Засада. Спецназ 1941 года Пивень Сергей

— Прошу извинить, господин майор, гауптман Коллер!.. Впереди засада!.. Нужно возвращаться обратно. Русские выбросили десант!..

Словно бы в подтверждение его слов из леса раздался одиночный выстрел. Пуля, судя по звуку, ударила в росшее неподалеку дерево и срикошетила. Реммер вздрогнул и быстро спросил:

— Объясните толком, в чем дело?

— Ночью русские сбросили парашютистов. Мой взвод отправили на их поиски. Мы стали прочесывать лес и час назад наткнулись на русских. Завязался бой, моим ребятам удалось захватить в плен одного из диверсантов, остальные стали наседать на нас, и нам пришлось отступить.

— Так почему вы здесь?

— Мы успели допросить пленного русского, и он сказал, что десант сброшен для уничтожения аэродрома, расположение которого он показал на карте. Я принял решение двигаться в это место, чтобы предупредить о предстоящем нападении. Русские преследуют нас. Вы слышали выстрел, господин майор?

Реммер предпочел не ответить и продолжил сыпать вопросами:

— Сколько сброшено парашютистов? Что сказал пленный?

— Самих диверсантов около двадцати человек. Но русский сказал, что в лесу к ним должны присоединиться партизаны, и тогда вместе они организуют нападение на аэродром…

— Черт побери, этого никак нельзя допустить!..

— Так там действительно есть аэродром, господин майор? — сделав удивленное лицо, спросил Черняк. — Я думал, что он просто хочет сохранить себе жизнь, поэтому…

— Сколько у вас людей, Коллер? — словно не слыша обращенный к нему вопрос, спросил Реммер, прервав капитана.

— Пятнадцать человек, господин майор.

Реммер посмотрел на лейтенанта Ренгольда, стоявшего возле автомобиля и поглядывающего в лес. Его лицо от охватившего волнения стало красным, руки слегка дрожали, а глаза бегали из стороны в сторону.

— Возвращаемся обратно!.. Ренгольд, организуйте отход. Мы должны успеть вернуться на аэродром до того момента, как на него нападут русские. Вы же, Коллер, со своими солдатами будете прикрывать колонну сзади. До аэродрома недалеко, всего около двух километров!..

— Господин майор, я прошу вас взять пленного к себе в автомобиль. Нас он будет только сдерживать.

— Надеюсь, он не убежит?

— Никак нет, господин майор. У него связаны руки. К тому же один из моих солдат будет присматривать за ним.

— Хорошо, тащите его сюда…

Черняк оторвался от окошка, выпрямился в полный рост и повернулся в сторону бойцов своей группы, топтавшихся на лесной дороге.

— Эй, Бинбахер, тащи его сюда! — махнув рукой, крикнул он Долгополову, понимавшему немецкий язык. Тот, играя свою роль, по-немецки ответил «слушаюсь», демонстративно схватил Журбина за маскхалат и толкнул старшину перед собой по направлению к «Опелю». Для убедительности несколько раз ударил его автоматом по спине. Когда дошли до автомобиля, Черняк открыл заднюю дверцу и коротко бросил:

— Полезай вместе с ним, Бинбахер. Будешь охранять этого русского, он нам еще пригодится.

Капитан посмотрел на Журбина и едва заметным движением качнул головой — это был сигнал старшине в автомобиле ничего не предпринимать. Долгополов пригнул Журбину голову и подтолкнул его — старшина залез в салон, следом на соседнее сиденье плюхнулся и сам Долгополов. Реммер примостился рядом с водителем на переднее сиденье.

— Разворачивай, Фридрих!.. Быстрее, быстрее!.. Не хватало нам еще в плен к русским попасть!..

Шофер легковушки ловко развернулся на лесной дороге, следом за ним, увидев и поняв его маневр, стали разворачивать свои машины и водители грузовиков.

Лейтенант Ренгольд, запрыгнув на подножку одной из машин, показал рукой в сторону леса, куда вела дорога, и крикнул солдатам:

— Там русские парашютисты!.. Пригните головы, если жизнь дорога!.. Мы возвращаемся обратно на аэродром!.. Всем быть готовыми к бою!..

Солдаты прижались к бортам, пригнув головы ниже, на виду остались лишь два пулеметчика — по одному в каждом грузовике, — готовые в любую секунду открыть огонь по мнимым русским диверсантам.

Через минуту все три машины, развернувшись, поехали обратно по лесной дороге на скорости, которая только была возможна. Позади них, оглядываясь назад больше для вида, бежали бойцы Черняка. Капитан бежал последним, думая на ходу, как ему следует действовать на аэродроме, куда они сейчас направлялись под прикрытием немцев, которых удалось обмануть. У него не выходил из головы планшет, который он видел в руках одного из летчиков, с которым тот выходил из палатки. Становилось все более отчетливо понятно, что его необходимо заполучить. Именно поэтому Черняк жестом приказал Журбину до приезда на аэродром никаких действий не предпринимать.

Герасимов, прятавшийся за толстым дубом и наблюдая издалека за всем происходящим на дороге, убедился, что немецкая колонна развернулась и поехала в обратном направлении. Немного погодя, когда звук двигателей затих где-то вдалеке, он неторопливо, озираясь по сторонам, двинулся к опушке леса. Пару минут назад, как и приказывал ему Черняк, он, выждав время, выстрелил в сторону немцев, при этом прицелившись в ствол дерева, росшего возле дороги. И хотя расстояние было далеким, но все же он услышал характерный звук трескающейся коры — значит, его выстрел попал в цель. И действительно, практически тут же немцы принялись разворачиваться, а потом двинули назад. Вместе с ними, как теперь стало ему понятно, ушли и разведчики, его боевые товарищи.

Сейчас, осторожно шагая по лесной дороге, радист ощущал прилив душевных сил. Здесь, в глубоком вражеском тылу, с момента своей выброски, он чувствовал себя до последнего момента скованно, многого не понимал, старался лишь делать то, чему его учили в радиошколе, и не более того. Но теперь, убедившись, что замысел капитана Черняка начал претворяться в жизнь, воспрянул духом, осознав, что с немцами можно не только воевать, но и побеждать их. Это пьянило и радовало. Герасимов вспомнил Ваську Звонарева — лучшего своего друга, вспомнил, как в первые дни войны тот исчез из радиошколы, и только спустя неделю начальник школы сообщил им, что Звонарев был заброшен в тыл врага и погиб. Тогда же Герасимову и сообщили, что именно он заменит убитого друга. Он вспомнил, как на транспортнике, вместе с еще пятью бойцами, он под огнем зениток пролетел линию фронта, а потом их сбросили над кострами, горевшими на лесной поляне. Встретил их сам капитан Черняк, который был ему известен по радиограммам как Лесовик. И вот уже прошел месяц, как он в его группе…

Радист без происшествий добрался до места, где заканчивался лес и дорога выходила на открытое пространство поляны, ведя к аэродрому. Где-то впереди, уже на подъезде к нему, поднимался столб пыли, и мельтешили черные точки — было понятно, что это солдаты. Герасимов прислушался: до него доносился едва слышный шум — колонна втягивалась на территорию аэродрома, а потом все стихло.

Туман окончательно ушел, растворившись в воздухе, словно и не было его вовсе, однако, несмотря на это, понять, что происходит на аэродроме, было трудно. Выстрелов не было, бой там не шел, сигнальные ракеты не взлетали, как не взлетали в небо и стоявшие на поле самолеты. «Все ясно. Немцы пока не догадываются, кто пришел вместе с ними на аэродром!» — понял радист, взглянув на часы. Немного погодя, понимая, что тянуть дальше бессмысленно, Герасимов передернул затвор своего «шмайссера» и дал две короткие очереди в воздух, после чего отошел в глубь леса и спрятался в кустах орешника — свою задачу он выполнил, теперь наступила очередь действовать на аэродроме ребятам.

«Поверили ли мне немцы? Возможно, этот Реммер не так прост, как кажется на первый взгляд, и догадался, что мы не те, за кого себя выдаем. Во всяком случае, обстановка сама по себе должна была зародить у него подозрения!.. Как же: раннее утро, неизвестная группа солдат, рассказ о русских парашютистах, сброшенных для захвата аэродрома. Уж не переиграл ли я?»

Черняк всю дорогу до аэродрома ожидал от немцев какого-либо подвоха, но пока все шло так, как он и предполагал: сработал инстинкт самосохранения — уж лучше поверить в опасность и постараться ее избежать, чем рискнуть нарваться на бой, в котором не было никаких гарантий остаться в живых. Этот майор Реммер, видимо, героем не был и предпочел наиболее читаемый в этой ситуации вариант действий, приняв решение вернуться обратно под защиту охраны аэродрома. Что ж, уверился капитан, значит, его расчет оказался точным и он просчитал все правильно.

Когда колонна въехала на аэродром и позади, со стороны леса, воздух прорезали две шепелявые автоматные очереди, Черняк понял, что настал решающий момент операции. Герасимов все сделал правильно, нигде не ошибся. Теперь все решали быстрота и стремительность. Сейчас важно было не дать немцам думать, нужно было заболтать, заговорить их, создать панику, парализующую волю и рассудок, заставить их ошибаться. Только в этом был залог успеха.

Грузовики остановились, и Черняк рванул к легковушке, пытаясь первым заговорить с майором и подтолкнуть его к действиям, которые, по задумке капитана, должны были привести к уничтожению аэродрома, но только после того, как удастся выяснить его предназначение. К грузовикам уже бежали солдаты охраны и летчики, несомненно, удивившиеся возвращению совсем недавно уехавшей колонны.

— Господин майор! Русские уже на опушке леса!.. — крикнул Черняк, подбежав к машине первым. — Каков будет приказ?..

Реммер, слышавший выстрелы, выскочил из «Опеля», достал из кобуры «вальтер», готовый в любую секунду открыть огонь, присел на колени возле задней дверцы автомобиля. «Пленный» старшина Журбин и Долгополов остались внутри салона. Шофер тоже не посмел покинуть машину без приказа своего шефа, хотя, несомненно, был готов сделать это в любой момент.

— Мы будем обороняться, гауптман…

— У меня другое предложение, господин майор!..

— Какое? — удивился Реммер, смотревший в сторону леса, из которого, как он думал, вот-вот должны были появиться диверсанты и партизаны.

— Мы долго не продержимся!.. У русских численное превосходство. Рано или поздно они нас все равно додавят…

— Не тяните, гауптман!.. — раздраженно бросил Реммер. — Ситуация не способствует долгим рассуждениям, вы сами видите!..

— Вижу, господин майор, потому и предлагаю вам отдать приказ об уничтожении всего ценного, что есть на аэродроме. Летчики тоже должны немедленно взлететь. Так мы спасем и самолеты, и пилотов. Только после этого, ничем и никем не обремененные, мы постараемся вырваться из кольца… Это наш долг, господин майор!.. Решать нужно немедля, пока еще есть время!..

В это время лейтенант Ренгольд крикнул солдатам, находившимся в машинах, чтобы они заняли круговую оборону. Те один за другим посыпались из грузовиков на землю, на которой и остались лежать, распластавшись и приготовившись к отражению нападения. Начальник охраны аэродрома Штольц, поняв, что на аэродром готовится нападение, что-то прокричал часовому на вышке, и тот развернул пулемет в сторону леса. Пилоты спрятались под самолетами, а солдаты охраны, что оставались на аэродроме, спрятались за строениями, приготовившись к бою. Такая ситуация не входила в планы капитана, нужно было без промедления изменить ее в выгодную для себя сторону. Черняк бросил мимолетный взгляд в сторону своих бойцов: те продолжали исподволь незаметно рассредоточиваться по периметру аэродрома, занимая удобные позиции для внезапной атаки с тыла. Но долго так продолжаться не могло. Немцы, увидев, что на них никто не нападает, скоро опомнятся, и тогда вся затея с мнимым нападением русских парашютистов провалится. К тому же нужно было учитывать то обстоятельство, что радист аэродрома мог в любой момент запросить помощи из Белостока, отправив туда соответствующую радиограмму. Этого нельзя было допустить. Никак нельзя.

Придвинувшись к Реммеру поближе, Черняк выложил свой главный, как ему представлялось, аргумент:

— Господин майор, у меня появилась идея. Весьма рискованная, конечно, но все же…

— Говорите, Коллер, в нашей ситуации выбирать не приходится. Что вы там еще придумали? — Реммер повернулся, с интересом ожидая ответа от этого невесть откуда свалившегося на его голову гауптмана. — Надеюсь, это не авантюра?

— Отнюдь, господин майор. Наоборот, думаю, это единственный для нас шанс. — Черняк несколько раз кашлянул.

— Вы что — нездоровы? — спросил его Реммер.

— Чепуха, господин майор, — отмахнулся Черняк, — просто ночью в лесу слишком холодно, вот и простыл, когда охотился за русскими парашютистами. Вокруг еще эти чертовы болота!.. Я вот думаю, что будет, когда наступит осень? Ну да ладно… Так вот, свое предложение я строю на том основании, что нам неизвестно, откуда нападут русские и какими силами, верно? Кроме того, как я уже говорил, долго держать оборону у нас, по всей видимости, не получится. Шанс для нас выжить есть лишь в одном случае: летчики, пока еще есть возможность, должны немедленно взлететь, обнаружить сверху русских, а потом начать их бомбить и обстреливать. Мы же в это время попытаемся выехать на грузовиках с территории аэродрома. Видимо, придется ехать на машинах по открытой местности насколько это возможно, а потом пробираться пешком через лес. Пока пилоты будут прикрывать наш отход, русские диверсанты не смогут организовать на нас нападение. Нужно только подальше уехать, и тогда русским нас уже не догнать. Когда мы будем в безопасности, летчики смогут спокойно улететь на новый аэродром.

— Придумано неплохо, Коллер, совсем неплохо… — сказал Реммер, уже несколько по-иному, теперь с уважением взглянув на капитана. — Вы, я вижу, для обычного армейского офицера неплохо подготовлены.

— Я служу в абвере, господин майор. Спецподразделение по борьбе с диверсантами.

— Я так и понял. А форма?

— Для маскировки. И чтобы не возникало лишних вопросов.

— Меня имеете в виду? — усмехнулся Реммер.

— Всех… — уклончиво ответил Черняк. — В моей профессии, господин майор, успех приходит лишь к тем, кто не дает повода другим догадаться о своей причастности к контрразведке.

Реммер не ответил, стал молчать. «Обдумывает, какое решение принять… — понял Черняк, наблюдая за майором. — Нет, нельзя допустить, чтобы он долго размышлял… Все тогда станет понятно!..»

— Господин майор, нужно как можно скорее доложить о той ситуации, в которой мы оказались. У вас есть связь с Белостоком?

— Конечно… — ответил Реммер, по лицу которого Черняк догадался, что тот для себя уже определился, как действовать дальше. — Рация в дежурке. Вы со мной, гауптман?

Черняк для убедительности спросил:

— Прежде чем доложить своему начальству, я должен знать, господин майор, какое решение вы приняли?

— Вы предложили толковый план, Коллер, и я не вижу оснований его отвергнуть. Будем действовать именно так…

— Тогда я осмелюсь, господин майор, просить вас отдать еще один приказ…

— Слушаю…

— Летчики, когда взлетят, не должны брать с собой ничего важного и ценного. Их могут сбить, и тогда, не дай бог, в руки русских могут попасть документы. Те же карты, личные билеты…

— Да-да, вы правы, я сам об этом подумал… Что верно, то верно…

Встав во весь рост, майор повернулся в сторону самолетов, под которыми прятались летчики. Те лежали возле шасси и озирались по сторонам.

— Майнц, Науманн, бегом к себе в барак!.. — прокричал Реммер. — Берите свои документы и ко мне!.. Я буду находиться в дежурке… И захватите с собой летные карты!.. — Затем коротко бросил: — Так что, Коллер?

— Несомненно, я с вами, господин майор, только прихватим с собой этого пленного русского парашютиста.

— Зачем он вам?

— Возможно, удастся вытащить из него еще что-то важное. Под страхом смерти он скажет нам все, что действительно знает.

— Вы его захватили, вам и решать его судьбу. Хотя на вашем месте, Коллер, честно говоря, я не стал бы с ним церемониться, а расстрелял бы на месте. Сейчас он для нас обуза.

Реммер заметил, как летчики Науманн и Майнц, пригнувшись, побежали к себе в барак. Черняк в это время вытащил из автомобиля старшину Журбина, продолжавшего играть роль пленного русского диверсанта. Следом вылез и Долгополов.

— Мы готовы, господин майор.

— Видите вон то строение, — Реммер указал на дежурку, где была радиостанция. — Нам туда. Русский будет прикрывать нас собой. Возможно, у диверсантов есть снайпер, и я не хочу быть подстреленным, словно заяц или, что еще обиднее, как мишень в тире.

— Вы правы, господин майор, так и поступим. Бинбахер, ты все понял?

— Да, господин гауптман, — ответил Долгополов, державший «пленного» за рукав маскхалата. — Этот русский здоровяк, каких поискать! Нам повезло, что мы захватили его в плен. В рукопашном бою он натворил бы много бед, а так послужит нам живым щитом. Эй, поднимайся давай! — Долгополов демонстративно дернул «пленного» за рукав. — Встать… встать!.. — нарочито умышленно, с явным акцентом, по-русски проговорил он.

Втроем — Реммер, Черняк и Долгополов, прикрытые «пленным», короткими перебежками добрались до дежурки. Дверь в нее была открыта, радист выглядывал наружу, держа в руках автомат, явно не понимая, что происходит.

— Что случилось, господин майор? — спросил он, увидев подбежавшего Реммера, а с ним еще трех человек, один из которых был одет в советский маскхалат. — Вы вернулись!

— На опушке леса русский десант! Готовьте рацию, Мюллер, сообщим об этом в Белосток, запросим помощь.

В дежурке было тесновато. Черняк огляделся: типичный узел связи, ничего необычного. Стол, пара стульев да сама радиостанция. Негде развернуться.

«Это хорошо, — подумал Черняк. — Чем меньше будет здесь народа, тем легче будет претворить задуманный план в жизнь».

«Пленного» усадили на стул. Черняк слегка покачал головой — знак Журбину, что действовать пока еще рано.

Долгополов стоял тут же, внимательно наблюдая за каждым жестом капитана.

— Передавайте, Мюллер, — холодно приказал майор. Радист положил свой автомат на край стола, подсел к рации, надел наушники, стал вертеть тумблеры.

«Где же летчики? Если Реммер отправит сейчас радиограмму, то все сорвется! Нужно что-то делать!»

— Господин майор, подождите… — сказал Черняк. — Перед тем как мы свяжемся с командованием, я хотел бы задать еще пару вопросов этому русскому.

— Не вижу в этом необходимости, Коллер.

— Это важно, господин майор, — напористо произнес Черняк. — Мы до сих пор не знаем, откуда у русских появилась информация об аэродроме. Вполне вероятно, что у них свой человек в каком-то из наших учреждений. Мы должны выявить предателя.

— Думаете, этот пленный знает его имя?

— По крайней мере, мы должны попытаться хотя бы нащупать ниточку, ведущую к этому агенту русских.

На самом деле капитан попросту тянул время, не давая Реммеру начать радиосеанс. Летчики с документами должны были вот-вот появиться, и важно было до их прихода не дать майору ничего сделать.

— Ладно, Коллер, спрашивайте. Вы что — знаете русский язык?

— Я профессиональный разведчик, господин майор, и учил этот язык на протяжении семи лет. Конечно, как сказали бы мне мои учителя, он не отличается безупречной чистотой, но этого вполне хватит, чтобы вытянуть из этого русского нужные нам сведения. — Черняк повернулся к «пленному» и с угрозой в голосе по-русски спросил: — Откуда вы узнали о существовании аэродрома? Кто сообщил вам о нем? Имя?

«Пленный» молчал. Черняк ударил его ладонью по щеке.

— Имя? — повторил он, переходя практически на крик. — Как имя этого человека? Как его зовут?.. Ты все скажешь мне, грязная русская свинья!.. Ну, я жду!..

— Я не знаю…

— А кто знает?

— Не могу знать. Я лишь простой солдат.

— Где командир вашей группы? — напирал Черняк. Ему важно было создать в глазах Реммера ощущение действительности всего происходящего.

— В лесу, с остальными…

— Как мы сможем его узнать?

— Только если я его вам покажу. На всех парашютистах одинаковая форма, без знаков различия.

— А может быть, это ты командир диверсантов?

— Нет! — замотал головой «пленный». — Нет, я простой солдат!

В это время в дежурку ввалились два летчика.

— Ну, наконец-то! — воскликнул Реммер. — Прошу, господа, выложить все имеющиеся у вас документы. — Пилоты, выполняя приказ, положили свои планшеты на стол.

— Майнц, где карта, которую я передал вам вчера? — спросил майор, посмотрев на пилота «Мессершмитта».

— В моем планшете вместе с остальными документами, — ответил тот.

— Хорошо… — кивнув, продолжил Реммер. — А теперь слушайте меня внимательно… Сейчас вы должны немедленно взлететь. Русские могут напасть на аэродром в любую секунду. Мы не знаем точное их количество, и это скверно. Ваша задача, Майнц, Науманн, такова: после взлета обнаружить сверху русских диверсантов и партизан, а затем атаковать их. Пока вы будете бомбить и обстреливать русских, мы на грузовиках попытаемся уйти подальше от этого места. Вы же, после того как мы оторвемся, должны вылететь в расположение командующего люфтваффе группы армий «Центр», то есть следуйте прежнему моему приказу. Вам все понятно?

— Да, господин майор. — Майнц и Науманн согласно закивали головами.

— Выполняйте… Да… и позовите сюда Штольца.

Летчики, козырнув, вышли из помещения. Реммер тем временем повернулся к капитану.

— Так что вам ответил этот русский, Коллер?

— Он ничего не знает, господин майор.

— Этого и следовало ожидать, мы напрасно потеряли время.

Скрипнула дверь, и в дежурку вошел начальник охраны аэродрома Штольц.

— По вашему приказу явился, господин майор! — с порога козырнул он.

— Слушайте мой приказ, Штольц! — обратился к нему Реммер. — Как только наши «стервятники» поднимут в небо свои самолеты, мы на грузовиках должны покинуть аэродром.

— Все?

— Да, все. Если останется время — подожжем здесь то, что может гореть. Потом двинем по поляне на запад, попытаемся прорваться в Белосток через Гиляровку.

— Но тогда придется какое-то время идти лесом!

— Вы можете предложить какое-то другое решение?

— Никак нет, господин майор, просто это опасно — в лесу мы можем нарваться на засаду.

— Риск, безусловно, есть, но другого варианта я не вижу. Можно, конечно, остаться здесь и принять бой, но сможем ли мы продержаться до подхода помощи? Я в этом не уверен… Кстати, какие меры вы приняли для отражения нападения?

— Солдаты заняли круговую оборону, господин майор, — отрапортовал Штольц.

— А что русские?

— Пока никак себя не проявляют, молчат.

— Тогда не теряйте время, гауптман.

— Слушаюсь! — Штольц ушел, сильно хлопнув за собой дверью.

— Теперь, когда все необходимые распоряжения отданы, — сказал майор, посмотрев на радиста пронзающим взглядом, — считаю важным немедленно связаться с Белостоком. Вы установили связь, Мюллер?

— Связь есть, господин майор.

— Кто будет докладывать первым? Вы, Коллер, или…

— Никакого радиосеанса не будет… — резко прервал его капитан. Реммер, ничего не понимая, удивленно смотрел на Коллера, который нацелил на него пистолет. Майор инстинктивно потянулся к кобуре, но резкий окрик Коллера остановил его: — Не делайте глупостей, Реммер! Предупреждаю, что я никогда не жаловался на свою стрельбу. Первая пуля — ваша, вторая — вашему радисту.

Мюллер, все еще не веря в происходящее, стал приподниматься со стула, но встать в полный рост не успел — к изумлению Реммера, «пленный» русский парашютист мгновенно вскочил на ноги, схватил со стола автомат радиста и наотмашь ударил им того по голове. Мюллер как подкошенный без сознания упал на пол. Тот, кого Коллер называл Бинбахером, тут же принялся рвать провода радиостанции.

— Послушайте, Коллер, или как вас там… — Реммер понял, что попал в ловушку, и теперь на ходу пытался придумать, как из нее вырваться. Важно было за что-то зацепиться, но вот за что?

— Спокойно, майор, спокойно. Ваша жизнь нам не нужна. Мы лишь хотим, чтобы вы ответили на некоторые вопросы.

— Кто это — мы?

— А вы сами еще не догадались?

— Русские.

— Вот видите, вы уже сами знаете ответы на свои вопросы, так зачем их тогда задавать? Лучше ответьте на наши.

— Что вы хотите узнать?

— Что это за аэродром и каково его предназначение?

— Это все?

— Для нас достаточно. По крайней мере, на первое время.

— А если я откажусь?

— Тогда мы вас убьем, а о том, что нас интересует, нам расскажут летчики Майнц и Науманн. Так, кажется, вы их называли?

Реммер несколько секунд смотрел в одну точку. Он был напряжен и сосредоточен. Прямо сейчас, вот в этот самый момент решалась его судьба. Майор прекрасно понимал, что этот русский прав и у него действительно нет выбора. Как он проклинал себя за то, что позволил себя одурачить! Прошло секунд десять-пятнадцать, прежде чем он решился:

— Я понимаю, в моем положении глупо говорить о каких-то гарантиях, но все же… Вы сохраните мне жизнь, если я отвечу на ваши вопросы?

— Рассказать обо всем — ваш единственный шанс, — уклонился от прямого ответа Черняк. — Откажетесь — тут же умрете, вы должны это понимать, Реммер. Тем более на то, чтобы торговаться, у нас нет времени. Сказать честно, майор, у вас попросту нет иного выхода, кроме как начать говорить.

Реммер потупился.

— Похоже, вы действительно загнали меня в тупик. И вас интересует аэродром? — Майор теперь смотрел прямо в глаза капитану. — Так вот, хочу сразу сказать вам, что такие аэродромы есть на всех фронтах. И их не десятки, а сотни. Немудрено, что вам о них ничего не известно. Дело в том, что они начали действовать всего-то дней десять назад. Созданы по секретному приказу руководства люфтваффе для обучения молодых летчиков навыкам боевых действий.

— Уточните, что это означает конкретно?

— Как известно, обучение пилотов занимает довольно-таки продолжительное время, и к тому же это дело затратное, а потому, чтобы избежать в условиях войны среди неопытных летчиков больших потерь, на самом верху было принято решение, что, перед тем как отправить их на фронт, им стоит на практике отточить стрельбу и бомбометание. В качестве целей выбираются дома мирных жителей в селах. Вначале работает пилот бомбардировщика, стараясь попасть в цель с первого раза, а потом за дело принимается пилот истребителя. Он стреляет, как правило, по людям, выбежавшим из своих домов. Вот этим как раз и занимались летчики Майнц и Науманн.

— Почему было принято решение проводить тренировки именно на мирных жителях? — спросил Черняк.

— Расчет был на то, что в ответ по самолетам будет некому стрелять. В ваших деревнях практически нет мужчин, там остались лишь женщины, старики и дети.

— Да, они все правильно рассчитали, сволочи! — зло бросил Долгополов, до того лишь слушавший Реммера. — Топором и вилами самолет не собьешь! Из зениток бы по ним, гадам!..

Он весь побагровел от охватившего его гнева, еле сдерживая себя, чтобы не выстрелить майору в лицо, прикончив его на месте.

— На каждое село, Николай, зенитку не поставишь… — с сожалением сказал Журбин.

Долгополов кивнул.

— Все я понимаю, старшина, но чтобы вот так… Нет, все равно не могу принять такого. Ладно бы военные, а то…

Черняк жестом остановил его.

— Об этом — потом, после войны говорить будем, — объяснил он, затем, повернувшись к Реммеру, спросил: — Почему вы сегодня пытались покинуть территорию аэродрома?

— Как начальник я посчитал, что за неделю тренировок летчики вполне стали пригодны для ведения настоящих боевых действий. Потому с сегодняшнего дня я приказал им отбыть на своих самолетах на фронт, а сам аэродром перенести на другое место. Там уже будут проходить обучение новые молодые пилоты. Вот, пожалуй, и все…

— Про какую карту вы спрашивали недавно у одного из летчиков?

— На ней обозначены места базирования всех аналогичных аэродромов в нашей зоне ответственности. Пилот должен был передать ее своему командованию по прибытии на новое место службы.

— Зачем?

— Чтобы те могли заранее знать места, где боевые летчики могут столкнуться со «стервятниками», и принять соответствующие меры, чтобы подобного избежать.

— Со «стервятниками»?!

— Так мы называем молодых пилотов. Под таким же названием они проходят и в официальных документах.

Черняк, не опуская пистолета и не спуская глаз с Реммера, медленно подошел к столу, раскрыл один из планшетов и вытащил из него несколько карт и личные документы. Открыл один из них — документ был на имя Генриха Майнца, летчика-истребителя. Затем поочередно развернул обе карты на столе, после чего жестом подозвал к себе Реммера:

— Где карта с аэродромами «стервятников»?

— Вот она, от вас по правую руку.

Капитан мельком взглянул на бумагу, испещренную многочисленными знаками. На то, чтобы досконально изучить карту, времени не было. Он узнал все, что хотел. Теперь только оставалось передать полученную информацию в Центр. Но возникла новая проблема. Как это сделать? Как уйти с аэродрома живыми и желательно без потерь?

Снаружи послышался голос начальника охраны аэродрома Штольца. С каждой секундой голос становился все громче. Черняк попросту не успел ничего предпринять. Штольц буквально влетел в дежурку, по инерции бросив с порога заранее заготовленную фразу «Господин майор, все готово, можно выезжать», но, увидев картину, царившую в помещении, мгновенно все понял, резко рванул назад и закричал: «Русские! Это русские!»

В этот момент Реммер, воспользовавшись тем, что все внимание сосредоточилось на Штольце, попытался выхватить пистолет из кобуры, ему это практически удалось, но воспользоваться оружием он не успел — Черняк выстрелил первым, опередив его буквально на мгновение. Майор схватился левой рукой за грудь, наклонился вниз, захрипел, выронил пистолет и повалился на пол. Несколько раз дернулся, прохрипел что-то нечленораздельное, а потом затих.

— Все, ребята, мы раскрыты, теперь таиться незачем! — прокричал Черняк. За дверью затрещали выстрелы. — Уходим, пока нас гранатами здесь не закидали!..

Он быстро схватил со стола планшеты летчиков, ловко забросил их себе за плечо. Втроем, друг за другом, они выскочили наружу.

Бой на аэродроме разгорался с каждой секундой.

И здесь разведчикам, можно сказать, повезло. Крики Штольца о каких-то русских солдаты охраны аэродрома поначалу восприняли как сигнал к отражению атаки со стороны леса. Ведь именно оттуда должны были прийти партизаны и парашютисты. Немцы никак не думали, что русские уже здесь, на аэродроме, и что это именно те солдаты, которых они встретили в лесу и которые тащили с собой пленного советского диверсанта. Такое непонимание сыграло с гитлеровцами смертельную шутку. Два взвода солдат, следуя приказу Штольца, уже находились в грузовиках, поэтому, едва тот выбежал из дежурки с криками о русских, Колодин, поняв, что они раскрыты и видя, что немцы не обращают на него внимания, недолго думая бросил в кузова грузовиков по противотанковой гранате. Взрывная волна была такой силы, что Черняка, Долгополова и Журбина, выскочивших из дежурки, свалило с ног. Благо, что никого из них не зацепило. Зато одним махом было покончено сразу больше чем с тридцатью гитлеровцами, исковерканные тела которых валялись возле покореженных взрывами грузовиков.

Черняк метнулся за угол строения, где можно было укрыться. Тут же по доскам возле его головы застрекотали пули. Журбин перебежками рванул к вышке. Часовой сверху поливал пространство аэродрома огнем из пулемета. Старшина подбежал к пустой бочке из-под горючего и, высунувшись, дал снизу очередь, метя в пулеметчика. Тот пригнулся, тем самым на несколько секунд дав Журбину время беспрепятственно бросить гранату под одну из опор вышки. Ухнул взрыв, и та стала заваливаться набок; часовой с испугу прыгнул вниз и принялся истошно орать, катаясь по земле, — стало понятно, что при падении он сломал ногу. Теперь он был уже неопасен.

Повсюду трещали автоматные очереди. Оставшиеся в живых немцы еще огрызались огнем, спрятавшись в своих бараках, не давая разведчикам подойти на расстояние броска гранаты. Руководимые опытным командиром — гауптманом Штольцем, — гитлеровцы оборонялись со знанием дела. Становилось очевидно, что просто так они не сдадутся.

Разведчики развернулись полукругом и теперь поливали бараки очередями, кроша деревянные доски, в которых уже стали видны дыры от многочисленных попаданий.

— Командир, дежурку поджигай! Дым повалит! — крикнул Журбин капитану. Тот понял. Помещение радиостанции находилось недалеко от бараков, в которых засели немцы. Если поджечь строение, то под прикрытием дыма можно будет попытаться подобраться к фашистам поближе и закидать их гранатами.

Черняк юркнул обратно в дежурку, пошарил глазами, пытаясь найти то, что можно будет зажечь, увидел в углу кровать, на которой лежало одеяло. Не медля ни секунды, сгреб со стола какие-то бумаги, бросил их на кровать. Подсев ближе, поджег. Огонь с бумаги перекинулся на ткань, разгораясь все сильнее. Внутри все заполонило едким дымом, в горле сильно запершило, и потоком пошел кашель. Капитан, прикрыв рот рукой, рванул обратно. Выбежав наружу, остановился. Понял, что они допустили ошибку, и он, как командир группы, был виновен в этом в первую очередь.

Два летчика-«стервятника» — Майнц и Науманн — бежали к своим самолетам, до которых было уже недалеко. Увлекшись солдатами охраны, которые стеклись в бараки и теперь держали там оборону, разведчики совершенно упустили из вида пилотов, словно бы позабыв об их существовании, и те этим воспользовались. Теперь они хотели улететь с места боя на своих самолетах, а перед этим, что было более чем вероятно, уничтожить всю группу разведчиков, которые сверху будут видны для них как на ладони. И кто знает, как там может все еще повернуться?

Черняк в отчаянии ругнулся, поняв, что из своего пистолета «стервятников» ему было не достать — слишком далеко. Напрягшись, закричал:

— Сержант, уходят! К самолетам уходят!

Из разведчиков ближе всех к тому месту, где они стояли, находился Колодин. Обернувшись на крик капитана, он сразу же заметил бегущих по полю немецких летчиков, перевернулся на спину и дал по ним очередью из автомата. Пилоты бежали далековато друг от друга, а потому пули сержанта свалили лишь одного. Летчик рухнул на землю и больше не дернулся. Второй, видя, что подобная участь может грозить и ему, побежал из стороны в сторону, петляя, словно заяц.

Капитану с его места было плохо видно, но по внешнему облику и телосложению он догадался, что в живых из летчиков остался тот, кого Реммер назвал Майнцем — пилот «Мессершмитта». Значит, Колодин подстрелил Науманна — пилота «Юнкерса».

В это время пламя полностью охватило дежурку, и под прикрытием огня и дыма разведчики поползли вперед, сжимая кольцо вокруг бараков с немцами. Их уничтожение было теперь лишь вопросом времени. Однако капитана тревожила другая мысль: что делать с Майнцем? Хорошо, если он улетит на самолете с поля боя, а если он все-таки решится атаковать их сверху, ведь недаром же он тренировался целую неделю на мирных жителях?

Поначалу Черняк не понял, почему Майнц резко свернул в сторону и бежал теперь не к своему «Мессершмитту», а к «Юнкерсу». Но увидев, что кабина истребителя закрыта, а у бомбардировщика она распахнута, понял: Майнц опасался, что в момент, когда он станет открывать кабину, он уже не будет находиться в движении, тогда, соответственно, будет представлять собой отличную мишень, и его запросто могут подстрелить. Им двигало в тот момент единственное желание — выжить, выжить любой ценой.

Когда Майнц с разбегу вскочил на крыло, а с него ловко нырнул в кабину, захлопнув сверху за собой стеклянную крышку, Черняк увидел Сиротина. Тот, не опасаясь, что по нему могут открыть огонь засевшие в бараках немцы, открыто бежал по полю к теперь уже одиноко стоявшему «Мессершмитту». Майнц к тому времени уже успел вырулить «Юнкерс» и теперь разгонял его по полю, намереваясь поднять в небо. Когда это удалось, повернул машину и взял курс на запад, в глубь территории, контролируемой немцами.

Сиротин тоже, видимо, не зря обучался в летном училище. Нырнул в кабину «Мессершмитта» и завел двигатель так, словно это был его собственный самолет. Взлетев, на большой скорости устремился в погоню за «Юнкерсом».

Теперь, когда стало понятно, что Майнц, преследуемый Сиротиным, не рискнет атаковать их сверху, разведчики с удвоенной энергией усилили натиск на гитлеровцев. Тактика была простой: пока одни вели по баракам непрерывный ураганный огонь, не давая немцам высунуться, другие подползали ближе и синхронно бросали гранаты кто на крышу, кто под двери. От взрыва крыша обваливалась, барак загорался, после чего, повинуясь инстинкту самосохранения, немцы бросались через подорванные гранатой двери в открытый проем наружу, где попадали под уничтожающий огонь разведчиков. Так уже было разгромлено два барака, оставался последний, третий.

Тем временем в небе шел свой бой. Сиротин уже видел впереди себя вибрирующий хвост «Юнкерса». Когда он попытался пристроиться к нему сзади и скосить очередями, пилот бомбардировщика резко ушел вправо, по-видимому, разгадав маневр истребителя. Сиротин потянул ручку штурвала на себя, направив «Мессершмитт» вверх. Теперь он решил действовать иначе: расстрелять «Юнкерс», находясь сверху него. Его задачу могли облегчить облака, под прикрытием которых можно было подобраться к бомбардировщику вплотную, но их не было — небо, как назло, было чистым.

— Не уйдешь, гад! Не сможешь! Не дам! — вовсю орал Сиротин, пытаясь занять более выгодную позицию для стрельбы. — Это тебе не деревни! Это тебе не женщины и не дети! Сейчас, сейчас!

В какой-то момент Сиротин увидел, как от «Юнкерса» отделились черные точки и друг за другом полетели вниз.