Мятежный остров Зверев Сергей

– Наш ассистент, – расплывчато ответил Грин. – Советую его слушаться.

– Что он собирается делать?

– То, что ему положено, – проговорил Генри.

На самом деле и ему самому хотелось бы знать, что станет делать колдун Вуду. Рождественский пожал плечами, одернул свою ярко-оранжевую тюремную робу и, сев на ковер спиною к стене, сложил по-турецки ноги. Перед ним устроился Сервантес и принялся раскладывать свой инструментарий. Первым делом он достал из сумки человеческий череп. Кости поблескивали желтым светом, словно были натерты воском. Затем он водрузил на череп венок из сухих цветов, при этом стал невнятно бормотать какие-то заклинания. Слова были непонятны всем присутствующим, возможно, включая и самого колдуна, но звучали грозно, пугающе, как страшные проклятия.

Мистер Грин почувствовал, как у него пошли мурашки по спине. Алонсо глянул на него, как бы давая понять взглядом: мол, я же говорил, это почище любого гипнотизера будет.

Сервантес принялся трясти мохнатой головой, словно на него напал приступ трясучки. Выпяченные губы противно зашлепали. Педро вынул из сумки распятие и положил его перед Рождественским.

– Что это за средневековье? – спросил он.

– В глаза мне смотри! – крикнул колдун на жутком английском.

– Хорошо. Буду смотреть в глаза, – согласился резидент.

До того как вошел колдун, Рождественский не был готов к подобному испытанию. Да и теперь не представлял себе толком, в чем оно будет заключаться. В курс спецподготовки противодействие магии вуду не входило. Но любая магия по большому счету строится на гипнозе, внушении. Резидент «включил» в своей голове защиту, поставил так называемый тройной защитный блок.

Сервантес пялился на Рождественского, высовывал длинный язык, вращал им. Что-то шептал, шипел, словно змея. Виталий ощутил приступ тошноты, так это было противно, закружилась голова. Слюна сама собой стала наполнять рот. Рождественский опустил веки.

– В глаза смотри! – крикнул колдун.

От этого крика не по себе стало и Генри с Бальтасаром.

Сервантес принялся зажигать свечи и ставить их полукругом возле Рождественского. Это были не простые восковые свечи, от них шел еще какой-то приторный запах, от которого сильнее кружилась голова. Педро скороговоркой принялся читать христианские молитвы. Это было странным сочетанием. Древние туземные заговоры и католические тексты. При этом колдун стал сыпать на свечи порошки из коробочек. Те тут же вспыхивали разноцветными огнями, расползались благовонным дымом.

Генри закашлялся. Бальтасар прикрыл лицо носовым платком.

– Святая Дева Мария, смилуйся над нами… Аминь… – прошлепали губы колдуна.

При этом его лицо было злым, как у сказочного Кощея Бессмертного, руки рассыпали цветные порошки. Отряхнув с ладоней пыль, колдун простер их над головой Рождественского и вновь скороговоркой стал произносить древние проклятия. Внезапно глаза резидента закатились и уже не вернулись в нормальное положение. Веки оставались открытыми, виднелись лишь красноватые после бессонницы белки. Пленник филиппинской тюрьмы дернулся, выпрямил спину и замер, как статуя.

– Ты меня слышишь? – спросил колдун.

Рождественский в знак согласия кивнул.

– Он меня слышит, – торжествующе произнес Сервантес.

– И что нам теперь с этим делать? – осторожно поинтересовался мистер Грин. – Он так и будет только кивать?

– Этого я не могу сказать. Я ввел его в транс. Это прелюдия к тому, чтобы сделать из живого человека зомби.

– Зомби не надо, – тут же предупредил американец. – А меня он услышит?

– Спрашивайте, – сказал в ответ колдун.

– Вы меня слышите? – спросил мистер Грин.

Рождественский сидел как вкопанный и молчал.

– Вы слышите меня? – повторил вопрос Генри.

– Надо назвать его по имени, – посоветовал колдун Вуду.

– Хороший совет, – скривил губы Генри. – Но мне как раз надо узнать его настоящее имя.

Сервантес пожал плечами. Мол, а чем я могу вам помочь? Меня просили ввести человека в транс, я его ввел. А все остальное – ваши заботы. И все же Генри был профессионалом своего дела, умел вести допросы, даже если допрашиваемый сопротивлялся ему изо всех сил.

– Вы ландшафтный дизайнер? У вас своя фирма на Филиппинах?

Рождественский, соглашаясь, кивнул, сделал это, как «китайский болванчик», как кукла.

– Негусто, – проговорил Генри. – Как звучит ваше настоящее имя?

Рождественский остался неподвижным.

– Вас зовут Бальтасар? – провокационно спросил мистер Грин.

Резидент отрицательно повел головой.

– Теперь я хоть уверен, что он понимает суть вопроса. Вас зовут Карл Свенссон?

Рождественский закивал.

– И что мне теперь с ним делать? Он способен давать ответы только на уровне «да» и «нет». Да и то врет, отвечая мне.

Еще несколько раз мистер Грин пытался зайти с разных сторон, но «тройной блок» в голове у резидента был выставлен надежно, он был непробиваемым. Рождественский в знак согласия кивками и отрицательным покачиванием головы, даже находясь в трансе, отметал всяческие попытки изобличить его в шпионской деятельности и охотно соглашался, если у него спрашивали о шведском подданстве. Вопросы же типа, мужчина он или женщина, попросту игнорировал. Генри терял терпение. Ему хотелось встать и ударить шпиона.

– Если ему сейчас врезать по морде, что произойдет? – спросил он у Сервантеса.

Тот подумал немного и ответил:

– Или ничего, или очнется.

– Значит, и это бесполезно, – вздохнул Генри, но тут вдруг встрепенулся: – Бальтасар, спроси его то же, что и я. Может, у него будет иная реакция на другой голос?

Бальтасар повторил вопрос:

– Вас зовут Бальтасар? – но на автомате сделал это по-испански.

Рождественский, как и ожидалось, отрицательно покачал головой. Генри напрягся.

– Сеньор Педро, вы знаете китайский язык? – в его глазах зажглись огоньки надежды.

– Знаю.

– Тогда спросите у него что-нибудь по-китайски. Скажем: вы мужчина?

Педро исполнил просьбу. Рождественский остался безучастным.

– Это и требовалось доказать, – радостно воскликнул мистер Грин.

– Что доказать? – не понял Алонсо.

– Он не знает китайского!

– Зачем шведу знать китайский? – спросил удивленный Бальтасар.

– Из любой информации можно сделать правильный вывод. Если он не знает китайского, то вряд ли работает на китайскую разведку, – с видом победителя произнес Генри.

– Логично, – согласился Бальтасар Алонсо.

– Так. В этой тюрьме есть кто-нибудь, кто умеет говорить по-русски, по-вьетнамски и по-арабски? – спросил мистер Грин.

– Вьетнамец есть точно, и не один. Арабы тоже имеются. А вот русский? В этом я не уверен, – ответил Бальтасар. – Надо узнать у начальника.

– Ну, так вот. Быстро узнай. Найдешь – веди всех троих сюда.

Алонсо стремительно исчез за дверью. Рождественский продолжал пребывать в трансе.

– Вы сами верите в свое колдовство? – спросил Генри у Педро.

– Конечно, верю, – ответил колдун, плохо скрывая презрительный взгляд. Он сперва даже не понял вопроса американца.

– Это хорошо. При надобности сможете превратить его в зомби? – кивнул Генри на неподвижно сидящего Рождественского.

– Это можно. Но зомби теряет свою прежнюю память, воспоминания. И это уже необратимо. Из зомби человека назад не сделаешь, – ответил колдун. – Он еще минут пятнадцать в трансе пробудет. Обряд можно повторить только завтра.

– Надеюсь, этого хватит. К вопросу о зомби мы еще вернемся.

Цветной порошок вновь полетел на пылающие свечи.

Бальтасар вернулся довольно скоро. В бетонную без окон комнату конвоиры ввели троих заключенных со скованными наручниками запястьями. Один из филиппинских зэков был низкорослым вьетнамцем с испуганным взглядом. Второй – худощавым арабом с глазами разочарованного в жизни наркомана. Третий – татуированным громилой. На его руках из-под закатанных рукавов апельсинового цвета комбинезона виднелись синие надписи, сделанные кириллицей, и рисунки. На запястье улыбался зубастой пастью дьявол, что по зэковским понятием означало «оскал» – злой на власть. Если бы Генри разбирался в советско-российских татуировках, то непременно обратил бы внимание и на татуировку в виде ромбовидного перстня на указательном пальце – «отрицала».

– Спроси у него по-вьетнамски: «Вы мужчина?», – обратился к низкорослому Генри.

Прозвучал вопрос. Рождественский на него не отреагировал.

– А теперь ты спроси то же самое, но уже по-арабски.

Худощавый спросил. И вновь никакой реакции.

– Значит, не китайская разведка, не брунейская, не гонконговская, не вьетнамская, – пробормотал мистер Грин, после чего уже произнес отчетливо: – Спроси у него теперь ты, – и посмотрел на бывалого русского зэка, волей судьбы оказавшегося в филиппинской тюрьме.

– Зачем спрашивать? Это же и так ясно, – удивился бывалый зэк.

– Меня не интересует твое мнение, – надменно произнес Генри. – Спрашивай.

– А зачем?

Но вместо ответа на спину зэка опустилась резиновая дубинка. Пришлось подчиниться.

– Вы мужчина? – спросил зэк по-русски.

Рождественский сдержанно кивнул.

– Увидите их, – тут же выкрикнул Генри, махнув рукой конвоирам.

Заключенных вывели. Колдун посмотрел на мистера Грина.

– Скоро выйдет из транса, – напомнил он.

– Сам или ему надо помочь?

– Сам выйдет.

– Тогда иди и ты.

Сервантес попытался было собрать свой колдовской инвентарь, но Грин поторопил его:

– Успеешь, потом.

Рождественский уже не сидел как изваяние, он слегка начинал раскачиваться. Глаза по-прежнему оставались заведенными под лоб.

– Выходит, он русский. Большего мы из него не вытащим при помощи колдуна. Во всяком случае, сегодня, – задумчиво проговорил мистер Грин.

– Это уже немало, – восхитился Бальтасар, он понял, что сама судьба свела его с американцем.

Теперь можно было помечтать и о скором повышении. Вот только предстояло каким-то образом дожать резидента российской разведки.

– Русские, – вновь задумчиво произнес Генри, пытаясь представить себя на месте противника. – Они не поленятся забросить на Филиппины группу диверсантов для того, чтобы вытащить своего человека. У них для этого есть все возможности. Как думаешь, Бальтасар?

– Думаю, что так, – согласился филиппинец.

– В таком случае мы должны их встретить, – прищурился американец.

Генри прикинул, что для полного счастья ему не хватает самой малости. Он не только разоблачит резидента российской разведки, но и захватит командос, отправленных для его освобождения. Ради этого стоило постараться. Мистер Грин уже открыл было рот, чтобы поделиться соображениями с представителем местных спецслужб, как тут же замолчал. Рождественский пришел в себя. Он удивленно озирался по сторонам, пытаясь припомнить, что с ним произошло. Несмотря на состояние транса, в котором он до этого пребывал, кое-что удалось припомнить. Ему задавали какие-то вопросы, и он отвечал на них, либо в знак согласия кивая, либо, не соглашаясь, отрицательно качал головой. Вроде бы нигде не «спалился». Тройная блокировка работала надежно. Только «да» и «нет», и все согласно легендированию. Но тройная блокировка не учитывала языка, на котором задавали вопросы.

– Вы нормально себя чувствуете? – ехидно поинтересовался Генри.

– Сносно, – ответил Рождественский. – Голова кружится.

– Помните, что с вами было?

– Абсолютно не помню, – соврал Рождественский.

– Я спрашивал, а вы отвечали и рассказали много интересного. Но что именно, я вам пока не скажу. Пусть любопытство распирает вас изнутри. Конвойные! Уведите его.

Оставшись наедине с Алонсо, Генри встал, прошелся по комнате без окон.

– Теперь нам придется плотно поработать. Свяжитесь со своими специалистами. Нам предстоит отсмотреть видео с камер наблюдения в международном аэропорте Манилы в режиме онлайн.

– Кого следует искать? – спросил Бальтазар.

– Российских командос. Они рассчитывали появиться незаметно для нас, но теперь мы примерно знаем, кого следует ждать. Особое внимание на европейцев возрастом от тридцати до сорока пяти, крепкого телосложения, с короткими стрижками. В первую очередь обращать внимание на шрамы, на следы пулевых ранений.

– Мы будем задерживать подозрительных? – уточнил филиппинец.

– Ни в коем случае. Проводить осмотр под благовидным предлогом, не вызывая подозрений, а потом с извинениями отпускать, но недалеко. Мой план, Бальтасар, таков… – И Генри, словно боясь, что их подслушивают в этой комнате без окон, склонился к уху своего филиппинского коллеги и зашептал…