Клиент всегда прав, клиент всегда лох. Контркультурная проза Мельников Виктор

Глава 9

На работу я опоздал.

– Штраф двести пятьдесят рублей. Выписываю, – сказал Фастфуд.

Когда предприниматель задерживает зарплату, или платит меньше, чем ты заработал, или, хуже того, штрафует (всё наказуемо, незаконно), я понимаю: предприниматель хочет решить свои проблемы за мой счёт, хочет подчинить своему влиянию. А это то самое унижение человеческого достоинства, за которое бьют в лицо. Но я решил всё же обходиться без жёлтых, а тем более красных карточек. Стоп-кран!

– Почему опоздал? Объяснительную записку писать пока не будешь. Опоздал ты, Виталий Иванович, на десять минут. Но мне интересно, почему? Почему ты пришёл позже меня?

Сказать правду, что я вчера кирял и поздно лёг спать? Это не оправдание.

И я сказал правду, но добавил несколько ярких красок, чтобы общая картина не получилась слишком мрачной:

– Жена в отпуске, уехала к маме, в другой город. Обычно она меня будит, а не будильник, а я вчера решил расслабиться, пивка выпил. Проснулся позже, чем обычно, поспешил на работу. Увидел женскую задницу. Хорошую задницу! Пошёл за ней. Минуты через три очнулся – иду не туда…

– Всё ясно, продолжать не стоит… – перебили меня. – Иди, переодевайся…

Я уже выходил из кабинета, когда Фастфуд спросил:

– Хоть познакомился?..

– Зовут Татьяна, – назвал первое пришедшее на ум женское имя.

В складе встретился Володя.

– Директор тебя спрашивал.

– Уже нашёл.

– Всё хорошо?

– Штраф и лёгкий испуг.

– Без вони?

– Чисто. Вчера просто чуть трезвым спать не лёг.

Глава 10

Я получил свой первый выходной день. Рабочая неделя длилась не пять, а семь дней.

Всего сутки, чтобы отдохнуть! Как мало мне надо, оказывается.

В былые времена выходной проходил так: проснулся, позавтракал – стемнело.

Здесь и сейчас ничего не изменилось.

Я пошёл к Геннадию Гофману, в мастерскую. Зашёл в гипермаркет «Магнит». От работы горб, от пива пузо. Я выбрал водку. Самую дешёвую. Закусь.

Гофман был художником. И наркоманом. Рисовал маки, только маки. Нигде не работал. Жил на проданные картины. Иногда ему удавалось продать несколько картин. И он опускался на дно, творчество исчезало в бескрайнем море алых маков.

Когда я к нему зашёл, то сразу утонул в сигаретном дыме – так было накурено в его мастерской. В углу, на кушетке, лежала голая девица, спала. На журнальном столике вместе с палитрой, кисточками и краской стояла открытая бутылка вискаря, алкоголя в ней почти не было. Видимо, картины продавались.

Я дополнил натюрморт, поставил бутылку водки на журнальный столик, выложил закусь.

Гофман сидел в кресле-качалке, укрывшись пледом. Глаза закрыты. Во рту сигарета. Она дымила. Я вытащил сигарету из его губ, затушил в пепельнице. Сел на диван напротив.

Гофман открыл глаза.

– О! Витас! – только и сказал он.

– Творческий процесс? – спросил я и посмотрел на голую девицу. Та не просыпалась.

– Жизнь идёт своим чередом, как видишь.

– А это кто? – я кивнул головой в сторону спящей девушки.

– Лера, кажется. Она считает, что её недостатки это её достоинства. Я так не считаю. Она любит выпить и поспать. Не трогай её.

– Вроде ничего так, даже спящая…

– Я же говорю, это достоинство недостатка… Сам как?

– Работаю. Жена скоро должна приехать из отпуска.

– Ещё не развёлся?

– С чего бы это? Не собираюсь.

– Хм! Я поражаюсь, как ты женился!

– Её тихий омут нравился моим чертям.

– Может, наоборот?

– А это имеет значение?

– Правильно, нет никакого значения. Скоро разведёшься.

– Почему так решил?

– Она тебя имеет, а не ты её.

Я посмотрел на полупустую бутылку вискаря.

– Да, я выпил, Витас, но это правда – не ты её имеешь. Не думай, что я пьяный. Моя мысль очень трезвая. Она бросит тебя при любых обстоятельствах, даже если бросишь пить. Это называется – судьба!

– Лучше бы не философствовал, а работу нашёл.

– Виталя, зачем, а? Я не работаю, но рисую маки, не приношу пользу обществу. Но я не приношу и вреда этому самому обществу. Социум меня не касается. Я не касаюсь его. Я рисую маки, взгляни, – Гофман обвёл рукой стены, где висели картины, – они мне нравятся. Я не могу жить без творческого процесса. Если думаешь, я бездельничаю, то неправильно думаешь, – это и есть творческий процесс. Посмотри, маки имеют алый цвет – это цвет крови и вожделения. Это цвет жизни! А все думают, и ты так думаешь, что я рисую маки, потому что наркоман. Лера тоже так думает. Нет, Виталя, это не так.

Из сказанного я понял, что у каждого своя правда, своя истина. Каждый порождает свой ад, пишет свои стихи, свои картины – живёт своей прозой жизни. Я не исключение.

– Понятно, занимаешься передо мной саморекламой. Знаешь же, я у тебя картин не куплю.

– Современное искусство – это самореклама. А я саморекламой не занимаюсь. Я просто с тобой разговариваю.

Гофман поднялся с кресла-качалки, плед упал на пол. Я увидел голое, тощее тело. Прикрыть свою наготу он не соизволил. Голые мужики мне никогда не нравились.

Из ящика он достал две таблетки. Красную и зелёную.

– Выбирай, – предложил он.

– Есть разница?

– Зелёную проглотишь – улетишь в небеса. Красную проглотишь – улетишь в Космос.

В наркотиках я не разбирался. Как и в искусстве. Мне предстоял выбор.

– А если проглотить и зелёную и красную?

– Увидишь Ад! Не советую.

Я разломил таблетки пополам. Положил на язык половинки той и другой таблетки. Запил остатками вискаря прямо с горла…

– Хитрец, – усмехнулся Гофман и закинул в рот свою долю наркоты. Себе он налил водки.

Я откинулся на спинку дивана. Закурил.

Прошло минут пять.

– Лиза тебя имеет, не ты её, – повторил Гофман.

Я попытался возразить, но мой язык разбух, я им еле ворочал, получилось несвязное бормотание.

– Скоро ты с ней разведёшься…

…И я увидел тёмную сторону Луны – там был Ад. После меня перебросило на видимую часть спутника Земли: эта половина хоть и была светлой, но Рая там тоже не было. И так меня стало бросать туда-сюда, что я почувствовал головокружение, затошнило. Чтобы избавиться от этого ужаса, я закрыл глаза – не помогло. Я открыл глаза – ещё хуже! И тогда я уставился на одну из картин с маками. Стало легче. Но только я переводил взгляд куда-нибудь в сторону – меня снова тошнило. Я опять смотрел на маки. Так продолжалось, наверно, несколько часов.

За это время я понял, что Солнце греет каждого, даже самого отъявленного мерзавца; что мы имеем представление не о нашем мире, а о том маленьком мирке, в котором обитаем, а кто наш сосед – не представляем; что параллельный мир существует – между нами двери, надо только открыть…

Гофмана отпустило давно, а я не мог оторваться от написанных маков на картине, всё смотрел и смотрел. Гофман рассудил это по-своему. Он решил, что мне понравилась эта картина, на которую я пялился несколько часов, и подарил её, когда я стал уходить.

Он предложил ещё таблеток.

– На дорожку.

Я отказался. А вот картину прихватил с собой.

Дома я её повесил над кроватью, имелось свободное пространство на стене. И насколько было моё удивление, когда утром обнаружил, что на картине написаны не распустившиеся алые цветки, а зрелые головки маков, покрытые прозрачными капельками росы. И так эти капли были прописаны, «тонко», «влажно», «искусно», что захотелось испить этой влаги!

Гофман определённо имел выдающийся талант. Но у него отсутствовал успех, который определял достаток. От случая к случаю, от вискаря к водке, от одной проститутки к другой… Зато какие маки!

Глава 11

Я познакомился с Инной Эдуардовной.

Меня трудоустраивали официально.

Помимо бухгалтерской работы Инна Эдуардовна вела работу отдела кадров. Не знаю, доплачивали ей за дополнительные обязанности, значения не имеет. Просто я зашёл в кабинет, увидел её, вспомнил, что говорил Селиванов, и, мне показалось, – он слишком преувеличивал. Обычная женщина под сорок, очень крупная. Не в моём вкусе. Как говорится, на вкус и цвет – пошли вы все на хер! Я ожидал увидеть, наверное, мисс Мира. Но такие женщины бухгалтерами не работают.

Трудовой договор заключался на год. Я подписал необходимые бумаги.

В кабинете находилась жена шефа. Она поздравила меня с официальным вступлением в должность, как будто я стал чуть ли не губернатором, или доверенным лицом президента, дала другие бумаги на подпись.

– Что это? – задал я резонный вопрос.

– Материальная ответственность.

– И?..

– Теперь – как все, Виталий Иванович.

– То есть?..

Инна Эдуардовна пояснила:

– Каждый месяц в магазине проводится ревизия. Все материально ответственные лица, включая техников выдачи, платят недостачи, если такие выявляются.

– И битый товар, – вставила слово Александра Александровна. – Бьёте-то вы его, верно? Такой товар идёт на уценку. Разницу в цене оплачивает – кто? Правильно – тот, кто стукнул, поцарапал, разбил или сломал. – Она, видимо, думала, что шутит. Невинный голосок звучал в кабинете. Но шутка не удалась. Было не смешно. Штрафы, недостачи, бой… За что ещё могут лишить тебя зарплаты?.. А ещё, я подумал, ей надо было родиться мужчиной – так она выглядела: короткостриженая, широкие плечи, узкие бёдра, толстенькие ножки тяжелоатлета.

Из кабинета я вышел и наткнулся на Владимира Евгеньевича.

– Чего шляешься, Виталий Иванович?

Я показал бумаги.

– Иди в склад, сегодня фура с товаром приходит. Готовьте место. Володя тебя ждёт.

Завтра приезжает жена, вспомнил я. А я вот стал, скажу ей, маленькой шестернёй большого механизма – она, как известно, больше всех вертится.

Глава 12

Кто понял жизнь – работу бросил. Я – на неё устроился. Понятно, что мне нужны были деньги. Все работают из-за денег. Вот и я ничем не отличался от других.

Фура была огромной! Я залез в кузов. Никто не хотел залазить, а я полез.

На разгрузку выгнали всех продавцов мужского пола. Володя и Селиванов снимали товар, я опускал, подтягивал, наклонял, придерживал, страховал – делал свою работу быстро до тех пор, пока товар находился с краю.

Затем ко мне присоединился Володя, и мы в паре с ним снимали, опускали, подтягивали, наклоняли, придерживали, страховали – работали слаженным механизмом.

Перекур! Лучший промежуток рабочего времени.

И пошли работать снова!

Продавцы затаскивали товар в склад. Часть товара распаковывалось для витрины.

Фастфуд принимал товар по накладной. Владимир Евгеньевич – руководил разгрузкой. То есть мешал работать. Он напоминал гниду в мудях, которая вызывает раздражение. Почесать, раздавить? Некогда – руки заняты.

По-хорошему, любая работа – не кайф, а обязанность, повинность, за которую платят не те деньги, на которые мы рассчитываем. Грузчик ли ты, директор ли или продавец-консультант. Любая работа приедается, становится оскоминой: тупое согласие превращает рабочее место в ад, где приходится вариться.

За час с лишним мы разгрузили машину.

Продавцы ушли. Володя, я и Селиванов остались, чтобы сложить пустые коробки, убрать мусор.

В конце рабочего дня выдали зарплату. Я знал, что зарплата меня ненавидит. Но не знал, что настолько! Пусть я проработал неполный месяц.

– Как платят, так и работаем, – сказал Селиванов и ушёл домой. Хотя Анатолий Николаевич после работы всех собирал у себя в кабинете.

– Кому не нравится зарплата – могут писать заявление на увольнение и валить ко всем чертям! – начал свою речь Фастфуд.

Два продавца-консультанта взяли чистые листы бумаги, ручки.

– Кто ещё не хочет работать?

В кабинете воцарилась тишина.

– Ясно, остальные согласны. Есть желающие перейти в продавцы-консультанты? – Анатолий Николаевич посмотрел на меня и Володю.

– Меня устраивает должность завсклада, – сказал Володя.

– Я хочу, – сказал я.

– Пиши заявление, Виталий Иванович.

События развивались стремительно. Это радовало и пугало одновременно.

Дома я вытащил деньги из кармана. Положил на журнальный столик. Зарплата – это маленькое безумие.

Глава 13

Лиза приезжала ночью. На железнодорожном вокзале я должен был её встретить в полтретьего утра.

Я решил сделать уборку в квартире. Сначала сгрёб все пустые бутылки.

В один пакет вся эта тара не вместилась. Я наполнил один пакет, второй, третий. Мне показалось, я столько не пил. Откуда это всё?

Пакеты вынес на мусор.

Приступил к мытью посуды. За этим неблагодарным занятием я пришёл к умозаключению… чем именно отличается мужчина от женщины. Так вот, женщина моет посуду после еды, мужчина – перед едой.

Потом я поужинал.

Посуду за собой убрал. Всё чётко!

Вымыл полы, вытер пыль – там, где она была видна. Скопившееся грязное бельё закинул в стиральную машинку, нажал кнопку «пуск».

Мы жили в маленькой съёмной «двушке». Но как только я приступал к уборке, квартира превращалась в настоящий «пентхауз»!

В конце генеральной уборки пропылесосил ковровые дорожки.

Пылесос спрятал под кроватью (проблема со свободным местом). Вышел на балкон перекурить.

Когда я познакомился с Лизой, а это произошло двенадцать лет назад, и собирался на ней жениться, она казалась милой и умной девушкой. Тогда я плохо её знал. Мне нравилось её тело, и только тело! На другие «заскоки» будущей жены я не обращал внимание. Например, она завешивала зеркало в спальне перед сном, говорила, что так спит спокойней. Собирала свои выпавшие волосы и остриженные ногти в кулёк, а после Нового года всё сжигала на костре – зачем она это делала, я не знал. Могла абсолютно голой выйти на балкон. Когда я ей говорил, что на неё смотрят тысячи глаз, она отвечала, пусть смотрят, я никого не знаю в этом городе.

Помню, как впервые пришёл поздно домой. Я был на работе, а после слегка выпил с товарищами. Именно слегка! Такси высадило меня возле дома, я поднялся на второй этаж, тихо открыл входную дверь ключом, зашёл в прихожую. Но тут же спотыкнулся на ровном месте, упал, разбил вазу, она загремела осколками.

Лиза проснулась, подошла ко мне. Я собирал осколки вазы.

– Дорогой, ты меня будишь, – молвила она, потирая сонные глаза.

– Буду, – сказал я.

Мой ответ меня спалил. У нас случился первый конфликт.

Сейчас я бы никогда на ней не женился, потому что готовить и убирать было бы моей прямой обязанностью. И дело не в том, что для меня это трудно – нет. Просто, она не считала домашние дела своей прямой обязанностью. Даже если я работал, и меня не было дома почти сутки.

Посуду лишь я не мыл. Это делала чаще Лиза. Но здесь я поставил условия.

А ещё у нас не было детей. Я был готов усыновить ребёнка, Лиза хотела только своих деток. Но у нас ничего не получалось.

В тот день, когда мы познакомились, Лиза сказала:

– Что-то не попадаются мне настоящие мужчины.

– Они не в твоём вкусе, – ответил я.

Она посмотрела на меня внимательно, как бы оценивая.

– Ты не прав, Виталя.

Тогда я не знал, что она второй раз замужем, и ищет последнему мужу замену.

Зато каждый день она задавала один и тот же вопрос:

– Ты меня любишь?

Я отвечал:

– Люблю!

Говорил честно. Но однажды сказал:

– Если человека спрашивать об одном и том же, то можно разубедить его в ответном чувстве. Это не заклинание.

Но она продолжала спрашивать:

– Ты меня любишь?

– Люблю, милая!

По китайскому гороскопу Лиза была собакой. Был собакой и я.

Я усмехнулся, взял из пачки ещё одну сигарету, закурил. Хотелось выпить пива. Но я поспешил себя остановить: встреть жену без перегара. И отправил смс: «Жду! Люблю!»

Ответа не получил.

Глава 14

До приезда поезда оставалось несколько часов. Сидеть дома и ждать – это не моё.

Я зашёл в букмекерскую контору испытать фортуну-лотерею.

Поставил тотализатор. Из пятнадцати футбольных событий требовалось угадать минимум девять. Я сделал две минимальные ставки.

Игры начинались в разное время.

Я сыграл в «Live». Поставил на теннис. Одна ставка проиграла сразу. Вторая выиграла. Я отбил те деньги, которые проиграл и которые поставил на тотализатор. Выигрыш получил в кассе. Поставил на футбольный матч. На первый тайм.

Фортуна была со мной рядом. Я снова выиграл.

В баре купил безалкогольное пиво. Две бутылки. Закурил.

Матчи в тотализаторе в одном из билетов росли. Играли так, как я предполагал.

Сделал ещё несколько ставок в «Live». Выиграла только одна. Но я остался при своих деньгах.

Решил больше не играть. Главное, вовремя остановиться. Даже если проиграю в тотализаторе – в минус не уйду.

Через час закончились десять матчей в тотале. Из десяти событий я угадал девять. Оставалось дождаться, как сыграют другие пять событий. Но в любом случае – я уже выиграл, в плюсе! Пусть – не очень много. Я играл не ради денег, а чтобы убить время. Но большинство, кто приходил в букмекерскую контору, – убивали жизнь. Некоторых игроков я хорошо знал. Один умер у меня на глазах. От сердечного приступа. В тот самый момент, когда он отыгрался. Звали его Толик. Накануне он отметил своё шестидесятилетие. Но те переживания, которые он на себя навлёк в тот злосчастный день (он много проигрывал, в самый последний момент рисковал, делал ставки на большие коэффициенты, отыгрывался), дали о себе знать. Он отошёл от кассы, спрятал деньги в карман. И вдруг завалился на стол. Стал хватать ртом воздух. Через минут семь посинел и умер.

Скорая помощь приехала через полчаса.

Я тогда подумал, приехала бы она раньше – исход был тот же. Игрок за карточным столом – это жизнь. Смерть – шулер. Нет ещё в этом мире игрока, сумевшего переиграть смерть. Если ты играешь – пасовать, конечно, не стоит. Никогда. Выигрываешь – помни, тебе поддались. А завтра ты можешь проиграть. Не торопись влезать в игру. Лучше следить за ней со стороны. Потому что жизнь проходит быстро, часто ей с нами не интересно.

Поезд прибыл с опозданием на тридцать минут.

Лиза вышла из вагона самой последней. Она всегда всех пропускала вперёд.

Я помог ей спуститься на перрон. Поцеловал. Она ответила холодно, повседневно, я не успел почувствовать её губ.

– Всё хорошо?

– Я устала, – сказала она. – Вызови такси.

Глава 15

Таксист взял деньги.

– Сдачи не надо, – сказал я.

– С каких это пор мы стали с тобой богатыми? – Лиза повысила на меня голос.

– Я нищий, но не жадный. А во-вторых, я устроился на работу.

– Могу обрадовать, «нищий, но не жадный», – я с тобой развожусь.

В этот момент я почему-то вспомнил про тотализатор. Стало интересно, как сыграли оставшиеся пять событий. Я достал телефон, вошёл на сайт букмекерской конторы.

– Чего молчишь?

Я не ответил, искал нужную страницу. Когда нашёл, сказал:

– Я выиграл…