Игра Лазаря Марух Максим

7

В панорамных окнах «Гризли» начисто выбили стёкла. Полосатый пятачок парковки перед фасадом отгородили баррикадой легковых автомобилей, позаимствованных, видимо, у той же самой парковки. Просветы на стыках капотов и багажников до самых крыш завалили полипропиленовыми мешками, набитыми чем-то сыпучим. В кладке оставили узкие амбразуры, через которые, судя по всему, предполагалось вести огонь из заявленного диктором оружия. Сквозь стёкла автомобилей можно было различить фигуры людей, снующих туда-сюда в крепостном дворике перед тёмным зевом супермаркета. Активнее всего мельтешили за белым седаном «Ниссан», во весь бок у которого красной краской было нарисовано слово «ВЫХОД».

– Вон там у них, похоже, КПП, – вполголоса сказал Лазарь, выглядывая из-за обгоревшего остова пассажирской «Газели».

– Ну, так пошли! – прошептал Джуда.

– Не спеши. Смотри, кто идёт.

На дороге появилось четыре человека. Крепкий мужчина в потемневшей от крови гавайке вёл за собой вереницу из трёх мальчишек, самому старшему из которых было не больше двенадцати. Пригибаясь к земле, компания перебежками продвигалась к заградительному барьеру «Гризли».

Джуда дёрнулся вперёд:

– Пойдём с ними…

– Нет, – остановил его Лазарь. – Сначала посмотрим.

Компания добралась до машины с надписью «ВЫХОД», и мужчина нетерпеливо забарабанил кулаком в боковое стекло. Минуту ничего не происходило. Потом водительская дверца открылась, и из «Ниссана» вынырнуло наружу трое охранников, вооружённых охотничьими ружьями и карабинами.

Один из охранников наставил сдвоенный ствол на мужчину.

– Руки вверх, – приказал он, взводя оба бойка. – И отошёл на три шага.

– Папа? – сказал один из мальчиков, когда отец отпихнул его от себя и попятился. – Папа!

– Серж, осмотри детей, – приказал второй охранник.

Пока первый держал на мушке отца, второй сканировал дулом пространство перед супермаркетом.

– Они целы и невредимы, – сказал мужчина в окровавленной гавайке. – Только я…

Третий охранник закинул карабин на плечо и принялся задирать мальчишкам майки и спускать до колен шорты.

– Нормально, – сказал он.

– Возьмите только детей, – взмолился отец, отступая ещё дальше. – Себя не прошу.

Старший из мальчишек сообразил всё первым. Попытался сделать несколько робких шагов навстречу к отцу, но один из охранников грубо дёрнул его за шиворот обратно. Мальчишка расплакался. Младшие браться не до конца понимали, что заставило брата удариться в слёзы, но всё-таки уловили общее настроение и сразу подхватили. Через секунду три тонких голоска слились в пронзительное бесконечное «Папа! Папа!», перемежающееся плачем.

Мужчина в окровавленной гавайке отступал спиной, пока не исчез из виду. Детей спешно запихнули в машину, и улицу снова окутала тишина, как будто ничего и не происходило. С той стороны забора нашли очень быстрый способ заткнуть детям рот.

Лазарь не сразу заметил, что Яника плачет.

– Пацаны буду жить, – обратился он к ней, а сам подумал: «вряд ли долго, и вряд ли счастливо, но этого никто никогда не узнает, поэтому все сомнения лучше оставить самим мальчишкам». – Долго и счастливо. Слышишь?

Её всхлипывания, почему-то, жутко раздражали.

Джуда напряжённо молчал. То ли был сражён неприятной сценой у входа в «Гризли», то ли просто не знал, что сказать. А Яника всё плакала и плакала. И не могла успокоиться.

Когда слушать её дальше стало невыносимо, Лазаря вдруг осенило.

– Девять из десяти… – выдохнул он, чувствуя, как пот под майкой становится очень холодным.

– А по мне, так на семерочку, – не понял Джуда.

Наверное, Лазарь слишком выразительно посмотрел на него, потому что лицо белобрысого посерело:

– Я чего-то не догоняю?

– Мы никуда не идём, – отрывисто сказал Лазарь. – Надо возвращаться.

– Это шутка, да?

– Шуткой было бы назвать тебя зоофилом. А мы уходим.

Какое-то время Джуда соображал, что бы это могло значить. Не придумав ничего вразумительного, он напустился на Лазаря всеми перунами:

– Да ты что, бредишь? Плевать я хотел на пацанов этих! На батяню их, на мамашу и на всю эту канитель! Мы сюда зачем пёрлись?! Чтобы развернуться у самого входа, потому что у тебя вдруг случился приступ моральности?

– Нет, – покачал головой Лазарь и посмотрел на Янику, – мы развернёмся, потому что твою подругу туда не пустят. Её покусали.

8

Они разместились на втором этаже одной из высоток, за два номера до той, что с «Гризли». Двухкомнатная квартира со зловонной кухней была, хуже не придумаешь, но зато на входе стояла хорошая, прочная железная дверь.

– Я не могу в это поверить! – повторил Джуда в десятый раз. – Я просто не могу в это поверить!

Полчаса назад Яника задрала рукав кофты и показала небольшую ранку от укуса, забинтованную чуть выше локтя, а также несколько отметин от когтей поменьше – всё, что успел сделать с ней прокажённый до того, как в схватку с ним вступил её отец.

– Как ты могла?! Скрыть от меня такое?!

А ведь он сейчас, наверное, даже рад, что скрыла, желчно подумал Лазарь, вспоминая пошлые подмигивания Джуды. А если зараза передаётся через слюну, жалеет ещё и о поцелуях.

Яника больше не плакала. Просто стояла у подоконника, прижавшись плечом к стене, и разглядывала в окно разорённый палисадник. Лазарь подумал, что сейчас она легко могла бы выбить головой стекло и выпрыгнуть наружу, будь они этажом повыше.

– Почему ты до сих пор не перевоплотилась?

Яника покачала головой – не знаю.

Лазарю не требовался ответ на этот вопрос. Хозяин инсона редко подчиняется установленным им же правилам – это и отличает его от остальных. Чаще всего в этой уникальности скрыт ключ к победе в Игре.

– Ты знаешь, кто он такой? – спросил её Лазарь из дальнего угла комнаты.

Удивительно, но Джуда каким-то образом оказался рядом с ним. А ведь ещё утром невозможно было представить, что уже к обеду, будучи втроём в одной комнате, он станет держаться ближе к нему, нежели к ней.

– Сосед из четырнадцатой – знаешь его?

Рыжая голова снова помоталась из стороны в сторону.

Она врала. Возможно, неосознанно, но врала. Даже законченные шизофреники знают, что означают их галлюцинации. Ну, или, по крайней мере, думают, что знают.

Джуду грызли те же сомнения:

– Я ей не верю. Как ей теперь вообще можно верить?

Верить нельзя никому. Ни теперь, ни потом – никогда. Лазарь повторял себе это изо дня в день – перед сном и после сна – и всё равно попался. Поверил, как последний идиот потащил её в лагерь, хотя всё указывало на то, что ей там не место. И вот к чему это привело. Кто знает – может, лучше было вообще остаться дома? Не плясать под дудку Ведущего, не усугублять и без того шаткое здоровье этой несчастной девочки. С другой стороны – зачем тогда вообще Играть?

– Я никого не держу, – шмыгнула носом Яника. – Вы оба здоровы, вас они пустят без проблем. Мальчишек же пустили.

– А ты, стало быть, собралась стать кем-то вроде их папаши? – подколол Лазарь.

Яника повернула к нему распухшее от слёз лицо, и Лазаря передёрнуло – миловидные черты искажала гримаса ненависти.

– А ты вообще, что тут делаешь?

Голос звенел презрением и злобой, но Лазаря сомневался, что эти чувства она адресовала ему. Его преследовало ощущение, что и то и другое она испытывает нечасто, а адресует кому-то и того реже.

– Чего сюда с нами притащился? Катился бы в свой расчудесный лагерь и балдел там за баррикадами. Глядишь, и сухарями накормят до отвала, и забинтуют как надо. Не понимаю, чего ты с нами возишься?

– Присмотрись ко мне внимательней. Думаешь, славные ребята в лагере делают заборы крови и тестируют всякими центрифугами и микроскопами в передвижной бактериологической лаборатории? Подумай сама – пройти фейсконтроль у тамошних церберов мне точно не светит, – Лазарь указал на многочисленные царапины-ссадины. – Ты вруша, а я реалист, как видишь. Кстати, своё «спасибо» за откровение про отца я беру обратно, если не возражаешь.

– Бери, не жалко, – отмахнулась Яника и переметнула на Джуду. – Ну, а ты?

Парень смотрел на неё долгим придирчивым взглядом. Так смотрит миллионер на картину Люсьена Фрейда, раздумывая – купить, не купить. От Джуды по-прежнему исходило то самое сияние совершенства, которое Лазарь заметил утром. Возможно, за последние пару часов оно немного померкло, но, скорее всего, Лазарю просто хотелось так думать. Девчонка по-прежнему видела в Джуде единственный ключ к спасению – сомневаться в этом не приходилось.

– Лживая дура, – наконец, изрёк Джуда, выступая из угла. – Пойду на кухню, гляну чё пожрать.

9

Уже знакомый блин света из торшера встречал пробуждение Лазаря верным напоминание того, что ещё пара дней в таком ритме, и впору просить прибавки к жалованию. Послышался шелест перелистываемой страницы. Не поднимая головы, Лазарь скосил глаза на компьютерное кресло у письменного стола.

– С добрым утром, – Сенсор смотрел на него поверх раскрытой книги.

– Какое, к чёрту, доброе? – пробурчал Лазарь, опуская ноги на ковёр. – Дай воды, а.

Сенс захлопнул книгу, оттолкнулся ногой от стола и подкатился к графину. Очки-половинки на кончике носа делали его похожим на деревенщину, приехавшую покорять столичные ВУЗы.

– Ты хотел сказать: «какое, к чёрту, утро», – Сенсор подал стакан. – И говоря это, я как бы намекаю, что не могу спокойно спать у себя в комнате, когда на моём диване постоянно ворочается и что-то бормочет здоровенная детина.

– У меня воняет красками, – пробубнил в стакан Лазарь, выцеживая воду до дна. – Это вредно для здоровья.

– Ну, конечно. Убрать краски, навести порядок, проветрить помещение – слишком высокая плата за твоё здоровье. Куда как проще загнать туда меня.

Часы показывали половину второго ночи – Яника долго не могла заснуть. Пока Лазарь был внутри, Дара пару раз незаметно заглядывала в инсон, чтобы проведать его. Убедившись, что с ним всё в порядке, они с Аймой отправились спать, предварительно обработав ссадины Лазаря, полученные при падении с «Хаммера».

– Может, поговорим? – прищурился Сенсор. – Второй день пропадаешь невесть где. У меня начинает складываться чувство, что ты свалил в командировку. Мы сегодня с Дарой кое-что вызнали, что тебе не мешало бы знать. «Ярость»? – он потряс в руке книгой, которую читал. Название жёлтыми буквами отпечаталось на кроваво-красном фоне обложки.

– Нашёл у тебя в конуре, – объяснил он.

– Карнеги лежал в другом ящике, – Лазарь принял сидячее положение и ощупал лоб. Дело шло на поправку, рана быстро заживала. – Как правильно лизать зад, чтобы тебя все любили. Извини, не читаю книг толще трёхсот страниц – руки устают.

– На заднем клапане суперобложки я прочёл аннотацию, – Сенсор продолжал трясти книгой, – и вспомнил. Её изъяли из продажи, когда какой-то парень из Канзаса взял короткоствол и пошёл по школе играть в «контр-страйк». Потом у него дома нашли эту вещь.

Лазарь смерил друга долгим взглядом:

– И почему вы с Дарой ещё не вместе?

– Одинаковые полярности, – пожал плечами Сенс.

– Это придумали чокнутые физики, для которых человек и кусок магнита одно и то же.

– И я не в её вкусе.

– В разговоре с корешами советую переставлять местоимения, а не то рискуешь прослыть лузером. А на счёт книги – если ты веришь, что каждая зарубленная наркоманами орденоносная ветеранка превращает гроб Достоевского в динамо-машину, то почему ещё не строчишь петицию куда-нибудь в Минкультуры?

– Не настолько мы одинаковые полярности, – усмехнулся Сенс и добавил уже серьёзно: – Я знаю, что ты в ней ищешь.

– Ну, раз мы оба знаем, можешь не рассказывать.

Лазарь встал с дивана и блаженно потянулся. Затёкшие суставы затрещали, как кастаньеты.

– Автор этой книги не имел ни малейшего представления ни об инсонах, ни о Ведущем Игры, ни о людях вроде нас, – продолжал Сенс. – Парня, взявшего в заложники своих однокурсников, никто никогда не «играл». Эту историю выдумали, а значит, ты не найдёшь здесь ничего.

– Я знаю, где сейчас найти то, что мне нужно, – Лазарь подошёл к двери и нажал на ручку. – И оно совсем рядом.

10

Звук мочи, падающей в водяную пробку унитаза, странным образом заглушал размышления о пареньке из Канзаса, который, как и автор «Ярости», ничего не знал про то, о чём говорил сейчас Сенсор. Интересно, «играли» ли его?

В коридоре Лазаря окликнул сильный, чуть нагловатый баритон. Лазарь оглянулся – его нагонял высокий мускулистый парень с коротко стрижеными волосами и чересчур близко посаженными глазами, прибавлявшими и без того тяжёлым чертам его лица лошадиного очарования.

– Привет, – парень протянул плотную ладонь.

– Так виделись сегодня, Матвей, – свои руки Лазарь оставил висеть вдоль туловища. Что за идиотская привычка – «приветкать» по двадцать раз на дню?

– Сегодня не виделись, – возразил Матвей. – Твоё «сегодня» два часа назад стало «вчера».

– Ты такой педант.

– Ну, а как же? – Матвей недружелюбно прищурил глаз. – А если проследить дальше, то «вчера», которое было вчера, сегодня стало «позавчера». Как раз то позавчера, когда ты копался в моём компьютере. Ну, как, припоминаешь?

Бывает, что люди оказываются на самом деле значительно умнее, чем выглядят. Почему-то в отношении Матвея Лазарь всё время забывал об этом. Наверное, причиной тому неповторимая манера Матвея вести себя с окружающими – этакое пренебрежительное высокомерие мудреца. Матвей всегда был таким, с самой первой их встречи.

Впрочем, тогда он действительно казался Лазарю мудрецом – а как ещё относится к человеку, обратившему тебя в свою веру? Матвей был первым Эмпатом, которого повстречал Лазарь (не считая Сенса, конечно). Хуже того – Матвей был первым и практически единственным, кому довелось побывать в инсоне Лазаря. Матвей открыл удивительный «мир под миром», стал проводником в сказку, обучил её правилам и законам. Если бы не он, их с Сенсом вообще могло здесь не быть. Впрочем, в этом смысле Лазарь обязанным себя не считал – Матвей нуждался в команде, они с Сенсом в Матвее, так что их интересы временно совпадали.

Со временем Лазарь понял, что инсоны – не теоретическая физика. Очень скоро он освоил все премудрости новой профессии не хуже самого учителя и справедливо ожидал перемен в отношении к себе. Наверное, этот момент и послужил плацдармом для зародившейся вражды – Матвей продолжал вести себя так, словно их с Лазарем разделяют не два года практики, а целая вечность. Кто-нибудь попроще (вроде Сенса, например) наверняка смирился бы с таким положением вещей, предпочтя худой мир доброй ссоре. Но только не Лазарь.

Внутренний правдолюбец, всегда берущий на себя слово в спорных ситуациях, охотно подсказывал, что здесь они с Матвеем как раз похожи: «поменяй вас местами, и ещё неизвестно, в какого деспота превратился бы ты». С этим трудно было спорить – с внутренними правдолюбцами вообще трудно спорить.

Сейчас Матвей снова смотрел на Лазаря сверху вниз, будучи на пол головы ниже, упиваясь законностью предъявляемых обвинений. Ещё одна бесплатная возможность показать, кто в доме хозяин.

Отпираться глупо, бессмысленно и слишком недостойно.

– Дара сдала?

– Нет, – покачал головой Матвей.

– И просила не сдавать её.

– Сказал же нет, – Матвей возвысил тон. В отличие от колымаги Сенса, этот крендель заводился с полоборота. – Ты сам себя сдал, когда забыл почистить историю посещений. Что-то не припомню, когда это мне понадобились таблетки от шизофрении.

«Эх, Малой, Малой – конспиратор!»

– Может, понадобились Айме? Ты присмотрись…

– Слушай, урод, – Матвей хлопнул Лазаря по плечу тяжёлой ладонью, всё это время безответно висевшей в воздухе, – ещё раз залезешь в нашу комнату без спроса, и тебе понадобятся противозачаточные. Намёк понятен?

Лазарь не ответил, и какое-то время они с Матвеем молча пожирали друг друга глазами.

– У тебя всё? – наконец, спросил Лазарь.

– Пока что.

– Ну, тогда до завтра? – он протянул Матвею руку.

– Да пошёл ты!

А иногда бывает так, размышлял Лазарь, возвращаясь в комнату Сенса, что первый, кто пожмёт сегодня твою руку, станет первым, кто пошлёт тебя куда подальше.

11

Они накинули на плечи куртки и вышли на запорошённый снегом балкон. Эта часть деревни располагалась на холме, и отсюда открывался прекрасный вид на город. В комнатах погасили свет, чтобы сделать ночь ещё пронзительнее и чище. Неколебимая стоялая мгла, подсвеченная снизу огнями простирающегося внизу города, напоминала украшенный блёстками бархатный занавес, за которым прятались до поры до времени декорации дня.

– Хорошо сегодня, – Сенсор смёл ладонью снег с перил и опёрся на них локтями. – Морозно и не холодно.

– Дышится, – согласился Лазарь.

– А у неё там лето.

– У них у всех там перманентное лето.

Сенсор ненадолго ушёл в себя. Потом глубокомысленно заявил:

– Знаешь, а у меня, наверное, была бы зима.

– Можешь сколько угодно рефлектировать на эту тему, но только тот парень, кем ты себя считаешь, и тот, кто ты есть на самом деле – эти двое никогда не встретятся, не сядут и не пропустят по паре пива. А если и встретятся, то всё равно не узнают друг друга. Так что ты не можешь знать. Да и не надо знать.

Они помолчали, с наслаждением обжигая ноздри морозным воздухом.

– У меня три часа на сон, двадцать минут на утренний туалет и минут пятнадцать на плотный завтрак с обедом и ужином, – напомнил Лазарь.

– Ты, конечно, опять ничего не расскажешь про сегодня?

– Нечего пока рассказывать, – Лазарь лениво катал в пальцах шарик снега. – Рассекал на «Хаммере».

– Ну, конечно. «Хаммер» куда важнее того, что девчонку покусали. Да, и про лагерь мы тоже знаем.

Шарик быстро рос в размерах – Лазарь возил им вдоль перил туда-сюда, чтобы набрать побольше снега.

– Ни черта вы не знаете. И до тех пор, пока лагерь и всё прочее не имеют для нас никакого ясного значения, всё, что там происходит, тоже никакого значения не имеет.

– Этот случай особенный для тебя, – многозначительно изрёк Сенсор. – Ты, конечно, замкнутый эгоистичный придурок, но Игра есть Игра, а команда есть команда, и всегда так было. Но здесь всё по-другому. И я хочу выяснить – почему.

– У тебя богатая фантазия, выяснитель.

«Синдром мамочки в действии, и две подружки-хохотушки, дующие в уши», – закончил Лазарь уже мысленно.

– Может быть. Но впредь я пальцем о палец не ударю, если ты и дальше будешь играть в молчанку.

– Ладно, договорились. Завтра выложу всё, как на духу. А теперь рассказывай про сегодня.

Некоторое время Сенсор прикидывал в уме удовлетворительность ответа.

– Новость номер раз, – наконец, сказал он. – Мы проверили квартиру четырнадцать. Если между бабулей «божьим одуванчиком» и двухметровой гориллой с отвисшими гениталиями и есть что-то общее, то только в больном воображении девчонки. С начала девяностых там вообще никаких мужиков не проживало – мы проверили.

Почему-то эта информация Лазаря не удивила.

– Да, шизофрения – она такая.

После бегства из квартиры Яники Лазарь забыл о соседе, приняв его за обычную спайку. Спайка – мелкий психологический барьер, обусловленный временными обстоятельствами. Сомнения, неуверенность в себе, мандраж ожидания, отупения от счастья – всё это спайки. Чаще всего они не нуждаются в детальном разборе и со временем сами сходят на нет.

Всё изменилось, когда Яника закатала рукав и показала след от укуса. Спайки не кусаются – это Матвей разъяснил сразу.

– Надо понять, что означает её галлюцинация.

– Галлюцинации ничего не означают, – вздохнул Сенс. – Кроме того, что у неё крыша едет.

– Значит, будем надеяться, что её галлюцинация что-то означает.

– Зачем? – наморщил лоб Сенс. – Зачем на это надеяться?

А ведь он прав – зачем? Чем меньше в уравнении неизвестных, тем проще его решить. Так зачем усложнять себе жизнь?

Затем… Затем… Ответ вертелся на задворках сознания, но Лазарь не успел оформить его в мысль, потому что Сенс продолжил:

– Новость номер два – мы с Дарой смотрели отца…

– Отчима.

– Отчима. Вроде мы дверью ошиблись. Он открыл. С виду вполне себе нормальный работяга. Ну, может, слегка запущенный, но это и не удивительно при отсутствии жены. Катю…

– Янику.

– Я-ни-ку, – по слогам повторил Сенсор и снова сузил глаза. – Янику мы увидели мельком, но Даре хватило, чтобы разглядеть проекцию отчима. Говорит, здоровенный – на Валуева похож. Но в целом ничего особенного. Сама девчонка показалась потом, часа через два. Вышла из дома и прыгнула в машину к какому-то белобрысому кренделю – он ждал у подъезда. И это новость номер три.

– Белый «Ниссан»? – приподнял брови Лазарь.

В памяти всплыло красное, в жирных потёках, слово «ВЫХОД».

– Видел его в инсоне?

– Ну, мысли я пока видеть не научился.

– Э-э, в общем, села она в машину, но только они никуда не поехали. Посидели минут десять, потом она вышла. Значит, она всё же решилась. И помог ей в этом сам Лазарь.

Сенсор забрал из его рук снежный шар, к тому моменту достигший размеров спелого грейпфрута, и запустил им в темноту за забором.

– Тебе это о чём-то говорит? – полюбопытствовал он.

– Думаю, она ему призналась.

– В чём? В любви что ли?

– Любви? Нет, Сенс, кое в чём похуже любви. В чём-то таком, чего их любовь может не выдержать. Вот скажи, что первое приходит тебе на ум, когда ты сталкиваешься, в контексте Игры, разумеется, со смесью острой антропофобии, маниакального чувства вины и комплекса парии? Одним словом.

Сенсор тщательно обдумал вопрос, энергично вращая глазами.

– Преступление, – наконец, изрёк он.

Лазарь воздел глаза к небу:

– Снова достоевщина. Уж кто-кто, а эта девчонка и мухи не обидит. Новость номер четыре?

– Новость номер четыре в том, что я замёрз до чёртиков и до них же хочу спать. Так что, если у тебя есть какие-нибудь пожелания на завтра, озвучивай.

– Всё те же и всё там же.

– Отлично. Тогда я пошёл.

У двери в комнату Сенсор обернулся:

– Один вопрос напоследок.

Лазарь молча ждал.

– Что за ключ, которым ты играл у меня в спальне?

Чтобы скрыть улыбку Лазарю пришлось опустить голову.

– А я уж думал, не заметишь…

– Не люблю оправдывать твои ожидания. Так откуда ключ?

– От квартиры. Снял гостинку в городе, на Вятской. Не говори пока никому, ладно? Мне мозготраха и без того хватает.

Сенсор выглядел по-настоящему удивлённым.

– Ты съезжаешь от нас?

– Хочу переоборудовать в мастерскую. Невозможно нормально работать, когда вокруг шляется столько народу. Не волнуйся, жить я там не собираюсь. Моих кулинарных познаний хватает только на чай с бутербродами.

– Откуда деньги на аренду? – не унимался Сенс.

– Грохнул хозяйку-процентщицу. Я же работаю без напарника, помнишь? У меня двойной калым.

Сенсор презрительно поморщился:

– Ты это про долю Марса, которую в наглую присваиваешь себе?

– Отрабатываю свою долю и долю Марса. У Клайда была Бони, у Матвея есть Айма; мне же достался малолетний недоумок. Даже не могу сосчитать, сколько раз он прикрыл бы собой мою спину от лап кровожадных неандертальцев за последнюю пару дней. Всё хорошо, только не совсем ясно, куда потом девать труп.

Сенсор больше ничего не сказал. Постоял ещё немного, и скрылся в своей комнате, не пожелав спокойно ночи. Лазарь ещё долго смотрел в ночь невидящим взглядом, выветривая из головы мысли о Янике, Джуде, прокажённых, и многие другие, что как пьяные соседи, подолгу не дают уснуть. Потом мороз окончательно вынудил его вернуться в дом.

Глава 5. Схема