Лавровый венок я отправил на суп… Губерман Игорь
Камерные гарики
Моей жене Тате – с любовью и благодарностью
* * *
- Благодарю тебя, Создатель,
- что сшит не юбочно, а брючно,
- что многих дам я был приятель,
- но уходил благополучно.
- Благодарю тебя, Творец,
- за то, что думать стал я рано,
- за то, что к водке огурец
- ты посылал мне постоянно.
- Благодарю тебя, Всевышний,
- за все, к чему я привязался,
- за то, что я ни разу лишний
- в кругу друзей не оказался.
- И за тюрьму благодарю,
- она во благо мне явилась,
- она разбила жизнь мою
- на разных две, что тоже милость.
- И одному тебе спасибо,
- что держишь меру тьмы и света,
- что в мире дьявольски красиво,
- и мне доступно видеть это.
Тюремный дневник
* * *
- Во что я верю, жизнь любя?
- Ведь невозможно жить, не веря.
- Я верю в случай, и в себя,
- и в неизбежность стука в двери.
* * *
- Я взял табак, сложил белье —
- к чему ненужные печали?
- Сбылось пророчество мое,
- и в дверь однажды постучали.
* * *
- Друзьями и покоем дорожи,
- люби, покуда любится, и пей,
- живущие над пропастью во лжи
- не знают хода участи своей.
* * *
- И я сказал себе: держись,
- Господь суров, но прав,
- нельзя прожить в России жизнь,
- тюрьмы не повидав.
* * *
- Попавшись в подлую ловушку,
- сменив невольно место жительства,
- кормлюсь, как волк, через кормушку
- и охраняюсь, как правительство.
* * *
- Свою тюрьму я заслужил.
- Года любви, тепла и света
- я наслаждался, а не жил,
- и заплатить готов за это.
* * *
- Серебра сигаретного пепла
- накопился бы холм небольшой
- за года, пока зрело и крепло
- все, что есть у меня за душой.
* * *
- Когда нам не на что надеяться
- и Божий мир не мил глазам,
- способна сущая безделица
- пролиться в душу как бальзам.
* * *
- В неволе зависть круче тлеет
- и злее травит бытие;
- в соседней камере светлее,
- и воля ближе из нее.
* * *
- Среди воров и алкоголиков
- сижу я в каменном стакане,
- и незнакомка между столиков
- напрасно ходит в ресторане.
- Дыша духами и туманами,
- из кабака идет в кабак
- и тихо плачет рядом с пьяными,
- что не найдет меня никак.
* * *
- Думаю я, глядя на собрата, —
- пьяницу, подонка, неудачника, —
- как его отец кричал когда-то:
- «Мальчика! Жена родила мальчика!»
* * *
- Несчастья освежают нас и лечат
- и раны присыпают слоем соли;
- чем ниже опускаешься, тем легче
- дальнейшее наращиванье боли.
* * *
- На крайности последнего отчаянья
- негаданно-нежданно всякий раз
- нам тихо улыбается случайная
- надежда, оживляющая нас.
* * *
- Страны моей главнейшая опора —
- не стройки сумасшедшего размаха,
- а серая стандартная контора,
- владеющая ниточками страха.
* * *
- Тлетворной мы пропитаны смолой
- апатии, цинизма и безверия.
- Связавши их порукой круговой,
- на них, как на китах, стоит империя.
* * *
- Как же преуспели эти суки,
- здесь меня гоняя, как скотину,
- я теперь до смерти буду руки
- при ходьбе закладывать за спину.
* * *
- Повсюду, где забава и забота,
- на свете нет страшнее ничего,
- чем цепкая серьезность идиота
- и хмурая старательность его.
* * *
- Здесь радио включают, когда бьют,
- и музыкой притушенные крики
- звучат как предъявляемые в суд
- животной нашей сущности улики.
* * *
- Томясь тоской и самомнением,
- не сетуй всуе, милый мой,
- жизнь постижима лишь в сравнении
- с болезнью, смертью и тюрьмой.
* * *
- Плевать, что небо снова в тучах
- и гнет в тоску блажная высь,
- печаль души врачует случай,
- а он не может не найтись.
* * *
- Еда, товарищи, табак,
- потом вернусь в семью;
- я был бы сволочь и дурак,
- ругая жизнь мою.
* * *
- Я заметил на долгом пути,
- что, работу любя беззаветно,
- палачи очень любят шутить
- и хотят, чтоб шутили ответно.
* * *
- Из тюрьмы ощутил я страну —
- даже сердце на миг во мне замерло —
- всю подряд в ширину и длину
- как одну необъятную камеру.
* * *
- Бог молча ждет нас. Боль в груди.
- Туман. Укол. Кровать.
- И жар тоски, что жил в кредит
- и нечем отдавать.
* * *
- Я ночью просыпался и курил,
- боясь, что то же самое приснится:
- мне машет стая тысячами крыл,
- а я с ней не могу соединиться.
* * *
- Прихвачен, как засосанный в трубу,
- я двигаюсь без жалобы и стона,
- теперь мою дальнейшую судьбу
- решит пищеварение закона.
* * *
- Прощай, удача, мир и нега!
- Мы привыкаем ко всему;
- от невозможности побега
- я полюбил свою тюрьму.
* * *
- У жизни человеческой на дне,
- где мерзости и боль текущих бед,
- есть радости, которые вполне
- способны поддержать душевный свет.
* * *
- Там, на утраченной свободе,
- в закатных судорогах дня
- ко мне уныние приходит,
- а я в тюрьме, и нет меня.
* * *
- Империи летят, хрустят короны,
- история вершит свой самосуд,
- а нам сегодня дали макароны,
- а завтра – передачу принесут.
* * *
- Когда уходит жить охота
- и в горло пища не идет,
- какое счастье знать, что кто-то
- тебя на этом свете ждет.
* * *
- Здесь жестко стелется кровать,
- здесь нет живого шума,
- в тюрьме нельзя болеть и ждать,
- но можно жить и думать.
* * *
- Что я понял с тех пор, как попался?
- Очень много. Почти ничего.
- Человеку нельзя без пространства,
- и пространство мертво без него.
* * *
- Мой ум имеет крайне скромный нрав,
- и наглость мне совсем не по карману,
- но если положить, что Дарвин прав,
- то Бог создал всего лишь обезьяну.
* * *
- Мы жизни наши ценим слишком низко,
- меж тем как, то медвяная, то деготь,
- история течет настолько близко,
- что пальцами легко ее потрогать.
* * *
- Я теперь вкушаю винегрет
- сетований, ругани и стонов,
- принят я на главный факультет
- университета миллионов.
* * *
- С годами жизнь пойдет налаженней
- и все забудется, конечно,
- но хрип ключа в замочной скважине
- во мне останется навечно.
* * *
- В любом из нас гармония живет
- и в поисках, во что ей воплотиться,
- то бьется, как прихваченная птица,
- то пляшет и невнятицу поет.
* * *
- Для райского климата райского сада,
- где все зеленеет от края до края,
- тепло поступает по трубам из ада,
- а топливо ада – растительность рая.
* * *
- Россия безнадежно и отчаянно
- сложилась в откровенную тюрьму,
- где бродят тени Авеля и Каина
- и каждый сторож брату своему.
* * *
- Был юн и глуп, ценил я сложность
- своих знакомых и подруг,
- а после стал искать надежность,
- и резко сузился мой круг.
* * *
- Душа предметов призрачна с утра,
- мертва природа стульев и буфетов,
- потом приходит сумерек пора,
- и зыбко оживает мир предметов.
* * *
- Из тюрьмы собираюсь я вновь
- по пути моих предков-скитальцев;
- увезу я отсюда любовь,
- а оставлю оттиски пальцев.
* * *
- Последняя ночная сигарета
- потрескивает искрами костра,
- комочек благодарственного света
- домашним, кто прислал его вчера.
* * *
- Бывает в жизни миг зловещий —
- как чувство чуждого присутствия —
- когда тебя коснутся клещи
- судьбы, не знающей сочувствия.
* * *
- Устал я жить как дилетант,
- я гласу Божескому внемлю
- и собираюсь свой талант
- навек зарыть в Святую землю.
* * *
- В неволе все с тобой на «ты»,
- но близких вовсе нет кругом,
- в неволе нету темноты,
- но даже свет зажжен врагом.
* * *
- Судьба мне явно что-то роет,
- сижу на греющемся кратере,
- мне так не хочется в герои,
- мне так охота в обыватели!
* * *
- Допрос был пустой, как ни бились…
- Вернулся на жесткие нары.
- А нервы сейчас бы сгодились
- на струны для лучшей гитары.
* * *
- В беде я прелесть новизны
- нашел, утратив спесь,
- и, если бы не боль жены,
- я был бы счастлив здесь.
* * *
- Не тем страшна глухая осень,
- что выцвел, вянешь и устал,
- а что уже под сердцем носим
- растущий холода кристалл.
* * *
- Сколько силы, тюрьма, в твоей хватке!
- Мне сегодня на волю не хочется,
- словно ссохлась душа от нехватки
- темноты, тишины, одиночества.
* * *
- Не требуют от жизни ничего
- российского Отечества сыны,
- счастливые незнанием того,
- чем именно они обделены.
* * *
- В объятьях водки и режима
- лежит Россия недвижимо,
- и только жид, хотя дрожит,
- но по веревочке бежит.
* * *
- Когда судьба, дойдя до перекрестка,
- колеблется, куда ей повернуть,
- не бойся неназойливо, но жестко
- слегка ее коленом подтолкнуть.
* * *
- Разгульно, раздольно, цветисто,
- стремясь догореть и излиться,
- эпохи гниют живописно,
- но гибельно для очевидца.
* * *
- Зачем в герое и в ничтожестве
- мы ищем сходства и различия?
- Ища величия в убожестве.
- Познав убожество величия.
* * *
- В России слезы светятся сквозь смех,
- Россию Бог безумием карал,
- России послужили больше всех
- те, кто ее сильнее презирал.
* * *
- Я стараюсь вставать очень рано
- и с утра для душевной разминки
- сыплю соль на душевные раны
- и творю по надежде поминки.
* * *
- Впервые жизнь явилась мне
- всей полнотой произведения:
- у бытия на самом дне —
- свои высоты и падения.
* * *
- С утра на прогулочном дворике
- лежит свежевыпавший снег
- и выглядит странно и горько,
- как новый в тюрьме человек.
* * *
- Сижу пока под следственным давлением
- в одном из многих тысяч отделений;
- вдыхают прокуроры с вожделением
- букет моих кошмарных преступлений.
* * *
- В тюрьме я учился по жизням соседним,
- сполна просветившись догадкою главной,
- что надо делиться заветным последним —
- для собственной пользы, неясной, но явной.
* * *
- Жаль мне тех, кто тюрьмы не изведал,
- кто не знает ее сновидений,
- кто не слышал неспешной беседы
- о бескрайностях наших падений.
* * *
- Тюремная келья, монашеский пост,
- за дверью солдат с автоматом,
- и с утренних зорь до полуночных звезд —
- молитва, творимая матом.
* * *
- Вокруг себя едва взгляну,
- с тоскою думаю холодной:
- какой кошмар бы ждал страну,
- где власть и впрямь была народной.
* * *
- В тюрьме я в острых снах переживаю
- такую беготню по приключениям,
- как будто бы сгущенно проживаю
- то время, что убито заключением.
* * *
- Когда уход из жизни близок,
- хотя не тотчас, не сейчас,
- душа, предощущая вызов,
- духовней делается в нас.
* * *
- Не потому ли мне так снятся
- лихие сны почти все ночи,
- что Бог позвал меня на танцы,
- к которым я готов не очень?
* * *
- Всмотревшись пристрастно и пристально,
- я понял, что надо спешить,
- что жажда покоя и пристани
- вот-вот помешает мне жить.
* * *
- У старости есть мания страдать
- в томительном полночном наваждении,
- что попусту избыта благодать,
- полученная свыше при рождении.
* * *
- Не лезь, мой друг, за декорации —
- зачем ходить потом в обиде,
- что благороднейшие грации
- так безобразны в истом виде.
* * *
- Вчера сосед по нарам взрезал вены;
- он смерти не искал и был в себе,
- он просто очень жаждал перемены
- в своей остановившейся судьбе.
* * *
- Я скепсисом съеден и дымом пропитан,
- забыта весна и растрачено лето,
- и бочка иллюзий пуста и разбита,
- а жизнь – наслаждение, полное света.
* * *
- Я что-то говорю своей жене,
- прищурившись от солнечного глянца,
- а сын, поймав жука, бежит ко мне.
- Такие сны в тюрьме под утро снятся.
* * *
- Вот и кости ломит в непогоду,
- хрипы в легких чаще и угарней;
- возвращаясь в мертвую природу,
- мы к живой добрей и благодарней.
* * *
- Все, что пропустил и недоделал,
- все, чем по-дурацки пренебрег,
- в памяти всплывает и умело
- ночью прямо за душу берет.
* * *
- Блажен, кто хлопотлив и озабочен
- и ночью видит сны, что снова день,
- и крутится с утра до поздней ночи,
- ловя свою вертящуюся тень.
* * *
- Где крыша в роли небосвода —
- свой дух, свой быт, своя зима,
- своя печаль, своя свобода
- и даже есть своя тюрьма.
* * *
- Мое безделье будет долгим,
- еще до края я не дожил,
- а те, кто жизнь считает долгом,
- пусть объяснят, кому я должен.
* * *
- Наклонись, философ, ниже,
- не дрожи, здесь нету бесов,
- трюмы жизни пахнут жижей
- от общественных процессов.
* * *
- Курилки, подоконники, подъезды,
- скамейки у акаций густолистых —
- все помощи там были безвозмездны,
- все мысли и советы бескорыстны.
- Теперь, когда я взвешиваю слово
- и всякая наивность неуместна,
- я часто вспоминаю это снова:
- курилки, подоконники, подъезды.
* * *
- Чуть пожил – и нет меня на свете —
- как это диковинно, однако;
- воздух пахнет сыростью, и ветер
- воет над могилой, как собака.
* * *
- Весной я думаю о смерти.
- Уже нигде. Уже никто.
- Как будто был в большом концерте
- и время брать внизу пальто.
* * *
- По камере то вдоль, то поперек,
- обдумывая жизнь свою, шагаю
- и каждый возникающий упрек
- восторженно и жарко отвергаю.
* * *
- В неволе я от сытости лечился,
- учился полувзгляды понимать,
- с достоинством проигрывать учился
- и выигрыш спокойно принимать.
* * *
- Тюрьмой сегодня пахнет мир земной,
- тюрьма сочится в души и умы,
- и каждый, кто смиряется с тюрьмой,
- становится строителем тюрьмы.
* * *
- Ветреник, бродяга, вертопрах,
- слушавшийся всех и никого,
- лишь перед неволей знал я страх,
- а теперь лишился и его.
* * *
- В тюрьме, где ощутил свою ничтожность,
- вдруг чувствуешь, смятение тая,
- бессмысленность, бесцельность, безнадежность
- и дикое блаженство бытия.
* * *
- Тюрьмою наградила напоследок
- меня отчизна-мать, спасибо ей,
- я с радостью и гордостью изведал
- судьбу ее не худших сыновей.
* * *
- Когда, убогие калеки,
- мы устаем ловить туман,
- какое счастье знать, что реки
- впадут однажды в океан.
* * *
- Здесь ни труда, ни алкоголя,
- а большинству беда втройне —
- еще и каторжная доля
- побыть с собой наедине.
* * *
- Напрасны страх, тоска и ропот,
- когда судьба влечет во тьму;
- в беде всегда есть новый опыт,
- полезный духу и уму.
* * *
- А часто в час беды, потерь и слез,
- когда несчастья рыщут во дворе,
- нам кажется, что это не всерьез,
- что вон уже кричат – конец игре.
* * *
- Всю жизнь я больше созерцал,
- а утруждался очень мало,
- светильник мой, хотя мерцал,
- но сквозь бутыль и вполнакала.
* * *
- Года промчатся быстрой ланью,
- укроет плоть суглинка пласт,
- и Бог-отец могучей дланью
- моей душе по жопе даст.
* * *
- В тюрьму я брошен так давно,
- что сжился с ней, признаться честно;
- в подвалах жизни есть вино,
- какое воле неизвестно.
* * *
- Какое это счастье: на свободе
- со злобой и обидой через грязь
- брести домой по мерзкой непогоде
- и чувствовать, что жизнь не удалась.
* * *
- Глаза упавшего коня,
- огромный город без движения,
- помойный чан при свете дня —
- моей тюрьмы изображение.
* * *
- Стихов довольно толстый томик,
- отмычку к райским воротам,
- а также свой могильный холмик
- меняю здесь на бабу там!
* * *
- В тюрьме вечерами сидишь молчаливо
- и очень на нары не хочется лезть,
- а хочется мяса, свободы и пива
- и изредка – славы, но чаще – поесть.
* * *
- В наш век искусственного меха
- и нефтью пахнущей икры
- нет ничего дороже смеха,
- любви, печали и игры.
* * *
- Тюрьма – не только боль потерь.
- Источник темных откровений,
- тюрьма еще окно и дверь
- в пространство новых измерений.
* * *
- В тюрьму посажен за грехи
- и сторожимый мразью разной,
- я душу вкладывал в стихи,
- а их носил под пяткой грязной.
* * *
- И по сущности равные шельмы,
- и по глупости полностью схожи
- те, кто хочет купить подешевле,
- те, кто хочет продать подороже.
* * *
- Взломщики, бандиты, коммунары,
- взяточники, воры и партийцы —
- сотни тел полировали нары,
- на которых мне сейчас не спится.
- Тени их проходят предо мною
- кадрами одной кошмарной серии,
- и волной уходят за волною
- жертвы и строители империи.
* * *
- Грабительство, пьяная драка,
- раскража казенного груза…
- Как ты незатейна, однако,
- российской преступности Муза!
* * *
- Все дороги России – беспутные,
- все команды в России – пожарные,
- все эпохи российские – смутные,
- все надежды ее – лучезарные.
* * *
- Меня не оставляет ни на час
- желание кому-то доказать,
- что беды, удручающие нас,
- на самом деле тоже благодать.
* * *
- Божий мир так бестрепетно ясен
- и, однако, так сложен притом,
- что никак и ничуть не напрасен
- страх и труд не остаться скотом.
* * *
- На улице сейчас – как на душе:
- спокойно, ясно, ветрено немного,
- и жаль слегка, что главная дорога,
- по-видимому, пройдена уже.
* * *
- Есть еле слышный голос крови,
- наследства предков тонкий глас,
- он сводит или прекословит,
- когда судьба сближает нас.
* * *
- Нет, не судьба творит поэта,
- он сам судьбу свою творит,
- судьба – платежная монета
- за все, что вслух он говорит.
* * *
- Вослед беде идет удача,
- а вслед удачам – горечь бед;
- мир создан так, а не иначе,
- и обижаться смысла нет.
* * *
- Живущий – улыбайся в полный рот
- и чаще пей взбодряющий напиток;
- в ком нет веселья – в рай не попадет,
- поскольку там зануд уже избыток.
* * *
- Последнюю в себе сломив твердыню
- и смыв с лица души последний грим,
- я, Господи, смирил свою гордыню,
- смири теперь свою – поговорим.
* * *
- Я глубже начал видеть пустоту,
- и чавкающей грязи плодородность,
- и горечь, что питает красоту,
- и розовой невинности бесплодность.
* * *
- Искрение, честность, метание,
- нелепости взрывчатой смелости —
- в незрелости есть обаяние,
- которого нету у зрелости.
* * *
- Чем нынче занят? Вновь и снова
- в ночной тиши и свете дня
- я ворошу золу былого,
- чтоб на сейчас найти огня.
* * *
- Как никакой тяжелый час,
- как никакие зной и холод,
- насквозь просвечивает нас
- рентген души – тюремный голод.
* * *
- Нет, не бездельник я, покуда голова
- работает над пряжею певучей;
- я в реки воду лью, я в лес ношу дрова,
- я ветру дую вслед, гоняя тучи.
* * *
- Вот человек. Лицо и плечи.
- Тверда рука. Разумна речь.
- Он инженер. Он строил печи,
- чтобы себе подобных жечь.
* * *
- Не страшно, а жаль мне подонка,
- пуглив его злобный оскал,
- похожий на пса и ребенка,
- он просто мужчиной не стал.
* * *
- У прошлого есть запах, вкус и цвет,
- стремление учить, влиять и значить,
- и только одного, к несчастью, нет —
- возможности себя переиначить.
* * *
- Двуногим овцам нужен сильный пастырь.
- Чтоб яростен и скор. Жесток и ярок.
- Но изредка жалел и клеил пластырь
- на раны от зубов его овчарок.
* * *
- Не спорю, что разум, добро и любовь
- движение мира ускорили,
- но сами чернила истории – кровь
- людей, непричастных к истории.
* * *
- Соблазн тюремных искушений
- однообразен, прям и прост:
- избегнуть боли и лишений,
- но завести собачий хвост.
* * *
- Пока я немного впитал с этих стен,
- их духом омыт не вполне,
- еще мне покуда больнее, чем тем,
- кого унижают при мне.
* * *
- До края дней теперь удержится
- во мне рожденная тюрьмой
- беспечность узников и беженцев,
- уже забывших путь домой.
* * *
- По давней наблюдательности личной
- забавная печальность мне видна:
- гавно глядит на мир оптимистичней,
- чем те, кого воротит от гавна.
* * *
- В столетии ничтожном и великом,
- дивясь его паденьям и успехам,
- топчусь между молчанием и криком,
- мечусь между стенанием и смехом.
* * *
- Течет апрель, водой звеня,
- мир залит воздухом и светом;
- мой дом печален без меня,
- и мне приятно знать об этом.
* * *
- Боюсь, что враг душевной смуты,
- не мизантроп, но нелюдим,
- Бог выключается в минуты,
- когда Он нам необходим.
* * *
- Везде, где наш рассудок судит верно,
- выходит снисхождение и милость;
- любая справедливость милосердна,
- а иначе она не справедливость.
* * *
- Вот небо показалось мне с овчину,
- и в пятки дух от ужаса сорвался,
- и стал я пробуждать в себе мужчину,
- однако он никак не отозвался.
* * *
- Я уношу, помимо прочего,
- еще одно тюрьмы напутствие:
- куда трудней, чем одиночество,
- его немолчное отсутствие.
* * *
- Не во тьме мы оставим детей,
- когда годы сведут нас на нет;
- время светится светом людей,
- много лет как покинувших свет.
* * *
- Неощутим и невесом,
- тоской бесплотности несомый,
- в тюрьму слетает частый сон
- о жизни плотской и весомой.
* * *
- Я рад, что знаю вдохновение,
- оно не раз во мне жило,
- оно легко, как дуновение,
- и, как похмелье, тяжело.
* * *
- Жаждущих уверовать так много,
- что во храмах тесно стало вновь,
- там через обряды ищут Бога,
- как через соитие – любовь.
* * *
- Как мечту, как волю, как оазис —
- жду каких угодно перемен,
- столько жизней гасло до меня здесь,
- что тлетворна память этих стен.
* * *
- Когда с самим собой наедине
- обкуривал я грязный потолок,
- то каялся в единственной вине —
- что жил гораздо медленней, чем мог.
* * *
- Мне наплевать на тьму лишений
- и что меня пасет свинья,
- мне жаль той сотни искушений,
- которым сдаться мог бы я.
* * *
- Волшебный мир, где ты с подругой;
- женой становится невеста;
- жена становится супругой,
- и мир становится на место.
* * *
- Надо жить, и единственно это
- надо делать в любви и надежде;
- равнодушно вращает планета
- кости всех, кто познал это прежде.
* * *
- Фортуна – это женщина, уступка
- ей легче, чем решительный отказ,
- а пластика просящего поступка
- зависит исключительно от нас.
* * *
- Не наблюдал я никогда
- такой же честности во взорах
- ни в ком за все мои года,
- как в нераскаявшихся ворах.
* * *
- Лежу на нарах без движения,
- на стены сумрачно гляжу;
- жизнь – это самовыражение,
- за это здесь я и сижу.
* * *
- Мы постоянно пашем пашни
- или возводим своды башен,
- где днем еще позавчерашним
- мы хоронили близких наших.
* * *
- Горит ночной плафон огнем вокзальным,
- и я уже настолько здесь давно,
- что выглядит былое нереальным
- и кажется прочитанным оно.
* * *
- Сгущается вокруг тугой туман,
- а я в упор не вижу черных дней —
- природный оптимизм, как талисман,
- хранит меня от горя стать умней.
* * *
- За то, что я сидел в тюрьме,
- потомком буду я замечен,
- и сладкой чушью обо мне
- мой образ будет изувечен.
* * *
- Мне жизнь тюрьму, как сон, послала,
- так молча спит огонь в золе,
- земля – надевши снежный саван,
- и семя, спящее в земле.
* * *
- Не сваливай вину свою, старик,
- о предках и эпохе спор излишен;
- наследственность и век – лишь черновик,
- а начисто себя мы сами пишем.
* * *
- Любовная ложь и любезная лесть,
- хотя мы и знаем им цену,
- однако же вновь побуждают нас лезть
- на стену, опасность и сцену.
* * *
- Поскольку предан я мечтам,
- то я сижу в тюрьме не весь,
- а часть витает где-то там,
- и только часть ютится здесь.
* * *
- Любовь, ударившись о быт,
- скудеет плотью, как старуха,
- а быт безжизнен и разбит,
- как плоть, лишившаяся духа.
* * *
- Есть безделья, которые выше трудов,
- как монеты различной валюты,
- есть минуты, которые стоят годов,
- и года, что не стоят минуты.
* * *
- О чем ты молишься, старик?
- О том, чтоб ночью в полнолуние
- меня постигло хоть на миг
- любви забытое безумие.
* * *
- Нужда и несчастье, тоска и позор —
- единственно верные средства,
- чтоб мысли и света соткался узор,
- оставшись потомку в наследство.
* * *
- О том, что подлость заразительна
- и через воздух размножается,
- известно всем, но утешительно,
- что ей не каждый заражается.
* * *
- Не знаю вида я красивей,
- чем в час, когда взошла луна
- в тюремной камере в России
- зимой на волю из окна.
* * *
- Сижу в тюрьме, играя в прятки
- с весной, предательски гнилой,
- а дни мелькают, словно пятки
- моей везучести былой.
* * *
- По счастью, я не муж наук,
- а сын того блажного племени,
- что слышит цвет и видит звук
- и осязает запах времени.
* * *
- То ли поздняя ночь, то ли ранний рассвет.
- Тишина. Полумрак. Полусон.
- Очень ясно, что Бога в реальности нет.
- Только в нас. Ибо мы – это Он.
* * *
- Вчера я так вошел в экстаз,
- ища для брани выражения,
- что только старый унитаз
- такие знает извержения.
* * *
- Как сушат нас число и мера!
- Наседка века их снесла.
- И только жизнь души и хера
- не терпит меры и числа.
* * *
- Счастливый сон: средь вин сухих,
- с друзьями в прениях бесплодных
- за неименьем дел своих
- толкую о международных.
* * *
- Нас продают и покупают,
- всмотреться если – задарма:
- то в лести густо искупают,
- то за обильные корма.
- И мы торгуемся надменно,
- давясь то славой, то рублем,
- а все, что истинно бесценно,
- мы только даром отдаем.
* * *
- Чтоб хоть на миг унять свое
- любви желание шальное,
- мужик посмеет сделать все,
- а баба – только остальное.
* * *
- Как безумец, я прожил свой день,
- я хрипел, мельтешил, заикался;
- я спешил обогнать свою тень
- и не раз об нее спотыкался.
* * *
- Со всеми свой и внешностью как все,
- я чувствую, не в силах измениться,
- что я чужая спица в колесе,
- которое не нужно колеснице.
* * *
- Беды и горечи микробы
- витают здесь вокруг и рядом;
- тюрьма – такой источник злобы,
- что всю страну питает ядом.
* * *
- Про все, в чем убежден я был заочно,
- в тюрьме поет неслышимая скрипка:
- все мертвое незыблемо и прочно,
- живое – и колеблемо, и зыбко.
* * *
- Забавно слушать спор интеллигентов
- в прокуренной застольной духоте,
- всегда у них идей и аргументов
- чуть больше, чем потребно правоте.
* * *
- Без удержу нас тянет на огонь,
- а там уже, в тюрьме или в больнице,
- с любовью снится женская ладонь,
- молившая тебя остановиться.
* * *
- Как жаль, что из-за гонора и лени
- и холода, гордыней подогретого,
- мы часто не вставали на колени
- и женшину теряли из-за этого.
* * *
- Ростки решетчатого семени
- кошмарны цепкостью и прочностью,
- тюрьма снаружи – дело времени,
- тюрьма внутри – страшна бессрочностью.
* * *
- В тюрьме я понял: Божий глас
- во мне звучал зимой и летом:
- налей и выпей, много раз
- ты вспомнишь с радостью об этом.
* * *
- Чума, холера, оспа, тиф,
- повальный голод, мор детей…
- Какой невинный был мотив
- у прежних массовых смертей.
* * *
- Ругая суету и кутерьму
- и скорости тугое напряжение,
- я молча вспоминаю про тюрьму
- и жизнь благословляю за движение.
* * *
- В России мы сплоченней и дружней
- совсем не от особенной закалки,
- а просто мы друг другу здесь нужней,
- чтоб выжить в этой соковыжималке.
* * *
- А жизнь продолжает вершить поединок
- со смертью во всех ее видах,
- и мавры по-прежнему душат блондинок,
- свихнувшись на ложных обидах.
* * *
- Блажен, кто хоть недолго, но остался
- в меняющейся памяти страны,
- живя в уже покинутом пространстве
- звучанием затронутой струны.
* * *
- Едва в искусстве спесь и чванство
- мелькнут, как в супе тонкий волос,
- над ним и время, и пространство
- смеются тотчас в полный голос.
* * *
- Ладонями прикрыл я пламя спички,
- стремясь не потревожить сон друзей;
- заботливости мелкие привычки —
- свидетельство живучести моей.
* * *
- Кто-то входит в мою жизнь. И выходит.
- Не стучась. И не спросивши. И всяко.
- Я привык уже к моей несвободе,
- только чувство иногда, что собака.
* * *
- Суд земной и суд небесный —
- вдруг окажутся похожи?
- Как боюсь, когда воскресну,
- я увидеть те же рожи!
* * *
- В любом краю, в любое время,
- никем тому не обучаем,
- еврей становится евреем,
- дыханьем предков облучаем.
* * *
- Не зря ученые пред нами
- являют наглое зазнайство;
- Бог изучает их умами
- свое безумное хозяйство.
* * *
- Ночь уходит, словно тает, скоро утро.
- Где-то птицы, где-то зелень, где-то дети.
- Изумительный оттенок перламутра
- сквозь решетки заливает наши клети.
* * *
- Клянусь едой, ни в малом слове
- обиды я не пророню,
- давным-давно я сам готовил
- себе тюремное меню.
* * *
- Весной врастают в почву палки,
- Шалеют кошки и коты,
- весной быки жуют фиалки,
- а пары ищут темноты.
- Весной тупеют лбы ученые,
- и запах в городе лесной,
- и только в тюрьмах заключенные
- слабеют нервами весной.
* * *
- Лишен я любимых и дел, и игрушек,
- и сведены чувства почти что к нулю,
- и мысли – единственный вид потаскушек,
- с которыми я свое ложе делю.
* * *
- Когда лысые станут седыми,
- выйдут мыши на кошачью травлю,
- в застоявшемся камерном дыме
- я мораль и здоровье поправлю.
* * *
- Среди других есть бог упрямства,
- и кто служил ему серьезно,
- тому и время, и пространство
- сдаются рано или поздно.
* * *
- В художнике всегда клубятся густо
- возможности капризов и причуд;
- искусственность причастного к искусству —
- такой же чисто творческий этюд.
* * *
- Мы постигаем дно морское,
- легко летим за облака
- и только с будничной тоскою
- не в силах справиться пока.
* * *
- Молчит за дверью часовой,
- молчат ума и сердца клавиши,
- когда б не память, что живой,
- в тюрьме спокойно, как на кладбище.
* * *
- Читая позабытого поэта
- и думая, что в жизни было с ним,
- я вижу иногда слова привета,
- мне лично адресованные им.
* * *
- В туманной тьме горят созвездия,
- мерцая зыбко и недружно;
- приятно знать, что есть возмездие
- и что душе оно не нужно.
* * *
- Время, что провел я в школьной пыли,
- сплыло, словно капля по усам,
- сплыло все, чему меня учили.
- Всплыло все, чему учился сам.
* * *
- Слегка устав от заточения,
- пускаю дым под потолок;
- тюрьма, хотя и заключение,
- но уж отнюдь не эпилог.
* * *
- Добру доступно все и все с руки,
- добру ничто не чуждо и не странно,
- окрестности добра столь велики,
- что зло в них проживает невозбранно.
* * *
- За женщиной мы гонимся упорно,
- азартом распаляя обожание,
- но быстро стынут радости от формы
- и грустно проступает содержание.
* * *
- Занятия, что прерваны тюрьмой,
- скатились бы к бесплодным разговорам,
- но женшины, не познанные мной,
- стоят передо мной живым укором.
* * *
- Язык вранья упруг и гибок
- и в мыслях строго безупречен,
- а в речи правды – тьма ошибок
- и слог нестройностью увечен.
* * *
- В тюрьме почти насквозь раскрыты мы,
- как будто сорван прочь какой-то тормоз;
- душевная распахнутость тюрьмы —
- российской задушевности прообраз.
* * *
- У безделья – особые горести
- и свое расписание дня,
- на одни угрызения совести
- уходило полдня у меня.
* * *
- Тюремный срок не длится вечность,
- еще обнимем жен и мы,
- и только жаль мою беспечность,
- она не вынесла тюрьмы.
* * *
- Среди тюремного растления
- живу, слегка опавши в теле,
- и сочиняю впечатления,
- которых нет на самом деле.
* * *
- Я часто изводил себя ночами,
- на промахи былого сыпал соль;
- пронзительность придуманной печали
- притушивала подлинную боль.
* * *
- Доставшись от ветхого прадеда,
- во мне совместилась исконно
- брезгливость к тому, что неправедно,
- с азартом к обману закона.
* * *
- Спокойно отсидевши, что положено,
- я долго жить себе даю зарок,
- в неволе жизнь настолько заторможена,
- что Бог не засчитает этот срок.
* * *
- В тюрьме, от жизни в отдалении,
- слышнее звук душевной речи:
- смысл бытия – в сопротивлении
- всему, что душит и калечит.
* * *
- Не скроешь подлинной природы
- под слоем пудры и сурьмы,
- и как тюрьма – модель свободы,
- свобода – копия тюрьмы.
* * *
- Не с того ль я угрюм и печален,
- что за год, различимый насквозь,
- ни в одной из известных мне спален
- мне себя наблюдать не пришлось?
* * *
- Держась то в стороне, то на виду,
- не зная, что за роль досталась им,
- есть люди, приносящие беду
- одним только присутствием своим.
* * *
- Все цвета здесь – убийственно серы,
- наша плоть – воплощенная тленность,
- мной утеряно все, кроме веры
- в абсолютную жизни бесценность.
* * *
- В жестокой этой каменной обители
- свихнулась от любви душа моя,
- И рад я, что мертвы уже родители,
- и жаль, что есть любимая семья.
* * *
- В двадцатом – веке черных гениев —
- любым ветрам доступны мы,
- и лишь беспечность и презрение
- спасают нас в огне чумы.
* * *
- Тюрьма, конечно, – дно и пропасть,
- но даже здесь, в земном аду,
- страх – неизменно верный компас,
- ведущий в худшую беду.
* * *
- Моя игра пошла всерьез —
- к лицу лицом ломлюсь о стену,
- и чья возьмет – пустой вопрос,
- возьмет моя, но жалко цену.
* * *
- Тюрьма не терпит лжи и фальши,
- чужда словесных украшений
- и в этом смысле много дальше
- ушла в культуре отношений.
* * *
- Мы предателей наших никак не забудем
- и счета им предъявим за нашу судьбу,
- но не дай мне Господь недоверия к людям,
- этой страшной болезни, присущей рабу.
* * *
- В тюрьме нельзя свистеть – примета
- того, что годы просвистишь
- и тем, кто отнял эти лета,
- уже никак не отомстишь.
* * *
- Здравствуй, друг, я живу хорошо,
- здесь дают и обед, и десерт;
- извини, написал бы еще,
- но уже я заклеил конверт.
* * *
- Как странно: вагонный попутчик,
- случайный и краткий знакомый —
- они понимают нас лучше,
- чем самые близкие дома.
* * *
- Я лежу, про судьбу размышляя опять
- и, конечно, – опять про тюрьму:
- хорошо, когда есть по кому тосковать;
- хорошо, когда нет по кому.
* * *
- В тюрьме о кладах разговоры
- текут с утра до темноты,
- и нежной лаской дышат воры,
- касаясь трепетной мечты.
* * *
- Как губка втягивает воду,
- как корни всасывают сок,
- впитал я с детства несвободу
- и после вытравить не смог.
- Мои дела, слова и чувства
- свободны явно и вполне,
- но дрожжи рабства бродят густо
- в истоков скрытой глубине.
* * *
- Тюрьма – не животворное строение,
- однако и не гибельная яма,
- и жизней наших ровное струение
- журчит об этом тихо, но упрямо.
* * *
- Сын мой, будь наивен и доверчив,
- смейся, плачь от жалости слезами;
- времени пылающие смерчи
- лучше видеть чистыми глазами.
* * *
- Смерть соседа. Странное эхо
- эта смерть во мне пробудила:
- хорошо умирать, уехав
- от всего, что близко и мило.
* * *
- Какие бы книги России сыны
- создали про собственный опыт!
- Но Бог, как известно, дарует штаны
- тому, кто родился без жопы.
* * *
- Тому, кто болен долгим детством,
- хотя и вырос, и неглуп,
- я полагал бы лучшим средством
- с полгода есть тюремный суп.
* * *
- Скудной пайкой тюремного корма
- жить еврею совсем не обидно;
- без меня здесь процентная норма
- не была бы полна, очевидно.
* * *
- Под каждым знаменем и флагом,
- единым стянуты узлом,
- есть зло, одевшееся благом,
- и благо, ряженое злом.
* * *
- Здесь очень подолгу малейшие раны
- гниют, не хотят затянуться, болят,
- как будто сам воздух тюрьмы и охраны
- содержит в себе разлагающий яд.
* * *
- Жизнь – серьезная, конечно,
- только все-таки игра,
- так что фарт возможен к вечеру,
- если не было с утра.
* * *
- Мне роман тут попался сопливый —
- как сирот разыскал их отец,
- и, заплакав, уснул я, счастливый,
- что всплакнуть удалось наконец.
* * *
- Беды меня зря ожесточали,
- злобы и в помине нет во мне,
- разве только облачко печали
- в мыслях о скисающем вине.
* * *
- Сея разумное, доброе, вечное,
- лучше уйти до пришествия осени,
- чтобы не видеть, какими увечными
- зерна твои вырастают колосьями.
* * *
- Под этим камнем я лежу.
- Вернее, то, что было мной,
- а я теперешний – сижу
- уже в совсем иной пивной.
* * *
- Вчера, ты было так давно!
- Часы стремглав гоняют стрелки.
- Бывает время пить вино,
- бывает время мыть тарелки.
* * *
- Страшна тюремная свирепость,
- а гнев безмерен и неистов,
- а я лежу – и вот нелепость —
- читаю прозу гуманистов.
* * *
- Я днями молчу и ночами,
- я нем, как вода и трава;
- чем дольше и глубже молчанье,
- тем выше и чище слова.
* * *
- Курю я самокрутки из газеты,
- боясь, что по незнанию страниц
- я с дымом самодельной сигареты
- вдыхаю гнусь и яд передовиц.
* * *
- Здесь воздуха нет, и пощады не жди,
- и страх в роли флага и стимула,
- и ты безнадежно один на один
- с Россией, сгущенной до символа.
* * *
- Не зря из жизни вычтены года
- на сонное притушенное тление,
- в пути из ниоткуда в никуда
- блаженны забытье и промедление.
* * *
- Тюремные насупленные своды
- весьма обогащают бытие,
- неведомо дыхание свободы
- тому, кто не утрачивал ее.
* * *
- Мои душевные итоги
- подбил засов дверей стальных,
- я был ничуть не мягче многих
- и много тверже остальных.
* * *
- Исчерпывая времени безбрежность,
- мы движемся по тающим волнам,
- и страшны простота и неизбежность
- того, что предстоит однажды нам.
* * *
- Овчарка рычит. Из оскаленной пасти
- то хрип вылетает, то сдавленный вой;
- ее натаскали на запах несчастья,
- висящий над нашей молчащей толпой.
* * *
- Тюрьма едина со страной
- в морали, облике и быте,
- лишь помесь волка со свиньей
- тут очевидней и открытей.
* * *
- Не веришь – засмейся, наткнешься – не плачь:
- повсюду без видов на жительство
- несчастья живут на подворьях удач
- и кормятся с их попустительства.
* * *
- Чем глубже ученые мир познают,
- купаясь в азартном успехе,
- тем тоньше становится зыбкий уют
- земной скоротечной утехи.
* * *
- Не только непостижная везучесть
- присуща вездесущей этой нации,
- в евреях раздражает нас живучесть
- в безвыходно кромешной ситуации.
* * *
- Очень много смысла в мерзкой каше,
- льющейся назойливо и весело:
- радио дробит сознанье наше
- в мелкое бессмысленное месиво.
* * *
- Над каждым из живущих – вековые
- висят вопросы жизни роковые,
- и правильно, боюсь я, отвечает
- лишь тот, кто их в упор не замечает.
* * *
- Мои соседи по темнице,
- мои угрюмые сожители —
- сентиментальные убийцы,
- прекраснодушные растлители.
- Они иные, чем на воле,
- тут нету явственных уродов,
- казна стоит на алкоголе,
- а здесь – налог с ее доходов.
* * *
- В камере, от дыма серо-синей,
- тонешь, как в запое и гульбе,
- здесь я ощутил себя в России
- и ее почувствовал в себе.
* * *
- Мои духовные запросы,
- гордыня, гонор и фасон
- быстрей, чем дым от папиросы,
- в тюрьме рассеялись, как сон.
* * *
- Наука – та же кража: в ней,
- когда всерьез творишь науку,
- чем глубже лезешь, тем трудней
- с добычей вместе вынуть руку.
* * *
- Как есть забвенье в алкоголе,
- как есть в опасности отрада,
- есть обаяние в неволе
- и в боли странная услада.
* * *
- Тюрьма – полезное мучение,
- не лей слезу о происшедшем,
- судьба дарует заточение
- для размышлений о прошедшем.
* * *
- Тюрьма весьма обогащает
- наш опыт игр и пантомим,
- но чрезвычайно сокращает
- возможность пользоваться им.
* * *
- Тюрьма к истерике глуха,
- тюрьма – земное дно,
- здесь опадает шелуха
- и в рост идет зерно.
* * *
- Российские цепи нелепы,
- убоги и ржавы, но мы
- уже и растленны, и слепы,
- чтоб выйти за стены тюрьмы.
* * *
- Кем-то проклята, кем-то воспета,
- но в тюрьме, обиталище зла,
- сколько жизней спасла сигарета,
- сколько лет скоротать помогла!
* * *
- Я жил сутуло, жил невнятно
- и ни на что уже не в силах;
- тюрьма весьма благоприятна
- для освеженья крови в жилах.
* * *
- В тюрьме тоска приходит волнами,
- здесь не рыдают, не кричат,
- лишь острой болью переполнены,
- темнеют, никнут и молчат.
* * *
- Когда небо в огне и дожде
- и сгущаются новые тучи,
- с оптимистами легче в беде;
- но они и ломаются круче.
* * *
- Есть время, когда нам необходимо
- медлительное огненное тление,
- кишение струящегося дыма
- и легкое горчащее забвение.
* * *
- Рыцари бесстрашия и риска,
- выйдя из привычной темноты,
- видимые явственно и близко, —
- очень часто трусы и скоты.
* * *
- Я всякое начальство наше гордое
- исследовал, усилий не жалея:
- гавно бывает жидкое и твердое,
- и с жидким – несравненно тяжелее.
* * *
- За то судьбой, наверно, сунут я
- в компанию насильника и вора,
- что дивную похлебку бытия
- прихлебывал без должного разбора.
* * *
- Как вехи тянущихся суток
- ползут утра и вечера.
- Зима души. Зима рассудка.
- Зима всего, чем жил вчера.
* * *
- Пойдет однажды снова брат на брата,
- сольется с чистой кровью кровь злодея,
- и снова будет в этом виновата
- высокая и светлая идея.
* * *
- Чтобы мечта о часе странствий
- могла и греть и освежать,
- душа нуждается в пространстве,
- откуда хочется бежать.
* * *
- Пришлось отказаться от массы привычек,
- любезных для тела, души и ума,
- теперь я лишь строчка сухих рапортичек
- о том, что задумчив и скрытен весьма.
* * *
- Утешаясь в тюремные ночи,
- я припомнил, как бурно я жил —
- срок мой будет намного короче
- многих лет, кои я заслужил.
* * *
- Судьба послала мне удачу —
- спасибо, замкнутая дверь:
- что я хочу, могу и значу,
- сполна обдумаю теперь.
* * *
- Вчера смеявшийся до колик,
- терпеть не могущий ошейник,
- теперь – тюремный меланхолик
- наш закупоренный мошенник.
* * *
- На свете сегодня так тихо,
- а сердце так бьется и скачет,
- что кажется – близится Тиха,
- богиня случайной удачи.
* * *
- А ночью стихает трущоба,
- укрытая в каменном здании,
- и слышно, как копится злоба —
- в рассудке, душе и сознании.
* * *
- В эпохах, умах, коридорах,
- где разум, канон, габарит,
- есть области, скрывшись в которых,
- разнузданный хаос царит.
* * *
- Снова ночь. Гомон жизни затих.
- Где-то пишет стукач донесение.
- А на скрипке нервишек моих
- память вальсы играет осенние.
* * *
- Забавно жить среди огней
- сторожевого освещения,
- и мавзолей души моей
- пока закрыт для посещения.
* * *
- Я только внешне сух и сдержан,
- меня беда не затравила,
- тюрьма вернула жизни стержень
- и к жизни вкус возобновила.
* * *
- Есть в позднем сумраке минуты,
- когда густеет воздух ночи,
- и тяжкий гул душевной смуты
- тоской предчувствий разум точит.
* * *
- Какие прекрасные русские лица!
- Какие раскрытые ясные взоры!
- Грабитель. Угонщик. Насильник. Убийца.
- Растлитель. И воры, и воры, и воры.
* * *
- Я восхищен, мой друг Фома,
- твоим божественным устройством;
- кому Господь не дал ума,
- тех наградил самодовольством.
* * *
- Забыт людьми, оставлен Богом,
- сижу, кормясь казенной пищей,
- моим сегодняшним чертогам
- не позавидует и нищий.
- Судьба, однако же, права,
- я заслужил свое крушение,
- и тень Вийона Франсуа
- ко мне приходит в утешение.
* * *
- Уже при слове «махинация»,
- от самых звуков этих славных
- на ум сей миг приходит нация,
- которой нету в этом равных.
* * *
- Кого постигло обрезание,
- того не мучает неволя,
- моя тюрьма – не наказание,
- а историческая доля.
* * *
- Что мне сказать у двери в рай,
- когда душа покинет тело?
- Я был бездельник и лентяй,
- но потому и зла не делал.
* * *
- Тюрьма – не простое скопленье людей,
- отстойник угарного сброда,
- тюрьма – воплощение смутных идей,
- зовущихся духом народа.
* * *
- Хилые и рвущиеся сети
- ловят мелюзгу и оборванцев,
- крупную акулу здесь не встретить,
- ибо рыбаки ее боятся.
* * *
- Тюрьма – условное понятие,
- она тосклива для унылых,
- души привычное занятие
- остановить она не в силах.
* * *
- Уже я за решеткой столько времени,
- что стал и для охраны словно свой:
- спасая честь собачьего их племени,
- таскал мне сигареты часовой.
* * *
- Что мне не выйти из беды,
- я точно высчитал и взвесил;
- вкусивши ясности плоды,
- теперь я снова тверд и весел.
* * *
- Надежны тюремные стены.
- Все прочно, весомо, реально.
- Идея разумной системы
- в тюрьме воплотилась буквально.
* * *
- Когда все, что имели, растратили
- и дошли до потери лица,
- начинают любить надзирателей,
- наступает начало конца.
* * *
- На папертях оставшихся церквей
- стоят, как на последних рубежах,
- герои легендарных давних дней,
- забытые в победных дележах.
* * *
- Убийцы, воры и бандиты —
- я их узнал не понаслышке —
- в тюрьме тихони, эрудиты
- и любопытные мальчишки.
* * *
- Удачей, фартом и успехом
- не обольщайся спозаранку,
- дождись, покуда поздним эхом
- тебе не явит их изнанку.
- Я опыт собственный на этом
- имею, бедственный еврей,
- о чем пишу тебе с приветом
- из очень дальних лагерей.
* * *
- Со всем, что знал я о стране,
- в тюрьме совпала даже малость;
- все, что писал я о тюрьме,
- банальной былью оказалось.
* * *
- Дерзостна, лукава, своевольна —
- даже если явна и проста —
- истина настолько многослойна,
- что скорей капуста, чем кристалл.
* * *
- Кто с войной в Россию хаживал,
- тем пришлось в России туго,
- а мы сломим силу вражию
- и опять едим друг друга.
* * *
- Когда народом завладели
- идеи благостных романтиков,
- то даже лютые злодеи
- добрее искренних фанатиков.
* * *
- За стенкой человека избивают,
- а он кричит о боли и свободе,
- но силы его явно убывают,
- и наши сигареты на исходе.
* * *
- Достаточен любой случайный стих,
- чтоб запросто постичь меня до дна:
- в поверхностных писаниях моих
- глубокая безнравственность видна.
* * *
- Ветрами осени исколота,
- летит листва на нашу зону,
- как будто льются кровь и золото
- с деревьев, сдавшихся сезону.
- А в зоне все без перемен,
- вращенье суток нерушимо,
- и лишь томит осенний тлен,
- припев к течению режима.
* * *
- Прогресс весьма похож на созидание,
- где трудишься с настойчивостью рьяной,
- мечтаешь – и выстраиваешь здание
- с решетками, замками и охраной.
* * *
- Вслушиваясь в музыку событий,
- думая о жизни предстоящей,
- чувствую дрожанье тонкой нити,
- еле-еле нас еще держащей.
* * *
- Только у тюрьмы в жестокой пасти
- понял я азы простой науки:
- злоба в человеке – дочь несчастья,
- сытой слепоты и темной скуки.
* * *
- Тем интересней здесь, чем хуже.
- Прости разлуку мне, жена,
- в моей тюрьме, как небо в луже,
- моя страна отражена.
* * *
- Страшно, когда слушаешь, как воры
- душу раскрывают сгоряча:
- этот – хоть немедля в прокуроры,
- а в соседе – зрелость палача.
* * *
- Когда мы все поймем научно
- и все разумно объясним,
- то в мире станет жутко скучно,
- и мы легко простимся с ним.
* * *
- Живу, ничуть себя не пряча,
- но только сумрачно и молча,
- а волки лают по-собачьи
- и суки скалятся по-волчьи.
* * *
- Мы по жизни поем и пляшем,
- наслаждаясь до самой смерти,
- а грешнее ангелов падших —
- лишь раскаявшиеся черти.
* * *
- Дух нации во мне почти отсутствовал.
- Сторонник лишь духовного деления,
- евреем я в тюрьме себя почувствовал
- по духу своего сопротивления.
* * *
- Путь из рабства мучительно сложен
- из-за лет, когда зрелости ради
- полежал на прохвостовом ложе
- воспитания, школы и радио.
* * *
- А Божий гнев так часто слеп,
- несправедлив так очевидно,
- так беспричинен и нелеп,
- что мне порой за Бога стыдно.
* * *
- Спящий беззащитен, как ребенок,
- девственно и трогательно чист,
- чмокает губами и спросонок
- куксится бандит-рецидивист.
* * *
- Когда попал под колесо
- судебной пыточной машине,
- тюрьма оправдывает все,
- чем на свободе мы грешили.
* * *
- Боюсь, что проявляется и тут
- бездарность социальных докторов:
- тюрьма сейчас – отменный институт
- для юных и неопытных воров.
* * *
- Вселяясь в тело, словно в дом,
- и плоти несколько чужая,
- душа бессмертна только в том,
- кто не убил ее, мужая.
* * *
- Как еврею ящик запереть,
- если он итог не подытожит?
- Вечный Жид не может умереть,
- так как получить долги не может.
* * *
- Познания плоды настолько сладки,
- а дух научный плотски так неистов,
- что многие девицы-психопатки
- ученых любят больше, чем артистов.
* * *
- Мой друг рассеян и нелеп,
- смешны глаза его шальные;
- кто зряч к невидимому – слеп
- к тому, что видят остальные.
* * *
- Нет исцеления от страсти
- повелевать чужой судьбой,
- а испытавший сладость власти
- уже не властен над собой.
* * *
- Жажда жизни во мне окрепла,
- и рассудок с душой в союзе,
- и посыпано темя пеплом
- от сгоревших дотла иллюзий.
* * *
- Поблеклость глаз, одряблость щек,
- висящие бока —
- я часто сам себе смешон,
- а значит – жив пока.
* * *
- Все значимо, весомо в нашей жизни,
- и многое, что нынче нипочем,
- когда-нибудь на пьяной шумной тризне
- друзья оценят вехой и ключом.
* * *
- Сколько раз мне память это пела
- в каменном гробу тюремных плит:
- гаснет свет, и вспыхивает тело,
- и душа от нежности болит.
* * *
- Судьба нам посылает лишь мотив,
- неслышимой мелодии струю,
- и счастлив, кто узнал и ощутил
- пожизненную музыку свою.
* * *
- Познать наш мир – не означает ли
- постичь Создателя его?
- А этим вольно и нечаянно
- мы посягаем на Него.
* * *
- Неволя силу уважает
- с ее моралью немудрящей,
- и слабый сильных раздражает
- своей доступностью дразнящей.
* * *
- В эпохи покоя мы чувствами нищи,
- к нам сытость приходит, и скука за ней;
- в эпохи трагедий мы глубже и чище,
- и музыка выше, и судьбы ясней.
* * *
- Жаль, натура Бога скуповата,
- как торговка в мелочной палатке:
- старость – бессердечная расплата
- за года сердечной лихорадки.
* * *
- Тоска и жажда идеала
- Россию нынче обуяла:
- чтоб чист, высок, мечтой дышал,
- но делать деньги не мешал.
* * *
- Я уверен, что любая галерея
- фотографий выдающихся людей
- с удовольствием купила бы еврея,
- не имеющего собственных идей.
* * *
- Ни болтуном, ни фарисеем
- я не сидел без дел в углу,
- я соль сажал, и сахар сеял,
- и резал дымом по стеклу.
* * *
- В жизни надо делать перерывы,
- чтобы выключаться и отсутствовать,
- чтобы много раз, покуда живы,
- счастье это заново почувствовать.
* * *
- Не так обычно страшен грех,
- как велико предубеждение,
- и кто раскусит сей орех,
- легко вкушает наслаждение.
* * *
- Отцы сидят в тюрьме за то, что крали,
- а дети станут воры без отцов.
- Об этой чисто басенной морали
- подумает ли кто в конце концов?
* * *
- Что в раю мы живем голубом
- и что каждый со всеми согласен,
- я готов присягнуть на любом
- однотомнике сказок и басен.
* * *
- Все мысли бродят летом по траве
- и плещутся в реке под синим небом,
- цветут у нас ромашки в голове,
- и поле колосится юным хлебом.
* * *
- Ушли в былое плоти танцы,
- усладам тела дан отбой,
- душа оделась в жесткий панцирь
- и занялась самой собой.
* * *
- Увы, казенная казна
- порой тревожит наши чувства
- ничуть не меньше, чем козла
- тревожит сочная капуста.
* * *
- Те, кто грешил в раю земном,
- но грех судил в других,
- в аду разжеванным гавном
- плюют в себя самих.
* * *
- Боюсь, что в ежедневной суматохе,
- где занят и размерен каждый час,
- величие вершащейся эпохи
- неслышно и невидимо для нас.
* * *
- Легко найти, душой не дорожа,
- похожести зверинца и тюрьмы,
- но в нашем зоопарке сторожа
- куда зверообразнее, чем мы.
* * *
- Я много лет себе же самому
- пишу, хочу сказать, напоминаю:
- столь занят я собой лишь потому,
- что темы интересней я не знаю.
* * *
- Неважно, что хожу я в простачках
- и жизнь моя сумятицей заверчена:
- душа моя давно уже в очках,
- морщиниста, суха и недоверчива.
* * *
- Проворны и успешливы во многом,
- постигшие и цены, и размерность,
- евреи торговали даже с Богом,
- продав Ему сомнительную верность.
* * *
- Посажен в почву, как морковка,
- я к ней привык уже вполне,
- моей морали перековка
- нужна кому-то, но не мне.
* * *
- О счастье жить под общим знаменем
- я только слышал и читал,
- поскольку всем земным слияниям
- весь век любовь предпочитал.
* * *
- Здесь мысли о новом потопе
- назойливы, как наваждение:
- в подвале гниющих утопий
- заметней его зарождение.
* * *
- Сколько бы вина моя ни весила
- на весах у Страшного Суда,
- лучше мне при жизни будет весело,
- нежели неведомо когда.
* * *
- Все меньше находок и больше потерь,
- устала фартить моя карта,
- и часто мне кажется странным теперь,
- что столько осталось азарта.
* * *
- Вдыхаю день за днем тюремный яд
- и впитываю тлена запах прелый;
- конечно, испытания взрослят,
- но я прекрасно жил и недозрелый.
* * *
- Страшнее всего в этой песенке,
- что здесь не засовы пудовые,
- а нас охраняют ровесники,
- на все по приказу готовые.
* * *
- Что нас ведет предназначение,
- я понял в келье уголовной:
- душе явилось облегчение
- и чувство жизни полнокровной.
* * *
- Остаться неизменным я пытаюсь,
- я прежнего себя в себе храню,
- но реже за огонь теперь хватаюсь,
- и сдержанней влечение к огню.
* * *
- Прекрасный сказочный мотив
- звучит вокруг на каждой лире,
- и по душе нам этот миф,
- что мир возможен в этом мире.
* * *
- В России преследуют всякую речь,
- которая трогает раны,
- но память, которую стали стеречь,
- гниет под повязкой охраны.
* * *
- В тюрьме весной почти не спится,
- одно и то же на уме —
- что унеслась моя синица,
- а мой журавль еще в тюрьме.
* * *
- Я в шахматы играл до одурения,
- от памяти спасаясь и тоски,
- уроками атаки и смирения
- заимствуясь у шахматной доски.
* * *
- Как обезумевший игрок,
- всецело преданный азарту,
- я даже свой тюремный срок
- стихами выставил на карту.
* * *
- Поют в какой-то женской камере,
- поют навзрыд – им так поется!
- И всюду стихли, смолкли, замерли,
- и только песня раздается.
* * *
- Колеса, о стыки стуча неспроста,
- мотив извлекают из рельса:
- держись и крепись, впереди темнота,
- пока ни на что не надейся.
* * *
- Смешны слова про равенство и братство
- тому, кто, поживя с любой толпой,
- почувствует жестокость и злорадство
- в покорной немоте ее тупой.
* * *
- Кому судьбой дарована певучесть,
- кому слышна души прямая речь,
- те с легкостью несут любую участь,
- заботясь только музыку сберечь.
* * *
- Клянусь я прошлогодним снегом,
- клянусь трухой гнилого пня,
- клянусь врагов моих ночлегом —
- тюрьма исправила меня.
* * *
- Ломоть хлеба, глоток и затяжка,
- и опять нам беда не беда;
- ах, какая у власти промашка,
- что табак у нас есть и еда.
* * *
- Я понял это на этапах
- среди отбросов, сора, шлаков:
- беды и боли горький запах
- везде и всюду одинаков.
* * *
- Снова путь и железная музыка
- многорельсовых струн перегона,
- и глаза у меня – как у узника,
- что глядит за решетку вагона.
* * *
- И тюрьмы, и тюрьмы – одна за другой,
- и в каждой – приют и прием,
- и крутится-вертится шар голубой,
- и тюрьмы, как язвы, на нем.
* * *
- Веди меня, душевная сноровка,
- гори, моя тюремная звезда,
- от Бога мне дана командировка,
- я видеть и понять пришел сюда.
* * *
- Я взвесил пристально и строго
- моей души материал:
- Господь мне дал довольно много,
- но часть я честно растерял,
- а часть усохла в небрежении,
- о чем я несколько грущу
- и в добродетельном служении
- остатки по ветру пущу.
- Минуют сроки заточения,
- свобода поезд мне подкатит,
- и я скажу: «Мое почтение!» —
- входя в пивную на закате.
- Подкинь, Господь, стакан и вилку,
- и хоть пошли опять в тюрьму,
- но тяжелее, чем бутылку,
- отныне я не подниму.
- Загорск – Волоколамск – Ржев —
- Калуга – Рязань – Челябинск —
- Красноярск
- В лагере я стихов не писал, там я писал прозу.
Сибирский дневник. Часть первая
* * *
- Судьбы моей причудливое устье
- внезапно пролегло через тюрьму
- в глухое, как Герасим, захолустье,
- где я благополучен, как Муму.
* * *
- Все это кончилось, ушло,
- исчезло, кануло и сплыло,
- а было так нехорошо,
- что хорошо, что это было.
* * *
- Живя одиноко, как мудрости зуб,
- вкушаю покоя отраду:
- лавровый венок я отправил на суп,
- терновый – расплел на ограду.
* * *
- Приемлю тяготы скитаний,
- ничуть не плачась и не ноя,
- но рад, что в чашу испытаний
- теперь могу подлить спиртное.
* * *
- Все смоет дождь. Огонь очистит.
- Покроет снег. Сметут ветра.
- И сотни тысяч новых истин
- на месте умерших вчера
- взойдут надменно.
* * *
- С тех пор как я к земле приник,
- я не чешу перстом в затылке,
- я из дерьма сложил парник,
- чтоб огурец иметь к бутылке.
* * *
- Живу, напевая чуть слышно,
- беспечен, как зяблик на ветке,
- расшиты богато и пышно
- мои рукава от жилетки.
* * *
- Навряд ли кто помочь друг другу может,
- мы так разобщены на самом деле,
- что даже те, кто делит с нами ложе,
- совсем не часто жизни с нами делят.
* * *
- Я – ссыльный, пария, плебей,
- изгой, затравлен и опаслив,
- и не пойму я, хоть убей,
- какого хера я так счастлив.
* * *
- Я странствовал, гостил в тюрьме, любил,
- пил воздух, как вино, и пил вино, как воздух,
- познал азарт и риск, богат недолго был
- и вновь бездонно пуст. Как небо в звездах.
* * *
- Я клянусь всей горечью и сладостью
- бытия прекрасного и сложного,
- что всегда с готовностью и радостью
- отзовусь на голос невозможного.
* * *
- Не соблазняясь жирным кусом,
- любым распахнут заблуждениям,
- в несчастья дни я жил со вкусом,
- а в дни покоя – с наслаждением.
* * *
- Я снизил бытие свое до быта,
- я весь теперь в земной моей судьбе,
- и прошлое настолько мной забыто,
- что крылья раздражают при ходьбе.
* * *
- Я, по счастью, родился таким,
- и устройство мое – дефективно:
- мне забавно, где страшно другим,
- и смешно даже то, что противно.
* * *
- Мне очень крепко повезло:
- в любой тюрьме, куда ни деньте,
- мое пустое ремесло
- нужды не знает в инструменте.
* * *
- Мне кажется, она уже близка —
- расплата для застрявших здесь, как дома:
- всех мучает неясности тоска,
- а ясность не бывает без погрома.
* * *
- Когда в душе тревога, даже стены,
- в которых ты укрылся осторожно,
- становятся пластинами антенны,
- сигналящей, что все кругом тревожно.
* * *
- Настолько я из разных лоскутков
- пошит нехорошо и окаянно,
- что несколько душевных закутков
- другим противоречат постоянно.
* * *
- Откуда ты, вечерняя тоска?
- Совсем еще не так уже я стар.
- Но в скрежете гармонию искал
- и сам себя с собой мирить устал.
* * *
- Я вернулся другим – это знает жена,
- что-то прочно во мне заторможено,
- часть былого меня тем огнем сожжена,
- часть другая – тем льдом обморожена.
* * *
- Порядка мы жаждем! Как формы для теста.
- И скоро мясной мускулистый мессия
- для миссии этой заступит на место,
- и снова, как встарь, присмиреет Россия.
* * *
- Когда уходил я, приятель по нарам,
- угрюмый охотник, таежный медведь:
- – Послушай, – сказал мне, – сидел ты недаром,
- не так одиноко мне было сидеть.
* * *
- Всех, кто встретился мне на этапах
- (были всякие – чаще с надломом),
- отличал специфический запах —
- дух тюрьмы, становящейся домом.
* * *
- На солнце снег лучится голубой,
- и странно растревожен сонный разум,
- я словно виноват перед тобой,
- я словно, красота, тебе обязан.
* * *
- Кочевник я. Про все, что вижу,
- незамедлительно пою,
- и даже говный прах не ниже
- высоких прав на песнь мою.
* * *
- Когда я буду немощным и хворым,
- то смерть мою хотел бы встретить я
- с друзьями – за вином и разговором
- о бренности мирского бытия.
* * *
- Мы бы не писали и не пели,
- все бы только ржало и мычало,
- если бы Россия с колыбели
- будущие песни различала.
* * *
- Случайно мне вдруг попадается слово,
- другими внезапными вдруг обрастает,
- оно – только семя, кристаллик, основа,
- а стих загустеет – оно в нем растает.
* * *
- Ночью мне приснился стук в окошко.
- Быстрым был короткий мой прыжок.
- Это банку лапой сбила кошка.
- Слава Богу – рукопись не сжег.
* * *
- Мне не жаль моих азартных дней,
- ибо жизнь полна противоречий:
- чем она разумней, тем бедней,
- чем она опасней, тем беспечней.
* * *
- Есть время жечь огонь и сталь ковать,
- есть время пить вино и мять кровать;
- есть время (не ума толчок, а сердца)
- поры перекурить и осмотреться.
* * *
- По здравому, трезвому, злому суждению
- Творец навсегда завещал молчаливо
- бессилие – мудрости, страсть – заблуждению
- и вечную смену прилива-отлива.
* * *
- Мир так непостоянен, сложен так
- и столько лицедействует обычно,
- что может лишь подлец или дурак
- о чем-нибудь судить категорично.
* * *
- О девке, встреченной однажды,
- подумал я со счастьем жажды.
- Спадут ветра и холода —
- опять подумаю тогда.
* * *
- Что мне в раю гулянье с арфой
- и в сонме праведников членство,
- когда сегодня с юной Марфой
- вкушу я райское блаженство?
* * *
- Ко мне порой заходит собеседник,
- неся своих забот нехитрый ворох,
- бутылка – переводчик и посредник
- в таких разноязыких разговорах.
* * *
- Брожу вдоль древнего тумана,
- откуда ветвь людская вышла;
- в нас есть и Бог, и обезьяна;
- в коктейле этом – тайны вишня.
* * *
- Может быть, разумней воздержаться,
- мысленно затрагивая небо?
- Бог на нас не может обижаться,
- ибо Он тогда бы Богом не был.
* * *
- От бессилия и бесправия,
- от изжоги душевной путаницы
- со штанов моего благонравия
- постепенно слетают пуговицы.
* * *
- Как лютой крепости пример,
- моей душою озабочен,
- мне друг прислал моржовый хер,
- чтоб я был тверд и столь же прочен.
* * *
- Мы чужие здесь. Нас лишь терпят.
- А мерзавец, подлец, дурак
- и слепые, что вертят вертел, —
- плоть от плоти свои. Как рак.
* * *
- Нынче это глупость или ложь —
- верить в просвещение, по-моему,
- ибо, что в помои ни вольешь —
- теми же становится помоями.
* * *
- Что ни день – обнажившись по пояс,
- я тружусь в огороде жестоко,
- а жена, за мой дух беспокоясь,
- мне читает из раннего Блока.
* * *
- Предаваясь пиршественным возгласам,
- на каком-то начальном стакане
- вдруг посмотришь, кем стали мы с возрастом,
- и слова застревают в гортани.
* * *
- Завари позабористей чай,
- и давай себе душу погреем;
- это годы приносят печаль,
- или мы от печали стареем?
* * *
- Когда сорвет беда нам дверь с петель
- и новое завертит нас ненастье,
- то мусор мелочей сметет метель,
- а целое запомнится как счастье.
* * *
- Отъявленный, заядлый и отпетый,
- без компаса, руля и якорей
- прожил я жизнь, а памятником ей
- останется дымок от сигареты.
* * *
- Один я. Задернуты шторы.
- А рядом, в немой укоризне,
- бесплотный тот образ, который
- хотел я сыграть в этой жизни.
* * *
- Даже в тесных объятьях земли
- буду я улыбаться, что где-то
- бесконвойные шутки мои
- каплют искорки вольного света.
* * *
- Вечно и везде – за справедливость
- длится непрерывное сражение;
- в том, что ничего не изменилось, —
- главное, быть может, достижение.
* * *
- За периодом хмеля и пафоса,
- после взрыва восторга и резвости
- неминуема долгая пауза —
- время скепсиса, горечи, трезвости.
* * *
- Здесь – реликвии. Это святыни.
- Посмотрите, почтенные гости.
- Гости смотрят глазами пустыми,
- видят тряпки, обломки и кости.
* * *
- Огонь и случай разбазарили
- все, чем надменно я владел,
- зато в коротком этом зареве
- я лица близких разглядел.
* * *
- Спасибо организму, корпус верный
- устойчив оказался на плаву,
- но все-таки я стал настолько нервный,
- что вряд ли свою смерть переживу.
* * *
- Мы многих в нашей жизни убиваем —
- незримо, мимоходом, деловито;
- с родителей мы только начинаем,
- казня их простодушно и открыто.
* * *
- Всему ища вину вовне,
- я злился так, что лез из кожи,
- а что вина всегда во мне,
- я догадался много позже.
* * *
- Порой оглянешься в испуге,
- бег суеты притормозя:
- где ваши талии, подруги?
- где наша пламенность, друзья?
* * *
- Сегодня дышат легче всех
- лишь волк да таракан,
- а нам остались книги, смех,
- терпенье и стакан.
* * *
- Плоды тысячелетнего витийства
- создали и залог, и перспективы
- того, что в оправдание убийства
- всегда найдутся веские мотивы.
* * *
- Хоть я живу невозмутимо,
- но от проглоченных обид
- неясно где, но ощутимо
- живот души моей болит.
* * *
- Грусть подави и судьбу не гневи
- глупой тоской пустяковой;
- раны и шрамы от прежней любви —
- лучшая почва для новой.
* * *
- Целый день читаю я сегодня,
- куча дел забыта и заброшена,
- в нашей уцененной преисподней
- райское блаженство очень дешево.
* * *
- Потоком талых вод омыв могилы,
- весна еще азартней потекла,
- впитавши нерастраченные силы
- погибших до пришествия тепла.
* * *
- Когда по голым душам свищет хлыст
- обмана, унижений и растления,
- то жизнь сама в себе имеет смысл:
- бессмысленного, но сопротивления.
* * *
- Этот образ – чужой, но прокрался не зря
- в заготовки моих заповедных стихов,
- ибо в лагере впрямь себя чувствовал я,
- как живая лиса в магазине мехов.
* * *
- Я уже неоднократно замечал
- (и не только под влиянием напитков),
- что свою по жизни прибыль получал
- как отчетливое следствие убытков.
* * *
- Душа не в теле обитает,
- и это скоро обнаружат;
- она вокруг него витает
- и с ним то ссорится, то дружит.
* * *
- Листая лагерей грядущий атлас,
- смотря о нас кино грядущих лет,
- пришедшие вослед пускай простят нас,
- поскольку, что поймут – надежды нет.
* * *
- Мы сами созидаем и творим
- и счастье, и нелепость, и засранство,
- за что потом судьбу благодарим
- и с жалобами тычемся в пространство.
* * *
- Когда, отказаться не вправе,
- мы тонем в друзьях и приятелях,
- я горестно думаю: Авель
- задушен был в братских объятиях.
* * *
- За годом год я освещу
- свой быт со всех сторон,
- и только жаль, что пропущу
- толкучку похорон.
* * *
- Все говорят, что в это лето
- продукты в лавках вновь появятся,
- но так никто не верит в это,
- что даже в лете сомневаются.
* * *
- И мучит блудных сыновей
- их исподлобья взгляд обратный:
- трава могил, дома друзей
- и общий фон, уже невнятный.
* * *
- Из тупика в тупик мечась,
- глядишь – и стали стариками;
- светла в минувшем только часть —
- дорога между тупиками.
* * *
- Бог молчит совсем не из коварства,
- просто у него своя забота:
- имя его треплется так часто,
- что его замучила икота.
* * *
- Летит по жизни оголтело,
- бредет по грязи не спеша
- мое сентябрьское тело,
- моя апрельская душа.
* * *
- Чем пошлей, глупей и примитивней
- фильмы о красивости страданий,
- тем я плачу гуще и активней
- и безмерно счастлив от рыданий.
* * *
- В чистилище – дымно, и вобла, и пена;
- чистилище – вроде пивной;
- душа, закурив, исцеляет степенно
- похмелье от жизни земной.
* * *
- Тоска и лень пришли опять
- и курят мой табак уныло;
- когда б я мог себя понять,
- то и простить бы легче было.
* * *
- Жизни плотоядное соцветие,
- быта повседневная рутина,
- склеив и грехи, и добродетели,
- держат нас, как муху – паутина.
* * *
- Земля весной сыра и сиротлива,
- но вскоре, чуть закутавшись в туман,
- открыто и безгрешно-похотливо
- томится в ожидании семян.
* * *
- Ничтожно мелкое роение
- надежд, мыслишек, опасений —
- меняет наше настроение
- сильней вселенских потрясений.
* * *
- Не знаю, кто диктует жизнь мою —
- крылат он или мелкий бес хромой,
- но почерк непрестанно узнаю —
- корявый и беспутный, лично мой.
* * *
- Сытным хлебом и зрелищем дивным
- недовольна широкая масса.
- Ибо живы не хлебом единым!
- А хотим еще водки и мяса.
* * *
- Навряд ли наука найдет это место,
- и чудом останется чудо.
- Откуда берутся стихи – неизвестно.
- А искры из камня – откуда?
* * *
- Душа лишается невинности
- гораздо ранее, чем тело;
- во всех оплошностях наивности —
- она сама того хотела.
* * *
- Прихоти, чудачества, капризы —
- это честь ума не умаляет,
- это для самой себя сюрпризы
- грустная душа изготовляет.
* * *
- Я ведал много наслаждений,
- высоких столь же, сколь и низких,
- и сладострастье сновидений —
- не из последних в этом списке.
* * *
- По капелькам, кусочкам и крупицам
- весь век мы жадно ловим до кончины
- осколки той блаженности, что снится,
- когда во сне ликуешь без причины.
* * *
- Средь шумной жизненной пустыни,
- где страсть, и гонор, и борение,
- во мне достаточно гордыни,
- чтобы выдерживать смирение.
* * *
- А жизнь летит, и жить охота,
- и слепо мечутся сердца
- меж оптимизмом идиота
- и пессимизмом мудреца.
* * *
- Раскрылась доселе закрытая дверь,
- напиток познания сладок,
- небесная высь – не девица теперь,
- и больше в ней стало загадок.
* * *
- Почти старик, я робко собираюсь
- кому-нибудь печаль открыть свою,
- что взрослым я всего лишь притворяюсь
- и очень от притворства устаю.
* * *
- Друзья мои живость утратили,
- угрюмыми ходят и лысыми,
- хоть климат наш так замечателен,
- что мыши становятся крысами.
* * *
- Серость побеждает незаметно,
- ибо до поры ютится к стенкам,
- а при этом гибко разноцветна
- и многообразна по оттенкам.
* * *
- Что ни год, без ошибок и промаха
- в точный срок зацветает черемуха,
- и царит оживленье в природе,
- и друзья невозвратно уходят.
* * *
- На свете есть таинственная власть,
- ее дела кромешны и сугубы,
- и в мистику никак нельзя не впасть,
- когда болят искусственные зубы.
* * *
- Духом прям и ликом симпатичен,
- очень я властям своим не нравлюсь,
- ибо от горбатого отличен
- тем, что и в могиле не исправлюсь.
* * *
- Нет, будни мои вовсе не унылы,
- и жизнь моя, терпимая вполне,
- причудлива, как сон слепой кобылы
- о солнце, о траве, о табуне.
* * *
- Сладок сахар, и соль солона,
- пью, как пил, и живу не напрасно,
- есть идеи, желанна жена,
- и безумное время прекрасно.
* * *
- Когда в душе царит разруха —
- не огорчайся, выжди срок:
- бывает время линьки духа,
- его мужания залог.
* * *
- Впечатывая в жизнь свои следы,
- не жалуйся, что слишком это сложно;
- не будь сопротивления среды —
- движенье б оказалось невозможно.
* * *
- За веком век уходит в никуда,
- а глупости и бреду нет конца;
- боюсь, что наша главная беда —
- иллюзия разумности Творца.
* * *
- Вчера я жизнь свою перебирал,
- стихов лаская ветхие листки,
- зола и стружки – мой материал,
- а петь мечтал – росу и лепестки.
* * *
- К приятелю, как ангел-утешитель,
- иду залить огонь его тоски,
- а в сумке у меня – огнетушитель
- и курицы вчерашние куски.
* * *
- Бездарный в акте обладания
- так мучим жаждой наслаждений,
- что утолят его страдания
- лишь факты новых овладений.
* * *
- Огонь печи, покой и тишина.
- Грядущее и зыбко, и тревожно.
- А жизнь, хотя надежд и лишена,
- однако же совсем не безнадежна.
* * *
- Я часто вижу жизнь как сцену,
- где в одиночку и гуртом
- всю жизнь мы складываем стену,
- к которой ставят нас потом.
* * *
- Блаженны, кто жизнь принимает всерьез,
- надеются, верят, стремятся,
- куда-то спешат и в жару, и в мороз,
- и сны им свирепые снятся.
* * *
- С возрастом отчетливы и странны
- мысли о сложившейся судьбе:
- все ловушки, ямы и канканы —
- только сам устраивал себе.
* * *
- Зря ты, Циля, нос повесила:
- если в Хайфу нет такси,
- нам опять живется весело
- и вольготно на Руси.
* * *
- Когда я оглохну, когда слепота
- запрет меня в комнатный ящик,
- на ощупь тогда бытия лепота
- мне явится в пальцах дрожащих.
* * *
- Ты со стихов иметь барыш,
- душа корыстная, хотела?
- И он явился: ты паришь,
- а снег в Сибири топчет тело.
* * *
- Я тогу – на комбинезон
- сменил, как некогда Овидий
- (он также Публий и Назон),
- что сослан был и жил в обиде,
- весь день плюя за горизонт,
- и умер, съев несвежих мидий.
* * *
- Слаб и грешен, я такой,
- утешаюсь каламбуром,
- нету мысли под рукой —
- не гнушаюсь калом бурым.
* * *
- То ли такова их душ игра,
- то ли в этом видя к цели средство,
- очень любят пыток мастера
- с жертвой похотливое кокетство.
* * *
- Приятно думать мне в Сибири,
- что жребий мой совсем не нов,
- что я на вечном русском пире
- меж лучших – съеденных – сынов.
* * *
- Мне, судя по всему, иным не стать,
- меня тюрьма ничуть не изменила,
- люблю свою судьбу пощекотать,
- и, кажется, ей тоже это мило.
* * *
- Боюсь, что жар и горечь судеб наших
- покажется грядущим поколеньям
- разнежившейся рыхлой простоквашей,
- политой переслащенным вареньем.
* * *
- И мысли, и дыхание, и тело,
- и дух, в котором живости не стало, —
- настолько все во мне отяжелело,
- что только не хватает пьедестала.
* * *
- Меня растащат на цитаты
- без никакой малейшей ссылки,
- поскольку автор, жид пархатый,
- давно забыт в сибирской ссылке.
* * *
- В любви к России – стержень и основа
- души, сносящей боль и унижение;
- помимо притяжения земного,
- тюремное бывает притяжение.
* * *
- За года, что ничуть я не числю утратой,
- за кромешного рабства глухие года
- столько русской земли накопал я лопатой,
- что частицу души в ней зарыл навсегда.
* * *
- Есть жуткий сон: чудовище безлико,
- но всюду шарят щупальца его,
- а ты не слышишь собственного крика,
- и близкие не видят ничего.
* * *
- Сибирь. Ночная сигарета.
- О стекла снег шуршит сухой,
- и нет стыда, и нет секрета
- в тоске невольничьей глухой.
* * *
- Я пил нектар со всех растений,
- что на пути своем встречал;
- гербарий их засохших теней
- теперь листаю по ночам.
* * *
- Как дорожная мысль о ночлеге,
- как виденье пустыни – вода,
- нас тревожит мечта о побеге
- и тоска от незнанья – куда.
* * *
- Был ребенок – пеленки мочил я, как мог;
- повзрослев, подмочил репутацию;
- а года протекли, и мой порох намок —
- плачу, глядя на юную грацию.
* * *
- Как ты поешь! Как ты колышешь стан!
- Как облик мне твой нравится фартовый!
- И держишь микрофон ты, как банан,
- уже к употреблению готовый.
* * *
- Словить иностранца мечтает невеста,
- надеясь побыть в заграничном кино
- посредством заветного тайного места,
- которое будет в Европу окно.
* * *
- Мы всю жизнь в борьбе и укоризне
- мечемся, ища благую весть;
- хоть и мало надо нам от жизни,
- но всегда чуть более, чем есть.
* * *
- Где ты нынче? Жива? Умерла?
- Ты была весела и добра.
- И ничуть не ленилась для ближнего
- из бельишка выпархивать нижнего.
* * *
- В той мутной мерзости падения,
- что я недавно испытал,
- был острый привкус наслаждения,
- как будто падая – взлетал.
* * *
- Конечно, есть тоска собачья
- в угрюмой тине наших дней,
- но если б жизнь текла иначе,
- своя тоска была бы в ней.
* * *
- С людьми вполне живыми я живу,
- но все, что в них духовно и подвижно,
- похоже на случайную траву,
- ломящуюся к свету сквозь булыжник.
* * *
- Чтобы прожить их снова так же,
- я много дней вернуть хотел бы;
- и те, что память сердца скажет,
- и те, что помнит память тела.
* * *
- Был юн – искал кого-нибудь,
- чтоб душу отвести,
- и часто я ходил взгрустнуть
- к знакомым травести.
- Теперь часы тоски пусты,
- чисты и молчаливы,
- а травести – давно толсты,
- моральны и сварливы.
* * *
- Легко мне пить вино изгнания
- среди сибирской голытьбы
- от сладкой горечи сознания
- своей свободы и судьбы.
* * *
- Смеются гости весело и дружно,
- побасенки щекочут их до слез;
- а мне сейчас застолье это нужно,
- как птице-воробью – туберкулез.
* * *
- Назад обращенными взорами,
- смотря через годы и двери,
- я вижу победы, которыми
- обрел только стыд и потери.
* * *
- Взамен слепой, хмельной горячности,
- взамен решительности дерзкой
- приходит горечь трезвой зрячести
- и рассудительности мерзкой.
* * *
- Дьявол – не убогий совратитель,
- стал он искушенней за века,
- нынче гуманист он и мыслитель,
- речь его светла и высока.
* * *
- Снова жаждали забвенья
- все, кому любви отраву
- подносил гуляка Беня,
- кличку Поц нося по праву.
* * *
- К тебе, могильная трава,
- приходят молча помолиться
- к иным – законная вдова,
- к иным – случайная вдовица.
- Расти утешной.
* * *
- Чем русская история страшней,
- тем шутки ее циников смешней.
* * *
- Про все устами либерала
- судя придирчиво и строго,
- имел он ум, каких немало,
- зато был трус, каких немного.
* * *
- Весь выходной в тени сарая
- мы пьем и слушаем друг друга,
- но глух дурак, с утра играя
- в окне напротив бахи фуга.
* * *
- Чем глубже вязнем мы в болото,
- тем и готовней год за годом
- для все равно куда полета
- с любым заведомым исходом.
* * *
- Не лейте на творог сметану,
- оставьте заботы о мясе,
- и рыбу не жарьте Натану,
- который тоскует по Хасе.
* * *
- Нам свойственно наследственное свойство,
- в котором – и судьбы обоснование:
- накопленный веками дух изгойства
- пронизывает плоть существования.
* * *
- От жалоб, упреков и шума,
- от вечной слезливой обиды —
- нисколько не тянет Наума
- уйти от хозяйственной Иды.
* * *
- Живя среди рабочей братии,
- ловлю себя на ощущении,
- как душен климат демократии
- в ее буквальном воплощении.
* * *
- Его голове доставало ума,
- чтоб мысли роились в ней роем,
- но столько она извергала дерьма,
- что стала болеть геморроем.
* * *
- Нелепо ждать слепой удачи,
- но сладко жить мечтой незрячей,
- что случай – фокусник бродячий,
- обид зачеркивая счет,
- придет и жизнь переиначит,
- и чудо в ней проистечет.
* * *
- Червяк по мнению улиток
- презренно суетен и прыток.
* * *
- Пожизненно вкушать нам суждено
- духовного питания диету,
- хоть очень подозрительно оно
- по запаху, по вкусу и по цвету.
* * *
- Смешным, нелепым, бестолковым,
- случайно, вскользь и ни к чему,
- кому-то в жизнь явлюсь я словом,
- и станет легче вдруг ему.
* * *
- А странно, что в душе еще доныне
- очерчивать никто пока не стал
- подземные течения, пустыни,
- болота и обвальные места.
* * *
- Неправда, что смотрю на них порочно —
- без похоти смотрю и не блудливо,
- меня волнует вид их так же точно,
- как пахаря – невспаханная нива.
* * *
- Вальяжности у сверстников моих,
- солидности – в кошмарном избилии,
- меж этих генералов пожилых
- живу, как рядовой от инфантилии.
* * *
- Всю жизнь я тайно клоунов любил,
- и сам не стал шутом едва-едва,
- и помню, как приятеля побил
- за мерзкие о клоунах слова.
- Теперь он физик.
* * *
- С жаждой жить рожденные однажды,
- мечемся по жизни мы усердно,
- годы умаляют ярость жажды,
- наш уход готовя милосердно.
* * *
- Как бедняга глупо покалечен,
- видно даже малому ребенку:
- лучше, чтоб орлы клевали печень,
- чем ослы проели селезенку.
* * *
- Как поле жизни перейти,
- свое мы мнение имеем:
- тот змей, что Еву совратил,
- он тоже был зеленым змеем.
* * *
- Второпях, впопыхах, ненароком,
- всюду всех заставая врасплох,
- происходит у века под боком
- пересменка российских эпох.
* * *
- Вянут, вянут друзья и наперсницы,
- и какой-нибудь бывшей вострушке
- я скажу, отдышавшись от лестницы:
- все, подружка, оставим ватрушки.
* * *
- Я стал бы свежим, как пятак,
- морщины вытеснив со лба,
- когда бы в кровь не въелась так
- опаска беглого раба.
* * *
- Нас догола сперва раздели
- и дали срок поголодать,
- а после мы слегка поели
- и вновь оделись. Благодать!
* * *
- С годами заметней, слышней и упорней,
- питаясь по древним духовным колодцам,
- пускают побеги глубокие корни
- корявой российской вражды к инородцам.
* * *
- В зеркало смотрясь, я не грущу,
- гриму лет полезен полумрак,
- тот, кого я в зеркале ищу,
- жив еще и выпить не дурак.
* * *
- Едкий дым истории угарен
- авторам крутых экспериментов:
- Бог ревнив, безжалостен, коварен
- и терпеть не может конкурентов.
* * *
- С родителями детям невтерпеж,
- им сверстники нужны незамедлительно,
- а старость – обожает молодежь,
- ей кажется, что свежесть заразительна.
* * *
- За правило я взял себе отныне
- прохладу проявлять к дарам судьбы,
- однако не хватает мне гордыни
- есть медленно соленые грибы.
* * *
- Неважно, что живу я в полудреме;
- пустое, что усну в разгаре дня;
- бессонно я всю жизнь стою на стреме,
- чтоб век не подменил во мне меня.
* * *
- Как только уйму свои сомнения,
- сразу же осмелюсь я тогда
- сесть за путевые впечатления
- с мест, где не бывал я никогда.
* * *
- На душе – тишина и покой.
- Ни желаний, ни мыслей, ни жажды.
- Выйди жизнь постоянно такой,
- удавился бы я уже дважды.
* * *
- В классические тексты антологий
- заявится стишок мой гостем частым:
- по мысли и по технике убогий,
- он будет назидательным контрастом.
* * *
- Из бани вьющийся дымок
- похож на юность – чист и светел;
- смышлен, прыщав и одинок,
- в любой мечтал я влиться ветер.
* * *
- Наш дух питают миф и сплетни,
- а правда в пищу не годится,
- душевный опыт многолетний
- нас учит сказкой обходиться.
* * *
- Евреи, выучась селиться
- среди других племен и наций,
- всегда ценили дух столицы
- за изобильность комбинаций.
* * *
- Я сам себе хозяин в быте сельском,
- так люди по пещерам жили встарь,
- останками зверей во льду апрельском
- застыл мой огородный инвентарь.
* * *
- Да, мужики – потомки рыцарей,
- мы это помним и гордимся,
- хотя ни душами, ни лицами
- мы им и в кони не годимся.
* * *
- Мой верный друг, щенок Ясир,
- дворняжий сын, шальная рожа,
- так тонко нрав мой раскусил,
- что на прохожих лает лежа.
* * *
- Судьба моя решилась не вполне,
- сомнениями нервы мне дразня:
- и дом казенный плачет обо мне,
- и дальняя дорога ждет меня.
* * *
- В истории кровавые разгулы
- текут периодически по свету
- естественно, как женские регулы,
- и нам не изменить природу эту.
* * *
- Моим стихам придет черед,
- когда зима узду ослабит,
- их переписчик переврет,
- и декламатор испохабит.
* * *
- Когда наивен, как Адам,
- я ничего не знал практически,
- от вида нежных юных дам
- уже страдал я эстетически.
* * *
- Давай, мой друг, бутыль употребим —
- прекраснее забава есть едва ли,
- когда-то я фортуной был любим,
- и вместе мы тогда употребляли.
* * *
- Куда сегодня деться – все равно,
- лишь только чтобы двери затворить,
- я так с собой не виделся давно,
- что нам уже пора поговорить.
* * *
- Светлой славой ты свое прославил имя,
- ходят девушки восторженной гурьбой,
- стонут бабы над портретами твоими
- сладострастней, чем когда-то под тобой.
* * *
- Житейскими бурями крепко потрепан,
- чинюсь в ожидании нового курса,
- в бутылке души стало меньше сиропа,
- но горечь добавила нового вкуса.
* * *
- Увы, еще придет война,
- спросив со всех до одного,
- и вновь расплатятся сполна
- те, кто не должен ничего.
* * *
- Чем ночь темней, тем злей собаки,
- рычащий хрип – регистр нотный,
- и ясно слышится во мраке,
- что эта злость – их страх животный.
* * *
- Философов волнует тьма вопросов,
- которыми Господь имел в виду
- тревожить нас; ко мне присядь, философ,
- польем ростки в беспочвенном саду.
* * *
- Отнюдь не свят я, но отшельник,
- забыты шум и суета,
- я был поэт, я был мошенник
- и доскитался до скита.
* * *
- Нагадай мне, цыганка, дорогу,
- облегчи мне надеждами сердце,
- не молюсь я ни черту, ни Богу,
- но охота куда-нибудь деться.
* * *
- Жена с утра кота не покормила,
- и он поймал мышонка через час;
- у нашего российского кормила —
- похоже, так надеются на нас.
* * *
- Мне верить вслух неинтересно,
- не верю я открытой вере;
- во что я верю, неизвестно
- и самому мне в полной мере.
* * *
- Неявны в тихом воздухе угрозы
- грядущего, сокрытого от глаз,
- но наши спасенья и прогнозы
- заранее расшатывают нас.
* * *
- Дрязги дряхлых мизантропов —
- пенье ангелов в раю,
- если б мой душевный ропот
- кто слыхал, когда встаю.
* * *
- Вся жизнь моя в правах поражена,
- спокойно могут сжить меня со свету
- стихии, власть, бактерии, жена
- (поскольку я люблю стихию эту).
* * *
- Разумно – жить упрямо и нелепо.
- То лучшее, что ценно в нас для Бога —
- самим собой проложенная слепо
- заведомо неверная дорога.
* * *
- Бывает время – дух пресыщен,
- он сыт и пьян, в себе уверясь,
- но ищет, жаждет новой пищи,
- и сам себе рождает ересь.
* * *
- Я признаю все игры в прятки
- и все резоны уезжать:
- когда душа уходит в пятки,
- им жутко чешется бежать.
* * *
- Пылает печь моя неистово,
- висит блаженное молчание,
- и сердце радует струистое
- чернильной глупости журчание.
* * *
- Доволен я тем, как растет понемножку
- бумажная груда, где жизнь моя скоплена,
- ко дню, когда вызовут мне неотложку,
- в достатке здесь будет прекрасного топлива.
* * *
- Плоти нашей хрупкие красоты
- тихо уступают вихрю дней,
- лысины восходят на высоты,
- где жила отвага меж кудрей.
* * *
- Труда тугая дисциплина,
- узда и шпоры нашей лени,
- лекарство лучшее от сплина
- и от излишних размышлений —
- такая мерзость!
* * *
- Редки с диким словом стали встречи,
- мех его повыцвел и облез,
- даже в родники народной речи
- влил бензин технический прогресс.
* * *
- Чем темней угрюмая страна,
- чем она растленней и дряхлей,
- тем острей раздора семена,
- всюду насаждаемые ей.
* * *
- Тепло и свет опять берут свое,
- все жилы и побеги вновь упруги;
- не зрители весны, а часть ее,
- тревожно оживляются подруги.
* * *
- Толпа рабов – не сброд, а воинство
- при травле редкого из них,
- кто сохранил в себе достоинство,
- что люто бесит остальных.
* * *
- Меня в Сибирь мой жребий выселил,
- а я, прильнув к ее просторам,
- порой скучаю по бессмысленным
- о смысле жизни разговорам.
* * *
- В себя впадая, как в депрессию,
- гляжу, почти не шевелясь,
- как порастает мхом и плесенью
- моя с людьми живая связь.
* * *
- Высоких мыслей не было и нет
- в корзине этой, шалой и пустой,
- хотя в моей душе живет поэт,
- но спился и не платит за постой.
* * *
- Тот Иуда, удавившись на осине
- и рассеявшись во время и пространство,
- тенью ходит в нашем веке по России,
- проповедуя основы христианства.
* * *
- Восприняв ссылку как гастроли,
- душой и телом не уныл,
- такую баню я построил,
- что все грехи свои отмыл.
* * *
- Хвала судьбе! Ведь ненароком
- намечен в избранные души,
- я мог бы стать слепым пророком
- какой-нибудь высокой чуши.
* * *
- Ученые в джунглях науки дичают,
- спеша утолить свой охотничий зуд,
- и слабо людей от гиен отличают,
- и все, что добыли, гиенам несут.
* * *
- То ухаю тревожно, как сова,
- то каркаю зловеще, как ворона;
- игра моя блаженная в слова
- дается голове не без урона.
* * *
- Беда вся в том, что иудеи —
- отнюдь не явные злодеи,
- но чем их пагуба неясней,
- тем с очевидностью опасней.
* * *
- А днем еду я вынимаю
- (хлеб, сало, чай – сюжет не нов)
- и с удовольствием внимаю
- брехне бывалых ебунов.
* * *
- Гипноз какой-то колдовской
- есть в зимних рощах нелюдимых:
- с неясной гложущей тоской
- вдруг вспоминаешь всех любимых.
* * *
- Давно уже две жизни я живу,
- одной – внутри себя, другой – наружно;
- какую я реальной назову?
- Не знаю, мне порой в обеих чуждо.
Сибирский дневник. Часть вторая
* * *
- Жена меня ласкает иногда
- словами утешенья и привета:
- что столько написал ты – не беда,
- беда, что напечатать хочешь это.
* * *
- Кроме школы тоски и смирения
- я прошел, опустившись на дно,
- обучение чувству презрения —
- я не знал, как целебно оно.
* * *
- На самом краю нашей жизни
- я думаю, влазя на печь,
- что столько я должен отчизне,
- что ей меня надо беречь.
* * *
- В предательских пространствах этих стылых —
- где место, где пристанище мое?
- Вот я уже в России жить не в силах
- и жить уже не в силах без нее.
* * *
- Тюремные прощанья – не беда,
- увидимся, дожить бы до свободы;
- о том, что расставались навсегда,
- вдруг больно понимаешь через годы.
* * *
- Весна сняла обузу снежных блузок
- с сирени, обнажившейся по пояс,
- но я уже на юных трясогузок
- смотрю, почти ничуть не беспокоясь.
* * *
- Невольник, весь я в путах строгих,
- но со злорадством сознаю,
- что я и в них свободней многих,
- цепь охраняющих мою.
* * *
- Я – удачник. Что-то в этом роде.
- Ибо в час усталости и смуты
- радость, что живу, ко мне приходит
- и со мною курит полминуты.
* * *
- В Сибирь я врос настолько крепко,
- что сам Господь не сбавит срок;
- дед посадил однажды репку,
- а после вытащить не смог.
* * *
- Сколько света от схватки идей,
- сколько свежести в чувственной гамме;
- но насмотришься сук и блядей —
- жирно чавкает грязь под ногами.
* * *
- В том, что я сутул и мешковат,
- что грустна фигуры география,
- возраст лишь отчасти виноват,
- больше виновата биография.
* * *
- Учусь терпеть, учусь терять
- и при любой житейской стуже
- учусь, присвистнув, повторять:
- плевать, не сделалось бы хуже.
* * *
- Вот человек: он пил и пел,
- шампанским пенился брожением,
- на тех, кто в жизни преуспел,
- глядит с брезгливым уважением.
* * *
- Есть власти гнев и гнев Господень.
- Из них которым я повержен?
- Я от обоих не свободен,
- но Богу – грех, что так несдержан.
* * *
- Слова в Сибири, сняв пальто,
- являют суть буквальных истин:
- так, например, беспечен тот,
- кто печь на зиму не почистил.
* * *
- Я проснулся несчастным до боли в груди —
- я с врагами во сне пировал;
- в благодарность клопу, что меня разбудил,
- я свободу ему даровал.
* * *
- Города различались тюрьмой —
- кто соседи, какая еда;
- навсегда этот праздник со мной,
- хоть не праздничен был он тогда
* * *
- Скачет слов оголтелая конница,
- стычки строчек и фраз теснота;
- их рифмую не я, а бессонница,
- сигарета, весна, темнота.
* * *
- Как жаждет славы дух мой нищий!
- Чтоб через век в календаре
- словно живому (только чище)
- сидеть, как муха в янтаре.
* * *
- Как молодость доспехами бряцала!
- Какой бывала зрелость удалой!
- Остыли, как восторг провинциала
- в промозглости столицы пожилой.
* * *
- Моим конвойным нет загадок
- ни в небесах, ни в них самих,
- царит уверенный порядок
- под шапкой в ягодицах их.
* * *
- Муки творчества? Я не творю,
- не мечусь, от экстаза дрожа;
- черный кофе на кухне варю,
- сигарету зубами держа.
* * *
- Наша кровь – родня воде морской,
- это от ученых нам известно,
- может, потому такой тоской
- мучаемся мы, когда нам пресно?
* * *
- Служить высокой цели? Но мой дом
- ни разу этой глупостью не пах.
- Мне форма жмет подмышки. И притом
- тревожит на ходу мой вольный пах.
* * *
- О чем судьба мне ворожит?
- Я ясно слышу ворожею:
- ты гонишь волны, старый жид,
- а все сидят в гавне по шею.
* * *
- Конец апреля. Мутный снег,
- не собирающийся таять,
- и мысль о том, что труден век,
- но коротка, по счастью, память.
* * *
- Учить морали – глупая морока,
- не лучшая, чем дуть на облака;
- тебе смешна бессмысленность урока,
- а пафос твой смешит ученика.
* * *
- Разумность – не загадка, просто это
- способность помнить в разные моменты,
- что в жизни нет обратного билета,
- а есть налоги, иски, алименты.
* * *
- Сколь мудро нас устроила природа,
- чтоб мы не устремлялись далеко:
- осознанное рабство – как свобода:
- и даль светла, и дышится легко.
* * *
- Забавно, что стих возникает из ритма;
- в какой-то момент, совершенно случайный,
- из этого ритма является рифма,
- а мысли приходят на свет ее тайный.
* * *
- Когда б из рая отвечали,
- спросить мне хочется усопших —
- не страшно им ходить ночами
- сквозь рощи девственниц усохших?
* * *
- Тоски беспочвенное чувство —
- души послание заветное
- о том, что гнилостно и гнусно
- ей наше счастье беспросветное.
* * *
- Был подражатель, стал учеником,
- и в свет его ввела одна волчица;
- но слишком был с теорией знаком,
- чтоб лепету и бреду научиться.
* * *
- Я уважал рассудка голос,
- к нему с почтеньем слух склонял,
- но никогда на малый волос
- решений глупых не менял.
* * *
- Сомнительная личность – это кот,
- что ластится и жаждет откровений;
- сомнительная личность – это тот,
- о ком уже все ясно без сомнений.
* * *
- Мне кажется, наука с ее трезвостью,
- умом и сединою в волосах
- копается в природе с наглой резвостью
- мальчишки, что копается в часах.
* * *
- Грозным запахом ветер повеял,
- но покой у меня на душе;
- хорошо быть сибирским евреем —
- дальше некуда выслать уже.
* * *
- Столько волчьего есть в его хватке,
- так насыщен он хищным огнем,
- что щетинится мех моей шапки,
- вспоминая о прошлом своем.
* * *
- В неусыпном душевном горении,
- вдохновения полон могучего,
- сочинил я вчера в озарении
- все, что помнил из Фета и Тютчева.
* * *
- И в городе не меньше, чем в деревне,
- едва лишь на апрель сменился март,
- крестьянский, восхитительный и древний
- цветет осеменительный азарт.
* * *
- А ночью небо раскололось,
- и свод небес раскрылся весь,
- и я услышал дальний голос:
- не бойся смерти, пьют и здесь.
* * *
- Сейчас не бог любви, а бог познания
- питает миллионов нищий дух,
- и строит себе культовые здания,
- и дарит муравьям крылатость мух.
* * *
- С природой здесь наедине,
- сполна достиг я опрощения;
- вчера во сне явились мне
- Руссо с Толстым, прося прощения.
* * *
- Кто жизнь в России жил не зря,
- тому грешно молчать, —
- он отпечатки пальцев зла
- умеет различать.
* * *
- Уже в костях разлад и крен,
- а в мысли чушь упрямо лезет,
- как в огороде дряхлый хрен
- о юной редьке сонно грезит.
* * *
- Что я сидел в тюрьме – не срам,
- за верность чести в мышеловку
- был загнан я. Как воин шрам,
- люблю свою татуировку.
* * *
- Покой исчез, как не было его,
- опять я предан планам и химерам;
- увы, штанам рассудка моего
- характер мой никак не по размерам.
* * *
- Боюсь попасть на землю предка
- и ничего не ощутить,
- ведь так давно сломалась ветка,
- и так давно прервалась нить.
* * *
- Мой воздух чист, и даль моя светла,
- и с веком гармоничен я и дружен,
- сегодня хороши мои дела,
- а завтра они будут еще хуже.
* * *
- Конечно, жизнь – игра. И даже спорт.
- Но как бы мы себя ни берегли,
- не следует ложиться на аборт,
- когда тебя еще и не ебли.
* * *
- Исчезли и зелень, и просинь,
- все стало осклизлым и прелым,
- сиротская стылая осень
- рисует по серому серым.
* * *
- Не зная зависти и ревности,
- мне очень просто и легко
- доить из бурной повседневности
- уюта птичье молоко.
* * *
- Вчера я думал в темной полночи,
- что мне в ошейнике неволи
- боль от укусов мелкой сволочи
- острей и глубже главной боли.
* * *
- Очевидное общее есть
- в шумной славе и громком позоре:
- воспаленные гонор и честь
- и смущенная наглость во взоре.
* * *
- Новые во мне рождает чувства
- древняя крестьянская стезя:
- хоть роскошней роза, чем капуста,
- розу квасить на зиму нельзя.
* * *
- Слегка курчавясь днями выходными,
- дым времени струится в никуда,
- и все, что растворимо в этом дыме,
- уносится без эха и следа.
* * *
- Неясное дыханье колдовства,
- забытые за древностью поверья
- на душу навевает нам листва,
- которой плачут осенью деревья.
* * *
- Мой друг – иной, чем я, породы
- ввиду несходства чрезвычайного:
- мне дорог тайный звук природы,
- ему – природа звука тайного.
* * *
- Даровит, образован и знаний букет,
- ясен ум и суждения быстры,
- но способности есть, а призвания нет,
- а бензин – только жидкость без искры.
* * *
- Муза истории, глядя вперед,
- каждого разно морочит;
- истая женщина каждому врет
- именно то, что он хочет.
* * *
- Часто мы виновны сами
- в наших промахах с девицами,
- ибо многие задами
- говорят не то, что лицами.
* * *
- Царствует кошмарный винегрет
- в мыслях о начале всех начал:
- друг мой говорил, что Бога нет,
- а про черта робко умолчал.
* * *
- Пожить бы сутки древним циником:
- на рынке вставить в диспут строчку,
- заесть вино сушеным фиником
- и пригласить гречанку в бочку.
- Под утро ножкою точеной
- она поерзает в соломе,
- шепча, что я большой ученый,
- но ей нужней достаток в доме.
- Я запахну свою хламиду,
- слегка в ручье ополоснусь,
- глотком воды запью обиду
- и в мой сибирский плен вернусь.
* * *
- А закуришь, вздохни беспечально
- у заросшей могилы моей:
- как нелепо он жил и случайно,
- очень русским был этот еврей.
* * *
- Живу я безмятежно и рассеянно;
- соседи обсуждают с интересом,
- что рубль, их любимое растение,
- нисколько я не чту деликатесом.
* * *
- Жаркой пищи поглощение
- вкупе с огненной водой —
- мой любимый вид общения
- с окружающей средой.
* * *
- Печальная нисходит благодать
- на тех, кто истолчен в житейской ступке:
- умение понять и оправдать
- свои неблаговидные поступки.
* * *
- Пожив посреди разномастного сброда,
- послушав их песни, мечты и проклятия,
- я вспомнил забытое слово: порода,
- и понял, как подлинно это понятие.
* * *
- Есть люди – как бутылки: в разговоре
- светло играет бликами стекло,
- но пробку ненароком откупорил —
- и сразу же зловонье потекло.
* * *
- Мой дух ничуть не смят и не раздавлен;
- изведав и неволю и нужду,
- среди друзей по рабству я прославлен
- здоровым отвращением к труду.
* * *
- Мои пути так непутевы,
- беспутны так мои пути,
- что только путаница слова
- мне помогла по ним пройти.
* * *
- Всем дамам улучшает цвет лица
- без музыки и платья чудный танец,
- но только от объятий подлеца
- гораздо ярче свежесть и румянец.
* * *
- С доброжелательством ребенка
- живу с тех пор, как был рожден,
- и задушевностью подонка
- бывал за это награжден.
* * *
- Давно старики наши с нами расстались,
- уйдя без обиды на вечный покой;
- за все, что ушедшим должны мы остались,
- отплатят нам дети – сполна и с лихвой.
* * *
- Должно быть, в этом годы виноваты:
- внезапно все смеркается вокруг,
- и острое предчувствие утраты
- мучительно пронизывает вдруг.
* * *
- Не дослужась до сытой пенсии,
- я стану пить и внуков нянчить,
- а также жалобными песнями
- у Бога милостыню клянчить.
* * *
- Творя научные мистерии,
- познанье чувствам предпочтя,
- постигли мы распад материи,
- распада духа не учтя.
* * *
- Для всех распахнут я до дна,
- до крайнего огня,
- но глубже – темная стена
- внутри вокруг меня.
* * *
- Я уравновесил коромысло
- с ведрами желания и долга,
- только очень мало вижу смысла
- в том, что я несу его так долго.
* * *
- Судьбы своей тасуя ералаш,
- я вижу из поблескиванья фактов,
- что чем обыкновенней опыт наш,
- тем больше в нем с поэзией контактов.
* * *
- Есть в жизни магистральные пути,
- где сомкнутой толпы пылит пехота,
- но стоит ненадолго с них сойти,
- и больше возвращаться неохота.
* * *
- Я не спорю – он духом не нищий.
- Очень развит, начитан, умен.
- Но вкушая духовную пищу,
- омерзительно чавкает он.
* * *
- Муза – полуведьма, полудама.
- Взбалмошная, вечно молодая.
- Ветрена, капризна и упряма
- и уходит, не предупреждая.
* * *
- Жалко, если сбудется мой бред,
- но уже дымит на мне рубаха;
- я рисую времени портрет,
- и оно расплатится с размаха.
* * *
- Вдруг плесень мха со старых стен
- уколет сердце бурым тлением,
- и всех логических систем
- не хватит справиться с волнением.
* * *
- Я машину свою беспощадно гонял,
- не боясь ни погоды, ни тьмы;
- видно, ангел-хранитель меня охранял,
- чтобы целым сберечь для тюрьмы.
* * *
- Когда душа облита ложью
- и жирным чадом грязных дней,
- окурок в пепельнице может
- родить отчаяние в ней.
* * *
- Я был нелепым, был смешным,
- я просто тек, журча,
- но море было бы иным
- без моего ручья.
* * *
- Проходимец и безобразник,
- верю: будет во вторник-среду
- и на нашей улице праздник;
- только дайте сперва я съеду.
* * *
- Вот ведь чудо: чистый атеизм
- в годы, когда в космос кинут мост,
- стал почти такой же атавизм,
- как покров из шерсти или хвост.
* * *
- Живем ожиданием чуда,
- оно не случиться не может,
- и мы в него верим, покуда
- не видим, что век уже прожит.
* * *
- В те дни, когда поступки событийные
- подростки начинают затевать,
- родители – фигуры комедийные,
- что очень им обидно сознавать.
* * *
- Со старым другом спор полночный.
- Пуста бутыль, и спит округа.
- И мы опять не помним точно,
- в чем убедить хотим друг друга.
* * *
- Снова завтра день судьба пошлет,
- снова что-то вспомню из былого,
- снова день прольется напролет
- в ловле ускользающего слова.
* * *
- Склонен до всего коснуться глазом
- разум неглубокий мой, но дошлый,
- разве что в политику ни разу
- я не влазил глубже, чем подошвой.
* * *
- Балагуря, сквернословя и шутя,
- трогал столькие капканы я за пасть,
- что в тюрьму попал естественно, хотя
- совершенно не туда хотел попасть.
* * *
- Бывает зло – оно стеной
- стоит недвижной и глухою,
- но повернись к нему спиной —
- само становится трухою.
* * *
- Пускай бы, когда свет почти померк,
- душа, уже рванувшаяся ввысь,
- из памяти взрывала фейерверк
- секунд, что в этой жизни удались.
* * *
- Между мелкого, мерзкого, мглистого
- я живу и судьбу не кляну,
- а большого кто хочет и чистого,
- пусть он яйца помоет слону.
* * *
- Мы все – пылинки на планете.
- Земля – пылинка во Вселенной.
- Я сплю. Уютны мысли эти
- моей ленивой плоти тленной.
* * *
- Когда фортуна даст затрещину,
- не надо нос уныло вешать,
- не злись на истинную женщину,
- она вернется, чтоб утешить.
* * *
- Вот и старость. Шаркая подошвами,
- шагом по возможности нескорым
- тихо направляемся мы в прошлое,
- только что смеялись над которым.
* * *
- Такие нас опутывают путы,
- такая рвать их тяжкая работа,
- что полностью свободны мы в минуты,
- пока сличает смерть лицо и фото.
* * *
- Когда очередной душевный сумрак
- сгущается кромешной пеленой,
- я книгу вспоминаю, где рисунок:
- отрекшись, Галилей пришел домой.
* * *
- В пылу любви ума затмение
- овладевает нами всеми —
- не это ль ясное знамение,
- что Бог устраивает семьи?
* * *
- Стихи мои в забвении утонут,
- хоть вовсе их пишу не для того,
- но если никого они не тронут,
- то жалко не меня, а никого.
* * *
- Я трубку набиваю табаком.
- Как тягостны часы в ползущем дне!
- Никак я не почувствую, по ком
- звонит сегодня колокол во мне.
* * *
- В безумных лет летящей череде
- дух тяжко без общенья голодает;
- поэту надо жить в своей среде:
- он ей питается, она его съедает.
* * *
- На тихих могилах – две цифры у всех,
- а жизнь – между ними в полоске.
- И вечная память. И шумный успех.
- И мнимореальные доски.
* * *
- К чужой судьбе, к чужой мольбе
- кто не склонял свой слух,
- тот будет сам пенять себе,
- что был так долго глух.
* * *
- Нас будто громом поражает,
- когда девица (в косах бантики),
- играя в куклы (или в фантики),
- полна смиренья (и романтики),
- внезапно пухнет и рожает.
- Чем это нас так раздражает?
* * *
- Конечно, я пришел в себя потом,
- но стало мне вдруг странно в эту осень,
- что грею так бестрепетно свой дом
- я трупами берез, осин и сосен.
* * *
- От точки зрения смотрящего
- его зависит благодать,
- и вправе он орла парящего
- жуком навозным увидать.
- Но жаль беднягу.
* * *
- Давно заметил я: сияние
- таланта, моря, мысли, света —
- в нас вызывает с ним слияние,
- и мы в себе уносим это.
* * *
- Время поворачивая вспять,
- как это смешно – не замечая,
- тянемся заваривать опять
- гущу из-под выпитого чая.
- А близость с тем, а нежность к той
- давно мертвы,
- и память стала – как настой
- разрыв-травы.
* * *
- Вновь себя рассматривал подробно:
- выщипали годы мои перья;
- сестрам милосердия подобно,
- брат благоразумия теперь я.
* * *
- То утро помню хорошо:
- среди травы, еще росистой,
- тропой утоптанной российской
- я меж овчарок в лагерь шел.
* * *
- Порою поступаю так постыдно,
- как будто не в своем слегка уме;
- наследственные корни, очевидно,
- воюют меж собой в душевной тьме.
* * *
- Всегда, мой друг, наказывали нас,
- карая лютой стужей ледяной;
- когда-то, правда, ссылкой был Кавказ,
- но там тогда стреляли, милый мой.
* * *
- Эта мысль давно меня терзает,
- учит ее в школе пятый класс:
- в мире ничего не исчезает;
- кроме нас, ребята, кроме нас.
* * *
- Крушу я ломом грунт упорный,
- и он покорствует удару,
- а под ногтями траур черный —
- по моему иному дару.
* * *
- Любовь и пьянство – нет примера
- тесней их близости на свете;
- ругает Бахуса Венера,
- но от него у ней и дети.
* * *
- Есть кого мне при встрече обнять;
- сядем пить и, пока не остыли,
- столько глупостей скажем опять,
- сколько капель надежды в бутыли.
* * *
- Свободы лишь коснуться стоит нам,
- я часто это видел на веку:
- помазанный свободой по губам
- уже стремится к полному глотку.
* * *
- И не спит она ночами,
- и отчаян взгляд печальный,
- утолит ее печали
- кто-нибудь совсем случайный.
* * *
- В жизни этой, суетной и краткой
- (так ли это, кажется ли мне),
- вижу я то мельком, то украдкой
- явное вмешательство извне.
- Но чье – не знаю.
* * *
- Что сложилось не так,
- не изменишь никак
- и назад не воротишь уже,
- только жалко, что так
- был ты зелен, дурак,
- а фортуна была в неглиже.
* * *
- Не чаши страданий, а чашки
- хватает порой для лечения,
- чтоб вовсе исчезли замашки
- любые искать приключения.
* * *
- Пою как слышу. А традиции,
- каноны, рамки и тенденция —
- мне это позже пригодится,
- когда наступит импотенция.
* * *
- Если так охота врать,
- что никак не выстоять,
- я пишу вранье в тетрадь
- как дневник и исповедь.
* * *
- Окунулся я в утехи гастрономии,
- посвятил себя семейному гнезду,
- ибо, слабо разбираясь в астрономии,
- проморгал свою счастливую звезду.
* * *
- Великие событья – тень назад
- бросают очертаньями своими,
- но наши аккуратные глаза
- не видят нежелаемое ими.
* * *
- Нет, я в рабах не долго хаживал,
- я только пять прибавлю скудных
- в те миллионы лет подсудных,
- Россией съеденные заживо.
* * *
- Поверь мне, грустный мой приятель,
- твои терзания напрасны:
- на Солнце тоже много пятен,
- но и они на нем прекрасны.
* * *
- Чего хочу, того ищу,
- хочу уйти от власти Рима,
- и щуплых пращуров прищур
- во мне участвует незримо.
* * *
- На мои вопросы тихие
- о дальнейшей биографии
- отвечали грустно пифии:
- нет прогноза в мире мафии.
* * *
- В нас посевает жизнь слепая
- продленной детскости заразу,
- и зрелость, поздно наступая,
- уже с гнильцой бывает сразу.
* * *
- Наука, ты помысли хоть мгновение,
- что льешь себе сама такие пули:
- зависит участь будущего гения
- от противозачаточной пилюли.
* * *
- Живу, ничуть судьбу не хая
- за бурной жизни непокой:
- погода самая плохая —
- гораздо лучше никакой.
* * *
- В надежде, что свирепые морозы
- во мне произведут метаморфозы,
- был сослан я в сибирские края,
- где крепче стала ветреность моя.
* * *
- По вороху надежд, сухих и ветхих,
- вдруг искра пробегает временами,
- и почки наливаются на ветках
- у дерева с истлевшими корнями.
* * *
- Мы от любви теряем в весе
- за счет потери головы
- и воспаряем в поднебесье,
- откуда падаем, увы.
* * *
- Когда вершится смертный приговор,
- душа сметает страха паутину.
- Пришла пора опробовать прибор,
- сказал король, взойдя на гильотину.
* * *
- Ты люби, душа моя, меня,
- ты уйми, душа моя, тревогу,
- ты ругай, душа моя, коня,
- но терпи, душа моя, дорогу.
* * *
- Хоть и тонешь там и тут,
- грязь весны и слякоть осени —
- как разлука, если ждут,
- и разлука, если бросили.
* * *
- Внезапна гибель светлых дней,
- а мы ее так часто видели,
- что чем нам лучше, тем страшней,
- а чем темнее, тем обыденней.
* * *
- Сибирь. Весна. Потери и уроны
- несет снегам сиянье с высоты.
- Орут с берез картавые вороны
- о горечи и грусти красоты.
* * *
- Тигра гладить против шерсти
- так же глупо, как по шерсти.
- Так что если гладить,
- то, конечно, лучше против шерсти.
* * *
- Куда б меня судьбой ни занесло,
- в какую ни согни меня дугу,
- высокого безделья ремесло
- я правлю, как умею и могу.
* * *
- Не мучусь я, что бытом жизнь полна,
- иное мне мучительно и важно:
- растления зловонная волна
- с ленивой силой душу лижет влажно.
* * *
- Мечтал бы сыну передать я,
- помимо знаний и сомнения,
- отнюдь не все мои проклятья,
- но все мои благословения.
* * *
- Действуя размашисто и тонко
- страхом, похвалой и жирным кусом,
- дух эпохи вылепил подонка
- с грацией, достоинством и вкусом.
* * *
- В те дни, когда я пал на дно,
- раскрылось мне сполна,
- что всюду есть еще одно
- дно у любого дна.
* * *
- Но взрыв, и бунт, и пламень этот —
- избавь нас Бог увидеть снова,
- минуй всех нас российский метод
- лечить болезнь, убив больного.
* * *
- Я верю в мудрость правил и традиций,
- весь век держусь обычности привычной,
- но скорбная обязанность трудиться
- мне кажется убого-архаичной.
* * *
- Нечаянному счастью и беде
- отыскивая место в каждом быте,
- на дереве реальности везде
- есть почки непредвиденных событий.
* * *
- Жить, покоем дорожа, —
- пресно, тускло, простоквашно;
- чтоб душа была свежа,
- надо делать то, что страшно.
* * *
- Слухи, сплетни, склоки, свары,
- клевета со злоязычием,
- попадая в мемуары,
- пахнут скверной и величием.
* * *
- Когда между людьми и обезьянами
- найдут недостающее звено,
- то будет обезьяньими оно
- изгоями с душевными изъянами.
* * *
- Есть люди сна, фантазий и мечты,
- их души дышат ночи в унисон,
- а сутолока скользкой суеты,
- творящаяся днем, – их тяжкий сон.
* * *
- Если бабе семья дорога,
- то она изменять если станет,
- ставит мужу не просто рога,
- а рога изобилия ставит.
* * *
- Поверх и вне житейской скверны,
- виясь, как ангелы нагие,
- прозрачны так, что эфемерны,
- витают помыслы благие.
* * *
- Тускнеет радость от познания
- людей, событий и явлений;
- на склоне лет воспоминания
- живее свежих впечатлений.
* * *
- Думаю, что в смутной ностальгии
- нас еще не раз помянут люди:
- лучше будут, хуже и другие,
- нас уже таких потом не будет.
* * *
- Приходя как возмещение
- всех потерь за жизнь напрасную,
- понимание – прощение
- осеняет осень ясную.
Московский дневник
* * *
- Напрасно телевизоров сияние,
- театры, бардаки, консерватории —
- бормочут и елозят россияне,
- попав под колесо своей истории.
* * *
- Вернулся я в загон для обывателей
- и счастлив, что отделался испугом;
- террариум моих доброжелателей
- свихнулся и питается друг другом.
* * *
- Евреи кинулись в отъезд,
- а в наших жизнях подневольных
- опять болят пустоты мест —
- сердечных, спальных и застольных.
* * *
- Я вдруг оглянулся: вокруг никого.
- Пустынно, свежо, одиноко.
- И я – собеседник себя самого —
- у времени сбоку припека.
* * *
- Я с грустью замечал уже не раз,
- что в тонкостях морального оттенка
- стыдливая проскальзывает в нас
- застенчивость сотрудников застенка.
* * *
- Люблю я дни и ночи эти,
- игру реалий, лепет бредней,
- я первый раз живу на свете,
- и очень жалко, что последний.
* * *
- Не вижу ни смысла, ни сроков,
- но страшно позволить себе
- блудливую пошлость упреков
- эпохе, стране и судьбе.
* * *
- Забавно, что так озабочена
- эпоха печатных клише
- наличием личного почерка
- в моей рукописной душе.
* * *
- И я бы, мельтеша и суетясь,
- грел руки у бенгальского огня,
- но я живу на век облокотясь,
- а век облокотился на меня.
* * *
- Всегда в нестройном русском хоре
- бывал различен личный нрав,
- и кто упрямо пел в миноре,
- всегда оказывался прав.
* * *
- Нет, не грущу, что я изгой
- и не в ладу с казенным нравом,
- зато я левою ногой
- легко чешу за ухом правым.
* * *
- Забыли все в моей отчизне,
- что это грех – путем Господним
- идти, взыскуя чистой жизни,
- в белье нестираном исподнем.
* * *
- Становится вдруг зябко и паскудно,
- и чувство это некуда мне деть;
- стоять за убеждения нетрудно,
- значительно трудней за них сидеть.
* * *
- Бог очень любит вдруг напомнить,
- что всякий дар – лишь поручение,
- которое чтобы исполнить,
- нельзя не плыть против течения.
* * *
- Выбрал странную дорогу
- я на склоне дней,
- ибо сам с собой не в ногу
- я иду по ней.
* * *
- Стыжусь примет и суеверий,
- но верю в то, что знаю точно:
- когда стучатся ночью в двери,
- то это обыск, а не почта.
* * *
- Покуда жив и духом светел —
- не жди, не верь и не жалей;
- в России текст авторитетен
- посмертной свежестью своей.
* * *
- Весьма уже скучал я в этом мире,
- когда – благодарение Отчизне! —
- она меня проветрила в Сибири
- и сразу освежила жажду жизни.
* * *
- И женщины нас не бросили,
- и пить не устали мы,
- и пусть весна нашей осени
- тянется до зимы.
* * *
- Мы еще живем и тратим сочно
- силы, не исчерпанные дочиста,
- но уже наслаиваем прочно
- годовые кольца одиночества.
* * *
- Не нам и никому не воплотить
- усладу и утеху упоения,
- когда вдруг удается ощутить
- материю мелькнувшего мгновения.
* * *
- В кишении, борьбе, переполохе —
- нелепы, кто пером бумагу пашет,
- но чахнут величавые эпохи,
- а слово отпевает их и пляшет.
* * *
- Когда с утра смотреть противно,
- как морда в зеркале брюзглива,
- я не люблю себя. Взаимно
- и обоюдосправедливо.
* * *
- Он мало спал, не пил вино
- и вкалывал, кряхтя.
- Он овладел наукой, но
- не сделал ей дитя.
* * *
- Который год в крови и прахе
- делами, чувством и пером
- себе мы сами строим плахи
- и сами машем топором.
* * *
- Сталин умер, не гася свою трубку,
- и, живя в ее повсюдном дыму,
- продолжаем мы вертеть мясорубку,
- из которой не уйти никому.
* * *
- Столько пламени здесь погасили,
- столько ярких задули огней,
- что тоскливая серость в России
- тусклой мглой распласталась над ней.
* * *
- Благодарю тебя, отечество,
- за изживаемые начисто
- остатки веры в человечество,
- души тоскливое чудачество.
* * *
- Во тьме и свечка без усилий
- подобна пламенной звезде;
- гнилушки светятся в России
- гораздо ярче, чем везде.
* * *
- Эпическая гложет нас печаль
- за черные минувшие года;
- не прошлое, а будущее жаль,
- поскольку мы насрали и туда.
* * *
- Люблю слова за лаконичность:
- луч лаконической строки
- вдруг так высвечивает личность,
- что видно духа позвонки.
* * *
- Крича про срам и катастрофу,
- порочат власть и стар, и млад,
- и все толпятся на Голгофу,
- а чтоб распяли – нужен блат.
* * *
- Ко мне вот-вот придет признание,
- меня поместят в списке длинном,
- дадут медаль, портфель и звание
- и плешь посыпят нафталином.
* * *
- Зря моя улыбка беспечальная
- бесит собутыльников моих:
- очень много масок у отчаянья,
- смех – отнюдь не худшая из них.
* * *
- Двух миров посреди мой дворец из досок,
- двух миров я изгой и приблуда;
- между злом и добром есть пространства кусок
- и моя контрабанда – оттуда.
* * *
- Любовь с эмиграцией – странно похожи:
- как будто в объятья средь ночи
- кидается в бегство кто хочет и может,
- а кто-то не может, а хочет.
* * *
- Самим себе почти враги,
- себя напрасно мы тревожим —
- с чужой начинкой пироги,
- мы стать мацой уже не можем.
* * *
- Я счастлив одним в этом веке гнилом,
- где Бог нам поставил стаканы:
- что пью свою рюмку за тем же столом,
- где кубками пьют великаны.
* * *
- В каждый миг любой эпохи
- всех изученных веков
- дамы прыгали, как блохи,
- на прохожих мужиков.
* * *
- Учился, путешествовал, писал,
- бывал и рыбаком, и карасем;
- теперь я дилетант-универсал
- и знаю ничего, но обо всем.
* * *
- Дух осени зловещий
- насквозь меня пронял,
- и я бросаю женщин,
- которых не ронял.
* * *
- Россия красит свой фасад,
- чтоб за фронтоном и порталом
- неуправляемый распад
- сменился плановым развалом.
* * *
- Россия нас ядом и зверем
- травила, чтоб стали ученые,
- но все мы опять в нее верим,
- особенно – обреченные.
* * *
- То ли с выпивкой перебрал,
- то ли время тому виной,
- только чувство, что проиграл,
- неразрывно теперь со мной.
* * *
- Запой увял. Трезвеют лица.
- Но в жажде славы и добра
- сейчас мы можем похмелиться
- сильней, чем выпили вчера.
* * *
- Очень грустные мысли стали
- виться в воздухе облаками:
- все, что сделал с Россией Сталин,
- совершил он ее руками.
- И Россия от сна восстала,
- но опять с ней стряслась беда:
- миф про Когана-комиссара
- исцелил ее от стыда.
* * *
- Россияне живут и ждут,
- уловляя малейший знак,
- понимая, что наебут,
- но не зная, когда и как.
* * *
- В душе осталась кучка пепла,
- и плоть изношена дотла,
- но обстоят великолепно
- мои плачевные дела.
* * *
- Земная не постыла мне морока,
- не хочется пока ни в ад, ни в рай;
- я, Господи, не выполнил урока,
- и Ты меня зазря не призывай.
* * *
- Ни успехов, ни шумных похвал,
- ни покоя, ни крупной казны —
- я не знал, ибо все отдавал
- за щемящий озноб новизны.
* * *
- Я ловлю минуту светлую,
- я живу, как жили встарь,
- я на жребий свой не сетую —
- в банке шпрот живой пескарь.
* * *
- Жаль тех, кто не дожил до этих дней,
- кто сгинул никуда и навсегда,
- но, может быть, оттуда им видней
- кошмарные грядущие года.
* * *
- К добру или к худу, но все забывают
- шумливые стайки юнцов,
- и дети убитых легко выпивают
- с детьми палачей их отцов.
* * *
- А мы, кто боится дороги другой,
- скользим по накатанным рельсам,
- легко наступая привычной ногой
- на горло собственным пейсам.
* * *
- Свобода с творчеством – повенчаны,
- тому есть многие приметы,
- но прихотливо переменчивы
- их тайной связи пируэты.
* * *
- За чувство теплого комфорта,
- слегка подпорченного страхом,
- я здесь жилец второго сорта,
- опасность чувствующий пахом.
* * *
- У нищей жизни – преимущество
- есть в наших сумерках стальных:
- за неимением имущества
- я чуть вольнее остальных.
* * *
- Устав от свар совместной жизни,
- взаимной страсти не гарант,
- я импотент любви к отчизне,
- потенциальный эмигрант.
* * *
- Дым Отечества голову кружит,
- затвори мне окно поплотней:
- шум истории льется снаружи
- и мешает мне думать о ней.
* * *
- В уцелевших усадьбах лишь малость,
- бывшей жизни былой уголок —
- потолочная роспись осталась,
- ибо трудно забрать потолок.
* * *
- Верна себе, как королева,
- моя держава:
- едва-едва качнувшись влево,
- стремится вправо.
* * *
- Несясь гуртом, толпой и скопом
- и возбуждаясь беспредельно,
- полезно помнить, что по жопам
- нас бьют впоследствии раздельно.
* * *
- Возросши в рабстве, я свободен
- душой постичь его края;
- в неволе сгнивши, я не годен
- к иной свободе, чем моя.
* * *
- Но если слова, словно числа,
- расчислишь с усердьем слепым,
- то сок внесловесного смысла
- струится по строчкам скупым.
* * *
- Я легкомысленный еврей
- и рад, что рос чертополохом,
- а кто серьезней и мудрей —
- покрылись плесенью и мохом.
* * *
- Порой мы даже не хотим,
- но увлекаемся натурой,
- вступая в творческий интим
- с отнюдь не творческой фигурой.
* * *
- Пока душа не вынеслась в астрал,
- сидел я и в цепях, и на ковре,
- а выиграл я или проиграл —
- неважно, ибо цель в самой игре.
* * *
- Странно я жил на свете,
- путь мой был дик и смутен,
- мне даже встречный ветер
- часто бывал попутен.
* * *
- Из России съезжать не с руки
- для живущего духом еврея,
- ибо здесь мы живем вопреки,
- а от этого чувства острее.
* * *
- В час, когда, безденежье кляня,
- влекся я душой к делам нечистым,
- кто-то щелкал по носу меня;
- как же я могу быть атеистом?
* * *
- Все минуло – штормы и штили,
- теперь мы судачим часами,
- во что они нас превратили
- и что мы наделали сами.
* * *
- Есть люди, которым Господь не простил
- недолгой потери лица:
- такой лишь однажды в штаны напустил,
- а пахнет уже до конца.
* * *
- Пробужденья гражданского долга
- кто в России с горячностью жаждал —
- охлаждался впоследствии долго,
- дожидаясь отставших сограждан.
* * *
- За то, что столько опыта и сил
- набрался, – лишь России я обязан;
- тюрьмой, однако, долг я погасил,
- теперь я лишь любовью с нею связан.
* * *
- Повсюду, где евреи о прокорме
- хлопочут с неустанным прилежанием,
- их жизнь, пятиконечная по форме,
- весьма шестиконечна содержанием.
* * *
- Когда у нас меняются дела,
- молчат и эрудит, и полиглот;
- Россия что-то явно родила
- и думает, не слопать ли свой плод.
* * *
- Неясен курс морской ладьи,
- где можно приказать
- рабам на веслах стать людьми,
- но весел не бросать.
* * *
- Сгущается время, исчерпаны сроки,
- и в хаосе, смуте, кишении —
- становятся явными вещие строки
- о крахе, конце и крушении.
* * *
- Гегемон оказался растленен,
- вороват и блудливо-разумен;
- если ожил бы дедушка Ленин,
- то немедленно снова бы умер.
* * *
- Слава Богу – лишен я резвости,
- слава Богу – живу в безвестности;
- активисты вчерашней мерзости —
- нынче лидеры нашей честности.
* * *
- Не в хитрых домыслах у грека,
- а в русской классике простой
- вчера нашел я мудрость века:
- «Не верь блядям», – сказал Толстой.
* * *
- Русский холод нерешительно вошел
- в потепления медлительную фазу;
- хорошо, что нам не сразу хорошо,
- для России очень плохо все, что сразу.
* * *
- Легчает русский быт из года в год,
- светлей и веселей наш дом питейный,
- поскольку безыдейный идиот
- гораздо безопасней, чем идейный.
* * *
- В летальный миг вожди народа
- внесли в культуру улучшение:
- хотя не дали кислорода,
- но прекратили удушение.
* * *
- Сейчас не спи, укрывшись пледом,
- сейчас эпоха песен просит,
- за нами слава ходит следом
- и дело следственное носит.
* * *
- Нас теплым словом обласкали,
- чтоб воздух жизни стал здоров,
- и дух гражданства испускали
- мы вместо пакостных ветров.
* * *
- Мне смотреть интересно и весело,
- как, нажав на железные своды,
- забродило российское месиво
- на дрожжах чужеродной свободы.
* * *
- Край чудес, едва рассудком початый,
- недоступен суете верхоглядства;
- от идеи, непорочно зачатой,
- здесь развилось несусветное блядство.
* * *
- К нам хлынуло светлой волной
- обилие планов и мыслей,
- тюрьма остается тюрьмой,
- но стало сидеть живописней.
* * *
- Настежь окна, распахнута дверь,
- и насыщен досуг пролетария,
- наслаждаются прессой теперь
- все четыре моих полушария.
* * *
- Привыкши к рабскому покорству,
- давно утратив счет потерям,
- теперь мы учимся притворству,
- что мы опять во что-то верим.
* * *
- К исцелению ищет ключи
- вся Россия, сопя от усердия,
- и пошли палачи во врачи
- и на курсы сестер милосердия.
* * *
- Россия – это царь. Его явление
- меняет краску суток полосатых.
- От лысых к нам приходит послабление,
- и снова тяжело при волосатых.
* * *
- Частичная российская свобода
- под небом в засветившихся алмазах
- похожа на вдуванье кислорода
- больному при обильных метастазах.
* * *
- Вдруг ярчает у неба свет,
- веют запахи благодати,
- и, приняв просвет за рассвет,
- петухи поют на закате.
* * *
- Вновь поплыли надежд корабли
- под журчанье чарующих звуков;
- наших дедов они наебли,
- будет жаль, если смогут и внуков.
* * *
- Извечно человеческая глина
- нуждается в деснице властелина,
- и трудно разобраться, чья вина,
- когда она домялась до гавна.
* * *
- Тому, что жить в России сложно,
- виной не только русский холод:
- в одну корзину класть не можно
- на яйца сверху серп и молот.
* * *
- Лишенное сил и размаха,
- остыло мое поколение,
- душевная опухоль страха
- дала метастазы в мышление.
* * *
- Увы, сколь женственно проворство,
- с каким по первому велению
- у нас является покорство
- и женский пыл к употреблению.
* * *
- Опять полна гражданской страсти
- толпа мыслителей лихих
- и лижет ягодицы власти,
- слегка покусывая их.
* * *
- Не всуе мы трепали языками,
- осмысливая пагубный свой путь, —
- мы каялись! И били кулаками
- в чужую грудь.
* * *
- Мы вертим виртуозные спирали,
- умея только славить и карать:
- сперва свою историю засрали,
- теперь хотим огульно обосрать.
* * *
- Все пружины эпохи трагической,
- превратившей Россию в бардак,
- разложить по линейке логической
- в состоянии только мудак.
* * *
- У России мыслительный бум
- вдоль черты разрешенного круга,
- и повсюду властители дум
- льют помои на мысли друг друга.
* * *
- Всем загадка и всем беспокойство,
- тайна века, опасность во мраке —
- наше самое главное свойство,
- наслаждение духом клоаки.
* * *
- Россия очнулась, прозрела,
- вернулась в сознанье свободное
- и смотрит спокойно и зрело
- на счастье свое безысходное.
* * *
- Живу в неослабном внимании
- к росткам небанальной морали,
- что весь наш успех – в понимании
- того, что мы все проиграли.
* * *
- Жаль тех, кто не дожил до этих дней,
- кто сгинул никуда и навсегда,
- но, может быть, оттуда им видней
- кошмарные грядущие года.
* * *
- Боюсь, что вновь обманна весть
- и замкнут круг,
- и снова будем сено есть
- из властных рук.
* * *
- Не стоит наотмашь и с ходу
- Россию судить и ругать:
- Бог дал человеку свободу
- и право ее отвергать.
* * *
- Вожди протерли все углы,
- ища для нас ключи-отмычки,
- чтоб мы трудились, как волы,
- а ели-пили, как синички.
* * *
- Разгул весны. Тупик идей.
- И низвергатели порока
- бичуют прах былых вождей
- трухлявой мумией пророка.
* * *
- Он был типичный русский бес:
- сметлив, настырен и невзрачен,
- он вышней волею небес
- растлить Россию был назначен.
* * *
- Наследием своей телесной ржави
- Россию заразил святой Ильич;
- с годами обнаружился в державе
- духовного скелета паралич.
* * *
- Российской справедливости печальники
- блуждают в заколдованном лесу,
- где всюду кучерявятся начальники
- с лицом «не приближайся – обоссу».
* * *
- Мир бурлил, огнями полыхая,
- мир кипел на мыслях дрожжевых,
- а в России – мумия сухая
- числилась живее всех живых.
* * *
- Томясь тоскою по вождю,
- Россия жаждет не любого,
- а культивирует культю
- от культа личности рябого.
* * *
- Империя вышла на новый виток
- спирали, висящей над крахом,
- и жадно смакует убогий глоток
- свободы, разбавленной страхом.
* * *
- Нельзя поднять людей с колен,
- покуда плеть нужна холопу;
- нам ветер свежих перемен
- всегда вдували через жопу.
* * *
- Ночь глуха, но грезится заря.
- Внемлет чуду русская природа.
- Богу ничего не говоря,
- выхожу один я из народа.
* * *
- Когда отвага с риском связана,
- прекрасна дерзости карьера,
- но если смелость безнаказанна,
- цена ей – хер пенсионера.
* * *
- Крикунам и евреям в угоду,
- чтобы Запад ловчей обаять,
- вопиющую дали свободу
- понапрасну о ней вопиять.
* * *
- Нельзя потухшее кадило
- раздуть молитвами опять,
- и лишь законченный мудило
- не в силах этого понять.
* * *
- Сквозь любую эпоху лихую
- у России дорога своя,
- и чужие идеи ни к хую,
- потому что своих до хуя.
* * *
- В дыму теоретических сражений
- густеют очертанья наших бед,
- злокачественность гнусных достижений
- и пагуба растлительных побед.
* * *
- Свободное слово на воле пирует,
- и сразу же смачно и сочно
- общественной мысли зловонные струи
- фонтаном забили из почвы.
* * *
- В саду идей сейчас уныло,
- сад болен скепсисом и сплином,
- и лишь мечта славянофила
- цветет и пахнет нафталином.
* * *
- Полны воинственных затей,
- хотя еще не отвердели,
- растут копыта из лаптей
- российской почвенной идеи.
* * *
- Растет на чердаках и в погребах
- российское духовное величие,
- а выйдет – и развесит на столбах
- друг друга за малейшее различие.
* * *
- Миф яркий и свежеприлипчивый
- когда утвердится везде,
- то красный, сойдя на коричневый,
- обяжет нас к желтой звезде.
* * *
- Когда однажды целая страна
- решает выбираться из гавна,
- то сложно ли представить, милый друг,
- какие веют запахи вокруг?
* * *
- Зыбко, неприкаянно и тускло
- чувствуют себя сегодня все;
- дух без исторического чувства —
- память о вчерашней колбасе.
* * *
- Немедля обостряется до боли,
- едва идет на спад накал мороза,
- естественно присущее неволе
- зловещее дыхание некроза.
* * *
- Всегда во время передышки
- нас обольщает сладкий бред,
- что часовой уснул на вышке
- и тока в проволоке нет.
* * *
- У России в крови подошвы,
- и проклятие той беды —
- настоящее сделать прошлым
- не дают ей ее следы.
* * *
- Тянется, меняя имя автора,
- вечная российская игра:
- в прошлом – ослепительное завтра,
- в будущем – постыдное вчера.
* * *
- Куда-то мы несемся, вскачь гоня,
- тревожа малодушных тугодумов
- обилием бенгальского огня
- и множеством пожарников угрюмых.
* * *
- Я полон, временем гордясь, —
- увы – предчувствиями грустными,
- ибо, едва освободясь,
- рабы становятся Прокрустами.
* * *
- Никакой государственный муж
- не спасет нас указом верховным;
- наше пьянство – от засухи душ,
- и лекарство должно быть духовным.
* * *
- Нынче почти военное
- время для человечества:
- можно пропасть и сгинуть,
- можно воспрять и жить;
- время зовет нас вынуть
- самое сокровенное
- и на алтарь отечества
- бережно положить.
* * *
- Всеведущ, вездесущ и всемогущ,
- окутан голубыми небесами,
- Господь на нас глядит из райских кущ
- и думает: разъебывайтесь сами.
* * *
- Мне жалко усталых кремлевских владык,
- зовущих бежать и копать;
- гавно, подступившее им под кадык,
- народ не спешит разгребать.
* * *
- Изнасилована временем
- и помята, как перина,
- власть немножечко беременна,
- но по-прежнему невинна.
* * *
- Вынесем все, чтоб мечту свою страстную
- Русь воплотила согласно судьбе;
- счастье, что жить в эту пору прекрасную
- уж не придется ни мне, ни тебе.
* * *
- С упрямым и юрким нахальством
- струясь из-под каменных плит,
- под первым же мягким начальством
- Россия немедля бурлит.
* * *
- Устои покоя непрочны
- на русской болотистой топи,
- где грезы о крови и почве
- зудят в неприкаянной жопе.
* * *
- Народный разум – это дева,
- когда созрела для объятья;
- одной рукой стыдит без гнева,
- другой – расстегивает платье.
* * *
- Ты вождей наших, Боже, прости,
- их легко, хлопотливых, понять:
- им охота Россию спасти,
- но притом ничего не менять.
* * *
- Какое нелепое счастье – родиться
- в безумной, позорной, любимой стране,
- где мы обретаем привычку гордиться,
- что можно с достоинством выжить в гавне.
* * *
- Пускай хоть липовый и квелый,
- но пламень лучше темноты,
- и наш король не ходит голый,
- а в ярких шортах из туфты.
* * *
- Доблестно и отважно
- зла сокрушая рать,
- рыцарю очень важно
- шпоры не обосрать.
* * *
- Когда приходит время басен
- про волю, право и закон,
- мы забываем, как опасен
- околевающий дракон.
* * *
- Все стало смутно и неясно
- в тумане близящихся дней;
- когда в России безопасно,
- мне страшно делается в ней.
* * *
- Пейзаж России хорошеет,
- но нас не слышно в том саду;
- привычка жить с петлей на шее
- мешает жить с огнем в заду.
* * *
- Бенгальским воспаляется огнем
- и души растревоживает сладко
- застенчивый общественный подъем
- в империях периода упадка.
* * *
- В галдящей толпе разношерстного сброда
- я с краю безмолвно стою;
- всего лишь на жизнь опоздала свобода —
- как раз целиком на мою.
* * *
- Я пью, но не верю сиропу:
- в одну из удобных минут —
- за душу, за горло, за жопу
- опять нас однажды возьмут.
* * *
- То ли правда Россия весну
- заслужила на стыке веков,
- то ли просто судьба на блесну
- ловит мудрых седых мудаков.
* * *
- В пучине наших бедствий
- спят корни всей кручины:
- мы лечимся от следствий,
- а нас ебут причины.
* * *
- Вранье – что, покинув тюрьму,
- вкусить мы блаженство должны;
- мы здесь не нужны никому,
- а там никому не нужны.
* * *
- Россия взором старческим и склочным
- следит сейчас в застенчивом испуге,
- как высохшее делается сочным,
- а вялое становится упругим.
- Я блеклыми глазами старожила
- любуюсь на прелестную погоду;
- Россия столько рабства пережила,
- что вытерпит и краткую свободу.
* * *
- Бросая свой дом, как пожарище, —
- куда вы, евреи, куда?
- Заходят в контору товарищи,
- выходят – уже господа.
* * *
- Уезжать мне отсюда грешно,
- здесь мой дом и моя работа,
- только глупо и не смешно
- проживать внутри анекдота.
* * *
- Я мечтал ли, убогий фантаст,
- неспособный к лихим переменам,
- что однажды отвагу придаст
- мне Россия под жопу коленом?
* * *
- Я вырос, научился говорить,
- стал каплями российского фольклора
- и, чтобы не пришли благодарить,
- бегу, не дожидаясь прокурора.
* * *
- Давай, дружок, неспешно поболтаем
- о смысле наших странствий и потерь;
- мы скоро безнадежно улетаем,
- а там не поболтаем, как теперь.
* * *
- Какая глупая пропажа!
- И нет виновных никого.
- Деталь российского пейзажа —
- я вдруг исчезну из него.
* * *
- Я не знаю судьбы благосклонней,
- чем фортуна, что век мой пасла —
- не она ли на жизненном склоне
- мою душу изгнаньем спасла?
* * *
- Мы едем! И сердце разбитое
- колотится в грудь, обмирая.
- Прости нас, Россия немытая,
- и здравствуй, небритый Израиль!
Гарики из Атлантиды
* * *
- Я свой век почти уже прошел
- и о многом знаю непревратно:
- правда – это очень хорошо,
- но неправда – лучше многократно.
* * *
- Бежал беды, знавал успех,
- любил, гулял, служил,
- и умираешь, не успев
- почувствовать, что жил.
* * *
- Я ощущаю это кожей,
- умом, душой воспламененной:
- любовь и смерть меня тревожат
- своею связью потаенной.
* * *
- Дух оптимизма заразителен
- под самым гибельным давлением,
- а дух уныния – губителен,
- калеча душу оскоплением.
* * *
- Приходит час, выходит срок,
- и только смотришь – ну и ну:
- то в эти игры не игрок,
- то в те, то вовсе ни в одну.
* * *
- И здесь, и там возни до черта,
- и здесь, и там о годах стон,
- зато в отличие от спорта
- любви не нужен стадион.
* * *
- Нет, человек принадлежит
- не государству и не службе,
- а только тем, с кем он лежит
- и рюмкой делится по дружбе.
* * *
- Вот человек. Борясь со злом,
- добру, казалось бы, мы служим.
- Но чем? Камнями, кулаком,
- огнем, веревкой и оружием.
* * *
- Засмейся вслух, когда обидно,
- когда кретином вдрызг издерган;
- по безголовым лучше видно,
- что жопа – думающий орган.
* * *
- Едва-едва покой устроим,
- опять в нас целится Амур,
- и к недосыпу с перепоем
- приходит сизый перекур.
* * *
- По жизни мы несемся, наслаждаясь,
- пьянея от безоблачности века;
- но разве, к катастрофе приближаясь,
- предвидит ее будущий калека?
* * *
- Поближе если присмотреться,
- у воспаленных патриотов
- от жара искреннего сердца
- бывают лица идиотов.
* * *
- Сперва, воздушный строя замок,
- принцесс рисуешь прихотливых,
- потом прелестных видишь самок,
- потом бежишь от баб сварливых.
* * *
- Когда мы выбраться не чаем,
- само приходит облегчение:
- вдруг опьяняешься отчаяньем
- и погружаешься в течение.
* * *
- Вокруг окраины окрестности
- плывет луны латунный лик,
- легко кладя на облик местности
- негромкой грусти бледный блик.
* * *
- Спутница, любовница и мать,
- слушатель, болельщик, оппонент —
- бабе очень важно понимать,
- кто она в мелькающий момент.
* * *
- Прекрасен мир, где всякий час
- любой при деле понемногу:
- прогресс к обрыву катит нас,
- а мы – мостим ему дорогу.
* * *
- Судьба решается на небе
- и выпадает нам, как рыбам:
- она подкидывает жребий,
- предоставляя шанс и выбор.
* * *
- Предупредить нас хоть однажды,
- что их на небе скука гложет,
- толпа ушедших остро жаждет,
- но, к сожалению, не может.
* * *
- Пусты, сварливы, слепы, дерзки,
- живем ползком или бегом —
- свои черты ужасно мерзки,
- когда встречаются в другом.
* * *
- Я радуюсь, умножив свой доход,
- страхующий от голода и холода;
- бессребреник сегодня только тот,
- кто ценит преимущественно золото.
* * *
- От замаха сохнут руки,
- от безделья разум спит,
- гулко трескаются брюки
- у неловких волокит.
* * *
- Когда на всех, на всех, на всех
- удушье мрака нападает,
- на смену слез приходит смех
- и нас, как смерть, освобождает.
* * *
- Течет зима. Близ моря пусто.
- Но вновь тепло придет в сады,
- и миллионы нижних бюстов
- повысят уровень воды.
* * *
- Тонул в игре, эпикурействе,
- любовях, книгах и труде,
- но утопить себя в еврействе
- решусь не раньше, чем в воде.
* * *
- Есть во взрослении опасность:
- по мере близости к старению
- высоких помыслов прекрасность
- ужасно склонна к ожирению.
* * *
- Аскетом я б весь век провел,
- но тайным страхом озабочен:
- святого блесткий ореол
- для комаров приманчив очень.
* * *
- Годы, будущим сокрытые,
- вижу пламенем объятыми;
- волки, даже очень сытые,
- не становятся ягнятами.
* * *
- Поэты бытие хвалой венчают
- с дописьменной еще эпохи древней;
- дух песенности стены источают,
- и тем они звучнее, чем тюремней.
* * *
- Сегодня день истек в бесплодной,
- пустой и мелкой суете,
- и мерзкий серп луны холодной
- зияет в мертвой пустоте.
* * *
- Фортуна если жалует немилостью,
- не жалуйся, печаль душе вредна,
- и недруга встречай с невозмутимостью,
- убийственной, как пуля из говна.
* * *
- Медицины гуманные руки
- увлеченно, любовно и плохо
- по последнему слову науки
- лечат нас до последнего вздоха.
* * *
- Стяжательством и суетностью затхлой
- измотанный, однажды выйдешь в ночь
- и вздрогнешь от гармонии внезапной,
- раскрывшейся тебе, чтобы помочь.
* * *
- В реке времен, как в море – рыбы,
- не зря безмолвствуют народы:
- свобода – это страх и выбор,
- ломает плечи груз свободы.
* * *
- Когда средь общей тишины
- ты монолог сопишь ученый,
- услышь себя со стороны
- и поумнеешь, огорченный.
* * *
- Мы – необычные рабы,
- мы быть собой не перестали,
- есть упоение борьбы
- в грызенье проволочной стали.
* * *
- Вполне по справедливости сейчас
- мы трудимся, воруем и живем:
- режим паразитирует на нас,
- а мы – паразитируем на нем.
* * *
- Воспринимая мир как данность,
- взгляни на звезды, не спеша:
- тягчайший грех – неблагодарность
- за то, что воздухом дышал.
* * *
- Мы все – опасные уроды,
- мы все достойны отвращения,
- но в равнодушии природы
- есть величавость всепрощения.
* * *
- В горячем споре грудь на грудь,
- уже не видя ничего,
- войдя в азарт, не позабудь
- на ужин выйти из него.
* * *
- Мы из любых конфигураций
- умеем голос подавать,
- мы можем стоя пресмыкаться
- и на коленях бунтовать.
* * *
- В любви, трудах, игре и спорте,
- искусстве, пьянстве и науке
- будь счастлив, если второсортен:
- у первосортных горше муки.
* * *
- Война ли, голод – пьет богема,
- убийства, грязь – богема пьет,
- но есть холсты, но есть поэмы,
- но чьи-то песни мир поет.
* * *
- Мы часто ходим по воде,
- хотя того не замечаем,
- висим над бездной в пустоте
- и на огне сидим за чаем.
* * *
- Безумство чудаков – их миллион,
- толкующих устройство мироздания, —
- вливается в витающий бульон,
- питательный для вирусов познания.
* * *
- Зря нас душит горечь или смех,
- если учат власть интеллигенты:
- в сексе понимают больше всех
- евнухи, скопцы и импотенты.
* * *
- Не ограничивайся зрением,
- пусть обоняние не чахнет:
- что привлекательно цветением,
- порой кошмарно гнилью пахнет.
* * *
- На трупах и могилах вдруг возник
- шумливый рай пивных и кабаков,
- и лишь «за что боролись?» хилый крик
- стихает у последних стариков.
* * *
- Духа варево и крошево
- нынче так полно эрзацев,
- так измельчено и дешево,
- что полезно для мерзавцев.
* * *
- Я не борец и не герой,
- но повторить готов над плахой:
- во всех суставах свихнут строй,
- где не пошлешь мерзавца на хуй.
* * *
- От наших войн и революций,
- от сверхракет материковых
- приятно мысленно вернуться
- к огням костров средневековых.
* * *
- Мы все – душевные калеки,
- о чем с годами отпечалились,
- но человека в человеке
- найти, по счастью, не отчаялись.
* * *
- Какое ни стоит на свете время
- под флагами крестов, полос и звезд,
- поэты – удивительное племя —
- суют ему репейники под хвост.
* * *
- Свистят ветра, свивая вьюгу,
- на звездах – вечность и покой,
- а мы елозим друг по другу,
- томясь надеждой и тоской.
* * *
- Когда вокруг пируют хищники,
- друг другом чавкая со смаком,
- любезны мне клыками нищие,
- кому чужой кусок не лаком.
* * *
- Одно за другим поколения
- приемлют заряд одичания
- в лучащемся поле растления,
- предательства, лжи и молчания.
* * *
- Стреляя, маршируя или строясь,
- мы злобой отравляем нашу кровь;
- терпимость, милосердие и совесть —
- откуда возникают вновь и вновь?
* * *
- На всем человеческом улее
- лежит сумасшествия бремя,
- изменчив лишь бред, а безумие
- скользит сквозь пространство и время.
* * *
- Неизбежность нашей смерти
- чрезвычайно тесно связана
- с тем, что жить на белом свете
- людям противопоказано.
* * *
- Просветы есть в любом страдании,
- цепь неудач врачует случай,
- но нет надежды в увядании
- с его жестокостью ползучей.
* * *
- С утра за письменным столом
- гляжу на белые листочки;
- а вот и вечер за окном;
- ни дня, ни строчки.
* * *
- Когда б остался я в чистилище,
- трудясь на ниве просвещения,
- охотно я б открыл училище
- для душ, не знавших совращения.
* * *
- У страха много этажей,
- повадок, обликов и стилей,
- страх тем острее, чем свежей,
- и тем глубинней, чем остылей.
* * *
- Наплевать на фортуны превратность,
- есть у жизни своя справедливость,
- хоть печальна ее однократность,
- но прекрасна ее прихотливость.
* * *
- Просачиваясь каплей за года,
- целительна и столь же ядовита,
- сочится европейская вода
- сквозь трещины российского гранита.
* * *
- В года рубежные и страшные
- непостижимо, всюду, молча
- ползут из нор кроты вчерашние,
- зубами клацая по-волчьи.
* * *
- Природа позаботилась сама
- закат наш уберечь от омерзения:
- склероз – амортизация ума
- лишает нас жестокого прозрения.
* * *
- Живешь блаженным идиотом,
- не замечая бега лет,
- а где-то смерть за поворотом
- глядит, сверяясь, на портрет.
* * *
- Из глаз, разговоров и окон
- озлобленность льется потоками,
- грядущего зреющий кокон
- питается этими соками.
* * *
- Конечно, веру не измеришь,
- поскольку мера – для материи,
- но лучше веровать, что веришь,
- чем быть уверенным в неверии.
* * *
- Мы колесим, ища покой,
- по странам и векам,
- но всюду возим за собой
- свой собственный вулкан.
* * *
- Глядят в огонь глаза смурные,
- и смутный гул плывет в крови;
- огонь тревожит в нас немые
- пещерной памяти слои.
* * *
- Когда восторг, триумф, овации
- и сам эфир блаженство пьет,
- порочный дух еврейской нации
- себя усмешкой выдает.
* * *
- О законе ли речь или чуде,
- удручающий факт поразителен:
- рано гибнут хорошие люди,
- и гуляет гавно долгожителем.
* * *
- Простертая по миру красота
- доступнее ломтя ржаного хлеба,
- но душу затмевает суета,
- и пошлость заволакивает небо.
* * *
- Задавленность густой чиновной кашей
- лишает смысла жалобу и крик,
- лишен лица хозяин жизни нашей,
- хотя коварен, туп и многолик.
* * *
- Другим народам в назидание
- Россия избрана и призвана
- явить покой и процветание,
- скрестив бутылку с телевизором.
* * *
- Серые подглазные мешки
- сетуют холодным зеркалам,
- что полузабытые грешки
- памятны скудеющим телам.
* * *
- Растет познанье. Но при этом
- душе ни легче, ни просторней:
- чем выше ветви дышат светом,
- тем глубже тьма питает корни.
* * *
- Семейный дом – наследственности храм.
- Живу. Сижу с гостями. Эрудит.
- Но бешеный азарт по временам
- стреноженное сердце бередит.
* * *
- Дай мне, Боже, спать ночами
- без душевного мучения,
- утоли мои печали,
- остуди мои влечения.
* * *
- Ум с добротой неразделимо
- связуют общие черты,
- дурак всегда проходит мимо
- разумной пользы доброты.
* * *
- Повадка женщины изменчива,
- поскольку разнится игра
- подруги дня, подруги вечера,
- подруги ночи и утра.
* * *
- В умах – разброд, вокруг – неразбериха,
- царит разбой, и тьмою застлан свет;
- везде притом спокойно, мирно, тихо,
- и разве только будущего нет.
* * *
- Весна размывает капризно
- завалы унынья и грязи
- внезапной волной оптимизма,
- шальной, как вода в унитазе.
* * *
- Мы рады, когда чванные авгуры
- дурачат нас, лицом туманясь хмурым,
- а правду говорят нам балагуры —
- но кто же доверяет балагурам?
* * *
- Нам непонятность ненавистна
- в рулетке радостей и бед,
- мы даже в смерти ищем смысла,
- хотя его и в жизни нет.
* * *
- Чем глубже скепсис и неверие
- при неизбежности притворства,
- тем изощренней лицемерие
- и выше уровень актерства.
* * *
- Страдалец, мученик и узник,
- насилий жертва и увечий —
- всегда по духу чуть союзник
- того, кто душит и калечит.
* * *
- Сгорают поколенья, как поленья,
- их копоть поглощает высота,
- а пламень их, не ведающий тленья,
- нетленно воплощает красота.
* * *
- Чреваты лихом все дороги,
- полны волнений волны дней,
- сам разум наш – дитя тревоги
- и потому податлив ей.
* * *
- Игра ума, и листьев арфа,
- и вкус вина, и жар объятий —
- даны сегодня. Ибо завтра
- полно любых невероятий.
* * *
- Я столько всякой видел пакости,
- что лишь единственно от разности
- я мог бы стать сосудом святости,
- когда б не стал бутылью праздности.
* * *
- Себя раздумьем я не мучаю
- и воле свыше не перечу:
- когда идешь навстречу случаю,
- судьба сама идет навстречу.
* * *
- Веками власть по душам шарит,
- но всем стараньям вопреки
- дух человека – ртутный шарик,
- неуловимый для руки.
* * *
- А со мною ни с того ни с сего
- вдруг такое начинает твориться,
- словно в книгу бытия моего
- кем-то всунута чужая страница.
* * *
- Умами книжными и пыльными
- скрипят мыслители над нами,
- а нам то цепи служат крыльями,
- то крылья вяжутся цепями.
* * *
- Сколь гибко наше существо
- к занятий резкой перемене:
- солист поет про божество,
- а в животе кишат пельмени.
* * *
- Развитию грядущих поколений
- положена жестокая граница,
- и если возникает новый гений,
- то рядом слабоумие родится.
* * *
- Всегда любой философ и сапожник
- за творчеством коллег его следит,
- и чем пугливей в личности художник,
- тем дерзостней судья и эрудит.
* * *
- Жрецам и сторожам увялых истин,
- протухших от побегов до корней,
- особенно бывает ненавистен
- наивный любознательный еврей.
* * *
- Нутро земли едят заводы,
- поя отравой кровь реки,
- ложатся на глаза природы
- аэродромов пятаки.
* * *
- Бутылка – непристойно хороша,
- сулит потоки дерзостных суждений,
- и ей навстречу светится душа,
- любительница плотских услаждений.
* * *
- Когда грядут года лихие,
- в нас дикий предок воскресает,
- и первобытная стихия
- непрочный разум сотрясает.
* * *
- Всего слабей усваивают люди,
- взаимным обучаясь отношениям,
- что слишком залезать в чужие судьбы
- возможно лишь по личным приглашениям.
* * *
- Блажен, кто вовремя заметил
- ту тень тревог и опасений,
- которой дышит сонный ветер
- в канун великих потрясений.
* * *
- Еще я много напишу
- и многое скажу,
- пока плывет прозрачный шум
- под светлый абажур.
* * *
- В огонь любых на свете бедствий
- из окон, щелей и дверей,
- из всех немыслимых отверстий
- обильно сыплется еврей.
* * *
- Сижу, прохладный и пустой,
- курю обильно,
- а в голове как под тахтой —
- темно и пыльно.
* * *
- Не делай сказку былью, вожделея,
- не жалуйся, когда не удалось:
- несбывшееся ярче и светлее
- того, что получилось и сбылось.
* * *
- Мы все виновны без вины,
- что так давно и плодовито
- опасный бред, что все равны,
- внедрился в разум ядовито.
* * *
- Стихии цель свою не знают
- и дел не ведают своих,
- всегда и страшно погибают
- те, кто развязывает их.
* * *
- Чтобы легче было жить и сохраняться,
- учат нас учителя словами свойскими
- пресмыкание рассматривать как танцы
- со своими эстетическими свойствами.
* * *
- Я в поездах души надлом
- лечу с привычным постоянством:
- лоб охлаждается стеклом,
- а боль – мелькающим пространством.
* * *
- Отец мой молча умер без меня —
- уставши, я уснул темно и пьяно;
- нет, я ни в чем себя не обвинял,
- я просто это помню постоянно.
* * *
- По мере разрастания корней,
- питающих твердеющие души,
- мы делаемся глубже и сильней,
- но пасмурней, умеренней и суше.
* * *
- К познанию не склонный никогда,
- искал себе иные я занятия,
- и тайна зарождения плода
- волнует меня менее зачатия.
* * *
- Покуда есть вино и хлеб
- и дети льнут к отцу,
- неблагодарен и нелеп
- любой упрек Творцу.
* * *
- Живи игрой, в игру играя,
- сменяй игру другой игрой,
- бывает молодость вторая,
- но нету зрелости второй.
* * *
- Познание плодит свои плоды,
- повсюду, где случится и придется,
- вытаптывая всякие следы,
- оставшиеся от первопроходца.
* * *
- Я был не худшим и не лучшим
- из тех, кто жизнью награжден:
- то эгоизмом больно мучим,
- то альтруизмом изможден.
* * *
- Душа предчувствием томима,
- а дни несут одно и то же,
- и жизнь моя проходит мимо,
- как мимо нищего – прохожий.
* * *
- Дурак – не случай, а культура,
- внутри которой, в свой черед,
- самонадеянная дура
- страшней, чем наглый идиот.
* * *
- У нас внутри, как в помещении,
- бес словоблудия живет
- и, оживляясь при общении,
- нам разум пучит, как живот.
* * *
- На слух – перевернутым эхом
- звучит наших жизней истома:
- то стон выливается смехом,
- то смех неотличен от стона.
* * *
- Соблазны тем и хороши,
- что лечат душу от спокойствия,
- и только тот всерьез грешит,
- кто множит грех без удовольствия.
* * *
- Жизнь увязана мертвым узлом,
- над которым азартно хлопочут
- смельчаки, что дерутся со злом
- и добро по мозолям топочут.
* * *
- Открытием сконфузятся потомки,
- начала наши взвесив и концы:
- выкармливали мерзость не подонки,
- а честные, святые и слепцы.
* * *
- Заслыша брань души с умом
- на тему дел моих,
- бегу, чужой в себе самом,
- и лью нам на троих.
* * *
- Естественна реакция природы
- на наше неразумие и чванство,
- и нас обезображивают годы,
- как мы обезобразили пространство.
* * *
- Сколь явно дедушек уроки
- заметны в опыте внучат:
- сегодня все вокруг – пророки,
- но прозревают и молчат.
* * *
- Мне часто снится чудный сон,
- кидая в дрожь и мистику:
- что женских юбочек фасон
- опять вернулся к листику.
* * *
- У значимых событий есть кануны,
- предчувствиями полнится земля,
- и звучные неслышимые струны
- поют, предупреждая и суля.
* * *
- Какая бы у власти волчья стая
- ни грызлась, утоляя злобу волчью,
- возмездие незримо прорастает
- сквозь кровью удобряемую почву.
* * *
- Я уверен, что в этой стране
- потеплеет однажды и вдруг,
- и мы с миром пойдем наравне,
- как бегун, отстающий на круг.
* * *
- Если отнестись не подозрительно
- к жизни, а доверчивей и проще,
- многое, что страшно было зрительно,
- будет восхитительно на ощупь.
* * *
- Нас как бы время ни коверкало
- своим наждачным грубым кругом,
- не будь безжалостен, как зеркало,
- и льсти стареющим подругам.
* * *
- За веком вслед свистим скворцом,
- полощем голос в общем гаме,
- потом ложимся вверх лицом,
- и нас несут вперед ногами.
* * *
- Вертеть я буду карусель,
- покуда хватит интереса;
- печаль, что жизнь имеет цель,
- нам посылается от беса.
* * *
- Текла бы жизнь моя несложная,
- легко по радостям скользя,
- когда бы я писал про можное,
- касаясь лишь того, что льзя.
* * *
- В литературном алфавите
- я сзади всех до одного:
- сперва идут, кто блядовитей
- и гибче выя у кого.
* * *
- В связи с успехами науки
- и от космических причин
- сегодня бабы влезли в брюки,
- а завтра – выебут мужчин.
* * *
- Пьеса «Жизнь» идет в природе
- не без Божьей прихоти:
- одеваемся на входе
- и лежим на выходе.
* * *
- Одиноко бренчит моя арфа,
- расточая отпущенный век,
- и несет меня в светлое завтра
- наш родной параноев ковчег.
* * *
- Торжествует, кипит и ликует
- вся страна от зари до зари,
- шалый ветер истории дует
- в наши мыльные пузыри.
* * *
- Познанья высокое дело
- доверив ученым людям,
- мое посвежевшее тело
- к неграмотным ходит блядям.
* * *
- Большое счастье – вдруг напасть,
- бредя по жизненному полю,
- на ослепительную страсть,
- одушевляющую волю.
* * *
- Климат жизни, климат духа,
- климат зрения и слуха
- в этом лучшем из миров
- замечательно херов.
* * *
- Певцы несхоже вырастают
- и разно строят свой уют:
- одни тайком поют, что знают,
- другие – знают, что поют.
* * *
- Кто свой талант на провиант
- не медлит разменять,
- скорее все же не талант,
- а одаренный блядь.
* * *
- Он к умным бабам с дружбой лез,
- духовной жаждою взыскуем,
- но дружбу вмиг поганил бес,
- оборотясь его же хуем.
* * *
- С утра философ мылит разум,
- чтоб целый мир окинуть глазом;
- а я проснусь – и пью вино,
- и мир во мне творит оно.
* * *
- Заботясь только о здоровье,
- вдруг обнаружишь утром ранним,
- что благодушие – коровье,
- а здравомыслие – баранье.
* * *
- Намного проще делается все,
- когда пуста бутылка на столе;
- истории шальное колесо —
- не пьяный ли катает по земле?
* * *
- Что за весной приходит лето —
- спасибо даже и за это.
- На всем запрет. И куртизанки
- дают тайком, как партизанки.
* * *
- Любое выберите время
- и наугад страну возьмите —
- сей миг увидите еврея,
- который враг и возмутитель.
* * *
- Не страшно мне адских заслуженных мук,
- я кинусь в котел безмятежно,
- страшнее звонки от вчерашних подруг,
- упреки лепечущих нежно.
* * *
- Мы кишим, слепые тетери,
- в тесноте, суетой загаженной,
- огорчаясь любой потерей,
- кроме дней, сгорающих заживо.
* * *
- Нам неохота даже в рай
- от русской гибельной земли,
- милее жизни людям край,
- где их травили и ебли.
* * *
- Не стоит жизнь у жизни красть,
- игра ума – сестра безделья,
- а лень – единственная страсть,
- после которой нет похмелья.
* * *
- Девицы созревают раньше сроков,
- заложенных природой в них самих,
- и опыт преждевременных уроков
- пленительно просвечивает в них.
* * *
- Мы по домам, в своей берлоге
- держали веку вопреки
- базары, церкви, синагоги,
- читальни, клубы, бардаки.
* * *
- Мы в мир приходим как в музей:
- дивимся травам, звездам, лицам,
- заводим жен, детей, друзей
- и покидаем экспозицию.
* * *
- Хотя живем всего лишь раз,
- а можно много рассмотреть,
- не отворачивая глаз,
- когда играют жизнь и смерть.
* * *
- Из вина и дыма соткан
- мой тенистый уголок,
- а внутри лежит красотка,
- залетев на кайф о’клок.
* * *
- Как литература ни талдычила,
- как бы воспитать нас ни хотела,
- а мерзавцы жутко симпатичны,
- если туго знают они дело.
* * *
- С полюса до линии экватора
- всем народам нравятся их танцы,
- а евреи всюду реформаторы,
- потому что всюду иностранцы.
* * *
- Здравый смысл умом богат,
- не играется в игрушки
- и почти всегда рогат
- у фортуны-поблядушки.
* * *
- Россия пребудет во веки веков
- под боем державных курантов
- страной казнокрадов, святых, мудаков,
- пропойц и блаженных талантов.
* * *
- Стариками станут люди,
- чей зародыш делал я,
- а дотоле сохнуть будет
- репутация моя.
* * *
- На все планеты в космос тучный
- пора нам парус поднимать,
- пока они благополучно
- живут без нас, еби их мать.
* * *
- Когда удача отказала
- и все не ладится всерьез,
- нас лечат запахи вокзала
- и колыбельная колес.
* * *
- Среди болезней, горя, плача,
- страданий, тягот и смертей
- природа снова нас дурачит,
- и мы опять плодим детей.
* * *
- Вино и время не жалея,
- садись не с каждым, кто знаком:
- похмелье много тяжелее,
- когда гуляли с мудаком.
* * *
- Взрослеющего разума весна
- полна то упоений, то нытья;
- становишься мужчиной, осознав
- бессмысленное счастье бытия.
* * *
- У веры много алтарей,
- но всюду всякий раз
- удобней жертву, чем еврей,
- не сыщешь в нужный час.
* * *
- Творя семью, не знал Всевышний,
- кроя одну для одного,
- что третий – тайный, но не лишний —
- дополнит замысел Его.
* * *
- Прогресса жернова спешат молоть
- на воздухе, на море и на суше,
- удобствами заласкивая плоть,
- отходами замызгивая души.
* * *
- Я в ад попрошусь, умирая,
- не верю я в райский уют,
- а бляди – исчадия рая
- меня услаждали и тут.
* * *
- Век играет гимны на трубе,
- кабелем внедряется в квартиры,
- в женщине, в бутылке и в себе
- прячутся от века дезертиры.
* * *
- Душа болит, когда мужает,
- полна тоски неодолимой,
- и жизнь томит и раздражает,
- как утро с бабой нелюбимой.
* * *
- Любой талант, любой мудрец —
- по двум ветвям растут:
- кто жиже, делается жрец,
- а кто покруче – шут.
* * *
- Сквозь тугой волосатый аркан
- хрипловато мы славим отчизну,
- через бочку, бутыль и стакан
- все дороги ведут к оптимизму.
* * *
- Когда вседневная рутина
- завьет углы, как паутина,
- плесни в нее вином из кружки
- и выставь хером дверь подружки.
* * *
- С поры, как я из юности отчалил
- и к подлинной реальности приник,
- спокойное и ровное отчаянье
- меня не покидает ни на миг.
* * *
- Посмертной славы сладкий сок
- я променял шутя
- на ежедневный долгий сон
- и озеро питья.
* * *
- Пренебрегая слишком долго
- игрой супружеского долга,
- не удивляйся, что жена
- с утра слегка раздражена.
* * *
- В роскошных юбочках из замши
- гуляют юные девчонки;
- однако, никому не дамши,
- не одолеть такой юбчонки.
* * *
- Отливом завершается прилив,
- похмельями венчаются угары,
- эпоха, через кровь перевалив,
- кончается, кропая мемуары.
* * *
- Книга нашей жизни столь мудра,
- что свихнется всякий, кто листает:
- зло проистекает из добра,
- а добро на зле произрастает.
* * *
- Я не гожусь в друзья аскетам,
- их взгляд недвижен и мертвящ,
- когда под водку с винегретом
- я тереблю бараний хрящ.
* * *
- Он обречен, мой бедный стих,
- лишь в устном чтении звучать,
- свинья способностей моих
- рожает только непечать.
* * *
- Не хлопочи из кожи вон,
- ища разгадки мироздания,
- а пей с подругой самогон
- на пне от дерева познания.
* * *
- Пускай отправлюсь я в расход,
- когда придет лихое время,
- ростками смеха прорастет
- мое извергнутое семя.
* * *
- Стихи мои под влагу белую
- читаться будут повсеместно,
- пока детей не в колбе делают,
- а древним способом прелестным.
* * *
- Тверды слова, бестрепетна рука,
- но страшно то во сне, то наяву:
- без отдыха и без черновика
- единственную жизнь свою живу.
* * *
- Для одной на свете цели
- все бы средства хороши:
- пепел дней, что зря сгорели,
- подмести с лица души.
* * *
- Сплетни, дрязги, пересуды,
- слухов мутная волна;
- чем изысканней сосуды,
- тем гавней струя гавна.
* * *
- Плыву сквозь годы сладкой лени,
- спокойной радостью несомый,
- что в тьму грядущих поколений
- уже отправил хромосомы.
* * *
- В России даже ветреные ветры,
- дышавшие озоном обновления,
- надули на века и километры
- палачества, крушений и растления.
* * *
- Жизнь полна шипами и укусами,
- болями и минусами грустными,
- но, когда у жизни только плюсы,
- вид ее становится приплюснутым.
* * *
- Душа засыпает послушно,
- вкушая лишь то, что дают;
- в России всегда было душно,
- а затхлость рождает уют.
* * *
- Лишенный корысти на зависть врагам,
- я просто корыстно уверен:
- отсутствие денег – примета к деньгам,
- а лишние деньги – к потерям.
* * *
- Проживая легко и приятно,
- не терзаюсь я совестью в полночах,
- на душе моей темные пятна
- по размеру не более солнечных.
* * *
- Сейчас в любом из нас так много
- смешалось разных лиц и наций,
- что голова, как синагога,
- полна святынь и спекуляций.
* * *
- Бог сутулится в облачной темени,
- матерится простуженным шепотом
- и стирает дыханием времени
- наши дерганья опыт за опытом.
* * *
- Поскольку мир – сплошной бардак,
- в нем бабы ценятся везде,
- искусство бабы – это как,
- а ум – кому, когда и где.
* * *
- Нас не мучает бессонница,
- мы с рождения обучены:
- все, что к худшему не клонится,
- поворачивает к лучшему.
* * *
- Когда бы Бог в свою обитель
- меня живым прибрал к рукам,
- имел бы Он путеводитель
- и по небесным бардакам.
* * *
- Зачем, не видя дальше конуры
- и силы расточая не по средствам,
- рожденные для веры и игры,
- мы заняты трудом и самоедством?
* * *
- Судьба, фортуна, провидение —
- конечно, факт, а не химера,
- но в целом жизнь – произведение
- ума, характера и хера.
* * *
- Восхищая страну вероломством,
- соблазнясь на лимонные рощи,
- уезжают евреи с потомством,
- оставляя сердца и жилплощадь.
* * *
- Мы брызгаем словесный кипяток,
- пока поодиночке и гуртом
- трамбует нас асфальтовый каток,
- в чем с искренностью кается потом.
* * *
- Я мироздания пирог
- в патриархальном вижу духе:
- над нами – власть, над нею – Бог,
- над Ним – лучи, жара и мухи.
* * *
- Текучка постепенных перемен
- потери возмещает лишь отчасти:
- в нас опытность вливается взамен
- энергии, зубов, кудрей и страсти.
* * *
- Сижу, работая упорно,
- и грустно вижу с возмужанием:
- пока идея ищет форму,
- она скудеет содержанием.
* * *
- Когда живешь в разгар эпохи
- высоких слов и низких дел,
- не оставляй на завтра крохи,
- которых нынче не доел.
* * *
- Фигура выкажет сама
- себя под кофтой и халатом,
- и при наличии ума
- разумно быть мудаковатым.
* * *
- У нас едва лишь Божья искра
- пробьется где-то под пером,
- бежит восторженно и быстро
- толпа ценителей с ведром.
* * *
- Судьба кидает чет и нечет
- и делит жизни, как река:
- кто свиньям бисер пылко мечет,
- а кто – коптит окорока.
* * *
- Всеведущий, следит за нами Бог,
- но думаю, вокруг едва взгляну,
- что все-таки и Он, конечно, мог
- забыть одну отдельную страну.
* * *
- Больней всего свыкаться с тем,
- что чудный возраст не воротится,
- когда могли любой гарем
- легко спасти от безработицы.
* * *
- Несладко жить в реальном мире,
- где всюду рыла, хари, суки;
- блажен, кто булькает на лире
- и упоен, как муха в супе.
* * *
- Костер любви чреват распадом,
- но угли я не ворошу:
- огонь, пошедший серым чадом,
- я новым пламенем гашу.
* * *
- Живая речь – живое чудо,
- балет ума и языка,
- а без нее мудрец-зануда
- кошмарней даже мудака.
* * *
- А если нас какая сука
- начнет учить не воровать,
- то улетит быстрее звука,
- который будет издавать.
* * *
- По животной, по стадной природе
- не гуляющий сам по себе,
- человек, как потерянный, бродит,
- не найдясь в коллективной судьбе
* * *
- Живя блаженно, как в нирване,
- я никуда стремглав не кинусь,
- надежд, страстей и упований
- уже погас под жопой примус.
* * *
- У Бога нету черт лица,
- исходной точки и границы,
- самопознание Творца
- Его твореньями творится.
* * *
- Среди тревог, тоски и мук
- на всем земном пути недлинном
- в углу души стоит сундук
- с мечтой под пухом нафталинным.
* * *
- Струю вина мы дымом сушим
- и начинаем чушь молоть,
- чтоб утолить душою душу,
- как утоляют плотью плоть.
* * *
- Приметы жизни сокровенны,
- хотя известны с давних пор:
- жизнь – это влажность, перемены,
- движенье, гибкость и напор.
* * *
- В мертвящем климате неволи
- мы ощутимее живем:
- чем гуще фон тоски и боли,
- тем ярче проблески на нем.
* * *
- Не лежи в чужих кроватях,
- если нету наслаждения,
- очень стыдно, милый, мять их
- лишь для самоутверждения.
* * *
- Совесть Бога – это странные,
- и не в каждом поколении,
- души, мучимые ранами
- при любом чужом ранении.
* * *
- Не года вредят горению,
- а успешные дела:
- души склонны к ожирению
- не слабее, чем тела.
* * *
- Весь день дышу я пылью книжной,
- а попадая снова к людям,
- себя с отчетливостью вижу
- цветком, засушенным в Талмуде.
* * *
- Мир полон жалости, соплей
- и филантропии унылой,
- но нету зла на свете злей
- добра, внедряемого силой.
* * *
- В меня при родах юркнул бес,
- маня гулять и веселиться,
- но так по старости облез,
- что тих теперь, как ангелица.
* * *
- В чем цель творенья – неизвестно,
- а мы – не смеем размышлять,
- хотя порою интересно,
- зачем то та, то эта блядь.
* * *
- В природе есть похожести опасные,
- где стоит, спохватясь, остановиться:
- великое – похоже на прекрасное,
- но пропасти змеятся на границе.
* * *
- Кто свой дар сберег и вырастил,
- начинает путь подвижника:
- ощутил, обдумал, выразил —
- и спокойно ждешь булыжника.
* * *
- И я познанием увлекся бы,
- но плохо с умственной поэтикой:
- Создатель мыслит парадоксами,
- а я – убогой арифметикой.
* * *
- Философов труды сильней всего
- античных мудрецов напоминают:
- те знали, что не знают ничего,
- а эти даже этого не знают.
* * *
- В струе синеватого дыма
- с утра я сижу за столом
- и время, текущее мимо,
- своим согреваю теплом.
* * *
- В нас не простая кровь течет,
- в ней Божий дух, как хмель в вине,
- нас жар сотворчества влечет
- к бумаге, женщине, струне.
* * *
- Источник мыслей вулканичен:
- за изверженьем – вновь ни слова;
- антракт весьма гигиеничен
- для заливания спиртного.
* * *
- Я раньше чтил высоколобость
- и думал: вот ума палата,
- теперь ушла былая робость —
- есть мудаки со лбом Сократа.
* * *
- Для баб одежды мишура —
- как апельсину кожура,
- где плод порой сухой и синий
- и очень слабо апельсиний.
* * *
- Все хаосы, броженья и анархии,
- бунты и сокрушения основ
- кончаются устройством иерархии
- с иным распределением чинов.
* * *
- Я – человек: ем пищу ложкой
- и не охочусь при луне;
- а раньше был, наверно, кошкой —
- уж очень суки злы ко мне.
* * *
- Прочтет с улыбкою потомок
- про кровь и грязь моей эпохи,
- так улыбается ребенок
- на похоронной суматохе.
* * *
- В течение всех лет моих и дней
- желания мне были по плечу,
- сегодня я хочу всего сильней
- понять, чего сегодня я хочу.
* * *
- Вылистав завалы книжной ветоши,
- вылущив зерно взошедших дум,
- жарко друг о друга посоветовшись,
- люди поступают наобум.
* * *
- Лентяй, люблю я дня конец
- в дыму застольных посиделок,
- а не лентяй ли был Творец,
- оставив столько недоделок?
* * *
- Есть нечто выше бытия —
- оно смягчает будни быта
- и дарит радость забытья,
- отъемля мысли от корыта.
* * *
- Когда плодами просвещения
- любуюсь я без восхищения,
- то вспоминаю как пример,
- что был неграмотен Гомер.
* * *
- Во всем, что каждый выбирает,
- покуда тянется прогулка,
- его наследственность играет,
- как музыкальная шкатулка.
* * *
- У разума, печального провидца,
- характер на решения скупой,
- история поэтому творится
- убийцами, святыми и толпой.
* * *
- Где нет огня, где нет игры,
- фонтана жизни нет,
- линяют сочные пиры
- в докучливый обед.
* * *
- Один критерий нам по силам,
- чтоб мерить гения заслугу:
- на сколько лет затормозил он
- свою научную округу.
* * *
- Есть в природе гармония вещая,
- от нее наши вкусы и нормы,
- отчего содержание женщины —
- это прежде всего ее формы.
* * *
- Когда внутри бесплодно пусто,
- душа становится присоской,
- и жадно гложется искусство,
- не проницая хлади плоской.
* * *
- Я три услады в жизни знал,
- предавшись трем любовям:
- перу я с бабой изменял,
- а с выпивкой – обоим.
* * *
- Мне выпал путь простей простого:
- не жрец, не тенор, не герой,
- зато в пирах гурманов слова
- бывал я поваром порой.
* * *
- Труднее всего сохранить
- в толкучке, текучей, как дым,
- искусство и мужество быть
- всего лишь собою самим.
* * *
- В литературе гладь и тишь,
- и пир казенных потаскушек,
- порой гора рождает мышь,
- но по мышу палят из пушек.
* * *
- Туманны наши мысли, и напрасно
- старание постичь их суть и связь,
- а те, кто мог бы выразить их ясно, —
- безмолвствуют, народом притворясь.
* * *
- Покинь резец и кисть, легко треножник
- оставь, когда в округе зреет пир,
- но помни меру выпивки, художник,
- похмельных наших мук не стоит мир.
* * *
- Едва лишь, еще незаметна,
- зари образуется завязь,
- орут петухи беззаветно,
- ускорить рассвет напрягаясь.
* * *
- Все музы ныне, хлеба ради,
- торгуют краской для ресниц,
- а Клио – прямо вышла в бляди,
- хотя не прямо из девиц.
* * *
- Те мерзости, что нас отягощают,
- не выместишь на неграх или греках —
- спасибо, что евреи воплощают
- все то, что нам немило в человеках.
* * *
- Всякий шум и всякий ропот,
- недовольства всплеск любой
- излечим, как учит опыт,
- страхом, пивом и халвой.
* * *
- Дойти до истины немыслимо,
- пока не очень тянет к ней,
- а миф изящнее, чем истина,
- гораздо выше и стройней.
* * *
- Кого томит ума пытливость,
- кого трезвон монет смущает,
- кого тревожит ног потливость —
- и столь же душу поглощает.
* * *
- Сейчас терпение и труд,
- насколько в них осталось толку,
- в итоге тренья перетрут
- лишь выю, шею или холку.
* * *
- Старея на пути сквозь бытие,
- мы свойство не утрачиваем детское:
- судьба дарует каждому свое,
- а нравится и хочется – соседское.
* * *
- Во тьме тревог и унижений
- в душе крепчает благодатно
- способность смутных постижений
- того, что разуму невнятно.
* * *
- Когда предел влечения высок
- и нету утоленья ни на малость,
- утешность облегчения несет
- внезапная последняя усталость.
* * *
- Размышлять о природе вещей
- нас нужда и тоска припекает,
- жажда сузить зловещую щель,
- сквозь которую жизнь утекает.
* * *
- Психи, одиночки, дилетанты
- в яром и слепом ожесточении,
- совести и чести дебютанты
- бьются в обреченном ополчении.
* * *
- И спасибо, фортуна, тебе
- за мою эту странность старушью,
- что был тверд в настоящей беде
- и рыдал над чувствительной чушью.
* * *
- Еще природа властна надо мной
- и сладко мне прельстительное рабство,
- когда вдруг оживляешься весной
- и дикое в душе клокочет блядство.
* * *
- Когда мы ищем, вожделея,
- сигналы, знаки и огни,
- то чем знамения темнее,
- тем впечатляющей они.
* * *
- Старики сидят, судача,
- как мельчают поколения,
- и от них течет, прозрачен,
- запах мудрости и тления.
* * *
- Если с прочим трудящимся воинством
- нас поглотят конторские пасти,
- я стерплю эту долю с достоинством,
- ибо служба – не срам, а несчастье.
* * *
- Я тяготел к проблемам общим,
- искал вселенские узлы,
- а познавал – зато на ощупь —
- конкретных частностей углы.
* * *
- Жизнь становится дивной игрой
- сразу после того, как поймешь,
- что ничем и ни в чем не герой
- и что выигрыш – в том, что живешь.
* * *
- Красоте не дано отнимать,
- а уродство – конец и разруха:
- жизнь дарует красавица мать,
- а уносит – косая старуха.
* * *
- Живу я, как однажды обнаружил
- по горестному чувству неуюта, —
- чужой и неприкаянно ненужный,
- как памятник забытому кому-то.
* * *
- Певцов коронует могила:
- Россия их душит и губит,
- и чем их быстрее убила,
- тем больше впоследствии любит.
* * *
- Мы все общенья с Богом жаждем,
- как жаждут грешник и монах,
- а личный бог живет при каждом —
- в душе, талантах и штанах.
* * *
- Друзья дымят, и стол вином запятнан,
- и длится спор, застигнутый рассветом, —
- нужны года, чтоб зрением обратным
- увидеть, сколько счастья было в этом.
* * *
- Наш дух и после нас живет в природе —
- так в памяти былое угасает,
- но слово, дуновение, мелодия —
- и все из ниоткуда воскресает.
* * *
- Все в этой жизни так устроено,
- что есть всему свои весы,
- но хоть и каждый прав по-своему,
- а сукин сын есть сукин сын.
* * *
- Когда со всех сторон приходит лихо
- и свет уже растаял вдалеке,
- единственный в безвыходности выход —
- собрать себя и выжить в тупике.
* * *
- У духа, как у плоти, есть позывы,
- но плотские – крепчают, разъярясь,
- а духа просьбы тонки и пугливы
- и гаснут, незаметно испарясь.
* * *
- Носить одежду – лицемерие,
- поскольку ясно, что под ней,
- но в этом скрыто суеверие,
- что станет скрытое видней.
* * *
- Не столько душная держава
- питомца гонит нелюбимого,
- сколь жажда жизненного жанра,
- в России неосуществимого.
* * *
- Под радио немолчный голос волчий
- в колеблющийся смутный день осенний
- становится осознанней и громче
- предчувствие глубоких потрясений.
* * *
- Друзей вокруг осталось мало:
- кому с утра все шло некстати,
- кого средь бела дня сломало,
- кого согнуло на закате.
* * *
- Надежды очень пылки в пору раннюю,
- но время, принося дыханье ночи,
- дороги наши к разочарованию
- от раза к разу делает короче.
* * *
- Трудно жить: везде ухабы,
- жажда точит и грызет;
- что с того, что любят бабы,
- если в карты не везет?
* * *
- Уже мне ветер парус потрепал,
- рули не держат заданного галса,
- простите мне, с кем я не переспал,
- особенно – кого не домогался.
* * *
- Мы кишмя кишим, суета снует,
- злоба в воздухе кипятком бурлит,
- а на кладбище – соловей поет,
- чистый звук точа вдоль покоя плит.
* * *
- Обрызгивая кровью каждый лист,
- история нам пишется не впрок,
- и кажется порой, что Бог – садист
- и нами утоляет свой порок.
* * *
- Мне глядеть на сверстников то грустно,
- то досадно, только и всего:
- разум, торжествующий над чувством,
- рано торжествует торжество.
* * *
- Когда, глотая кровь и зубы,
- мне доведется покачнуться,
- я вас прошу, глаза и губы,
- не подвести и улыбнуться.
* * *
- Неужто вы не замечали,
- как, подголоском хору вторя,
- есть в торжестве налет печали
- и привкус праздника у горя?
* * *
- Внешним пламенем согрета
- и внутри полна огня,
- красота посредством света —
- чем-то мудрости родня.
* * *
- Я жизнь любил весьма усердно,
- я был решителен и грешен,
- за что во дни, где станет скверно,
- я буду памятью утешен.
* * *
- Меня порою даже забавляет
- возможность грабежей или пожаров:
- реальная опасность исцеляет
- от множества надуманных кошмаров.
* * *
- Не потому ль добро в углу
- так часто сетует и плачет,
- что разум всюду служит злу
- с гораздо большею отдачей?
* * *
- А назад не гляди, уходя,
- выбрав тот из часов непогожих,
- когда с неба потоки дождя
- скроют слезы твои от прохожих.
* * *
- В России удивительней всего
- привычка от партера до галерки
- штаны снимать задолго до того,
- как жопа назначается для порки.
* * *
- Сколько б мы по базарам ни спорили,
- после споров не ставши умней,
- только то, что созвучно истории,
- обретает созвучие в ней.
* * *
- Опять приходит ночь. Я снова пьян.
- Как дивно это сделано в природе,
- что музыка далеких фортепьян
- к желанию напиться нас приводит.
* * *
- Всюду волки сумрачно и глухо
- воют озверело и напрасно,
- ибо плоти подлинного духа
- ничего на свете не опасно.
* * *
- Люблю замужних, разведенных,
- отпетых, шалых, роковых,
- пропащих, шалых, забубенных
- и просто баб как таковых.
* * *
- Свыкся и прижился к миру я,
- было так и будет по сему,
- ибо человек – он не свинья
- и привыкнуть может ко всему.
* * *
- Спеши, подруга! Ветер лет
- несет нам осень вместо лета,
- уже и лес полураздет,
- а ты, дружок, еще одета.
* * *
- Я стал спокойней от бессилья
- осилить своды мертвых плит,
- лишь узкий шрам, где были крылья,
- в часы бессонницы болит.
* * *
- Естественно, что с возрастом трудней
- тепло свое раздаривать горстями,
- замызгана клеенка наших дней
- чужими неопрятными гостями.
* * *
- Поскольку в мире все взаимосвязано
- помимо и превыше осознания,
- общение с гавном не безнаказанно,
- и разны только формы наказания.
* * *
- Всегда художников плеяда
- свой услаждала горький век
- струеньем уксуса и яда
- на выдающихся коллег.
* * *
- Я жил как все другие люди,
- а если в чем-то слишком лично,
- то пусть Господь не обессудит
- и даст попробовать вторично.
* * *
- Надеюсь, что правду, едва лишь умру,
- узнаю при личном свидании,
- пока же мы с Богом играем в игру,
- что будто Он есть в мироздании.
* * *
- Вполне еще держу я свой стакан,
- и стелется мне время, как дорога,
- я только не смеюсь по пустякам,
- и жизнь моя бедней теперь намного.
* * *
- Быть может, завтра непригодней
- для жизни будет, чем вчера,
- зато сполна дано сегодня
- и ночь до самого утра.
* * *
- А помнишь, как, из губ напившись яда,
- подруга от любви изнемогала
- и, слепо бормоча «оставь, не надо»,
- расстегивать застежки помогала?
* * *
- Душевного огня прозрачный свет
- заметно освещает наши лица,
- и, сколько мы живем на свете лет,
- свечение меняется, но длится.
* * *
- Я много колобродил и грешил,
- презревши воздаяния опасность,
- а многое сумел и совершил
- единственно, чтоб выяснить напрасность.
* * *
- Есть годы, когда время воспаляется
- страстями мятежей и революций,
- и только мудрецы живут как яйца:
- присутствуют, но глубже не суются.
* * *
- Я в зеркале такой кошмар
- вчера увидел утром мглистым,
- что из души последний пар
- немедля вытек с тихим свистом.
* * *
- Ракеты глотают пространство,
- гонимы азартом игры
- и блажью земное засранство
- продлить на иные миры.
* * *
- Есть нечто вне формы и меры,
- вне смысла, вне срока, вне фразы,
- что острым предчувствием веры
- тревожит незрячий мой разум.
* * *
- А славно бы увидеть, как в одежде
- я лягу под венки при свете дня
- и женщины, не знавшиеся прежде,
- впервой сойдутся вместе у меня.
* * *
- Приятель позвонил, что рядом он,
- тоскливо будет вечер нами прожит:
- бездарен и пронзительно умен,
- застольем наслаждаться он не может.
* * *
- Я жил бегом, но вдруг устал,
- и новых мыслей – кот наплакал,
- и голова моя пуста,
- как юбка, скинутая на пол.
* * *
- Вслед музыке, мятущейся по мускулам,
- эпоху, как похмелье, держит плен
- расслабленного, вялого и тусклого
- кануна неизбежных перемен.
* * *
- У множества людей тоскливы лица,
- готовые к любому выражению,
- когда бы пофартило прислониться
- к любому, но сплоченному движению.
* * *
- День – царство зла. Но в час вечерний,
- смывая зависть и коварство,
- нам разливает виночерпий
- добра и кротости лекарство.
* * *
- Бери меня, мотив, томи, зови,
- тянись неодолимо и протяжно,
- все песни мы поем лишь о любви,
- а к Богу или дьяволу – неважно.
* * *
- Подлинность истории – не в бумажной каше,
- красящей прошедшее контурно и бледно,
- подлинность истории – смех и слезы наши,
- тающие в воздухе быстро и бесследно.
* * *
- Я в этой жизни – только странник
- и вновь уйду в пространство ночи,
- когда души отверстый краник
- тепло свое сполна расточит.
* * *
- Надежды, в Бога душу вашу мать!
- Надежды! Вам же следует сбываться!
- С надеждами прекрасно выпивать,
- но очень тяжело опохмеляться.
* * *
- Судьба отнюдь не полностью и строго
- во всем руководится небесами:
- супруга нам даруется от Бога,
- подруг должны разыскивать мы сами.
* * *
- Ревнители канона и традиции
- в любой идеологии и нации
- усердно служат злу в его полиции,
- преследующей жажду изменяться.
* * *
- Мышлением себя не иссушая,
- живу я беззаботно, как барсук,
- то дьявола, то Бога искушая
- соблазном разделить со мной досуг.
* * *
- Он не был чванен и спесив,
- под юбку в самом лез начале,
- и что мерзавец некрасив,
- они уже не замечали.
* * *
- Послушно готов я гореть на огне,
- но только в преддверье огня
- Всевышний обязан ответствовать мне,
- горят ли, кто хуже меня.
* * *
- Отвергнувши все компромиссы,
- черты преступив и границы,
- евреи бегут, будто крысы,
- и сразу летят, словно птицы.
* * *
- Участь, приятель, заведомо ясную
- наша планета готовит себе,
- счастье, что жить в эту пору прекрасную
- уж не придется ни мне, ни тебе.
* * *
- Ах, любовь, хладнокровным ты – примус,
- и становится мужествен трус,
- даже минус, возлегши на минус,
- от любви превращается в плюс.
* * *
- Зря не верят в мудрость зада
- те, кто мыслит головой:
- жопа есть – ума не надо,
- ибо ум у жопы – свой.
* * *
- Попыткам осветить свою тюрьму,
- несчетным видам веры – нет конца,
- по образу и духу своему
- творим себе мы вечного Творца.
* * *
- И забытья похож восторг,
- и обморочна дрожь,
- и даже сам предсмертный стон
- с любовным хрипом схож.
* * *
- Когда мы пьем, бутылка честно
- теплом покоя дарит нас,
- и мир становится на место,
- остановив безумный пляс.
* * *
- Поток судьбы волочит нас, калеча,
- о камни дней, то солоных, то пресных,
- и дикие душевные увечья
- куда разнообразнее телесных.
* * *
- Боюсь, что еврея постигнет в тепле
- разжиженность духа и крови:
- еврейское семя на мерзлой земле
- взрастает гораздо махровей.
* * *
- Кормясь газет эрзацной пищей
- и пья журнальный суррогат,
- не только духом станешь нищий,
- но и рассудком небогат.
* * *
- Подумав к вечеру о вечности,
- где будет холодно и склизко,
- нельзя не чувствовать сердечности
- к девице, свежей, как редиска.
* * *
- Зачем Господь, жестокий и великий,
- творит огонь, побоище и тьму?
- Неужто наши слезы, кровь и крики
- любезны и прельстительны Ему?
* * *
- Душа моя, не внемля снам и страхам
- на поприще земного приключения,
- колеблет между Бахусом и Бахом
- свои непостоянные влечения.
* * *
- В музейной тиши галерей
- случайным восторгом согретый,
- люблю я, усталый еврей,
- забиться в сортир с сигаретой.
* * *
- Друзьям и нянькой, и сиделкой
- бывал я бедственной порой,
- моей души обильной грелкой
- лечился даже геморрой.
* * *
- Ум полон гибкости и хамства,
- когда он с совестью в борьбе,
- мы никому не лжем так часто
- и так удачно, как себе.
* * *
- Гуляки, выветрясь в руины,
- полезны миру даже старыми,
- служа прогрессу медицины
- симптомами и гонорарами.
* * *
- Корни самых массовых несчастий,
- гибелей в крови и слепоте —
- лепятся началами от страсти
- к истине, добру и красоте.
* * *
- Науки знания несут нам,
- и констатируют врачи
- то несварение рассудка,
- то недержание речи.
* * *
- Чего желать? Служу отчизне,
- жена готовит мне обед,
- я гармоничен в этой жизни,
- как на маевке – менуэт.
* * *
- Я слабо верю в докторов
- с их пересадками сердец,
- и чем я более здоров,
- тем неуклонней мой конец.
* * *
- От юных до пенсионера
- сейчас воруют все вокруг,
- и не крадет одна Венера,
- поскольку нет обеих рук.
* * *
- Плетусь, сутулый и несвежий,
- струю мораль и книжный дух,
- вокруг плечистые невежи
- влекут прелестных потаскух.
* * *
- Семья и дом. И видимость достатка.
- Дышать и жить – не густо, но дают.
- Я не делюсь на счастье без остатка,
- и каплей этой горек мой уют.
* * *
- В государстве любом век от веку —
- и обманут, и в душу насрут,
- а у нас человек человеку —
- это друг, и товарищ, и Брут.
* * *
- Чадит окурок дней моих
- все глуше и темней,
- и тонким дымом вьется стих
- с испепеленных дней.
* * *
- Когда вскипает схватка мнений
- и слюни брызжут по усам,
- я соглашаюсь. Из-за лени.
- Но только с тем, что думал сам.
* * *
- Среди прочих нравственных калек
- я имел зарплату и заботу
- выполнить завет моих коллег:
- «Изя, не убейся об работу!»
* * *
- Еще лежит земля в морозе,
- а у весны – уже крестины,
- и шелушится на березе
- тугая ветка Палестины.
* * *
- В юности тоскуя о просторах,
- мы о них мечтаем и поем,
- а чуть позже, заперты в конторах,
- мы легко в канцлагере живем.
* * *
- Свобода мне теперь все реже снится,
- я реже говорю о ней теперь,
- и вялых побуждений вереница
- минует замурованную дверь.
- А может быть, она, моя свобода,
- и прячется в отказе от нее?
- Доступны книги, радует природа,
- и сладко мне гниение мое.
* * *
- Я никогда не буду классик,
- имея вкус к еде и пище
- и тяготея больше к кассе,
- чем к доле царственной и нищей.
* * *
- Когда мучат житейские муки
- и печаль душу вялую лижет,
- я немедля беру себя в руки —
- той подруги, которая ближе.
* * *
- Извечно всякий фаворит
- набить кубышку норовит,
- поскольку нынче – фаворит,
- а завтра – задница горит.
* * *
- Пел и горланил, как петух,
- крылами бил, кипел, как кочет;
- устал, остыл, совсем потух,
- теперь он учит и пророчит.
* * *
- Бывает время в жизни каждой,
- когда судьба скользит из рук,
- и горизонта сердце жаждет,
- и тупики молчат вокруг.
* * *
- Когда, заметно делая добрее,
- уже несет по устью нас река,
- черты ветхозаветного еврея
- являются в морщинах старика.
* * *
- Я никогда не лез в начальство
- не от боязни вылезать,
- и сметки вдоволь, и нахальства,
- но лень то лаять, то лизать.
* * *
- Поэты любят бабьи ласки
- помимо ласк еще за стих,
- в котором, их предав огласке,
- переживут вторично их.
* * *
- От века не скрыться в бегах,
- напрасны просторные степи,
- бренчат на руках и ногах
- любви беспощадные цепи.
* * *
- Когда за нами, нас достойней,
- пойдут иные поколения,
- пускай заметят близость бойни
- как фактор нашего мышления.
* * *
- В молодых вырастая украдкой,
- накаляет их вдруг до кипения
- истерическая лихорадка
- исторического нетерпения.
* * *
- Я слушаю в сладостной дрожи,
- любуясь, как степью – монгол,
- когда из пустого в порожнее
- божественный льется глагол.
* * *
- Я много лет себя искал
- во многом множестве занятий
- и вдруг нашел: держа стакан
- с подругой около кровати.
* * *
- Вот человек. При всяком строе
- болел, работал, услаждался
- и загибался, не усвоив,
- зачем он, собственно, рождался.
* * *
- Радостнее дни б мои текли,
- я бы не печалился, мудила,
- если б ось вращения земли
- через мой пупок не проходила.
* * *
- Если стих не рвется на пространство,
- большее, чем видит злоба дня,
- то страдает печенью от пьянства
- Прометей бенгальского огня.
* * *
- Известно всем теперь отныне
- из наших опытов крутых:
- союз мерзавцев со святыми
- опасен только для святых.
* * *
- Вдруг смешно до неприличия
- в душной тьме кромешных дней:
- чем трагедия трагичнее,
- тем фрагменты в ней смешней.
* * *
- Увы нашей бренной природе:
- стареем, ветшая, как платья,
- и даже пороки проходят,
- и надо спешить потакать им.
* * *
- Терпимость Бога в небесах —
- терпенье по необходимости:
- Он создал сам и терпит сам
- наш нестерпимый дом терпимости.
* * *
- Люблю сидеть в уюте света,
- вина, тепла и жирной утки,
- где разглагольствуют эстеты,
- а им внимают эстетутки.
* * *
- Не зря слывя за совратителя,
- всегда и всюду злой еврей
- ожидовлял путем соития
- иноплеменных дочерей.
* * *
- Часы летят, как космонавты,
- спаляя месяцы дотла,
- ползут в глухое послезавтра
- позавчерашние дела.
* * *
- Еще не чужды мы греху,
- но песни главные отпеты,
- и у детей горит в паху
- огонь бессмертной эстафеты.
* * *
- Есть личности – святая простота
- играет их поступки, как по нотам,
- наивность – превосходная черта,
- присущая творцам и идиотам.
* * *
- Лицо нещадно бороздится
- следами болей и утрат,
- а жопа – нежно гладколица,
- поскольку срет на все подряд.
* * *
- Кровава и гибельна резкая ломка
- высоких и древних запретов,
- Россия сказала об этом негромко,
- поскольку убила поэтов.
* * *
- В повадках светит седина,
- в зубах – нехватка до комплекта,
- душа проедена до дна
- свирепой молью интеллекта.
* * *
- За женитьбу есть научный
- и весьма весомый довод:
- холостым повсюду скучно,
- а женатым – только дома.
* * *
- Порой астрономы бранятся,
- перо самописца дрожит —
- опять на Летучем Голландце
- развозит мацу Вечный Жид.
* * *
- Конечно, в жизни слишком часты
- мерзавцы, воры и пропойцы,
- но всех страшней энтузиасты,
- романтики и добровольцы.
* * *
- Традиции наши – крутые,
- зато мы ничуть не лукавим:
- убитого пишем в святые,
- живого – собаками травим.
* * *
- Отчизны верные сыны,
- горячим рвением полны,
- отчизны верных дочерей
- мы превращаем в матерей.
* * *
- Когда кричали мне, что надо —
- вперед, вперед! – я думал часто,
- что превосходно к цели задом
- идут гребцы и педерасты.
* * *
- Женщине к лицу семья и дом,
- гости и бесцельные расходы;
- занятая умственным трудом,
- женщина грешит против природы.
* * *
- Что толку в самом райском рае,
- где им отводится квартира,
- тем, кто насильно умирает
- на перекрестках судеб мира?
* * *
- В России бюджет и финансы
- глубокой загадкой богаты:
- доходы от общего пьянства —
- обильнее общей зарплаты.
* * *
- Чем ниже вниз, тем ниже страсти;
- а наверху? Наоборот?
- Народ своей достоин власти,
- а ей за что такой народ?
* * *
- С утра садятся ребе
- бутылку распивать,
- потом кидают жребий,
- и я бегу опять.
* * *
- Чем ближе мы к земле и праху,
- тем умудренней наш покой,
- где юность ломится с размаху,
- там старость пробует клюкой.
* * *
- Люблю в беседах элемент
- судьбы миров и звездной пыли
- как тонкий аккомпанемент
- к опустошению бутыли.
* * *
- Азарт любовного пылания
- с годами горестно меняется:
- в душе горит огонь желания,
- а тело – не воспламеняется.
* * *
- Есть внутренняя музыка судьбы,
- в душе ее мелодии играют,
- и, внемля ей, безумствуют рабы,
- а вольные – свой путь соразмеряют.
* * *
- Подвижник нами душится стремительно
- в обильных обвинениях нелживых,
- служение смешно и подозрительно
- для служащих, прислуги и служивых.
* * *
- Вот человек: высок и низок,
- до гроба предан и предатель,
- вчера враждебен, завтра близок,
- герой в огне и трус в халате.
* * *
- Удачливость судьбы или провальность —
- различны в переменном освещении,
- фортуна – субъективная реальность,
- даруемая в личном ощущении.
* * *
- Повсюду люди заводились —
- уже земные обитатели,
- где с обезьянами сходились
- ракет межзвездных испытатели.
* * *
- Жизнь – одоление материи,
- пространства, времени, природы,
- а не кретинства, лицемерия
- и хамства гнилостной породы.
* * *
- Путем непрямым, но фатальным
- спешат наши судьбы куда-то,
- вершатся исходом летальным,
- и дни обращаются в даты.
* * *
- У Фрумы – характер угрюмый,
- но женский у Фрумы талант:
- Абрам в обрамлении Фрумы
- стал чистой воды бриллиант.
* * *
- Какая это дивная затея —
- стихи писать, слова перебирая,
- то жарко от удачи холодея,
- то холодно свой пламень озирая.
* * *
- На плаху здесь возводится струна,
- и рвут ее – нет звука безобразней,
- азартно аплодирует страна
- и плачет, расходясь от места казни.
* * *
- Счастье всем, лишь выигрыши знавшим,
- что же до других в житейской гуще —
- сдавшимся страшней, чем проигравшим,
- думать о бессоннице грядущей.
* * *
- Наряды стали вдруг длиннее,
- навязан бабам жуткий стиль —
- международные евреи
- реализуют свой текстиль.
* * *
- Поступки выбирая, как дорогу,
- беречь лицо храню обыкновение,
- лицо мы обретаем понемногу,
- теряем – за единое мгновение.
* * *
- Изведавшие воздуха тюрьмы
- полны необъяснимой ностальгии,
- пожизненно уже другие мы,
- не лучше и не хуже, но другие.
* * *
- В любом из разных мест,
- где мы ютимся вместе,
- одни несут свой крест,
- другие – носят крестик.
* * *
- Устройство мироздания посредственно,
- как циники твердят и старики:
- все худшее случается естественно,
- хорошее – творится вопреки.
* * *
- Конечно, дважды два – всегда четыре,
- конечно, неизменны расстояния,
- но все, что мы любили в этом мире,
- прекраснеет в минуты расставания.
* * *
- С годами дни становятся короче,
- несбывшееся вяжется узлом,
- и полнятся томительные ночи
- пленительными снами о былом.
* * *
- Я верю в честность, верю в честь,
- но зорок без отдохновения:
- у всякой нравственности есть
- свой личный камень споткновения.
* * *
- Нисколько нет особого геройства
- в азарте, игровом и добросовестном,
- но ценное и редкостное свойство —
- умение проигрывать с достоинством.
* * *
- Отменно, что пожить нам довелось.
- Что коротко – единственная жалость.
- Работа проедает нас насквозь,
- а близкие изводят что осталось.
* * *
- Раздвоение и нужно и возможно
- в нашем деле, неизвестностью чреватом,
- будь безумен в созидании, художник,
- но трезвей, имея дело с результатом.
* * *
- Время тянет в эмиграцию
- от российских берегов
- удивительную нацию —
- всехних внутренних врагов.
* * *
- Застенчив и самонадеян,
- всегда с людьми, везде один,
- меж русских был я иудеем,
- а меж евреев – славянин.
* * *
- Нас постепенно жизни проза
- любовно гладит по щекам,
- и слезы раннего склероза
- текут из глаз по пустякам.
* * *
- Нет пока толпы на лобном месте,
- нет еще трезвона с каланчи,
- в дружеском застолье с нами вместе
- завтрашние наши палачи.
* * *
- Мы за вождями дружной гущей
- готовы лезть в огонь и воду,
- властям опасен лишь непьющий,
- но он враждебен и народу.
* * *
- Мы все учились понемногу,
- сменив учебники не раз,
- и неспособность к диалогу
- апломбом зубы скалит в нас,
* * *
- Клеймя то подлецов, то палачей,
- мы нежимся, заочный суд устроив,
- но счастливы – от мерзких мелочей
- в характерах талантов и героев.
* * *
- Приходят, проходят, стираются годы,
- слетает, желтея, исписанный лист,
- прозрачен и призрачен воздух свободы,
- тюремный – удушлив, тяжел и нечист.
* * *
- С утра в себе огонь мы легче тушим
- и многие слова берем назад,
- но утренняя трезвость нашим душам
- вреднее, чем полуночный азарт.
* * *
- Жена – в тоску, в запой – шалава,
- а сам усоп – и был таков,
- и над могилой веет слава —
- коктейль восторгов и плевков.
* * *
- Наш век иных тем удивительней,
- что обеляет много тщательней
- святых лжецов, святых растлителей,
- святых убийц-доброжелателей.
* * *
- Я вновь ушел в себя. С раскрытым ртом
- торчу, забыв о мире, что вовне:
- пространство между Богом и скотом
- свободно помещается во мне.
* * *
- В себе я много раз их узнавал —
- те чувства, что вскипают вереницей,
- когда вступает в жизнь провинциал
- в надменной и насмешливой столице.
* * *
- Ничуть не думая о смерти,
- летишь, чирикая с утра,
- а где-то случай крутит вертел
- и рубит ветки для костра.
* * *
- Заботы будней повседневны,
- мы ими по уши загружены,
- и где-то спящие царевны
- без нас окажутся разбужены.
* * *
- Я в литературе жил цыганом:
- жульничал, бродяжничал и крал,
- ставки назначал с пустым карманом
- и надрывно клялся, если врал.
* * *
- Нет, я не жалею, как я прожил
- годы искушений и подъема,
- жаль, что население умножил
- меньше, чем какой-нибудь Ерема.
* * *
- Пользуясь остатком дарований,
- вычеркнув удачи и успехи,
- я кую из разочарований
- плотные душевные доспехи.
* * *
- Живу я много лет возле огня,
- друзья и обжигались, и горели,
- фортуна бережет пока меня
- для ведомой лишь ей неясной цели.
* * *
- Ах, девицы, еврейскими шутками
- не прельщайтесь, идя вдоль аллеи,
- у евреев наследственность жуткая:
- даже дети их – тоже евреи.
* * *
- Пристрастием не снизив бескорыстие,
- в моделях постигая бытие,
- искусство отвечает не за истину,
- а лишь за освещение ее.
* * *
- Во все подряд я в юности играл,
- затягивался радостью, как дымом,
- и ногу по-собачьи задирал
- везде, где находил необходимым.
* * *
- Умей дождаться. Жалобой и плачем
- не сетуй на задержку непогоды:
- когда судьба беременна удачей,
- опасны преждевременные роды.
* * *
- Увы – служители культуры,
- сомкнув талантливые очи,
- за безопасность и купюры
- сдаются много раньше прочих.
* * *
- Ни бедствий боль, ни тяготы лишений
- с путей моих не вывихнут меня,
- но дай мне Бог во дни крутых решений
- с друзьями проводить остаток дня.
* * *
- Мы ищем тайны тьмы и света,
- чтоб стать самим себе ясней,
- но чем прозрачней ясность эта,
- тем гуще мистика за ней.
* * *
- Чужую беду ощущая своей,
- вживаясь в чужие печали,
- мы старимся раньше и гибнем быстрей,
- чем те, кто пожал бы плечами.
* * *
- Набив на окна быта доски,
- пришла пора скитаний вольных,
- уже в крови скрипят повозки
- моих прапредков беспокойных.
* * *
- Я не распутник по природе,
- но и невинность не храню,
- в безгрешной плоти дух бесплоден
- и разум сохнет на корню.
* * *
- Путая масштабы и каноны,
- вовсе не завися от эпохи,
- рыцарей съедают не драконы,
- а клопы, бактерии и блохи.
* * *
- Где дух уму и сердцу несозвучен,
- раздвоен человек и обречен,
- самим собой затравлен и замучен,
- в самом себе тюремно заключен.
* * *
- Текут рекой за ратью рать,
- чтобы уткнуться в землю лицами;
- как это глупо – умирать
- за чей-то гонор и амбиции.
* * *
- Я сам пройду сквозь гарь и воду
- по вехам призрачных огней,
- я сам найду свою свободу
- и сам разочаруюсь в ней.
* * *
- Любимым посвятив себя заботам
- и выбрав самый лучший из путей,
- я брею бороденки анекдотам,
- чтоб выдать их за собственных детей.
* * *
- Зеленый дым струит листва,
- насквозь пронизывая души,
- и слабый лепет естества
- трубу тревоги мягко глушит.
* * *
- Российские штормы и штили
- ритмично и сами собой,
- меняясь по форме и в стиле,
- сменяют разбой на разбой.
* * *
- Я живу, постоянно краснея
- за упадок ума и морали:
- раньше врали гораздо честнее
- и намного изящнее крали.
* * *
- Традиций и преемственности нить
- сохранна при любой неодинакости,
- историю нельзя остановить,
- но можно основательно испакостить.
* * *
- Я много прочитал глубоких книг
- и многое могу теперь понять,
- мне кажется, я многого достиг,
- но именно чего, хотел бы знать.
* * *
- Даром слов на ветер не бросая,
- жалость подавив и обожание,
- гибелью от гибели спасая,
- форма распинает содержание.
* * *
- Россия – это некий темный текст,
- он темностью надменно дорожит,
- и зря его, смотря из разных мест,
- пытается постичь различный жид.
* * *
- За животной человеческой породой
- непрестанно и повсюду нужен глаз,
- лишь насилие над собственной природой
- кое-как очеловечивает нас.
* * *
- В остывшей боли – странная отрада
- впоследствии является вдруг нам,
- полны тоски отпущенники ада,
- и радость их – с печалью пополам.
* * *
- Разгулялись евреи, не чуя узды,
- зацвели, как болотные лилии,
- распустили язык, любят быстрой езды
- и коварно меняют фамилии.
* * *
- Синий сумрак. Пустынная будка.
- Но звонить никому неохота.
- И душа так замызгана, будто
- начитался стихов идиота.
* * *
- С того мы и летим, не озираясь,
- что нету возвращения назад;
- лишь теплятся, чадя и разгораясь,
- отчаянье, надежда и азарт.
* * *
- Печалясь в сезоны ненастья
- и радуясь дню после ночи,
- мы щиплем подножное счастье,
- не слишком тоскуя о прочем.
* * *
- Творец устроил хитро, чтоб народ
- несведущим был вынужден рождаться:
- судьбу свою предвидя наперед,
- зародыш предпочел бы рассосаться.
* * *
- Оборвав прозябанье убогое
- и покоя зыбучий разврат,
- сам себя я послал бы на многое,
- но посланец, увы, трусоват.
* * *
- Когда не корчимся в рыдании,
- мы все участвуем в кишении —
- то в озаренном созидании,
- то в озверелом разрушении.
* * *
- Отжив земное время на две трети,
- учась у всех, не веря никому,
- я рано обнаружил и заметил
- недружественность опыта уму.
* * *
- Среди бесчисленного сада
- повадок, жестов, языков
- многозначительность – услада
- высоколобых мудаков.
* * *
- Смущай меня, смятенья маета,
- сжигай меня, глухое беспокойство,
- покуда не скатился до скота
- и в скотское не впал самодовольство.
* * *
- Забавно мне: друзьями и соседями
- упрямо, разностильно и похоже
- творится ежедневная трагедия,
- где жертва и палач – одно и то же.
* * *
- Увы, когда от вечного огня
- приспичит закурить какой из дам —
- надеяться не стоит на меня,
- но друга телефон я мигом дам.
* * *
- Я влачу стандартнейшую участь,
- коя мне мила и не обидна,
- а моя божественная сущность
- лишь моей собаке очевидна.
* * *
- В кишеньи брезгуя погрязть,
- души своей ценя мерцание,
- отверг я действие и страсть,
- избрав покой и созерцание.
* * *
- Вполне собою лишь в постели
- мы смеем быть, от века прячась,
- и потому на самом деле
- постель – критерий наших качеств.
* * *
- Тьмы совершенной в мире нет,
- в любом затменьи преходящем
- во тьме видней и ярче свет
- глазам души, во тьму глядящим.
* * *
- Все творческие шумные союзы
- основаны на трезвой и неглупой
- надежде изнасилованья Музы
- со средствами негодными, но группой.
* * *
- Вконец устав от резвых граций,
- слегка печалясь о былом,
- теперь учусь я наслаждаться
- погодой, стулом и столом.
* * *
- Нам жены учиняют годовщины,
- устраивая пиршество народное,
- и, грузные усталые мужчины,
- мы пьем за наше счастье безысходное.
* * *
- Когда родник уже иссяк
- и слышно гулкое молчание,
- пусты потуги так и сяк
- возобновить его журчание.
* * *
- И жить легко, и легче умирать
- тому, кто ощущает за собой
- высокую готовность проиграть
- игру свою в момент ее любой.
* * *
- Пылким озарением измучен,
- ты хрипишь и стонешь над листом —
- да, поэты часто пишут лучше,
- чем когда читаешь их потом.
* * *
- Не осуждай меня, Всевышний,
- Тебе навряд ли сверху внятно,
- как по душе от рюмки лишней
- тепло струится благодатно.
* * *
- Жил бы да жил, не тужа ни о чем,
- портит пустяк мой покой:
- деньги ко мне притекают ручьем,
- а утекают – рекой.
* * *
- Любую стадную коммуну
- вершит естественный финал:
- трибун восходит на трибуну,
- провозглашая трибунал.
* * *
- Не зря мои старанья так упорны:
- стишки мои похожи, что не странно,
- законченным изяществом их формы —
- на катышки козла или барана.
* * *
- Вот чудо: из гибельной мглы
- бежишь от позора и муки,
- а в сердце осколок иглы
- вонзается болью разлуки.
* * *
- Ни в чем и ни в ком не уверен,
- сбивается смертный в гурты,
- колебля меж Богом и зверем
- повадки свои и черты.
* * *
- Добро, набравши высоту,
- зла непременно достигает,
- а тьма рождает красоту
- и свету родственно мигает.
* * *
- Как начинается служение?
- Совсем не в умственном решении.
- А просто душу мучит жжение
- и отпускает при служении.
* * *
- Мягчайшим расстилаются ковром,
- полны великодушия и жалости,
- любовью одержимы и добром
- убийцы, отошедшие по старости.
* * *
- Судьба то бьет нас, то голубит,
- но вянет вмиг от нашей скуки:
- фортуна – женщина и любит,
- чтоб к ней прикладывали руки.
* * *
- В моде нынче – милая естественность
- полной слепоты и неготовности,
- знание – жестокая ответственность,
- а наивность – паспорт невиновности.
* * *
- В нас много раскрывается у края
- и нового мы много узнаем
- в года, когда является вторая
- граница бытия с небытием.
* * *
- Если б еще бабы не рожали —
- полный наступил бы перекур:
- так уже бедняжки возмужали,
- что под юбку лезут к мужику.
* * *
- В период войн и революций
- не отсидеться в хате с края —
- мы даже чай гоняем с блюдца,
- кому-то на руку играя.
* * *
- Душа летит в чистилище из морга,
- с печалью выселяясь на чердак:
- создавши мир, Бог умер от восторга,
- успев лишь на земле открыть бардак.
* * *
- Еврейский дух силен в компоте
- духовных помыслов и тем,
- но больше нас – без крайней плоти
- и крайне плотских вместе с тем.
* * *
- В тот час, когда Всевышний Судия,
- увидев, как безоблачно я счастлив,
- долил мне слез в кастрюлю бытия,
- день был угрюм, неярок и ненастлив.
- Горел тупой азарт во всех глазах,
- толпа ногами яростно сучила,
- моя кастрюля стыла в небесах,
- и радость в ней слегка уже горчила.
* * *
- Себя отделив от скотины,
- свой дух охраняя и честь,
- мы живы не хлебом единым —
- но только покуда он есть.
* * *
- Злые гении природы
- над Россией вьются тучей,
- манит их под наши своды
- запах выпивки могучий.
* * *
- Бутылка стоит истуканом,
- свой замысел пряча на дне:
- пожертвовав душу стаканам,
- теплом возродиться во мне.
* * *
- Кто-нибудь, кто юрче и хитрее,
- должен быть виновен и в ответе,
- следовало выдумать еврея,
- если б его не было на свете.
* * *
- Смотрю косым на правду взглядом,
- боюсь ее почти всегда:
- от правды часто веет смрадом
- доноса, сыска и суда.
* * *
- Что-то поломалось на Руси
- в самой глубине ее основ:
- дети еще только пороси,
- а уже ухватка кабанов.
* * *
- Какой выразительной пластики в лицах
- добилась природа, колдуя над ликом:
- такое под утро однажды приснится —
- и в липком поту просыпаешься с криком.
* * *
- Еще я имею секреты
- и глазом скольжу по ногам,
- но дым от моей сигареты
- уже безопасен для дам.
* * *
- Мир запутан и таинственен,
- все в нем смутно и темно,
- и дороги к чистой истине
- пролегают сквозь гавно.
* * *
- Соль услады слабаков,
- тонкий звук на ножках хилых —
- на пространстве всех веков
- смех никто убить не в силах.
* * *
- В житейскую залипнув паутину,
- не думая о долге перед вечностью,
- ищу я золотую середину
- меж ленью, похуизмом и беспечностью.
* * *
- Знать важно – с кем, важны последствия,
- а также степень соответствия;
- когда учтен весь этот ряд,
- то ебля – вовсе не разврат.
* * *
- Если в бабе много чувства
- и манерная манера,
- в голове ее – капуста
- с кочерыжкой в виде хера.
* * *
- Судьбой доволен и женой,
- живу, копаясь в пыльных книжках,
- и крылья реют за спиной,
- и гири стынут на лодыжках.
* * *
- Никто не знает час, когда
- Господь подует на огарок;
- живи сегодня – а тогда
- и завтра примешь как подарок.
* * *
- Вслед гляжу я обязательно,
- как, нисколько не устав,
- девка вертит обаятельно
- тазоветреный сустав.
* * *
- Порой нисходит Божья милость,
- и правда сказке подражает:
- недавно мне соседка снилась,
- и вот на днях она рожает.
* * *
- Бог, изощренный в высшей мере,
- коварной скрытности лишен —
- о чем узнав, мудак уверен,
- что сыщет истину лишь он.
* * *
- Где-то уже возле сорока
- глядя вверх медлительно и длинно,
- вдруг так остро видишь облака,
- словно это завтра будет глина.
* * *
- Убийственны разгулы романтизма,
- но гибельна и сонная клоака;
- безумие страшней идиотизма,
- но чем-то привлекательней, однако.
* * *
- У всех мировоззренческих систем
- позвякивает пара слабых ноток;
- оккультные науки плохи тем,
- что манят истеричных идиоток.
* * *
- Ночная жизнь везде кипит,
- над ней ни век, ни вождь не властен,
- взор волооких волокит
- сочится липким сладострастьем.
* * *
- Пускай пустой иллюзией согреты
- бывали все надежды на Руси —
- однако же вращаются планеты
- вокруг воображаемой оси.
* * *
- С утра пирует суета,
- чуть остывая ближе к ночи,
- бездарной жизни пустота
- себя подвижностью морочит.
* * *
- Уже меня утехи карнавала
- огнем не зажигают, как ни грустно,
- душа светлеет медленно и вяло,
- смеркается – стремительно и густо.
* * *
- Скитаясь вдоль по жизни там и тут,
- я вижу взором циника отпетого:
- печалит нас не то, что нас ебут,
- а степень удовольствия от этого.
* * *
- Дух и облик упрямо храня,
- я готов на любые утраты;
- если даже утопят меня —
- по воде разойдутся квадраты.
* * *
- Старость не заметить мы стараемся:
- не страшась, не злясь, не уповая,
- просто постепенно растворяемся,
- грань свою с природой размывая.
* * *
- Похожесть на когдатошних мещан
- почел бы обыватель комплиментом,
- бедняга так пожух и обнищал,
- что выглядит скорей интеллигентом.
* * *
- Увы, как радостно служить
- высокой цели благородной,
- ради которой совершить
- готов и вправе что угодно.
* * *
- У вождей нынче нравы – отцовские,
- мы вольнее о жизни судачим,
- только камни свои философские,
- как и прежде, за пазуху прячем.
* * *
- Бессильны согрешить, мы фарисействуем,
- сияя чистотой и прозорливостью;
- из молодости бес выходит действием,
- из старости – густой благочестивостью.
* * *
- С утра вечерней нету боли,
- в душе просторно и в груди,
- и ветровое чувство воли
- обманно разум бередит.
* * *
- Вдруг манит жизнь: я много проще,
- и ты, поверить ей готовый,
- влипаешь вновь, как кура в ощип,
- и пьешь огнем свой опыт новый.
* * *
- Чем меньше умственной потенции
- и познавательной эрекции,
- тем твердокаменней сентенции
- и притязательней концепции.
* * *
- Вот человек. В любой неволе
- с большой охотой может жить:
- пугай сильней, плати поболе,
- учи покоем дорожить.
* * *
- Здесь темнее с утра, чем ночью,
- а преступники – не злодеи,
- здесь идеями дышит почва
- и беспочвенны все идеи.
* * *
- Ложь нам целебна и нужна,
- и нами зря она судима,
- для выживания важна
- и для любви необходима.
* * *
- А ты спеши – пока горяч, пока наивен —
- себя растрачивать – со смыслом или без —
- необратим, неотвратим и непрерывен
- оскудевания естественный процесс.
* * *
- Бесчувственно чистый рассудок
- с душой вещевого мешка
- и туп, как набитый желудок,
- и прям, как слепая кишка.
* * *
- Построив жизнь свою навыворот
- и беспощадно душу мучая,
- с утра тащу себя за шиворот
- ловить мышей благополучия.
* * *
- Вокруг ужасно стало много
- булыжных рыл кирпичной спелости;
- украв у детства веру в Бога,
- чего мы ждем теперь от зрелости?
* * *
- Мы с детства уже старики,
- детьми доживая до праха;
- у страха глаза велики,
- но слепы на все, кроме страха.
* * *
- Мы травим без жалости сами
- летящего времени суть,
- мгновений, утраченных нами,
- сам Бог нам не в силах вернуть.
* * *
- Пока дыханье теплится в тебе,
- не жалуйся – ни вздохами, ни взглядом,
- а кто непритязателен к судьбе,
- тому она улыбчива и задом.
* * *
- Высоких мыслей пир высокий,
- позоря чушь предубеждений,
- не сушит жизненные соки
- других прекрасных услаждений.
* * *
- Славы нет – наплевать, не беда,
- и лишь изредка горестно мне,
- что нигде, никогда, никуда
- я не въеду на белом коне.
* * *
- Я многих не увижу новых мест
- и многих не изведаю волнений,
- нас цепко пригвождает мягкий крест
- инерции и низменных сомнений.
* * *
- По счастью, певчим душам воздается
- упрямство непрестанного труда,
- чем больше забирают из колодца,
- тем чище и живительней вода.
* * *
- Кровавых революций хирургия
- кромсает по нутру, а не по краю,
- ланцетом ее правит ностальгия
- по некогда утраченному раю.
* * *
- Наш воздух липок и сгущен
- и чем-то дьявольски неладен,
- дух изощренно извращен
- и прямодушно кровожаден.
* * *
- Стирая все болевшее и пошлое,
- по канувшему льется мягкий свет,
- чем радужнее делается прошлое,
- тем явственней, что будущего нет.
* * *
- Помилуй, Господи, меня,
- освободи из тьмы и лени,
- пошли хоть капельку огня
- золе остывших вожделений.
* * *
- В духовности нашей природы —
- бальзама источник большой,
- и плоть от любой несвободы
- спасается только душой.
* * *
- Наследственность – таинственный конверт,
- где скрыты наши свойства и возможности,
- источник и преемственности черт,
- и кажущейся противоположности.
* * *
- Зыблется житейская ладья —
- именно, должно быть, оттого
- прочность и понятность бытия
- нам дороже качества его.
* * *
- В любой любви – к лицу или святыне,
- какую из любвей ни назови,
- есть сладкая докучливость в рутине
- обряда проявления любви.
* * *
- А может быть, и к лучшему, мой друг,
- что мы идем к закату с пониманием,
- и смерть нам открывается не вдруг,
- а легким каждый день напоминанием.
* * *
- Дни бегут, как волны речки,
- жизненным фарватером,
- то ебешься возле печки,
- то – под вентилятором.
* * *
- Прошла пора злодеев мрачных,
- теперь убийцы – как сироп
- и между дел на грядках дачных
- разводят розы и укроп.
* * *
- А всякое и каждое молчание,
- не зная никакого исключения,
- имеет сокровенное звучание,
- исполненное смысла и значения.
* * *
- Повсюду, где варят искусство
- из трезвой разумной причины,
- выходит и вяло и грустно,
- как секс пожилого мужчины.
* * *
- Песочные часы бегут быстрей,
- когда бесплодно капанье песка;
- нет праздничности в праздности моей,
- удушливой, как скука и тоска.
* * *
- У нас беда: у нас боязни
- и страхи лепятся на месте
- любви, сочувствия, приязни,
- желаний, совести и чести.
* * *
- Смотрясь весьма солидно и серьезно
- под сенью философского фасада,
- мы вертим полушариями мозга,
- а мыслим – полушариями зада.
* * *
- Россия непостижна для ума,
- как логика бессмысленна для боли;
- в какой другой истории тюрьма
- настолько пропитала климат воли?
* * *
- По счастью, есть такие звуки,
- слова, случайности и краски,
- что прямо к сердцу кто-то руки
- тебе прикладывает в ласке.
* * *
- Мы еще ушли совсем немного
- от родни с мохнатыми боками,
- много наших чувств – четвероного,
- а иные – даже с плавниками.
* * *
- Во времена тревог и хруста
- сердца охватывает властно
- эпидемическое чувство
- томящей зыбкости пространства.
* * *
- Мы пили жизни пьяный сок
- и так отчаянно шустрили,
- что нынче сыпем не песок,
- а слабый пых мучнистой пыли.
* * *
- Я много в этой жизни пережил,
- ни разу не впадая в жалкий плач,
- однако же ничем не заслужил
- валившихся везений и удач.
* * *
- Пока поэт поет, его не мучает
- отчаяние, страх и укоризна,
- хотя лишь дело времени и случая,
- когда и как убьет его отчизна.
* * *
- Спасибо, Россия, что ты
- привила мне свойство твое —
- готовность у крайней черты
- спокойно шагнуть за нее.
* * *
- Свистит соблазн, алкая денег,
- а я креплюсь, угрюм и тих,
- былых утех роскошный веник
- подмел казну штанов моих.
* * *
- Отрава тонких замечаний
- нам потому как раз мучительна,
- что состоит из умолчаний
- и слов, звучащих незначительно.
* * *
- Я из людей, влачащих дни
- со мною около и вместе,
- боюсь бездарностей – они
- кипят законной жаждой мести.
* * *
- Мне тяжко тьму задач непраздных
- осилить силами своими:
- во мне себя так много разных,
- что я теряюсь между ними.
* * *
- Заметно и причудливо неровен
- и тая вдруг до вакуума вплоть,
- дух времени бывает бездуховен —
- тогда оно втройне лелеет плоть.
* * *
- Лежу в дыму, кропаю стих,
- лелею лень и одинокость,
- и пусть Господь простит мне их,
- как я простил Ему жестокость.
* * *
- Я не люблю певцов печали,
- жизнь благодатна и права,
- покуда держится плечами
- и варит глупость голова.
* * *
- Знакома всем глухая робость,
- когда у края вдруг шатает:
- нас чувство тихо тянет в пропасть,
- но разум за руку хватает.
* * *
- Свирепые бои добра со злом
- текут на нескончаемом погосте,
- истории мельчайший перелом
- ломает человеческие кости.
* * *
- Себя не смешивая с прочими,
- кто по шоссе летел, спеша,
- свой век прошел я по обочине,
- прозрачным воздухом дыша.
* * *
- Прекрасно, что пружиной, а не ношей
- все тело ощущаешь ты свое,
- но, прыгая, однако же, на лошадь,
- не стоит перепрыгивать ее.
* * *
- По книгам я скитался не напрасно,
- они удостоверили меня
- в печали, что создание прекрасного
- и нравственность – нисколько не родня.
* * *
- В нас дышит и, упорствуя, живет
- укрытая в печаль и мешковатость,
- готовая в отчаянный полет
- застенчивая тайная крылатость.
* * *
- От уцелевшего кого
- узнать бы, как тут жили встарь,
- да жаль, не спросишь ничего
- у мухи, впекшейся в янтарь.
* * *
- Зачем я текучкой завален
- и дух, суетясь, мельтешит?
- Народ потому гениален,
- что он никуда не спешит.
* * *
- Совсем не с миром порывает
- самоубийца, мстя судьбе,
- а просто трезво убивает
- себя, враждебного себе.
* * *
- В подвижном земном переменчивом мире
- с душой совершаются странные вещи:
- душа то становится чище и шире,
- а то усыхает, черствея зловеще.
* * *
- Я не судья в делах морали,
- но не осиливаю труд
- себя удерживать, где срали
- друг другу в душу или срут.
* * *
- Судьбой, природой, Божьей властью,
- но кем-то так заведено,
- что чем постылей наше счастье,
- тем комфортабельней оно.
* * *
- Есть вещи, коих ценность не воспета,
- однако же нельзя не оценить,
- как может нам порою сигарета
- крутую вспышку гнева отменить.
* * *
- В Москве я сохранил бы мавзолей
- как память о повальном появлении
- безумных и слепых учителей
- в помешанном на крови поколении.
* * *
- Бог, собирая налоги, не слышит
- стонов, текущих рекой,
- плата за счастье значительно выше
- платы за просто покой.
* * *
- Кто умер, кто замкнулся, кто уехал…
- Брожу один по лесу без деревьев,
- и мне не отвечает даже эхо —
- наверно, тоже было из евреев.
* * *
- С ногтей младых отвергнув спешку,
- не рвусь я вверх, а пью вино,
- в кастрюлях жизни вперемежку
- всплывают сливки и гавно.
* * *
- Зачем живем, не знаем сами,
- поддержку черпая из фляг,
- и каждый сам себе Сусанин,
- и каждый сам себе – поляк.
* * *
- Сочиняю чушь и вздор, пью коньяк,
- не стыжусь ни злачных мыслей, ни мест,
- а рассудок, текстуальный маньяк,
- неустанно оскопляет мой текст.
* * *
- Надо жить, желанья не стреножа,
- а когда неможется немножко,
- женщина, меняющая ложа, —
- лучшая на свете неотложка.
* * *
- Жизнь моя проходит за стеной,
- вхожи лишь жена, друзья и дети,
- сломится она только войной
- или хамским стуком на рассвете.
* * *
- Весной прогулки длятся поздно,
- девицы ждут погожих дней,
- чтобы увидеть в небе звезды,
- поскольку лежа их видней.
* * *
- Не будет ни ада, ни рая,
- ни рюмки какой-никакой,
- а только без срока и края
- глухой и кромешный покой.
* * *
- Своей судьбы актер и зритель,
- я рад и смеху, и слезам,
- а старость – краткий вытрезвитель
- перед гастролью в новый зал.
* * *
- Память вытворяет все, что хочет,
- с фильмами, скопившимися в ней,
- часто по ночам нам снятся ночи
- выгоревших юношеских дней.
* * *
- Когда б от воздуха тюрьмы
- светлели души и умы,
- давно была б земля отцов
- страной святых и мудрецов.
* * *
- Чем дольше в мире я живу,
- тем выше ставлю обывателей,
- что щиплют мирную траву
- и шлют орлов к ебене матери.
- Хотя глядят на них в кино,
- ценя, когда крута игра,
- и сыплют теплое гавно
- в посев покоя и добра.
* * *
- За все на свете следует расплата,
- и есть неумолимый прейскурант:
- везучесть пресыщением чревата,
- а бедствиями платят за талант.
* * *
- Живу – как лакомлюсь малиной,
- она недолгая, зараза,
- в земле сначала стану глиной,
- потом – фаянсом унитаза.
* * *
- Я на время очень уповаю,
- свет еще забрезжит за окном,
- я ростки надежды поливаю
- чтением, любовью и вином.
* * *
- Неколебимо прочно общество,
- живые сдвинувшее стены,
- которым враг – любое новшество,
- в котором светят перемены.
* * *
- Душа не терпит пустоты,
- и потому нам стала родиной
- земля подонков и святых,
- страна мерзавцев и юродивых.
* * *
- Все ближе к зимним холодам
- года меня метут,
- одной ногой уже я там,
- другой – ни там, ни тут.
* * *
- Сейчас борьба – не сшибка копий
- при звоне шлемов под мечом,
- а размноженье тонких копий,
- которым копья нипочем.
* * *
- В соблазнах очень щедро зло:
- богатство, власть, салют из пушек,
- а если очень повезло,
- еще натравит потаскушек.
* * *
- Все силы собери и призови,
- увидя сквозь цветную оболочку,
- насколько ты и в дружбе, и в любви
- живешь и умираешь в одиночку.
* * *
- Кромсая сложности и трудности
- и обессилев за года,
- я берегу теперь зуб мудрости
- лишь для запретного плода.
* * *
- Всюду тайно и открыто слышны речи,
- что России нужно срочное лечение,
- и она благодарит за них, калеча
- всех печальников, явивших попечение.
* * *
- Не став трибуном и политиком,
- живя среди застольных баек,
- себя я чувствую лишь винтиком,
- страшась закручиванья гаек.
* * *
- Люблю я утром духа трезвость
- и лист бумаги на столе,
- а ближе к ночи – блуда резвость
- и блики влаги на стекле.
* * *
- В этой жизни чем-то лишние,
- с ней уже сроднимся вряд ли мы,
- очень бабы стали хищные,
- а мужи потравояднели.
* * *
- Что человек? Игра природы,
- в ее руках послушный воск,
- и круто скрючивают годы
- наш позвоночник, хер и мозг.
* * *
- Способный нерадивый ученик,
- забывший о единственности срока,
- я жизнь мою пишу как черновик,
- надеясь на продление урока.
* * *
- С лицом не льстивы зеркала:
- с годами красят лик стекольный
- истлевших замыслов зола
- и возлияний цвет свекольный.
* * *
- Не пузырись ума отравой,
- когда выходишь замуж, дева:
- от бабы, слишком часто правой,
- мужик быстрей идет налево.
* * *
- Я возле каждого куста
- валялся в сладостной истоме,
- но надорвался и устал
- шершеть ля фам в чужой соломе.
* * *
- Когда земля мне станет пухом,
- на гроб распилится сосенка,
- моим насквозь соленым духом
- Господь начинит поросенка.
* * *
- Давно я дал себе обет,
- и я блюду его давно:
- какой бы я ни съел обед,
- а ужин ем я все равно.
* * *
- В нас по природе есть глухое
- предощущение неброское:
- для духа вредно все сухое,
- бесповоротное и плоское.
* * *
- Напрасно разум как ни мучай,
- грядущих лет недвижна тьма,
- рулетку жизни вертит случай,
- смеясь убожеству ума.
* * *
- Маршальские жезлы в рюкзаках
- носят и отнюдь не дураки,
- только, оставаясь в дураках,
- умные бросают рюкзаки.
* * *
- Вполне я согласен с Сократом,
- сказавшим толпе горожан:
- душа изъясняется матом,
- а разум – безухий ханжа.
* * *
- Душа улетит, и рассыпется тело,
- сотрутся следы, не оставив следа,
- а все, что внутри клокотало и пело,
- неслышно прольется ничем в никуда.
* * *
- Увы, подруга дорогая,
- пора подумать нам уже,
- что, плоть блаженством содрогая,
- мы больно делаем душе.
* * *
- Все наши монологи, диалоги
- и выкрики в компании греховной
- заслуженно почтятся в некрологе
- строкой о неуемности духовной.
* * *
- Мне кажется забавным некий факт,
- который назревал уже давно:
- в мышлении моем – такой антракт,
- что, кажется, закончилось оно.
* * *
- Повинен буду я навряд ли,
- что духом был убог и мал,
- вина моя – что явной падле
- я часто руку пожимал.
* * *
- Стали мы с тех пор, как пыл угас, —
- тихие седые алкоголики,
- даже и во снах теперь у нас
- нету поебательской символики.
* * *
- Мне потому легко гордиться
- лицом народа своего,
- что не боюсь я вслух стыдиться
- обильных мерзостей его.
* * *
- Странно и забавно это очень —
- чувствовать, прислушиваясь к разуму:
- даже на пространстве утра – ночи
- я о смерти думаю по-разному.
* * *
- За то, что жизнь провел в пирах,
- пускай земля мне будет пухом
- и, в ней покоясь, бедный прах
- благоухает винным духом.
Обгусевшие лебеди
Вступление 1-е
- Прекрасна улица Тверская,
- где часовая мастерская.
- Там двадцать пять евреев лысых
- сидят – от жизни не зависят.
- Вокруг общественность бежит,
- и суета сует кружит;
- гниют и рушатся режимы,
- вожди летят неудержимо;
- а эти белые халаты
- невозмутимы, как прелаты,
- в апофеозе постоянства
- среди кишащего пространства.
- На верстаки носы нависли,
- в глазах – монокли, в пальцах – мысли;
- среди пружин и корпусов,
- давно лишившись волосов,
- сидят незыблемо и вечно,
- поскольку Время – бесконечно.
Вступление 2-е
- В деревне, где крупа пшено
- растет в полях зеленым просом,
- где пользой ценится гавно,
- а чресла хряков – опоросом,
- я не бывал.
- Разгул садов,
- где вслед за цветом – завязь следом
- и зрелой тяжестью плодов
- грузнеют ветви, мне неведом.
- Далеких стран, чужих людей,
- иных обычаев и веры,
- воров, мыслителей, блядей,
- пустыни, горы, интерьеры
- я не видал.
- Морей рассол
- не мыл мне душу на просторе;
- мне тачкой каторжника – стол
- в несвежей городской конторе.
- Но вечерами я пишу
- в тетрадь стихи,
- то мглой, то пылью
- дышу,
- и мирозданья шум
- гудит во мне, пугая Цилю.
- Пишу для счастья, не для славы,
- бумага держит, как магнит,
- летит перо, скрипят суставы,
- душа мерцает и звенит.
- И что сравнится с мигом этим,
- когда порыв уже затих
- и строки сохнут? Вялый ветер,
- нездешний ветер сушит их.
Белеет парус одинокий
- это жуткая работа!
- Ветер воет и гремит,
- два еврея тянут шкоты,
- как один антисемит.
- А на море, а на море!
- Волны ходят за кормой,
- жарко Леве, потно Боре,
- очень хочется домой.
- Но летит из урагана
- черный флаг и паруса:
- восемь Шмулей, два Натана,
- у форштевня Исаак.
- И ни Бога нет, ни черта!
- Сшиты снасти из портьер;
- яркий сурик вдоль по борту:
- «ФИМА ФИШМАН, ФЛИБУСТЬЕР».
- Выступаем! Выступаем!
- Вся команда на ногах,
- и написано «ЛЕ ХАИМ»
- на спасательных кругах.
- К нападенью все готово!
- На борту ажиотаж:
- – Это ж Берчик! Это ж Лева!
- – Отмените абордаж!
- – Боже, Лева! Боже, Боря!
- – Зай гезунд! – кричит фрегат;
- а над лодкой в пене моря
- ослепительный плакат:
- «Наименьшие затраты!
- Можно каждому везде!
- Страхование пиратов
- от пожара на воде».
- И опять летят, как пули,
- сами дуют в паруса
- застрахованные Шмули,
- обнадеженный Исаак.
- А струя – светлей лазури!
- Дует ветер. И какой!
- Это Берчик ищет бури,
- будто в буре есть покой.
Бородино под Тель-Авив
- во снах существую и верю я,
- и дышится легче тогда;
- из Хайфы летит кавалерия,
- насквозь проходя города.
- Мне снится то ярко, то слабо,
- кошмары бессонницей мстят;
- на дикие толпы арабов
- арабские кони летят.
- Под пенье пуль,
- взметающих зарницы
- кипящих фиолетовых огней,
- ездовый Шмуль
- впрягает в колесницу
- хрипящих от неистовства коней.
- Для грамотных полощется, волнуя,
- ликующий обветренный призыв:
- «А идише! В субботу не воюем!
- До пятницы захватим Тель-Авив!»
- Уже с конем в одном порыве слился
- нигде не попадающий впросак
- из Жмеринки отважный Самуилсон,
- из Ганы недоеденный Исаак.
- У всех носы, изогнутые властно,
- и пейсы, как потребовал закон;
- свистят косые сабли из Дамаска,
- поет «индрерд!» походный саксофон.
- Черняв и ловок, старшина пехоты
- трофейный пересчитывает дар:
- пятьсот винтовок, сорок пулеметов
- и обуви пятнадцать тысяч пар.
- Над местом боя солнце стынет,
- из бурдюков течет вода,
- в котле щемяще пахнет цимес,
- как в местечковые года.
- Ветеринары боевые
- на людях учатся лечить,
- бросают ружья часовые,
- Талмуд уходят поучить.
- Повсюду с винным перегаром
- перемешался легкий шум;
- «Скажи-ка, дядя, ведь недаром…» —
- поет веселый Беня Шуб.
- Бойцы вспоминают минувшие дни
- и талес, в который рядились они.
- А утром, в оранжевом блеске,
- по телу как будто ожог;
- отрывисто, властно и резко
- тревогу сыграет рожок.
- И снова азартом погони
- горячие лица блестят;
- седые арабские кони
- в тугое пространство летят.
- Мы братья – по пеплу и крови.
- Отечеству верно служа,
- мы – русские люди,
- но наш могендовид
- пришит на запасный пиджак.
Кухня и сандалий
- все шептались о скандале.
- Кто-то из посуды
- вынул Берчикин сандалий.
- Пахло самосудом.
- Кто-то свистнул в кулак,
- кто-то глухо ухнул;
- во главе идет Спартак
- Менделевич Трухман.
- Он подлец! А мы не знали.
- Он зазвал и пригласил
- в эту битву за сандалий
- самых злостных местных сил.
- И пошла такая свалка,
- как у этих дурачков.
- Никому уже не жалко
- ни здоровья, ни очков.
- За углом, где батарея,
- перекупщик Пиня Вайс
- мял английского еврея
- Соломона Экзерсайс.
- Обнажив себя по пояс,
- как зарезанный крича,
- из кладовой вышел Двойрис
- и пошел рубить сплеча.
- Он друзьям – как лодке руль.
- Это гордость наша.
- От рожденья имя – Сруль,
- а в анкете – Саша.
- Он худой как щепочка,
- щупленький как птенчик,
- сзади как сурепочка,
- спереди как хренчик.
- Но удары так и сыпет!
- Он повсюду знаменит,
- в честь его в стране Египет
- назван город Поц-Аид.
- Он упал, поднялся снова,
- воздух мужеством запах;
- «Гиб а кук! – рыдали вдовы. —
- Не топчите Сруля в пах!..»
- Но – звонок и тишина…
- И над павшим телом —
- участковый старшина
- Фима Парабеллум.
- …Сладкий цимес – это ж прелесть!
- А сегодня он горчит.
- В нем искусственная челюсть
- деда Слуцкера торчит.
- Все разбито в жуткой драке,
- по осколкам каждый шаг,
- и трусливый Леня Гаккель
- из штанов достал дуршлаг.
- За оторванную пейсу
- кто-то стонет, аж дрожит;
- на тахте у сводни Песи
- Сруль растерзанный лежит.
- Он очнулся и сказал:
- «Зря шумел скандальчик:
- я ведь спутал за сандал
- жареный сазанчик».
Про тачанку
- Ты лети с дороги, птица!
- Зверь с дороги – уходи!
- Видишь – облако клубится?
- Это маршал впереди.
- Ровно вьются портупеи,
- мягко пляшут рысаки;
- все буденновцы – евреи,
- потому что – казаки.
- Подойдите, поглядите,
- полюбуйтесь на акцент:
- маршал Сема наш водитель,
- внепартийный фармацевт.
- Бой копыт, как рокот грома,
- алый бархат на штанах;
- в синем шлеме – красный Шлема,
- стройный Сруль на стременах…
- Конармейцы, конармейцы
- на неслыханном скаку —
- сто буденновцев при пейсах,
- двести сабель на боку.
- А в седле трубач горбатый
- диким пламенем горит,
- и несет его куда-то,
- озаряя изнутри.
- Он сидит, смешной и хлипкий,
- наплевавший на судьбу,
- он в местечке бросил скрипку,
- он в отряд принес трубу.
- И ни звать уже, ни трогать,
- и сигнал уже вот-вот…
- Он возносит острый локоть
- и растет, растет, растет…
- Ну, а мы-то? Мы ж потомки!
- Рюмки сходятся, звеня,
- будто брошены котомки
- у походного огня.
- Курим, пьем, играем в карты,
- любим женщин сгоряча,
- обещанием инфаркта
- колет сердце по ночам.
- Но закрой глаза плотнее,
- отвори мечте тропу…
- Едут конные евреи
- по ковыльному степу…
- Бьет колесами тачанка,
- конь играет, как дельфин;
- а жена моя – гречанка!
- Циля Глезер из Афин!
- Цилин предок – не забудь! —
- он служил в аптеке.
- Он прошел великий путь
- из евреев в греки…
- Дома ждет меня жена;
- плача, варит курицу.
- Украинская страна,
- жмеринская улица…
- Так пускай звенит посуда,
- разлетаются года,
- потому что будут, будут,
- будут битвы – таки да!..
- Будет пыльная дорога
- по дымящейся земле,
- с красным флагом синагога
- в белокаменном селе.
- Дилетант и бабник Мойше
- барабан ударит в грудь;
- будет все! И даже больше
- на немножечко чуть-чуть…
Монтигомо неистребимый коган
На берегах Амазонки в середине
нашего века было обнаружено
племя дикарей, говорящих
на семитском диалекте.
Их туземной жизни
посвящается поэма.
- Идут высокие мужчины,
- по ветру бороды развеяв;
- тут первобытная община
- доисторических евреев.
- Законы джунглей, лес и небо,
- насквозь прозрачная река…
- Они уже не сеют хлеба
- и не фотографы пока.
- Они стреляют фиш из лука
- и фаршируют, не спеша;
- а к синагоге из бамбука
- пристройка есть – из камыша.
- И в ней живет – без жен и страха —
- религиозный гарнизон:
- Шапиро – жрец, Гуревич – знахарь
- и дряхлый резник Либензон.
- Его повсюду кормят, любят —
- он платит службой и добром:
- младенцам кончики он рубит
- большим гранитным топором.
- И жены их уже не знают,
- свой издавая первый крик,
- что слишком длинно обрубает
- глухой завистливый старик…
- Они селились берегами
- вдали от сумрака лиан,
- где бродит вепрь – свинья с рогами
- и стонут самки обезьян.
- Где конуса клопов-термитов,
- белеют кости беглых коз
- и дикари-антисемиты
- едят евреев и стрекоз.
- Где горы Анды, словно Альпы,
- большая надпись черным углем:
- «Евреи! Тут снимают скальпы!
- Не заходите в эти джунгли!»
- Но рос и вырос дух бунтарский,
- и в сентябре, идя ва-банк,
- собрал симпозиум дикарский
- народный вождь Арон Гутанг.
- И пел им песни кантор Дымшиц,
- и каждый внутренне горел;
- согнули луки и, сложившись,
- купили очень много стрел.
- …Дозорный срезан. Пес – не гавкнет.
- По джунглям двинулся как танк
- бананоносый Томагавкер
- и жрец-раскольник Бумеранг.
- В атаке нету Мордехая,
- но сомкнут строй, они идут;
- отчизну дома оставляя,
- семиты – одного не ждут!
- А Мордехай – в нем кровь застыла —
- вдоль по кустам бежал, дрожа,
- чем невзначай подкрался с тыла,
- антисемитов окружа…
- Бой – до триумфа – до обеда!
- На час еды – прощай, война.
- Евреи – тоже людоеды,
- когда потребует страна.
- Не верьте книгам и родителям.
- История темна, как ночь.
- Колумб (аид), плевав на Индию,
- гнал каравеллы, чтоб помочь.
- Еврейским занявшись вопросом,
- Потемкин, граф, ушел от дел;
- науки бросив, Ломоносов
- Екатерину поимел.
- Ученый, он боялся сплетен
- и только ночью к ней ходил.
- Старик Державин их заметил
- И, в гроб сходя, благословил.
- В приемных Рима подогретый,
- крестовый начался поход;
- Вильям Шекспир писал сонеты,
- чтоб накопить на пароход.
- …Но жил дикарь – с евреем рядом.
- Века стекали с пирамид.
- Ассимилировались взгляды.
- И кто теперь антисемит?
- Хрустят суставы, гнутся шеи,
- сраженье близится к концу,
- и два врага, сойдясь в траншее,
- меняют сахар на мацу.
- В жестокой схватке рукопашной
- ждала победа впереди.
- Стал день сегодняшний – вчерашним;
- никто часов не заводил.
- И эта мысль гнала евреев,
- она их мучила и жгла:
- ведь если не смотреть на время,
- не знаешь, как идут дела.
- А где стоят часы семитов,
- там время прекращает бег;
- в лесу мартышек и термитов
- пещерный воцарился век.
- За пищей вглубь стремясь податься,
- они скрывались постепенно
- от мировых цивилизаций
- и от культурного обмена.
- И коммунизм их – первобытен,
- и в шалашах – портрет вождя,
- но в поступательном развитии
- эпоху рабства обойдя,
- и локоть к локтю, если надо,
- а если надо, грудь на грудь,
- в коммунистических бригадах
- к феодализму держат путь…
Семейный вечер
- Мы все мучительно похожи.
- Мы то знакомы, то – родня.
- С толпой сливается прохожий —
- прямая копия меня.
- Его фигура и характер
- прошли крученье и излом;
- он – очень маленький бухгалтер
- в большой конторе за углом.
- Он опоздал – теперь скорее!
- Кино, аптека, угол, суд…
- А Лея ждет и снова греет
- который раз остывший суп.
- Толпа мороженщиц Арбата,
- кафе, сберкасса, магазин…
- Туг бегал в школу сын когда-то,
- и незаметно вырос сын…
- Но угнали Моисея
- от родных и от друзей!..
- Мерзлоту за Енисеем
- бьет лопатой Моисей.
- Долбит ломом, и природа
- покоряется ему;
- знает он, что враг народа,
- но не знает – почему.
- Ожиданьем душу греет,
- и – повернут ход событий:
- «Коммунисты и евреи!
- Вы свободны. Извините»…
- Но он теперь живет в Тюмени,
- где даже летом спит в пальто,
- чтоб в свете будущих решений
- теплее ехать, если что…
- Рувим спешит. Жена – как свечка!
- Ей говорил в толпе народ,
- когда вчера давали гречку,
- что будто якобы вот-вот,
- кого при культе награждали,
- теперь не сносит головы;
- а у Рувима – две медали
- восемьсотлетия Москвы!
- А значит – светит путь неблизкий,
- где на снегу дымят костры;
- и Лея хочет в Сан-Франциско,
- где у Рувима три сестры.
- Она боится этих сплетен,
- ей страх привычен и знаком…
- Рувим, как радио, конкретен,
- Рувим всеведущ, как райком:
- «Ах, Лея, мне б твои заботы!
- Их Сан-Франциско – звук пустой;
- ни у кого там нет работы,
- а лишь один прогнивший строй!
- И ты должна быть рада, Лея,
- что так повернут шар земной:
- американские евреи —
- они живут вниз головой!»
- И Лея слушает, и верит,
- и сушит гренки на бульон,
- и не дрожит при стуке в двери,
- что постучал не почтальон…
- Уходит день, вползает сумрак,
- теснясь в проем оконных рам;
- концерт певицы Имы Сумак
- чревовещает им экран.
- А он уснул. Ступни босые.
- Пора ложиться. Лень вставать.
- «Литературную Россию»
- жена подаст ему в кровать.
Постскриптум через много лет
Читать бесплатно другие книги:
Тематическая подборка текстов для детей от 6 месяцев до 6 лет. Книга адресована родителям, воспитате...
Комплект книг («Подготовка к контрольным диктантам по русскому языку», «Контрольные диктанты по русс...
Вспыхнет и погаснет война, но в мире слепого халруджи ничего не меняется. Он так же идет по краю про...
Алиса Ганиева – молодой, но уже очень известный прозаик и эссеист. Её первая повесть «Салам тебе, Да...
Книга предназначена для прочтения детей и их родителей.Здесь вы найдете смешные и поучительные сказк...
По словам Герцена, «История – дверь в прошлое».Три рассказа, представленные в книге, – попытка загля...