Сторожевой волк Максимов Кирилл

Князев уловил ее волнение и сдержанно проговорил:

– Со своим другом в кафе встречаюсь, которого ты уже видела.

– Ты же не мог его вспомнить? – удивилась Лариса.

– Давно не виделись. Он и я сильно изменились за эти годы.

– Это точно. Во всяком случае, относительно тебя. Ты за последние дни так изменился, что мать родная не узнает.

– Моя мать умерла три года назад.

– Извини. Брякнула сдуру, не подумав. Мы так и будем стоять в дверях?

– Проходи. Но у нас мало времени.

Лариса тут же принялась выкладывать на тумбочку в прихожей продукты.

– Ты ко мне словно в больницу пришла – мандарины, сок, хлеб резаный с колбасой наструганной, будто у меня и рук нет. Спасибо, конечно, но я уже вполне самотранспортабельный. Могу и о себе, и о гостье позаботиться.

Лариса положила на тумбочку блок сигарет:

– Кажется, такие, как ты куришь?

– Сойдут. Сколько ты на меня потратилась?

Она не ответила на этот вопрос, взглянула на Богдана и всплеснула руками:

– И ты в таком виде собираешься идти на встречу в кафе?

– Чем тебе мой вид не нравится?

– А ты не догадываешься? – Она деликатно поднесла свой тонкий палец к синяку под глазом.

Богдан глянул в зеркало. В полутемной прихожей мало что можно было рассмотреть, и он зажег свет.

– Ну и что? Нормальный такой себе фингал. Случаются и похуже.

– Таким ты из квартиры не выйдешь, я тебе не позволю, – строго сказала Лариса. – Тебя следует привести в божеский вид.

– Это каким же образом?

– Если причины катастрофы нельзя ликвидировать, их следует замаскировать. На это у нас времени хватит.

– Шрам на лице мужчины – предмет гордости, – заявил Богдан.

– Шрам, но не фингал, – возразила Лариса. – Пошли на кухню, там у тебя светлее.

Она усадила Князева напротив окна и вывалила на стол содержимое своей сумочки. Бутылочки с лаком, тюбики с помадой, карандаши с ручками, цифровой диктофон… Богдан с сомнением посмотрел на этот, по его пониманию, странный набор случайных вещей.

– Так, запрокинь голову и закрой глаза, – потребовала Лариса.

Князев подчинился. Теперь он ничего не видел, но услышал, как щелкнула пудреница, а потом тонкие, чувственные пальцы Ларисы коснулись его лица, и тампон с пудрой прошелся под глазом, а затем она тональным кремом осторожно замазала разбитую губу и сказала:

– Можешь открывать глаза. Я все сделала, причем по высшему разряду.

Богдан поднялся и подошел к зеркалу.

– По высшему разряду, – разглядывая себя в зеркале, хмыкнул он. – Тоже мне, сказанула. Я, как бы это покультурнее выразиться, не слишком по-мужски сейчас выгляжу.

– Зато синяков практически не видно. К тому же ты рассматриваешь себя сейчас в упор, а с расстояния никто ничего и не заметит.

– Правда?

– Правда.

– Придется поверить тебе на слово. Вот только в автобусе от меня пахнуть женской косметикой будет.

– Зачем тебе автобус? Я тебя подкину.

– Ты за рулем?

– А что здесь такого? Мало, что ли, женщин машины водят?

– Мне почему-то казалось, что у тебя машины нет.

– Ну, конечно. Если у гастронома планшетник продавала, то, выходит, я опустившаяся. У меня и работа хорошая, и заработок немаленький. Просто в тот момент все неудачно сложилось.

– Собираться надо, – взглянул на часы Князев.

– Я на кухне подожду, пока ты оденешься. Кстати, а в чем ты решил пойти?

– Только не надо меня учить, что мне надевать. Я всегда надеваю то, в чем себя удобно чувствую. Так мне комфортно.

– Ладно. Постараюсь удержаться от комментариев. Мне можно у тебя на кухне покурить? Или это исключительно мужская привилегия?

– Кури, если хочешь. Кстати, мне казалось, что ты не куришь.

– Тебе много чего кажется. – Лариса вела себя в запущенной квартире Князева вполне по-хозяйски.