Великая тайна Великой Отечественной. Глаза открыты Осокин Александр
12. Секретарь Бернд Готтфризен
[Род. в 1911; личный секретарь Риббентропа; август, сентябрь.]
13. Редактор Гельмут Раус
[Сведений не обнаружено, скорее всего, это искаженное имя личного фотографа Риббентропа Хельмута Лаукса (род. в 1911), об участии которого в делегации пишет в своих мемуарах Гофман; нет ни одного фото Лаукса, сделанного в Москве, однако есть кинокадры, сделанные в августе, где молодой человек – возможно, это он – осуществляет фотосъемку.]
Хельмут Лаукс(?) (в шляпе) ведет съемку встречи Риббентропа на аэродроме в Москве 23 августа 1939 г.
Хельмут Лаукс?. Берлин, 12 ноября 1940 г.
14. Адъютант Макс Вюнше
[1914–1995, офицер-ординарец Гитлера; в 1939 г. унтерштурмфюрер СС (лейтенант), с 1944 г. – оберштурмбанфюрер CC (подполковник); нет ни одного его фото или кинокадра, сделанного в Москве.]
Вюнше в группе ближнего круга Гитлера (в правом верхнем углу)
15. Адъютант Рихард Шульце
[1914–1987, личный сотрудник Гитлера. В 1939 унтерштурмфюрер СС (лейтенант), с 1944 – оберштурмбанфюрер CC (подполковник). На советско-германских переговорах указан как адъютант Риббентропа, после гибели на Восточном фронте брата Ганса-Георга Шульце – личного адъютанта Гитлера – заменил его и был адъютантом фюрера от СС в 1941–1944 гг. Присутствовал на встречах в Кремле и на ряде фото запечатлен возле Сталина; август, сентябрь.]
16. Г-жа Эдит Крюгер
[Сведений не обнаружено. В немецком варианте списка делегации указано: «фройлен Эдит Крюгер». Это многозначительное «фройлен» вместо должности наводит на мысль, что таким образом могли внести в список лишь одну женщину Третьего рейха – пассию фюрера Еву Браун. Девичья фамилия ее матери Кронбургер, ее вполне могли сократить до в какой-то степени созвучной – Крюгер. Следует также учесть, что с весны 1938 г. Гитлер стал выпускать Еву в зарубежные поездки, иногда приглашал ее с собой. Она побывала с ним (неофициально) в Вене, Праге, Риме, без него ездила в Венецию на кинофестиваль (скорее всего, со своей сестрой Ильзе). Обычно Еву сопровождали ее подруга Герда, а также личный врач Гитлера д-р Брандт, личный фотограф Гофман и кто-то из адъютантов. Эти люди обнаружены в списке состава делегации Риббентропа. Фотографий Евы во время пребывания в Москве нет, ниже рассмотрены обнаруженные кадры кинохроники проводов делегации, на которых удалось ее разглядеть.]
17. Секретарша Гильда фон Зееф
[Сведений не обнаружено. Возможно, под этим именем скрывалась сестра Евы Ильзе Браун, которая незадолго до этого стала секретаршей любимого архитектора фюрера Шпеера[6]. Сделанных в Москве ее фото также нет, см. ниже кинокадры с ее участием.]
Сопровождающие
18. Член охраны Виппер
19. Член охраны Ганс Вернер
20. Член охраны Конрад Шнайдер
21. Член охраны Эргард Феттер
22. Член охраны Фриц Зикер
23. Член охраны Фриц Рам
24. Член охраны Курт Козне
25. Камердинер Пауль Бонке
Обслуживающие
26. – “ – Фридрих Леске
27. – “ – Рихард Заваде
28. – “ – Эрхард Шмидт
29. – “ – Альфред Войтш
Летный персонал
30. Капитан-летчик[7] Гейм
[Сведений не обнаружено, похоже, это летчик эскадрильи Гитлера – Людвиг Гайм.]
31. Капитан-летчик Вальтер Оппенберг
[Сведений не обнаружено, возможно, это псевдоним.]
32. Старший машинист-летчик Вильгельм Вольшке
[Бортмеханик. Сведений не обнаружено, возможно, это псевдоним.]
33. Старший радист Вальтер Коберг
[Сведений не обнаружено, возможно, это псевдоним.]
34. Капитан-летчик Иоган Бауэр
[Ганс Баур, 1897–1993, личный сотрудник Гитлера – его шеф-пилот, впоследствии генерал-лейтенант авиации, обергруппенфюрер СС. Нет ни одного фото или кинокадра с ним, сделанного в Москве.]
35. Капитан-летчик Клиэр
[Не обнаружен, похоже, это искаженное имя, в своих мемуарах Г. Баур утверждает, что пилотом второго самолета был Лир.]
36. Старший машинист-летчик Макс Цинтль
[Старший бортмеханик экипажа Г. Баура, который в мемуарах назвал его бортинженером.]
37. Старший радист Карл Лециевский
[Старший радист экипажа Г. Баура, в мемуарах Г. Баур называет его летчиком.]
38. Радист Франц Герман
[Сведений не обнаружено. Возможно, это псевдоним.]
Члены делегации, не указанные в списке, но упомянутые в советской прессе в 1939 г
Форстер Альберт (1902–1952) – партийный деятель, обергруппенфюрер СС, гауляйтер Данцига (с 1930 г.). С 26.10.1939 по 8.5.1945 гауляйтер Данцига – Западной Пруссии и имперский наместник Западной Пруссии; сентябрь
Кордт Эрих – немецкий дипломат (род. в 1903); с 1934 г. работал в германском министерстве иностранных дел в подчинении у Иоахима фон Риббентропа, возглавлял бюро министра; принимал участие в важных переговорах и совещаниях на высшем уровне; сентябрь.
Фон Галем – заместитель начальника протокольного отдела МИД; сентябрь
Штейнбикель – фото не обнаружено. Возможно, это Отто Штайнбринк (1888–1949), один из руководителей германской металлургической промышленности и «фюреров» военной экономики; август, сентябрь.
Фотография О. Штайнбринка 20-х годов, более поздние не обнаружены.
Неопознанные лица делегации
1. Пожилой человек лет 65, седой, со шрамами на лице, присутствовал в кремлевском кабинете и в августе, и в сентябре. Ниже приведены четыре фотографии и один кинокадр, на которых он обнаружен и помечен знаком X1.
23—24 августа 1939 г. Молотов, Сталин, Шуленбург, неизвестный, Риббентроп
Фрагмент кинокадра проводов Риббентропа 24 августа 1939 г.
Подписание Договора о дружбе и границе
2. Человек 55–60 лет, обнаружен только на одном снимке, сделанном в августе, причем видно, что он беседует лично со Сталиным. Помечен знаком X2. Его выправка и вытянутые по швам руки свидетельствуют о том, что это военный. Внешне он очень похож на генерал-полковника (с 1940 г. генерал-фельдмаршала) В. Кейтеля (1882–1946), начальника ОКВ – прической, усиками, формой подбородка и уха.
3. Человек с характерным крючковатым (возможно даже сломанным) носом участвует в той же беседе со Сталиным и Молотовым. В его правой руке листы бумаги и какой-то брелок. Почему-то его очень не хотели показывать раньше, и сейчас не спешат показать россиянам, поэтому почти полностью вырезали из снимка. Он помечен знаком X3 и весьма похож на К. Хаусхофера.
23—24 августа 1939 г. Один неизвестный (Х2) слева от Риббентропа, а справа видны нос и руки другого с листом бумаги и брелоком (Х3).
X2 = В. Кейтель?
В. Кейтель, 8 мая 1945 г.
На левом снимке – увеличенный фрагмент лица человека, стоящего справа от Риббентропа (Х3) на предыдущем снимке, где видны только его нос и рука. На мой взгляд, это К. Хаусхофер, потому что именно он был идеологом создания континентального блока – «Оси». Листы бумаги и брелок в руках типичны для него, брелок – скорее это четки (он всегда тяготел к Востоку). На двух следующих фото – К. Хаусхофер, ученый-геополитик, учитель Гесса, автор многих идей книги «Майн кампф».
24 августа 1939 г. Тост Сталина за здоровье Гитлера. Гофман в мемуарах утверждает: Сталин произнес тост за него – «за величайшего фотографа Германии», к тому же на немецком языке, что нереально.
Э. Кох
Г. Гофман
Х4 – Кох или Гофман?
Х5 =? Фрагмент кинокадра
Кенигсберг. 27 сентября 1939 г. Перед вылетом делегации в Москву. На переднем плане Риббентроп и гауляйтер Восточной Пруссии Э. Кох. Сзади в фуражках два военных летчика, вероятнее всего, пилоты вылетающих самолетов: справа – Баур, слева – пилот второго самолета
Сентябрь 1939 г. Из этого кинокадра встречи, показанной в нашей стране лишь через 60 лет, видно, что делегация Риббентропа второй раз прилетала в Москву как минимум тремя самолетами, один из которых был «Кондор» (справа) и два Ю-52 (в центре и слева)
27—28 сентября 1939 г. Х6 – вероятнее всего, Кордт
Фотографии, опубликованные в 1939 г
А теперь посмотрим, какие же фотографии встреч советского и германского руководства были опубликованы в советской печати в 1939 г.
Из 41 известных мне фото августовских и сентябрьских встреч Сталина и Молотова с Риббентропом было опубликовано всего три фотоснимка – один августовский и два сентябрьских.
Вот единственный опубликованный тогда снимок августовской встречи. Он сделан фотографом М. Калашниковым 23 августа (точнее – ночью 24 августа) 1939 г. в кабинете Молотова сразу же после подписания советско-германского Договора о ненападении. Начальник юридического отдела МИД Германии Ф. Гаус гордо показывает его подписанные листы. Справа от него – довольные Риббентроп, Сталин и Молотов. Снимок был опубликован в «Правде» 24 августа 1939 г.
Далее идет первый из двух опубликованных тогда сентябрьских снимков. Он сделан фотокорреспондентом ТАСС Ф. Кисловым 27 сентября 1939 г. и напечатан в «Правде» 28 сентября. По непонятной причине этот снимок никогда не повторялся в последующих публикациях и сохранился лишь в пожелтевшей газетной копии. На нем четко видны два приземлившихся немецких самолета.
Второй снимок был опубликован в «Правде» 28 сентября 1939 г. На нем запечатлен процесс подписания договора Молотовым. У него, как и у Сталина, на лице явное удовлетворение (выиграли!), которое контрастирует с задумчивым взглядом Риббентропа (временная уступка?). Эта фотография интересна тем, что на ней имеются следы монтажа – похоже, что справа от Сталина стоял кто-то из скрываемых участников этой встречи, которого заменили советским переводчиком Павловым.
Для сравнения я привожу другой снимок этого же места в кремлевском кабинете. На нем видно, что позади стола Молотова – плоская стена без всяких выступов, стыков и сводов, которые видны на опубликованной в сентябре 1939 г. фотографии. На той заметны разделяющая Сталина и Павлова линия, нестыковка правого плеча Павлова, ретушь вокруг головы Гауса.
Члены «ближнего круга» фюрера в составе делегации
Изучение состава делегации Риббентропа показало, что семь ее членов были из ближайшего окружения Гитлера. Можно, конечно, предположить, что своего личного пилота Ганса Баура вместе с самолетом «Кондор» FW-200 фюрер выделил Риббентропу для обеспечения максимальной быстроты и безопасности этого важнейшего полета. По имеющимся сведениям, этот «Кондор» был оснащен самыми современными навигационными приборами, а кресло фюрера в нем было оборудовано различными средствами безопасности, в том числе для парашютирования. Своего личного фотографа и друга Г. Гофмана фюрер мог послать для того, чтобы тот сделал снимки, дающие полное представление о загадочном русском диктаторе. Но очень трудно объяснить, зачем в делегацию Риббентропа Гитлер включил своего постоянного представителя Хевеля, личного адъютанта Шульце, своего офицера-ординарца Вюнше, личного врача Брандта и личного переводчика с английского и французского, а также стенографиста-хронографа Шмидта – людей, которые практически неотлучно всегда находились рядом с фюрером.
Если же добавить к ним оказавшихся в кремлевском кабинете лиц X2 и X3 (предположительно, геополитика К. Хаусхофера и генерала В. Кейтеля – весьма близких Гитлеру главных его советников), а также вышеупомянутую «фройлен Эдит Крюгер» – Еву Браун, то наиболее вероятной причиной включения в делегацию Риббентропа столь значительной части свиты Гитлера окажется не что иное, как… тайное участие в ней самого фюрера, возможно, под именем неидентифицированного Эдуарда Брюкельмейера.
Ниже приведена фотография Гитлера с полным составом его «ближнего круга», полужирным шрифтом выделены имена тех из них, кто был включен в состав делегации или оказался с ней в Москве инкогнито. Из них в газетных сообщениях о составе делегации был упомянуты лишь фотограф Гофман и адъютант Шульце (Рихард – брат Ганса Теодора).
Ставка «Вольфшанце». Июнь 1940 г. Слева направо: 1-й ряд – Брукнер, Дитрих, Кейтель, Гитлер, Йодль, М. Борман, Белов, Гофман; 2-й ряд – Энгель, д-р Брандт, Боденшатц, Шмундт, Вольф, Моррель, Ганс ТеодорШульце; 3-й ряд – Путткамер (за Кейтелем), Лоренц (за Боденшатцем), Хевель (за Гитлером), неизвестный (за Шмундтом), Шауб, Вюнше
Вполне возможен и другой вариант: Гитлер собирался лететь в Москву, но в последний момент передумал или обстоятельства не позволили ему этого сделать.
Тогда понятно отсутствие некоторых членов его свиты, включенных в список делегации, на фотографиях и в кинокадрах, сделанных в Москве. Если Гитлер тайно прилетал, то встреча, переговоры и проводы проходили тайно, если же он передумал или не смог прилететь – не прилетел и никто из его окружения, кроме Гофмана и Шульце, а также Евы Браун.
Есть несколько интересных фактов, косвенно подтверждающих возможность прилета Гитлера в Москву в августе 1939 г. Шеф-пилот Гитлера Ганс Баур утверждает, что 23 августа пилотируемый им самолет (разумеется, он указывает, что с Риббентропом на борту) встречал, а 24 августа провожал Молотов. Хотя, согласно публикациям в прессе и многим мемуарам, а также кинокадрам, это делал замнаркома Потемкин. Так может быть, самолет с Гитлером на борту, который вел Баур, приземлился не на Центральном аэродроме, а на одном из подмосковных военных аэродромов?
Весьма показателен еще один факт. Когда делегация летела из Москвы, в воздухе якобы была получена команда фюрера приземлиться не в Берхтесгадене, а в Берлине. «Неожиданно наш самолет радиограммой повернули на Берлин, куда Гитлер вылетел в тот же день», – написал в своих предсмертных мемуарах Риббентроп. Это значит, что Гитлер приземлился в Берлине, якобы возвращаясь из Берхтесгадена, в тот самый день, когда Риббентроп прилетел из Москвы. Интересно отметить, что и Гитлер, и Риббентроп были в этот день (24 августа) в белых плащах (см. ниже), хотя Риббентроп прилетел в Москву 23 августа в черном (см. справа).
24 августа 1939 г. Гитлер прилетел из Берхтесгадена в Берлин встречать Риббентропа. Кинокадр немецкой хроники.
23 августа 1939 г. кинокадр сделан в Москве в день прилета.
24 августа 1939 г. Кинокадр сделан в Москве в день отлета.
А теперь проанализируем несколько фактов, опровергающих возможность пребывания Гитлера в Москве в августе 1939 г. с делегацией Риббентропа. Статс-секретарь МИД Германии Вейцзекер в своих воспоминаниях «Посол третьего рейха» пишет: «Договорившись о том, что я приеду к Гитлеру на следующее утро с Хендерсоном (посол Англии в Берлине. – А. О.), я отправился спать… Всем известно, как протекали беседы в Бергхофе, одна состоялась утром, а другая в полдень 23 августа 1939 года… На следующее утро, 24 августа, я общался с Гитлером наедине… 24 августа, после нашего возвращения на самолете в Берлин, стало ясно, что британский парламент не оказал Гитлеру того уважения, на которое тот рассчитывал… Вечером того же дня Гитлер в присутствии Геринга и меня заставил только что вернувшегося Риббентропа описать, как выглядела ситуация в Москве» [14. C. 216–218].
На первый взгляд, эта цитата говорит о том, что Гитлер не мог быть в Москве 23–24 августа. Но не будем забывать, что, во-первых, свои воспоминания Вейцзекер писал в тюрьме в 1947–1950 гг., а значит, он не мог не считаться с официальной точкой зрения стран антигитлеровской коалиции. А, во-вторых, единственная встреча Гитлера в эти дни с иностранцем, послом Англии Гендерсоном, в присутствии Вейцзекера могла произойти действительно 23 августа, но утром, еще до вылета фюрера в Москву. Вторая беседа Вейцзекера с Гитлером 23 августа и «общение наедине» 24 августа вполне могли состояться… по телефону, когда фюрер уже был в Москве, или по радио во время полета (ведь Риббентроп пишет, что получил указание фюрера об изменении маршрута полета именно по радио). А вечером 24 августа все они собрались в Берлине.
Есть еще одно косвенное свидетельство в пользу тайного приезда Гитлера в Москву с делегацией Риббентропа. Пилот Баур описывает прилет в Москву так: «Пока мы кружили над аэродромом, я смотрел вниз и думал: “Что за беда! Что там происходит?” Я видел десятки советских флагов и германских со свастиками, развевавшихся по ветру, внушительный почетный караул и оркестр со сверкающими на солнце медными инструментами» [4. C. 204–205]. А вот что докладывал своему правительству посол США в Москве Ч. Болен: «Возникшее замешательство отразилось даже на самой церемонии приема Риббентропа в Москве. У русских не было нацистских флагов. Наконец их достали – флаги с изображением свастики – на студии “Мосфильм”, где снимались антифашистские фильмы. Советский оркестр спешно разучил нацистский гимн. Этот гимн был сыгран вместе с “Интернационалом” в аэропорту, куда приземлился Риббентроп» [52. C. 35].
Риббентроп же в своих мемуарах отмечает советский и германский флаги в единственном числе: «Мы прибыли в московский аэропорт, над которым рядом с флагом Советского Союза развевался флаг рейха». П. Шмидт в своих воспоминаниях также отметил, что, выйдя из самолета, увидел «флаг со свастикой в дружеском соприкосновении с флагом с серпом и молотом» – оба флага в единственном числе.
Есть еще одно существенное различие в описаниях встречи в московском аэропорту. Почему-то только американский посол и личный пилот фюрера Баур пишут о почетном карауле и оркестре, остальные подчеркивают скромность этой встречи – от НКИД были только замнаркома Потемкин и заведующий Протокольным отделом Барков, никакой торжественной церемонии этой встречи не зафиксировано ни в мемуарах, ни в кинофотодокументах[8]. Это тоже может навести на мысль, что встреч было две, из которых одна была тайной.
А вот еще один кадр – из немецкого киножурнала «Вохеншау» (аналога советского киножурнала «Новости дня»). На нем показана триумфальная встреча Риббентропа немцами после подписания пакта Риббентропа – Молотова. Все понятно: немцы радуются тому, что войны на два фронта не будет, более того – из России будут поступать в большом количестве зерно и нефтепродукты. Вопрос в том, где и когда произведена это съемка?
Если это происходит 24–25 августа 1939 г. в Берлине, то почему справа от стоящего в машине триумфатора Риббентропа сидит гауляйтер Восточной Пруссии Эрих Кох? Если же это происходит в Кенигсберге – столице Восточной Пруссии (откуда, кстати, делегация Риббентропа и вылетала в Москву 23 августа), то присутствие Коха абсолютно понятно – он встречает Риббентропа как хозяин региона либо разделяет с ним триумф как участник поездки в Москву. Но тогда почему же не выполнено полученное Риббентропом в воздухе указание Гитлера о смене курса его самолета и приземлении в Берлине? Сам Риббентроп в мемуарах упомянул, что была сделана кратковременная остановка в Кенигсберге, но о триумфальной встрече населения почему-то не сказал ни слова.
В Кенигсберге 24 августа 1939 г. Риббентроп (с поднятой рукой) на балконе, скорее всего, резиденции гауляйтера Восточной Пруссии Э. Коха
Жители Кенигсберга приветствуют Риббентропа.
И наконец, последний штрих. В своей книге воспоминаний Г. Баур опубликовал приведенный на с. 93 снимок Гитлера в белом плаще возле своего личного «Кондора» «Гренцмарк», который летал в Москву 23 августа 1939 г., причем Баур подписал этот снимок так: «Перед стартом. Польша, 1939 год» [4. Фотовкладка. C. 12]. Однако известно, что война в Польше началась в сентябре, Гитлер приехал туда на своем спецпоезде. На самолете же, находясь в Польше, он первый раз вылетел лишь 22 сентября – в день гибели в этой войне первого немецкого генерала – Фриче. Этот снимок никак не соответствует времени и ситуации – ни по погоде, ни по одежде, ни по настроению. Скорее всего, просто Баур скрывал истину, и, возможно, этот снимок сделан при пересадке фюрера с «Кондора» на Ю-52, на котором он вернулся в Берлин, чтобы там встретиться с Риббентропом и при большом стечении приближенных (!) выслушать его восторженный отчет о встрече со Сталиным.
Вполне возможно, что на верхнем снимке зафиксирована встреча в Кенигсберге прилетевшего 24 августа 1939 г. из Москвы фюрера (возле «Кондора» «Гренцмарк», того самого, на котором Риббентроп улетал из Москвы), а на нижнем – выход фюрера с сопровождением из «Юнкерса» Ю-52 в тот же день в Берлине.
Не исключено, что этот снимок, запечатлевший доклад Риббентропа Гитлеру и получивший в последние годы широкую известность, был сделан специально для сокрытия факта пребывания Гитлера в Москве.
«Фройлен» в составе делегации – Эдит Крюгер или Ева Браун?
На кинокадрах, снятых в момент прощания с делегацией Риббентропа 24 августа и ее отлета из Москвы, я обнаружил лишь двух отъезжающих женщин – обе в белых платьях.
Первая из них, в легком шарфике и черной шляпке с белой широкой лентой, все время находится вблизи фотографа Гофмана, адъютанта Шульце или рослого и упитанного охранника. Это хорошенькая блондинка лет 25–28. Весьма вероятно, что именно она указана в немецком списке делегации под именем Эдит Крюгер с экзотической должностью «фройлен» (явный намек на то, что она лицо неофициальное). Я уже высказал предположение, что этой женщиной могла быть Ева Браун (род. в 1912 г.). Далее я приведу несколько фотографий и кинокадров, сделанных в Москве и подтверждающих эту смелую догадку.
Вторая молодая дама, с фотоаппаратом в руках, все время держится недалеко от Эдит Крюгер и фотографа Гофмана, она без головного убора, брюнетка. На приведенном выше фото она крайняя слева, разговаривает с руководителем экономической делегации К. Шнурре (позади которого адъютант Р. Шульце беседует с «Эдит Крюгер»). Согласно списку делегации, ее зовут Гильда фон Зееф, однако совершенно не исключено, что на самом деле это Ильзе Браун – старшая сестра Евы Браун (она старше на три года).
Ниже я привожу семь фотографий Евы Браун, а под ними три фрагмента из кадров кинохроники о проводах делегации Риббентропа в московском аэропорту, на которых запечатлена фройлен «Эдит Крюгер», весьма похожая на пассию фюрера (возраст, овал лица, форма носа, слегка асимметричный тяжеловатый подбородок, волосы, улыбчивость).
Семь фото Евы Браун
Три фрагмента из кинокадров с «Эдит Крюгер» 24 августа (проводы Риббентропа в Москве)
А вот для сравнения фотография, сделанная в Германии.
На прогулке в Бергхофе. Впереди – Ева с фюрером, за ней – Ильзе (в профиль), возле нее адъютанты. У Евы в руках фотокамера.
Посмотрите еще раз на кинокадр, сделанный 24 августа 1939 г. во время проводов делегации Риббентропа в Москве. Крайняя слева – «Гильда фон Зееф». У нее в руках фотоаппарат.
Теперь я привожу два фото и один кинокадр, весьма убедительно показывающие редкостное сходство «секретарши Гильды фон Зееф» со старшей сестрой Евы Браун – Ильзе Браун.
Ильзе Браун – сестра Евы Браун
«Гильда фон Зееф» – фрагмент кинокадра, снятого в Москве
Ильзе Браун – фрагмент снимка, сделанного в Бергхофе
Таким образом, если к семи людям из ближайшего окружения Гитлера, оказавшимся в списке членов делегации Риббентропа (Шмидт, Хевель, Гофман, Брандт, Вюнше, Шульце, Баур) добавить двух его главных советников, обнаруженных в эти часы рядом со Сталиным (Кейтель и Хаусхофер), да еще сестер Еву и Ильзе Браун, обнаруженных на аэродроме при отлете, то окажется, что в Москве в эти дни побывало одиннадцать человек из постоянного окружения фюрера и его главных советников. А уж что это означает – судите сами.
На мой взгляд, независимо от того, побывал Гитлер в Москве или только собирался туда ехать, обнаруженный список делегации Риббентропа доказывает, что она была сформирована в расчете на участие фюрера. Это означает также, что Гитлер получил приглашение приехать в Москву от Сталина и Молотова и дал официальное согласие, предоставив при этом список своего ближайшего окружения на всех встречах Риббентропа с Молотовым в августе и сентябре 1939 г.
А вот факт приезда самого фюрера пока остается неустановленным.
Мои предположения основываются лишь на одном документе – списке делегации Риббентропа, обнаруженном в ведомственном архиве МИД – Архиве внешней политики РФ.
Рукопись этой книги уже находилась в издательстве, когда мне попалась в Интернете фотография человека, лицо которого я где-то недавно видел. Перебрав фото, подобранные для книги, я довольно быстро нашел его «двойника». Им оказался тот самый «упитанный охранник», который на проводах делегации Риббентропа из Москвы 24 августа опекал хорошенькую блондинку «фройлен Эдит Крюгер», а может быть, Еву Браун.
Ганс Раттенхубер
Охранник возле Евы Браун – «Виппер» – «Раттенхубер»
Но под фотографией в Интернете была подпись: «Ганс Раттенхубер… группенфюрер СС и генерал-лейтенант полиции (24.2.1945), начальник личной охраны Гитлера». Мало того, что таким образом обнаружен двенадцатый человек из самого близкого окружения фюрера, побывавший в августе 1939-го в Москве, но к тому же он начальник его личной охраны, а еще и его бессменный телохранитель, который просто не имел права отлучаться от своего шефа. Неужели Гитлер отпустил его в Москву на день-два для обеспечения безопасности Евы? В принципе возможно, но маловероятно! Ведь в статье о Гансе Раттенхубере, опубликованной в Википедии, сказано: «Постоянно находился при Гитлере, сопровождая его во всех поездках и обеспечивая его охрану».
Рейхсфюрер Гиммлер благодарит команду под руководством г. Раттенхубера. Надо же, такое совпадение: на случайно найденном в Интернете фото их тоже семеро, ровно столько, сколько было в группе охраны делегации Риббентропа под командой Раттенхубера – «Виппера». А может быть, это они и есть? И время года подходит – лето или начало осени. Неужели бывают такие совпадения?
История появления Раттенхубера возле фюрера такова. Г. Раттенхубер впервые познакомился с Г. Гиммлером в 1918 г. в период их совместного обучения в офицерской школе, в 1929–1933 гг. он был председателем Союза полицейских чиновников Баварии, и Гиммлер очень ценил его как профессионала. Став в 1933 г. полицей-президентом Мюнхена, Гиммлер назначил Раттенхубера своим адъютантом. Для обеспечения безопасности Гитлера во время его пребывания в Баварии Гиммлер создал под руководством Раттенхубера группу охраны из сотрудников криминальной полиции. С этого времени и до смерти Гитлера 30 апреля 1945 г. Раттенхубер являлся бессменным начальником личной охраны фюрера. Скорее всего, охрану делегации в Москве обеспечивали те самые его мюнхенские коллеги. Поэтому вполне вероятно, что руководителем охраны в немецкой делегации был именно Раттенхубер, фигурирующий в немецком варианте списка делегации Риббентропа под фамилией Виппер. Ведь только рядом с этой фамилией указано высокое звание «советник криминальной полиции» (что соответствует армейскому майору или штурмбаннфюреру СС). Шесть остальных охранников в этом списке – просто «служащие криминальной полиции».
Хочу сказать, что до обнаружения «Списка делегации Риббентропа» вероятность приезда с этой делегацией в Москву Гитлера, на мой взгляд, не превышала 5 %. Найденный список увеличил эту вероятность сразу до 50 %. Присутствие в составе этой делегации Евы Браун повышает ее до 75 %, а идентификация сопровождающего ее охранника как Раттенхубера – даже до 90 %.
Так что российским и германским историкам и ведомственным архивистам пора предъявить подлинные документы об этой поездке, а то могут опоздать, и истина будет установлена без них.
Перечисленные факты и кино– и фотодокументы позволяют сделать следующие выводы.
1. Сталин пригласил Гитлера в Москву, и приглашение было принято.
2. Гитлер собирался приехать, иначе никогда не дал бы советскому руководству список своего «ближнего круга».
3. Этим Гитлер проявил величайшее доверие к Сталину, что подчеркивает приезд в составе делегации его пассии Евы Браун со своей сестрой Ильзе Браун под псевдонимами.
4. Тот факт, что должна была состояться встреча первых лиц, подтверждают и фото этих встреч, на которых постоянно присутствует Сталин. Это означает либо то, что Гитлер тоже был там, но «не попал в объектив», либо то, что все его полномочия были переданы Риббентропу (о чем свидетельствует выданная ему Гитлером доверенность).
Берлинские «университеты» для советской оборонной промышленности. Советские авиационные комиссии и делегации в 1939–1941 гг
Одним из самых важных для понимания советско-германских предвоенных отношений в 1939–1941 гг., но, тем не менее, малоизученных направлений удивительного военно-технического сотрудничества являются непрерывные поездки в этот период советских делегаций и комиссий в Германию, а немецких – в СССР (о последних почти нет никаких сообщений). Вопрос о необходимости немедленной отправки советских специалистов в Германию впервые был поднят в Политбюро 4 сентября 1939 г., на 10-й день после подписания договора о ненападении между СССР и Германией и на следующий день после объявления Англией и Францией войны Германии. Такая близость дат вполне могла означать, что Сталин боялся объявления войны со стороны этих стран и Советскому Союзу в тот момент, когда советские войска вступят на территорию Восточной Польши в соответствии с имевшейся договоренностью об этом с Германией. Оказывается, такой вариант был возможен в соответствии со статьей 1 англо-польского договора от 25 августа 1939 г. и пунктом 1b специального протокола к нему (см. Приложение 1). Поэтому надо было срочно готовиться к большой войне, для чего совершить качественный скачок в военной технике. Помощь в этом деле в сложившейся ситуации могла оказать и оказывала только Германия (особенно после начала Финской войны, когда правительство США наложило «моральное эмбарго» – запрет на поставку авиационных технологий в СССР).
Долгие годы в нашей стране тема поездок в Германию советских комиссий в предвоенный период оставалась одной из самых запретных. Первым рассказал о них в своей книге «Цель жизни» выдающийся авиаконструктор, начальник ОКБ и замнаркома авиапромышленности А. C. Яковлев:
«Вслед за пактом о ненападении было заключено также и экономическое соглашение, по которому Советский Союз обязывался поставлять Германии некоторые виды сырья в обмен на немецкое оборудование и машины, в том числе самолеты.
Для реализации этого соглашения в Германию выехала торговая делегация[9] во главе с И. Ф. Тевосяном. В авиационную группу делегации вошли А. И. Гусев (руководитель), И. Ф. Петров, Н. Н. Поликарпов, В. П. Кузнецов, П. В. Дементьев и я, а также ряд инженеров разных специальностей. В задачу группы входило ознакомление с немецкой авиационной техникой и выбор наиболее интересных объектов для закупки.
Таким образом, совсем незадолго до войны мне пришлось побывать в Германии. И хотя между нашими странами был заключен договор о ненападении, все мы знали, что фашизм есть фашизм и что рано или поздно, а воевать с фашистами придется. В один из первых дней пребывания в Берлине нас принял генерал-полковник Удет – заместитель Германа Геринга, бывшего в то время министром авиации. Генерал Удет ведал всей технической частью министерства авиации и был теснейшим образом связан с авиационными промышленниками – Мессершмиттом, Дорнье, Хейнкелем и др. Его должность имела громкое название – генерал-фельдцейхмейстер.
Удет – известный военный летчик Первой мировой войны, а также инженер-конструктор. Незадолго до нашего приезда ему удалось установить мировой рекорд скорости на одном из самолетов Хейнкеля, с которым они были большими друзьями.
С первой же встречи Удет произвел на меня хорошее впечатление – невысокий, плотный, с открытым приятным лицом, живой в обращении. Он сразу заявил, что по указанию Геринга покажет нам все самолеты, моторы и предметы оборудования, состоящие на вооружении германских ВВС. Для начала он предложил продемонстрировать немецкую технику на земле и в полете на аэродроме Иоганишталь под Берлином; затем проехать по авиационным заводам Юнкерса, Хейнкеля, Мессершмитта, Фокке-Вульфа, Дорнье; повидаться там с конструкторами; выбрать то, что мы захотим приобрести, а потом еще раз встретиться для окончательных переговоров. Такая программа с нашей стороны возражений не встретила, и на другой же день состоялся показ в Иогаништале.
На линейке аэродрома в строгом порядке, как на параде, было выставлено много различной военной техники, двухмоторные бомбардировщики “Юнкерс-88” и “Дорнье– 215”, одномоторные истребители “Хейнкель-100” и “Мессершмитт-109”, разведчики “Фокке-Вульф-187” и “Хеншель”, двухмоторный истребитель “Мессершмитт-110”, пикирующий бомбардировщик “Юнкерс-87” и другие самолеты. Около каждой машины замерли по стойке смирно экипажи – летчики и механики.
Нас встретили многочисленные чины министерства авиации во главе с Удетом. Для начала Удет пригласил нашего главу – Тевосяна к самолету связи “Шторх” (“Аист”), сел на пилотское кресло и предложил Ивану Федоровичу занять место пассажира. Запустили мотор, и прямо с места, с очень коротким разбегом Удет поднял машину в воздух, в течение нескольких минут покружил на небольшой высоте над нами и с блеском приземлился точно на стоянку.
Тевосян вышел из самолета и похвалил машину. Позже этот самолет Геринг нам подарил… Затем мы приступили к осмотру выставленных самолетов. Нам были названы их летно-тактические данные, особенности вооружения и оборудования. Когда осмотр закончился, самолеты один за другим с интервалом в одну-две минуты поднялись в воздух, на бреющем полете прошли над нами и в таком же порядке выполнили посадку. Все было организовано образцово. По-видимому, такие показы устраивались не в первый раз и не только для нашей делегации.
Мы вернулись в “Адлон” под сильным впечатлением виденного. Однако нашего генерала Гусева одолевали сомнения: не могли же немцы показать нам действительный уровень военной авиационной техники. “Наверное, нас считают дураками и показали старье, а не современные самолеты”, – говорил он.
Признаться, меня тоже смущала откровенность при показе секретнейшей области вооружения. Действительно, может быть, нас водят за нос, втирают очки, пытаясь продать устаревшие типы самолетов? После зрелого размышления мы решили, однако, пока не спешить с окончательным заключением, а побывать на заводах. Там будет виднее.
И действительно, поездка по заводам во многом помогла рассеять наши сомнения. Серийное производство самолетов и моторов, характер технологической оснащенности заводских цехов довольно убедительно говорили о том, что показанное в Иогаништале и есть основа технического оснащения “Люфтваффе” – военно-воздушных сил гитлеровской Германии. Однако некоторые члены нашей комиссии держались другого мнения. “Старье, барахло, настоящую, современную технику скрывают, покупать нечего” – вот что они нам твердили…
По возвращении в Берлин нас, как и было обещано, снова принял Удет. Однако его отношение резко изменилось, когда наш старший, генерал Гусев, в довольно бестактной форме заявил, что показанные самолеты устарели, интереса для нас не представляют и что мы хотели бы увидеть технику сегодняшнего дня. Удет вспыхнул:
– Я офицер и за свои слова отвечаю. Мы показали все, и, если вам не нравится, не покупайте. Мы не настаиваем – дело ваше.
Когда во время разразившейся через полтора года войны против Советского Союза гитлеровская авиация стала терпеть поражения от советских летчиков, виновником этих неудач гитлеровцы объявили Удета. Его обвинили в том, что он выдал советским людям, то есть нашей делегации, все секреты “Люфтваффе”. В начале 1942 года в Москву поступили сведения, что “при испытании нового оружия погиб генерал-полковник Удет”.
Из опубликованных после войны мемуаров конструктора Хейнкеля стало известно, что против Удета интриговал другой заместитель Геринга – фельдмаршал Мильх. Геринг пытался их мирить, но у него ничего не получалось. Конфликт с каждым днем обострялся. Мильх, пользуясь расположением Гитлера, организовал настоящую травлю Удета.
Хейнкель пишет: Удет надеялся, что Геринг поддержит его, так как тот сам опасался честолюбия Мильха, однако маршал старался защитить себя. Он искал компромиссов и не оказал Удету никакой поддержки. Он, правда, все еще не хотел смещать Удета и поставить на его место Мильха, что было бы вполне естественным решением. “Ты должен остаться. Ты должен работать вместе с Мильхом, – не раз говорил он. – Если я отпущу тебя с твоего поста, весь мир поймет, что что-то неладно” <…>
Мильх продолжал свои интриги, которые достигли высшей точки к моменту провала гитлеровского наступления на Москву.
Читаем у Хейнкеля:
“17 ноября в полдень Пфистермайстер (сотрудник Хейнкеля. – А. Я.) позвонил мне из Берлина. “Удет скончался”, – сказал он. У меня перехватило дыхание. “Как это произошло?” – “Застрелился”, – ответил он.
…Удет в своей спальне пустил себе пулю в голову, все было совершенно ясно. Блицкриг против России провалился. “Люфтваффе”, брошенные на восток, были измотаны и разбросаны по русским степям. Их хребет был сломлен…
…По приказу Геринга власти позаботились о том, чтобы никто, кроме гробовщика, не видел его и чтобы его самоубийство держалось под строгим секретом…”
По возвращении из Германии, вечером, только я приехал с вокзала домой, позвонил Поскребышев и предложил сейчас же приехать в Кремль.
У Сталина в кабинете был народ. Шло обсуждение каких-то вопросов. Он поздоровался и пошутил:
– Значит, вас прямо с корабля на бал, посидите, послушайте. Мы скоро кончаем и тогда поговорим с вами.
Через некоторое время он предложил подробно рассказать о поездке. Слушали очень внимательно, не перебивая.
Я не скрыл, что в нашей авиационной группе были разногласия. Наши военные руководители считали, что немцы обманывают нас, втирают очки, показывают старье. Что самолеты “Мессершмитт”, “Юнкерс” и другие – это устаревшие, несовременные машины, а что с современной техникой нас не познакомили. Работники промышленности, наоборот, считали, что такие самолеты, как истребители “Мессершмитт”, бомбардировщики “Юнкерс”, – сегодняшний день немецкой военной авиации. Правда, и нас смущало то, что если это техника современная, то почему нам ее показывают. Однако мы твердо считали, что технику эту надо закупить и как следует изучить.
Сталин очень интересовался вооружением немецких самолетов: стрелково-пушечным, бомбовым, а также сравнением летно-технических данных с нашими машинами аналогичных типов.
Разговор затянулся до поздней ночи и закончился уже на квартире Сталина за ужином» [105. С. 180–189].
«Не успел я еще как следует освоиться с новой должностью, как в марте 1940 года пришлось вторично поехать в Германию с экономической делегацией И. Ф. Тевосяна. Это произошло так же неожиданно, как и первый раз.
Первоначально меня не включили в состав авиационной группы этой делегации. Авиационных специалистов представляли два десятка работников промышленности и военно-воздушных сил. Как потом стало известно, за несколько дней до отъезда Сталин просматривал списки членов делегации и почему-то обратил внимание на отсутствие в списке моей фамилии. И тут же дал указание назначить меня руководителем авиационной группы.
За два дня до отъезда он вызвал меня к себе и стал говорить о задаче, возлагавшейся на комиссию. Она заключалась в том, чтобы в возможно короткий срок закупить в Германии авиационную технику, представлявшую для нас наибольший интерес. Требовалось сопоставить уровень наших самолетов и немецких, изучить технические новинки в области авиации вообще. Внимательно выслушав Сталина, я в свою очередь поставил перед ним несколько вопросов.
Первый вопрос – о составе авиационной группы. Я считал, что поскольку мне придется отвечать за выполнение порученных группе заданий, то я имею право скорректировать состав ее участников, на что мне сразу же было дано согласие» [Там же. С. 211–212].
«После поездки по заводам и встреч с Мессершмиттом, Хейнкелем и Танком у членов авиационной комиссии составилось вполне определенное мнение о необходимости закупить истребители “Мессершмитт-109” и “Хейнкель-100”, бомбардировщики “Юнкерс-88” и “Дорнье-215”.
Однако из-за бюрократических проволочек аппарата торгпредства мы не могли быстро и оперативно решить порученную нам задачу, то есть принять на месте решение о типах и количестве подлежащих закупке самолетов.
Заведующий инженерным отделом торгпредства Кормилицын предложил действовать по обычной в таких случаях схеме: от имени торгпредства послать запрос во Внешторг, чтобы последний согласовал его с ВВС и Наркоматом авиационной промышленности, то есть потратить несколько месяцев на ведомственные переговоры без гарантии на успех.
Я, видя такое дело, попробовал послать телеграмму по адресу: “Москва, Иванову”. Торгпредское начальство телеграмму задержало и запретило передавать ее в Москву. Только после того, как я объяснил Тевосяну, что, предвидя возможность каких-либо затруднений и учитывая важность задания, Сталин разрешил при осуществлении нашей миссии обращаться непосредственно к нему и для этой цели дал мне шифрованный телеграфный адрес: “Москва, Иванову”, он согласился и приказал не чинить препятствий.
Буквально через два дня был получен ответ, предоставляющий право на месте определить типы и количество закупаемых самолетов без согласования с Москвой. Такая быстрая реакция на мою шифровку буквально потрясла торгпредских чиновников. Работать стало очень легко, и поставленная перед нами правительством задача была успешно решена.
В общем, вторая поездка в Германию оказалась такой же интересной и полезной, как и первая, а может быть, еще интереснее, потому что если первая носила ознакомительный характер, то эта – деловой: мы отбирали и закупали нужную нам авиационную технику.
В день возвращения в Москву из Германии, вечером, я был вызван к Сталину, у которого находились Молотов, Микоян, Маленков и Шахурин. Со мной долго и подробно беседовали, сперва в кремлевском кабинете, а потом за ужином на квартире у Сталина. Сталина интересовало все: не продают ли нам немцы старье, есть ли у них тяжелые бомбардировщики, чьи истребители лучше – немецкие или английские, как организована авиапромышленность, каковы взаимоотношения между немецкими ВВС – “Люфтваффе” и промышленностью и т. д.
Участвовавших в беседе, естественно, больше всего интересовало: действительно ли немцы показали и продали нам все, что у них находится на вооружении; не обманули ли они нашу комиссию, не подсунули ли нам свою устаревшую авиационную технику.
Я сказал, что у нас в комиссии также были сомнения, особенно в первую поездку, но сейчас разногласий на этот счет нет. Мы уверены, что отобранная нами техника соответствует современному уровню развития немецкой авиации. Сталин предложил мне представить подробный доклад о результатах поездки, что я и сделал» [Там же. С. 222–223].
«Советско-германские переговоры в Берлине в ноябре 1940 года были непродолжительны и, как известно, бесплодны. Вся делегация во главе с Молотовым вернулась в Москву, а меня оставили еще на две недели, так как я получил задание использовать свое пребывание в Германии для ознакомления с авиационными заводами, на которые мне не пришлось попасть в предыдущие поездки.
Мне удалось встретиться с некоторыми немецкими авиационными специалистами и еще раз побывать на нескольких заводах, которые нам охотно показывали. Как и в прежние поездки, я задумывался над вопросом: почему гитлеровцы так откровенно знакомят со своей авиационной промышленностью – одной из секретнейших отраслей вооружения армии? Разгадку дали они сами.
Однажды нас пригласили осмотреть авиационный завод Хейнкеля в Ораниенбурге, под Берлином. Завод хороший. Правда, не было случая, чтобы нам показали какой-нибудь завод сразу. Следовало предупредить заблаговременно, что хотим посмотреть такое-то предприятие. Нас туда возили, но показывали, естественно, все в “подготовленном” виде. После осмотра авиационного завода директор предложил мне записать свои впечатления и отзыв в книге почетных посетителей. Я поинтересовался, кто там писал до меня. Оказывается, мы были не первыми из иностранцев, которым показывали этот завод. Многие известные деятели авиации крупнейших стран мира – США, Англии, Франции, Японии – осматривали завод и оставили свои отзывы. Я обнаружил, что здесь побывал и оставил восторженную запись знаменитый американский летчик Линдберг.
Директор завода обратил особое внимание на автограф главнокомандующего французским воздушным флотом генерала Виемена, который посетил этот завод незадолго до начала войны с Германией. Генерал написал: замечательный, лучший в мире завод, который делает честь и славу не только строителям завода, но и вообще германскому воздушному флоту. Пока я читал, директор лукаво поглядывал на меня. Я прочел и спросил:
– Ну что же тут особенного? Ваш завод стоит такой оценки.
Директор ответил:
– Дело в том, что генерал Виемен был у нас за полтора-два месяца до войны. Он и его спутники посмотрели наш завод и немецкую авиацию похвалили, но, видимо, не сделали соответствующего вывода, потому что через два месяца французы отважились на войну с нами.
Стало понятно, что французскому генералу показывали этот лучший германский самолетостроительный завод, чтобы доказать: авиационная мощь Германии неизмеримо выше воздушной мощи Франции. Они запугивали французов, англичан, запугивали американцев, надеялись запугать и нас. Чувствовалось их стремление поразить нас своей мощью. Не только внушить уважение к немецкой технике, но главным образом посеять в нас страх перед немецкой военной машиной, заложить основу того, чем они побеждали других: заразить паническим ужасом перед мощью гитлеровской Германии и сломить волю к сопротивлению.
По возвращении в Москву меня сразу же, чуть ли не с вокзала, вызвали в Кремль. Сталин проявлял чрезвычайный интерес к немецкой авиации. Поэтому не случайно, как уже, наверно, заметил читатель, каждый раз по возвращении из предыдущих поездок в Германию, меня в тот же день к нему вызывали» [Там же. С. 231–233].
А вот как описывает поездки в Германию другой постоянный член авиационной подкомиссии генерал-майор, а впоследствии генерал-лейтенант авиации И. Ф. Петров – заместитель начальника НИИ ВВС, а затем начальник НИИ ВВС и начальник ЦАГИ, заместитель начальника ГУ ВВС – в своей книге «Авиация и вся жизнь»:
«Вслед за подписанием пакта о ненападении между СССР и Германией была достигнута принципиальная договоренность о торгово-экономическом соглашении, по которому Германия в обмен на некоторые виды сырья обязывалась поставить нам промышленное оборудование, станки, машины, образцы военной техники. Для реализации этого соглашения в октябре 1939 г. в Германию выехала советская хозяйственная комиссия во главе с членом ЦК КПСС И. Ф. Тевосяном[10]. В состав комиссии входили конструкторы, руководящие деятели промышленности, сотрудники научно-исследовательских институтов и представители военного ведомства.
В период с октября 1939 по январь 1940 г. члены комиссии осмотрели большое количество образцов военной техники: самолеты, моторы, пушки, танки, самоходные артиллерийские установки, радиотехническую аппаратуру, военные корабли и т. д., и посетили многие предприятия, производившие эту технику. На основе этой подготовительной работы были составлены списки оборудования и образцов техники, которые комиссия рекомендовала к закупке в качестве объектов изучения или для оснащения предприятий. Рекомендованные списки и легли в основу проекта торгово-экономического соглашения между СССР и Германией.
Первоначально руководителем авиационной группы в составе комиссии был назначен генерал Л. И. Гусев. В группу входили П. П. Поликарпов, А. С. Яковлев, П. В. Дементьев, В. П. Кузнецов, Л. Д. Швецов, С. П. Супрун, я и ряд инженеров разных специальностей. После посещения крупнейших заводов Мессершмитта, Хейнкеля, Юнкерса, Дорнье, Фокке-Вульфа у руководителя нашей группы Л. И. Гусева сложилось впечатление, что на заводах нам показывают уже устаревшие типы самолетов, и потому от закупки этих самолетов он отказался. Однако члены комиссии, с “пристрастием” осматривавшие цеха и видевшие детали незавершенного производства, пришли к выводу, что показанные немецкие самолеты составляют основу вооружении “Люфтваффе”. Об этом и был поставлен в известность ЦК партии при докладе о результатах поездки. Поэтому в марте 1940 г. было принято решение послать в Германию вторую комиссию, руководителем авиационной группы которой был назначен уже заместитель наркома авиационной промышленности А. С. Яковлев, а я, числившийся по заграничному паспорту инженером ЦАГИ, – его заместителем. Нашей группой были осмотрены самолетостроительные заводы Хейнкеля в Ростоке, Юнкерса в Дессау, Дорнье в Фридрихсгафене, Мессершмитта в Регенсбурге и Аугсбурге, Фокке-Вульфа в Бремене, Хеншеля в Шокефельде; моторостроительные заводы Даймлер-Бенц в Штутгарте и Бисдорфе, Юнкерса в Дессау, Сименса и Гальске в Берлине, Хирта вблизи Берлина, завод “Байрише Моторен Верке” (BMW) в Мюнхене; заводы, поставлявшие оборудование для самолетов и моторов, – Боша в Штутгарте, Сименса и Гальске в Берлине, Шварца в Берлине, Юнкерса в Магдебурге, Карла Цейса в Иене, завод “Аскания Верке” в Берлине и многие другие.
Мы осматривали лаборатории, цеха, испытательные станции и стенды, беседовали с конструкторами и производственниками. В результате нам не только удалось ознакомиться с имевшимися конструкциями, но и увидеть перспективу их дальнейшего развития на ряд лет.
На основе оценок, сделанных авиационной группой, было решено закупить следующие образцы самолетов: по два экземпляра бомбардировщиков J-88К1 (пикирующий вариант), J-87 и Dо-215; по пять экземпляров истребителей Не-100, Ме-11 °C-2 (двухмоторный) и Ме-109E; два экземпляра двухмоторного учебного самолета FW-58 <…>.
После осмотра основных авиационных заводов Германии большая часть членов авиационной группы – П. В. Дементьев, А. С. Яковлев, Н. Н. Поликарпов и др. – уехала в Москву. Закупку отобранных самолетов и отправку их в Москву А. С. Яковлев по согласованию с Москвой возложил на меня»[65. С. 46–48].
Читать бесплатно другие книги:
