Сто имен Ахерн Сесилия
— Надо поесть, — сказал он, все так же не глядя на нее.
— Нет! — Ее тошнило от статьи Ричи, от того, как он лгал ей, как ее использовал, от того, что она с ним переспала. Подло, унизительно, она же никогда больше никому не сможет довериться, и есть она тоже не будет.
— Поддержать силы, — настаивал Арчи, — а то против этих засранцев не выстоять.
— Слишком поздно, — вздохнула Китти и сама услышала, как дрожит ее голос. Услышал и Арчи, поднял глаза от газеты. К счастью, в этот момент ему принесли еду — правда, от запахов Китти замутило. Большая тарелка с помидорами, яйцами, сосисками, грибами, белым и черным пудингом, а тостов — хоть крышу ими перекрывай. Официантка поставила блюдо перед Арчи, и тот наконец отложил газету в сторону и сосредоточился на еде.
— Заказывать будете? — поинтересовалась официантка.
— Спасибо, я не голодна.
— Кофе, чай?
— Воды без газа.
— И тарелку фруктов, — добавил Арчи, разделываясь с сосиской. — Принесите ей тарелку фруктов. Уж фруктов-то она поест.
— Спасибо, — поблагодарила Китти. Трогательная забота. — Вижу, вы в этом разбираетесь.
Он кивнул — так мотает головой лошадь, отгоняя мух.
— О чем вы хотели поговорить?
Арчи не ответил, он знай себе сгребал в рот еду, огромные куски, от которых раздувались щеки, но он лишь пару раз двигал челюстями, прежде чем проглотить. Потом он ответил вопросом на вопрос:
— Вы были знакомы с тем парнем?
С каким парнем, Китти догадалась сразу.
— Приятель по учебе.
— Ага. Старый фокус.
— С вами тоже такое проделали?
— Всех родных напустили. И друзей. Знают, как уговаривать людей. Тех, кто сам в этом не соображает. Не знает этой работы и верит в то, что прочтет в газетах. Обычных людей.
— Но я-то сама журналистка.
— Да уж. Одна из них. И то вы такого не ожидали.
— Я не из них — с негодованием отреклась Китти. — Не была такой и не стану. Я причинила тому человеку зло по ошибке, а этот все заранее продумал. — Кровь кипела в жилах, Китти готова была выскочить из-за стола, бежать к Ричи домой… Страшно представить, что она бы с ним сделала. Ей ко всему прочему недостает лишь обвинения в нападении и причинении тяжких телесных.
— Вы сердитесь, — отметил Арчи, наблюдая за ней.
Китти притопывала ногой, еще немного — вмажет кулаком в стенку.
— Еще бы я не сердилась.
— Потому-то я вам и позвонил.
— Нравится общаться с рассерженным человеком? — огрызнулась она.
Арчи усмехнулся:
— Хотел поговорить с одним из тех, кто никогда не станет таким, как они. Этот парень, ваш университетский приятель, сделал для меня доброе дело.
— Хоть кого-то он порадовал. И теперь вы мне доверяете?
На этот вопрос Арчи не ответил, вновь занявшись едой. Китти принесли воду и фрукты, и хотя ее все еще слегка подташнивало, она принялась за угощение и вскоре почувствовала себя лучше.
Дверь кафе отворилась, вошел третий за утро клиент — женщина-мышка, маленькое личико, тусклые темные волосы свисают до подбородка, лба и глаз не видно из-под челки. Кроткая на вид, тоненькая и слабая, дунь — улетит. Она огляделась по сторонам так, словно рассчитывала кого-то увидеть, — не увидела, помрачнела и села за общий деревянный стол. Арчи поднял голову и уставился на эту женщину. Следил, как она проходит по залу, садится. С этой минуты его взгляд не отрывался от нее.
— Вы ее знаете? — спросила Китти.
— Нет, — буркнул Арчи и отвернулся, влил в себя чай. — Так что вы знаете обо мне?
— Намного больше, чем знала вчера.
— Вперед.
— Десять лет назад ваша дочь — ей было шестнадцать — пропала. В последний раз ее зарегистрировала камера видеонаблюдения, когда выходила из одежного отдела торгового центра в Донамиде. Полиция начала поиски, вы и ваши родные обратились к общественности, довольно громкая была кампания. Через месяц ее нашли в поле задушенную. Четыре года спустя вы напали на двадцатилетнего парня и избили его чуть ли не до смерти, потому что считали, что он был ее бойфрендом. За это вы отсидели четыре года.
Пауза.
Арчи прожевал корочку бекона, выплюнул несъедобное на тарелку.
— Это произошло одиннадцать лет назад, за неделю до ее дня рождения. Ей должно было исполниться шестнадцать. — Он передохнул минуту и продолжал уже тихим голосом: — Последним ее видел сторож на парковке торгового центра в Донамиде, она отбивалась от этого парня — Брайана Бинго О’Коннелла. На самом деле он был не ее парнем, а ее подруги, но он втрескался в нее и не оставлял в покое. Я все это рассказал полиции в тот самый день, когда она не вернулась домой. И потом повторял сотню раз, но они твердили свое: против него нет никаких улик. Если б не тот фермер — он сажал на поле капусту, — ее бы вовсе не нашли, а они продолжали бы подозревать не того человека.
— То есть вас, — уточнила Китти.
— Мне они дохнуть не давали, вбили себе в голову, и все. Только мной и занимались, а ведь я один кое-что знал о том месте, где ее видели в последний раз.
— Может быть, именно поэтому.
— Мой приятель по прозвищу Молодчага как раз и работал на парковке. Но они так старались повесить все на меня, что ни единому моему слову не верили.
— Вроде бы расследование всегда начинается с семьи?
— Но не до такой же степени. Не так. Конечно, Молодчага не слишком надежный свидетель, у него бывали неприятности.
Интересно, почему же его прозвали Молодчагой?
Молчание. Арчи вновь принялся следить за той женщиной. Она наматывала салфетку на палец, стягивала так, что из-под края ободком выбухала кожа, разворачивала салфетку и вновь наматывала. Кафе постепенно заполнялось, повар хлопотал за стойкой, что-то разогревал на сковородке, еда скворчала, и запах жареного наполнял маленькое помещение. У Китти заурчало в желудке, она отщипнула очередную виноградину.
— Почему они в итоге сняли с вас подозрение?
— Нашли тело.
Снова молчание.
— Понимаете, ее изнасиловали. — Это застало Китти врасплох, она едва не подавилась виноградиной.
— Этого я не знала.
— Я позаботился о том, чтобы это не упоминали в прессе. Не унижали ее лишний раз. Она так долго пролежала в поле, что улики все равно не сохранились.
— Но вы уверены, что виноват тот парень, Брайан О’Коннелл.
— Да, Бинго, — твердо, насмерть уверенный, ответил он. — Так же уверен, как в том, что я живу и дышу. Я часто встречался с ним и ловил его взгляд — такой особенный взгляд, мол, ему все сошло с рук и разве это не забавно?
Китти покачала головой:
— Не стану винить вас за то, что вы разделались с ним.
— Пришлось бы — снова сделал бы то же самое, — напрямик отвечал он. — И хорошо, что не убил: если захочется, могу в любой момент повторить.
— Вы не сделаете этого.
Бравада слетела с него.
— Я бил, пока не увидел смертный страх в его глазах, и этого с меня хватит. Это я буду помнить всегда. Храню вот тут, — он постучал себя по виску. — Я сделал это ради Ребекки.
Китти попыталась представить себе его жизнь после трагедии — жизнь обычного семейного человека рухнула, и пострадал он не один раз, а дважды.
— Вы с женой расстались?
Он кивнул.
— Она переехала в Манчестер. Нашла себе хорошего человека. Сумела начать жизнь заново. Это ее право. Нельзя жить одним только гневом. Гнев разрушает. Он уничтожил все: наш брак, отнял друзей, само собой, и на работу меня обратно не приняли. Судебный приговор отнюдь не повышает шансы трудоустроиться.
Про это мог бы мне и не рассказывать, усмехнулась про себя Китти.
— И вы работаете в закусочной.
— А еще вышибалой в клубе по соседству. Вот почему я обычно завтракаю здесь. — Он опять покосился на ту женщину. — Надо же как-то сводить концы с концами. Берусь за любую работу. Пытаюсь вернуться к нормальной жизни, насколько это возможно.
— Вакансий не предвидится? — спросила Китти.
Он хмыкнул:
— Вы-то работу не ищете. У вас она есть.
— Не уверена. — Китти представила себе, как отреагирует Пит на ее «откровенность» с воскресным таблоидом. Понеслось дерьмо по трубам.
— Ну вы уж постарайтесь застолбить эту работу за собой, — заявил Арчи, поднимаясь. — Потому что вам предстоит написать историю. Мою историю. — С тем он и удалился, унося с собой свернутую в трубочку газету и предоставив Китти поразмыслить над услышанным и оплатить счет.
Покинув Китти Логан в кафе «Брик Эли», Арчи последовал за той женщиной, которая вошла в кафе после них и только что вышла. Как обычно, она заказала чай и фруктовый рогалик с маслом и джемом, управилась с ними за двадцать минут и ушла. Каждое утро за те девять месяцев, что Арчи наведывался в это кафе, она являлась, пунктуальная, как часы. Словно бы не замечала его присутствия, хотя спозаранку в кафе не было никого, кроме них двоих. Входила и озиралась по сторонам в поисках того, кого там не было, на того, кто был, не обращала внимания. Сидела, ждала кого-то или чей-то призрак, допивала чай и уходила. Арчи завтракал в кафе только по выходным после ночной работы в клубе, но стал заглядывать по нескольку раз в неделю, проверяя, там ли эта женщина, — и каждый раз ровно в восемь утра она входила в эту дверь и всегда с одним и тем же выражением испуганной надежды на лице.
Он следовал за ней по набережной Веллингтона, по Полупенсовому мосту до набережной Холостяков, пока она не вошла в церковь Святого Причастия. Прикинул, не войти ли и туда вслед за ней, однако отказался от этой мысли — не потому, что считал неуместным проследить за женщиной и там, но потому, что не мог принудить себя войти в церковь. Только не в нынешнем его настроении.
Арчи развернулся и побрел домой.
Глава пятнадцатая
Дейрдре, сестра Колина Мерфи, поставила перед братом чашку чая и черничный пирог, его любимый. Хоть как-то его подбодрить, хотя в глаза бросается, что братик набрал лишний вес. Но ей хотелось доставить бедняжке удовольствие: столько уже перемучился, а теперь еще и его жена, Симона, съехала вместе с детьми — ей понадобилась «передышка», и к кому же малыш обратится, если не к старшей сестре? Колин, пожалуй, будет спорить, никогда не признается, но ведь факт: за все это время он ни разу не дал волю гневу. Дейрдре все ждала, когда же это случится, когда он поймет, как с ним обошлись, и взорвется. Не хотелось бы ей оказаться рядом, когда взрыв произойдет, но куда денешься. Больше у мальчика никого не осталось. Многие его поддерживали и сейчас машут ему рукой на улице, хлопают по спине в пабе, но настоящей помощи ни от кого не дождешься.
— Спасибо, Ди, — кротко поблагодарил Колин, не отрываясь от телевизора.
— На здоровье. Точно не пойдешь с нами на ланч? Хороший шведский стол, Нил говорит, поставили большой экран, чтобы смотреть футбол, и ребята придут, а они были бы рады увидеться с тобой.
— Не-а. Но спасибо. — Он выдавил из себя улыбку. — Я тут посмотрю матч.
Дейрдре поднялась, потянулась, выглянула из окна.
— Опять она тут!
Не было нужды спрашивать, кто «она». Колин тоже кинул быстрый взгляд в окно, охватил взглядом газон и дорогу за ним.
— Ты знал?
— Ага.
— Почему мне не сказал?
— Не хотел гнаться за тобой, когда ты понесешься через лужайку со сковородкой в руках.
— Со сковородкой? Уж поверь, я бы нашла что-нибудь получше! — раскипятилась Дейрдре, руки в бока, глаза не отрываются от окна. — Который уж это раз? Второй? Третий?
— Кажется, четвертый.
— Какого дьявола ей здесь надо? — Дейрдре вплотную подошла к окну, чтобы разглядеть пояснее.
— Оставь, Дейрдре, она тебя увидит.
— Пусть видит. Не знаю, чего она добивается, но, богом клянусь, сейчас я отправлюсь туда и задам ей взбучку!
— Ди, остановись! — Он окликнул ее так мягко, что Дейрдре мгновенно отказалась от кровожадного умысла. Вылитый отец, он просто не умеет ни на кого сердиться. Слишком деликатен, слишком мягок, всегда готов выслушать другого и посочувствовать его проблемам. Именно из-за этого Колин и попал в беду. Ту глупую школьницу следовало сразу отправить домой, и пусть бы сама разбиралась со своими подростковыми несчастьями, а он попытался ее утешить. Девка все не так поняла, превратно истолковала его снисходительность и доброту и сама себя поставила в неловкое положение, а расплачиваться пришлось Колину.
Дейрдре вздохнула:
— Не понимаю тебя, Колин! Окажись я на твоем месте, только и мечтала бы выйти к ней, и, видит бог, я бы с ней поговорила! Ладно, мне пора, не то опоздаю. Если надумаешь присоединиться к нам, дай мне знать, мы идем на ланч к двум. Хорошо? — Она поцеловала брата в голову и ушла.
Колин проследил, как сестра выезжает со двора: он опасался, что она не устоит перед соблазном и все-таки «поговорит» с той журналисткой. Сестра уехала, в доме воцарилась тишина — Колин все никак не мог привыкнуть к мертвой тишине, наступивший после того, как Симона заявила, что ей нужно пожить отдельно и подумать о будущем их брака. За подушкой дивана пряталась газета. Колин достал ее и развернул перед собой на низеньком столике. На первой странице ему бросилось в глаза фото Кэтрин Логан — счастливое, улыбающееся лицо. А внутри — другая фотография, когда она выходит из суда. Колин еще раз перечитал статью.
Когда он вновь посмотрел в окно, Китти там уже не было.
Глава шестнадцатая
Когда Китти явилась в «Etcetera», дверь в кабинет редактора была открыта, и это усилило ее страх перед надвигающейся грозой: мол, заходи, дверь открыта, смелее — бежать некуда. В редакции воскресным утром никого не было, Пит расправится с ней, и никто даже не услышит ее воплей. Вся надежда на Боба, авось спасет, однако и его эта статья могла превратить во врага, ведь там ясно сказано: журнал теряет платежеспособных клиентов, надвигаются финансовые затруднения. Хорошенькая реклама, нечего сказать.
Китти вошла в бывший кабинет Констанс. Пит, как обычно, стоял у стола, приклеился ухом к телефону. Одет по случаю выходного дня неофициально, непривычно для Китти, и вновь он показался ей моложе и привлекательнее, чем тот затянутый в костюм самодур, что рассекал в будни по офису. При виде Китти лицо Пита потемнело.
— Гэри, я перезвоню! — И он бросил трубку. — Это Гэри. Наш поверенный. Все утро висит на телефоне, пытаемся придумать, как нам выбраться из этого дерьма.
— Поверенный?!
— Ты газеты с утра читала? — насмешливо поинтересовался Пит. — Впрочем, тебе и читать не требовалось, ты знала до того, как это напечатали. Так вот, в этой статье есть ма-аленький такой абзац насчет того, что рекламодатели покинут «Etcetera», если тебя не отстранят от работы.
— Да, но…
— И, прочитав это, другие рекламодатели, те, которые и не думали уходить от нас, запаниковали: не следует ли им тоже уйти, ведь реклама в нашем журнале может нанести ущерб их репутации. — Пит уже кричал.
Китти широко раскрыла глаза и даже подскочила от такого вопля. Никогда прежде не доводилось ей видеть Пита в гневе. Ворчал, бывало, вечно напряженный, характер не сахар, но ничего подобного не случалось.
— Ты что, думаешь, я нарочно это подстроила? — Голос ее задребезжал. — Господи, Пит, если б я решила сама все рассказать, я бы уж получше с этим справилась, неужели ты не понимаешь? Возле своего дома я наткнулась на старого приятеля, еще из колледжа, и он якобы знать не знал о моих неприятностях на телевидении. Мы пошли с ним выпить и поболтать, и за ночь — да, за целую ночь, Пит, потому что ему мало состряпать из моей жизни статью, ему потребовалось заодно использовать меня, унизить, превратить в шлюху, — за ночь я много чего наболтала. Я рассказывала обо всем, что со мной произошло, — понятное дело, рассказывала, ведь меня все это удручает, это давит на меня, и я рада была поговорить с человеком, совершенно чуждым нашему миру, с человеком, который уверял меня, будто он пишет роман. Роман, черт меня подери, и он вроде бы пожалел меня, а сегодня утром, едва проснувшись, я увидела эту хрень на первой странице, а у меня и так сил нет, я спала сегодня у друга в кресле, и да, мне очень жаль, я в очередной раз села в лужу, я унижена, я оскорблена, а главное — мне очень, очень жаль!
Она так и не заметила, как хлынули слезы, пока Пит не протянул ей платок, только тут Китти ощутила влагу на щеках и вынуждена была высморкаться.
— Ладно, — мягко заговорил Пит, — ладно, это совсем другое дело. Извини, что все не так понял.
Китти могла только кивнуть, принимая извинения, и продолжала тереть глаза.
— На твою квартиру в самом деле нападали?
— Прошлой ночью взорвали петарды. Целую кучу. Несколько тысяч штук. Потому-то я и спала в кресле в чужой квартире.
— Это не шутки. Это опасно. — На лице Пита выразилась озабоченность.
— Все в порядке.
— В полицию обращалась?
Китти покачала головой.
— Почему?
Она пожала плечами. Уж она-то знала почему.
— Нелегко тебе приходится.
Достаточно было этих простых слов сочувствия, чтобы слезы хлынули вновь.
— Пит, я натворила глупостей, я допустила ошибку, грубую, непрофессиональную оплошность, испортила человеку репутацию, может быть, жизнь ему загубила, и я заслуживаю наказания, но… — Рыдания сжимали горло, она с трудом продолжала: — Я больше не могу, Пит! Все, чего я хочу, — писать хорошие истории о хороших людях. Вернуться к той работе, которую люблю, и моя жизнь снова будет нормальной. Я хочу, чтобы в меня снова поверили. Чтобы ты смотрел мне в глаза и слушал, а не глядел на меня с сомнением — да, ты сомневаешься, это так очевидно. Я сама сто раз себя перепроверяю, Пит, и этого хватит: не надо, чтобы меня перепроверяли и все остальные.
Пит с сочувствием смотрел на нее:
— Обнять тебя — это будет очень непрофессионально?
— Обнять тебя в ответ — еще того хлеще? — фыркнула она.
Задним числом она подумала: непрофессионально-то оно непрофессионально, однако порой людям приходится забыть о деле и немного побыть просто людьми. Но от себя Китти не скрывала еще одно обстоятельство: эти непрофессиональные объятия длились чуточку слишком долго.
В квартире Боба шторы все еще были плотно закрыты, когда Китти покидала редакцию. Она подумала, не зайти ли к нему рассказать свою версию событий, пока Боб не услышал новости от кого-то другого, но решила — не стоит. Судя по своему состоянию после бессонных ночей, она понимала, как Боб нуждается в отдыхе.
— Я объясню ему, — донесся с верхней площадки голос Пита. Он запирал дверь офиса.
— Спасибо.
— Нынче без велосипеда? — покосился он на парковку.
— Велосипед украли.
Он уставился на Китти и даже улыбнулся от неожиданности:
— Господи, Китти, тоже они?
— Нет, другие люди. Очень уж я в последнее время популярна.
— Да уж, — покачал головой Пит.
Он смотрел на Китти, словно прежде никогда ее не видел, словно они встретились впервые. Ему как будто впервые пришло в голову, что она привлекательна, что с ней стоило бы познакомиться поближе. И Китти, к ее немалому удивлению, это нравилось. Нравилось, когда Пит так смотрел на нее. Он спустился по ступенькам и вместе с ней вышел из редакции.
— Подвезти тебя?
— Нет, спасибо, дойду пешком.
— До Фейрвью?
— Нет, я не домой.
Они дошли до его автомобиля, и Пит распахнул дверцу со стороны пассажира, сделал рукой приглашающий жест, словно джентльмен иной эпохи.
Китти рассмеялась:
— Отказа ты не принимаешь.
Непривычная близость — сидеть с ним рядом в машине.
— Куда тебя отвезти?
— На Басарас. — Это была центральная станция междугородних автобусов.
— Собираешься сбежать?
— Неплохая мысль. Но, увы, еду всего на несколько часов. Встречусь с еще одним человеком из списка Констанс. В Страффане. Женщина по имени Эмброуз Нолан, у нее свой музей бабочек и заповедник при нем.
— Музей бабочек? Впервые слышу, — недоуменно покачал головой Пит.
— Значит, читателям будет интересно.
— И как эта женщина с бабочками связана с теми, с кем ты успела поговорить?
— У меня еще неделя до отчета! Рано спрашиваешь! — в шутку возмутилась Китти.
— Неделя до сдачи в типографию, — не спустил он ей. — Сюжет мне бы хотелось узнать несколько раньше.
«А уж мне как бы хотелось», — думала втайне Китти.
— Ойсин О’Келли и Оливия Уоллес согласились написать по рассказу для раздела, посвященного памяти Констанс.
— В самом деле? — изумилась Китти. — Как тебе удалось их заманить? Большой гонорар потребовали?
— Напишут бесплатно. Ради Констанс.
Китти задумчиво кивнула. Констанс относилась к авторам с таким уважением — она заслужила, чтобы теперь и они сделали что-то для нее.
— Заполучить этих двоих — редкий успех, Китти, — продолжал Пит. — Ойсин вот уже почти десять лет ни с кем не общается. Оливия последние пять лет ничего не писала и отвергала все предложения издателей, даже самые заманчивые.
— Знаю-знаю, — закивала головой Китти, дивясь про себя, к чему Пит так разжевывает ей, будто она сама не понимает, как им повезло. Прославленные писатели, для «Etcetera» возможность напечатать их новые рассказы — огромная удача.
— Они согласились только потому, что эти рассказы будут включены в отдел памяти Констанс и при условии, что там же будет опубликован последний материал Констанс. Ты поняла?
Китти с трудом сглотнула. Снова кивнула.
— Так что думай быстрее, Лоис Лейн[8]. — Шуткой Пит немного смягчил свою настойчивость.
— Это и называется «не давить на автора». — Она тоже попыталась прикрыть тревогу улыбкой.
— Теперь ты знаешь, как я живу, — ответил Пит и поглядел на нее так беззащитно, что Китти чуть было не погладила его по руке. Но она справилась с собой, кашлянула, отвела взгляд и выбралась из машины.
Добежала до кассы, но билет ей не продали — автобус уже отчалил.
— Господи! — возопила она, и тут в кармане завибрировал телефон. Это еще кто? Это был Стив. Не могла же она не ответить на звонок после того, как посреди ночи выпихнула его из теплой постели и своими недомолвками внушила его хозяевам мысль, что он смертельно болен. — Прости, я сказала, как ты мне велел, но они все поняли по-своему. Прости, пожалуйста, я все сделала так, как ты велел.
Пауза.
— О чем ты вообще говоришь?
— О хозяевах дома. Я столкнулась с ними поутру.
— Бог с ними. Я еще не заезжал домой. Ты знала, что он журналист? — Вопрос выскочил из него, как пробка из бутылки.
Китти вздохнула и присела на стул для ожидающих рейса.
— Стив, я понимаю, что ты невысокого мнения обо мне и о моих моральных понятиях, но…
— Ты знала, что он журналист? — Стив пыхтел, будто разговаривал на бегу.
— Где ты?
— На вопрос ответь.
— Нет, не знала. Он сказал, что пишет книгу. Недокументальную, роман. Про журналистику ни словом не заикнулся. Господи, какая же я идиотка!
— Как это произошло?
— Ты куда-то бежишь или что? Пыхтишь ты, точно…
— Как это произошло?
— Господи! Ну, он зашел в нашу химчистку, как бы случайно. Мне бы сообразить — какая уж там случайность, потащился в химчистку на другой конец города. Мы пошли выпить, поболтать о прежних временах, он понятия не имел о «Тридцати минутах», его это вроде бы не слишком интересовало, — уж тут-то бы мне следовало насторожиться, но я успела выпить и разболталась, а потом… впрочем, не важно. Будем считать, это все.
— Нет, не все. Что было потом?
— Нет, Стив, это слишком унизительно для меня. Я…
— Расскажи все! — заорал он в трубку.
— Мы поехали к нему. — Ей поплохело даже физически. — Господи, я… я чувствую себя словно в грязи вывалялась. Что мне делать, Стив?
Стив притих. И в тот самый момент, когда Китти решила, что он вовсе отключился, он задал следующий вопрос:
— Что значит «поехали к нему»?
— Господи, как еще это назвать? Я провела у него ночь, ясно?
— Ясно, — негромко ответил он и отсоединился.
Китти в ужасе уставилась на свой мобильный. Стив оборвал разговор — впервые за все время их знакомства. Просто взял и отключился. Ему противно даже разговаривать с ней.
Телефон снова зазвонил. В надежде услышать голос Стива, услышать, что их случайно разъединили, Китти тут же нажала на зеленую кнопку. Но это был не Стив.
— Китти, с тобой все в порядке? — послышался голос Салли.
— Нет.
— Где ты?
— На автовокзале.
— Что ты там делаешь?
— Собиралась в Килдейр, но автобус ушел.
— Я тебя отвезу.
— Ты даже не спросила, надолго ли я еду.
