда значительным событием. В этом признавался будущий император Российский Александр III (1845–1894) своему учителю Константину Петровичу Победоносцеву (1827–1907) еще летом 1869 г., в то время когда в семье уже появился первенец: великий князь Николай Александрович. По этому поводу он писал своему наставнику:

«Рождение детей есть самая радостная минута жизни, и описать ее невозможно, потому что это совершенно особое чувство, которое не похоже ни на какое другое»[3].

Наследник престола, цесаревич Александр Александрович 22 ноября 1878 г. с волнением записал в своем дневнике:

«Рождение нашего маленького Михаила! Утром в 10 часов поехали встретить Папа на станцию Николаевской железной дороги. Там были собраны, все семейство, Свита и офицеры гарнизона Петербурга. Все кавалерийские офицеры верхом и вся дорога от станции до Зимнего дворца была полна войск всей гвардии. Я поехал с Папа в колучке и заезжали в Казанский собор, а потом поехали в Зимний дворец. Погода сырая и темная, но не холодно. Вернувшись домой, завтракали, а потом гулял с детьми. Минни, несмотря на то, что чувствовала небольшие боли, поехала еще кататься. К обеду приехали к нам Папа, Владимир с женой, Алексей, Сергей и Павел. Минни уже не была в состоянии прийти к обеду и оставалась у себя в уборной под предлогом головной боли. В 8 ч. все разошлись и разъехались. В 10 ч. я должен был ехать на станцию встретить д. Мишу и т. Ольгу, которые приехали из Тифлиса, но, конечно, не поехал. Около 9 ч. вечера боли еще больше усилились и учащались так, что я уговорил Минни лечь в постель. Через час все было кончено и в 10 ч. родился Михаил Александрович. Минни и я были страшно счастливы и благодарили Господа, за Его милость к нам и что Он благословил мою милую душку жену. Эта минута всегда торжественная и оставляет глубокое и сильное впечатление, и подобные минуты в жизни не забываются. Слава Богу, все шло отлично, и Красовский (акушер. – В.Х.) был очень доволен. Я сейчас же написал Папа и телеграфировал Мама в Ливадию. Папа приехал к нам около 11 ч. и был тоже очень счастлив. К 12 часам ночи все было кончено, и Минни заснула спокойно и спала ночь очень хорошо. Я счастлив! Очень счастлив!»[4]

В тот же вечер 22 ноября 1878 г. со стен Петропавловской крепости начали стрелять пушки. Прозвучал 301 традиционный залп. Канонада возвестила горожанам и всему миру о большом событии: в династии Романовых прибавление. Супруга наследника престола Александра Александровича родила сына, которого при первой благодрственной молитве нарекли Михаилом. В день рождения великий князь Михаил Александрович был назначен шефом 129-го пехотного Бессарабского полка.

В воскресенье, 10 декабря 1878 г., состоялись крестины новорожденного. По принятому церковному обряду в это время не полагалось присутствие родителей младенца. Крестными Миши стали великий князь Михаил Николаевич (1832–1909) и великая княгиня Александра Иосифовна (1830–1911). Знаменательное событие нашло отражение в дневнике счастливого отца:

«Крестины нашего маленького Михаила. Утром в 10 ч. мы все были у меня в кабинете с Минни и детьми смотреть, как повезли в золотых каретах новорожденного Михаила Александровича со Свитой и конвоем. В 11 ч. я отправился в Зимний дворец, Ники и Георгий были тоже. В 11 ч. выход начался, и вся церемония прошла, Слава Богу, благополучно, но кончилась поздно, около 1 часу. Потом завтракали у Папа и Мама, а после этого все семейство приехало к Минни поздравлять. Потом были все наши, так что только в 3 ч. все было кончено и можно было, наконец, остаться вдвоем и переодеться. Я еще погулял в саду с детьми, а потом пили с Минни чай. Обедали вдвоем с Минни у меня в кабинете. Потом я читал, писал и занимался, а Минни в это время играла в домино с Шереметевым, так как еще читать она не может. В 11 ч. разошлись, а в 12 ч. легли спать. Дай Бог, нашему Михаилу всякого счастья и благословение Божье на начало его христианской жизни и чтобы он был достойный сын своей родины! Да будет благословение Божье на нем!»[5]

По утверждению князя Д. Чавчавадзе: «У Михаила и Ольги были английская няня миссис Франклин, которая выполняла свои обязанности в чисто британской манере. Она терпеть не могла никаких глупостей. У детей была очень простая диета: каша на завтрак, бараньи котлеты, горошница и жареный картофель; хлеб с молоком и джемом, английские булочки с чаем; тортом угощали только по особым случаям. Михаил был старше Ольги на четыре года, но им нравились одни и те же люди, у них были одинаковые вкусы, они никогда не ссорились. Когда они выросли и начали посещать официальные приемы, Ольга иногда крайне удивляла присутствующих, обращаясь к Михаилу через всю комнату: “Floppy!” (“Увалень”)»[6].

Император Александр III постепенно, с высоты летящих лет, все больше внимания и любви уделял младшим детям Мише и Ольге, так как те были непосредственны в своих чувствах и еще не имели (в отличие от старших сыновей) тайн от родителей.

В семье императора Александра III было принято с малых лет закаливать детей, воспитывали сыновей в духе подготовки служению ратному делу. Тому можно найти множества свидетельств в дневнике цесаревича Николая: «Ходили пешком с Папа по берегу в Александрии. Смотрели как д. Алексей на “Неве” приставал к гавани. Брат и я купались при 14° тепла; уф как неприятно»[7]. Далее: «Учились. Я стрелял в офицерскую мишень: со станка три выстрела, а затем пять с руки. Один в (центр) нуль, другой в четвертый, в девятый, десятый и промах. Георгий также стрелял»[8]. Еще: «Гуляли с Папа в Александрии. Купались в море при 16° и очень наслаждались»[9].

Александр Александрович еще в бытность цесаревичем требовал от учителей и наставников своих детей, что их «нужно не выпускать из рук… Имейте в виду, что ни я, ни великая княгиня не желаем делать из них “оранжерейных цветов”. Они должны шалить в меру, играть, учиться, хорошо молиться Богу и ни о каких престолах не думать. /…/ Учите хорошенько мальчуганов, повадки не давайте, спрашивайте по всей строгости законов, не поощряйте лени в особенности. Если что, то адресуйтесь прямо ко мне, а я знаю, что нужно делать. Повторяю, что мне “фарфора” не нужно. Мне нужны нормальные, здоровые русские дети. Подерутся – пожалуйста. Но доказчику – первый кнут. Это – самое мое первое требование»[10].

Подобные свои наставления он лично порой и собственноручно применял в действии. Так, например, товарищ по играм царских детей Володя Олленгрэн (1867–1943) по этому поводу делился воспоминаниями:

«Это был на редкость веселый и простой человек: он с нами, детьми, играл в снежки, учил нас пилить дрова, помогал делать снежных баб, но за шалости крепко “дирывал” за уши. Однажды мы с Ники забрались в Аничковом саду на деревья и плевали на проходящих по Невскому проспекту. Обоим от будущего Александра Третьего был дёр, отеческий и справедливый»[11]. По первым дневниковым записям цесаревича Николая можно судить, что в царской семье не только баловали детей, но и, случалось, наказывали. Так, например, в записи от 29 мая 1882 г. читаем: «Встали в семь. Одевшись, [пили] молоко. Играли с Максим Карловичем Прейсом. Учились. Мама нам подарила необходимые предметы для рыбной ловли. Завтракал д. Пиц (великий князь Павел Александрович. – В.Х.). Так как Георгий очень шалил за завтраком, то его повели в кусты, сняли панталоны и высекли веткой (попоша, от этого странного обращения с ней, раскраснелась)…»[12]

Великий князь Кирилл Владимирович (старший сын великого князя Владимира Александровича) с теплотой вспоминал о времени, проведенном в детстве в кругу царской семьи:

«Если мы не встречали Рождество в Царском, то проводили его с дядей Сашей, тетей Минни и нашими кузенами в Гатчине. Мы нередко ездили туда в течение года, но Рождество в Гатчине являлось особым поводом для сбора семьи.

Мы восхищались нашими старшими кузенами и несколько завидовали им, потому что они могли делать то, до чего мы еще не доросли.

Миша был любимцем дяди Саши, и мне тоже он очень нравился своим милым характером. /…/

Елке и подаркам всегда предшествовала служба в церкви, после которой, по традиции нашей семьи, мы собирались в какой-нибудь темной комнате. Затем дядя Саша уходил в комнату, где стояла елка, чтобы узнать, все ли готово. Мы пребывали в томительном ожидании и страшно волновались. Наконец, дядя Саша звонил в колокольчик и дверь распахивалась, и мы вбегали в комнату, где на столах вокруг елки нас ожидали великолепные подарки.

Мы очень любили дядю Сашу, он был исключительно добр к нам, и многие счастливейшие часы моего детства, особенно зимой и ранней весной, я провел у него в Гатчине. Туда нас часто приглашал на уик-энд кузен Миша. Весной мы ходили на веслах по живописным, кристально чистым озерам парка, питавшимся родниковой водой, а летом совершали прогулки на велосипедах по его аллеям.

Зимой мы играли во всевозможные игры на снегу: катались на коньках и съезжали на санях с ледяных гор на территории дворца. Спуск был крутым и очень быстрым. Я обычно сидел на коленях матроса, возглавлявшего процессию. Царило беспредельное веселье. Дядя Саша часто наблюдал за нашими играми, получая от них не меньшее удовольствие, чем мы сами»[13].

В дневнике цесаревича Николая за 1884 г. имеется запись:

«11 июня. Понедельник. Утром шел дождь. Мама ездила верхом с д. Пицом. Завтракали с т. Мари, д. Пицом, Петюшой и Боголюбов. Гуляли с Папа в Александрии. Погода совсем прояснилась. После обеда ездили верхом: я на Карабахе, брат на Гусаре. Я объехал кругом всей Александрии 4 с половиною раза. Вечером Папа нас поливал. Вода попала за голенища наших сапог. Мы поднимали ноги и вода вытекала струею, наподобие гадящих собак. Тетя Мари помирала при этом со смеху. Конечно д. Пиц подпустил несколько нравоучительных фраз, которые я дурно расслышал»[14].

Стоит заметить, что подобные шутки Александра III с водными процедурами над детьми не всегда воспринимались безропотно с их стороны. Вот одна из подобных сцен, которую наблюдали приближенные:

«Взрослые сидят на террасе, возле которой внизу, в песке копатся Миша. Бывший в хорошем настроении духа, Александр III взял лейку с водой и, подозвав Мишу, сверху широкой струей забрызгал мальчика. Смеялся Миша, весело грохотал грузный отец, почтительно заливались присутствовавшие.

– Ступай, Миша, переодеваться. Весь, гляди, мокрый.

Но Миша заупрямился.

– Ты меня поливал, теперь моя очередь, становись на мое место.

И вот Миша уже на террасе, с лейкой доверху полной водой, теребит отца:

– Скорее, папа, скорее.

Ничего не поделаешь: Александр III, как был в мундире, спускается вниз, становится на место Миши и терпеливо ждет, пока Миша не выльет всего содержимого лейки на лысину отца. Довольные друг другом, возбужденные оба, отец с сыном идут переодеваться»[15].

По всеобщему мнению, любимцем Александра III из трех сыновей был младший сын Михаил, краснощекий здоровяк, с веселым и живым характером. Старшие братья Николай и Георгий не переставали удивляться, какие многие шалости строгий к ним отец прощал Мише. Как бы им досталось за такие вольности?! А в устах Миши эти шутки до слез смешили отца, заставляя его сотрясаться всем могучим телом.

Граф С.Ю. Витте (1849–1915), в частности, отмечал в воспоминаниях результаты длительного наблюдения о существовавших взаимоотношениях в царской семье:

«Больше всех император Александр III любил своего сына, Михаила Александровича.

Почему человек любит того или другого – это тайна души, а потому трудно было бы объяснить, почему император Александр III больше всего любил своего Мишу. Но факт тот, что он его любил больше всех.

Все дети императора Александра III, не скажу, чтобы боялись отца – нет, но стеснялись перед ним, чувствуя его авторитет.

Михаил Александрович был чуть ли не единственным, кто держал себя с отцом совершенно свободно.

Как-то раз, когда я приезжал в Гатчину, камердинер Михаила Александровича рассказывал мне, что вот какого рода история случилась.

Император Александр III утром очень любил ходить гулять со своим Мишей и во время прогулок он с ним играл. Вот как-то они проходили около цветов, которые садовник поливал водопроводным рукавом. Неизвестно почему, вероятно, Михаил Александрович лез в воду, не слушался императора, но кончалось тем, что император Александр III взял этот рукав – это было летом – и окатил Михаила Александровича водой из рукава. Затем они вернулись домой, Мишу сейчас же переодели.

– Затем, – рассказывал мне камердинер, – после завтрака император обыкновенно занимался у себя, так и в этот раз. Он занимался в своих комнатах, которые как раз находились внизу, под комнатами, в которых жил Михаил Александрович.

Дети императора Александра III. Слева направо: Михаил, Ксения, Георгий и Николай. Гатчина, 30 ноября 1886 г.

В перерыве между занятиями император Александр III несколько высунулся за окошко, оперся на локти и так стоял и смотрел в окно.

Михаил Александрович это заметил, сейчас же взял целый рукомойник воды и всю эту воду вылил на голову Государя.

Ну, с императором Александром III сделать безнаказанно такую штуку мог только его Миша, потому что если бы это сделал кто-нибудь другой, то ему здорово бы досталось»[16].

Летом 1884 г. в Гатчине часто гостили дети великого князя Владимира Александровича (1847–1909). С ними в особенности подружился маленький Михаил, тем более что со своим кузеном Андреем Владимировичем (1879–1956) они были почти одного возраста. Цесаревич Николай 9 сентября 1884 г. писал матери о младших братьях и сестрах: «Моя дорогая Мама. Мы очень соскучились без Вас, поэтому приезжайте поскорее сюда. Холодная погода все-таки продолжается, хотя сегодня ясная погода. Вчера и сегодня мы были в церкви; сегодня там с нами стояли Кирилл и Борис; Андрей и Елена не были, так как они слишком шалили в прошлый раз. Они часто приезжают к нам и ужасно возятся у Ксении и Миши на балконе. Часто они друг в друга вцепляются, и приходится их разнимать. Особенно буян это – Андрей; вчера он возился как бешеный»[17].

В наступившем 1886 г. кончилась беззаботная пора Михаила Александровича, и начались систематические школьные домашние занятия.

Учеба юного Михаила ничем не отличалась от той системы, по которой учились его старшие братья. Обстановка была обычной, только менялись учителя и вводились новые предметы. Младшая дочь Александра III великая княгиня Ольга Александровна (1882–1960) на склоне лет диктовала свои воспоминания журналисту Й. Ворресу, в которых отмечалось:

«Спальня у Ольги в Гатчинском дворце оставалась прежней, но, как только девочке исполнилось семь лет, ее столовую превратили в классную комнату. Там она вместе с одиннадцатилетним Михаилом занималась с девяти утра до трех дня. С той поры брат и сестра стали неразлучными.

– У нас с ним было много общего, – рассказывала мне великая княгиня. – У нас были одинаковые вкусы, нам нравились те же люди, у нас были общие интересы, и мы никогда не ссорились.

Когда ее разлучали с братом, Ольга приходила в отчаяние. В таких случаях она умудрялась переслать брату записку через кого-то из слуг. Подобный способ общения перерос в привычку. Иногда она посылала Михаилу два или три письма в день. Однажды великая княгиня показала мне несколько записок, нацарапанных на бумаге с императорским гербом, какие она писала брату в Гатчине:

“Мой милый старый Миша! Как твое горло? Мне не разрешают видеться с тобой, я тебе кое-что пришлю! А теперь прощай. Целую тебя. Ольга”.

“Милый Миша! Мам не разрешит мне выходить гулять завтра, потому что я гуляла сегодня утром. Пожалуйста, поговори с ней еще раз. Страшно извиняюсь. Ольга”.

У маленькой Ольги было несколько ласкательных прозвищ для Михаила, но чаще всего она называла его “милый дорогой шалунишка”, которое так и осталось за ним на всю жизнь. …

Великая княгиня называла мне имена многих наставников, которые все до одного были выбраны ее родителями. В их числе были мистер Хит, учитель английского и месье Тормейе, учитель французского языка, и один безымянный господин, который преподавал царским детям географию и раздражал их тем, что слишком серьезно относился к самому себе. …

Царских детей обучали танцам, русскому языку и рисованию.

– Танцы были одним из важных “предметов”, которым мы занимались вместе с Мишей. Учителем танцев у нас был господин Троицкий, натура артистическая, очень важный, у него белые бакенбарды и офицерская осанка. Он всегда ходил в белых перчатках и требовал, чтобы на рояле его аккомпаниатора всегда стояла ваза со свежими цветами.

Прежде чем начать па-де-патине, вальс или польку, которую я терпеть не могла, мы с Мишей должны были сделать друг другу реверанс и поклониться. Мы оба чувствовали себя такими дураками и готовы были провалиться сквозь землю от смущения, тем более что знали: вопреки нашим протестам, казаки, дежурившие возле бальной комнаты, подсматривают за нами в замочные скважины. После уроков они всегда встречали нас широкими улыбками, что еще больше увеличивало наше смущение.

Похоже на то, что лишь уроки истории и рисования по-настоящему привлекали юную великую княжну.

– Русская история, – признавалась она мне, – представлялась как бы частью нашей жизни – чем-то близким и родным, и мы погружались в нее без малейших усилий»[18].

Великая княгиня Ольга Александровна вспоминала о счастливом детстве, как они с «Мишкиным» ждали окончания уроков, когда с дорогим Папа шли на прогулку:

«Мы отправлялись в Зверинец – парк, где водились олени, – только мы трое и больше никого. Отец нес большую лопату, Михаил поменьше, а я совсем крохотную. У каждого из нас был также топорик, фонарь и яблоко. Если дело происходило зимой, то тец учил нас, как аккуратно расчистить дорожку, как срубить засохшее дерево. Он научил нас с Михаилом, как надо разводит костер. Наконец, мы пекли на костре яблоки, заливали костер и при свете фонарей находили дорогу домой. Летом отец учил нас читать следы животных. Часто мы приходили к какому-нибудь озеру, и Папа учил нас грести. Ему так хотелось, чтобы мы научились читать книгу природы так же легко, как это умел делать он сам. Те дневные прогулки были самыми дорогими для нас уроками». Далее Ольга Александровна подчеркивала: «Если мы с Михаилом делали что-то недозволенное, нас за эту шалость наказывали, но потом отец громко хохотал. Например, так было, когда мы с Михаилом забрались на крышу дворца, чтобы полюбоваться на огромный парк, освещенный лунным светом. Но Мама, узнав о таких проказах, даже не улыбнулась. Наше счастье, что она была всегда так занята, что редко узнавала о наших проделках»[19].

Семья Александра III. Справа налево: великий князь Георгий, великая княжна Ксения, великий князь цесаревич Николай, императрица Мария Федоровна (обнимает великого князя Михаила), в кресле император Александр III (держит великую княжну Ольгу). Санкт-Петербург, 1888–1890 гг. Фотограф Л. Левицкий

В Императорской семье произошли значительные события. Цесаревич Николай Александрович был помолвлен с Гессенской принцессой Алисой (или Аликс).

Вскоре поздравил своего старшего брата с помолвкой 15-летний великий князь Михаил Александрович:

«Милый Ники. От души поздравляю тебя со счастливым происшествием, которое нас всех очень обрадовало. Прошу тебя передать Alix мой поклон и сердечное поздравление. Буду очень рад, когда вы оба приедете к нам, надеюсь, что это будет скоро. Погода очень хорошая в Гатчине. На Пасхе я поеду в Заречие. Мы часто катаемся на озере. Я к моей байдарке прикрепил якорь, который в состоянии держать ее далеко при ветре. До скорого свидания, дорогой Ники. Крепко обнимаю тебя. Миша.

Христос Воскресе! Посылаю тебе и Alix яички. Поклон от M-r Heath и от M-r Thormeyer»[20].

Тем временем состояние здоровья императора Александра III катастрофически ухудшалось. На консилиуме 4 октября 1894 г. врачи без колебаний решили, что больному осталось жить недолго. Пульс не падал ниже 100 ударов в минуту, отеки уменьшить не удавалось, положение осложнялось болезнью сердца, которую раньше вообще не замечали. Принцесса Аликс по вызову срочно выезжает в Россию. Однако она ехала в Крым как частное лицо.

Вскоре распространяются тревожные слухи о скорой кончине Александра III. 19 октября 1894 г. в Петербурге и Москве, а также по всей России был отслужен молебен о здравии императора. Болезнь царя-миротворца привлекала внимание многочисленной прессы во всем мире. Молебны за здоровье русского царя прошли в Великобритании и в соборе Парижской Богоматери; в Ватикане такую службу провел папа Лев XIII, а в Вашингтоне в аналогичной службе участвовали президент Кливленд, его кабинет и конгрессмены. Даже британский посол в эти дни вынужден был признать: «Какова судьба! Император Александр III, бывший для Европы страшилищем при восшествии на престол и в первые годы царствования, исчезает в тот момент, когда ему обеспечены всеобщие симпатии и доверие».

Спустя всего десять дней по прибытии принцессы Аликс в Россию император Александр III скончался в возрасте 49 лет. Даже утром 20 октября 1894 г., в последние минуты своей жизни, он думал о благе России. Он почувствовал себя плохо, позвал супругу Марию Федоровну и сказал ей: «Чувствую конец. Будь спокойна. Я совершенно спокоен». Затем позвал всю семью, благословил молодых, пригласил своего духовника протопресвитера Янышева и причастился. Имеется также свидетельство, что незадолго до смерти император потребовал к себе наследника и имел с ним разговор. Александр III передал своему преемнику Россию, успокоенную внутри и грозную извне.

Пятнадцатилетний его младший сын Михаил сделал следующие записи в своем дневнике:

«20 октября / 1 ноября. Четверг. – Ливадия. Погода пасмурная и свежая. Сегодня в 2 ч. бедный, дорогой Папа скончался. С самого утра он чувствовал большую слабость. Папа совсем спокойно скончался. Мы все с самого утра были с ним в комнате. В 8 ч. мы обедали в нижней комнате. В 9 ч. была панихида.

Члены Императорской фамилии перед дворцом. Ливадия, 1894 г.

21 октября / 2 ноября. Пятница. – Ливадия. В 10 ч. мы пошли в церковь, где была служба по случаю восшествия Ники на престол, и миропомазание Alix. После службы Мама, Ксения, Беби (великая княжна Ольга Александровна. – В.Х.) и я завтракали в гостиной комнате, а другие в нижней. В 2 ч. была панихида. Потом Old Man, Беби, Siocha и я пошли гулять, были у моря. Погода холодная и ветреная. Были громадные волны. Волны около ванны бросались через дорогу»[21].

В день смерти Александра III, 20 октября 1894 г., был обнародован Манифест о восшествии на Российский престол Государя императора Николая Александровича (Николая II), который, выражая беспредельную скорбь о невозвратимой утрате, возвестил, что отныне он, проникшись заветами усопшего родителя своего, приемлет «священный обет пред Лицом Всевышнего всегда иметь единою целью мирное преуспеяние, могущество и славу дорогой России и устроение счастья всех Его верноподданных». 21 октября 1894 г. великий князь Георгий Александрович был объявлен цесаревичем.

Европейская пресса отреагировала на безвременную кончину Александра III изъявлениями горести по поводу тяжелой утраты и восхищения царем, которого не так давно на тех же страницах нередко называли деспотом. Даже английские и немецкие издания восхваляли роль царя в международных отношениях и его умение сохранить мир. Смерть императора Александра III вызвала самые бурные отклики во Франции, новой стратегической союзнице России. Французское правительство приказало задрапировать в траур церкви и правительственные здания. Палата представителей прервала свои заседания по случаю смерти царя. Всенародная скорбь по умершему самодержцу в Российской империи продемонстрировала Европе, и в особенности республиканской Франции, популярность и жизнеспособность русской монархии.

Учеба великого князя Михаила Александровича шла под общим руководством наставника генерал-адъютанта Григория Григорьевича Даниловича (1825–1906), в прошлом начальника пехотного военного училища. Занятия проходили шесть дней в неделю, обычно по четыре предмета в день. Между уроками были перерывы на завтрак, для прогулки на воздухе и гимнастических упражнений.

Занятия преподавателей с августейшим учеником были индивидуальные. Общий план занятий был рассчитан на 12 лет. В течение первых 8 лет Михаил получал домашнее образование, в основе которого лежал усовершенствованный гимназический курс. В число наставников и преподавателей великого князя были приглашены видные ученые и признанные авторитеты страны: духовник царской семьи, протоиерей Янышев; математик Вулих; историк Сиповский; географ Лапченко; преподаватель русского языка Рашевский; преподаватель французского языка Тормейер; преподаватель английского языка Хис; преподаватель немецкого языка Прейс; рисования Лемох; уроки музыки и флейты Риззони, фехтования Смерчинский и др. Даже во время обычных пребываний царской семьи у своих родственников в Дании ничто не могло сколько-нибудь значительно изменить распорядок дня.

Воспитатель Тормейер и великий князь Михаил Александрович

Летом проводились дополнительные занятия по фронтовому учению и верховой езде. С октября 1894 г. появились новые предметы: физика (Боргман), геометрия (Фроловский), военная топография (Штубендроф), тактика (Михневич) и др.

Последние четыре года общего плана занятий великого князя были посвящены «курсу высших наук» и военной подготовки. В этот период лекции по истории для Михаила Александровича начал читать известный ученый С.Ф. Платонов (186–1933). Он вел занятия также с великим князем Андреем Владимировичем, читал лекции великой княжне Ольге Александровне.

Следует отметить, что старшим сыновьям Царской семьи курс лекций читал знаменитый историк В.О. Ключевский (1841–1911). Император Александр III придавал большое значение этой науке. В частности, известно, что еще в молодости в своем письме к известному писателю И.И. Лажечникову (1792–1869) он указывал на большое значение исторических романов:

«Мне приятно заявить, что “Последний Новик”, “Ледяной дом” и “Басурман”, вместе с романами Загоскина (“Юрий Милославский” и другие), были в первые годы молодости любимым моим чтением и возбуждали во мне ощущение, о которых я теперь с удовольствием вспоминаю. Я всегда был того мнения, что писатель, оживляющий историю своего народа поэтическим представлением ее событий и деятелей в духе любви к родному краю, способствует оживлению народного самосознания и оказывает немаловажную услугу не только литературе, но и целому обществу»[22].

С осени 1896 г. в учебном курсе Михаила Романова появились новые предметы: артиллерия (Н.А. Демьяненков), фортификация (генерал Ц.А. Кюи), а также ряд других общих и военных дисциплин. Среди преподавателей великого князя Михаила Александровича значились: по законам гражданского и уголовного права – статс-секретарь К.П. Победоносцев; по государственному хозяйству и по науке о финансах – статс-секретарь С.Ю. Витте; по военной истории и стратегии – генерал-майор А.П. Михневич; по военным законам – генерал-майор А.В. Чарторийский; по истории русской словесности – академик Жданов и т. д.

В отчете генерала Г.Г. Даниловича за 1896 г. читаем:

«Дарования великого князя Михаила Александровича и его всегда радушное отношение к учебным занятиям позволяют надеяться, что весь обширный и разносторонний учебный материал, указанный выше, может быть проработан с Его Императорским Высочеством в течение четырех лет – к осени 1900 г.»[23].

План занятий предусматривал подготовку великого князя к военной службе в артиллерии.

В день рождения императора Николая II 6 мая 1899 г. в жизни Михаила Александровича произошло знаменательное событие. Он был назначен флигель-адъютантом в свиту императора. Его сестра Ксения Александровна (1875–1960) записала в дневнике об этом торжественном моменте:

«День рождения Ники. 31 г. Встали в 9 ч. Наблюдали за публикой, которая съезжалась в дворец на выход. В 11 ч. начался выход по всем залам, в которых никого не было и только в одной были все фрейлины! (Были в русских платьях.) Шла с Кириллом. После обедни – Миша и Андрей присягали. Миша отлично читал, только голос в начале совсем переменился. Он ужасно волновался, но этого не было особенно заметно. У меня были ужасные эмоции за него! Потом пели “Тебя Бога хвалим” без конца! – Затем огромный завтрак со всеми… Сидела между Мишей и д. Алексеем. /…/ Переоделись и поехали в Александр[овский] двор[ец]. Сидели с Мама у Аликс. (Она сидела наверху – в церкви во время службы.) В 3 уехали. Миша в блестящем настроении – так рад, что все кончилось! /…/ Когда приехали в Гатчину, пошел сильнейший дождь, но к вечеру прояснило. Обедали все дамы, Апрак и Барятинский. Смотрели потом из Папа верхн[их] комнат на иллюминацию в саду и фейерверк! Играли в bisigue. Легли в 12 ч.»[24].

Михаил Александрович также описал памятный день:

«Утром в 10 ч. мы все поехали в Большой дворец и церковь. После обедни я присягал, затем Андрей. Вышло все благополучно. Потом нас поставили в одну комнату, и мы со всеми проходящими здоровались. Потом был большой завтрак в большой зале. (Были все наши учителя.) В 3 ч. Мама, Ксения, Сандро (великий князь Александр Михайлович. – В.Х.), Беби и я поехали обратно в Гатчину. Приехавши, мы только успели объехать кругом озера, как полил сильный дождь. После чая прояснило. Беби, Jiocha и я поехали кататься на бензинке (имеется в виду автомобиль. – В.Х.) в Зверинце. В 8 ч. был обед, были: гр. Кутузовы, Е[катерина] Сергеевна, Апрак, кн. Барятинский. Погода была теплая»[25].

Неразлучные друзья великие князья Михаил Александрович и Андрей Владимирович часто вместе проходили занятия по военной подготовке, участвовали в полевых учениях и военных маневрах.

Великий князь Михаил Александрович в парадной форме с орденом. 1897 г.

В 1899 г. неожиданно от туберкулеза умер цесаревич великий князь Георгий Александрович.

Граф С.Ю. Витте сложившуюся ситуацию описал в своих мемуарах следующим образом:

«В июне 1899 г. умер наследник-цесаревич Георгий Александрович, и наследником престола был объявлен великий князь Михаил Александрович. По моему мнению, объявление великого князя наследником престола не вытекало непосредственно из закона: по закону само собою разумеется, что если у Государя до его смерти не было бы сына, то Михаил Александрович вступил бы на престол прямо, как лицо царствующего дома, имеющее первенствующее право на престол. Но объявление его наследником было в таком случае неудобно, ибо в это время Государь был уже женат и, следовательно, мог всегда иметь сына, что и случилось, так как после четырех дочерей у Государя, наконец, родился сын, нынешний наследник-цесаревич Алексей Николаевич, которому в настоящее время минуло только семь лет, но, тем не менее, с рождением его пришлось как бы разжаловать великого князя Михаила Александровича из наследников и ввести в ряды просто великих князей.

Как я говорил, наследник-цесаревич Алексей Николаевич явился на свет, когда у Государя было четыре дочери, и поэтому одно время, насколько мне было известно от бывшего министра юстиции Николая Валериановича Муравьева, у Их Величеств как бы появилась мысль или, вернее, вопрос, нельзя ли, в случае если они не будут иметь сына, передать престол старшей дочери. Я подчеркиваю, что это не было отнюдь решение, а лишь только вопрос. Этим вопросом занимался как Николай Валерианович Муравьев, так и Константин Петрович Победоносцев, который к такой мысли относился совершенно отрицательно, находя, что это поколебало бы существующие законы о престолонаследии, изданные при императоре Павле и которые имели ту весьма важную государственную заслугу, что с тех пор русский престол в смысле прав на престолонаследие сделался устойчивым и прочным»[26].

При провозглашении Михаила Александровича наследником престола ему еще не было 21 года. Он не предполагал, что эти новые обязанности, обрушившиеся на него, будут надолго, собирался охотно помогать брату во всем. Впрочем, эта помощь могла лишь выражаться главным образом в исполнении представительских обязанностей. Однако этот период неопределенности затянулся на пять лет.

Случилось так, что друзья с детства великие князья Михаил Александрович и Андрей Владимирович одновременно проходили курс Михайловского артиллерийского училища. Вскоре курсанты училища проводили занятия на полигоне в Красном Селе. Великий князь Андрей Владимирович записал один из эпизодов этого ученья:

«24 мая. Среда. – Красное Село. В 8 [ч.] батарея вышла на конное учение, на Военное поле. Государь Наследник командовал 1-м взводом. При одном из построений на галопе, лошадь под Государем Наследником упала на левый бок. К счастью, все обошлось благополучно, орудие проехало сбоку. По окончании учения Государь Наследник уехал верхом в Гатчино. Днем занятий не было. Погода была ясная, но холодная. Пыль на поле значительная»[27].

Временами на военных ученьях происходили трагические происшествия. Михаил Александрович 18 июня 1900 г. записал об одном из таких событий:

«Вчера, когда стреляла 2-я батарея, то там случился ужасный случай. В 5-ом орудии застряла гильза, фейерверкер пошел к дулу выбивать гильзу прибойником; в это время вытащили гильзу и вложили патрон. В то время, когда закывали затвор, фейерверкер ударил прибойником спереди, в снаряд. Произошел выстрел. Его отбросило на 15 шагов и оторвало обе руки до плеч почти. Он встал и подошел к Сергею, и спросил его, как это случилось. В госпитале он умер через 2 часа. Наводчик в это время наводил орудие, и ему прицелом сломало нос и ранило в щеку, но вероятно поправится»[28].

В военных маневрах участвовали многие гвардейские части. Сохранились фрагменты воспоминаний С. Гребенщикова:

«При нашей бригаде шла, как и всегда, 5-ая конная батарея л. – гв. Конной артиллерии, в которой служил тогда великий князь Михаил Александрович, бывший тогда наследником престола, и великий князь Андрей Владимирович. … На дневке товарищ мой по полку Шкот и я пошли гулять в направлении к Удриасу, который славится тем, что берег его был покрыт целой массой огромных камней. На берегу мы встретили великих князей Михаила Александровича и Андрея Владимировича с конно-артиллеристами… Решили по мысли, кажется, Гл-ва, выбить сейчас же на этом камне вензель современного наследника Российского престола, великого князя Михаила Александровича. Великий князь сначала уговаривал не делать этого, а потом согласился. Из ближайшего селения рыбаков достали топор и принялись все по очереди выбивать букву М. В скором времени эта буква, уже довольно удачно выбитая, красовалась над прежними вензелями: оставалось выбить корону. Когда уже большая часть короны была готова и осталось доделать только правую ее верхушку, очередь дошла до Г-ва. Он уселся, взял топор и так неудачно нанес свой первый удар, что корона раскололась пополам и исправить ее уже не было никакой возможности. Все страшно огорчились; больше всех, конечно, сам Г-кий, но Михаил Александрович очень обрадовался этому случаю и весело сказал: “Слава Богу… Это верная примета, что я не буду царствовать…”»[29]

Великий князь Михаил Александрович по своему статусу часто выполнял представительские обязанности в официальных мероприятиях Императорского двора и был на виду. Так, например, граф С.Ю. Витте делился своими воспоминаниями:

«В то время, когда я разговаривал с императрицей Марией Федоровной, в комнату вошла ее сестра, королева английская, которой она меня представила. Затем, распростившись с ними, я ушел, но мне адъютант короля, престарелого почтеннейшего Христиана, отца вдовствующей императрицы, сказал, что король желает меня видеть.

Я отправился к королю. Ему представился. Король был со мною очень милостив и подарил мне свой портрет с надписью, который висит до сих пор в кабинете, что он делал чрезвычайно редко, так как свои портреты давал только членам своей семьи, и сказал, что он ничего не может больше дать, так как я имею ордена выше датского ордена. Король спросил, видел ли я его дочь, императрицу, я доложил, что видел, и вкратце сказал наш разговор. Затем он обратился ко мне со следующим вопросом: “Мне моя дочь говорила, что вы занимаетесь с моим внуком Мишей и что между вами и Мишей существуют отличные отношения. Скажите мне, пожалуйста, что собой представляет Миша, т. е. великий князь Михаил Александрович”. Я ему сказал, что действительно я имею высокую честь и радость преподавать великому князю и его знаю хорошо, но что мне очень трудно обрисовать его личность в нескольких словах, что вообще чтобы охарактеризовать человека, то самый лучший способ – это провести его через горнило различных, хотя и воображаемых событий и указать, как по его характеру он в таких случаях поступил бы, т. е. написать нечто вроде повести или романа, так как в характере человека есть такие сложные аппараты, что их несколькими словами описать очень трудно. На это мне король заметил: “Ну а все-таки, вы можете в нескольких словах охарактеризовать; я его знаю как мальчика, я с ним серьезно никогда не говорил”. Тогда я позволил себе сказать королю: “Ваше Величество, вы хорошо знаете моего державного повелителя императора Николая?” Тогда он говорит: “Да, я его хорошо знаю”. Я говорю: “Само собой разумеется, вы отлично знаете и императора Александра III”. Король сказал: “Ну да, я его отлично знаю”. “Так я приблизительно, именно в самых таких общих контурах, чтобы определить личность Михаила Александровича, сказал бы так: император Николай есть сын своей матери и по своему характеру, и по натуре, а великий князь Михаил Александрович есть больше сын своего отца”. Король на это рассмеялся, и затем мы расстались. Я больше никогда не имел случая видеть этого достойнейшего во всех отношениях монарха»[30].

В конце 1901 г. великий князь Михаил Александрович с официальным визитом посетил Германию. Император Вильгельм II (1859–1941) писал 17 декабря 1901 г. по этому поводу Государю Николаю II следующее:

«Милейший Ники.

Посещение твоего дорогого брата Миши подходят к концу, и мы очень жалеем, что он уезжает. Он очаровательный и необыкновенно милый молодой человек, пленивший здесь всех, даже мою дочь! Он очень хорошо стрелял и молодцом выполнил все “corvees” (повинности) официального обеда… Все, видевшие его, поражались его ясным, открытым, мужественным лицом и чистосердечным выражением. Вообще он имел большой успех»[31].

Сам император Николай II не особенно рассчитывал на конкретную и действенную помощь младшего брата, как по молодости его лет, так и по недостаточности опыта в государственных делах управления. Однако произошло непредвиденное событие, которое могло изменить всю дальнейшую историю Российской империи. В ноябре 1900 г. Николай II, находясь в Крыму, тяжело заболел брюшным тифом, и в какой-то момент положение казалось критическим. Публиковались бюллетени о состоянии здоровья Государя. Министр Императорского двора барон В.Б. Фредерикс (1838–1927) посчитал необходимым обратиться к императору с предложением, не пригласить ли в Ливадию Михаила Александровича «для замещения Его Величества на время болезни?» Однако он услышал неожиданный ответ: «Нет-нет. Миша мне только напутает в делах. Он такой легковерный…»[32]

Болезнь, очевидно, заставила императора по-другому посмотреть на многие вещи, в том числе на положение младшего брата в аппарате государственного управления державой. Он решил приобщить Михаила Александровича к конкретным делам. 7 мая 1901 г. великий князь был назначен членом Государственного совета, принимал участие в его заседаниях. Вскоре 28 ноября того же года он был назначен присутствовать в Комитете финансов. Через год Михаил Александрович стал членом Комитета министров. Однако Михаил Романов не стремился стать государственным деятелем, его больше привлекала карьера гвардейского офицера.

В бытность Михаила Александровича наследником престола вокруг него при прямодушии его натуры, скромности и простоте манер плелись интриги, сведения о которых содержатся в дневнике генерала А.Н. Куропаткина и воспоминаниях графа С.Ю. Витте, а также других известных людей. Суть их заключалась в том, что во время болезни царя тифом в Крыму в 1900 г. Витте на случай его смерти отстаивал права на престол Михаила Александровича, противоположная сторона подвергала их сомнению, на том основании, что Александра Федоровна может быть беременна и родить наследника. Министр юстиции Н.В. Муравьев позднее (в 1902 г.) обвинял Витте в том, что он, имея влияние на Михаила Александровича, стремится к возведению его на трон[33].

В известной книге князя Д.П. Чавчавадзе «Великие князья» этот эпизод получил своеобразное комментирование:

«Хотя Михаил был очень непритязательным по натуре и не привык к нарочитости, тем не менее, было неприятно, что ему отказали в титуле цесаревича, принадлежавшему ему, как он считал, по праву до рождения у Николая II сына, цесаревича Алексея. Великий князь Михаил тщательно избегал посещений любых официальных приемов, где ему пришлось бы присутствовать в качестве «цесаревича», так как он официально не обладал этим титулом.

Этот факт может показаться странным, так как везде пишут о том, что Михаил не был честолюбивым, общаться с ним было легко, ему особенно досаждало то, что он должен стать престолонаследником и когда-нибудь, возможно, императором.

Когда родился цесаревич Алексей, император издал манифест от 14 августа 1904 г., назвав великого князя Михаила и императрицу регентами в случае своей смерти до совершеннолетия Алексея»[34].

Забегая вперед, отметим. После почти 10-летнего томительного ожидания 30 июля 1904 г. в царской семье родился наследник, названный Алексеем. В тот же день появился Царский манифест, в котором провозглашалось, что «отныне, в силу основных государственных Законов Империи, сыну Нашему Алексею принадлежит высокое звание и титул Наследника Цесаревича со всеми сопряженными с ним правами»[35]. Теперь, как часто злословили в столичных великосветских салонах, «брат царя получил отставку». Сам Михаил Александрович не только не грустил по этому поводу, но, даже наоборот, был преисполнен нескрываемой радости. Великий князь Константин Константинович (1858–1915) записал в дневнике 2 августа 1904 г. по этому поводу:

«В пять часов мы с женой поехали навестить вдовствующую императрицу и пили у нее чай… Был и отставной наследник Миша; он сиял от счастья, что больше не наследник»[36].

Что касается придворных интриг и сплетен в эти годы вокруг трона, военный министр А.Ф. Редигер (1853–1920) утверждал:

«Никогда ни до, ни после этого я не слыхал ничего о чьем-либо намерении свергнуть Государя и заменить его великим князем Михаилом Александровичем; я только знал от бывшего воспитателя великого князя, генерала Чарторийского, что он был крайне счастлив, когда с него было снято звание наследника, и что он только и мечтал о частной семейной жизни»[37].

Великий князь Михаил Александрович вырос и превратился в молодого человека высокого роста (180 см), крепкого телосложения и весьма приятной наружности. Он всегда был гладко выбрит, но носил небольшие усы.

Оценка великого князя Михаила Александровича как личности в отзывах его современников неоднозначна. Он был на 10 лет моложе своего царствующего брата Николая II. Многие отмечали его воспитанность, доступность и сходились на том, что по своей природе это был чрезвычайно скромный и застенчивый человек, тяготившийся собственным высоким положением. Некоторые считали его человеком безвольным, легко попадающим под чужое влияние. Он мог быть мягким, иногда вспыльчивым, но быстро отходил. Несмотря на покладистый характер, Михаил Романов был способен принимать самостоятельные ответственные решения и пойти на самопожертвование.

Бывший военный министр генерал А.Н. Куропаткин (1848–1925) всегда тепло отзывался о великом князе Михаиле Александровиче. Например, в дневнике генерала от 15 февраля 1904 г. имеется следующая запись:

«Великий князь Михаил Александрович встретил тепло. Расспрашивал про японскую армию, особенно конский состав. Сказал, что он не знал, что их кони в коннице по некоторым статьям, – рост, аллюры, – выше наших казачьих. Желал успеха. Как и Государыня Мария Федоровна, говорил, что они все очень обрадовались, когда Государь назначил меня командующим армией»[38].

В воспоминаниях графа С.Ю. Витте имеется краткая характеристика: «Как по уму, так и по образованию великий князь Михаил Александрович представляется мне значительно ниже способностей своего старшего брата Государя императора, но по характеру он совершенно пошел в своего отца»[39].

Лучше других Михаила Александровича знал полковник Анатолий Александрович Мордвинов. Он с 1904 по 1912 г. при великом князе состоял адъютантом. В рукописных воспоминаниях, которые практически неизвестны в России, Мордвинов подробно описал начало своей новой службы, а также первые впечатления о своем шефе:

«Великий князь Михаил Александрович уже насчитывал в ту пору более 27 лет, но, несмотря на этот возраст, казался еще совершенно юношей.

Великий князь Михаил Александрович в парадной форме с орденами. 1903 г.

Высокий, стройный, сильный, с правильными чертами лица, с удивительно красивыми, лучистыми, немного задумчивыми, большими глазами, он сразу останавливал на себе внимание, а его застенчивая добрая улыбка, простота обращения и чувствуемая во всем его существе юношеская искренность и прямота невольно привлекали к нему всех тех, кому приходилось с ним соприкасаться.

Он был один из немногих людей нашего времени, кому удавалось сохранить до зрелых лет, в полной неприкосновенности, всю целомудренную чистоту как своего тела, так и своих помыслов – обстоятельство тем более удивительное и меня восхищавшее, что ко дню моего назначения великий князь уже не был тесно прикован к замкнутой дворцовой жизни матери, а успел отбыть с учебной целью свою, правда, недолгую, офицерскую службу, как в Преображенском полку, так и в Гвардейской Конной Артиллерии. Но ни обычные в молодой офицерской среде разговоры, шутки и намеки, ни невольные собственные наблюдения над притягательными излишествами жизни не сказались на моем Михаиле Александровиче какими-либо соблазнами или желанием “быть в этом отношении как все”. Его суждения оставались по-прежнему и детски чисты, и юношески благородны. Он также совершенно не пил вина и не курил, находя и то и другое отвратительным. Очень любил охоту, главным образом на медведей и лосей, и верховую езду, в которой был удивительно смел и неутомим.

Все эти занятия выработали у него ловкость, отвагу, находчивость, некоторую наблюдательность и то, всегда меня удивлявшее, присутствие духа, которое является не прирожденным, а требует постоянного и настойчивого “упражнения” над самим собой.

В моих глазах все эти качества, как физические, так и душевные, делали бы Михаила Александровича в те далекие суровые и несложные времена, когда люди выбирали из своей среды предводителей и князей, лучшим и наиболее достойным носителем власти. В его “княжение” никто, наверное, не был бы обижен, каждый нашел бы у него доступ, защиту и помощь, и для всякого он был бы примером воздержания, простоты, здравого смысла, сметливости и отваги.

Но того бурливого, коварного моря человеческих взаимоотношений, что зовется современной общественной и государственной жизнью, Михаил Александрович не знал, да и никогда не стремился до тонкости узнать. Правда, он нередко участвовал, благодаря своему временному положению наследника, в занятиях Государственного Совета; ему читались в свое время, и продолжали читаться, пространные лекции по государственным наукам; он легко схватывал сущность всякого вопроса или теории, метко отмечал всегдашнее расхождение последней с практикой, но не чувствовал в себе никакой любви к власти; его никогда не влекло и к настойчивой подготовке к ней.

Еще меньше, пожалуй, Михаил Александрович знал обыденную жизнь, ту жизнь, которой живут люди, не находящиеся во дворцах, о которой не читается никаких лекций и которую, даже вне дворцовых стен, всегда лишь поздно узнают только на собственном горьком опыте, не доверяя упорно опыту других. Эта жизнь, благодаря ее кажущейся простоте и ее неизведанности, особенно влекла великого князя к себе и он, насколько мог, старался подойти к ней ближе. Но узнать, как следует, хотя бы часть ее наиболее опасных подводных скал, ему было еще труднее, чем каждому из нас. Слишком он был доверчив, слишком близко стоял к русскому престолу, и слишком заманчиво поэтому было общение с ним для всех других, чтобы эти другие не менялись в его присутствии порою до неузнаваемости.

Того относительного знания жизни, которое иногда дается из книг, Михаил Александрович к тому времени также не успел еще получить. К чтению, в противоположность своему старшему брату и обеим сестрам, его, к сожалению, сначала совсем не влекло, да и день его был распределен и заполнен настолько, что для книг почти не оставалось времени. Но необходимость чтения он впоследствии сознавал сильно, – и сетовал при мне неоднократно, что ему почти не удалось ознакомиться с современной литературой, как русской, так и иностранной. Он отлично знал разговорный английский и французский языки, почти совсем не зная немецкого. Впоследствии, главным образом во время болезни, он старался пополнить этот пробел, и я нередко заставал его за книгою, а иногда по его просьбе и читал ему, в особенности Тургенева, который ему очень нравился…

Любить Михаила Александровича и привязываться к нему я начал давно. С моим назначением к нему адъютантом и с более частым, почти непрерывным общением эти чувства только усилились. В жизни он следовал бессознательно из-за какой-то внутренней потребности проникновенному завету Апостола – “Будьте как дети” – и вероятно, несмотря на все позднейшие, выпавшие на его долю испытания, он в этих основных чертах своего характера остался бы таким же, дожив и до седых волос.

Многим Михаил Александрович казался безвольным, легко подпадающим под чужое влияние. По натуре он действительно был очень мягок, хотя и вспыльчив, но умел сдерживаться и быстро остывать. Как большинство, он был также неравнодушен к ласке и излияниям, которые ему всегда казались искренними. Он действительно не любил (главным образом из деликатности) настаивать на своем мнении, которое у него всегда все же было, и из-за этого же чувства такта стеснялся и противоречить. Но в тех поступках, которые он считал – правильно или нет – исполнением своего нравственного долга, он проявлял обычно настойчивость, меня поражавшую.

Только один раз, за все мое долгое знакомство с ним, он не сдержал, и то лишь в угаре сердечного увлечения, данного им обещания, как он говорил – у него “вынужденного”, и противоречившего его совести.

Стремясь давно и целомудренно к семейной жизни, к “отдельному собственному очагу”, он, как и большинство людей его возраста, находил большое удовольствие в том, весьма ограниченном по числу, молодом женском обществе, с которым ему хотя и крайне редко, но приходилось все же встречаться.

По природе легко, платонически увлекающийся, но и легко меняющий свои быстрые увлечения, застенчивый, немного мечтательный, он подходил к этому обществу робко и неумело. Уже самый этот несмелый подход, наивность, молодость и чистосердечность ясно указывали тем, кто хотел к нему приблизиться, с какою легкостью можно было любое его случайное, мимолетное увлечение повергнуть на более продолжительное, а при известной женской настойчивости – довести и до брака. Как и у всякого молодого, воздержанного существа, так и у него, говоря словами поэта: “солнца луч, непрестанно бивший из его сердца, слишком часто золотил без разбора все то, что к нему случайно подходило”[40]. И все же, две-три уже неслучайные встречи, с прелестными девушками, иностранками, его круга, могли, казалось мне, почти, наверное, сулить ему, а может быть, и его родине – то, ничем не омраченное счастье в будущем, которого он по своей чистоте был так достоин.

Судьбе было угодно решить по-своему…»[41]

Михаил Александрович исправно нес службу, повышал свою военную подготовку и успешно продвигался по ступеням гвардейской офицерской карьеры. Обо всех значительных событиях в жизни он продолжал делать записи в своем дневнике на протяжении многих лет. К сожалению, часть дневников в поздние годы были утрачены или оказались за границей.

Послужной список великого князя Михаила Александровича был внушителен. С момента рождения он был назначен шефом 129-го пехотного Бессарабского полка. Он получил образование под наблюдением Августейших родителей. 6 мая 1884 г. ему присвоили звание подпоручика. В военную службу вступил 22 ноября 1897 г. В 1898 г. произведен в корнеты л. – гв. Кирасирского Е.И.В. полка. В день своего совершеннолетия назначен флигель-адъютантом Свиты императора (1899). Окончил Михайловское артиллерийское училище (1901). После окончания училища был распределен в 5-ю гвардейскую конно-артиллерийскую бригаду. Поручик – 22 ноября 1901 г.; отбыл с учебной целью недолгое время офицерскую службу в л. – гв. Преображенском полку (1902–1904) и в Гвардейской Конной Артиллерии. Штабс-ротмистр – 22 ноября 1904 г. Ротмистр – 6 мая 1908 г. Командир роты 2 г.; командир эскадрона 21 марта 1906 г. – 8 мая 1909 г. л. – гв. Кирасирского Е.И.В. полка, шефом которого состояла вдовствующая императрица Мария Федоровна. Полковник – 29 марта 1909 г.

Кроме военной службы, великий князь нес и другие государственные обязанности: член Государственного совета (7 мая 1901); назначен присутствовать в Комитете финансов (28 ноября 1901); член Комитета министров (24 ноября 1902). С 1 августа 1904 г. по манифесту Николая II он был назначен «правителем государства» на случай кончины императора до совершеннолетия наследника цесаревича Алексея Николаевича.

Император Николай II привлекал брата к участию в государственных делах и важных совещаниях. Так, с 19 по 26 июля 1905 г. он участвовал в заседаниях «Совещания под личным Е.И.В. председательством для обсуждения предначертаний, указанных в Высочайшем рескрипте 28 февраля 1905 г.» (так называемое «Петергофское совещание»). По Высочайшему повелению он был приглашен в состав: «Совещания под личным Е.И.В. председательством для рассмотрения предложений Совета министров и способов осуществления… Манифеста 17 октября 1905 г.». Он являлся покровителем нескольких десятков научных, общественных, благотворительных, культурных и т. п. учреждений, обществ, комитетов и организаций. Великий князь Михаил Александрович был объявлен почетным гражданином городов Елец (4 декабря 1909), Орел (20 декабря 1909) и Севск (23 июня 1911).

Одним из первых серьезных увлечений Михаила, его избранницей сердца стала Александра Владимировна Коссиковская (1875–1923), которая состояла фрейлиной при великой княгине Ольге Александровне. Она была на три года старше великого князя. При Императорском дворе ее ласково называли домашним именем Дина. Она сумела расположить к себе великого князя Михаила Александровича, который незаметно увлекся ею, очевидно, не без ее взаимности. Так, например, сохранилось ранее неизвестное небольшое письмо ее к наследнику престола Михаилу Романову, в котором читаем:

«Ваше [Императорское] Высочество.

Да благословит Вас Бог за Ваше сердце, от всего, всего сердца благодарю Вас за Ваши слова, тронувшие меня до глубины души. И я сим более усердно буду повторять каждодневные молитвы за Вас. Мне хочется Вам сказать, что и моя дорогая сестра за Вас молилась; может быть, Вас порадует узнать, что отрадному впечатлению, которое она вынесла из своего пребывания в Рамони, прибавило очень много Ваше присутствие, она говорила: “Так отрадно легко дышится с такими людьми, у него такая чистая душа”. Дай Вам Бог Ваше [Императорское] Высочество позвольте сказать, дорогой Михаил Александрович, всю жизнь сохранить эту чистоту Вашей истинно христианской души. Мое горе велико, страшно велико, но я верю в помощь Божия и ее молитвы, она была такая чудная, ее молитвы должно были угодны Господу. Да хранит Вас Бог всегда.

Горячо и искренно преданная Вашему Высочеству

Александра Коссиковская»[42].

По всему видно, что для Михаила Александровича эта любовная история была весьма серьезным делом, хотя он, вероятно, сознавал, что шансы на заключение брака были весьма призрачны. Однако император Николай II не желал, чтобы его младший брат испортил себе карьеру и жизнь, считая все это очередным несерьезным романтическим увлечением, а главное, чтобы опрометчивой женитьбой Михаил не повредил престижу династии.

Ответ Государя Николая II к младшему брату дошел до нас благодаря тому, что об этом письме он известил вдовствующую императрицу Марию Федоровну (1847–1928), приложив к нему переписку:

«25 июля 1906 г. – Петергоф.

Милая дорогая Мама,

Три дня тому назад Миша написал мне, что он просит моего разрешения жениться и что он не может ждать дольше середины августа. Разумеется, я никогда не дам согласия моего на этот брак.

Не буду повторять то, что я ему написал в ответ. Прочти мое письмо к Мише; оно вполне ясно и определенно.

Я чувствую всем моим существом, что дорогой Папа поступил бы так же. Изменить закон для этого случая, в такое опасное время, я считаю решительно невозможным. Бедный Миша пишет вздор, что, так как закон, утвержденный Папа, не прошел через Государственный Совет, поэтому его легче отменить. Это ровно никакой разницы не составляет. Я боюсь, что кто-то помогал Мише писать его письмо, там много казуистики, которая на него не похожа!

Посылаю тебе его, посуди сама.

Всею душою разделяю твою скорбь, дорогая Мама, но и мне горестно и тяжело от всего, что может произойти! Несравненно легче согласиться, нежели отказать, но здесь я никогда не дам согласия.

Не дай Бог, чтобы из-за этого грустного дела в нашей семье вышли недоразумения. И без этого едва хватает сил переносить испытания, которые приходится переживать.

Помоги мне, дорогая Мама, удержать его.

Да благословит и укрепит тебя Господь! Твой верный и любящий Ники»[43].

К этому письму был приложен и черновик ответного письма Николая II брату Михаилу:

«М[ой] д[орогой] М[иша]. Твое письмо меня глубоко опечалило. Ты без сомнения давно понял и теперь, надеюсь, чувствуешь, что всей душою могу пожелать по отношению к тебе только одного: видеть моего дорогого брата счастливо устроившим свою семейную жизнь; взгляды твои на нее я совершенно разделяю.

Но то, что я как брат с радостью желал бы видеть осуществленным, я же, как глава семьи, к моему большому огорчению, разрешить не могу. Справедливость требует, чтобы я одинаково строго отнесся к тебе, как и к остальным членам семьи, нарушившим фамильные законы. Если, тем не менее, ты ослушался бы моей воли, то я принужден буду исключить тебя из списков армии и Свиты и отправить на жительство за границу.

Неся ответственность перед Отечеством, я не имею права разрешить моему единственному брату вступить в морганатический брак; потому мое решение бесповоротно, как мне не тяжело тебе это высказать.

Ко многим тяжким заботам о родине, находящейся в столь опасном брожении, к непрекращающимся нравственным огорчениям ты прибавляешь мне и семейную заботу, но я несвоевременность ее искрение тебе прощаю.

Я уверен, что А[лександра] Вл[адимировна], как истинно русская и любящая тебя девушка, найдет в своей душе достаточную силу, чтобы суметь пожертвовать своею привязанностью, дабы избавить тебя от тяжелых последствий непослушания.

Не падай духом. Каждый из нас несет свой крест и должен уметь жертвовать своим личным счастьем для родины»[44].

Упоминание императора Николая II на свое строгое отношение к другим случаям самовольных женитьб подразумевало морганатические браки: дяди царя, великого князя Павла Александровича (1860–1919), в 1902 г. на О.В. Пистолькорс, и двоюродного брата царя, великого князя Кирилла Владимировича (1876–1938), на разведенной кузине Виктории в 1905 г. Оба великие князья были исключены со службы и выдворены из Российской империи.

Женитьба Михаила Александровича на фрейлине А.В. Коссиковской (1875–1923) не состоялась. Вся эта любовная история проходила на фоне частых террористических актов и убийств в стране в годы Первой русской революции (1905–1907). Великий князь Константин Константинович 12 августа 1906 г. записал в дневнике: «Грабежи и убийства по всей России продолжаются. Грабители, убийцы большей частью благополучно скрываются. В воскресенье прочли в газетах об ужасном покушении, совершенном на жизнь первого министра Столыпина в его даче на Аптекарском острове, причем сам Столыпин уцелел, а сильно пострадали его дочь и сын; много убитых и раненых»[45].

На следующий день, 13 августа 1906 г., подобная запись в дневнике великой княгини Ксении Александровны:

«Газеты полны ужасными подробностями вчерашнего взрыва, просто читать жутко и ужасно. Бедная девочка, очень трудно, и не знают еще, надо ли делать ампутацию ног! Еще вся эта кровь не остыла их, уже новая пролита. Бедный Мин – этот чистый, хороший человек и преданный своему долгу и Государю, убит вчера вечером /…/ на вокзале, на глазах у жены и публики, 5-ю пулями в спину, женщиной! Месяцами его преследовали и, наконец, убили! Господи, что это за невыносимое время! Людей убивают как дичь, ничем не стесняясь, с возмутительным хладнокровием и спокойствием. Как и чем все это кончится, и куда же мы идем?! Несчастная его семья, как больно, жалко ее. Господи и сколько таких по всей несчастной России. /…/ У Миши тоже ужасные боли в спине и ногах и тоже к вечеру жар 37.9°. Он много сидел у меня и после чая разделся, надел халат и устроился [у] меня в спальне! Сидел до 10 ч. вечера»[46].

Император Николай II предпринял ряд мер к обузданию волны террора. В его записке премьер-министру Петру Аркадьевичу Столыпину (1862–1911) читаем:

«Непрекращающиеся покушения и убийства должностных лиц и ежедневные дерзкие грабежи приводят страну в состояние полной анархии. Не только занятие честным трудом, но даже сама жизнь людей находится в опасности.

Манифестом 9 июля было объявлено, что никакого своеволия или беззакония допущено не будет, а ослушники закона будут приведены к подчинению царской воле. Теперь настала пора осуществить на деле сказанное в манифесте.

Посему предписываю Совету Министров безотлагательно представить мне: какие меры признает он наиболее целесообразными принять для точного исполнения моей непреклонной воли об искоренении крамолы и водворения порядка.

Николай.

14 августа 1906 г.

P.S. По-видимому, только исключительный закон, изданный на время, пока спокойствие не будет восстановлено, даст уверенность, что правительство приняло решительные меры, и успокоит всех»[47].

На семейном фронте многочисленных членов Императорской фамилии далеко было не все ладно. Великий князь Константин Константинович в очередной раз с возмущением записал в дневнике:

«6 ноября 1906 г. – Павловск. Узнал с ужасом от жены, которая была на гусарском празднике, что Стана Лейхтенбергская разводится с Юрием и выходит замуж за Николашу!!! Разрешение этого брака не может не представиться поблажкой, вызванной близостью Николаши к Государю, а Станы к молодой Государыне; оно нарушает церковное правило, воспрещающее двум братьям жениться на двух сестрах. Кириллу не позволили жениться на Ducky, а Мише на Beatrice, как на двоюродных сестрах; но Стана, если не по рождению, то по первому браку, приходится Николаше двоюродной сестрой. Развод в семье в это смутное время является обстоятельством, весьма нежелательным и прискорбным»[48].

Михаил Александрович, несмотря ни на что, продолжал упорствовать в своем стремлении жениться на А.В. Коссиковской. В дневнике его сестры Ксении Александровны от 3 января 1907 г. имеется запись:

«Мише Ники категорично объявил, что он ему не разрешит жениться ни под каким видом. Он в отчаянии, но продолжает все-таки надеяться!»[49]

Весной и в начале лета 1907 г. у Михаила Александровича началась болезнь обострения язвы желудка. Его адъютант А.А. Мордвинов позднее писал по этому поводу в рукописных воспоминаниях:

«Великий князь почувствовал себя нездоровым и, как всегда, не обращал никакого внимания на свою болезнь – много гулял, ездил верхом, надеясь, по своему обычаю, усиленным движением излечиться. Но к весне его боли в области желудка и печени настолько усилились, что пришлось слечь и обратиться к врачам.

Их собралось очень много, не менее 7 человек, в числе которых были профессора Вельяминов, Сиротинин, Романовский, доктора Вестфален, Боткин и другие. Мнения у них довольно резко разделились – одни находили у Михаила Александровича явные признаки круглой язвы, другие, видимо, не желая огорчать взволнованную императрицу мать, высказывались более осторожно и считали невыносимую тупую боль лишь следствием давления на желудок каких-то других, переместившихся внутренних органов. Спорили очень долго и, наконец, сообща порешили назначить великому князю продолжительное молочное лечение, а когда боли после него прошли, потребовали поездку в Карлсбад, куда должен был быть вызван и знаменитый венский профессор Норден для окончательного диагноза»[50].