Разочарованный (Thnks Fr Th Mmrs) Тарасюк Екатерина

«That’s bad medicine»[1],

– Марк Зильберштейн.

Разочарованный (Tnks Fr T Mmrs)

ТОМУ, КТО НИКОГДА НЕ УЗНАЕТ.

• I was alone falling free,
• Trying my best not to forget.

(Placebo – «Meds»)[2]

Ноль – ноль

Сентябрь. 2009 год.

– Итак, пациент семнадцать, – доктор в круглых очках включил шипящий диктофон, сохранившийся, видимо, с советских времен. – Помните ли вы, каким образом оказались здесь?

– Разве у меня нет имени? – усмехаюсь я, чувствуя неприятную горечь в горле.

– Вы все еще не уверены в своем прошлом, почему тогда я должен быть уверен в вашем имени? – у психиатра были черные волосы и борода с проседью. Я недовольно цокаю языком и, закинув ногу на ногу, губами зажимаю кулон, который до этого теребила моя рука. Он выключил диктофон. – Хорошо, давай начнем сначала, – мужчина заметно смягчился, хотя такая тактика ему вовсе не нравилась, что было видно по его лицу. – Что ты помнишь из своего прошлого?

– Что я помню?… Хм. Все и одновременно ничего, развожу руками, но чувствую, будто что-то меня сковывает изнутри. Что-то сковало мою душу, а заодно и язык. – Если бы у меня были все воспоминания, то меня бы здесь не было, – но это ошибка. Очередное мое заблуждение. – Раньше мне казалось, что правильно будет мне вам задавать вопросы, поскольку о моем личном деле многие наслышаны, только не я… Теперь я в смятении, ничего не понимаю.

– Почему?

– Иногда у меня возникает ощущение, что меня подменили. Кажется, будто кто-то другой живет в моем теле. Что я – вовсе не я, или, например, что меня никогда не существовало, я лишь чье-то изображение в этом мире. Временами сомневаюсь, что мое дело, на самом деле, мое. Оно действительно настолько насыщенное?

– Более чем. Но, понимаешь, я не столько хочу узнать о твоем прошлом, сколько узнать именно тебя, какой ты человек, чтобы потом доказать или, наоборот, опровергнуть написанное о тебе в картотеке. Видишь папку? – доктор кивнул в сторону своего дубового стола, заваленного бумагами. – Если наш сеанс пройдет успешно, и ты мне все расскажешь, то, возможно, я сдам в архив заведенное на тебя в прошлом дело.

– Что же, док, – стараюсь выглядеть спокойней, – валяйте.

Диктофон вновь затрещал. Этот хруст напоминал мне, как в лесу ломались ветки под ногами. Как хрустели кости, как они ломались, подобно веткам в лесу… как мороз дробил кости.

– Приступим. Разговор с пациентом семнадцать. Прошу, расскажите, что значит для вас любовь?

– Любовь? – минутная пауза. – Нашли, кого спрашивать. Мне почти незнакомо это чувство, я смутно помню… – поджимаю губы, – это незабываемо. Такое можно испытать лишь раз. Лишь к одному человеку, кем бы он ни был.

– Расскажи мне о нем.

Июнь. 2007 год.

Впереди лишь яркий свет. Я чувствую его, как он слепит мои глаза, сжигая их. Очертания туманны, по щекам бегут слезы, словно от лука или слезоточивого газа. В едких контурах углядывается белый коридор, словно свет в конце бесконечного туннеля. Позади меня мрак. Ноги изранены. Осколками?… На освещенном белоснежном полу видны мои кровавые следы. У меня не было ни малейшей возможности дотянуться до какой– нибудь двери, правда, у меня не было уверенности, что эти двери на самом деле существовали. Мои руки скованы смирительной рубашкой. Все движения были крайне неловкими и ломаными, будто производимыми невидимым кукольником, работающим со сломанной марионеткой. Мне не страшно, не должно быть…

Обессиленно падаю на колени.

Из слепящего яркого сияния появился высокий человек в медицинском халате. От него пахло хирургическим отделением. Запах лекарств смешивался с приторным запахом озона. Его лицо скрыто под марлевой повязкой, а глаза за толстыми линзами очков. Его руки в тонких голубоватых перчатках тянутся ко мне…

Мне не страшно.

Октябрь. 2007 год.

Это было самое обычное утро. Ева проснулась с бешено колотившимся сердцем за минуту до звонка будильника. Ее грудь тяжело вздымалась, отходя от кошмарного сна, заставившего ее понервничать. Было сумрачно, несмотря на то, что времени было около половины восьмого. Она нисколько не торопилась и, лениво потянувшись на кровати, поднялась, пройдясь до окна по холодному паркету. Сонно скользя босыми ногами, она уперлась руками в подоконник с цветами и посмотрела на улицу. Туман спускался с холма и приносил ощущение тревоги. С высоты седьмого этажа земля была едва различима. Девушка представила то, как ей придется выходить из подъезда, в холод, тем более, когда ничего невидно. Разумеется, она теплее бы оделась, да внизу видимость стала бы лучше, но, так или иначе, для нее погода могла стать уважительной причиной для того, чтобы опоздать на пробный экзамен по русскому языку… «Черт!» – воспоминание молнией ударило девушку. Ей надо было быстрее собираться, иначе она опоздала бы на тренировочный ГИА!

Метнувшись на кухню, она поставила вариться какую– то кашу, затем пошла умываться. В полумраке нащупав зубную щетку и пасту, она почистила зубы. Ей казалось, что собиралась она очень медленно, пришлось ускориться. Ева вернулась в свою комнату и по-быстрому переоделась в свободный свитер и джинсы, но почти сразу спарилась, впрочем, решив, что в школе в очередной раз прохладно, она не стала переодеваться во что-то другое. Позавтракав, девушка подвела глаза серым карандашом и оставила его в прихожей.

На часах было пять минут девятого, когда Ева закрыла за собой дверь квартиры и нажала на кнопку вызова лифта. В тот же момент она услышала на улице вой сирены. Практически машинально она посмотрела на окно лестничной площадки. Там лишь периодически отражался то синий огонек, то красный. «Скорая помощь?» – промелькнула тревожная мысль в ее голове, но школьница не заострила на этом внимания и спокойно зашла в кабину лифта, клацнув по кнопке первого этажа острием ключа.

Тяжелая подъездная дверь была уже открыта, когда Ева выходила из здания. Первое, что она заметила – вокруг скамейки собралась небольшая толпа. Второе, что она смогла увидеть из подъездной двери, и что она увидела, повергло ее в шок. Бедняжка даже прикрыла рот ладошкой. На скамейке перед ее домом лежала девушка. Мертвая.

У нее была идеально ровная белая кожа. Ярко накрашенные фиолетовыми тенями глаза с блестками, темно-бордовая помада. Пепельные кудри, разбросанные по плечам, местами были в запекшейся крови. Она была почти как живая, если бы не глубокий порез на шее. Незнакомка была очень красивой, но накрашенной слишком вульгарно. Одета соответственно. Ей было не более двадцати пяти, да и то боевая раскраска добавляла лет. Горло было перерезано аккуратно, не оставив ни капли крови на ее одежде. Словно сам Джек Потрошитель выполнил эту работу. «Он перерезал горло слева направо, одновременно наклоняя голову вправо…»

Тайная страсть Евы – изучение биографий серийных убийц. Странно? Об этом увлечении девушки никто не знал, даже ее близкая подруга Кира не догадывалась, что та настолько хорошо информирована. Раньше девушка читала разные книги по данной тематике, изучала статьи в сети. И да, Джек Потрошитель был ее любимчиком, как бы это странно ни звучало. Только сейчас, когда прочитанное воплотилось в реальность, и Ева увидела жертву своими глазами, она по-настоящему испугалась.

В просвете между людьми Ева увидела, что у убитой на ключице была татуировка дракона, под которым виднелась нечеткая надпись на латинице. Толпа сомкнулась.

Затем Ева почувствовала нечто новое.

В воздухе витал неприятный запах, из-за которого Ева невольно поежилась. Нет, вовсе не смерти, как вы могли подумать. Это было нечто резкое, заставлявшее кровь закипать в жилах… Это был нагнетавший запах страха. Он сравним с тем кошмаром, будто к горлу приставлен холодный стальной клинок с застывшей кровью на лезвие.

Девушка осторожно посмотрела вперед и заметила человека с фотоаппаратом. Он прицелился, и вспышка ослепила ее.

«Кто все эти люди?» – спросите вы. Что ж, пожалуй, начало вышло у меня неправильным. Боюсь, без небольшой предыстории вам и дальше будет сложно понять то, о чем я повествую. Начнем с самого начала.

Ноль – один. На руинах школы

• A terrible mistake was made
• The weight would break the backs
• Of ten strong horses tried to save
• The castle in the fray

(Mirah – «Special Death»)[3]

1 сентября.2007 год.

У школы Зверя всегда была плохая репутация. Задолго до того, как все узнали об очередном происшествии осенью 2009 года. Говорят, в ней обитают призраки. Стены за десятки лет пропитались легендами и страхами поколений. Даже сейчас, когда кабинеты и коридоры пусты, а пол начищен до блеска, то, затаив дыхание, можно услышать шепот тех, чьи души навсегда остались где-то здесь.

Первое сентября для средних и старших классов проходило на стадионе, поле которого летом покрыли plastic grass. Малыши же из начальных классов собирались во внутреннем дворе школы (мы его всегда называли «карманом»), откуда их потом должны были проводить учителя. Раньше, чем остальных учащихся. Со сменой директора начался неслыханный набор в первые классы – сейчас их стало три, и не думаю, что кто-нибудь стал бы соблюдать старую добрую традицию, когда одиннадцатиклассники брали первоклашек за руки и отводили их в актовый зал.

– Похоже, первого звонка у нас не будет, – с печалью в голосе сказала Ева Романова, ученица девятого «А» класса. Она посмотрела на мрачное небо своими болотно-зелеными глазами и, поежившись, застегнула куртку до подбородка. – Кажется, дождь начинается.

Рука Евы порядком затекла, и бедняжка устала ждать возвращения классной руководительницы – Анны Александровны, учительницы русского языка и литературы, – пока та в срочном порядке узнавала, перевелся ли к ним кто-то в класс. В школе Зверя, как и в нашей стране, многое делалось через одно место, – когда рано утром учительница пришла на работу, завуч по воспитательной части спросила ее, готова ли та к приему новеньких. В ходе разговора выяснилось, что перешло несколько больше ребят, чем предполагалось в конце прошлого учебного года, и теперь Анна Александровна разбиралась с тем, правда ли это. Ева улыбнулась, вспоминая Влада, ее приятеля из «Б» класса, который хотел перейти к ним. Да, это был неплохой парень, симпатичный внешне, с превосходным чувством юмора и жизнелюбием. Они были в отличных отношениях, вероятно, Ева также нравилась ему.

– Хочу курить, – пробурчала Кира Саванова, подруга Евы, стоявшая рядом. Ее любимый цвет – красный. У нее были огненные короткие волосы, клубничного цвета пальто до колен и бордовые резиновые сапоги на небольшом каблуке. Ева удивленно вскинула брови, посмотрела на нее, та ей в ответ смущенно улыбнулась. – Ну, а что? Я чуть не опоздала! Не было времени даже на быстрый перекур.

– Хрен, завернутый в газетку, заменяет сигаретку, – усмехнулась Ева и посмотрела на дорожку, ведущую к полю. – О, Ань Сань идет, разозленная вроде. Неужели Егор успел что-то натворить?

Кира пожала плечами. Учительница вернулась к своему классу и, встав перед Евой, недовольно проворчала:

– Где же этот урод? – эта фраза заставила девчонок переглянуться и посмотреть по сторонам в поисках виновника. Видимо, дело было не в том самом Егоре, который последние четыре года являлся головной болью всех учителей. Возможно, еще какой-то новенький опаздывал, или Влад все-таки перешел и немного задержался?

– Привет, Ева, – со стороны параллельного класса подошел Влад. У него были светлые, небрежно взъерошенные, волосы и голубые глаза, которые внимательно изучали девушку. – Рад тебя видеть, Кира, – вежливо улыбнулся юноша. Затем он посмотрел на классную руководительницу. – Здравствуйте, Анна Александровна.

– Здравствуй, Влад, – отвлеченно отозвалась та. – С твоими документами все хорошо, скоро сможешь перейти в наш класс.

– Да? Странно. Мне Галина Николаевна сказала, что я с этого дня учусь у Вас, – озадаченно сообщил парень.

– Значит, там что-то напутали. Вас же несколько человек перевелось, – вспоминала женщина, задумчиво прищурившись. – Тебя вижу, Настю вижу, а этого придурка нет.

– А что, неужели кто-то еще перешел? – от неожиданности Ева неуклюже оступилась и локтем случайно задела Киру. Подруга недовольно покосилась на девушку, и та, в свою очередь, невинно улыбнулась и пожала плечами.

И точно в тот момент на горизонте появилась та самая проблема, которая опаздывала уже на пятнадцать минут. Ева с негодованием посмотрела на спешивший силуэт у школьных ворот. Она нутром почувствовала, что это был тот, кого все ждали. В черном пальто, в высоких сапогах и обтягивавших серых скинни. Он носил очки в толстой оправе. Резкие черты лица с острыми скулами не прибавляли ему привлекательности. Ева нахмурилась, попытавшись вспомнить, кем являлся этот человек. Она смутно припоминала, что он был из «Б» класса, а еще, кажется, у него с речью было что-то не так…

Парень шел по лужам большими шагами. На плече у него висела тонкая кожаная сумка, которая постоянно соскальзывала, и он ее каждый раз поправлял, при этом раздраженно вздыхая.

– Здравствуйте, – четко произнес парень, почти по буквам, грубоватым голосом.

– Твою мать, Марк! – сильнее разозлилась Анна Александровна. – Как можно так опаздывать? Ты хоть представляешь, что могло бы произойти, если бы ты не пришел вовсе?!

Точно! Ева вспомнила его. Марк Зильберштейн, чудаковатый немец. Кажется, девушка когда-то даже общалась с ним, наверное, в первом классе, пока его не перевели в параллель, которая была проще с точки зрения требования учителей. Насколько она знала, то причиной послужило то, что он плохо знал русский язык.

– Простите, что задержался, – в речи Марка чувствовался тот акцент, который он усиленно скрывал.

– У тебя что-то случилось? – учтиво поинтересовался Влад, глядя на своего одноклассника. Парень всегда относился ко всем с уважением, старался не ввязываться в конфликты и драки.

Взгляд Марка метнулся в его сторону и стал мгновенно надменным и презрительным:

– Я просто не хотел приходить.

Влад обессиленно вздохнул и сообщил, что пойдет к бывшей классной руководительнице, Галине Николаевне – учительнице по географии, чтобы выяснить, с каким классом ему находиться. Оказавшись в толпе рядом с Кирой, Еве хотелось поговорить о том, что будет после такого внезапного пополнения. Но вместо этого Саванова наклонилась к приятельнице и, прямо на ухо, прошептала:

– Этот маньяк пожирает тебя глазами, – это было настолько зловеще, что девушка слегка напряглась. Она попыталась как можно незаметнее посмотреть на Марка. Вблизи были заметны небольшие шрамы на его щеках, ближе к носу. Следы на коже напоминали царапины, с течением лет ставшие практически незаметными. Лишь яркий дневной свет выдавал их. Определенно, Марк уже тогда не понравился Еве, и она не хотела иметь с ним ничего общего.

Когда начали называть те классы, которые могли отправиться в школу, Анна Александровна забрала у ученицы табличку. Директор тем временем все что-то путала, и вышло так, что девятый «А» одним из последних покинул стадион. Влад так и не пришел к ним, но Ева получила от него SMS-сообщение, что, мол, скорее всего, он присоединится со следующего дня. Это была неплохая новость.

– Так, Влад придет к нам завтра, – радостно сообщила девушка подруге. Но также это услышал шедший неподалеку Марк. «Уши греет», – подумала Романова и сделала небольшой шаг в сторону от него. Марк обреченно закатил глаза, усмехнувшись, и как-то невнятно прокомментировал восторг.

– Шикардос. Так, может, позовем его сегодня пройтись? – предложила Кира. Ева пожала плечами и, улыбнувшись, согласилась.

Оказалось, что Анна Александровна уже составила план посадки, учитывая всех новичков, ну, кроме Влада. Конечно, сначала классу всегда доверяли рассесться «по любви», как говорила учительница по математике Майя Ивановна, но в этот раз все накрылось из-за вечно болтавшего Егора. Он говорил всегда и везде, вне зависимости от того, кто находился поблизости. Вернее, как все вышло: Марк решил в полном одиночестве спрятаться за пятой партой у стены. Он убрал выданные учебники в большой красный пакет с белой надписью «Твоё». По доброй воле с Егором никто не захотел сесть, и он сам пристроился к недружелюбному новенькому. Тот, в свою очередь, был молчалив, не желая разговаривать вообще. Тем временем, Анна Александровна диктовала правила заполнения дневника на этот год.

– Можно сокращать имена учителей? – спросила Сурикова со второй парты. У нее были длинные шоколадного цвета волосы и рябая кожа. Увидев ее, Марк поморщился и что-то буркнул, похоже, по-немецки выругался.

– Да, конечно, – разрешила учительница, не посмотрев на класс.

– Тогда я вас запишу как Анна Александр, – улыбнулся Егор, вполоборота сидевший к Зильберштейну.

По классу прокатился смешок. Анна Александровна усмехнулась и продолжила диктовать необходимую информацию.

Ева слушала рассказ Киры о том, как та провела лето. Что-то о походах в соседнюю деревню, поездке в лагерь с «Эдельвейсом». Девушка не вслушивалась в названия, но это никак не помешало уловить ей соль: Кира нравилась какому-то Андрею, но та начала встречаться с Олегом, у которого до этого был роман с Лизой, которая стала девушкой Кости, с которым целовалась Кира в поезде на второй полке, из-за чего очень расстроился какой-то Андрей. Вечная молодость. Кто все эти люди? Когда Ева во всем разобралась, она кивнула и оглянулась. Марк сидел, уткнувшись носом в тетрадь, а Егор что-то ему говорил и, судя по всему, неприятное. Казалось, что еще немного, и немец ему врежет.

Шум в классе нарастал, и учительница сделала, по ее словам, последнее замечание перед тем, как рассадить всех по-своему. Кира и Ева разом притихли. Маловероятно, что их могли оставить сидеть вместе.

Предельной выходкой стало то, что Егор совсем достал Марка. Немец резко залепил тому пощечину и, встав, начал собирать свои вещи в сумку:

– Я не хочу быть с ним сидеть, – произнес он и посмотрел на Анну Александровну.

– Научись разговаривать. Ты чо, нерусский? – засмеялся Егор, нисколько не обратив внимания на удар.

– Меня зовут Марк Отто Зильберштейн. Я из Берлина. Мой язык родной германский, – перечисляя, парень загибал пальцы. Кто-то в классе поправил его на «немецкий», – мне нужно учить русский и жить в России, это очень непросто, и я не намерен бесплатно и добровольно общаться с таким, как вы, – он вновь повернулся к Егору и указал на него. – Спроси меня, сколько я русский, я объясню проще и не здесь.

Кто-то в классе даже восхитился такому отпору, но в массе своей Марк опять никому не понравился. Почему опять? Анна Александровна припоминала, как руководительница параллельного класса рассказывала о том, что Марк – проблемный ребенок из-за своего дрянного характера. Ему невероятно сложно найти общий язык с людьми, особенно со сверстниками. Прежде с ним никто не дружил, его не любили, поэтому он стремился как можно лучше учиться и перейти в другой, более продвинутый, класс, будто от этого могло что-то измениться. «А» класс был не намного лучше «Б», но там были нормальные люди вроде Евы и Киры, так что у учительниц не было сомнений, что с Марком еще не все потеряно, и Анна Александровна, не зная толком Зильберштейна, списала все на «трудный возраст».

Но, как ни крути, свой класс Анна Александровна любила и не хотела, чтобы у него начались еще большие проблемы из-за новичков. Учительнице было около двадцати пяти лет, и она была одной из самых молодых в школьном коллективе. Ранее она сама училась в школе Зверя, теперь же, получая второе высшее, она работала учителем. Ученики ее очень любили и пытались не осложнять ей карьеру, но были «Егоры»…

– Егор, пошел за последнюю парту, – с этого все и началось. Анна Александровна вышла из-за стола и оглядела класс, затем взяла со стола распечатку.

– Ну, блин, Анна Санна, – возмутился Егор. Все могло принять и другой оборот, возможно, между мальчишками даже могла начаться драка, но буря обошла стороной. Временно.

Вскоре Кира «переехала» от Евы. Девчонки не особо расстроились – к тому моменту они уже успели обсудить самые важные события за лето. С соседом красноволосой повезло больше – ее посадили рядом с Димой, который постоянно болел.

Еве Марк не понравился с первого взгляда, и какого ей было узнать, что теперь он должен сидеть с ней. Но сам Марк, кажется, был очень даже доволен таким раскладом. Тогда у девушки проснулась определенная ненависть к однокласснику, который в первый же день выпендрился.

– И так сидеть на всех уроках, – произнесла учительница, после чего начался вводный урок в программу девятого класса.

Сперва Марк вел себя достаточно тихо, только изредка поглядывал на Романову, которая безуспешно старалась не замечать его.

– Ты Ива, ja[4]? – спросил шепотом Марк, когда Ева записывала в тетрадь дату.

– Ева, – тактично поправила девушка, – но, в общем, ты прав.

– Я знаю, – украдкой кивнул он. – Это… Привет. Ты меня, наверное, не помнишь… Я Марк. Марк Зильберштейн, – смутившись, представился юноша. Конечно, у Евы же память как у золотой рыбки – около трех секунд – и она уже забыла грандиозную речь нового одноклассника.

– Мы с тобой учились вместе в первом классе, верно? – неуверенно предположила девушка, полагая, что ответ близок к истине.

– Да-да. Мы были за одной партой.

– Приятно, что ты меня не забыл, – в ответ парень благосклонно кивнул. – Что вы там с Егором не поделили? – дружелюбно поинтересовалась Ева. Ей не хотелось демонстрировать неприязнь и тем самым портить первое впечатление.

– Не подумав, он говорит много лишнего, – и следом за этим он глянул на задиру, после чего добавил: – Причем, насколько мне известно, он всех достает, ja?

– Есть такое, – подтвердила Романова. – У вас с ним еще хорошо закончилось.

Марк вновь кивнул и начал что-то записывать в тетрадь по русскому. До девушки не сразу дошло, что классу выдали упражнение. Она зачарованно смотрела, как Зильберштейн аккуратно записывал предложения из учебника. Ева стала быстро списывать у него, даже не задумываясь о грамматике и орфографии, тем временем полностью погрузившись в свои мысли.

На такой ноте начался новый учебный год, который Ева распланировала чуть ли не до мелочей. Она будет заниматься с репетиторами, учить материалы к экзаменам. Ева морально готовилась к следующему уроку – английскому, на котором она точно не пересечется с подругой, поскольку та находилась в другой группе, изучавшей немецкий. Тогда Еве стало очевидно, что Марка она также не увидит, он же немец и, вероятно, захочет где-нибудь поговорить на родном языке. Значит, на уроках английского у нее получится больше времени проводить с Владом, который будет заниматься с ней в одной группе. Да, такой расклад ей однозначно больше нравился.

– Как пишется слово «облоко»? – внезапно спросил Марк, отвлекая девушку от сладких мечтаний о Владе.

– Об-ла-ко, – по слогам продиктовала та в ответ.

– Danke schn[5], – и он опять уткнулся носом в тетрадь.

Урок русского языка прошел невероятно сонно. Записав домашнее задание с доски в дневник, Ева поспешила собрать вещи и покинуть кабинет. В коридоре было многолюдно, и, с трудом пробравшись сквозь толпу, Ева зашла в соседний кабинет, который был совершенно пустым. Девушка уселась на свое место за первой партой перед учительским столом и разложила перед собой школьные принадлежности. Именно в этом году ей предстояло стать особенно внимательной, поэтому на уроках нельзя было отвлекаться. Перспектива не самая приятная, но отступать некуда.

Достав телефон из кармана, Ева поглядела на часы. Как правило, она всегда приходила раньше всех. Пунктуальность Марка окончательно дала трещину и утонула как Титаник в глазах единственного ценителя немецкой педантичности, когда тот в очередной раз опоздал. Он остановился возле двери и, задумавшись, уставился на свободные места. Лукаво усмехнувшись, парень снял сумку с плеча и подошел к Еве.

Из суеверия она никогда не сидела на первом варианте, так как считала, что второй ей приносит удачу. Все ее места были расположены возле прохода. И, стоило ей увидеть ожидавшего Марка, как она недовольно встала со стула и пропустила юношу к окну. Тот хмыкнул, проходя к своему новому месту, и, усевшись на него, Марк сказал нечто невнятное насчет привычек.

– Почему ты не в группе немецкого языка? – вполголоса поинтересовалась Ева, когда Марк достал из сумки относительно небольшой плеер вместе с наушниками.

– Было бы несправедливо к моим одногруппникам, немецкий я знаю лучше учителя, – без улыбки заявил Зильберштейн. – Не хотелось бы мне разочаровываться в том, как здесь учат mein[6]язык. Невелика потеря – стану лучшим в английском.

Романова поняла, что с одноклассником будет не так просто находиться в одном обществе. Он был грубоватым, несколько нахальным, чрезвычайно самоуверенным. А еще у него была, благодаря акценту, своеобразная манера речи, которая кого-то могла раздражать, а кому-то казаться забавным лепетом.

Взгляд Марка довольно часто останавливался на Еве, пристально изучая ее. Она была красивой, очаровательной девушкой. Нежные утонченные черты лица, должно быть, мягкие, наощупь, губы. Длинные волнистые шоколадные волосы еще ни разу не знали краски. Она была красива природной красотой, такой, о которой можно было только мечтать. Казалось, они с Владом действительно друг другу подходили, вот только лишь некоторые могли поспорить насчет этого, но пока она не догадывалась, кем могли быть эти спорщики.

Таким образом, Марк и Ева весь день просидели вместе. Анна Александровна первое время точно следила бы за рассадкой, поэтому они должны были быть соседями по парте. Иногда немец что-то комментировал в присутствии соседки, но уже после та стала замечать, что кроме нее тот больше ни с кем не заговорил.

На большой перемене после пятого урока Кира и Ева сидели у столовой на парапете, за которым размещалось некое подобие зимнего сада.

– Ты Влада не видела? – спросила Ева, попивая апельсиновый сок. Уже которую перемену она хотела повстречать своего приятеля, чтобы позвать на желанную прогулку, но безрезультатно.

– Не-а, – пожала плечами та. – Дай попить, – подруга протянула красноволосой бутылку с соком. – Спасибо. А вообще можно спросить у Юры, они вроде друзья.

– Это тот странный? – предположила Романова, Кира в ответ кивнула. – Да ладно? Никога бы не подумала, что они общаются. Я бы сказала, что типаж Юры ближе к Марку. Вот они бы дополнили друг друга стопроцентно.

– Точно, они оба какие-то странные, – согласилась Кира и засмеялась.

В это же время Марк сидел на лавке на третьем этаже рядом с кабинетом алгебры, где должен будет пройти последний урок. Нацепив старые наушники, парень слушал Placebo и наблюдал за окружающими. Громкость он поставил самую высокую и практически перестал следить за часами. В одиночестве ему было невероятно комфортно, так, будто музыка служила барьером от внешнего мира. Единственное, чего ему хотелось больше всего, так это оказаться дома и не видеть всех этих недалеких, посредственных людей. Марк нахмурился, обозлившись на собственные мысли, но стоило ему увидеть Еву, которая с Кирой проходила мимо него, он успокоился. Не так все плохо в этой чертовой школе Зверя. Парень стянул наушники за провода и, обмотав ими плеер, выключил проигрыватель и посмотрел на дверь, возле которой собрались одноклассники. Через полминуты прозвенел звонок, и Марк поспешил за Евой, которая что-то активно обсуждала с Кирой. Во время урока Саванова незаметно пересела за спины ребят и начала донимать подругу вопросами.

– На территории школы запретили курить, – Ева цитировала сообщение от Анны Александровны, – и за этим будут следить. На сей момент никаких серьезных последствий это не возымело.

– Блин, ну… – протянула Кира. – Эт самое… Что за дискриминация? Отойдем немного.

– Пошли к руинам школы, – хитро ухмыльнувшись, предложила Ева. – Давно мы там не были.

– Точно, – подтвердила Кира. – Как раз после уроков, да?

– Бинго! – по-детски захлопала в ладоши Романова.

Какое-то время Марк задумчиво молчал, слушая их разговор, но затем, когда подруги замолкли, сказал:

– Red Head[7], Ива, – своеобразным способом обратился к девушкам Марк. Кира удивленно вскинула бровь, что считалось ее фишкой. У нее были яркие черные брови в виде домиков. – Вы не будете возражать, если я прогуляюсь вместе с вами? – и девчонки переглянулись.

Сама того не заметив, Ева мысленно начала рисовать портрет Марка, который каждым своим словом или действием почему-то стал интриговать. Девушке было невероятно сложно охарактеризовать его. Начитавшись книг по психологии, обычно Ева в легкую справлялась с подобной задачей, но Зильберштейн был не так-то прост. Еще совсем незнакомый мутный персонаж, и, чтобы узнать его лучше, она бы, возможно, пообщалась с ним.

– Да, конечно, – одобрила Red Head, исподлобья посмотрев на Еву. – Ты не против, Иви? – передразнила подругу та.

– Хорошо.

И тогда, казалось, урок начал протекать во много раз быстрее. Ева вернулась в реальный мир, когда на доске появилось домашнее задание.

В тот год в школе Зверя первое сентября было сделано полноценным учебным днем. Ева устала из-за недосыпа, и ей хотелось как можно скорее лечь спать, но отменять намеченную прогулку было поздно, тем более, Кира будет курить.

Итак, а теперь небольшое пояснение. В семье Романовой все всегда курили, а сама она не хотела становиться зависимой от вредной привычки. Ей просто нравился запах табака. С эстетической точки зрения она считала это красивым действом. Возле раздевалки Ева быстро нацепила свою бежевую куртку.

Марк застегнул пальто и перекинул сумку через плечо, взявшись после за ее ремень. Где-то было сказано, что так делают только неуверенные в себе девушки. Хм. Марк? Дольше всех собиралась Кира, которая минут пять возилась с молнией, радуясь, что скоро покурит. В то время немец молчал, ничего не говорил, и Еве стало интересно – курит ли он. Внешне судить об этом сложно, поскольку он не был похож на тех, у кого рано возникают гадкие пристрастия; в плане воспитания, должно быть, он не был таким. Вот Кира совсем другое дело: она не походила на прилежную ученицу с пятого класса, но училась довольно прилично, особенно ей давалась математика.

Руины старой школы находились по соседству. Они были обнесены забором, высотой около трех метров. Участок лет пять никем не был охраняем и совсем зарос. Городские власти потеряли к нему интерес. Кира и Ева очень любили сюда приходить, например, в конце мая. Девушки скучали по тому времени, когда они гуляли по любимому району с фотоаппаратом.

Покинув пределы родной школы, ребята направились к развалинам. И вроде шли они вместе, но, с другой стороны, Марк шел немного поодаль от подруг, спрятав руки в карманы. Взглядом изучал землю под ногами. В его глазах можно было прочесть необъяснимую тоску, причины которой были известны лишь ему одному.

Еве было не по себе от молчания своих попутчиков, и, более не выдержав тишины, она заговорила:

– Говорят, то была школа то ли 900, то ли 859, – Марк заинтересованно посмотрел на Романову, а Кира кивнула, подтверждая факт. – Там в 1995 году произошел взрыв… или даже пожар, никто точно не знает.

– Смотря на характер развалин, смею предположить, что это был взрыв, после которого начался пожар, – высказал свою точку зрения Марк и покачал головой. – Правда… почему?

– Не знаю. Если покопаться в школьных легендах, думаю, можно найти что-нибудь, и, как мне кажется, это «что-нибудь», – Ева пальцами показала кавычки, – непременно связано со школой Зверя, – зловещим шепотом добавила она.

– Школа Зверя? – удивился парень. – Никогда не силы… – и тут Романова оборвала его:

– Наша школа. У нас ее так называют. Насколько я знаю – из-за номера, – мягко пояснила она, и парень послушно кивнул, – но мне кажется, что даже за названием кроется какая-нибудь тайна, очередная легенда, о которой толком никто не знает.

– Verstehen[8].

Только не было досказано, что, согласно местной мифологии, этот взрыв пришелся именно на первое сентября двенадцать лет назад.

В эту субботу все ученики выглядели особенно подавленными, но никто не подавал вида.

Из-за ночных дождей на улице уже создавалось ощущение осени. Ева взобралась на невысокий бордюрчик и, руками поддерживая равновесие, обходила лужи. Время от времени ее рука опускалась на плечо Киры, которая шла по сухому краю. В отличие от них Марк шел прямо по лужам. У его сапог была высокая подошва.

Ворота Школы-на-Руинах, как ее называли в районе, отворились от сильного порыва ветра. Первые опавшие листья поднялись и пролетели над головами ребят. Ева вздрогнула, проникнувшись местной аномальной атмосферой. Про заброшенную школу ходило историй чуть ли не больше, чем про школу Зверя. Байки про пожары и взрывы, досужие вымыслы всезнающих горожан, да что душе угодно, могло дополнить и без того многочисленные городские легенды. Многие, кто учился в той школе долгое время, сходили с ума, поэтому почти не было людей, кто отучился там от начала до конца. Об этом рассказывала мать Киры, которая проучилась там год, будучи девятиклассницей. Тогда было три девятых класса, тридцать человек из которых перешли на время реконструкции из школы Зверя в ту, что now ruined[9]. Заведение было неплохим, конечно, не таким престижным, каким в далеком прошлом являлась школа Зверя. Кроме того, в Школе-на-Руинах вместе учились обычные нормальные ребята и сумасшедшие личности. Разве все вместе это good[10]? Нормальные же ученики сходили с ума. Даже Жанна – мама Киры – одна из самых адекватных людей, а их было немного, которых знала Ева – говорила, что иногда там слышался гул, так и оставшийся многими незамеченным.

– Ура, наконец-то я покурю! – все радовалась красноволосая, когда нынешние девятиклассники остановились перед разрушенным крыльцом.

Лучше всего сохранился первый этаж. В некоторых комнатах стены были почти целыми. Виднелась лестница на второй этаж, дышавший на ладан. От третьего этажа совсем ничего не осталось, как и от крыши. Повсюду птичий помет и разлагавшиеся голубиные тушки.

«Интересно, а что в подвале?» – мельком подумала Ева, приметив в тени люк, уходивший куда-то под школу. Тогда ей показалось, что именно с ним связана очередная городская легенда, о которой еще зайдет речь. Единственное, что могу сказать наверняка – Ева казалось правильной.

Кира сунула сигарету в зубы и, вопросительно посмотрев на подругу, протянула той пачку Winston. Точно в тот же момент Марк протянул Романовой Marlboro. И вроде следовало отказаться, но ей отчего-то показалось безумно милым, что Марк тоже предложил ей закурить. Пачка была красно-белого цвета, и табак, судя по запаху, был крепок. Ева взяла сигарету в руки и с непониманием покрутила ее перед лицом. Марк усмехнулся и забрал ее обратно, после чего прикурил две одновременно, заботливо вернув девушке дымившуюся сигарету.

Закурив, Кира посмотрела на часы, которые брат привез ей из Италии:

– Ой, – охнула она, – скоро пойду домой, у меня же сегодня танцы – надо подготовиться, а то если опоздаю, Саша меня прибьет, – пояснила Саванова. Саша была ее тренером.

– Удачи, Red Head, – затягиваясь, произнес Марк. У него были тонкие длинные для парня пальцы, как у пианиста или вора-медвежатника. – Ив, – он повернулся к Романовой, – думаю, мы еще погуляем?

– Да… конечно, – согласилась та, удивленно посмотрев на подружку, которая лукаво улыбалась.

Вскоре на руинах школы стало еще более жутко. Сделав затяжку, Ева с непривычки закашлялась. Кира курила довольно-таки медленно, вдумчиво, полностью погрузившись в свои мысли. Саванова выглядела как молодая дама полусвета тридцатых годов прошлого века, – для полноты картины ей не хватало к сигарете мундштука; Ева же старалась покурить как можно быстрее, чтобы запах не впитался в волосы.

Через несколько минут Red Head собралась с силами и пошла домой готовиться к спортивным танцам, которыми она занималась пятый год. Ребята хотели ее проводить, но та отказалась, аргументировав это как: «Я от вас устала, да и вообще, я вас не знаю, люди».

С уходом Киры наступило неловкое молчание. Такое, что Марк, несмотря на то, что после школы, как правило, выкуривал одну сигарету, потянулся вновь за Marlboro.

– Не кури много – вредно, – заботливо сообщила девушка, хотя понимала, что сказала полную чушь. Никто уже не прислушивался к социальной рекламе борьбы с курением. Марк, чего следовало ожидать, проигнорировал ее слова и закурил, ухмыляясь. – Почему ты решил перейти к нам? Ну, именно в девятом классе, практически перед экзаменами. А не за год до этого или уже после?

– Так было надо, – отрешенно отозвался парень. – Я даже не думал, что кто-то обратит на это внимание.

– Влад сказал почти то же самое.

– Берднев? – с неким недоверием уточнил Марк.

– Да-да, он самый, – активно закивала Ева. – Правда, он рассказывал, что больше никто не перейдет, кроме него и Насти.

– Прелестно, – фыркнул немец.

– Слушай, а ты когда-нибудь слышал легенду о центрифуге, которая никогда не остановится? – воодушевленно поинтересовалась девушка, осмотревшись. Молчание в столь загадочном месте ее гнело. Вокруг никого не было, словно все люди спрятались по домам. Несмотря на то, что Марк так и не ответил на заданный вопрос, они не закончили тему.

Показалось, что что-то где-то щелкнуло, будто механизм огромных часов с шестеренками. Затем оглушительно запищало. Именно так бы звучал ультразвук. Ева ничего не услышала, но с тревогой, для нее необъяснимой, начала оглядываться, а Марк от боли плотно закрыл уши руками и зажмурился. Изо рта выпала недокуренная сигарета.

– Что такое? – встревожилась Ева, кинувшись к однокласснику. Тот склонился над землей. Романова крепко взяла его за плечи, помогая устоять на ногах. – Марк, что с тобой?

Для парня мир сходил с ума чуть ли не на глазах – все плыло, рябило, то появлялось, то исчезало. Сердце сжалось в комок разрывавшегося страха. Это было заложено на инстинктивном уровне. Опасность. Напряжение внутри нарастало, но все прекратилось также быстро, как и началось. Марк неуверенно выпрямился, опустил руки и огляделся. Взгляд у него стал затравленным. Таким его Ева впоследствии видела лишь единожды.

– Молодежь, валите отсюда, а то в ментовку позвоню, – прокричал ребятам за забором мимо проходивший мужчина пятидесяти лет.

Ева автоматически потянула Марка за рукав. Его состояние почти стабилизировалось, когда они покинули Школу-на-Руинах.

– Центрифуга никогда не остановится, – шепотом произнесла Ева и отвела взгляд. Когда они оказались за воротами, немного помедлив, девушка отпустила рукав одноклассника. – С тобой все в порядке? Что это было?

– Сгоревшая школа или взорванная бензоколонка всегда как-то так влияет на меня. Несколько раз падал в самолете и то спокойней себя чувствовал! А стоит мне приблизиться к чему-нибудь поломанному, так моя голова готова разрушиться! Как будто само здание – я, – оправдывался Зильберштейн. – Я недавно подумал… Может, тебя своими силами транспортировать к дому?

Ноль – два. Как запечь ногу, сохранив витамины

• You’re just a sad song with nothing to say
• About a lifelong wait for a hospital stay
• And if you think that I’m wrong
• This never meant nothing to ya

(My Chemical Romance – «Disenchanted»)[11]

Октябрь. 2007 год.

Прогресс – дело странное, особенно если дело касается школы Зверя. Новым директором постепенно внедрялись своеобразные новшества – например, торжества, которые ранее никто не праздновал. Об этих переменах все, даже учителя, узнавали в самый последний момент, когда срочно нужно было подготовить какой-либо номер. Но, пожалуй, начнем с эпизода, когда в класс перешел Влад. Позднее, чем планировалось, но тоже было неплохо, во всяком случае, так решила Ева.

Анна Александровна разрешила ему сесть на любое свободное место, поскольку план посадки должен был измениться после осенних каникул, на которые в школе были определенные виды.

– Привет, Ева, – радостно подсев к Романовой, поздоровался Влад. Он был одет в полосатую синюю толстовку, джинсы и идеально белые кеды. От юноши всегда пахло чем-то напоминавшим скошенную траву. То, как пахнет от человека, для девушки играло огромную роль – она была тем еще парфманьяком. – Свободно?

– Вроде как… да, – девушка на мгновение задумалась. По сути, Марк всегда опаздывал, вот ему и наказание за это. Как говорится: «Кто не успел, тот опоздал».

– Отлично, – улыбнулся Влад, но тут дверь кабинета распахнулась, и на пороге показался Зильберштейн (он выглядел настолько сурово, что ему не хватало топора).

Стиль Марка всегда казался немного странным. Необычным. Даже в помещениях он носил сапоги, и каждый раз они были разными. В этот раз обувь была черной лаковой, прошитой красной строчкой. Скинни были расцветки городского милитари. «Похоже, он не знает, как должны одеваться нормальные парни», – с легким укором подумала Романова, продолжая изучать внешний вид одноклассника. Марк, как молодая девушка, никогда два дня подряд не приходил в одном и том же. Поверх черной майки была надета клетчатая красная рубашка. Парень не совсем вписывался в коллектив девятого «А» класса. Зильберштейн мало с кем пересекался, лишь с Евой, поскольку та была соседкой по парте, и изредка с Кирой, так как та была подругой Евы.

– Берднев, – возмущенно начал Марк, – какого ты тут делаешь? С Ивой сижу я, – заявил немец и поставил на парту свою сумку, но та оказалась слишком тонкой и завалилась на бок.

– О Марк… Божественный луч света разозлен, прости нас, непокорных, – натянуто улыбнувшись, выговорила Ева и отвернулась от одноклассников.

– Вы прощены, – с абсолютным равнодушием произнес парень. – А теперь будь добр, свали.

– Не кипешуй, Марк. Я не только уступлю тебе твое место, но и не затрону твои сложности с сарказмом, – Влад лукаво улыбнулся. – Эй, Кира?

– Что? – откликнулась девушка, и ее глаза встретились с серьезным взглядом Влада. Совсем немного они играли в гляделки, но потом девушка сдалась и засмеялась.

– Я сяду с тобой?

– Садись, конечно, – разрешила Кира. – Дима все равно болеет.

Тем временем Ева с некой завистью наблюдала за ребятами, пока Марк разбирал содержимое сумки. На тот момент в классе почти все собрались, не хватало только Анны Александровны, которая в последнее время была загружена предстоявшими экзаменами своего класса. В кабинете царил гам, всем было весело, несмотря на постепенно приближавшийся первый пробник.

– А почему у меня тяжелые отношения с сарказмом? – через несколько минут поинтересовался Зильберштейн, переварив полученную информацию.

– Потому что не всем везет со мной как тебе, Марк, – хмыкнула Романова, доставая учебники.

Уроки с Марком всегда проходили разнообразно. На русском он обычно спрашивал, как пишется то или иное слово. На литературе он часто едко комментировал произведения и рассказы учительницы из жизни (временами на литературе мы отходили от темы урока и обсуждали что-то другое). Будучи кошмарным циником, Марк частенько раздражал Еву. Он предвзято относился к людям, позже Романова предположила, что помимо этого он является мизантропом. По характеру он был схож с учительницей по биологии и химии, Ниной Матвеевной, уроки которой ему, в принципе, нравились, но если была бы возможность, он с радостью стал бы прогуливать все подряд. Единственным предметом, на котором Зильберштейн вел себя примерно и был образцом для подражания, была химия. Ему нравились химические уравнения, но больше всего он любил опыты. Его глаза загорались детской радостью, когда Нина Матвеевна говорила: «А сейчас мы посмотрим, как то-то и то-то вступают в реакцию». Вместо «то-то» мы, естественно, что-то подставляем, хоть H₂O или даже H₂SO₄. Кстати, хотелось бы сказать буквально несколько слов об этой чудо-женщине.

Стаж работы Нина Матвеевны был уже лет так двадцать. В седьмом классе училась ее младшая дочь, Анечка, которая была поразительно похожа на мать. Нине Матвеевне было около сорока-сорока пяти лет, у нее были каштановые волосы, судя по всему, крашенные, с тонкой мелированной прядью. У каждого учителя школы Зверя была своя, скажем так, мулечка, у Нины Матвеевны, например, было требование справки за минимальный пропуск – три дня. Будучи в ее классе, пришлось раз и навсегда уяснить – никогда не пропускай ее уроки, тебе же лучше будет.

Впрочем, Еве определенно нравилось то, как обычно начинался урок химии: «А сейчас Зильберштейн нам расскажет…». Это чрезвычайно классно быть не хуже учителя.

Через какое-то время Романова смирилась, что сидит с Марком, но вскоре он стал кидать в ее сторону нелестные комментарии и замечания.

– Как пишется «сдесь»? – в привычной для себя манере спросил немец. Для Евы урок, где надо было много писать, без вопроса от Марка, переставал быть нормальным. Закатив глаза, Ева ответила:

– Здесь. В начале «з».

– Спасибо. Кстати, у тебя интересный почерк, – как-то заметил парень, и только Ева хотела поблагодарить его, как Марк продолжил: – В одной книге я видел, что такой бывает только у шизофреников.

– Спасибо, Марк. Куда бы я без тебя. Твои слова так много для меня значат, – с сарказмом сказала Ева, но юноша принял ее слова за чистую монету:

– Пожалуй, ты была бы самой милой больной, кто я видел, – виновато ответил тот.

– Маркуш, познакомься с сарказмом, – с натянутой улыбкой произнесла девушка. – Я смотрю, ты превосходно находишь общий язык с психбольными.

– Пф. В следующий раз предупреждай хотя бы, – раздосадовано буркнул Марк.

– Мне что, надо показывать табличку «Сарказм» каждый раз, когда я открываю рот? И да, «кого я видел», хорошо?

– Да, – кивнув, хмуро согласился одноклассник. – Постой. У тебя есть табличка «Сарказм»?

Вот с чего мы начали разговор; прогресс – дело тонкое, сейчас поясню. Время близилось к очередному пробнику ГИА по русскому языку, а за ним осенние каникулы, на которых планировалась поездка классом в другой город. Ева переживала, как она сдаст тестирование, а у Марка не было сомнений, что он завалит. К своим результатам он относился стоически. Конечно, в таком случае ему не видать поездки, но она, по его мнению, не стоила того, чтобы из-за нее надрывать здоровье и мозги.

За долгое время Марк впервые пришел раньше соседки по парте. Его это немного озадачило. Первая мысль, которая его посетила, была о том, что, мол, она могла заболеть; нервы, нервы… В классе все знали о серьезном отношении Евы к подготовительным курсам и экзаменам. Также Марк понимал, что Романова ни за что не стала бы прогуливать.

– Марк, ты не видел Еву? – высоковатым голоском спросила Татьяна, одноклассница. У нее были осветленные волосы и стройная фигура. Училась она прилично и с пеленок дружила с Кирой.

– Опаздывает, – пожал плечами Марк.

– Да нет же! – недовольно воскликнула Таня. Она была старостой с пятого класса, и все ее «ценили» за болтливость и лисью хитрость. Считалось, что ей вообще нельзя доверять. – Я когда в школу шла, услышала у поликлиники сирену. Ева же там живет?

– Ну, да, а мой дом напротив, – озадаченно сообщил Зильберштейн. – Никакой аларма не было…Погоди, ты намекаешь на то, что с Ивой могло что-то случиться?

– С Ивой? – недоуменно переспросила блондинка.

– Ну, Евой, хотя намного лучшее звучит Ива.