Русский бунт. Все смуты, мятежи, революции фон Паль Лин

Год 1830. Чумной бунт в Севастополе

В России на польские события наложились две эпидемии, и они вызвали у населения гораздо больше страхов и толков, чем объявленная императором «польская зараза».

Первое несчастье случилось в южном Севастополе, куда приходили задействованные в очередной войне с турками эскадры. Прибывающие с фронта солдаты и моряки приносили на родину чумную заразу. И с лета 1828 года вспышки чумы начались по всему югу России. Поскольку Севастополь считался городом стратегического значения, в нем сразу же ввели карантин. Поначалу это были обычные заставы, контролировавшие приток и отток населения. Посты стояли больше для формальности, потому что никакой особенной роли в предотвращении эпидемии не играли. Но летом 1829 года карантинные меры были усилены: теперь караульные не просто смотрели, чтобы в город не проехали заведомо больные, но попросту помещали всех въезжающих в город в карантин на 2–3 недели.

Разумеется, эта мера сработала на сто процентов: крестьяне стали избегать поездок в Севастополь, а вместе с крестьянами сразу оскудел севастопольский рынок, и запасы продовольствия стали стремительно истощаться. В самом городе любому заболевшему простой простудой тоже грозил карантин. Госпитали, куда отправляли всех без разбора, были переполнены и сами стали рассадниками болезней. Чиновники, отвечавшие за карантинную службу, замечательно обогащались: за определенную мзду карантина можно было избежать (возможно, даже имея все признаки чумы). Такая «чудесная» организация противочумных мер тяжелее всего ударила по беднякам, которые стали умирать и от заразы, и от голода. Вымирание Севастополя встревожило Петербург, послали комиссию. Комиссия вскрыла мздоимство. Тут же в полном составе она была отозвана, а карантин еще больше ужесточен.

Прибывающие с фронта солдаты и моряки приносили на родину чумную заразу. И с лета 1828 года вспышки чумы начались по всему югу России. Поскольку Севастополь считался городом стратегического значения, в нем сразу же ввели карантин.

В марте 1830 года севастопольцам запретили выходить из домов. Очевидно, эти меры дали какой-то результат, потому что в мае карантин частично отменили. То есть его полностью сняли в благоустроенной части города и продлили еще на неделю в Корабельной слободе, которая считалась рассадником инфекции. Поскольку инфекция среди этого беднейшего населения никуда не делась, по окончании недельного срока власти придумали оригинальное решение: продлить карантин еще на две недели и вывезти всю слободку за пределы города, где поселить в наспех сколоченных бараках.

Это распоряжение жители Корабельной слободы отказались исполнять, их поддержали матросы, имевшие в слободке родных и друзей. Пришедшие выводить жителей столкнулись с таким криком и сопротивлением, что срочно позвали на помощь контр-адмирала Скаловского и местного протопопа. Ни уговоры, ни увещевания не помогли. Тогда власти решили взять слободку в осаду. Прислали два батальона солдат. Народ заволновался и стал самоорганизовываться, то есть создавать боевые отряды и вооружаться – там, в слободке, было много отставных военных, они знали, как нужно действовать. Это страшно испугало военного губернатора Столыпина, он тут же отправил по городу усиленные патрули и взял под охрану собственный дом. Вот эта мера и стала последней каплей, переполнившей терпение севастопольцев.

Собралась огромная толпа, которая пошла не вести переговоры со Столыпиным, а брать его дом штурмом.

И это удалось. Губернатора вытащили и убили. Потом толпа взяла Адмиралтейство. К простому народу присоединились матросы, и вся эта масса начала сносить карантинные заставы, а потом двинулась освобождать Корабельную слободу.

Собралась огромная толпа, которая пошла не вести переговоры со Столыпиным, а брать его дом штурмом. И это удалось. Губернатора вытащили и убили. Потом толпа взяла Адмиралтейство. К простому народу присоединились матросы, и вся эта масса начала сносить карантинные заставы, а потом двинулась освобождать Корабельную слободу. Оцепление смяли, и солдаты тоже влились в ряды восставших. К ночи гарнизон города тоже перешел на их сторону, полиция попросту сбежала, и власти в Севастополе не стало. Толпа бродила по улицам, выволакивала из домов карантинных чиновников и офицеров, била их от души и требовала дать расписки, что чумы в городе нет и не будет. Назначенному на место убитого Столыпина Турчанинову пришлось, чтобы остаться в живых, срочно издать приказ, отменяющий все карантинные меры. А что ему еще оставалось? Народ сразу же успокоился и занялся своими делами.

Но перепуганные власти прислали стратегическому объекту военную помощь, и в город вошли войска. Тут же началось следствие, и семерых самых отчаянных крикунов приговорили к казни, еще тысячу отправили в каторгу, а больше четырех тысяч расселили по другим городам. Таков был результат этого бунта. А до того, что чума косила прочие, не стратегические южные городки, дела никому не было.

Год 1831. Холерный бунт в Старой Руссе

Холерные бунты прошли по всей стране, и – как раз во время польской смуты. Они охватили не только южные губернии, где холера была давним бичом, но затронули и столицу. Бунт 22 июня 1831 года в Санкт-Петербурге начался на Сенной площади, где был городской рынок. Там собралась огромная толпа, которая прямо с площади отправилась громить центральную холерную больницу, куда свозили заболевших со всего города. Почему? Да просто кто-то высказал мысль, что, пока этот рассадник не уничтожен, холера и расползется повсюду. Уничтожать рассадник и отправились. Генерал-губернатор Петербурга отреагировал мгновенно: на подходах к больнице он выставил войска. И как только бунтари попробовали пробиться к больнице, их встретили стволы, глядевшие прямо в глаза. Бунта, по большому счету, не состоялось, но наиболее мятежные души из города были тотчас же высланы.

Гораздо более серьезными бедами обернулись события в Старой Руссе в июле 1831 года. В городке были расквартированы военно-строительные части, которые легко поддавались слухам и всегда были готовы на неповиновение. Носителями слухов оказались те самые высланные из столицы простолюдины, которые ходили громить больницу. Именно от них в Старой Руссе и услышали, как доктора и офицеры «заводят холеру, чтобы всех уморить». И так, дескать, давят народ, отправляя воевать в Польшу, которая никому не нужна, так вот теперь решили еще и морить холерой. А зачем ставят карантинные заставы? Совсем не для того, чтобы не пустить холеру, а затем, чтобы всех заразить и не выпустить холеру, пока всех не убьет. А как заводят холеру? Да травят колодцы с водой – попьешь такой воды – и вот тебе холера. Не было застав – и холеры никакой не было. А еще начальники ездят специально и на дорогах разбрасывают яд – вот и вся холера. А доктора в больницах специально дают яд, чтобы народ быстрее помирал. И зазвучал призыв: не дадимся холере!

Холерные бунты прошли по всей стране, и– как раз во время польской смуты. Они охватили не только южные губернии, где холера была давним бичом, но затронули и столицу. Бунт 22 июня 1831 года в Санкт-Петербурге начался на Сенной площади, где был городской рынок.

Слухи распространялись стремительно. На улицах Старой Руссы мещане и солдаты стали хватать прохожих, которых можно было заподозрить во вредительстве, – для этого нужно было иметь интеллигентный вид или носить офицерскую форму. Полиция несчастных отбивала, разносчиков слухов ловила, но толку не было.

К ночи 22 июля для профилактики холеры в казармах десятого батальона, стоявшего за городской чертой, провели окуривание (таковы были тогда медицинские рекомендации), солдат вывели и приказали ночевать под открытым небом. Погода была плохая, так что к утру следующего дня несколько человек приболело. Прошел слух, что начали травить и солдат. Слух, как стало потом известно, распустил обиженный на начальство поручик Соколов. Ему, конечно, тут же поверили.

К вечеру солдаты собрались толпой и решили избивать отравителей и душегубов. Начали с капитана, не ответившего на окрик караульного, – потащили его в город, по дороге пограбили местные кабаки и стали целенаправленно искать и избивать граждан двух категорий – докторов и офицеров. Было уже довольно поздно. Лекаря Вагнера вытащили из постели и забили насмерть. Попробовавшего остановить толпу генерала Мевеса стащили на землю и били головой об камень, пока не умер. Полицмейстера, который пытался укрыться среди поленниц, долго мучили, потом тоже убили. Всю ночь с 23 на 24 июля толпа, с поручиком Соколовым во главе, грабила все, что попадалось по пути, – аптеку, потому что там точно яды, учреждения, потому что там начальство сидит и зло умышляет, частные дома и квартиры, потому что там прячутся лиходеи. Лиходеев хватали и пытали, потом сажали под арест. По всему городу стояли солдатские караулы. На вечер назначили публичные казни.

Утром слухи о событиях в Руссе дошли до Княжьего Двора, где стоял генерал Леонтьев. Он отправил в город майора Ясинского с солдатами, которому удалось легко сломить дух мятежников, освободить арестантов, а зачинщиков изловить и запереть под стражей. Но часть охваченных холерным безумием солдат разбежалась по округе, и везде, где они появлялись, начинались новые бунты, и с теми же результатами – погромы, истязания, убийства. Арестантов мятежники тащили на расправу в Старую Руссу, где Ясинский их принимал и освобождал, а мятежников определял под замок.

25 июля, ошеломленный размахом бунта, Леонтьев ввел в Старую Руссу войска, и волнение приостановилось. Первое, что Леонтьев сделал, – похоронил всех убитых. Второе – отправил мятежников под конвоем в Дубовицы. Между тем бунт к концу июля охватил Новгородскую губернию везде, где располагались военные поселения.

25 июля, ошеломленный размахом бунта, Леонтьев ввел в Старую Руссу войска, и волнение приостановилось. Первое, что Леонтьев сделал, – похоронил всех убитых. Второе – отправил мятежников под конвоем в Дубовицы. Между тем бунт к концу июля охватил Новгородскую губернию везде, где располагались военные поселения. Мятежные поселенцы снова стали стекаться к Старой Руссе. Подошедшие на помощь Леонтьеву верные правительству части стояли бивуаком прямо на улицах города и роптали. Вместо того чтобы установить в городе порядок, они тоже поддались панике, и тоже стали искать отравителей: 2 августа в Старую Руссу явились толпы бунтующих поселян. Войска передались на их сторону. Генерал был запытан до смерти, многие командиры изувечены и заперты под замок.

Только 7 августа удалось прекратить мятеж в самой Старой Руссе, а мятежи в поселениях еще долго усмиряли специально посланные туда карательные команды. Всего за время этих беспорядков погибло более ста офицеров, причем перед смертью их подвергли страшным мучениям.

Само собой, участники бунта были отданы под военный суд – весь батальон в полном составе. Наказанием было либо битье кнутом или шпицрутенами, либо ссылка в каторжные работы и арестантские роты. Только немногие были признаны невиновными.

К сожалению, в отличие от Польши, где бунтовали за свои права и национальную гордость, бунты в России имели другую подоплеку. На бунт, оказалось, можно сманить непродуманными действиями или просто тревожными слухами. Легковерность и невежество – какая уж там «революционная идея»?! Ограбить, убить, уничтожить – вот и вся «политическая платформа». Даже крестьянские бунты – малочисленные и непродолжительные – показывали одно и то же: вспышка, грабежи, поджоги – и никакого захвата земель или требования передать эти земли в собственность, и никакого желания получить личную свободу. Вера в доброго царя и хорошего барина, злое начальство и врагов – докторов, профессоров и прочих, кто в очках. Такой вот, однако, народ.

Год 1837. Разгром Иргизского монастыря

После польского восстания Николай стал видеть крамолу вообще во всем. Особенно его раздражали иноверцы. Польскими иноверцами он пополнил население Сибири. Но были еще ведь и отечественные еретики, вроде бы даже совершенно православные…

С ними безуспешно боролись с достопамятного 1654 года, но ничего из этой борьбы и ни у кого из царей не выходило. Государственные православные ходили в свои храмы, раскольники – в свои. В южных губерниях были целые районы, где селились только раскольники. Там, где иметь свою церковь было опасно, – делали домашние молельни. В Сибири и в глухих местах, где госчиновник был большой редкостью, имели даже собственные монастыри. Это возмущало Николая до глубины души. Особенно ему не нравилось, что раскольничьи монастыри, оказывается, сохранились и в центре России.

После польского восстания Николай стал видеть крамолу вообще во всем. Особенно его раздражали иноверцы. Польскими иноверцами он пополнил население Сибири. Но были еще ведь и отечественные еретики, вроде бы даже совершенно православные…

В 1837 году, в январе, когда страна скорбела о смерти Пушкина, он потребовал у саратовского губернатора Степанова решить вопрос с Иргизским раскольничьим монастырем раз и навсегда. Степанов в Иргизе большой беды не видел и с выполнением приказа тянул. Императору это не нравилось. Он буквально обязал губернатора начать уничтожение оплота старообрядчества. Того же требовал от Степанова и митрополит Иоаким. Деваться было некуда. Степанов отправил команду чиновников, духовенства и солдат закрывать «гнездо разврата и суеверия».

Прослышав о приказе, в монастырь тут же стянулось до трехсот старообрядцев. Народ стал стеной и архимандрита в церковь не пустил. Не помогли ни угрозы, ни просьбы. Как только духовное лицо двинулось к храму, зазвонили во все колокола, и народ завопил «караул!». Ничего не добившись, вся эта комиссия вернулась в город Николаевск, а в монастырь срочно потянулись верующие. Когда утром комиссия явилась с большим количеством солдат, в монастыре было уже примерно пятьсот защитников. Архимандрит снова попытался войти в церковь, народ, заслонявший ее от осквернителей, бухнулся на колени и не пустил. Зачитали указ царя о закрытии монастыря. Люди стояли на коленях, плакали и просили оставить им намоленную церковь. Им зачитали статьи уголовного законодательства и пообещали судить как бунтовщиков. Народ в один голос закричал, что претерпит всякую казнь, но церковь не отдаст. Тогда пригрозили, что станут стрелять из пушек, а в ответ получили: «Государю императору ничего не стоит, если и сто человек убьют одним выстрелом». Что делать, было непонятно. Уговаривали, просили, стращали две недели – толку не было никакого.

Наконец в монастырь прибыл сам Степанов. Приехал в ночь на 21 февраля и увидел монастырский двор, весь заполненный староверами. Губернатор приказал команде жандармов хватать старообрядцев и вытаскивать вон из монастыря. Жандармы бросились на раскольников и били их смертным боем, тащили за волосы, но тут начался страшный шум, зазвонили колокола, раздались крики, отовсюду из ближних сел к монастырю побежали люди, и начался такой ад, что Степанов перепугался и приказал солдатам и жандармам отступать. Армия отошла на версту, а комиссия вместе с губернатором уехала ночевать в Николаевск.

Утром они снова вернулись. Степанов, как писал Мельников-Печерский, «снова прибыл в монастырь и, не вылезая из саней, кричал старообрядцам: „Вы не повинуетесь государю императору!“ Толпа в один голос отвечала: „Мы воле государя императора ни в чем не противимся, только просим ваше превосходительство оставить монастырь сей на прежнем положении“. Степанов пригрозил привести пушки и сбить колокола и уехал в Саратов. Здесь он обратился к губернскому правлению за разрешением непонятного ему юридического казуса: „Мрачное упорство без всяких признаков буйства – что это: ослушание высочайшей воли или только предварительный приступ к возмущению?“ Правление нашло в действиях бунт, подлежащий военному воздействию. Губернатор после сего потребовал от начальника местного артиллерийского резерва командировать в Николаевск одну батарею; от начальника саратовского гарнизона – отправить туда же роту с офицером. Одновременно он послал в Петербург министру Блудову рапорт о происшедшем с просьбой указаний, что делать дальше. В ожидании ответа он стянул свои войска к монастырю. Министру он писал, что старообрядцы в количестве 500 человек расположились во дворе монастыря и „через таинство исповеди“ поклялись на смерть не отдавать своего храма. „Толпа эта не имеет ничего наступательного, кроме частной и общей силы тела и духа. В то время как таскали их из монастыря, ни один не тронул понятого: все они стали на колени в несколько колец кругом храма, сцепились руками и ногами и таким образом с трудом поддавались посторонней силе“. Толпа эта решилась умереть на месте без всякой обороны, заслоняя телами своими вход в церковь».

Царь был очень недоволен иргизскими событиями. И приказал взять монастырь штурмом. Степанову тем временем донесли, что монахи вкупе с верующими собираются спалить себя вместе с монастырем, но не даться в руки душегубам. К окружившему монастырь войску губернатор послал еще и четыре пожарные команды с трубами. 12 марта он снова приехал к монастырю. Монастырь был полностью окружен. В нем затворились 482 мужчины и 617 женщин, и все они были готовы умереть за старую веру. Не желая проливать кровь, Степанов велел жандармам бить староверов нагайками, солдатам – бить их прикладами, а пожарным – поливать водой. 13 марта осаждающие пошли на штурм. Осажденные сцепились руками и легли вокруг храма в несколько рядов. Степанов велел стрелять холостыми – людей это не испугало. Пожарные качали на них воду – они не дрогнули. Жандармы лупили их нагайками, солдаты колотили прикладами – а они лежали. Но руки у них ослабели, и многие расцепились. Началось побоище. Раскольников стали вязать и вытаскивать из монастыря. За два часа непрерывного избиения удалось выволочь за ворота всех 1099 мужчин и женщин.

Монастырь был полностью окружен. В нем затворились 482 мужчины и 617 женщин, и все они были готовы умереть за старую веру. Не желая проливать кровь, Степанов велел жандармам бить староверов нагайками, солдатам – бить их прикладами, а пожарным – поливать водой.

Тотчас же Степанов отправил гонца в Николаевск, где разгона староверов ожидал архимандрит, и сообщил, что монастырь очищен. Приехавший архимандрит увидел печальную картину: лежащих на земле связанных верующих, залитый водой и кровью монастырский двор и полное разграбление. Солдаты вытащили все ценное, разворотив в монастыре все окна, двери, шкафы, сундуки, подвалы, амбары и вывалив вперемежку на пол рыбу, масло, овощи, одежду, плуги, сани, колеса, телеги и всякую домашнюю рухлядь.

После этого кошмара Степанов получил благодарность. Жители окрестных сел долго не могли прийти в себя и рыдали по своей обители. А над захваченными «бунтовщиками» состоялся судебный процесс: 11 человек били кнутом и сослали на каторгу, 326 человек вместе с настоятелем монастыря Корнилием били плетьми и сослали на поселение. Только 16 старых раскольников избежали телесных наказаний – их сослали в Сибирь без всякой порки.

На вопрос, есть ли подобное молчаливое сопротивление – бунт, Николай ответил себе: «Да, бунт», – и продолжал карать и истреблять инакомыслящих и инаковерующих. Староверы своей несгибаемостью показывали, что опасность исходит и от таких бунтов. И опаснее всего было то, что старая вера жила среди крестьян, и без этого готовых не только к молчаливым бунтам. Такие бунты пока можно было довольно легко погасить. Но что, если бы иные бунтовщики стали сопротивляться так же упорно, как эти верующие, которые ведь – тоже крестьяне?

Год 1841. Картофельный бунт в Яунбебри

Николай Первый своих крестьян не понимал и боялся. Но даже у Николая, не любившего либеральных реформ, возникали мысли, что с этими крестьянами нужно что-то делать. С чего начинать – он знал: с отмены крепостного права. Но как? С одной стороны, нельзя рассердить дворянство, которое и так было хотя и благородным, но далеко не процветающим сословием. Отнять у дворян землю – значило пустить их по миру. Однако с другой стороны – владение крепостными самих дворян доводит иногда до состояния скотского: при Николае суды над некоторыми помещиками показали всю степень нравственного падения этих душегубов. Даровать крестьянам личную свободу – это однозначно. Но события 1841 года в латвийском селе Яунбебри показали, что личная свобода, которую во всех прибалтийских землях тамошние крестьяне получили еще при его брате Александре, тоже не лекарство от крестьянских бунтов.

Николай Первый своих крестьян не понимал и боялся. Но даже у Николая, не любившего либеральных реформ, возникали мысли, что с этими крестьянами нужно что-то делать. С чего начинать – он знал: с отмены крепостного права. Но как?

В Прибалтийских губерниях сложилась такая ситуация: вся земля осталась в руках крупных феодалов, поэтому крестьяне, хоть и лично свободные, трудились у них на барщине, как и в добрые старые времена. Только помещики не несли теперь никакой ответственности за их благосостояние и ничем не помогали во время эпидемий и неурожаев. И чтобы не умереть от голода, крестьяне начали отнимать у своих хозяев или разбогатевших соседей (такие тоже водились) зерно или другие продукты, и из Прибалтики пошли донесения о непрекращающихся грабежах. Среди латышских крестьян имелся такой разбойник, постоянно подбивавший голодных на бунты, – Вилом Прейс. И, поскольку он числился в полиции как смутьян, его решили арестовать.

Дело было еще и в том, что в тот 1841 год среди латышских крестьян пошли слухи, что русский царь обещает всем желающим дать землю в русских провинциях, но при условии, что крестьяне перейдут в православие. Положение крестьян было, очевидно, крайне бедственное, потому что ради земельного надела эти лютеране были готовы и перекреститься. В Ригу за царской милостью пришло множество кандидатов в православные, и рижские власти даже издали приказ о немедленном возвращении соискателей земельных наделов в их села, иначе такие действия будут расценены как бунт против императора. Власти боялись, что вышеназванный Вилом Прейс использует ситуацию для организации какой-нибудь пакости.

И вот 8 сентября 1841 года в имение Яунбебри явился судебный исполнитель в сопровождении солдат. По несчастью, был самый разгар уборки картофеля, и в имении находилось огромное количество батраков. Увидев солдат, батраки организовались и Прейса арестовать не позволили. Точнее сказать, они вступили с солдатами в схватку и Прейса отбили, а исполнителя ранили. На подавление бунта пришлось послать семь рот солдат, артиллерию и казаков. 108 крестьян судили и приговорили к жесточайшему телесному наказанию – тысяче палочных ударов, так что многие в ходе экзекуции просто умерли. А зачинщиков бунта, разумеется, определили в каторгу и вечную сибирскую ссылку. Но николаевскому правительству пришлось принять закон об ограничении рабочего дня батрака. Правда, ограничили им рабочий день двенадцатью часами.

8 сентября 1841 года в имение Яунбебри явился судебный исполнитель в сопровождении солдат. По несчастью, был самый разгар уборки картофеля, и в имении находилось огромное количество батраков. Увидев солдат, батраки организовались и Прейса арестовать не позволили. Точнее сказать, они вступили с солдатами в схватку и Прейса отбили, а исполнителя ранили.

Вот такие события, то есть бунты лично свободных крестьян, заставляли задуматься: а как поведет себя лично свободный безземельный крестьянин не в Прибалтике, а в России? Не станет ли такое освобождение источником новых бунтов? Не появится ли снова какой-нибудь Пугачев? Николай решить этого вопроса так и не смог. Освобождение крестьян он оставил своему сыну Александру.

Год 1861. Крестьянские восстания в Бездне, Кандиевке и Черногае

Прибалтийские крестьяне хотя бы поняли, что свободу им дают без земли, и работать на барина им все равно придется, пусть даже теперь это называется «батрачить». А вот русские мужики слов Манифеста об отмене крепостного права, зачитанного по всем селам страны в феврале – апреле 1861 года, не поняли совершенно. Манифест не был рассчитан на бездну крестьянского невежества. Его пункты были к тому же еще и не вполне справедливы.

Ошибки освобождения совсем без земли Александр Николаевич избежал, но теперь земля переходила в собственность крестьян только после ее выкупа. Был установлен порядок выкупа и размер надела (для каждой местности – свой) и право получения части надела, но без выкупа и т. п. Для крестьян была разработана система банковского кредитования, совершенно грабительская, сродни нашему ипотечному кредитованию, но даже для того, чтобы взять ссуду, нужно было знать хотя бы азы финансовой грамоты. К Манифесту прилагались еще 17 положений по существу реформы – Положения о крестьянстве, и, чтобы понять этот сложный текст, нужно было иметь хотя бы начальное образование. Или переводчика с казенного языка на человеческий. Обычно же ознакомление с Манифестом проходило так: в село приезжал урядник, зачитывал, ничего не объясняя, текст и уезжал. Потом поп проводил в местной церкви благодарственный молебен во славу царя-освободителя. А из услышанного каждый делал выводы в меру своего понимания. Крестьянские волнения и произошли потому, что мера понимания была специфической.

Первый кошмар приключился в селе Казанской губернии с характерным названием Бездна. Крестьянин Антон Петров понял из текста, что царь дал крестьянам волю еще в 1858 году, а чиновники и помещики царский указ утаили. Также он решил, что земля уже два года как полностью принадлежит крестьянам, как принадлежит им же все, что выросло на ней за эти два года. Своим открытием он поделился с односельчанами. Решили изъять у своего помещика сумму обмана – деньги за проданное зерно. Слухи об открытии Антона разлетелись по округе. В Бездну стал стекаться народ. Пришло около 10 000 человек. Все хотели восстановить справедливость.

Восстала почти вся Казанская и частично Симбирская и Самарская губернии. Работать крестьяне отказывались, господский хлеб изымали, властям не подчинялись. Даже стали организовывать собственную власть, как во времена Пугачева, – призрак того бунта еще витал в воздухе. Местное дворянство перепугалось. Было решено послать в Бездну генерала Апраксина с войском. 12 апреля генерал с командой солдат вошел в Бездну, надеясь захватить Антона без шума, но против него вышла огромная толпа с криками, что Антона они не отдадут, и требованием послать на переговоры самого царя. У Апраксина сдали нервы, и он приказал стрелять на поражение. Дали шесть залпов. Убили 51 человека, ранили – 87. После этого люди разбежались, тогда и взяли Антона. Он, по рассказам, вышел из дома, поднимая над головой текст нового закона. Через пять дней Антона, для острастки крестьян, публично расстреляли, 16 наиболее мятежных его единомышленников выпороли, а потом либо отправили в тюрьму, либо сослали в Сибирь.

Восстала почти вся Казанская и частично Симбирская и Самарская губернии. Работать крестьяне отказывались, господский хлеб изымали, властям не подчинялись. Даже стали организовывать собственную власть, как во времена Пугачева, – призрак того бунта еще витал в воздухе.

В том же апреле восстали пензенские крестьяне в селах Черногай, Студенки, Чернышево. Они тоже отказались работать на барина, выбрали из господских амбаров весь хлеб, унесли по домам барский инвентарь и стали бунтовать окрестные деревни. В начале месяца взбунтовалось и село Высокое, где молоканин Леонтий Егорцев пустил слух, что власть скрывает настоящий Манифест, и уж кому-кому, а ему ли это не знать, потому как сам он не Егорцев, а великий князь Константин Павлович, и посему заявляет он, что все должно быть исполнено по народной воле, и посему велит он убивать помещиков и чиновников. Народ охотно подхватил призыв «великого князя» и начал ездить по округе на телегах с красными флагами и призывать к восстанию. Волнения охватили другие села Пензенской и Тамбовской губерний. Восстало большое село Кандиевка, где зачитывали «царский указ о даровании воли без всяких барщинных работ». На подавление бунтов бросили армию. В Черногае восставшие заставили солдат отступить, а чиновников арестовали. В Кандиевке с улюлюканьем прогнали станового пристава и образовали что-то вроде штаба восстания из бывших солдат – Елизарова, Тихонова, Стрельцова, сюда же приехал и Егорцев. Намечалась большая буза. Восставшие вооружились косами, вилами, топорами.

Подавлять крестьян отправили генерала Дренякина. Он разогнал мятежников в Черногае, отбил Высокое и 18 апреля окружил Кандиевку. Там его встретила десятитысячная крестьянская армия. Уговоры ничего не дали, на все предложения разойтись крестьяне отвечали, что лучше умрут за Бога и царя. Генерал приказал дать три залпа и повел солдат в штыковую атаку. Только тогда толпа разбежалась. Убитых и раненых было на порядок меньше, чем в Бездне. После бунта 174 человека были приговорены к порке и каторжным работам.

В общем, Манифест, освобождающий крестьян, принес одни неприятности: за два года, 1861-й и 1862-й, взбунтовалось почти 2200 сел и деревень, причем в одном случае из трех (почти семь с половиной сотен сел) пришлось вызывать войска. Такого масштаба бунтов страна не видела, действительно, со времен Пугачева. В основном это были районы Поволжья, где реформа проходила поистине грабительски, и черноземные губернии, где крестьянские наделы сильно урезали. В то же время до большой крови дошло только в Бездне, и большого бунта, то есть крестьянской войны, властям удалось избежать. Хотя с 1861 года крестьянские бунты стали явлением обыденным и то усиливались, то затихали вплоть до революции 1905 года.

Годы 1863–1864. Снова Польша…

Русские крестьянские бунты тут же отозвались и в Польше. Еще в конце пятидесятых годов поляки стали требовать аграрных реформ, демократизации и национальной независимости. В стране возникла революционная партия, которую называли «красные», и эта партия призывала к немедленному вооруженному восстанию против оккупантов. «Красные» требовали освобождения крестьян от крепостного рабства и передачи земли в их собственность без всяких условий. Существовала и так называемая партия «белых» – те предлагали реформу с освобождением крестьян, но с высоким выкупом за отдаваемую им землю. «Красные» были радикальнее и имели больше сторонников. К тому же всплеск недовольства провоцировали сами русские власти.

Подавлять крестьян отправили генерала Дренякина.

Он разогнал мятежников в Черногае, отбил Высокое и 18 апреля окружил Кандиевку. Там его встретила десятитысячная крестьянская армия. Уговоры ничего не дали, на все предложения разойтись крестьяне отвечали, что лучше умрут за Бога и царя. Генерал приказал дать три залпа и повел солдат в штыковую атаку.

Когда в 1860 году умер ветеран восстания 1830 года Совинский, его похороны вылились в студенческие волнения: варшавская молодежь отправилась на другой день после похорон на православные кладбища и, как писалось в полицейских отчетах, надругалась над могилами, потом варшавяне стали бить стекла в домах русской знати, сбивать русские вывески, резать платья русским барыням, писать письма с угрозами. И весь 1861 год памятные даты первого восстания сопровождались беспорядками и демонстрациями, с которыми царский наместник в Польше князь Горчаков справлялся очень плохо. Его смерть в октябре того же года была встречена как праздник. Следующий наместник продержался у власти несколько месяцев и застрелился из-за скандала с генерал-губернатором Варшавы. Следующего наместника попробовали застрелить сами поляки. Из Петербурга прислали наместником великого князя Константина Николаевича, брата императора. Тут же организовалась еще пара покушений. Власть не придумала ничего лучшего, чем забрить в солдаты 12 000 наиболее опасных молодых активистов. Страна была готова к восстанию и без рекрутского набора.

Весь 1861 год памятные даты первого восстания сопровождались беспорядками и демонстрациями, с которыми царский наместник в Польше князь Горчаков справлялся очень плохо.

Восстание планировали на весну 1863 года, и во главе его стояли Ярослав Домбровский и Константин Калиновский. Рекрутский набор сдвинул сроки, и оно началось 10 февраля с нападений на русские гарнизоны по всей стране. В ответ Россия заключила договор о борьбе против повстанцев с Пруссией. Возмущенная этим сговором Польша тут же организовала массовое сопротивление, везде стали появляться партизанские отряды, которые нападали на «оккупантов». Появились также «рабочие отряды самообороны» – заводы просто прекратили работать, рабочие пошли воевать. Каждый лес, каждая роща стали укрытиями для партизан. Восстали Волынь, Киевская губерния, Подольская. Заполыхал весь юго-запад России. Восстали Литва и Белоруссия.

Разгар восстания пришелся на лето 1863 года. Количество сражений с русскими воинскими частями трудно назвать точно, поскольку, в отличие от ноябрьского восстания 1830 года, масштабных битв не было, бои вели партизаны небольшими отрядами, и нападали они не на большую армию, а на отдельные части. Согласно отчетам, таких боев местного масштаба было 631. За время восстания в боях погибло 30 000 поляков.

Усмирить полностью восставшую страну оказалось сложнее, чем разбить польскую армию, поэтому и меры усмирения были выбраны жестокие. Генерал Муравьев, посланный подавлять поляков со 164 000 русского войска, получил там прозвище «вешатель» – он ввел в обиход публичные казни через повешение. Первые казни произошли летом 1863 года, последние – весной 1866. В петле погибли командиры партизанских отрядов, видные политики, члены народного правительства. Полностью подавить восстание удалось только к весне 1864 года.

Разгар восстания пришелся на лето 1863 года. Количество сражений с русскими воинскими частями трудно назвать точно, поскольку, в отличие от ноябрьского восстания 1830 года, масштабных битв не было, бои вели партизаны небольшими отрядами, и нападали они не на большую армию, а на отдельные части. Согласно отчетам, таких боев местного масштаба было 631. За время восстания в боях погибло 30 000 поляков.

После подавления начались репрессии: участников восстания отправляли в ссылку, в арестантские роты и на сибирскую каторгу, причем практически все репрессированные (за редким исключением) были католиками. Среди них оказалось очень много польских дворян и священников, только некоторым участникам событий удалось бежать за границу. Печальным был итог для Литвы и Белоруссии: там католикам запретили занимать государственные должности, и в первую очередь это касалось учителей. Поняв, что, если никак не удается усмирить саму Польшу, власть попробовала отрезать от нее литовские и белорусские земли, насильно переводя их в православие. В школах теперь преподавали только православные учителя. В Польше и во всех западных губерниях империи ввели военное положение, людям запретили уезжать из своих домов дальше чем на 30 верст. Кроме всего прочего, запретили праздновать даже семейные праздники: власть стала панически бояться даже незначительного скопления народа! Сам польский язык стал считаться языком крамолы, а литовцев попробовали перевести с латиницы на кириллический алфавит.

Генерал Муравьев, посланный подавлять поляков со 164 000 русского войска, получил там прозвище «вешатель»– он ввел в обиход публичные казни через повешение. Первые казни произошли летом 1863 года, последние – весной 1866. В петле погибли командиры партизанских отрядов, видные политики, члены народного правительства. Полностью подавить восстание удалось только к весне 1864 года.

Что же касается положения крестьян, то из-за боязни еще больше разозлить население реформа здесь проводилась дальше несколько более обдуманно и мягче, чем в России.

Год 1866. Кругобайкальское восстание

После восстания многие поляки оказались на сибирской каторге. Туда же отправлялись и их собратья – русские революционеры. Неудивительно, что они подружились и спланировали совместное восстание на строительстве Кругобайкальского тракта. Однако русским присоединиться к полякам не удалось – их представитель, Серно-Соловьевич, погиб еще до начала восстания. Сосланные поляки группами до ста человек работали по всему тракту длиной в двести верст. Именно по этому строящемуся тракту они и решили уходить в Забайкалье, а потом в Монголию и Китай летом 1866 года. Из Китая они надеялись уплыть в Америку, а из Америки вернуться на родину – такое почти кругосветное путешествие. При хорошей подготовке бежать с царской каторги было не очень сложно – это не наша система ГУЛАГа с усиленной охраной, ежедневным «шмоном» и плохой кормежкой.

После восстания многие поляки оказались на сибирской каторге. Туда же отправлялись и их собратья– русские революционеры. Неудивительно, что они подружились и спланировали совместное восстание на строительстве Кругобайкальского тракта.

Поляки (как и все каторжане того времени) были настолько свободны, что смогли даже организовать изготовление оружия – на станции Култук они выковали на всех восставших лезвия кос. А провиант им выдавали в таком достатке, что они смогли заготовить 20 пудов сухарей. (Нынешние каторжане от такого продовольственного избытка могут только возвести глаза горе и перекреститься.) У них имелся запас соли! И – поставьте строчку восклицательных знаков – они даже изготовили собственное знамя! И написали на нем священные слова – «За нашу и вашу свободу»! Да, такая безответственность тюремщиков в наше время просто лишает дара речи…

Все каторжане после подавления бунта были преданы военно-полевому суду, виновными признали больше двух третей – 418 человек. Семерых, как зачинщиков, приговорили к расстрелу, из них расстреляны были четверо, двумстам назначили каторгу пожизненно, остальным увеличили каторжные сроки.

И вот, подготовившись, вечером 24 июня группа восставших напала в Култуке на свой конвой, обезоружила его и на лошадях конвоя поскакала на станцию Амурская. На станции поляки тут же лишили оружия тамошних солдат, оборвали телеграфную связь и отправились дальше по тракту, совершая все те же действия – разоружая конвой и обрывая связь, и – само собой – присоединяя к отряду все новых и новых каторжан. Начальство узнало о восстании лишь спустя два дня. К тому времени повстанцы добрались уже до станции Лихановской. Но там они встретили сопротивление: солдаты не дали себя разоружить, заперлись на станции и начали отстреливаться. С противоположного берега Байкала к ним на пароходе прибыло подкрепление. Восставшие сожгли станцию, но уйти далеко не смогли. На реке Быстрой у переправы они столкнулись с солдатами и были разбиты и рассеяны. Части повстанцев удалось доплутать до монгольской границы, но и там их уже поджидали солдаты. Это были уже регулярные части. Восставшие дрались с ними до последнего. Они выдержали два боя и смогли отойти в долину реки Темник, но там их снова настигли преследователи. Восставших было уже мало, их товарищи гибли один за другим. Оставшиеся в живых сдались 25 июля, почти через месяц после начала восстания. Причина была проста – у них кончились патроны.

Все каторжане после подавления бунта были преданы военно-полевому суду, виновными признали больше двух третей – 418 человек. Семерых, как зачинщиков, приговорили к расстрелу, из них расстреляны были четверо, двумстам назначили каторгу пожизненно, остальным увеличили каторжные сроки.

Это было первое массовое выступление заключенных в русской истории. Хотя и не первое восстание каторжан. Первыми пытались поднимать бунты и восстания ссыльные декабристы: в 1828 году они готовили восстание каторжан на Зерентуйском руднике, чтобы потом идти на Нерчинск и освободить всех своих товарищей, но их планы были выданы предателем. Восстал тогда только один рудник – Кличкинский, всего-то 20 человек. 20, а не 863!

Хождения в народ и из народа

Крестьянское недовольство реформой было прежде всего замечено людьми образованными. И они расценили всплеск этого негодования как пробуждение крестьянской массы к революции. Так возникло движение народников. В отличие от дворянской оппозиции первой половины 19 века, социальный состав народников был гораздо шире – это были выходцы из среды духовенства, дворян, мещан, то есть разночинцы. И – это важно! – они были люди образованные, очень часто студенты или недавние студенты. И все они считали, что жизнь у крестьян нужно изменить к лучшему. Либеральное крыло народников думало достичь перемен через просветительство и конкретную помощь – преподавание крестьянам грамоты, их лечение, обучение возделыванию земли «по науке», издание для народа книжек. С другой стороны, либералы вели борьбу с властью, если та начинала крестьян угнетать и притеснять. Самой крестьянской революции они не желали и ее боялись.

Революционное крыло народничества было более разношерстным, но всех их объединяла идея социальной революции, на которую нужно поднять крестьянство, и такая черта, как создание тайных кружков. Открыто призывать к революции, понятно, они не могли, как не могли и открыто просвещать крестьян по этой части, то есть подвигать на бунт.

В семидесятые годы началось движение интеллигенции, которое известно как хождение в народ. По сути, это были попытки вести в народной среде революционную пропаганду, хотя со стороны действия городских, образованных людей нередко выглядели смешно и нелепо.

Первая крупная и радикальная народническая организация, «Земля и воля», как раз и была создана сразу после Манифеста об освобождении крестьян. Землевольцы породили еще более тайное и радикальное общество Ишутина, которое призывало к крестьянской революции. Член именно этого общества Каракозов пытался в 1866 году убить императора Александра II. Это покушение вызвало ответные меры – страну прошерстили, бунтовщиков арестовали, сквозь следствие и суд прошло более 2000 народников.

В семидесятые годы началось движение интеллигенции, которое известно как хождение в народ. По сути, это были попытки вести в народной среде революционную пропаганду, хотя со стороны действия городских, образованных людей нередко выглядели смешно и нелепо. Они, например, обряжались в крестьянскую одежду, с огромным трудом пытались говорить на «народном языке», есть крестьянскую еду, даже жить вместе с крестьянами и таким образом, как им казалось, выглядеть как «мужики» или «бабы». Крестьяне же видели в них либо «спятивших барчуков», либо провокаторов. Не помогли и попытки основывать «поселения» пропагандистов и жить крестьянским трудом. Народную веру в царя и Бога разрушить им не удалось. Но их старания заметили власти, и пропагандистов революции в народной среде постигла участь других крамольников.

Первый террористический акт осуществила в 1878 году Вера Засулич, барышня из хорошей дворянской семьи, которая стреляла в петербургского градоначальника Трепова, в том же году землеволец Лизогуб организовал убийство жандарма Гейкинга и харьковского генерал-губернатора Кропоткина, а Степняк-Кравчинский заколол кинжалом главу жандармского корпуса Мезенцова. Власть была перепугана.

В конце концов горячие головы, попробовав втереться в доверие к крестьянам, вышли, так сказать, из народа с убеждением, что спасти крестьян можно только собственными действиями. Так появились народники, которые стали применять к властям террористические методы.

Первый террористический акт осуществила в 1878 году Вера Засулич, барышня из хорошей дворянской семьи, которая стреляла в петербургского градоначальника Трепова, в том же году землеволец Лизогуб организовал убийство жандарма Гейкинга и харьковского генерал-губернатора Кропоткина, а Степняк-Кравчинский заколол кинжалом главу жандармского корпуса Мезенцова. Власть была перепугана. Прежде революционно настроенные граждане не смели убивать ее так систематически. Единственное, чем власть могла на массированный террор ответить, – это усилить репрессии. Когда власть боится, у нее единственное средство – изводить крамолу на корню, организованное сопротивление учится хорошо прятаться, а под раздачу попадают все, кто имеет несчастье быть с властью несогласным. Толку борьба с террористами не дает ровно никакого, потому что бороться надо не с террористами, а с причинами, которые заставляют людей использовать методы террора. Часто это очень хорошие, чистые и искренние люди, которым надоело терпеть и жить во лжи, – первые русские террористы были именно такими. Тогда сложилась очень странная ситуация: те, кто убивал, были лучше тех, кого они убивали. Засулич стреляла в Трепова из-за наказания плетьми студента (это бесчеловечно и несправедливо, он ничего дурного не делал), Лизогуб наказывал жандармов и высшую харьковскую власть за аресты и высылку студентов (они разрушили молодым людям будущее), Степняк-Кравчинский наказывал за назначенный своему товарищу смертный приговор. Словом, «вы будете нас сечь, высылать и казнить, но и мы имеем право ответить вам той же мерой». Своего рода закон талиона. Неслучайно созданную в 1879 году террористическую организацию революционеры назвали «Свобода или смерть».

Вскоре была создана более мощная организация – «Народная воля». И члены этой организации, мечтавшие о крестьянской революции и восстановлении справедливости к крестьянам, начали настоящую охоту за символом России – ее императором. За три года они организовали на Александра Второго пять покушений. Последнее – 1 марта 1881 года – достигло цели. Царь был убит.

А вскоре была создана более мощная организация – «Народная воля». И члены этой организации, мечтавшие о крестьянской революции и восстановлении справедливости к крестьянам, начали настоящую охоту за символом России – ее императором. За три года они организовали на Александра Второго пять покушений. Последнее – 1 марта 1881 года – достигло цели. Царь был убит.

Но гибель императора ничего не изменила. Да, власть перепугалась. Да, была растерянность. Да, была скорбь. Да, если народовольцы считали себя мучениками за отечество, то они ими стали – лидеров «Народной воли» казнили. Но как власть прессовала народ прежде, так же продолжила она это делать и при новом царе – Александре Третьем. Именно при нем была выработана формула успешного, как думала власть, функционирования государства – «самодержавие, православие, народность». Автором идеи стал Победоносцев, который, по словам Блока, простер над страной совиные крыла: «и не было ни дня, ни ночи, а только тень огромных крыл», – то есть наступила мрачная эпоха реакции…

Дабы выжить в эту эпоху, когда в стране не осталось воздуха, которым можно дышать, народники стали сплачиваться из кружков в более массовую организацию. В 1902 году они создали партию социалистов-революционеров («эсеров», от аббревиатуры СР). И первым пунктом программы этой партии стал пункт о безвозмездной передаче земли крестьянам. Для этого нужно было совсем немного: совершить в стране революцию.

В поисках «действующих сил»

Народники надеялись поднять на революцию крестьян. Идея понятна: Россия – страна крестьянская, а крестьян много. Но, скажем прямо, эта затея пошла прахом. Крестьянин, если у него была земля, на революцию подниматься никак не желал. И не будь реформы, которая крестьян ограбила, время революций наступило бы, наверно, позже. Правительство само толкнуло крестьян к революции – разорив их, заставив искать работу в городах. Из обездоленных крестьян стали получаться понемногу городские рабочие, тот самый пролетариат, у которого нет ничего, кроме его цепей. И оказалось, что городская революция – явление гораздо более реальное, чем революция крестьянская.

В России, крестьянской стране, промышленность с середины 19 века развивалась очень быстрыми темпами. Строились все новые и новые фабрики и заводы. И эксплуатация на этих фабриках и заводах была хуже, чем на барской земле. Рабочие, само собой, протестовали. Правительство в рабочие проблемы вникать не желало и все оставляло на усмотрение владельца. Ясно, что мог усматривать для себя хозяин!

В восьмидесятые годы 19 века страна впервые столкнулась со знакомым нам явлением рыночной экономики – кризисом. Неурожаи нескольких лет разорили крестьян, те отправились на заработки в города, в городах образовался переизбыток рабочих рук. Обычно для промышленников дешевая рабочая сила – благо, но не в случае, когда нищета охватывает широкие слои населения: ни крестьяне на селе, ни ушедшие на заработки не могли ничего купить. У них просто не было денег. Товаров было много, но спрос на них резко упал. Первый кризис больше всего навредил текстильному производству. Промышленники, внезапно поняв, что их товар не пользуется спросом, стали, чтобы не разориться, урезать зарплаты рабочим, отменять ночные смены, сокращать персонал. И рабочие, в отличие от терпеливых крестьян, мгновенно ответили бунтами, которые принято называть стачками.

В восьмидесятые годы 19 века страна впервые столкнулась со знакомым нам явлением рыночной экономики – кризисом. Неурожаи нескольких лет разорили крестьян, те отправились на заработки в города, в городах образовался переизбыток рабочих рук. Обычно для промышленников дешевая рабочая сила – благо, но не в случае, когда нищета охватывает широкие слои населения: ни крестьяне на селе, ни ушедшие на заработки не могли ничего купить. У них просто не было денег.

В 1881 году взбунтовалась Ярцевская мануфактура.

В 1882 году взбунтовалась Кренгольмская мануфактура и суконная фабрика в Нарве.

В 1883 году взбунтовались Жирардовская мануфактура в Польше, Вознесенская мануфактура, БогородскоГлуховская мануфактура, Ярославская Большая мануфактура.

В 1884 году взбунтовались та же Вознесенская мануфактура, Екатерингофская мануфактура. 1885 году на Никольской мануфактуре произошла Морозовская стачка, которая очень напугала правительство. В ней участвовало 8000 рабочих, она длилась 11 дней, рабочие выдвинули требования, и стачку пришлось подавлять с помощью солдат, причем рабочие схватились с вооруженными людьми и пытались отбить арестованных силой. Но самое интересное произошло потом: дело о стачке попало в суд присяжных, и те признали рабочих, доведенных порядками на мануфактуре до бунта, невиновными по всем обвинениям, предъявленным им по сто одной статье!

Именно Морозовская стачка положила начало организованному рабочему движению. Стачки теперь стали происходить регулярно, как только хозяин ухудшал условия жизни и работы. Рабочие оказались замечательно взрывным элементом, отличным топливом для грядущих революций. Первым это приметил Плеханов, и благодаря ему в России появилось рабочее движение. Вместе с Халтуриным Плеханов создал «Северный союз русских рабочих». Одним из организаторов Морозовской стачки был состоявший в плехановском союзе Моисеенко. Понятно, что именно Моисеенко и сумел вместе с молодым ткачом Волковым взбунтовать рабочих мануфактуры. Так постепенно на смену народникам, ориентированным на крестьян, пришли марксисты, ориентированные на рабочий класс.

Морозовская стачка положила начало организованному рабочему движению. Стачки теперь стали происходить регулярно, как только хозяин ухудшал условия жизни и работы. Рабочие оказались замечательно взрывным элементом, отличным топливом для грядущих революций.

Правда, в начале девяностых годов 19 века русские рабочие были еще слабы и малочисленны, чтобы подняться на всеобщий бунт. В Польше процесс радикализации рабочих шел гораздо быстрее, там уже существовала социал-демократическая партия. И Польша была первой территорией в тогдашней России, где впервые была проведена маевка – празднование дня трудящихся 1 Мая. В 1892 году на 1 Мая польские рабочие в Лодзи устроили всеобщую стачку, которая была расстреляна солдатами. Даже в Петербурге, столичном городе, такая сплоченность рабочих была недосягаема. И петербургские рабочие писали польским: «Вы счастливее нас, вы вступили уже в открытую борьбу, мы только к ней готовимся, но скоро уже вслед за нашими братьями других стран вступим и мы в борьбу с общим нашим врагом: царем, барами, фабрикантами, попами!» Они не ошиблись: их время пришло очень скоро.

К началу 20 века именно рабочие стали самой организованной и самой многообещающей силой. Без них не получилось бы ни Первой, ни Второй русской революции.

Накануне революции

Так уж вышло, что все революционные бури достались последнему из русских императоров – Николаю Александровичу, сыну Александра Третьего. Полный титул этого монарха звучал так: «Божиею поспешествующею милостию Николай Вторы-й, император и самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский; царь Казанский, царь Астраханский, царь Польский, царь Сибирский, царь Херсонеса Таврического, царь Грузинский; государь Псковский и великий князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский; князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогитский, Белостокский, Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных; государь и великий князь Новагорода низовския земли-, Черниговский, Рязанский, Полотский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Мстиславский и всея Северныя страныповелитель; и государь Иверския, Карталинския и Кабардинския землии области Арменския; Черкасских и Горских князей и иных наследный государь и обладатель, государь Туркестанский; наследник Норвежский, герцог Шлезвиг-Голштейнский, Стормарнский, Дитмарсенский и Ольденбургский и прочая, и прочая, и прочая».

Но в народе ему, почти сразу по восшествии на престол, дали другое имя – Николай Кровавый: во время его коронации в Москве, 18 мая 1896 года, на Ходынском поле, где проводились народные гуляния, из-за большого скопления людей началась давка, в которой погибло около 1400 человек и около 4000 получили увечья. Простой народ такое количество убитых и раненых на царском празднике посчитал дурным предзнаменованием. Николай и вправду оказался одним из худших русских царей, к тому же воссел на престоле в очень трудное, если не критическое для страны, время. Ни сильного характера, ни способностей, ни острого ума, ни стратегического мышления у него не было. И иначе чем катастрофой его царствование окончиться не могло.

По всему государству то тлели, то вспыхивали национальные конфликты – Россия, как вполне справедливо писали в советских учебниках, действительно была тюрьмой народов. И Польша, о которой я много пишу в этой книге, была не единственным местом, где русских не воспринимали иначе чем оккупантов. То же самое происходил по всей Средней Азии и Кавказу, в Поволжье и от Урала до Тихого океана. Россия была огромной колониальной державой, имевшей колонии внутри себя. Но русифицируемые народы вряд ли хотели жить под чужой властью и говорить на чужом языке – неудивительно, что периодически восставали то башкиры, то калмыки, то другие малые народы необъятной страны.

Россия была огромной колониальной державой, имевшей колонии внутри себя. Но русифицируемые народы вряд ли хотели жить под чужой властью и говорить на чужом языке – неудивительно, что периодически восставали то башкиры, то калмыки, то другие малые народы необъятной страны.

По всему государству торжественной поступью шествовала Православная церковь. О свободе совести для атеистов и речи быть не могло. Несчастных евреев, не желавших отказываться от иудаизма, выселили за черту оседлости, антисемитизм цвел махровым цветом. Зато приветствовались так называемые выкресты – евреи, принявшие христианство. Католики, как в Средние века, почитались «погаными латинянами». Православие пытались вводить даже там, где стояли мечети, – в Средней Азии. И очень удивлялись, почему ничего не получается! К счастью, воинствующих православных миссионеров было не слишком много. И обращать иноверцев они отправлялись на собственный страх и риск. Как писали современники, Российская империя была страной ханжеского православия. Об атеизме и речи идти не могло – за это вполне можно было угодить и в кутузку. Высшее духовенство давно стало «поставщиком» скандальных новостей, при этом владело несметными богатствами и продолжало обогащаться. Нищие сельские попики смотрели на своих разодетых коллег как слуги на князей.

Государственная система все глубже погружалась в кризисное состояние.

Чиновники, которых расплодилось невероятное количество по всему государству, крали и вымогали взятки. Министры крали и принимали взятки.

Богатые купцы и крупные промышленники давали взятки и мечтали стать министрами.

Суды судили неправо. Не помогал даже институт присяжных.

Не было ни свободы слова, ни свободы печати.

Телесные наказания считались «средством воспитания», и секли везде – в школе, в армии, в полицейской управе.

Подавляющая часть населения страны – крестьяне и рабочие – была неграмотна.

Лично свободные крестьяне бедствовали, уж сорок лет как пребывая во «временнообязанном» состоянии.

Труд рабочих был больше похож на труд каторжников.

Интеллигенция, тогдашний креативный класс, все это видела, от всего этого морщилась. И мечтала, чтобы все поскорей рухнуло, рухнуло, рухнуло.

В мае 1901 года взбунтовались рабочие нескольких оборонных предприятий на Невской заставе в Петербурге – выдвинули политические и экономические требования, а когда на них бросили по привычке отряды полиции и матросов, встретили их шквалом камней. Кто оборонялся железным прутом, кто – поленом, кто поливал наступавших кипятком.

В начале 20 века оно вдруг и стало рушиться. Народ, который прежде ничего не говорил и ничего не требовал, вдруг стал и говорить, и требовать. И что еще хуже – стал действовать. И иногда – успешно. Во всяком случае, внушая власти страх.

В мае 1901 года взбунтовались рабочие нескольких оборонных предприятий на Невской заставе в Петербурге – выдвинули политические и экономические требования, а когда на них бросили по привычке отряды полиции и матросов, встретили их шквалом камней. Кто оборонялся железным прутом, кто – поленом, кто поливал наступавших кипятком. К ним на помощь пришли рабочие соседних заводов. Ни ружейный огонь, ни нагайки, ни шашки сопротивления не сломили. Только срочно присланный Омский полк смог с боями восстановить порядок. Начальник завода вынужден был пойти на уступки, принял 12 из 14 требований рабочих. Конечно, потом, когда рабочие успокоились, состоялся суд над теми, кто попал под арест. Многие были высланы, некоторые отправлены в тюрьму и на каторгу, в арестантские роты. Но сами рабочие, несмотря на суровость приговоров, считали майские события 1901 года своей победой. Стачка, по месту проведения, получила название Обуховской обороны.

В марте 1902 года по Полтавской и Харьковской губерниям прокатилась волна крестьянских бунтов. Причиной был неурожай предыдущего года и начавшийся голод, а поводом – резкое увеличение арендной платы за землю. В результате крестьяне решили отнять зерно и прочие продукты у помещиков, и начались грабежи, которые местные власти остановить не смогли. В этих грабежах участвовало свыше 40 000 крестьян. За месяц беспорядков они разграбили 105 усадеб и экономий и принесли ущерб на 800 000 рублей. Разогнать восставших смогли только срочно вызванные войска. Летом и осенью подобные бунты охватили и другие губернии – Курскую, Черниговскую, Воронежскую, Саратовскую, Симбирскую, Рязанскую, Херсонскую, Подольскую, Волынскую, а также Кубань.

В марте 1902 года по Полтавской и Харьковской губерниям прокатилась волна крестьянских бунтов. Причиной был неурожай предыдущего года и начавшийся голод, а поводом – резкое увеличение арендной платы за землю.

В 1903 году произошли события в Златоусте – здесь, как и в Обухово, все началось с оборонного завода. На заводе давно и успешно действовали революционные агитаторы, не то эсеры, не то эсдеки (от СД, то есть социал-демократы), но листочки с призывом к стачке были подписаны народнической партией «Союз народных прав». Поводом стала замена рабочих расчетных книжек, из которых были убраны упоминания о Манифесте 1861 года, причина же состояла в экономическом ухудшении положения рабочих. Рабочие начали забастовку, на усмирение приехал уфимский генерал-губернатор с двумя ротами солдат и арестовал агитаторов. В ответ рабочие потребовали их освобождения, затеяли драку с жандармами, в ходе которой один из них был ранен. Это полностью вывело пятитысячную толпу из себя, рабочие выломали двери в здании городской управы и пытались вытащить оттуда губернатора и начальника горного округа. Губернатор приказал солдатам стрелять по толпе. 45 человек было убито, 87 – ранено. Лишь такой ценой удалось быстро разогнать бунтующих. Сам губернатор впоследствии сожалел, что не взял вместо солдат казаков с нагайками – у тех получалось бескровнее. Этого подавления ему не простили, его имя сразу же было внесено в расстрельный список, и в том же году его убил эсеровский боевик.

В 1904 году Россия ввязалась в войну c Японией, которую благополучно проиграла в августе следующего года. В результате среди недовольных порядками в родной стране оказались даже патриоты. Витте в своих мемуарах печально констатировал поражение в войне такими словами: «Не Россию разбили японцы, не русскую армию, а наши порядки, или, правильнее, наше мальчишеское управление 140-миллионным населением в последние годы».

В 1904 году Россия ввязалась в войну c Японией, которую благополучно проиграла в августе следующего года. В результате среди недовольных порядками в родной стране оказались даже патриоты.

Вряд ли, конечно, управление страной можно назвать мальчишеским, то есть легкомысленным. Но порядки основательно устарели. Осенью 1904 года земства и другие легальные общественные организации буквально засыпали верховную власть петициями с требованием создать при царе народное правительство. Эти петиции также публиковались в прессе и широко дискутировались, и все это происходило как бы с разрешения самих властей – видимо, ослабление цензуры при министре внутренних дел Святополке-Мирском Витте и называл «мальчишеством».

Дискуссией о народном представительстве воспользовались нелегальные партии, которые стали засылать в народ своих агитаторов, призывавших не только к общественному представительству, но и вообще к свержению монархического строя. Нелегалы даже созвали в Париже свой съезд и договорились действовать раздельно, но бить врага сообща. Народ для этого нужно было хорошо взбунтовать. О всеобщем желании жить без монарха речи пока не шло. Ни крестьяне (77 процентов населения), ни большинство рабочих жизни без царя не представляли. Они попросту жаждали улучшения своей участи и верили в доброго царя. Увы, император показал, какова степень его доброты.

Год 1905. Кровавое воскресенье

Николай своего народа боялся. И со времен Ходынки любое массовое скопление людей низкого звания вызывало у него приступ паники. Полиция, которая должна была охранять порядок в столице, боялась скопления народа едва ли не больше царя. Вероятно, именно поэтому мирная демонстрация рабочих 9 января 1905 года и превратилась в массовое побоище. А побоище это тут же использовали для призыва к бунту все радикальные силы в стране.

Начались эти события 3 января, с забастовки рабочих Путиловского завода, которые протестовали против увольнения четверых членов своего вполне легального «Собрания русских фабрично-заводских рабочих г. Санкт-Петербурга». Это «Собрание» было создано самими властями для ослабления влияния революционных нелегальных рабочих организаций и занималось просветительством и взаимопомощью. Главой «Собрания» был священник Георгий Гапон, который сначала действовал точно по инструкции полиции, а потом поддался влиянию социал-демократов и даже принял в члены своего «Собрания» революционно настроенных рабочих и эсдековских агитаторов. Сложно сказать, хотел ли Гапон стать рабочим вождем или же должен был выявить среди рабочих зачинщиков беспорядков, но именно его действия и привели к пролитию крови.

На Путиловском заводе, где началась стачка, в противовес «Собранию» действовало созданное заводскими властями «Общество взаимопомощи рабочих механического производства», и членов «Собрания» начальство предпочитало увольнять. Вышвыривая в декабре 1904 года членов конкурирующей организации на улицу, мастер даже посмеялся над уволенными и отправил их искать помощи и понимания у своего «Собрания». Они и пришли с жалобами к Гапону, а тот отправил депутатов от «Собрания» к директору завода, фабричному инспектору и градоначальнику. Однако все отказались отменить увольнение. Тогда 3 января на заводе началась забастовка, но директор требований рабочих не принял, и забастовка перекинулась на другие предприятия. К 8 января она стала всеобщей. В столице бастовало уже 625 заводов и фабрик.

Николай своего народа боялся. И со времен Ходынки любое массовое скопление людей низкого звания вызывало у него приступ паники. Полиция, которая должна была охранять порядок в столице, боялась скопления народа едва ли не больше царя. Вероятно, именно поэтому мирная демонстрация рабочих 9 января 1905 года и превратилась в массовое побоище.

В самом гапоновском «Собрании» трудились не покладая рук и составили петицию о нуждах рабочих, которую, по замыслу Гапона, рабочие должны были торжественно вручить самому императору. В петиции наряду с экономическими требованиями (ограничить рабочий день, дозволить рабочим самим рассчитывать заработную плату и т. п.) были и политические: созыв народного представительства, прямое, тайное, равное и всеобщее голосование, объявление гражданских свобод и т. п. Правительство через своих агентов получило текст петиции и тут же приняло меры: вызвало в столицу дополнительные воинские части. На заседаниях правительства было решено разогнать рабочих и не дать им дойти до резиденции императора. Гапон же отлично чувствовал себя в роли народного трибуна, он самолично написал два письма – одно правительству, другое царю. В последнем он просил царя выйти к рабочим, которые в него верят, и предупреждал, что в случае пролития невинной крови (очевидно, он все же понимал, что такое массовое шествие может привести к бойне) между царем и его народом образуется пропасть. Гапон призвал бастующих собраться всем 9 января на площади перед Зимним дворцом.

В городе бастовало более 125 000 рабочих. Утром 9 января они стали стягиваться в центр вместе со своими семьями. Было множество детей, которых решили взять с собой, чтобы они тоже увидели царя, так что к Зимнему шло около 150 000 человек. К шествию присоединилось много верующих с попами и хоругвями. Во главе одной из колонн шел сам Гапон. В руках он держал крест. Толпа шла как на праздник. Но с предвкушением крови, потому что Гапон за день до шествия возвестил своему осененному хоругвями войску: если царь нас не захочет слушать, тогда мы разнесем весь Зимний дворец, не оставим от него камня на камне. Иными словами, царь должен был принять петицию и даровать все, чего просили рабочие, а если бы он рабочим отказал, то тут же получил бы бунт и – вероятно, под вопли «Долой царя!» – побоище в Зимнем дворце, жертвами которого стали бы все, кто там находился и олицетворял «старую власть». Иными словами, мирное шествие к Зимнему было спланированной акцией по его захвату.

В городе бастовало более 125 000 рабочих. Утром 9 января они стали стягиваться в центр вместе со своими семьями. Было множество детей, которых решили взять с собой, чтобы они тоже увидели царя, так что к Зимнему шло около 150 000 человек. К шествию присоединилось много верующих с попами и хоругвями. Во главе одной из колонн шел сам Гапон.

Власть это поняла и расставила на всех улицах, ведущих на площадь, конные патрули. Сам царь еще вечером 6 января уехал в Царское Село, поскольку утром, во время крещенского водосвятия, торжественный залп орудий Петропавловской крепости едва не разнес его в клочья: одно орудие позабыли перезарядить холостым. Хотя это не было никаким покушением, а всего лишь халатностью, поползли слухи о покушении. Само собой, власть боялась, что радикалы попробуют покуситься на жизнь императора всерьез. Войска, для надежности, решили поставить и на Дворцовой площади. Гапон же, осознав масштаб затеянного им шествия, предложил такой план: поскольку количество рабочих слишком велико, то к царю отправится только делегация во главе с самим священником, а потом он выйдет из дворца и подаст сигнал. Если он махнет белым платком, то, значит, царь принял петицию и выйдет к своему народу, если же красным – то царь отказал и пора захватывать Зимний. В полной уверенности, что царь приедет на встречу с рабочими из Царского Села, Гапон и повел эти колонны с окраин к Зимнему дворцу.

С рабочих окраин колонны демонстрантов стали подходить к центральной части города и наткнулись на патрули. Первое столкновение случилось у Нарвских ворот, где на демонстрантов налетел отряд всадников с обнаженными шашками. Рабочие сперва остановились, потом бросились вперед, и тогда солдаты дали по их рядам четыре залпа. Эту колонну вел сам Гапон, и его увели с Нарвской площади силой. Он еще пробовал призывать к драке с войсками, но толпа, увидев убитых и раненых, предпочла спасаться бегством.

Всего за этот день, по официальным данным, погибло 130 человек и 299 человек были ранены. Но по слухам, которые циркулировали в столице, убитых и раненых было во много раз больше, счет шел на тысячи. Социал– демократы называли 4600 убитых и раненых, а английская газета «Стандард» – даже 3000 убитых и 8000 раненых. Сколько их было на самом деле – не знает никто.

Второе столкновение случилось у Троицкого моста, который был перекрыт патрулем. Колонна пошла прямо на солдат плотной массой, сцепившись между собой. Но войска моста не оставили, напротив, они по приказу офицера открыли огонь. Только после третьего залпа, когда стали падать убитые, шествие удалось остановить. Рабочие стали разбегаться, а им вслед летели уланы на конях и добивали саблями. Колонне с Выборгской стороны удалось пройти через Сампсониевский мост и даже выйти на Каменноостровский проспект, но и тут их атаковала и разогнала конница. Колонне с Невской стороны удалось перейти Неву по льду. Колпинским рабочим удалось добраться до Дворцовой площади мелкими группами. На Васильевском острове, когда не удалось перебраться на другой берег Невы, рабочие стали вооружаться и строить баррикады, и войска целый день штурмовали то одну, то другую, пока не снесли их все. Однако, несмотря на такие превентивные меры, к полудню 9 января до Александровского сада добралось множество демонстрантов. Прямо против них, на Дворцовой площади стояли войска, имевшие артиллерию.

К толпе все время подходили новые и новые рабочие, которым удалось добраться до цели с мест кровавых стычек. Кто-то пустил слух, что сам Гапон погиб у Нарвских ворот. После этого в топе закричали, что будут стоять насмерть. Конный разъезд попробовал оттеснить толпу от Александровского сада, но толпа не отступила. Деревья в саду были сплошь усыпаны детьми и зеваками. И когда грянул первый залп поверх голов толпы, он сбил с деревьев многих из этих несчастных. Еще парой залпов толпу удалось обратить в бегство. А вслед бегущим по Адмиралтейскому проспекту понеслись казаки.

В это время к Зимнему пытались пробиться толпы, вышедшие на Невский проспект. Там стихийно организовывались митинги, люди кричали «Долой самодержавие!», рабочие сцеплялись руками и не давали всадникам их разогнать. Начало проспекта было наглухо перекрыто войсками, поэтому ни толпа здесь не могла развернуться, ни войска ее разогнать. Когда появились новости о погибших у Александровского сада, толпа стала вооружаться чем попало и бить военных, которых смогла поймать. Только к четырем часам дня войскам удалось пройти к Полицейскому мосту и открыть огонь оттуда. Толпа начала разбегаться. Всего за этот день, по официальным данным, погибло 130 человек и 299 человек были ранены. Но по слухам, которые циркулировали в столице, убитых и раненых было во много раз больше, счет шел на тысячи. Социал-демократы называли 4600 убитых и раненых, а английская газета «Стандард» – даже 3000 убитых и 8000 раненых. Сколько их было на самом деле – не знает никто.

Сам Гапон считал, что убито до 900 человек, а ранено – около 5000. Вечером после побоища он, для маскировки остриженный и переодетый, явился, к общей радости, в «Собрание» и там написал новое воззвание к рабочим. Он писал: «У нас нет больше царя. Река крови протекла сегодня между ним и русским народом», – и призывал сражаться за свою свободу с оружием в руках. Власть же поспешила тут же учредить Петербургское генерал-губернаторство и назначить на должность его главы Д. Трепова (сына Ф. Трепова, в которого стреляла В. Засулич). По его приказу было произведено множество арестов, но рабочих удалось усмирить, и 13 января снова работали уже все фабрики и заводы.

Встреча рабочих с царем все же состоялась по инициативе Трепова. Но для нее была специально отобрана делегация из 34 человек, которых отвезли на поезде в резиденцию императора в Царском Селе, дали увидеть государя, вручили его речь и отвезли назад. Главным в этой речи было то, что царь пообещал расправляться с мятежниками с помощью войск. Иначе как курьезом это не назовешь: расстреляв демонстрацию, император даровал расстрелянным монаршее прощение.

Неудивительно, что 9 января стало называться Кровавым воскресеньем, а народ стал готовиться выйти на улицы и взять власть в свои руки.

Годы 1905–1907. Первая русская революция

Расстрел в Петербурге вызвал шквал недовольства по всей стране. Первыми откликнулись Курляндия и Польша – 12–14 января произошли всеобщие стачки в Риге и Лодзи. Потом забастовали железнодорожники, потом начались студенческие волнения. Весной 1905 года началась забастовка текстильщиков в Иваново-Вознесенске, которая длилась больше двух месяцев. И тогда же рабочими стали создаваться органы народного самоуправления – советы. Верховная власть, понимая, что настроения в стране нужно успокоить, от имени императора издала манифест, в котором объявлялось о создании выборного органа народного представительства – Думы. Также власть впервые отказалась от преследования своих подданных по признаку вероисповедания, и в правах уравнивались те, кого прежде не допускали к должностям, – ламаисты, староверы и сектанты. А 6 августа высочайшим распоряжением была создана Государственная дума, выборы в которую намеревались произвести не позже весны 1906 года. Но страна все равно бурлила.

Крамола проникла не только в крестьянские и рабочие умы, намного хуже – она поселилась и в головах солдат и матросов. 14 июня 1905 года началось восстание на оплоте самодержавия – броненосце «Князь Потемкин-Таврический». Поводом к мятежу стало отвратительное питание матросов. В ответ на решение командира наказать бунтовщиков матросы захватили оружие и подняли восстание. Они арестовали или убили своих офицеров, захватили посланный на подавление бунта миноносец и пошли к охваченной забастовкой Одессе. 16 июня броненосец, сделав пять выстрелов (три холостых и два боевых) по городу, ушел в море. 17 июня к «Потемкину» присоединился посланный на его перехват броненосец «Георгий Победоносец», но его через день властям удалось вернуть, а сам «Потемкин» ушел в румынский порт Констанцу.

14 июня 1905 года началось восстание на оплоте самодержавия – броненосце «Князь Потемкин-Таврический». Поводом к мятежу стало отвратительное питание матросов. В ответ на решение командира наказать бунтовщиков матросы захватили оружие и подняли восстание.

В июле снова началось восстание в польской Лодзи, в октябре – всеобщая забастовка в Москве, которая неожиданно переросла во всероссийскую политическую стачку и охватила более 2 миллионов человек по всей стране. Наконец, в довесок к учреждению Думы, император издал Манифест от 17 октября – о даровании гражданских свобод (свободу личности, свободу совести, свободу слова, собраний и союзов). Тут же на свет вылезли подпольные и полуподпольные партии эсдеков и эсеров, приобрели законный статус Советы рабочих депутатов, и стали образовываться новые партии – конституционных демократов, октябристов (Союз 17 октября), черносотенный «Союз русского народа», Партия демократических реформ и другие, более мелкие.

Ответом на Манифест стали и волнения в черте оседлости – там евреи потребовали отменить закон, запрещавший им свободное расселение по стране. Прошли соответствующие демонстрации. В ответ Россию накрыла волна еврейских погромов, каких страна прежде не знала. Наибольшее количество жертв было в Одессе – более 400 убитых, и в Ростове-на-Дону– 150 убитых.

Так что Манифест пробудил к жизни и революционеров, и реакционеров.

Либералы, которые боролись за учреждение собственного представительства, были в восторге – у них появилась возможность влиять на решения правительства. Радикалы собирались использовать Думу как агитационную площадку для расширение революции. Конфузом стало приобщение к политике черносотенцев. Ответом на Манифест стали и волнения в черте оседлости – там евреи потребовали отменить закон, запрещавший им свободное расселение по стране. Прошли соответствующие демонстрации. В ответ Россию накрыла волна еврейских погромов, каких страна прежде не знала. Наибольшее количество жертв было в Одессе – более 400 убитых, и в Ростове-на-Дону – 150 убитых. Так что Манифест пробудил к жизни и революционеров, и реакционеров.

Но действительно широкие массы снова остались на задворках политической борьбы. И, как ответ на несоответствие дарованных свобод и полицейского контроля, вспыхнуло декабрьское восстание в Москве.

Началось оно 7 декабря как всеобщая политическая стачка. Подготовили и организовали ее члены РСДРП, большевистское крыло социал-демократов. Практически вся промышленность Москвы остановилась. Всюду люди собирались на митинги, которые проводили под охраной собственных вооруженных дружин, готовых дать отпор провокаторам и полиции. Прервалось железнодорожное сообщение, с началом темноты (а был декабрь, самый темный месяц в году) все улицы погружались в кромешную тьму, участились грабежи и другие противоправные действия. Московский генерал-губернатор поспешил объявить чрезвычайное положение. Тотчас же арестовали всех видных большевиков, кого смогли. Власть не была уверена даже в собственных солдатах и частично их разоружила, чтобы те не перешли на сторону восставших. На следующий день, 8 декабря, полиция попробовала справиться с народом, митингующим у сада «Аквариум». В ответ на это эсеры-бомбисты ночью взорвали жандармское отделение в Гнездниковском переулке. 9 декабря полиция попробовала разоружить дружинников, охранявших собрание в доме Фидлера: окружили его войсками, принудили к сдаче и зарубили сдавшихся шашками. И это привело не к усмирению, как наивно надеялись власти, а к настоящему вооруженному восстанию.

10 декабря вся Москва покрылась баррикадами. Наиболее густо стояли они в центре Москвы, но имелись также в Замоскворечье, Лефортово и Хамовниках. Полиции приходилось брать их штурмом и сносить, но восставшие тут же их возобновляли. Они проводили рейды к оружейным складам, нападали на солдат и полицию, казнили жандармов. Среди членов вооруженных дружин было очень много эсеров, которые считали терроризм единственно возможным методом политической борьбы. Примерно 60 сотрудников полиции было убито восставшими в том декабре. По всей Москве шли сражения с правительственными войсками. Обезоружить восставших не удавалось, поскольку в Москве процветала торговля оружием. Ряды восставших пополнялись. Они надеялись захватить весь центр и взять город в свои руки.

Однако оказалось, что восстание целиком охватило только отдельные районы столицы, и единого выступления не получилось. К тому же для быстрого захвата всего города нужно было уметь вести уличные бои, восставшие этого не умели. Тяжелые бои шли в Замоскворечье, в Бутырках, в Симоновой слободе. Было много раненых, и восставшим даже пришлось создать свой госпиталь, который разместили в помещениях бирюковских бань. Полностью отрезать Москву от остальной России восставшим тоже не удалось. Единственная железнодорожная ветка, связывающая Москву с Петербургом, и стала причиной конца восстания.

Ночью 14 декабря из столицы пришел эшелон с верными царю солдатами Семеновского полка. И 15 декабря началось подавление восставших. 16 и 17 декабря основные бои повстанцы вели за Пресню и станции Казанской железной дороги. Сопротивление их было неистовым, и военные запросили поддержки. Им в помощь были присланы из столицы свежие части. Пресню расстреляли ураганным огнем. К 19 декабря подавили другие восставшие районы. Повстанцев арестовывали и казнили без суда и следствия. Как на войне.

После московской расправы восстание пошло на спад, но революция не закончилась. По всей стране стали возникать местные республики – Гурийская, Заглебьевская, Красноярская, Либотинская, Марковская, Новороссийская, Островецкая, Славуцкая, Сочинская, Старобуянская, Читинская, Шутянская и т. п. Наиболее активно революционные выступления шли в крупных городах, а также в городах с развитой промышленностью, таких как Иваново-Вознесенск, где почти все годы революции действовал Совет рабочих депутатов. С весны 1905 по весну 1906 года было убито большое число представителей власти разных уровней: 8 губернаторов и градоначальников, 5 вице-губернаторов и губернских советников, 4 генерала, около 760 полицейских и жандармских чинов.

27 апреля 1906 года была созвана Первая Государственная дума, которая просуществовала 72 дня и в итоге была царем распущена. Права этой Думы были очень ограниченными, а ее состав тенденциозным, но даже такая Дума оказалась для монарха слишком опасной и радикальной. Оказалось, что и такая Дума желает расширения своих полномочий, а на ее работу влияют уличные митинги и отмена цензуры в прессе. С первых же заседаний думцы стали требовать освобождения политических заключенных, отмены смертной казни, ликвидации Государственного совета, подотчетности Совета министров и т. п., что императору понравиться не могло. А когда в начале июня Дума стала рассматривать вопрос о национализации природных ресурсов и отмене частной собственности на землю, она была тут же распущена. И страну вновь охватило недовольство.

Особенно бурно проходили события 1906 года в Польше. Там Польская социалистическая партия организовала целую серию покушений на представителей российской власти. 15 августа Юзеф Пилсудский объявил «Кровавую среду» – день охоты на всех противников революции, в основном на жандармов и сотрудников охранного отделения. Акция была проведена в девятнадцати городах – было убито до 80 российских чиновников и ранено около 70, а варшавские повстанцы дали настоящий бой казакам. Власть, конечно, ответила на этот акт привычными средствами – словно катком прокатилась по рабочим окраинам города, арестовав всех, кого могла, и отправив на поселение в Сибирь.

Особенно бурно проходили события 1906 года в Польше. Там Польская социалистическая партия организовала целую серию покушений на представителей российской власти. 15 августа Юзеф Пилсудский объявил «Кровавую среду» – день охоты на всех противников революции, в основном на жандармов и сотрудников охранного отделения.

В самой России бушевали крестьянские восстания. Так что правительству пришлось осенью 1906 года принять два закона – об уравнении крестьян в правах с остальными слоями населения и о праве выхода из общины и получения положенного по закону участка земли.

В феврале 1907 года была созвана Вторая Дума, которая, как надеялись власти, окажется менее революционной, поскольку к весне волна забастовок и крестьянских восстаний стала стихать. Но Дума оказалась не столь покорной, как предполагалось. Она выступа против преследования в стране революционеров – и 3 июня тоже была распущена. На этом революция в России и завершилась. Началось время реакции.

В самой России бушевали крестьянские восстания. Так что правительству пришлось осенью 1906 года принять два закона – об уравнении крестьян в правах с остальными слоями населения и о праве выхода из общины и получения положенного по закону участка земли.

В целом революцию 1905–1907 годов можно назвать полусостоявшейся. В результате удалось, конечно, отвоевать какие-то права и свободы, но революционный накал был все же слаб, и революцию удалось «схлопнуть» сверху, поэтому многие первоочередные вопросы остались нерешенными. Получив народное представительство – Думу, Россия не превратилась в конституционную монархию, а пребывала в состоянии самодержавия с парламентскими элементами. Развивая промышленность, она, тем не менее, по-прежнему торговала не промышленными товарами, а сырьем или продуктами первичной переработки. Имея самую большую по тем временам армию, имела отсталое вооружение. Все попытки провести земельную реформу сводились к сохранению помещичьего землевладения. Все дарования свобод при полицейском режиме – к видимости демократических реформ. Так что итогом этой революции стало всеобщее ожидание нового всплеска возмущения, то есть другой революции, которая наконец-то доведет преобразования до конца и решит все проблемы.

Год 1917. Февральская и Октябрьская революции

После 1907 года главный вопрос крестьянской страны о земле, несмотря на проведенную Столыпиным земельную реформу, так и оставался отвратительно решенным. Крестьянские бунты никуда не делись и периодически вспыхивали то здесь, то там – с грабежами и поджогами барских усадеб. Рабочие своим положением тоже были недовольны, власть к тому же нередко применяла для подавления возмущений жестокие меры.

Во вполне еще благополучном 1912 году, когда рабочие Ленских золотых приисков, трудившиеся в каторжных условиях вечной мерзлоты, объявили забастовку, а после ареста членов стачечного комитета вышли в знак протеста на мирное шествие, жандармы, посланные для усмирения, не нашли ничего лучше, как их расстрелять. Итого: 170 убитых и 250 раненых. Этот кошмар, случившийся по вине отдавшего приказ о прицельной стрельбе ротмистра, всколыхнул всю страну. И рабочие в российских городах вышли на демонстрации протеста.

Во вполне еще благополучном 1912 году, когда рабочие Ленских золотых приисков, трудившиеся в каторжных условиях вечной мерзлоты, объявили забастовку, а после ареста членов стачечного комитета вышли в знак протеста на мирное шествие, жандармы, посланные для усмирения, не нашли ничего лучше, как их расстрелять. Итого: 170 убитых и 250 раненых.

Ленский расстрел для агитации вовсю использовали большевики.

Впрочем, большевики использовали любое недовольство, а иногда искусственно его раздували, как это случилось в Туркестане в том же 1912 году. Тогда большевикам удалось взбунтовать саперный батальон. Правда, восстание длилось недолго: растерзав своих офицеров, солдаты натолкнулись на сопротивление других и поспешили сдаться. Но впереди у большевиков был непочатый край работы – в 1914 году Россия вступила в мировую войну.

И сразу же социал-демократы заговорили о необходимости добиваться в этой войне поражения своего государства – так они думали приблизить новую революцию. Не в последнюю очередь благодаря агитаторам и пропагандистам война для России складывалась не очень удачно. Если в начале военных действий русская армия одерживала победы, то год спустя пошло поражение за поражением, русские войска оставили Львов, потеряли Польшу и часть Литвы, откатились до Западной Двины. Николай сместил с поста главнокомандующего великого князя Николая Николаевича и принял командование армиями на себя. Главнокомандующий из него вышел никакой. Началась позиционная война, то есть русская армия от наступления перешла к обороне.

К осени 1916 года под ружье в России было поставлено 13 миллионов человек, и в это число попало очень много образованных людей, интеллигентов, но, как всегда, основным призывным контингентом стали крестьяне. Именно этим мужикам с ружьями большевистские агитаторы и объясняли, что, чем скорее страна проиграет войну, тем быстрее они вернутся домой, потому что немецкие солдаты – такие же крестьяне и тоже хотят мира. На вопрос, кто же затеял войну и кому она выгодна, они давали однозначный ответ – «капиталистам и царю». Враг был назван. И в армии началось брожение умов.

К осени 1916 года под ружье в России было поставлено 13 миллионов человек, и в это число попало очень много образованных людей, интеллигентов, но, как всегда, основным призывным контингентом стали крестьяне. Именно этим мужикам с ружьями большевистские агитаторы и объясняли, что, чем скорее страна проиграет войну, тем быстрее они вернутся домой, потому что немецкие солдаты – такие же крестьяне и тоже хотят мира.

Недовольными ходом войны и решениями власти оказались не только простые солдаты. В скорую победу, о которой говорил Николай, не верили больше даже преданные трону офицеры, даже либеральные политики считали то, что происходит в стране, преступным разорением – в пользу армии реквизировали скот, лошадей, сельскохозяйственные продукты, на земле из-за массовых призывов на службу некому стало работать. В городах промышленность была переведена на военные рельсы, любое недовольство рабочих жестоко подавлялось, зарплаты урезали, длину рабочего дня и нормы выработки – увеличили. Ужесточилась и цензура, начались поиски германских шпионов и их пособников, в которые с легкостью попадали все, кто смел критиковать власть за ошибки. В общем, создалось положение, когда властью оказались вдруг недовольны все – от нищих крестьян до интеллигенции и политиков.

Неумение императора управлять страной в сложной ситуации многие приписывали влиянию на него «друга императрицы» – сектанта Григория Распутина. Но вот против царского любимчика составился заговор, Распутин был убит. И ничего не изменилось. Даже при дворе перешептывались, что неплохо бы передать трон цесаревичу Алексею, а регентом назначить брата Николая – Михаила Александровича.

8 марта (23 февраля по старому стилю) 1917 года на фоне военных неудач в столице началась забастовка, которая через три дня стала всеобщей. Стачка переросла в восстание, еще через день на сторону повстанцев перешел гарнизон Петрограда, верными царю остались лишь казаки и полиция. 12 марта (27 февраля) думцы сформировали Временный комитет Государственной думы – будущее Временное правительство. 13 марта (28 февраля) на сторону восставших перешли уже все войска столицы, в их руках оказались все вокзалы, узлы связи, арсенал. По воспоминаниям современников, настроение в Петрограде было праздничное, барышни ходили с алыми бантами, народ пел, веселился, то есть вел себя примерно так, как наши белоленточники во время гуляний по Садовому кольцу. В этот же день началось вооруженное восстание в Москве. Революционные настроения стали перекидываться на другие города.

8 марта (23 февраля по старому стилю) 1917 года на фоне военных неудач в столице началась забастовка, которая через три дня стала всеобщей. Стачка переросла в восстание, еще через день на сторону повстанцев перешел гарнизон Петрограда, верными царю остались лишь казаки и полиция.

В такой ситуации император срочно выезжает из ставки Северного фронта в Царское Село, но его поезд перенаправляют со станции на станцию, пока 2 (15) марта он не оказывается в Пскове. Сюда к царю приезжают представители Государственной думы, которым Николай передает манифест об отречении от престола в пользу Михаила Александровича. Но 3 (16) марта от престола отрекается и Михаил. Временное правительство объявляет о созыве через полгода Учредительного собрания, и беспорядки тут же начинают идти на убыль. 22 (9) марта отрекшийся монарх возвращается в Царское Село и тут же попадает вместе со всей семьей под арест: так распорядился созданный параллельно думской власти рабочий Петросовет, мнение которого Временному правительству пришлось учитывать.

22 (9) марта отрекшийся монарх возвращается в Царское Село и тут же попадает вместе со всей семьей под арест: так распорядился созданный параллельно думской власти рабочий Петросовет, мнение которого Временному правительству пришлось учитывать.

Теперь в столице одновременно действуют две власти – думская, перенявшая страну у сведенного с престола Николая, и леворадикальная, рабочая – Петросовет, где первую скрипку играют большевики. Временное правительство провозглашает в стране демократические перемены, распускает полицию и создает народную милицию, но пытается сохранить доставшуюся от старой власти государственную структуру. Это, по вполне понятным причинам, не получается. Как не получается и быстро улучшить экономическое положение страны: поскольку в состав самого правительства входят представители крупной промышленности и крупного землевладения, и речи не может идти о национализации земельных ресурсов, недр, заводов и фабрик.

Города испытывают недостаток в продуктах питания и сырья для промышленности, но крестьяне не желают снабжать города всем необходимым бесплатно или за бесценок. При отсутствии производства рабочие в городах не получают зарплаты, и снова начинаются забастовки, бороться с которыми правительство не решается. В городах начинают голодать. На фронтах остается огромная армия, которая по-прежнему вынуждена вести войну, поскольку мир с Германией не заключен, и солдаты этим все больше недовольны. Начинается массовое дезертирство. Как ответ в июне срочно вводят военно-полевые суды. Но самовольный уход с фронтов это остановить не может. Вспыхивают крестьянские бунты: крестьяне, не дожидаясь созыва Учредительного собрания, начинают передел земельной собственности. Временное правительство пытается остановить беспорядки. Но радикальные революционные слои это не устраивает, и развитие революции продолжается.

В июле левые организуют массовую демонстрацию под лозунгами передачи всей власти Петросовету. Впервые Временному правительству приходится применить оружие против вызывающей опасения рабочей толпы, а наиболее опасно влияющих на массу большевиков – объявить вне закона. Так новая власть надеялась сделать Петросовет более лояльным. Но это ничего не меняет: большевики переходят на привычный нелегальный образ жизни, а их вождь Ульянов-Ленин отъезжает за финскую границу, которая проходит практически рядом со столицей, и превосходно проводит лето.

В конце июля формируется третий состав Временного правительства во главе с Керенским. Тот в конце июля создает так называемую Директорию – правительство из пяти министров, по типу революционной Франции. На фронт, главнокомандующему Корнилову, еще при прежнем составе правительства была послана депеша – выделить части для борьбы с большевиками. Корнилов ведет свой ударный полк на Петроград, но доводит до сведения Керенского, что вообще необходимо сделать: взять управление страной в твердые руки и полностью истребить большевиков и прочий разлагающий элемент. Программа Корнилова Керенского не устраивает, и генерала с его ударным отрядом тут же объявляют угрозой Петрограду.

1 (14) сентября Керенский, не дожидаясь созыва Учредительного собрания, объявляет Россию республикой и возвращает левые партии из подполья. То есть делает попытку подружиться с Петросоветом и сделать его союзником. Корнилов попадает под арест. А левые, оценив подарок Керенского, тут же радикализируют Петросовет: теперь во главе этого рупора большевизма встает Лев Троцкий. Все, кажется, готово, чтобы произвести наконец-то переворот и захватить власть.

Именно это и происходит 25 октября (7 ноября). Правда, этот левый переворот большинство до сих пор называет революцией – Великой Октябрьской. Но – увы! – революция, которая свершается на фоне и в продолжение уже идущей революции, – это все-таки переворот. Да и сами вершители этого переворота вплоть до 1927 года так его и называли – Октябрьским переворотом.

1 (14) сентября Керенский, не дожидаясь созыва Учредительного собрания, объявляет Россию республикой и возвращает левые партии из подполья. То есть делает попытку подружиться с Петросоветом и сделать его союзником. Корнилов попадает под арест. А левые, оценив подарок Керенского, тут же радикализируют Петросовет: теперь во главе этого рупора большевизма встает Лев Троцкий. Все, кажется, готово, чтобы произвести наконец-то переворот и захватить власть.

Именно это событие – захват власти большевиками – и привело огромную страну к национальной трагедии – долгой и кровавой Гражданской войне, которая началась в 1918 и закончилась только к 1923 году.