Бей первой, леди! Казанцев Кирилл
Девушка не слушала, мрачно взглянула на Макса, на вдову, на Рогожского, что отсекал ее от леса, обойдя Левицкую сбоку, и поняла, что попалась: бежать ей было некуда, если только в пруд прыгнуть.
Девушка задрала голову, прикусила нижнюю губу, ее лицо на мгновение перекосила гримаса отчаяния и досады. Вдова была уже на подходе, бежала по траве, девушка обернулась и крикнула так, что рыбы шарахнулись в пруду и забили хвостами по воде:
— Ну что тебе еще? Что? Чего ты ко мне привязалась? Отстань, мне никто не нужен!
Левицкую точно под дых ударили, она остановилась и оперлась ладонью на сосну, тяжело дыша и поправляя волосы. Рогожский остановился в паре шагов от вдовы и следил за Юлей, та заметила это и усмехнулась. Посмотрела на Макса презрительно и, как ему показалось, с отвращением, что ли, оглядела с ног до головы и выкрикнула:
— Еще один надсмотрщик! Сколько можно, я же просила тебя…
Ей не хватило воздуха, голос прервался, и притихшие птицы вновь зачирикали на сосновых ветках. Макс смотрел на девушку, на ее мать, искал и не находил ничего общего, вот ни капельки: они не были похожи даже близко. Левицкая роста невысокого, что скрывают каблуки, лицо у нее круглое, хоть умело наложенный макияж создает иллюзию высоких скул, и глаза не те, что у девушки, и волосы. Но это ничего не значит, может, Юля пошла в отца, который, как сказала Маринка, умер. И все же женщина и девушка, что стояли перед ним, — в них не было кровного родства, хоть Левицкая и назвала ее своей дочерью. Да какое там: от матери глаз не отвести, а на «дочку» без слез не взглянешь. Нескладная, несуразная, не толстая, правда, но в очках.
«Да кому она нужна, чудо в перьях?» — Макс уже вдоволь насмотрелся на дочку вдовы и теперь не сводил глаз с рыб. Созерцать их было гораздо приятнее — и двигались они плавно, и не орали, как некоторые.
— Юля, — вдова уже справилась с собой, — это Максим… Сергеевич. Он будет сопровождать тебя…
Макс повернулся к Юле, но та на него даже не взглянула. Подлетела к матери и заорала ей в лицо:
— Пошла вон! Отстань от меня, отвали! Ты мне надоела, вы все мне надоели, мне ничего не надо!
Снова затихли озадаченные птицы: Юля орала так, что ее легко и свободно могли слышать и за забором, до которого отсюда было метров тридцать. Если бы кому-то вздумалось в этот момент прогуляться мимо, то он был бы в курсе семейных дел Левицкой и познакомился бы с лексиконом, что использовала ее дочка.
— Юля, — упрашивала ее вдова, — Юля, подожди. Ты же знаешь, тебе нельзя выходить из дому одной, а Леонид не может сопровождать тебя постоянно. Хочешь, чтобы все повторилось?
В голосе Левицкой мелькнула угроза, но Юле море было по колено, плевать она хотела на недовольство матери. Отскочила, едва не врезалась в Макса, отшатнулась, глянула в сторону невозмутимого Рогожского и выкрикнула:
— Плевать мне на тебя и на твоего дружка, понятно?! Куда захочу, туда и пойду, ты и не узнаешь! Лучше отпусти меня, или я сбегу! Я тебя ненавижу, я вас всех ненавижу! И тебя тоже!
Это уже досталось Максу. Он молча смотрел на девушку и прикидывал мысленно: ей сейчас успокоительное вколят или приступ сам рассосется? Вроде никто не дергается, все смирно стоят и смотрят, как беснуется эта несчастная. У нее с головой проблемы — это и без монокля видно: психопатия, буйное помешательство или что-то вроде того. Неудивительно, что предыдущие кандидаты с ней сладить не смогли. «Вдруг сделает над собой что-нибудь, а я виноват буду? Меня Левицкая тут, в садике, и закопает, рядом с рыбками. На фиг… — Макс смотрел на покрасневшее от злости лицо Юли, на ее растрепанные волосы, на пальцы, что сжимали ремень сумки. — Точно больная. Вот сейчас кинется и укусит, и ей ничего не будет, а мне что — сорок уколов в живот делать?»
— Понял? — выкрикнула Юля так резко, что Макс непроизвольно отшатнулся. Понял, конечно, чего тут непонятного: квартиру придется продавать, переезжать в однушку. Разницы хватит и чтобы вдове долг отдать, и «Тойоту» восстановить.
— Понял? — визжала та, и вид у нее сделался вовсе уж неприглядный, она даже старше выглядела, чем еще пару минут назад, когда они едва не столкнулись лбами. Видеть этакое безобразие было тошно и невыносимо, Макс поколебался мгновение, что выбрать, и, вместо того чтобы окунуть ее башкой в воду, отвесил Юле пощечину.
Та аж побелела, сжала зубы, прищурилась и стянула с носа очки, аккуратно убрала их в сумку и вдруг замахнулась, попыталась дать Максу сдачи. Он перехватил тонкое — пальцами можно обхватить — запястье девушки и ударил ее по второй щеке. Вдова охнула, Рогожский подался вперед, но так и замер на старте. Юноша безмолвствовал, точно его и вовсе не было поблизости. Стало очень тихо, даже птицы пока не решались вновь завести свои трели, и рыбы в пруду сбились к противоположной стенке и повернулись к людям хвостами.
— Не ори, — держа Юлю за руку, сказал Макс, — рот закрой, или еще получишь. Дура.
Разжал пальцы, развернулся и, не глядя на вдову и Рогожского, вышел на дорожку и зашагал по ней к воротам.
— Без разрешения выпустить не могу, — заявил было охранник, что вышел из будки на входе, — сотрудников только по разрешению хозяев выпускаем.
— Я уволился, — буркнул Макс, толкнул тяжелую, точно бронированную, калитку и вышел на улицу.
Пока топал мимо лодок по чистым до тошноты гладким тротуарам, пока добрался до главных ворот, пока шел по лесу, мысль в голове крутилась только одна: Левицкая даст ему время на продажу квартиры или вцепится немедленно и не успокоится, пока не ошкурит до нитки? По всем признакам выходило второе, да и черт с ним, пусть в суд подает, разберемся… Главное — от ее бесноватого отродья подальше держаться, а там — куда кривая вывезет, не так все плохо.
В кармане зазвонил мобильник, Макс глянул на экран — номер был незнакомый. Нажал отбой и, держа трубку в руке, пошел быстрее по ровной гладкой дороге на шум машин, что доносился из-за сосен с трассы. Телефон тут же зазвонил снова, и на экране определился тот же номер. Можно отбиться, можно ответить и послать куда подальше, но ведь не отвяжутся. И вообще, чего тут непонятного — вроде он все доходчиво объяснил. Ну, раз не поняли, то не грех и повторить.
Звонил Рогожский — он назвался, помолчал пару мгновений и сказал как-то очень спокойно:
— Возвращайся. Она передумала.
— Я не передумал. Отвали. А хозяйке своей скажи — деньги я ей отдам. Будь здоров.
И не слушая, что там втолковывает ему «заместитель по общим вопросам», нажал отбой.
Разозлился, конечно, но быстрая ходьба и свежий воздух сделали свое дело. Макс шел, постепенно успокаиваясь, вдыхал теплый смолистый воздух, смотрел на высоченные, подсвеченные солнцем сосны и не думал вообще ни о чем, мечтал только поскорее добраться до дома и плюхнуться спать. Устал он за эти дни, как от тяжелого физического труда или кросса километров в пятнадцать, что так любили устраивать новобранцам сержанты. И по ощущениям выходило, всяко лучше час или полтора бездорожье месить, чем вопли истерички слушать. Ничего, прорвемся, хуже, чем было, быть уже не может.
С дороги пришлось сойти — кто-то гнал по ней со стороны поселка, гнал так, что машину заносило в поворотах. Макс загодя освободил лихачу путь, сошел на обочину и топал по мху, засыпанному длинной сухой хвоей. Прикинул, что можно не торопиться, взять в сторону метров на сто и поискать там чернику: она сухие светлые места любит, да и сезон уже подходящий.
Машина — черная приземистая «Мазда» — просвистела мимо, но Макс даже не глянул на нее, высматривал по сторонам невысокие кустики с круглыми листочками. На кочках она должна расти, а кочек тут…
Иномарку развернуло едва ли не поперек дороги, она затормозила и остановилась, открылась водительская дверца. И на дороге оказался господин Рогожский собственной персоной — вышел, огляделся, глянул на Макса и пошел тому навстречу. «Вдовушка прислала. За деньгами». Макс сорвал с кустика несколько темно-синих ягод и бросил их в рот, огляделся, оценивая обстановку. Они тут одни, никто их не видит, и мало ли что у Рогожского на уме? Но не бежать же от него через лес, надо подойти и поговорить, а там как получится.
Они шли навстречу друг другу и, не дойдя пары-тройки шагов, остановились. Рогожский внешне был спокоен, руки держал на виду, двигался уверенно и неторопливо. Взгляд только был странноват: злой, что объяснимо, и в то же время растерянный, что тоже не сразу, но понять можно. Не по своей воле прискакал, по приказу Левицкой, а той Еланский пока живым нужен.
— Чего тебе? — спросил Макс, перекатывая на ладони остатки черники.
Рогожский как смотрел чуть снисходительно, так и смотрит, и снова этот взгляд оценивающий, точно прикидывает, по силе ему этот соперник или нет. Выходило, что весовые категории у них примерно одинаковые, «заместитель», правда, ростом малость повыше, но это мелочи, и в поединке еще неизвестно, чья возьмет. Макс противника оценил и стоял неподвижно, кидая в рот одну ягоду за другой.
— Поговорить, — сказал Рогожский.
— Говори, — Макс доел чернику и демонстративно посмотрел на часы, — я тороплюсь. Если про деньги базар — сказал, отдам, значит, отдам. Пусть мне Борисыч ваш завтра позвонит, у меня к нему вопросы есть.
— Борисыч стоит дорого, не расплатишься, — ухмыльнулся Рогожский и добавил: — Не дергайся, Еланский. С тобой поговорить хотят.
— Так давай, начинай, — торопил его Макс, — мне еще деньги искать, я спешу.
Рогожский отступил вбок и показал в сторону машины:
— Там поговорим, если ты не против.
Макс был категорически против, к черной, противно блестящей иномарке ему и близко подходить не хотелось, чувствовался в словах и тоне Рогожского какой-то подвох, а какой именно, Макс понять пока не мог. Но все же пошел к машине, вышел на дорогу и остановился у капота.
— Валяй, начинай, — сказал он, Рогожский устало глянул на Макса и отвернулся. А на задней дверце машины опустилось стекло, и в окне показалась Юля. Бледная, но улыбается, глаза за стеклами очков чуть прищурены, смотрит весело и виновато. Макс молчал, смотрел поверх ее головы на лес, на темнеющее от грозовой тучи небо. Рогожский тоже помалкивал. Вдали глухо ухнул гром, по верхушкам сосен пробежал ветер, на крышу машины со стуком посыпались иголки и маленькие шишки. Одна угодила Рогожскому по голове, он подхватил шишку на лету и принялся подкидывать ее на ладони.
— Извини, — услышал Макс и глянул на Юлю. Улыбается, но из последних сил, истерика вымотала ее, от недавнего запала и злости не осталось и следа. Смирно сидит, руки на коленях сложила, уродской сумки нет, волосы причесаны и собраны в хвост.
Макс ничего не ответил, он так и стоял около дверцы, Рогожский глядел то на него, то на девушку, то на небо, что заволокли тучи. В лесу стало темно, как осенью.
— Прости меня, пожалуйста, — сказала Юля и открыла дверцу, — я больше так не буду. Возвращайся, я буду слушаться тебя, обещаю.
Ну вот кто ее сюда притащил, спрашивается, и зачем она ему? Нет, деньги, конечно, нужны, кто ж спорит, но есть, как сказал тот же адвокат, множество способов их заработать. И не обязательно для этого вытирать сопли взбалмошной дочке местной миллионерши, без него желающие найдутся. Хотя стоп — желающие были и все куда-то подевались, и что теперь: ему за всех отдуваться?
— Пожалуйста, — повторила Юля, — не обижайся на меня. Я дура, признаю. Только не бей меня больше.
И подвинулась на сиденье, освобождая Максу место рядом с собой.
— Ладно, уговорила. Но если будешь дурить, сам тебя убью! — За него эти слова точно кто-то другой произнес, Макс только и успел подумать, что надел себе на шею здоровенный хомут и будет таскать его, пока Левицкой не надоест. Хотя хомут этот, если приглядеться, очень даже ничего: и ноги длинные, и глаза красивые, и прочее, наверное, в наличии, но под безразмерной футболкой ни черта не рассмотреть.
— Куда, — Рогожский вытянул руку, преграждая Максу дорогу, почти что оттолкнул от машины, сам уселся рядом с Юлей и скомандовал: — За руль давай. Я, что ли, тебя обратно повезу? И привыкай заодно, с завтрашнего дня тебе на ней кататься. — И хлопнул дверцей.
Макс сел на водительское сиденье, развернул машину, выровнял ее на шоссе. И поймал в зеркале Юлин взгляд — веселый, хитрый, как ему показалось. Состроил серьезную физиономию и погнал «Мазду» обратно к поселку.
Глава 2
Их возвращения никто не заметил, или все дружно сделали вид, что так и надо. Левицкая вела себя словно ничего и не произошло: глянула на Макса мельком и отвернулась, не сказав ни слова. Понятное дело, он теперь для нее что-то вроде прислуги, поиграется, пока не надоест, и выгонит. Да оно и к лучшему, пусть не смотрит и вообще держится подальше. Вдова поговорила с Юлей и ушла вместе с ней в дом, Макс остался наедине с Рогожским.
— Пошли, — скомандовал тот, — жилье тебе покажу.
И двинул от гаража, куда загнали «Мазду», в глубь участка, по тропинке, что вела вдоль забора. Тут все было просто, без изысков и вывертов вроде прудиков и беседок, как на «барской» территории. Просто сосны, просто подстриженная трава, усыпанная мелкими шишками и иголками, просто чисто выметенная тропинка, уложенная плиткой, что привела к двум одноэтажным домикам. С каждой стороны имелся отдельный вход, Максу достался самый дальний. Забор тут шел углом, деревья росли тесно и таинственно шумели над головой, и, что особенно радовало, со стороны особняка не доносилось ни звука.
Однако в комнате был телефон без диска или кнопок, что предполагало одностороннюю связь, скорее всего внутреннюю: похоже, что поместье располагало своей АТС. В остальном все было отлично. И комната просторная, и мебель необходимая есть, и окно во всю стену. Правда, оно выходило на забор, но Макса это не расстроило, он осмотрелся, заглянул в пустые шкафы, в санузел и решил: пойдет, жить можно. В доме было так тихо, точно он был тут один или соседи, та же прислуга, еще не вернулись с работы.
Рогожский остался в небольшой прихожей и оттуда следил за своим новым подчиненным — Макс несколько раз ловил на себе его взгляд, но делал вид, что не замечает. Пусть смотрит, это нормально — к новому человеку присмотреться, и это еще цветочки, ягодки будут позже.
— Нормально, — сказал Макс после осмотра и повернулся к двери, — годится. Мне за вещами съездить нужно.
— Съездишь. — Рогожский положил ключ на полочку под зеркалом, что висело напротив входной двери, и вышел на крыльцо, крикнул оттуда Максу: — Пошли погуляем.
Можно и погулять, с чего бы отказываться? Макс закрыл дверь и вышел из комнаты. Грозу унесло в сторону города, и оттуда сейчас грохотало, и довольно активно, а здесь остался только ветер, гулявший в соснах, и тучи над головой. Серо было и неуютно, зато дождь так и не начался, и неизвестно, к лучшему это или наоборот: тогда бы прогулка получилась короткой, а сейчас они сделали круг по периметру и заходили на второй.
— Зарплата два раза в месяц, — сказал Рогожский после того, как перечислил все обязанности Макса.
— Зарплата? — искренне удивился тот. Вот уж не ожидал, что Левицкая ему еще и заплатит, чудо, граждане: это кто ж кому должен, а?
— А как же, — с довольным видом сообщил Рогожский, — ты что думал: тебя тут за еду работать заставят? Кстати, о еде — это на кухне, завтра утром спросишь, я предупрежу. А работать за зарплату, конечно, из нее твой долг вычитать будут, но тебе хватит.
И назвал сумму, такую, что дяденька из конторы, где Макс побывал до аварии, сам бы к Левицкой в дворники побежал, напрочь забыв про понты и «собственный бизнес». Рогожский помолчал еще немного и перешел к главному:
— Ты не смотри, что Юлька ведет себя малость… как дура себя ведет, чего уж там, — сказал Рогожский и выдал Максу мобильник, по которому звонить следовало только в самом крайнем случае.
Что это может быть за случай, Макс пока решил не уточнять, он вообще больше помалкивал, задал лишь пару вопросов, и все. Оставался еще один, последний, и он пока ждал своей минуты. Макс события не торопил и слушал заместителя Левицкой.
— Это не истерика, как ты подумал, это она так на нового человека реагирует. Мать уже устала ей охранника искать — каждый раз одно и то же. Боится Юлька, очень боится, ей проще, чтобы рядом вообще никого не было, чтоб на выстрел никто не подходил, даже мать. Юльке волю дай — она бы в пустыне какой жила или в тайге, где на сотни километров вокруг никого, мне кажется, она и волка не испугается. Я ей заранее звоню, если выехать куда надо, и договариваюсь, что ждать буду. Но, сам понимаешь, дел у меня полно, и не могу я Юльке все время уделить. Но если Лена… Елена Анатольевна просит меня куда-то отвезти или сопровождать Юльку, то отказать я не могу, а мог бы другим заниматься.
У Макса насчет виденного недавно были свои мысли, но озвучивать их он не собирался. Не похоже, что Юлька боится: затравленные, запуганные люди так себя не ведут. Хотя если присмотреться к ней, то в словах Рогожского истина есть: и одета она, и выглядит так, точно старается не выделяться, прячется от посторонних взглядов. Так себя закомплексованные подростки ведут, а у этой с внешностью порядок, даже очки ей идут.
— Лет ей сколько? — спросил Макс.
— Двадцать четыре.
Ну конечно, дело тут не в комплексах, года уже не те — по поводу прыщей переживать, Юльке замуж пора. А ведет себя точно как истеричка, только не запуганная, а задерганная чрезмерной опекой матери и того же Рогожского.
— А боится чего? — Главный вопрос Макс пока держал при себе и задавал наводящие, чтобы лучше понять ситуацию, в которой поневоле оказался.
Рогожский пнул носком ботинка сосновую шишку, та откатилась к бордюру. Справа на стволе сосны мелькнуло что-то, Макс поймал движение краем глаза и повернулся туда. Белка, рыжая, с огромным хвостом, вцепилась лапами в кору сосны и смотрела на людей глазами-бусинками, ждала, когда они пройдут, и даже недовольно цокала.
— Этого добра тут полно, — пояснил Рогожский, — обнаглели, даже еду воруют, как вороны. А боится… В общем, тут такое дело. Ее убить пытались. Она ж у Левицкой единственная дочка, следовательно, наследница. Были два эпизода…
«Убить?» — едва не сорвалось у Макса с языка. Весь Юлькин облик ну никак не вязался у него с богатой наследницей, что злоумышленники похищают с целью выкупа. А вот гляди ж ты. Убить!
— Два раза, — повторил Рогожский, — первый раз — сразу после того, как ее отец умер. Мой помощник Юльку вез, она верхом покататься ездила. Завтра, кстати, ты ее туда повезешь, это я тебе гарантирую. Так вот, они уже обратно ехали, когда их машину протаранили, столкнули на обочину. Юлька тогда голову разбила и чуть сознание не потеряла. А эти, что столкнули, разбили в нашей машине все стекла и пытались вырвать двери, орали: «Выходи, сука, все равно достанем, сама выходи!» Про деньги еще чего-то там орали, у меня запись есть, но тогда все обошлось, их менты спугнули. Юлька потом месяц из дома не выходила.
Они снова шли вдоль забора к одноэтажным домикам, Макс покосился на окна своего жилья и прошел следом за Рогожским мимо. Сказка становилась все интереснее, да и незаданный вопрос так и рвался наружу, требовал ответа, и от этого ответа зависело очень много, особенно на фоне новых подробностей. У Рогожского зазвонил мобильник, заместитель Левицкой отошел в сторонку, быстро переговорил и вернулся к Максу. Снова оглядел того с головы до ног, и Макс снова промолчал, хотя эти гляделки уже откровенно бесили. Но вида не подал и рта не открыл, дождался, когда начальство само заговорит:
— И достали, как обещали, прошлой зимой дело было. Юльку похитили с территории поселка и увезли, держали две недели в каком-то подвале. И кололи чем-то вроде кетамина, как я потом с ее слов понял, или подобной дряни, чтобы та не соображала и говорила все, что ей велят. Елена Анатольевна чуть с ума не сошла, когда с дочерью по скайпу говорила.
Кетамин — та еще зараза, применяется для наркоза, отцу как-то делали перед госпитализацией, плавали, знаем. Врачиха со «Скорой» тогда с этим пузырьком как курица с яйцом носилась, не знала, куда положить, чтоб не потерять, не дай бог, — подотчетное же средство, пустые ампулы сдавать надо. Но это по закону, а если на закон наплевать, то девчонку можно запросто психоделической дрянью накачать. Может, у нее те «мультики» до сих пор перед глазами… Но было еще кое-что, резанувшее слух.
— По скайпу? — не выдержал Макс. Сам эпизод похищения почему-то не вызвал в нем столько эмоций, сколько факт разговора заложника с родней посредством Интернета. Хотя, говорят, это сейчас обычное дело, но чтобы нескладная Юлька… Подвал, наркотики и скайп… Не вязалось это все, хоть убей, но с чего бы Рогожскому врать? Он и рожей слегка изменился, чуть побледнел, и кулаки сжал непроизвольно. Психует, понятное дело, обскакали его похитители, плюха господину заместителю, и хорошая плюха. Полгода… Тогда ясно, с чего Юлька так дергается, тут любой бы заистерил.
— Да, — кивнул Рогожский, — две недели, через день. Она повторяла требования похитителей, те, разумеется, хотели денег. И им заплатили, хорошо заплатили, можешь мне поверить. И Юлька вернулась домой.
А вот это очень странно — редкий случай, чтобы похитители, даже получив выкуп, отпускали своих жертв, во всяком случае невредимыми. Живыми-то не всегда, обычно семью в условленном месте ждал труп, который, как известно, лишнего не скажет. Страховка, обычное дело: заложник может запомнить лица похитителей, особенности речи, их повадки, да много чего можно запомнить за две недели. Хотя наркота… Хорошая доза и мужика с ног свалит, что уж тут говорить о хлипкой девчонке. Любой бы на ее месте после такого от собственной тени шарахался.
— Еще ей сволочь какая-то по мобильнику названивала, с угрозами, и предложения всякие делала, с извращениями. Номера меняли — без толку, я тогда весь персонал уволил, вплоть до дворника, неделю сами есть готовили, Елена Анатольевна за продуктами ездила. Зато сработало, звонки прекратились.
Они прошли мимо беседки и остановились у пруда с рыбами. Сомики и золотые караси ушли на глубину и поблескивали оттуда чешуей и пятнистыми спинами, пережидали, когда уйдет туча. Рогожский молчал, и тут Макс решился. Слишком много он узнал нового и не оговоренного в контракте. Адвокат ему толком ничего не сказал, Левицкая тоже, видимо, предоставив своему заместителю ввести Макса в курс дела. Все всплывшие подробности требовали немедленного разъяснения, и Макс задал наконец терзавший его вопрос:
— Я вам зачем? Сами, что ли, разобраться не можете? Вас тут как собак нерезаных, псов твоих в смысле. Приставь к Юльке парочку — и к ней близко никто не подойдет, я тебя, что ли, учить должен?
Рогожский дернулся, подался вперед, но сдержался. Дернул ртом и сказал:
— Это не мое решение. Ты мне тут на фиг не нужен, не знаю, что на нее накатило. Догадываюсь, конечно, но не уверен. Сидел за что? — резко переменил он тему разговора.
— За наркотики, — кратко ответил Макс, не собираясь посвящать Рогожского в детали.
— Торговал, употреблял? — На все вопросы Макс покачал головой, давая понять, что развивать эту тему не намерен, и заместитель Левицкой перевел разговор на другое.
— Кстати, комплимент тебе: ловко ты парней моих на дороге сделал, я запись с видеорегистратора видел. Красиво, грамотно и результативно. Можешь, хвалю. Служил где, когда? В каком звании? Поучаствовать довелось? Награды имеешь?
Он говорил и сам наступал на Макса, оттеснял его к воде, где ожили рыбы, засуетились, зашевелили хвостами и принялись нарезать под водой круги. Макс сделал один шаг назад, второй и уперся на одном месте, чуть наклонил голову и чуть согнул руки в локтях.
— Служил, — глядя в глаза Рогожскому, сказал он, — поучаствовать не довелось, но готовился. Наград нет, навыки есть. Хреново ты своих помощников дрессируешь, неудивительно, что они девку упустили, дилетанты. Сам-то служил?
И шагнул вперед, едва не сбив Рогожского с ног. Тот отступил вбок и полез в карман штанов, зазвенел там чем-то.
— Служил, — спокойно ответил он, — после училища. Долго служил, не то что ты, салага… Ладно, ладно, я пошутил, — он примирительно поднял руки ладонями вперед, — извини, беру свои слова назад. А дрессирую… так говорю же: времени на все не хватает, сам за всех не справляюсь. Вот тебе, солдат, и карты в руки, смотри, девку не упусти, или мало тебе не покажется. Держи! — Он бросил Максу ключи от «Мазды», тот поймал их на лету и зажал в ладони. — Давай домой по-быстрому, вещи собери и сразу назад. Вечером Юлька тебе скажет, какие у нее планы на завтра, я вам встречу организую. И чтобы выглядел прилично! — это крикнул он уже Максу вслед.
Родная пятиэтажка встретила тишиной и привычной вонью из подъезда. Макс обошел покореженную «Тойоту», что так и стояла под окнами, и вздохнул. Куковать машинке тут незнамо сколько времени. Хотя вроде как зарплата обещана, есть шанс, что побегает еще старушка после сервиса, побегает как миленькая, ей и годков-то всего ничего. Хотя с новой «Маздой», конечно, не сравнить.
Как и квартиру: раньше она казалась Максу довольно уютной и просторной, две комнаты, как-никак. А теперь глянул по сторонам и затосковал: тесно, темно, да еще и пахнет как-то тоскливо.
Он достал из шкафа спортивную сумку и принялся собирать вещи, придирчиво оглядывая каждую — было велено выглядеть прилично, надо соответствовать. Костюма в хозяйстве не нашлось, зато имелись новые джинсы и еще кое-что вполне достойного вида. Макс сложил все в сумку и пошел на кухню. Открыл холодильник, придирчиво изучил содержимое, выгреб все в пакет, решив выкинуть по дороге, а сам агрегат отключить. Черт его знает, когда Рогожский даст новому подчиненному выходной, если у них вообще выходные предусмотрены, так что холодильник в ближайшее время не понадобится. Макс постоял еще, посмотрел по сторонам и наткнулся взглядом на фиалку. Та повесила сухие листья, цветки опали и валялись на полу. Макс постоял, подумал и вынес цветок в коридор, чтобы отнести его на помойку. Подумал мельком, что Лариска ему так ни разу больше не позвонила и вряд ли позвонит. Да и бог с ней, подуется-подуется — и забудет, нового кавалера себе найдет, умного и богатого, как и мечтала, теперь не до нее. Макс собрал вещи, прихватил горшок с засохшим цветком и вышел из квартиры.
— Вы переезжаете? — донеслось в спину. Макс обернулся на ходу, засовывая ключ в карман. Маринка, чтоб ее, торчала в дверях и смотрела тоскливо, точно брошенный под дождем спаниель. Заметно похудевшая, без косметики — от нее веяло такой безнадегой и даром прожитой жизнью, что Макс едва не сбежал, бросив все на площадке: при одном взгляде на соседку хотелось повеситься.
— Нет, — зачем-то сказал он правду, — просто уезжаю ненадолго. На месяц или на два, потом вернусь.
— Ой, как хорошо, — расцвела Маринка, и Макс явственно ощутил, что от нее попахивает водочкой. Вот те раз — следом за муженьком собралась, не иначе. И надо бы ей сказать, что плохой способ утешения она выбрала, что женский алкоголизм неизлечим и что скоро она, как незабвенный Вовчик, побежит по подъезду, спасаясь от чертей. Хорошо, если с пустыми руками побежит, а если нет? Или к бабам «белочка» не приходит, и они просто спиваются втихую? В любом случае сейчас не до Маринки с ее малость усохшими подбородками.
Макс быстро попрощался и сбежал по ступенькам вниз, избавился на ближайшей помойке от всего лишнего и ненужного и поехал в поселок. После моста, съехав в лес, притормозил, открыл окна и вдыхал теплый, кружащий голову смолистый запах. Ехал не торопясь, растягивал удовольствие, и в поместье Левицкой оказался уже в сумерках. Охранник, открывший «Мазде» ворота, сообщил, что хозяйка уехала в Москву, что Юлька здесь, а Рогожский отлучился, не сказав куда. И когда вернется, тоже не сказал, поэтому выкручиваться пришлось самому.
Первым делом Макс отнес вещи к себе, потом вернулся к дому. Постоял немного в холле, поджидая, не пройдет ли кто из прислуги, но дом точно вымер: ни звука, ни шороха, точно нет в нем никого. Даже охраны не видно, но это хорошо, так и должно быть, главное, чтобы она все видела. И точно — через минуту Макса окликнул молодой человек в темных джинсах и толстовке. Он появился откуда-то сбоку, и Макс решил, что пульт слежения находится на первом этаже. Окликнул и предложил пройтись по саду — Юлька слонялась где-то там.
Было уже темно, горели разноцветные фонарики, и гнусно пищали комары, пикировали со всех сторон, летали перед носом и лезли в глаза. Макс отмахивался от них, топал по тропинке и засмотрелся на крупную бабочку, что стучала крыльями о бок плафона. Фонарик наполовину прятался в траве, выглядывал из нее, как грибок, бабочка металась рядом, скользила и снова пыталась уцепиться лапками за матовый пластик. Макс постоял, посмотрел и пошел дальше, не быстро, но и не медленно, и за десять минут обошел все поместье. Юльки нигде не было, в саду вообще было темно и пусто, только ослабший к ночи ветер слабо покачивал ветки сосен, и прыгали по ним черные тени — то ли белки, то ли птицы. Второй заход тоже результатов не дал, Макс шел уже медленно и нащупывал в кармане мобильник, что дал ему Рогожский. «Для экстренных случаев» — и вот черт его знает, экстренный это случай или нет и надо уже звонить или пока подождать и для начала обшарить дом? Хотя охранник сказал, что Юлька погулять пошла. «Тогда она тоже гулять ходила, правда, по поселку». Внутри появился тугой ледяной комок, появился и медленно растекся, пропал, Максу стало малость не по себе. Полное ощущение, что он по кладбищу темной ночкой погулять вышел: тоже темно, тихо, деревья кругом, только луны да крестов на могилках не хватает.
Он выругался вполголоса, чтобы прогнать наваждение, и повернул к дому, решив хорошенько потрясти юношу и вообще всех, кого встретит по дороге. И, чтобы скоротать путь, двинул прямиком по лужайке на свет окон особняка Левицкой. Шел-шел и притормозил — впереди показалось нечто странное, неподвижное, черное на темно-сером фоне подсвеченного фонарями сада. Макс всмотрелся в темноту, подошел ближе и услышал тихий смех — Юлька сидела на берегу пруда и помалкивала, одной рукой водила в воде, второй зажимала рот. И давно, наверное, тут сидела, глядя, как ее телохранитель мечется по саду, хихикала и наслаждалась местью. Вот поганка!
— Ты чего тут сидишь? — Макс бесцеремонно взял ее за локоть и поднял на ноги. — Домой топай, поздно уже.
— Как скажешь, — издевательским тоном проговорила Юлька и не тронулась с места. Стоит, голову задрав, смотрит пристально. В глазах девушки, как Максу показалось, были слезы. Он подался вперед, чтобы удостовериться, но Юлька отшатнулась и едва не свалилась в воду. Макс подхватил ее в последний момент, обнял за талию, рывком притянул к себе и поставил на землю. Девушка не шевелилась, не сопротивлялась, но смотрела уже в сторону, на красиво подсвеченный темный скелет беседки.
— Домой иди, — повторил Макс и отпустил девушку. Та кивнула, развернулась и пошла к дому, Макс постоял немного и направился следом. Смотрел Юльке в спину и думал, что черт с ними, с деньгами, особенно с такими, за которые похищают и держат в подвале, накачав психотропами. Что за жизнь — шарахаться от каждой тени, вечно ждать угрозы, жить как под прицелом… И все же почему ее отпустили? Почему не прикончили, получив хороший куш, или оставили для второго захода, решив поживиться еще разок? Но это последними идиотами надо быть и мозга не иметь, кроме спинного.
Он довел Юльку до особняка, убедился, что та вошла в дом, и уже пошел к себе, когда его окрикнули.
— Завтра после обеда в конюшню поедем! — заявила Юлька и помахала ему рукой. Макс кивнул и мысленно обругал себя: за этим ведь и шел, чтобы спросить, чего она завтра пожелает. Хорош телохранитель, дилетант, как и все предыдущие! Макс ругнулся на собственную бестолковость и пошел к «дому».
То ли нагулялся он досыта по свежему воздуху, то ли произошло слишком много всего за этот длинный день, но заснул Макс мгновенно и дрых без снов, как под наркозом. Вскинулся пару раз: сначала от резкой вспышки, осветившей комнату до малейшей пылинки в углу, потом от грохота — гроза-таки добралась до поселка и теперь отрывалась на нем за все обиды. Но и ей не под силу было поднять Макса с постели, очнулся он от трезвона, назойливого и резкого. Сел на кровати, не сразу сообразив, где находится и вообще, что происходит, потом дошло — вскочил, нашел в кармане оба мобильника и смотрел на них пару мгновений: оба молчали. А трезвон продолжался, доносился откуда-то из окна, как Максу сначала показалось, потом понял: это звонит обычный, внутренний, без диска и кнопок. Макс схватил трубку и не успел ничего сказать, как услышал голос Рогожского, спокойный и отрывистый, без тени волнения и даже намека на него:
— Юлька пропала. Бегом сюда, у тебя три минуты.
И отбился, не объяснив, сюда — это куда. И вообще ничего не объяснив, отчего ситуация сделалась вдвойне нехорошей. «Пропала. Да ерунда, вчера она тоже пропадала!» — Макс все еще держал трубку в руке и смотрел в окно, на близкий забор. Потом опомнился и принялся одеваться.
В три минуты, конечно, не уложился, но хватило пяти — именно столько понадобилось, чтобы кое-как привести себя в порядок и добежать до особняка. В холле его встретил серьезный и сосредоточенный охранник, показал наверх, добавил уже в спину: «В кабинете ждут» — и следом не пошел, остался внизу. Макс взбежал по мраморной лестнице, промчался по коридору и оказался в кабинете Левицкой.
Она, как и вчера, сидела за столом — бледная, прямая, пальцы сцеплены так, что аж побелели, глянула на Макса краем глаза и даже головы не повернула. Рогожский наоборот — оценил моментально, осмотрел снизу доверху, но промолчал. Видок у него тоже, мягко говоря, неважнецкий: глаза красные, небрит, даже с лица схуднул. Сидит справа от вдовы, постукивает телефоном по столешнице и смотрит то в стену, то на свое отражение. Мобильник зазвонил так резко, что все вздрогнули, Левицкая аж за сердце схватилась, а ее заместитель не сразу нашел на телефоне нужную кнопку. Молча выслушал сообщение, отбился и кивнул Максу на ряд стульев, что стояли у стены, сядь, дескать, не маячь, и без тебя тошно. Макс сел у двери и принялся припоминать вчерашний день, вернее, вечер, но ничего стоящего в голову не лезло. Вспомнилось, как Юлька издевательски хихикала над ним, и все. Потом пожелала в конюшню поехать, на том и расстались. Она точно в дом уходила, это он хорошо помнит, если только ночью не вынесла ее нелегкая. Ну, тут уж охрана в холле и на воротах виновата, что прошляпила, с них и спрос.
— Дом и парк обыскали, ее нет, — негромко сказал Рогожский, вдова кивнула, сложила руки на столе, как школьница на парте. Макс смотрел на вдову украдкой: видно, как та психует, но держится и выглядит при этом как муха замороженная, да еще и некрашеная вдобавок: видно, новость из постели выдернула и Левицкая только и успела, что джинсы с длинной клетчатой рубашкой на себя натянуть, до косметики дело не дошло. И, странное дело, выглядела она еще моложе, чем с тщательно наштукатуренной физиономией, как старшеклассница, что грозный директор школы отловил на перемене и заставил всю красоту смыть. Она и смыла, а теперь переживает, не знает, куда руки девать, затравленно и беззащитно смотрит на Рогожского, а тот бубнит себе под нос:
— Никто не видел, как она выходила. Окно в ее комнате открыто, внутри порядок, следов нет.
— А записи с камер? — спросил Макс. Рогожский тяжело посмотрел на него и пояснил:
— Ночью гроза была, свет во всем доме вырубился, камеры отключились. Пока резервный генератор включился, пока разобрались — время прошло. А потом выяснилось, что у одной камеры провод перерезан, у той, что на калитку смотрит.
Интересное кино. Грозу-то он слышал, сам пару раз подрывался от грохота и всполохов, и пока спал, выходит, все и произошло. Но как удачно карты легли: и электричество отключилось, и провод. Хорошей подготовкой пахнет, длительной и тщательной — надо ж было так и место и время выбрать, что пропажи девчонки никто не заметил, общий шухер по другому поводу объявили, а ее выкрали под шумок. И тут же шелохнулось неприятное, скользкое чувство — не страха, а неуверенности какой-то и собственного бессилия: за Юльку-то он отвечал, именно со вчерашнего дня. И так все складно: новый телохранитель — и тут же пропажа, ну кто поверит, что это совпадение? С другой стороны, ему приказа на коврике около Юлькиной двери спать не было, он свое дело сделал.
— Снова? — тихим, мерзко шелестящим голосом спросила Левицкая. — Снова как в прошлый раз?
Ответ на свой вопрос она знала сама, посему Рогожский помалкивал и смотрел в стол. Пауза затянулась, Макс определенно чувствовал себя третьим лишним, но продолжал сидеть на одном месте, гадая, чего они — вдова и ее заместитель — ждут.
— Они снова позвонят? — настаивала Левицкая, и Макс припомнил рассказ Рогожского про разговоры по скайпу. Невольно глянул на монитор, что отбрасывал на бледное лицо вдовы синеватый оттенок, делая его и вовсе неживым, отвел взгляд. Вот тебе и пожалуйста, накаркал, называется: «Почему отпустили?..» По кочану, для второй серии берегли, и вот она, получите.
Сидели, молчали, и Максу все не давал покоя перерезанный провод камеры наблюдения. Гроза грозой, но тут не стихия, а человек постарался, и не посторонний, что первый раз в поместье попал, а свой, который знал, куда смотреть и что резать. Свой, но кто из них?
Предположения и догадки Макс решил пока придержать при себе, смотрел то на Рогожского, то на вдову, то за окно. Погодка там разгулялась на славу, грозу давно унесло, и между сосновыми стволами просматривалось голубое небо: денек обещал быть жарким во всех смыслах.
Рогожский с таким грохотом отодвинул стул, что тот едва не свалился на пол, а вдова снова вздрогнула. Макс поднялся на ноги и встретился с Рогожским взглядом — усталым и жестким, вдова смотрела на обоих снизу вверх, пыталась что-то сказать, но голос подвел ее.
— Пошли, — сказал Рогожский, — надо поселок обыскать, может, кто-нибудь что видел. Машину чужую или людей. В прошлый раз мы так и делали.
Как будто это в прошлый раз сильно помогло… с похитителями им повезло, вот и весь сказ. Как именно тогда дело закончилось, было бы интересно узнать, но ситуация не та, чтобы с расспросами лезть.
Вдова тоже встала с кресла и стояла, придерживаясь за стол. Ее только что ветром не мотало, Максу даже показалось, что она похудела килограмма на два за одно утро. Стояла и смотрела в окно, и кажется, не заметила, как они вышли из кабинета.
В коридоре Рогожский, как предполагал Макс, событиями вчерашнего вечера не интересовался, в курс дела не вводил, дополнительными подробностями не делился. Или не было их, как и сил у заместителя хозяйки, но Рогожский молча сбежал по ступенькам и остановился в холле. Посреди построилось его войско числом десять человек — все настороженные, невыспавшиеся и хмурые. Люлей они, понятное дело, уже получили, поэтому Рогожский, время зря не тратя, начал распоряжаться. Поделил охранников на тройки, одного, самого здоровенного, с простецкой рожей, оставил при себе и приказал прочесать поселок и опросить всех, кто откроет им двери, не важно, в какой части поселка расположен дом. Охранники немедленно отправились исполнять распоряжение, Рогожский с подручным двинули следом, Макс шел последним, не понимая, что ему делать.
Заместитель Левицкой его точно и не замечал, вел себя так, точно Макса тут и не было, переговаривался с подручным и постоянно хватался за телефон: то ему звонили, то он сам кого-то набирал. И все без толку, через четверть часа побледнел он еще больше, глаза стали темнее, щеки запали так, что обтянули скулы. Макс бестолково слонялся по холлу, не выпуская из виду начальство, а то поговорило с кем-то, грохнуло кулаком по кованым перилам и заявило подручному:
— Пошли, еще раз запись посмотрим. Не нравится мне там одно место…
Оба двинули куда-то за лестницу, где, как только что заметил Макс, в дальней стене имелась небольшая дверь. Постоял и крикнул Рогожскому уже в спину:
— А мне что делать? Тоже по поселку…
Рогожский обернулся, глянул на Макса, шевельнул губами и не совладал с собой — лицо его перекосила гримаса злости и отвращения. Но ненадолго, исчезла вмиг, стоило Рогожскому прикусить губу, крепко прикусить, едва ли не до крови. Привел лицо в порядок и процедил сквозь зубы, точно одолжение делал:
— Валяй, займись чем-нибудь, только на глаза мне не попадайся. Толку от тебя ноль, навязался на мою голову…
И ушел в комнату с пультом, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Макса точно кипятком с ног до головы облили, стало жарко так, что аж дыхалку перехватило, как в парную с мороза влетел. Пару минут пришлось рассматривать оказавшийся поблизости красивый куст с мелкими бело-зелеными листьями, что рос в мозаичной кадке у лестницы, и созерцание ухоженного растения помогло. Сердце перестало стучать в горле, вернулось на место, кулаки разжались, и марево перед глазами малость рассеялось. «Займись чем-нибудь!» — вот сука этот Рогожский, отшил, точно несмышленыша, и с таким видом, точно от обузы надоевшей избавлялся. С другой стороны, его понять можно: Макса своему заместителю Левицкая навязала по одной только ей ведомой причине, вот Рогожский и бесится. Да тут еще ситуация такая, что все под подозрением, кроме нового человека — его, буквально на дороге подобранного, мало кто в причастности к исчезновению дочери Левицкой заподозрит, если только уж конченый параноик.
Наверху раздались звуки шагов, Макс поднял голову и увидел вдову. Та медленно, держась за перила, спускалась по мраморным ступеням и смотрела перед собой в одну точку. И кажется, ничего перед собой не замечала и плохо соображала, куда идет. Нога у нее подвернулась, Левицкая едва не упала и вцепилась в перила обеими руками. Макс дернулся сначала ей на помощь, но наткнулся на остановившийся взгляд вдовы, передумал и вышел из дома. Пересек лужайку, дошел без приключений до калитки и оказался на улице.
Вдохнул, посмотрел по сторонам — никого, как и в доме, но там понятно, прислуга попряталась до следственных действий, что ей еще предстоят, а здесь-то куда все подевались? Ровная чистая дорога вела на три стороны сразу, впереди был пруд с лодками и заборы других домов, сосны за ними и яркие крыши, что прятались в зелени.
Макс постоял, прикидывая, как развивались события. Похитители могли увезти Юльку куда угодно, но в поселке их передвижения ограничены забором и воротами, вроде бы единственными. Теми самыми, через которые он вчера проехал, когда привез Юльку и Рогожского в усадьбу. Получается, что сама она ушла или ее увезли — ворот не миновать, вот и начинать надо с них, хотя там и без него уже побывали люди Рогожского. Не беда, придется опросить охранников второй раз.
Макс сначала быстро шел, а потом перешел на бег — подгоняло нетерпение. Обогнул пруд с лодками, миновал дом с колоннами и нарвался на велосипедиста: они едва разошлись на довольно широкой дороге — до того неожиданной была встреча. Недовольный жилистый мужик в лайкровых шортах и яркой майке обогнул Макса по длинной дуге и бодро закрутил педали дальше. Макс только и успел подумать, что надо бы спросить мужика, не видел ли тот чего подозрительного, как впереди показался выезд из поселка: автоматические ажурные ворота и будка охраны. Макс наддал еще, выложился как мог и в будку почти влетел, ухватился руками за дверные косяки и, запыхавшись, выложил одним духом:
— Машина чужая не проезжала? Часа два или три назад, во время грозы?
Охранники — два парня лет под тридцать и неповоротливый седой медведеообразный дядя — переглянулись между собой и дружно помотали головами, а один, самый молодой из них, сказал:
— Нет, никого не было, всю ночь тишина.
Макс тяжело дышал и смотрел по очереди на всех троих. Плохо дело, раз машину они не видели. Здесь тоже камеры имеются, номер и марку могли зафиксировать, но похитители к этому были готовы. Похоже, где-то в заборе дырка есть, и через эту дырку Юльку ночью и увели с территории поселка, придется весь периметр прочесывать. А что толку — найдут дырку, найдут следы, а время-то упущено, Юлька уже далеко… Остается только звонка ждать и деньги готовить, как сама Левицкая сказала, как в прошлый раз.
— Точно никого? — допытывался Макс, и троица дружно кивала. Понятно, здесь дохлый номер, надо топать вдоль забора, где он рано или поздно столкнется с людьми Рогожского. А тот молодец, первым делом начал этот вариант отрабатывать, ведь не первый раз замужем, в смысле, что повадки похитителей ему хорошо известны. И, может, нашел уже и дырку в заборе, и следы от колес, и даже прошел по ним до трассы, уперевшись в тупик.
— Девушка выходила, — проурчал седой мужик, — еще не рассвело, только-только дождь закончился. И все, больше никого.
Макс ему явно надоел, и он поглядывал на него с намеком: топай отсюда, не до тебя, у нас своей работы по горло. Вслух не заявил только потому, что знал, что имеет дело с человеком Левицкой, и пока остерегался открыто послать Макса куда подальше.
— Девушка? — переспросил он. — Какая девушка? Высокая, волосы длинные?
— Да, да, и одета как пугало, — подтвердил дядя.
И тот, самый молодой, тоже активно закивал:
— Я ей калитку открыл, мы ее на ночь запираем…
Макс его не дослушал, вдохнул-выдохнул, успокаивая рванувшееся из груди сердце: не похищение, слава те, господи, сама ушла, но давно. Потянулся было к мобильнику, но отдернул руку: прежде чем звонить Рогожскому, надо во всем удостовериться, или, если ошибочка вышла, заместитель Левицкой Макса Еланского сгоряча и пристрелить может. Нервы у всех ни к черту, знаете ли, и ситуация ну очень нехорошая.
Седой дядя отпирался как мог, но Макс таки дожал его и заставил показать запись с камеры наблюдения. Пока тот возился с компьютером, пока грузились картинки, стоял над охранником, сжимая в руке телефон. Наконец пошло изображение, и Макс уставился в монитор.
Картинка оказалась четкой: камеры были высокого качества, работали при хорошем освещении, и Юлька вышла на съемке превосходно. Идет, почти бежит, оглянулась пару раз и шмыгнула на крыльцо, постучала в дверь. Секунда, две, три — ей открывает заспанный даже на съемке парень, и девушка исчезает за дверью. Одета в свои любимые лохмотья, длинные и бесформенные, через плечо та самая мешкообразная сумка, но основательно набитая. «Куда ж тебя понесло?» — Макс выдернул из кармана телефон и нажал вызов.
— С той стороны камера есть? — спросил он охранника, слушая длинные гудки.
— Есть, — отозвался тот и тяжело повернулся в кресле, оно даже скрипнуло под ним, — две штуки. А девка твоя по дороге пошла, точно тебе говорю, можешь не смотреть. Зуб даю. Точно по дороге, никуда не сворачивая, ни вправо, ни влево.
Длинные гудки оборвались, пошли короткие, Макс снова набрал номер и в темпе соображал, что делать дальше. Юлька ушла сама — уже легче, но одновременно добавляет проблем: похитители рано или поздно позвонили бы, озвучили свои требования и предъявили бы девушку, пусть обколотую, но живую. А раз она ушла сама, да еще и ночью, то вряд ли позвонит, чтобы сообщить о своем местонахождении. Вот же овца, прости господи, ну чего ей не хватает, спрашивается? С жиру бесится, других вариантов нет.
— Спросила, не знаю ли я, когда электричка на Москву, — сказал парень, что открывал Юльке дверь.
Неплохо, совсем неплохо, хоть примерно известно, куда ее понесло. На вокзал девушка направлялась, а оттуда в столицу нашей родины, и найти ее там нереально, если не знать, где искать, но хоть какой-то след. И похоже, что люди Рогожского охранников не опрашивали, а это плюха господину заместителю, и хорошая плюха.
Из телефона понеслись короткие гудки, Макс набрал номер Рогожского в третий раз, но с тем же результатом. И только сейчас в запале сообразил, что заместитель Левицкой сбрасывает вызов, попросту не желая слышать Еланского, или некогда ему. Ну, раз такое дело…
Макс убрал телефон, осмотрелся, переводя дух. Время съемки зафиксировалось в углу кадра — прошло два с половиной часа, как Юлька удрала из дома, и уже запросто катит в Москву. Хотя стоп, если подумать, то шанс есть: вряд ли она знает, где вокзал, и пока доберется до него, пока сообразит, куда идти, часа два пройдет точно, а там и дневной перерыв в расписании, а другого пути в Москву нет, если только попутку поймает.
От последнего предположения стало малость не по себе, и Макс решил пока проверить свою первую версию. Покрутил бесполезный мобильник в руках, огляделся еще раз, прикидывая: бежать ли в поместье Левицкой или звонить до победного, пока Рогожский не соизволит ответить, но это потеря времени. Впрочем, есть еще вариант.
— Чья машина? — Он показал на припаркованную у забора «Приору». Троица переглянулась, и второй, сутулый рыхлый охранник в мешковатом комбезе, протянул:
— Моя. А что?
— Ключи давай, — потребовал Макс, — и не телись, времени нет.
— Чего? — Охранник от удивления едва дара речи не лишился, изъяснялся междометиями и предлогами. — Моя, а, не… Да пошел ты! — родил он знакомую комбинацию и приосанился.
Макс подошел к нему, аккуратно взял за ворот комбинезона и свел концы воротника крест-накрест, слегка придушив охранника. Скручивал и говорил тихо и почти что по слогам:
— Эта девушка — дочь Левицкой. Единственная дочь, она пропала, ее ищут. Никому из вас не надо объяснять, что будет, если с ней что-нибудь случится? С вами будет, — уточнил Макс, глядя в перепуганные зеленые глазенки охранника, — а не со мной. Я сейчас вернусь, доложу руководству, и вас в лучшем случае с работы выкинут. В худшем…
— Ключи в куртке! — не выдержал охранник и взглядом показал на шкафчики вдоль дальней стенки. — В третьем!
Макс моментально оказался там, обхлопал джинсовую ветровку и нашел брелок с ключами. Нажал на кнопку, «Приора» пискнула и замигала фарами, Макс подкинул ключи на ладони и вылетел за дверь. Ворота уже ползли вбок, он сел в машину, завел, развернул так, что взвизгнули покрышки, и крикнул через опущенное стекло, пролетая мимо будки:
— Не боись, верну машину в лучшем виде! А ты премию получишь…
И дал по газам, не сбрасывал скорость, даже входя в поворот. Подумал мельком, что насчет премии погорячился, но тут же выкинул из головы. От поселка до трассы просвистел за несколько минут, глядя и на дорогу перед собой, и по сторонам. Юльки, понятное дело, не было, не было вообще ничего подозрительного, все как всегда: сосны, мох с черникой, небо и нараставший гул машин: впереди был мост. Макс притормозил, прежде чем вырулить на трассу, повертел головой по сторонам, но без толку. Нет тут ее, и спросить-то не у кого, лес да дорога, да камыш в канаве у обочины. И всплыла вдруг в памяти картинка вчерашнего дня: Левицкая стоит у дерева, Рогожский топчется неподалеку, а Юлька орет на мать, только что не последними словами ее кроет. «Я сбегу!» Вот и сбежала, знать бы еще куда… «А если она не в Москву собралась?» — кольнула подленькая мыслишка. Макс послал ее куда подальше, выехал на трассу и погнал к вокзалу.
Город проскочил как никогда раньше, точно черт сегодня ворожил или другие потусторонние силы, — минут за пятнадцать. И светофоры работали, и пробок не было, даже в центре, что вовсе объяснению не поддается. Зато у поворота на вокзал встали наглухо — в ДТП маршрутка столкнулась с «бычком». Полиция, «Скорая», любопытствующие — массовка собралась основательная, движение встало в обе стороны, оставалось только ждать. Макс поминутно смотрел на часы, потом не выдержал, кое-как сдал назад, лавируя между оказавшимися в хвосте машинами, нахально выехал на газон, пересек его и остановился у школы. Ходу до вокзала отсюда было минуты две, он закрыл машину и рванул к перекрестку, проскочил под носом у автобуса, миновал несуразное строение еще советской эпохи, со множеством входов-выходов, и оказался на привокзальной площади. Постоял, переводя дух, покрутил головой туда-сюда и пошел, поглядывая по сторонам.
Первым делом зашел в здание вокзала, но, кроме небольшой очереди у кассы и двух храпящих на лавках бомжей, никого не обнаружил. Мелькнула мысль опросить кассирш, Макс немного поколебался и передумал. Была бы у него Юлькина фотография — это другое дело, а тут описывать придется, времени много уйдет. Вместо опроса подошел к стене с расписанием, изучил, задумался — последняя перед перерывом электричка на Москву ушла сорок минут назад, и Юлька вполне могла на ней уехать, если не сделала этого раньше. «Могла, могла…» — вертелась в голове подленькая мысль, Макс ругнулся вполголоса и достал мобильник, покрутил его в руках. Собственно, все, он в тупике, он свое дело сделал. Ну, налетят сюда люди Рогожского, ну, вытряхнут из кассирш или из тех же бомжей все, что те видели, предъявят Юлькино фото, а Левицкая тем временем полицию на уши поставит, если уже этого не сделала. Хотя стоп — в прошлый раз они без ментов обошлись, с чего бы в этот раз сообщать им об исчезновении человека? «Интересное кино». Макс убрал мобильник обратно и вышел из здания вокзала. Постоял на крыльце и пошел неспешно вдоль забора у путей, поглядывая по сторонам.
Магазины, палатки, лотки с книгами, газетный киоск, ларек с пирогами и хлебом — довольно вкусным, в отличие от магазинного, надо сказать, — еще палатка с сигаретами, за ней «Союзпечать». Дальше целый ряд продуктовых магазинчиков и пара забегаловок, туалет, за ним еще кафе с изысканным названием «Дорожное», дальше поворот, за ним контейнер с мусором. Воняло здесь отвратно, между контейнерами шмыгали крысы, на бортах металлических ящиков сидели вороны, в помойке деловито рылись довольно крупные псы. Макс глянул на это безобразие, поморщился и пошел обратно, по дороге забирая вправо, к другому забору, вдоль которого сидели бабки и торговали зеленью и кабачками с собственного огорода. Макс притормозил было рядом с одной — подумал, что, может, бабка видела Юльку, уже собрался спросить, но снова передумал. Перешел дорогу, оказался у ворот рынка, заглянул внутрь. Народу полно, покупатели ходят от одного прилавка к другому, и пахнет вкусно — кондитеркой и свежим творогом, так пахнет, что слюнки текут. Понятное дело, позавтракать-то он не успел и без ужина вчера обошелся, вот организм свое и требует.
Макс не удержался, купил себе мягкую свежайшую булку, выгреб из кармана мелочь и, держа булку в зубах, принялся отсчитывать деньги.
— Осторожно, — сказали сзади, — деньги держите, или отнимут. Налетят как вороны, я видела.
Макс отдал деньги продавщице, обернулся, но никого рядом не оказалось. Догадался глянуть вниз — там стояла бабулька в выцветшей плетеной шляпе и пестром халате. Бабулька смотрела на Макса снизу вверх, подняла указательный палец к небу и говорила предостерегающим учительским голосом:
— Здесь цыганок много, ходят, высматривают, что плохо лежит. Осторожнее надо.
— Спасибо, — сказал бабке Макс, откусил от булки хороший кусок и отошел, делая вид, что рассматривает товар, а сам думал, как быть дальше.
Рогожскому надо позвонить, это понятное дело, рассказать все, что узнал, но это сейчас не имеет значения. Наверняка в дом Левицкой охранники уже позвонили и наябедничали на самоуправство Еланского, что именем миллионерши конфисковал машину и смылся на ней черт знает куда. Хотя почему черт знает — на вокзал, он этого не скрывал, и Рогожский уже наверняка в пути, летит, как ведьма на помеле… Ведьма. Вот они, голубушки.
С дальнего конца прохода, что вел от палатки с курицами, шла пестрая, горластая и довольно большая толпа. Цыганки орали, как вороны на помойке, то разбегались во все стороны, то снова сходились в толпу и при этом не переставали орать. Клянчили деньги, предлагали погадать на будущее, призывали проклятья на голову тех, кто отвечал отказом. Поэтому люди, в основном среднего и пожилого возраста тетеньки, что пришли на рынок за дешевыми (а местами и просроченными) продуктами, предпочитали молча отворачиваться и прижимать к себе сумки. Цыганки злились, пронзительно орали, тянули к женщинам грязные руки в дешевых кольцах и делали вид, что хотят вырвать сумку. Женщины разбегались от них куда подальше, побежала и бабушка в шляпе, просеменила мимо и скрылась в палатке с конфетами, даже дверь за собой закрыла, и Макс остался с пестрой, орущей и неопрятной толпой один на один.
Цыганок он, однако, не заинтересовал, те лишь косились на него, скалились золотыми зубами и неуверенно предлагали погадать «на невесту», получив в ответ молчание, попросили денег. Толпа попрошаек, как он заметил, состояла из баб старше сорока — толстых, неповоротливых, но странно грациозных, движения их были плавными, а говор речитативом завораживал, вгоняя в транс.
— Дай денежку на хлеб ребенку, — прогундосила седая черноглазая баба в ярком платье и платке на голове, — дай денежку, и я невесту тебе покажу, красивую, молодую, богатую. Богат будешь, счастлив будешь с молодой женой, красавец, дай денежку, — крутилась она рядом, Макс молча жевал булку и смотрел в другую сторону. Брать у него было нечего, если только ключи от «Приоры», но он зажал их в ладони, а руку засунул в карман джинсов. Цыганка не отставала, и Макс сказал с набитым ртом:
— Я тебе сейчас сам погадаю. На мужа. На старого, злого, нищего больного импотента. Давай руку.
И сделал вид, что хочет схватить цыганку за запястье, все в тонких, противно звенящих браслетах из потемневшего серебра. Та отшатнулась, прищурила глаза, прошептала что-то и сплюнула Максу под ноги, он в ответ сплюнул через левое плечо и принялся дожевывать булку.
Цыганки прошли мимо, направились к выходу с рынка, по пути тащили с лотков всякую мелочь и громким хохотом отвечали на вопли продавцов. Одна задержалась, торопилась следом за своими, почти бежала, подобрав юбку и придерживая тяжелую сумку, что висела у нее на плече. Макс глянул на тетку, отвернулся, постоял так мгновение и повернул голову — показалось или нет, но вещь была ему знакома. «Что за черт…» — Он догнал цыганку, пошел следом за толпой: та уже затесалась в середину, перекинула сумку на живот и принялась копаться в ней. На ходу делать это было неудобно, цыганка застегнула «молнию» и перекинула сумку на спину, потопала дальше, переговариваясь с товарками на своем языке. Макс всмотрелся и понял, что не ошибся: эту самую сумку он видел вчера у Юльки в руках и сегодня на записи с камеры, когда девушка подходила к будке охраны.
Сердце нехорошо екнуло, в голову полезла сразу туча мыслей и предположений, нарисовалось множество путей и возможностей, каким образом Юлькина вещь оказалась в руках у немытой побирушки. И от каждого варианта по хребту бежал холодок, сердце снова билось где-то в горле, и накатывало поганое чувство слабости и собственного бессилия.
— Стой! — крикнул он цыганке, но голос подвел, сорвался, получился не крик — невнятный шепот, Макс откашлялся и заорал во все горло: — Стой! Стой, курва!
Чем только все испортил. Цыганки мигом почуяли, что дело — дрянь, что не бабушка — божий одуванчик им в спину орет и не рыхлая торговка, что ни на шаг от лотка с рыбой не отлучится. Мигом заткнулись, подобрали юбки и кинулись бежать, ловко преодолели толпу на входе и бросились в разные стороны. Макс не отставал, в воротах, правда, малость подзатерялся, не выдержал, пнул оказавшегося на пути кривоногого жирного дядю в спину и вылетел на дорогу, закрутил головой по сторонам. Цыганки бежали в сторону переезда. Макс прищурился, высматривая Юлькину сумку, заметил бивший цыганку по спине холщовый вещмешок с надписью по-английски и рванул следом. Больше не орал — чтобы дыхание не сбить и добычу не спугнуть, хоть чего там пугать: бежали они, несмотря на свои габариты, резво. Не в первый раз, видимо, от преследования уходили, оглядывались на бегу, щерились, сверкая золотыми зубами. Макс наддал еще, но видел, что не успевает: переезд близко, да еще и закрывается вдобавок, и сирена орет, и шлагбаумы опускаются, машины уже встали в очередь. И все, кто есть на вокзале, пялятся на Макса, на цыганок: кто смеется, кто советы подает, кто с дороги убраться спешит, и спасибо ему за это.
Толпа цыганок поредела, от их стаи откололись еще трое, резко взяли вбок и смылись в сторону старого заброшенного барака. Макс мельком глянул на них — черт с вами, валите, не до вас, — и побежал дальше, не выпуская из виду Юлькину сумку и тетку, что летела с поразительной скоростью и легкостью.
К переезду подбежали почти одновременно, тетка притормозила на бегу, оглянулась, оскалилась и, сбросив сумку с плеча, ринулась на рельсы. От рева тепловоза заложило уши, Макс подхватил сумку и едва успел проскочить прямо под носом товарняка. Волна горячего, пахнущего металлом воздуха, рев, грохот колес за спиной, визг сигнала — это водители с той стороны переезда то ли приветствовали его, то ли поражались его идиотизму. А цыганка брела вдоль череды машин, она стянула с головы платок и вытирала лицо, оглянулась — и Макс заметил испуг на ее смуглом лице. Даже не испуг — ужас, она точно покойника ожившего узрела, дернулась было бежать, но Макс моментально оказался рядом. Схватил ее за руку, сжал с силой и даже чуть вывернул запястье, отчего браслеты погнулись, а смуглое лицо цыганки точно мукой припорошило.
— Что тебе, — бормотала она, — что надо? Сумку бери, деньги бери, только отпусти…
Она полезла куда-то под многослойную юбку и вытащила небольшой кошелек: черный, из хорошей дорогой кожи, с золотыми заклепками, сунула его Максу. Тот пихнул его в карман джинсов, дернул тетку на себя и проорал, перекрывая грохот товарняка:
— Где взяла, сучка? У кого выманила, говори, или под поезд кину! Пошли, тварь!
И потащил ее к рельсам.
Цыганка завизжала — протяжно, пронзительно и высоко, ей даже воздуха набирать не приходилось, визжала на одной ноте и заткнулась только тогда, когда Макс толкнул ее на пути рядом с теми, где еще грохотал товарняк. Цыганка не удержалась, споткнулась, Макс схватил ее за волосы и дернул назад, крикнул в ухо:
— Где взяла, спрашиваю? Когда, у кого?
Читать бесплатно другие книги:
