Короче, Склифосовский! Судмедэксперты рассказывают Величко Владимир
— Женились, да! Свадьбу сыграли скромную, почти без гостей. В городке очень долго и шумно обсуждали это событие.
— Ну да, ну да! При этом все женщины искренне ругали обоих, особенно «этого кобеля», а мужики в присутствии жен все больше молчали и лишь что-то неопределенно бормотали, в ответ на их вопросы, — съязвил Самуилыч.
— А в общем-то, и нет, — ответил рассказчик. Когда я пришел работать в его отделение, его бывшие сотрудники мне и рассказали эту историю. А медрегистратор отделения — взрослая и повидавшая жизнь женщина — сказала, что два года они жили очень хорошо, девочка его, безусловно, любила. А он ее разве что на руках не носил, пылинки с нее сдувал! Он ее любил и как дочь — все-таки разница в возрасте! — и как любимую женщину и такого, — сказала она, — я больше никогда не увижу… потом она помолчала и добавила:
— Они оба были эти два года какие-то солнечные!
— И что же дальше с ними произошло? — вновь вклинился в рассказ неугомонный Самуилыч.
Подойдя к дому, он привычно глянул на свои окна. Они были темны и как-то по-особому пусты. А ведь она всегда знала, когда он идет, всегда ждала его, стоя у окна. Причем если в комнате было темно, Он безошибочно определял ее тонкий силуэт сквозь темное оконное стекло. А сейчас, впервые, он ее не чувствовал. И тут же на него накатила такая волна совершенно дикого страха, что на мгновение подкосились ноги. Он сначала остановился, а потом, преодолев внезапную слабость, бросился вперед и, мгновенно взлетев на свой этаж, дрожащими руками отпер дверь. В квартире было темно. А из ее глубины едва слышно доносился тихий плач.
И тогда, овладевший им беспричинный страх превратился в настоящую панику! Он так и не помнил, как она оказалась в его объятиях, — теплая, близкая и родная девочка.
А она, прижимаясь к нему, зарыдала в полный голос, буквально захлебываясь плачем. Он же, ничего не понимая, что-то шептал ей, успокаивал и при этом в его голове билась одна тревожная мысль — что-то произошло, что-то случилось… Потом она немного успокоилась и рассказала, что ее двоюродный брат (он с матерью, оказывается, пару месяцев назад тоже приехал из Средней Азии) сегодня случайно убил человека. Сказав это, она подняла свое заплаканное личико и с мольбой, буквально простонала:
— Помоги!
— Стой… свет не зажигай, — сказал он парню и вытащил прихваченный из дома фонарик.
— Где он?
— Вон там, у кровати лежит, — трясясь от страха, прошептал парень, — там, за перегородкой!
Он подошел поближе, разглядывая тело. Потом, нагнувшись, без труда определил, что это уже действительно труп.
— А теперь спокойно расскажи, как все произошло, — обратился он к парню, у которого уже весьма ощутимо постукивали зубы.
— Н… ну… у, это сосед… он пришел… долг гони, говорит, а потом… ну, это… полез обнимать меня… хватать…
Он посветил парню в лицо и, по сути, впервые разглядел его. Да, пацан, наверное, красив, — подумал он, — на такого девки вешаться должны пачками. Высокий, худой, с узкими, черными усиками в стиле 30-х годов и чем-то неуловимо напоминавший молодого Ален Делона.
— Ну, дальше, — хмуро потребовал он.
— Так, а все! Я его оттолкнул, сильно оттолкнул, он и полетел вон туда, — и парень показал рукой на батарею отопления. Старинную, с большим количеством секций, каждая из которых сходилась двумя ребрами — вертикальным и горизонтальным, образуя множество углов, о которые вполне можно…
— И головой прямо об нее, — закончил парень.
«Да, — подумал он, — значит, должен быть вдавленный перелом костей свода черепа в задней полусфере». Он присел возле тела и, надев перчатки, ощупал голову, быстро найдя искомое — небольшую рану, а в глубине хорошо различимый дефект подлежащей кости — и замер в раздумье. То, что он собирался сделать — было преступлением! Сокрытием, укрытием, соучастием — он не помнил, как точно Уголовный кодекс это называет. Но тут он вспомнил ее лицо и страстный шепот: «Помоги!» Тогда он, отбросив посторонние мысли, принялся за дело: с помощью кровоостанавливающей губки и тоненькой хирургической иглы заделал рану и, встав, сказал:
— А теперь — тщательно все вымой: пол, волосы и не забудь батарею. Чтоб нигде ни капельки, ни полосочки крови не было! Везде! Понял? — спросил он. И дождавшись его неуверенного кивка, продолжил:
— На все про все тебе полчаса, а потом все убираешь, укладываешь труп на диван, на спину — он худой, один справишься. Потом звонишь в милицию и сообщаешь, что дома обнаружил труп соседа. Мол, тот пришел еще часов в 6 вечера, сильно пьяный. Ты его уложил на диван, и сосед сразу же захрапел, а ты ушел по делам. Продумай, по каким, продумай, кто подтвердить это может. Понял? А дальше объясни, что когда через несколько часов вернулся домой, то обнаружил, что сосед мертвый… От того, как ты сыграешь эту роль, зависит твоя свобода. (А мысленно добавил — и моя тоже!) Проколешься — срок тебе светит не хилый.
— А потом, — спросил уже заметно успокоившийся парень.
— А потом — мои проблемы, — ответил он, не зная еще, что его проблемы будут несравненно больше, многократно больше!
— Так он стал преступником в первый раз, — сказал Саша Брюханов.
— А во второй раз — когда на вскрытии «не заметил» травму? Так? — спросил Миша Биттер.
— Да. Труп он вскрывал на следующий день один, без санитара, ибо эта была суббота! И никто ничего не заподозрил…
— А я даже догадываюсь, чем все закончилось, — вставил свое слово неугомонный Бурков.
— И чем?
— Так здесь и думать-то особо не надо — тоже мне, теорема Пифагора! — насмешливо сказал Серега и продолжил: — Коль рядом с молодой женой появился Некто смазливый, да еще и на Алена, нашего, Делона похожий… А муж старый! Дальше растолковывать надо, или уж сами дошурупите? Я не удивлюсь, что бедолага-муж этого самого Алена еще и мочканул, застукав их в процессе некоего предосудительного действа. Правильно? — спросил он у рассказчика.
— Правильно-то правильно, да не совсем, — ответил тот и, помолчав, продолжил:
— В общем, первое время все было тип-топ — как говорит сегодняшняя молодежь. Убитого похоронили, и жизнь потекла прежним чередом. Ну, почти прежним. Вот только молодая жена как-то изменилась. Она часто и беспричинно плакала, временами становилась очень задумчивой, временами наоборот — истеричной. Изменилось и ее поведение на интимном, так сказать, фронте. То она набрасывалась на мужа как сумасшедшая, обнимала, целовала с таким неистовством, будто просила за что-то прощения. А бывало наоборот — по неделе не подпускала его к себе, ссылаясь на малозначимые причины. Он все эти изменения поначалу списывал на стресс, а потом стал воспринимать как данность — мало ли какие у женщин бывают перепады настроения.
А потом все повторилось, как и в тот декабрьский вечер, только это был апрель, было светло, и под ногами были лужи, а не снег. И так же его посетило предчувствие… Зайдя в квартиру, он понял, что ее дома нет. Он обошел пустую квартиру, увидел вывернутые шкафы, пустые вешалки и ни единой ее вещички.
Вот как мне об этом рассказала медрегистратор отделения:
— Доктор в то утро опоздал часа на полтора, Мы сначала не встревожились — ну мало ли как бывает. И вот когда я сидела в своем кабинете и заполняла журнал, вдруг открылась дверь, и вошел доктор. При виде его я чуть со стула не упала — лицо было серое, искаженное такой гримасой отчаяния и боли, что я в первые секунды его не узнала.
— Доктор, что с вами? Вам плохо, — вскочила я со стула.
А он как-то неуклюже, словно деревянный сел на краешек дивана, закрыв глаза, чуточку посидел и сказал:
— Не спал всю ночь… не могу. — А потом полез в карман куртки, достал листок и протянул его мне. Развернув, я прочла единственное слово: «Прости!»
— Она уехала… навсегда… с этим, — сказал он глухим голосом и вдруг заплакал.
Домой в тот день он ушел рано. Медрегистратор силком напоила его крепчайшим и очень сладким чаем. Потом он шел один через весь их небольшой городок и совсем не запомнил, как пришел к дому. Только в этот раз у дома он, как обычно, не поднял голову и на окна не посмотрел. Незачем. Он и так знал, что они пустые и слепые. Не хотелось видеть их равнодушный блеск. Дома он принял душ и, переодевшись во все чистое, сел за стол и, положив на него руки, надолго замер. Так прошло часа два, не меньше, а он все не мог решиться. Вдруг в дверь робко и очень тихо постучались. Это были соседи, ее родители.
— Витя, — сказала сквозь слезы ее мама, — это мы виноваты в том, что случилось. Прости нас, если сможешь. Ведь из Средней Азии мы уехали не потому, что нас притесняли, а из-за дочери. Она в 14 лет встретила… этого. И завязалась у них такая любовь, что… В общем, соблазнил он ее, а там с таким клеймом жить нельзя. Все дороги для дочки были напрочь закрыты.
— Ромео и Джульетта… мать их, — пробурчал отец девочки.
— Да-а-а… вот тогда мы и уехали. И никому не сказали, куда именно. Знал бы ты, Виктор, как мы радовались вашей любви. Для нас это было счастьем. Она тебя полюбила искренне, поверь мне как матери. Мы были счастливы, что все так хорошо складывалось. Она ведь у нас единственная.
— Но он нашел ее, гаденыш, — стукнул по столу кулаком отец.
— Да и мы не знали об этом, ничего не знали. Она письмо оставила, вот из него и узнали, что произошло на самом деле. Вот Виктор и все! Мы виноваты. Прости нас, — еще раз повторила она. — Но тогда мы не могли тебе все рассказать. Ну, о ее прошлом…
Он с трудом дождался, когда они закончат и уйдут. Их слова не имели теперь для него никакого значения, никакого смысла.
Он встал и прошелся по комнате. Постоял у окна и, взяв чистый листок бумаги, решительно сел за стол и четким почерком написал: «Явка с повинной!»…
— Статья 285 УК РФ — злоупотребление служебным положением и скорее всего часть 3. И санкции там, если не ошибаюсь до 10 лет, — тут же прокомментировал Михаил Биттер ситуацию.
— Ну, ни фига себе! А этому… гаденышу… Алену Делону гребаному, что светило? — спросил заинтересованно Бурков.
— А он, скорее всего, пойдет по 109 статье, часть 1, санкция там до 2 лет. Но и то навряд ли. Не привлекут его. Ведь он за границей теперь. И выдачи не потребуют. Вернее, потребовать-то могут, но поскольку это деяние средней тяжести, то всерьез никто за границей его искать не будет. Вот такие дела…
— …подсудимый, встаньте! — сказал судья, когда закончилось оглашение обвинительного заключения. Но сидевший на зарешеченной скамье мужчина не ответил и продолжал сидеть, опустив голову. И только получив толчок в бок от конвоира, поднял голову и, с недоумением оглядевшись, встал.
— Вы все слышали, обвиняемый? Вам понятно, в чем вы обвиняетесь?
— Да, Ваша Честь! — невыразительным и тусклым голосом ответил мужчина.
— Вы признаете свою вину?..
Любовь, Афган и капитан
Глава 1
После Сашкиного рассказа комната погрузилась в молчание. Потом Самуилыч, со стуком поставив на стол пустую кружку, сказал:
— Вот если бы кто-то рассказал такую историю, где основным мотивом были бы деньги, чистая нажива — не поверил бы. На деньги в подобной ситуации может повестись только полный дебил от медицины! От судебной медицины, — уточнил Самуилыч.
— И от юриспруденции, — добавил Влад.
— А то, что это было сделано ради любви, веришь?
— Да, верю! Верю, несмотря на свои семьдесят с хвостиком. Любовь — то единственное, что правит миром.
— А вот и нет, — тут же влез в разговор рыжий Бурков. — Ты идеалист, Самуилыч! Миром правит жадность!
Тут все как-то враз загалдели, стараясь высказаться по сему поводу, но Мишка Биттер пристукнул ладонью по столу, сказал:
— Стоп, стоп, стоп! Давайте все на боковую. Поздно уже. А то завтра фиг поднимемся. А завтра, как вы знаете, — многозначительно сказал Миша, — консультацию проводит профессор, а он не любит…
— Да, — широко зевнув, поддержал Михаила Самуилыч, — и правда! Пошли баиньки. А завтра, коли будет такое желание…
— …И возможность! — снова вставил свое слово Бурков.
— И возможность, — мельком глянув на того, согласился Самуилыч. — Тогда и продолжим!
Утром, конечно, проспали, и поэтому завтраком пришлось пожертвовать. Времени только и хватило, чтоб умыться, одеться да бегом лететь на кафедру, ибо все знали отношение профессора Саркисова к «опаздывателям». Однако, к всеобщему удивлению, сам профессор отсутствовал, а вместо него пришел давешний доцент Зорин и сообщил, что профессор у ректора, а посему начало занятий будет проводить он…
Потом доцент оглядел нас и добродушно улыбнулся:
— Вижу, вижу: глаза красные, лица заспанные — небось к экзамену готовились допоздна? Я угадал? — И не дожидаясь ответа, хитро улыбнувшись, спросил:
— Ну и какая же глава из учебника… то есть я хотел сказать: какая из историй вам понравилась больше всего?
— А вы разве были у нас? — наивно удивился Бурок.
— Был. И почти все истории слышал: я ж по общежитию дежурил. Так что благодаря вам торчал там весь вечер. — Потом он улыбнулся и добавил: — О чем не жалею, кстати. Ваши рассказы были очень интересные и весьма поучительные! Ну а понравились мне больше всего две истории. Первая — это про бабушку, внука и шило. По-моему, это курсант Царюк рассказывал. Так?
— Он самый, — ответил Саша. — А вторая? Какая вторая история вам, Александр Ильич, запомнилась?
— Ну, я не буду оригинальным и отвечу, как Штирлиц. Запоминается — последнее. Вот и мне последняя история понравилась — про любовь мужчины и девочки. Трагично, но жизненно. — Потом помолчал и сказал:
— Пока суд да дело, расскажу я вам, коллеги, одну историю — как мне кажется, совсем не рядовую. Случилось она не со мной, а с моим учеником году этак в 1986–1987-м. — Тут он прервался и, глянув на нас, нерешительно сказал:
— Впрочем, коллеги, если у вас есть вопросы по переломам костей таза, мы можем сначала их разобрать…
— Н-э-е-ет, — дружно взревело два десятка глоток, — рассказывайте, Александр Ильич, вопросы подождут.
— Ладно, — улыбнулся он, — слушайте.
Затем, поднявшись из-за стола, прошелся по классу и подошел к окну. Там постоял минутку и повернулся к нам — слегка смущенно сказал:
— Хм… оказывается, лекции по судебной медицине читать гораздо проще, чем рассказать простенькую и, в общем-то, не длинную историю из жизни районного судмедэксперта.
— Да ладно вам, Александр Ильич! Мы все здесь не сладкоголосые Гомеры, так что…
— Да, вы правы. Значит, так: я буду рассказывать как смогу, а вы запомните… что сумеете! Итак, рассказ мой, как я уже сказал, — о нашем коллеге, вернее, нашем бывшем коллеге.
— А что, его тоже посадили, как и того, из прошлого рассказа? — вякнул было Серега Бурков, но Ильич очень хмуро глянул на него и весьма холодно сказал:
— Попрошу не перебивать! Еще одна реплика с места — и перейдем непосредственно к занятиям.
А сидевший сзади Сереги Боря Татаренко прогудел ему прямо в ухо:
— Вот сейчас как дам по башке! — и поднес к носу Буркова здоровенный кулачище: — Понял, чем пахнет? И чтоб ни звука мне!
Ильич же еще раз хмуро оглядел класс и, собравшись с мыслями, продолжил:
— Значит, расскажу я вам о нашем коллеге. О нашем бывшем коллеге, — настойчиво повторил Ильич.
Тут же неугомонный Бурков опять хотел что-то вякнуть, но Борис снова ему под нос подставил свой увесистый аргумент, и Серега промолчал…
— …Он у нас на кафедре был в интернатуре и по окончании поехал работать в районный центр, в городок с населением примерно пятьдесят тысяч. К моменту описываемых событий он проработал экспертом пять лет. И вот как-то, в конце июля, он вышел из очередного отпуска. Все знают, как трудно иногда бывает втягиваться в «трудовые будни» после отпуска, особенно когда эти будни завалены самой разнообразной работой. Ведь всем знакома ситуация, когда всем все от тебя надо и вдобавок — всем надо одновременно! Однако нашему эксперту повезло: почти целую неделю после отпуска работа текла равномерно и спокойно. Даже чересчур спокойно.
Но все, как известно, кончается. Кончилось и его относительное безделье, и что самое неприятное, кончилось оно в пятницу вечером, после звонка дежурного по РОВД, сообщившего, что на чердаке двухэтажного дома обнаружен труп женщины, пропавшей неделю тому назад.
Эксперт содрогнулся. Он живо представил себе состояние трупа, пролежавшего жарким летом на чердаке, под шиферной крышей всю неделю. Но делать нечего, и взяв рабочий чемоданчик, отправился к дому, где обнаружили труп. Благо это было совсем рядом. Там, у подъезда, его уже ждали: прокурор района, следователь и опера. То есть вся следственно-оперативная группа.
— Ну, что, товарищи юристы, — сказал эксперт, подойдя к ним, — с криминалом вас?
— С чего это вы, доктор, решили, что там, — и прокурор показал пальцем вверх, — непременно криминал?
— А вы думаете, что молодая женщина залезла на чердак полюбоваться на звезды? И поняв их вселенскую красоту, умерла от восторга? — И секунду подумав, сказал: — Или тупая травма тела, или удушение, или повешение в петле! А может, и зарезали…
— Добрый дядя доктор! — с издевкой ответил следователь. — Пришел и все изгадил! Но эксперт тут же огрызнулся:
— Так у вас, товарищи юристы, учимся, у вас.
Однако прокурор цыкнул на обоих, и члены СОГ потянулись в подъезд и дальше, на чердак — туда, где и был труп. При наружном осмотре заметных повреждений не обнаружилось, да и одежда была не нарушена. Сначала все решили, что эксперт лопухнулся, даже обозвали (зажимая носы) тухлым Нострадамусом, ибо ничего из того, что эксперт предсказал, на трупе они не нашли. Но когда эксперт откинул полу халата, то обнаружил входную огнестрельную рану, располагавшуюся аккурат в проекции сердца. И что характерно, ни пистолета, ни иного оружия они рядом не нашли. Не нашли и гильзу. А это подразумевало, что убийца — человек бывалый, опытный, или как теперь любят говорить, профессионал!
Закончив эту часть рассказа, Ильич, встав со стула, снова ушел к окну и, глянув на улицу, сказал:
— Ну вот и профессор пожаловал. Ладно, я успею еще досказать историю. — И помолчав немного, продолжил:
— О том, как снимали труп с чердака, о том, какой запах стоял при этом в подъезде, я говорить не буду, — сказал Александр Ильич, — вы сами это представляете. Не буду рассказывать и об исследовании трупа: эта процедура также вам насквозь знакомая. Скажу только, что пуля, извлеченная из трупа, в пулегильзотеке не значилась.
Вскоре задержали и предполагаемого убийцу — бывшего мужа. В положенный срок следствие закончилось, дело передали в суд и на одно из заседаний, по ходатайству государственного обвинителя, пригласили эксперта.
— А здесь, коллеги, сделаю небольшое отступление, — сказал Александр Ильич. — Дело в том, что и эксперт, и прокурор, и судья приехали работать в район чуть ли не в один день. Все трое были примерно одного возраста: эксперту было тогда чуть за тридцать, а прокурору и судье — чуточку побольше, но не намного. Так что неудивительно, что они стали, ну если и не друзьями, то хорошими приятелями.
Вот и в этот раз, допросив эксперта, судья объявил, что заседание суда закрыто. Когда подсудимого увели, когда разошлись все участники процесса, они, по сложившейся практике, пошли в кабинет судьи чаю попить и обговорить нюансы дела.
Пока судья «хлопотал по хозяйству» — ставил чайник, заваривал чай, доставал какое-то печенье, эксперт листал уголовное дело, а прокурор молча стоял у окна, бездумно глядя на прилегающую к зданию небольшую площадь.
Потом они пили чай, и при этом каждый в уме обыгрывал ситуацию этого уголовного дела. Наконец, «официальную часть» закончили. Первым нарушил молчание эксперт:
— Знаете, товарищи юриспруденты, здесь имеет место быть ошибка. Фатальная — для обвиняемого, грубая — для следствия. Убийца, мне думается, не он, а Некто, следствием не установленный.
— Ага: пришел, увидел, победил. Тоже мне Цезарь нашелся! Обоснуй! — рыкнул прокурор.
— А все обоснование мое уместится в один нехитрый вопрос: зачем они полезли на чердак? Что, он ее застрелить в более привычной обстановке не мог? Обязательно надо было на чердак тащить ее? Тем более что никто из соседей этого не видел. Значит, она шла добровольно и тихохонько. Такой поступок укладывается в период начала отношений между молодыми людьми… Стремление уединиться и прочее… ну вы понимаете. А здесь? Здесь что мы видим? Обоим уже под сорок, и вся романтика их отношений — в далеком прошлом. А в настоящем — обоюдная неприязнь, даже агрессия. Ведь во всех показаниях, имеющихся в деле, значится, что отношения у них были очень враждебные. Пару раз он ее порывался побить, даже невзирая на присутствие свидетелей.
— А один раз и вовсе побил. Нанес удар кулаком по лицу, — бросил судья. — Я его к штрафу приговаривал в свое время.
— …А я ее освидетельствовал в прошлом году, — добавил эксперт.
— Да, — согласно кивнул судья, — эти побои проходят красной нитью через все уголовное дело, подразумевая стремление бывшего мужа отомстить бывшей супруге за измену. Это и послужило толчком к тому, что основным подозреваемым стал именно он.
— …И найденная на туфлях бывшего мужа кровь, — добавил прокурор, — а также показания одного из свидетелей, что он когда-то видел у обвиняемого пистолет…
— Ага, который так и не нашли, — сказал эксперт. — Хотя, полагаю, в камере с обвиняемым очень плотно «поработали». Так что раз он не показал, где спрятана пушка, значит…
— Да, — подтвердил судья, — это все имеющиеся в деле улики против обвиняемого.
— Ну еще есть показания свидетеля о том, что дней за 10 до того, как обнаружили труп, обвиняемый якобы ходил по тому чердаку и что-то высматривал, — сказал прокурор.
— Так что же могло заставить женщину лезть с бывшим мужем туда, где ее и убили? Ведь она всячески избегала его, отказываясь даже разговаривать с ним. А если и случалось такое, то старалась это делать в присутствии подруги или еще кого-нибудь третьего. — Тут эксперт перевел дыхание и снова сказал: — Она его боялась! А тут вдруг поперлись вдвоем на чердак. Зачем? Молодость вспомнить?
Сказав это, он встал, прошелся по кабинету и договорил:
— Вот пока не будет ответа на вопрос «почему и зачем они вдвоем оказались на чердаке?», считать виновником убийства бывшего мужа нельзя, тем более что все улики — косвенные!
— Но ведь он сам сознался в преступлении, — сказал прокурор.
— Ага, сознался. Почти через месяц после ареста. Сомнительно выглядит такое признание! Тем более он от него откажется. Как пить дать откажется. Скажет, что заставили…
После этого опять наступило молчание.
— А по большому счету надо бы выяснить: а с кем, вообще, она могла там быть? — задумчиво сказал судья. — Хотя бы теоретически.
— Ты что, хочешь дело отправить на дослед? Ты что, этого теоретика наслушался? — кивнул прокурор в сторону эксперта.
— Не знаю… Буду думать. То ли на доследование отправлю дело, то ли вообще подсудимого оправдаю.
— Ха! Оправдает он! Мы два месяца пахали, а они за час разобрались!
— Да ты, товарищ прокурор, не кипятись. Ведь и сам понимаешь, что дело… нет-нет, не белыми нитками шито, а просто доказухи — реальной доказухи — в деле-то нет, — улыбнулся судья и продолжил:
— А наш эксперт молодец — сразу задал нужный вопрос! Сознайтесь, товарищ прокурор: о том, почему они оказались на чердаке, вы, следствие, даже не подумали?
— Конечно, свежий взгляд есть свежий взгляд — он многое замечает, — ответил прокурор. — Зато вспомните, как этот эксперт облажался в прошлом году? Ну, вспомните того человека, что сгорел у костра! Когда эксперт, не найдя в крови карбоксигемоглобин, сказал, что горел уже не живой человек, а труп. А комиссионная экспертиза ткнула его носом в то, что дело было на опушке леса, что был сильный ветер, который относил гарь в сторону, и горевший мог дышать свежим воздухом до самого… конца.
— Да, прокурор и есть прокурор — человек, от которого одни неприятности людям исходят. Мог бы и не напоминать, — пробурчал эксперт.
— Ну ладно. Приз в студию! — Судья подошел к сейфу и достал из оного какую-то красивую бутылку с темной жидкостью и три рюмки.
— А что так мало-то? — разглядывая бутылку, спросил прокурор. — Небось сам в одиночестве прикладываешься?
— А кто будет критиковать — тот вообще станет трезвенником, — ответил хозяин кабинета и разлил содержимое по рюмкам.
— И вот еще что, — сказал он, разглядывая рюмку на свет. — Достоверно сказать, стреляли из пистолета с глушителем или из простого ствола — нельзя: определить не представилось возможным. Ну, из-за гнилостных изменений кожи, а значит…
— …А значит, мы тоже не дураки и провели опросы людей во всей округе. Никто выстрела не слышал, — ответил прокурор. — Значит, пушка была с глушаком, — настойчиво сказал он.
— Или без глушака, — задумчиво добавил эксперт. — Но выстрел был сделан в нужный момент. Например, в момент громкого звука на улице.
— Да, это идея… во время гудка Слюдяной фабрики, например, — встрепенулся судья.
— И что это нам даст? — брюзгливо спросил прокурор. — Ну стреляли во время гудка — а гудит он четыре раза в день: в 8, 12, 13 и 17 часов — и что?
— А вот и думайте, что вам от этого и как такой факт на пользу дела обернуть, — жестко сказал судья и, подняв рюмку, плесканул ее содержимое в рот. Сморщившись, он похрумкал печенюшкой и добавил:
— А подсудимого я завтра отпускаю под подписку о невыезде, тем более что адвокатша набабахала такое ходатайство… Ну а уголовное дело, соответственно, я направлю на дополнительное расследование.
— А у тебя, конечно, глаз так и загорелся при виде «ходатайства» этой адвокатши? — ехидно спросил прокурор. — А, сознайся?
— Неважно. Главное, что дело по обвинению этого… мужа-скандалиста — сырое. Как только ты его пропустил в суд?..
После этих слов рассказчик замолчал, стал каким-то отстраненным, будто ушел в какой-то свой, неведомый никому мир. Слушатели, видя настроение Ильича, тоже молчали. Наконец, самый нетерпеливый — Сергей Бурков — тихонько спросил:
— Александр Ильич, а дальше-то что было? Убийцу нашли? Или все-таки бывший муж был убийцей?
— Муж? — с недоумением спросил Ильич. — При чем здесь муж?.. Муж объелся груш… Нет, муж отношения к убийству не имел, — сказал он и вроде как сам себя переспросил: — Дальше? Дальше… — затем он, сделав некое внутреннее усилие, продолжил:
— Что дальше? А дальше все занялись своей работой, тем более что у эксперта ее навалило (в прямом и переносном смысле) немерено. Прокурорские тоже с работы не вылезали, и их можно было понять. Нераскрытое убийство к отдыху не располагало. Ну а судья укатил на выездное заседание в соседний район, где слушалось громкое и громоздкое дело о махинациях в экономической сфере. Но вот ровно через две недели, в очередную пятницу, эксперту позвонил прокурор:
— Слушай, ты можешь ко мне подъехать?
— С вещами? — широко улыбнувшись, спросил эксперт.
— Дурак ты… хоть и не дурак! Все, машину, — сухо ответил прокурор и добавил: — Только будь другом — резину не тяни. Нужен! Жду!
И точно, вскоре подкатил прокурорский «газик», а еще через 10 минут они уже въезжали во двор прокуратуры. В кабинете, кроме хозяина, были и двое военных: лейтенант и майор.
— Слушай, — сказал прокурор, — надо кое-что обговорить. А ты для этой роли… — Но закончить фразу он не успел, так как под окнами раздался резкий скрип тормозов и визг резины по асфальту. Это остановилась шикарная черная «Волга» двадцать четвертой модели. А из нее вылез судья и стремительно скрылся в подъезде.
— Вовремя, — с явным облегчением сказал прокурор, — вовремя! — Однако, когда судья вошел в кабинет, прокурорское лицо уже имело всегдашнее скучно-кислое выражение.
— Вот обратите внимание, — язвительно сказал он нам, одновременно здороваясь с судьей, — стоило только ему провести ряд судебных заседаний по поводу воровства государственных денюжек, и пожалуйста — у означенного судьи появилась «Волга». Ловок, ничего не скажешь.
Однако судья на этот выпад никак не прореагировал. Он прошел к диванчику и по-хозяйски уселся на него. И только тут, приглядевшись, мы обратили внимание на его улыбку. Даже не улыбку, а какой-то внутренний свет, озаряющий лицо судьи.
— Ну и что цветем, как роза в мае? Кому-то срок влепил… выше высшего предела?
Судья встал и неторопливо прошелся по кабинету, о чем-то напряженно раздумывая.
— Ну не томи, — подтолкнул его прокурор. — Давай колись, выкладывай свое сугубо личное!
— А ты откуда знаешь?
— Да ничего я не знаю! Просто на твоей роже все написано!
— Друзья, — начал он, — может, вы меня и осудите, но… дело в том, что я встретил женщину свой мечты, женщину, ради которой готов на все. Женщину, которую я люблю, и мы скоро поженимся! Вот! — закончил он, издав вдох облегчения.
Прокурор тоже поднялся со своего кресла и, подойдя к судье, сказал:
— Ты в своем уме? Ты ж понимаешь, что если все выплывет «на суд общественности», то на своей карьере, да что там карьере — работе — тебе придется поставить крест. Вышибут с треском! Как пить дать вышибут. И куда ты потом пойдешь? В адвокаты, как твоя избранница?
Судья дернулся:
— А ты откуда знаешь, кто она?
— Откуда, откуда… от верблюда! Ты ж с этой рыжей адвокатшей всю неделю… тесно общался на выездном заседании.
— Да уж… наверное, очень тесно, — протянул эксперт, глядя невинными глазами на судью.
— …А глаз ты на нее положил, — продолжил прокурор, — еще раньше, на процессе по убийству. Так? Я ж видел, как ты на нее пялился, развратник!
— В основном на ее коленки, — делано безразличным голосом уточнил эксперт.
— М-да! Не ожидал, что догадаетесь, — слегка сконфуженно ответил судья.
— Интересно, когда ты успел принять ислам? — с каменным выражением лица спросил эксперт.
— Какой ислам? — слегка оторопев, спросил судья.
— Такой! Ведь только у мусульман разрешено многоженство?
— Иди ты! — цыкнул на него судья. — Мне не до шуток. Я с женой развожусь. У нас ничего общего не осталось, мы разные люди.
— А эта твоя… адвокатша. Она что? Тоже от мужа уйдет?
— Во-первых, не адвокатша, а Нина Петровна, а во-вторых, никто нашей любви помешать не сможет, — твердо сказал судья и вышел из кабинета. Затем, повернувшись, через полуоткрытую дверь сказал:
— Коллеги, прошу вас быть на нашем очень скромном торжестве! Время и место оного сообщу позднее. — Дверь за влюбленным служителем Фемиды закрылась.
Мы оторопело переглянулись.
— Ну и дела-а-а! Кто бы мог подумать. Вот дурак, ведь все рушит, все!
Некоторое время все молча переваривали эту сногсшибательную информацию. Потом прокурор поднялся и сказал:
— Давайте за дело. Мы — как ты, должно быть, догадываешься, — обратился прокурор к эксперту, — за это время провернули немалую работу по раскрытию убийства, и вот сейчас у нас на заметке есть три равноценных кандидата в убийцы.
— Ну-ну, давай подробнее!
— Ты, задавая тот вопрос «а почему они оказались вдвоем на чердаке?», был прав. Мы этот нюанс не учли и совсем не рассматривали. Какой-то он не наш, этот вопрос. Он скорее из области психологии. А не имея фигуранта, рассматривать его можно было чисто абстрактно. И эта абстракция давала однозначный ответ: любовная интрижка. Ну и еще кое-какие нюансы. Причем, скорее всего, интрижка с женатым человеком. А иначе зачем им по чердакам прятаться? И еще: поход на чердак мог осуществиться только при полном ее доверии к… любовнику. Наши сотрудники, вернее, сотрудницы еще раз целенаправленно провели опросы подруг убитой. В результате замаячила на горизонте далекая и еще неясная фигура некоего мужчины. И еще кто-то из подруг неуверенно сказал, что он якобы военный.
Второй вопрос, который мы исследовали, это вопрос о громкости, вернее, слышимости самого выстрела для окружающих. Не решен он был еще и потому, что ваши эксперты физико-техники дали только ответ о дистанции выстрела, о том, что он был произведен в пределах действия дополнительных факторов, то есть с близкой дистанции. А вот на вопрос о глушителе они достоверно не ответили. Указали лишь, что частиц, позволяющих судить о применении глушителя мембранного типа, на коже вокруг раны не найдено. А вот наш опер, что служит в РОВД, — бывший спецназовец. Он в декабре 79-го десантировался на Кабул, имеет приличный опыт спецопераций в том же Афгане. Так вот, он всех нас уверил, что глушитель на стволе имел место быть, — тут прокурор поднялся, потирая руки, прошелся по кабинету и продолжил:
— Вот поэтому мы и не стали-то особо этот вопрос исследовать. Так, поспрошали людей, не слышали ли они тогда-то и тогда выстрел — и все. Теперь же пришлось провести следственный эксперимент: набив мешок песком и затащив его на чердак, мы взялись палить в него из «макара». При этом расставили вокруг дома «уши», ну то есть людей. Так вот, выстрел в тишине слышался отчетливо и довольно далеко. Неплохо он слышался и в момент фабричного гудка. Мы было приуныли и уже ушли из дома, как над нами пошел на взлет реактивный истребитель — авиационный полк-то от нас всего в 10 километрах базируется. Вот тут нас и озарило…
— Позвольте, товарищ прокурор, дальше я продолжу, — сказал незнакомый майор.
— Да, будьте добры. — И прокурор, повернувшись в сторону эксперта, сказал, кивнув на военного:
— Это помощник военного прокурора. Прибыл для совместных действий и для координации этих действий с командованием авиационной части.
— Ага! Значит, убивец в погонах…
— Еще неизвестно, — сухо ответил майор, — является ли предполагаемый преступник военнослужащим. Это только предположение, и прошу меня не перебивать, товарищ эксперт.
— Так вот, — откашлявшись, продолжил майор, — местные товарищи провели повторный и прицельный обыск в квартире убитой и обнаружили поношенные погоны с четырьмя звездочками, предположительно, от летней полевой формы. Сразу же опросили родственников убитой о том, чьими эти погоны могли быть. И все уверенно показали, что в их семье военных нет, и никогда не было. А это уже был след, правда, очень слабенький.
— Ну почему же слабенький? — снова влез эксперт. — Бери списки личного состава — и выявляй, кому летом майора кинули, и все — бегом к нему с наручниками.
— Не стоит делать поспешных выводов, — чуть брюзгливо ответил майор. — Мы тоже подумали об этом…
— Но, как оказалось, напрасно! Никому очередное звание майора за последний год не присваивалось, — это отметился репликой прокурор, — а вот о чем мы подумали, так это…
— Так это о том, существует ли точное расписание вылетов самолетов, и кто точно может быть в курсе этого расписания, — с довольным видом дополнил речь прокурора эксперт, — и что таких людей не должно быть много!
— Ну вот, товарищ майор! Видали, каков экземпляр? А вы еще сомневались, привлекать его к операции или нет. Ему бы грамотешки на юрфаке набраться — вообще цены как розыскнику или следователю не было бы!
— Стоп-стоп-стоп, — вскинул руку эксперт, — это к какой такой операции?
— Об этом чуть попозже, если позволите, — тихо сказал майор и продолжил:
— После того как товарищи из местных органов, — он кивнул на прокурора, — сообщили о возможной причастности к убийству военнослужащего, к операции подключились мы — Военная прокуратура и Особый отдел округа. Совместно со службой тыла, под видом внеплановой проверки имущества части, мы тщательно просеяли весь личный состав войсковой части. Нашей целью было выявить тех, кто мог совершить преступление. После подробной проверки всего личного состава части под подозрением осталось три офицера. Прапорщик, капитан и майор. Если коротко, то вот: все они совершенно точно знали время вылета каждого самолета, все они незадолго до полетов (правда, в разное время) убыли из расположения части, причем прапорщик отсутствовал самовольно. Далее, во время отсутствия в части их никто в городе не видел. Никто не знает, где они были. И последнее: все трое женаты, но имеют славу «ходоков»…
— То есть бабников, — смачно сказал эксперт.
Читать бесплатно другие книги:
