Голод Москвин Сергей
Внезапно стелящиеся под сводами пещеры клубы дыма всколыхнулись, словно через них беззвучно прошествовало что-то огромное. Максиму даже показалось, что он видит надвигающуюся на него бесформенную тень. Сердце сжалось от ужаса, щеки и пальцы онемели, как при обморожении, а дыхание стало вырываться изо рта белыми клубами. Но в следующий миг остававшиеся в костре угли вспыхнули в последний раз и погасли. Все разом. И наступила полная, абсолютная темнота…
Почувствовав чье-то прикосновение, Седой с трудом разлепил глаза. Перед ним стоял Ванойта – вот же неугомонный старик! – и настойчиво тряс его за плечо. Заметив, что кормчий проснулся, ненец сморщил свое и без того морщинистое лицо и заявил:
– Надо уходить!
Не обращая на него внимания, Седой потянулся и покачал головой, разминая затекшую за ночь шею.
– Утро уже. Шторма нет. Надо уходить, – как заведенный повторял Ванойта.
Несмотря на погасший костер, в штольне посветлело – похоже, действительно наступил рассвет. Хотя это и не извиняет того, кто должен был поддерживать огонь! Впрочем, поиски и наказание виноватого можно отложить до лучших времен.
Кормщик кое-как поднялся на негнущиеся ноги и, тяжело шагая, направился к выходу. К одеревенению затекшей шеи прибавилась боль в спине и ломота в суставах. Он чувствовал себя так, будто его со всех сторон отходили палками. Сон не принес облегчения, как это бывало в молодости, двадцать лет назад. Впрочем, тогда ему не приходилось спать на голых камнях возле разведенного из подручных средств костра. С тоской вспомнив свою раскладную походную койку в жилом отсеке исследовательской станции, Седой выбрался наружу и зажмурился от бьющего в глаза солнечного света. После темноты подземелья даже едва поднявшееся над горизонтом северное солнце казалось ослепительно ярким.
Вытерев выступившие слезы и прикрыв глаза ладонью, Седой осмотрел окрестности. Вокруг простирался все тот же унылый мрачный и холодный пейзаж, который за четверть века на Севере успел ему осточертеть: огромные валуны, голые скалы да изрезанные глубокими трещинами сопки. Хотя до войны суровая северная природа отнюдь не казалась молодому полярнику ни мрачной, ни унылой, а наоборот, вызывала восхищение.
«До войны все было другое. И мы были другими», – грустно отметил Седой.
В последние годы он все чаще задумывался о безвозвратно утерянном прошлом, связывая это с приближением надвигающейся старости. Но на этот раз ностальгические воспоминания оказались недолгими. Увиденное у подножия ближайшей сопки вытеснило из его головы все посторонние мысли. Там тянулись ряды каких-то построек и непонятных сооружений с возвышающейся над ними металлической конструкцией, в которой Седой с трудом опознал стрелу автокрана или экскаватора. Тогда рухнувшая на крышу одной из построек решетчатая мачта прежде, несомненно, была приемо-передающей антенной, достаточно мощной, чтобы поддерживать надежную связь в Большой землей или проходящими северным морским путем грузовыми, а может, и с военными кораблями. От построек в сторону моря вела расчищенная от валунов тропа, скорее, даже дорога, достаточно широкая, чтобы по ней могли беспрепятственно двигаться автомобили, гусеничные вездеходы, да и более тяжелая техника. Удивительно, как он, проработавший в общей сложности несколько лет на новоземельской исследовательской станции, ничего не слышал об этом объекте на севере острова. Ведь строительство явно началось задолго до войны – не иначе, тут приложили руку военные, тщательно скрывавшие ведущиеся здесь работы. Или все-таки слышал?
Бывший полярник напряг память, но погрузиться в воспоминания не успел: из штольни вылетел один из гребцов, нервно подпрыгивающий от возбуждения.
– Седой, скорее! Там Павел очнулся! – глаза парня лихорадочно блестели, а на лице отражалась смесь самых разных и противоречивых чувств от испуга и растерянности до поистине щенячьего восторга.
Нечто подобное наверняка появилось и на лице старого кормщика, когда он услышал последние слова.
– Что значит очнулся? Как?! Он же…
– Так и мы думали: все, ласты склеил! Ночью лежал мертвее мертвого, а сейчас в себя пришел!
– Не может быть!
Больше всего это походило на глупый и жестокий розыгрыш, но гонец явно верил своим словам.
– Отвечаю! Да идемте же! Сами все увидите! – парень схватил кормщика за рукав и потащил обратно в штольню.
Сначала Седой услышал перебивающие друг друга громкие голоса, а затем увидел и фантастическую, совершенно невероятную, как ему казалось еще мгновение назад, картину.
Возле потухшего костра, чуть ли не в золе сидел на коленях Макс и по-детски радостно улыбался. А перед ним в совершенно непринужденной позе развалился Павел и недоуменно, словно он сам не верил в собственное чудесное исцеление, озирался вокруг. Парня осаждали вопросами остальные гребцы, которым не терпелось узнать, как он себя чувствует. Но увидев приближающегося кормщика, они сразу замолчали и обернулись к нему.
– Ты как? – растерянно пробормотал Седой. Ничего другого ему в голову просто не пришло.
Павел пожал плечами:
– Нормально.
И, окончательно добив окружающих, согнул в колене раненую ногу. Седой так и застыл с отвисшей челюстью – в довоенное время должно было пройти, наверное, не меньше месяца, чтобы больной с такой травмой смог сделать нечто подобное.
Неизвестно, сколько бы еще продолжалась эта немая сцена, если бы Ванойта не нарушил общее молчание:
– Нужно уходить. Скорее. Пока еще можно.
Неуместная болтовня старика обычно раздражала Седого, но сейчас он, наоборот, почувствовал облегчение. Сам того не ведая, Ванойта снял с него внезапно навалившийся груз. И не только с него.
– Да-да, надо скорее возвращаться на Заставу, – поддержал старика Макс. Его слова окончательно вывели Седого из оцепенения.
– Разделать добычу и погрузить в лодку! Все за работу! Живо! Отплытие по готовности!
Привычное дело, четкие и ясные команды вернули ему потерянную уверенность. Ну, или почти вернули.
Пашка готов бы взяться за разделку добычи вместе со всеми, и только категоричный запрет Максима удержал его от этого. Однако он не успокоился и, когда тушу моржа разрубили на куски и по частям загрузили в лодку, неожиданно предложил осмотреть виднеющиеся вдали постройки, до которых пешком пришлось бы добираться, наверное, четверть часа, а то и больше. И это здоровому человеку, а не Пашке с его покалеченной ногой! Но тут уж вмешался Ванойта, заявивший, что они и так потеряли непозволительно много времени в этом, как он выразился, «холодном месте». Против никто ничего не имел, так как всем хотелось поскорее вернуться на Заставу.
Бушевавший накануне шторм за ночь утих, сменившись вполне умеренным ветром, позволившим снова поставить парус. Больше всего этому обрадовались гребцы, которых поднятый парус избавлял от утомительного труда. Что касается Макса, то он чувствовал в себе силы грести до самой Заставы. После чудесного, по-другому не скажешь, спасения лучшего друга, он был готов и не на такие подвиги. И хотя о полном выздоровлении Пашки говорить было, конечно, рано – он все еще выглядел очень бледным, а разбухшая и потемневшая от засохшей крови повязка на его ноге вообще вызывала ужас, – Макс не мог не отметить, что ему стало заметно лучше.
Расположившись на месте зверобоя, которое уступил ему Максим, Пашка задумчиво смотрел на удаляющийся берег. Макс тоже обернулся назад, но не заметил штольни-пещеры, в которой они провели ночь. Ту часть сопки, где располагался вход в пещеру, заслонял скалистый утес. Как же Седой накануне смог ее разглядеть?
Он перевел взгляд на кормщика, чтобы задать ему этот вопрос, но тот опередил его:
– Весла на воду!
Ходко бегущая по волнам лодка приблизилась к застрявшему на мели кораблю, заслонившему наполняющий парус ветер, и гребцам пришлось снова взяться за работу. Позже, когда мертвый корабль остался далеко за кормой, и Седой приказать сушить весла, Макс забыл про свой вопрос. Его переполняла радость, а все страхи и загадки минувшего дня остались в прошлом.
– Как себя чувствуешь? Нога сильно болит? – на всякий случай поинтересовался он у Павла.
– Нормально. – Пашка широко улыбнулся и похлопал по накрученной на бедро повязке.
– Ты это кончай! – испугался за него Макс. – Разбередишь рану! Как вернемся на заставу, покажи ногу доктору.
– Чего там смотреть, – пренебрежительно отмахнулся Пашка. – Да и много ли наши доктора понимают?
– Вот это ты зря, парень, – вмешался Седой, который, оказывается, тоже прислушивался к разговору. – Катерина, может, и немного, но чего с фельдшера взять? А Сергеич – мужик головастый, без малого кандидат наук. Такого врача еще поискать. Он у нас на станции и полярников, и ненцев лечил, разбирается что к чему.
Тощий, но крепкий и жилистый Сергеич с большой лысой головой и круглыми смешными очками на курносом, вздернутом носу, которые он почти никогда не снимал, напоминал Максу доброго доктора Айболита из детской сказки. Он тоже любил зверей, только мертвых, – мог часами копаться в тушах убитых охотниками моржей и тюленей, изучая устройство тела и вырезая отдельные органы. А вот живых откровенно боялся. Зато когда несколько лет назад на Заставу напали голодные саблезубы и одному из них удалось прорваться через огораживающий двор частокол, Сергеич бесстрашно выбежал навстречу монстру и запустил в него горящей бутылкой со спиртом. Бутылка отскочила от шкуры саблезуба, не причинив зверю никакого вреда, и разбилась, ударившись о камни. Однако вспыхнувшее на земле пламя напугало хищника, он начал метаться по двору, напоролся на кол, после чего подоспевшие охотники смогли его убить.
Но наибольшее уважение Сергеич приобрел именно за открытый им способ получения спирта. По словам самого доктора, запасы медицинского спирта закончились на Заставе уже в первый год после войны. Макс не знал всех подробностей его изысканий, да и никто на Заставе не интересовался этим. Главное, что в конце концов Сергеич сконструировал аппарат, где путем выпаривания смеси специальным образом вымоченного мха и забродивших ягод получалась бледно-розоватая жидкость, очень похожая на довоенный медицинский спирт. Во всяком случае, все на Заставе считали именно так.
Большую часть врачебных обязанностей Сергеич поручил своей помощнице Катерине, которая до войны работала фельдшером на Заставе, когда здесь еще служили пограничники. Именно она лечила простуды и обморожения, принимала роды у женщин и консультировала будущих матерей. Зато всеми травмами и ранениями, когда было не обойтись без помощи хирурга, Сергеич занимался сам.
После печально памятного случая с затонувшей лодкой Максима, доктор внимательно осмотрел его. Долго простукивал пальцами тело и слушал легкие, даже заглянул в рот и в зрачки, но в конце только развел руками: «Не знаю, как ты выжил, пробыв столько в холодной воде. Видно, судьба. Хотя кое-что указывает, что ты пережил клиническую смерть. Впрочем, это неважно. Я бы на твоем месте задумался, почему вдруг утонула лодка?»
«Я сам удивляюсь!» – признался Максим.
«Вот и подумай над этим», – закончил медосмотр Сергеич.
Что он хотел сказать тогда, Макс так и не понял.
Глава 4
Возвращение
Прежде чем выйти в открытое море, пришлось долго плыть по изрезанному узкими бухтами заливу. Максим с любопытством разглядывал вздымающиеся из воды почти отвесные голые скалы. Однако первое впечатление о пустынности берегов оказалось ошибочным. Сначала Макс заметил раскинувшееся на камнях тело мертвого кальмара, а может, гигантской медузы – расстояние не позволяло как следует рассмотреть существо, которое недавний шторм выбросил на берег, а попросить у Седого ради забавы его бинокль зверобой не решился. В другом месте на берегу появилась лохматая фигура саблезуба. Зверь пытался достать или выловить что-то из скальной расщелины, но, почуяв посторонний запах, поднял голову и проводил проплывающую мимо лодку пристальным взглядом. На всякий случай гребцы еще до команды Седого взялись за весла, но хищник не стал преследовать лодку охотников. В воде у него было не так много шансов догнать двуногую добычу, как на берегу, и зверь прекрасно понимал это. Тем не менее, когда силуэт монстра растаял вдали, все находящиеся в лодке почувствовали облегчение.
Перед выходом из залива Макс почувствовал, что его товарищей вновь охватывает тревога: закурил свою костяную трубку Ванойта, нервно откашлялся сидящий на корме Седой, завозились на скамьях гребцы. Никто не забыл вчерашнюю схватку с китом-убийцей, едва не закончившуюся для Пашки, да и для всех остальных, трагически. Но на этот раз тревога охотников оказалась напрасной: шторм, видимо, распугал морских хищников, заставив их уйти в глубину. Во всяком случае, сколько ни вглядывался Макс в плещущуюся за бортом воду, он не заметил ни стай акул, ни кошмара всех выходящих в море охотников – ревунов. Иногда попадались куски расколовшихся льдин, в основном мелкие, Седому даже ни разу не пришлось менять курс, а встречающиеся на пути льдины гребцы и сам Максим попросту отталкивали баграми. «Плыть бы так до самой Заставы», – с надеждой подумал он.
Так они проплыли до вечера. Неумолимо клонящееся к закату солнце окончательно нырнуло за горизонт, а Застава или хотя бы знакомые берега так и не появились. Управляющий лодкой Седой, который уже часа два как, не таясь, озабоченно разглядывал компас, нахмурился и объявил:
– Заночуем на берегу. На рассвете продолжим путь.
Максим не мог ничего понять. Если накануне они плыли до места высадки день с небольшим, значит, и обратный путь должен занять примерно столько же. Но раз даже такой опытный кормщик, как Седой, десятки, а то сотни раз выходивший в море, не узнает берег, значит, они еще далеко от Заставы.
Гребцы недовольно переглянулись. Ночевать в незнакомом месте не хотелось никому. Кто знает, что их там ждет? Хорошо если лишь голые камни. А если клыки и когти саблезубов?
– Нельзя на берег! Нужно плыть! Плыть дальше! – выразил общее мнение Ванойта. – Если надо, я могу сесть у руля.
– Или я! – поддержал старого ненца Макс.
Седой строго взглянул на него и сдался:
– Вздремни пару часов, потом сменишь меня.
Сон долго не приходил. Привязав себя к скамье веревкой, чтобы случайно не вывалиться за борт, Макс привычно расслабился. Но стоило закрыть глаза, в голову полезли воспоминания прошлой ночи. По прошествии дня они сильно смазались, и теперь Макс уже вовсе не был уверен, что все, что он видел и чувствовал ночью в пещере, происходило в реальности. Может, все это: и внезапный озноб, и тень, и колышущийся в безмолвии дым было кусочками сна, привидевшегося ему ночного кошмара? Хотя знобило его, скорее всего, по-настоящему – в пещере было чертовски холодно.
– Макс, Макс…
Узнав голос Седого, он открыл глаза – значит, все-таки удалось немного вздремнуть.
– Отдохнул? Сможешь вести лодку?
– Конечно! – зверобой энергично кивнул.
– Тогда садись на мое место, а я пару-тройку часов подремлю.
Уступив Максиму румпель, Седой перебрался к гребцам.
– Повезло нам с ночью – небо светлое. Но если что, сразу буди.
По небу разливался переливающийся призрачный свет, который Седой и те, кто постарше, называли «северным сиянием». Почти всем на Заставе нравилось смотреть на загорающиеся в темном небе блуждающие огни, хотя сам Макс ничего красивого в них не видел. Они напоминали ему пылающие волны, скатывающиеся с горящего неба на беззащитную землю. Вот и Ванойта называл загорающийся в вышине свет «небесным огнем» и всякий раз при виде разноцветных всполохов озабоченно хмурился. Но разгоревшийся в небе «огонь» освещал путь их охотничьей лодке, тут Седой оказался прав – в этом им действительно повезло.
Глядя, как кормщик устривается на скамье гребцов, Макс неожиданно спросил:
– Вы не знаете, куда прошлой ночью выходил Ванойта из пещеры?
Тот резко повернулся:
– А он куда-то выходил?
Макс пожалел о своем вопросе, но и обманывать Седого тоже не хотелось. Он неопределенно пожал плечами:
– Не уверен, просто ночью я его в пещере не видел.
Седой нахмурился:
– Надо будет разобраться.
Макс не стал ничего отвечать. Он с большим уважением относился к кормщику. Впрочем, как и к Ванойте, и сейчас искренне пожалел старика. Слишком грозно прозвучало последнее обещание Седого.
О чем бы тот не думал, но многочасовое управление лодкой утомило даже бывалого кормщика, и вскоре чуткий слух Макса уловил свистящее похрапывание Седого. Почти сразу к нему подсел Ванойта. Чувство неловкости усилилось.
Старик долго молчал, посасывая свою погасшую трубку, – не иначе собирался с мыслями. Наконец вынул трубку изо рта и, указав на наполняющие лодку куски моржовой туши, сказал:
– Много еды. Хорошо.
Морщинистое лицо Ванойты, как обычно, ничего не выражало, но голос звучал совсем не радостно.
– Теперь до конца зимы точно хватит, – уточнил Макс.
– Хорошо, – повторил старик тем же печальным голосом, потом повернулся к Максиму и неожиданно быстро зашептал ему прямо в лицо: – Нельзя возвращаться! Обещай, что никогда не вернешься назад! И другим не позволишь! Никому не позволишь!
Макс брезгливо отодвинулся и попытался отгородиться от наседающего ненца ладонью. Изо рта старика несло тухлятиной, а может, и чем-то еще.
– Куда возвращаться?
– Туда, где мы были. Это гиблое место. Обитель Нга – подземного духа!
Макс неожиданно почувствовал раздражение. Скорее всего, виной тому стали безумный взгляд старика и вонь из его рта.
– Не знаю, чье это место, – резко сказал он, – но если бы мы вчера не нашли эту бухту и не высадились на берег, то наверняка утонули. А если бы даже лодка выдержала, то Пашка с его раной точно не пережил вчерашний шторм.
– Подземный дух никогда не отпускает свои жертвы. Твой друг скоро умрет. Его душа уже отравлена ядом.
– Что ты несешь?! – Макс замахнулся на старика, но в последний момент сдержал сжатый кулак. – Вань, иди, проспись! И не болтай чушь!
Ванойта даже не понял, что только что едва избежал затрещины. Поднял свое морщинистое личико с доверчивыми глазами и залепетал по-новой:
– Нельзя возвращаться. Никому нельзя. Там смерть.
– Да понял я, – огрызнулся Макс.
Ванойта одобрительно кивнул и тут же нырнул в гущу гребцов. Черт бы побрал выжившего из ума старикана.
На этот раз Седого разбудили громкие голоса. «Павел умер!» – была первая мысль. Но когда он открыл глаза, увидел, что Павел как ни в чем не бывало сидит на носу лодки, на месте зверобоя, и вместе с другими гребцами радостно машет руками.
– Наконец-то! Вернулись! Застава! С возвращением! – раздавалось с разных сторон.
Седой приподнялся на скамье – рассмотреть, что впереди, мешал трепещущий перед глазами парус. Но когда кормщик выглянул из-за него, то увидел знакомые очертания родного берега. Сердце радостно забилось в груди, и он с облегчением плюхнулся обратно на скамью. Добрались. Все-таки добрались!
Над морем занимался рассвет, и огни северного сияния сменились теряющей краски бледно-сиреневой дымкой. Значит, он проспал не два-три часа, как собирался, а гораздо дольше. Седой повернулся к Максиму, которого оставил за себя возле руля. Тот сидел с совершенно невозмутимым видом и лишь слегка улыбался, хотя должен был немедленно разбудить кормщика, едва завидев родные места. Не иначе, решил сам привести лодку на Заставу, хитрец.
– Не устал еще? Давай-ка, освобождай место, – нарочито строго сказал Седой, но изобразить гнев не получилось, и он смягчился. – Кто первым заметил?
Макс прекрасно понял вопрос.
– Я. Как стало светать, показалось что-то знакомое. Пригляделся – точно, наша бухта.
«Вот же глазастый черт! – с завистью подумал Седой. – Даже раньше Пашки разглядел, который сидит на носу, считай, на месте впередсмотрящего». Он вынул из-за пазухи бинокль и приложил к глазам. Плыть до берега оставалось не больше часа, а при попутном ветре – и того меньше. Эти воды считались безопасными. На подходе к бухте напасть на охотников могли только крыланы, но еще до наступления холодов гигантские птицы вместе со своими выводками подались на юг, оставив Новую Землю людям и настоящим хозяевам островов – саблезубам.
Седой все-таки забрал у Макса румпель. Привести на Заставу вернувшуюся с добычей лодку – почетное право кормщика, и он не хотел уступать его никому. Тем более, может статься, это его последний выход в море. Он тяжело вздохнул. Мысли о все ближе подкрадывающейся старости и связанной с нею необходимостью оставить любимое дело опечалили радость благополучного возвращения домой.
На Заставе тоже заметили вошедшую в бухту лодку. Весть о возвращении охотников мгновенно облетела общину, собрав на берегу едва ли не всех жителей. С радостными криками носилась по берегу детвора. Наиболее отчаянные сорванцы подбегали к самой воде, рискуя промочить ноги. За ними отдельной группкой стояли матери и отцы молодых охотников. Кроме них на берегу было много других людей, но эти несколько человек стояли отдельно. Словно невидимая стена отгородила их от остальных встречающих. На памяти Седого так было всегда. Его это не удивляло. Все потому, что другие в первую очередь думали о добыче охотников и о своем пропитании грядущей зимой, а родители – о возвращении своих сыновей.
Глядя сейчас в лица трех отдельно стоящих женщин и двух мужчин, счастливые и радостные у тех, кто уже разглядел в подплывающей лодке своего ребенка, и напряженные и взволнованные у тех, кто еще не смог это сделать, Седой отчасти позавидовал Павлу, который, как и его друг Макс, рос сиротой. Если бы парню так и не удалось выкарабкаться, каким ударом стала бы его смерть для родителей! А какого бы пришлось Юльке, если бы не Пашке, а ему, старому кормщику, косатка отхватила полноги? Рассуждая о себе, Седой нисколько не сомневался, что с такой раной он бы точно не выжил.
Он поискал глазами дочь. Вместо того, чтобы степенно стоять вместе с родителями молодых охотников, ожидающих возвращения своих детей – как-никак семнадцать лет, почти невеста, – Юлька, как коза, скакала по прибрежным камням вместе с ребятней. Ее оранжево-красная, ушитая специально по фигуре полярная куртка, ярким пятном мелькала то тут, то там. Седой поднял руку, чтобы привлечь внимание дочери, но та, видно, не заметила его жест. Зато, когда на ноги поднялся Макс, радостно замахала в ответ. Не сдержавшись, Седой сердито сплюнул под ноги, потому что плевать за борт запрещали морской устав и вековые обычаи ненцев. Все-таки надо вправить Юльке мозги. Ох, надо. Пока еще не поздно…
Когда нос лодки ткнулся в расчищенный от крупных валунов галечный пляж и зверобои стали по очереди выбираться на берег, Юлька, соблюдая приличия, вначале подошла к отцу.
– Привет, па. С возвращением, – обняв Седого, она чмокнула его в щетинистую щеку. Мазнула губами по лицу. Он едва почувствовал прикосновение. «А со своим Максом, поди, уже в засос целуется!»
Отстранившись от отца, девушка с любопытством заглянула в лодку.
– Да вы с добычей. Поздравляю. Ого, сколько мяса! Это ж какой зверюга был? Как вы с таким справились? Наверное, Макс постарался?
И бросила-таки на зверобоя быстрый лукавый взгляд. Седому этот взгляд очень не понравился.
– Он, – нехотя ответил кормщик.
– Трудно пришлось? А почему задержались? Мы вас еще вчера ждали.
Как же, «вас»! Небось, только по Максу своему соскучилась.
– В шторм попали.
– Правда? – удивилась Юлька. – А здесь все тихо было. Вообще ни одного облачка. И небо яркое-яркое. Я в это время такого никогда не видела. Надо у дяди Вани спросить, к чему бы это?
Раздражение Седого усилилось. Он сердито дернул дочь за рукав:
– Чего его спрашивать? Вечно порет всякую чушь, а ты и уши развесила, будто девчонка сопливая.
– Пап, ты не прав. Дядя Ваня много о Севере знает.
– Да что он знает?! – взорвался Седой. – Пересказывает старые ненецкие легенды, в которых сам ни черта не смыслит! Да еще и перевирает их как попало!
Вокруг образовалась тишина. Последние слова слышали все. Ладно бы только Ванойта – черт с ним! Так еще и охотники со своими родными, и просто любопытные, собравшиеся возле лодки, чтобы взглянуть на добычу. Седой понял, что перегнул палку. Юлька это тоже поняла.
– Папа, пойдем домой. Охота была трудной, да еще шторм. Тебе надо отдохнуть.
«Скажи еще, что отец стар для такого дела!» – гневно подумал Седой и, когда дочь попыталась увести его с пляжа, вырвал руку.
– Некогда мне отдыхать. Лодку нужно лодку разгрузить и Карпу доложить, как все прошло.
– А когда вернешься?
– Не знаю. Дел много.
Седой демонстративно повернулся к дочери спиной и поискал глазами старого друга. Того уже должны были известить о возвращении бригады охотников, однако среди встречающих его не оказалось. Кормщик перевел взгляд в глубь берега и сразу обнаружил того, кого искал. Карп резво шагал к пляжу со стороны командного пункта, где еще с довоенных времен располагался рабочий кабинет начальника заставы.
Вопреки всеобщему ликованию конец разговора получился совсем нерадостным. Отец отчего-то рассердился, а Юля так и не поняла, чем его расстроила. Но это несильно опечалило ее. С возрастом отец стал раздражительным, и подобные срывы у него уже случались. Хотя прежде на людях он старался сдерживать себя.
«Ничего, – успокоила себя девушка. – Главное: жив и здоров. Это просто усталость. Отдохнет, успокоится и придет в норму». Жизнь горстки людей на продуваемом ветрами скалистом берегу в окружении беспощадных северных чудовищ ежедневно дает куда более серьезные поводы для беспокойства, чем грубые высказывания одного из них по отношению к другому. Тем ценнее редкие поводы для радости.
Улыбаясь, Юля подошла к Максиму.
– Привет! Папа сказал, ты опять отличился?
Вокруг возвратившейся охотничьей лодки собралось множество людей, поэтому приходилось выбирать выражения, чтобы случайно не выдать себя.
– Было дело…
Макс тоже старался не показывать окружающим своих чувств. Причем у него это получалось совершенно естественно и непринужденно – Юля даже немного расстроилась. Вот и сейчас он лишь приветливо кивнул ей и снова повернулся к своему другу Пашке, который никак не мог выбраться из лодки. Не навидался с ним что-ли?
Опираясь на плечо Максима, Пашка перебросил через борт обмотанную окровавленными бинтами ногу. У Юли волосы на голове зашевелились от ужаса, когда она увидела потемневшую от крови повязку.
– Паша, что с тобой?!
– На ревуна нарвались, – ответил за друга Макс.
– На ревуна?! – еще больше ужаснулась Юля. – Как же вы…
Она прикрыла ладонями рот, представив, что должны были испытывать Макс, отец и другие охотники, атакованные ужасным морским чудовищем, беззвучные вопли которого буквально сводили людей с ума.
– Отбились, как видишь. Правда, Пашка чуть без ноги не остался.
– Ничего. Главное, обошлось, – преувеличенно бодро ответил Павел.
И хотя с помощью Макса он довольно ловко выпрыгнул из лодки, выглядел Пашка совсем неважно. Кожа на лице натянулась, щеки ввалились и побелели, словно при обморожении, бескровные губы покрывали многочисленные трещины. Кусал он их, что ли? Наверное, кусал – от боли еще не то сделаешь. В первый миг из сострадания к Павлу Юля хотела обнять его, однако сейчас эта мысль вызывала у нее отвращение.
Макс нетерпеливо хлопнул Пашку по спине:
– Потом хвастаться будешь. Пошли в медпункт.
В отличие от своего друга он выглядел куда более взволнованным. Впрочем, Пашка всегда отличался некоторым безрассудством.
– Карп, мы в медпункт! – громко крикнул Макс подошедшему начальнику Заставы. – У Пашки серьезная рана.
Дядя Карп повернулся и, взглянув на замотанную Пашкину ногу, озабоченно покачал головой:
– Сами доберетесь? Может, дать провожатого?
– Я помогу, – неожиданно для себя выпалила Юлька.
Не стоило лишний раз злить отца, но уж очень не хотелось, чтобы Макс, едва вернувшись, сразу покинул ее. Еще больше не хотелось, чтобы он ушел вместе с Павлом.
Несмотря на полученную рану, Пашка шагал довольно бодро – Юля даже удивилась. Навстречу со стороны Заставы спешили припозднившиеся жители общины: мужчины, женщины, дети. Всем хотелось своими глазами увидеть, как будут разгружать вернувшуюся лодку и взвешивать привезенную охотниками добычу. Большинство пробегало мимо, но те, кто успевал разглядеть искалеченную Пашкину ногу, бледнели от страха, некоторые даже останавливались, но заговорить с Павлом никто не решился. Сам он тоже не раскрывал рта. Молчали и Юля с Максимом. Им как раз было о чем поговорить, но присутствие Павла делало откровенные разговоры невозможными.
В медпункте, как назло, никого не оказалось: ни Катерины, ни желчного старика Сергеича. Может быть, Сергеич и был хорошим врачом, но Юле он никогда не нравился, а с недавних пор она вообще старалась его избегать. Как-то раз она зашла в медпункт по своей женской надобности и вместо Катерины нарвалась на Сергеича. Он был пьян – последнее время такое случалось с доктором довольно часто – хотя и не сильно. Первый делом старикан тоже предложил ей выпить. Не успела Юля отказаться, как он принялся лапать ее и пытался повалить на кушетку. Юля с трудом вырвалась и убежала. Она никому не рассказала об этом случае, даже отцу, но всякий раз при виде Сергеича цепенела от стыда и страха. Наверное, поэтому и попросила Максима научить ее защищаться. Он сначала удивился: зачем тебе это? Но потом все-таки согласился. Показал, как следует обращаться с ножом, куда бить, как уворачиваться от клювов крыланов и когтистых лап саблезубов, хотя и честно предупредил, что в схватке с любым из этих монстров один на один у человека практически нет шансов спастись. Последний месяц Юля с увлечением осваивала стрельбу из лука и, хотя Макс не спешил ее хвалить, чувствовала, что у нее уже неплохо получается.
В темной и пустой прихожей Пашка опустился на лавку возле запертого процедурного кабинета. Юлю это удивило: насколько она помнила, прежде ни Сергеич, ни Катерина, уходя из медпункта, не запирали рабочий кабинет. Макс недоуменно подергал дверную ручку и уселся рядом с другом, а девушка осталась стоять. Пашка посмотрел на нее – его глаза неприятно блеснули в темноте. Юля даже поежилась, потом перевел взгляд на Максима.
– Макс, чего вам здесь торчать? – неожиданно предложил Пашка. – Идите, развлекайтесь. А встретите Сергеича, скажите, что я его здесь жду.
Как ни странно, это разумное предложение не очень-то понравилось Максиму.
– Ты точно дождешься? – недоверчиво спросил он.
– А куда я денусь?
Действительно. Но Макс по-прежнему сомневался. Даже когда Юля взяла его за руку и настойчиво потянула к выходу, он встал и, переминаясь с ноги на ногу, сказал:
– Ладно, мы быстро. Найдем Сергеича, и сразу назад.
Юля обиженно надула губки, но Макс в темноте этого, конечно, не заметил. Порой его мальчишеская привязанность к Павлу становилась просто невыносимой.
К счастью искать Сергеича долго не пришлось. Видимо, кто-то уже сообщил ему о Пашкином ранении, и, выйдя из дверей медпункта, Юля сразу увидела шагающего по двору доктора. Он противно шмыгал носом, словно к чему-то принюхивался, и нервно потирал свои похотливые руки. Макс подбежал к нему, начал что-то говорить, но Сергеич отмахнулся и, стараясь не встречаться взглядом с Юлей, боком прошмыгнул в медпункт.
Макса это удивило.
– Странный какой-то, – пожал плечами он и уже собирался шагнуть следом, но Юля удержала его на месте.
– Я только узнаю о Пашкином самочувствии, – попытался отговориться Макс, но она не приняла его оправданий.
– А мое самочувствие тебя не интересует?
Убедившись, что поблизости никого нет и за ними никто не наблюдает, девушка приблизила к Максиму свое лицо.
– Но…
Не дожидаясь ответа, который уже не имел смысла, Юля обвила Макса руками за шею и, подавшись вперед, накрыла его рот своими губами.
– Папа после разгрузки хотел переговорить с дядей Карпом. Сказал, что у них много дел… – прошептала она, переводя дыхание после долгожданного поцелуя. Это окончательно решило дело.
Седой познакомился с Карпом в довоенном мире, канувшем в лету, когда того еще звали Леонидом. Это он придумал амбициозному климатологу и по совместительству заместителю начальника полярной исследовательской станции шутливое прозвище, являющееся производным от его фамилии Карпатьев. Со временем прозвище превратилось в псевдоним, и вот уже много лет все жители выросшей на месте бывшей пограничной заставы охотничьей общины называли Карпатьева только так. Некоторые уже и забыли его настоящую фамилию, а молодежь вроде Юльки и Макса вообще не знала ее никогда.
Пропустив Седого в кабинет, доставшийся Карпу в наследство от начальника пограничной заставы, тот прошел к расшатанному канцелярскому столу и вынул из нижнего ящика свой знаменитый термос, в котором каждое утро собственноручно заваривал брусничный чай, а затем и бутыль розоватого самогона, который с успехом гнал Сергеич из мха и ягод все той же брусники.
Бледно-розовая жидкость полилась в жестяные кружки. Карп первым поднял свой импровизированный бокал:
– С возвращением!
– Давай, – вяло откликнулся Седой. Хотя он и не принимал непосредственного участия в разгрузке лодки, но после возвращения с охоты чувствовал неимоверную усталость.
Самогон ударил в голову, и кормщик запоздало сообразил, что на голодный желудок сразу не нужно было пить так много. Карп будто прочитал его мысли, снова полез в ящик и выложил на стол пергаментный кулек с кусками мелко нарезанного вяленого мяса.
– Чуть не забыл! Угощайся, – и, так как гость не спешил притронуться к еде, сердито добавил: – Ешь и не стесняйся! Вы столько мяса привезли, теперь не то что до весны, до лета хватит. Может, и «дневную» норму сокращать не придется.
«Это вряд ли», – подумал Седой, но все-таки взял из пакета и отправил в рот аппетитный мясной ломтик. Традиционно летняя или «дневная» суточная норма пищи отличалась от той, которую получали жители Заставы зимой во время полярной ночи. Причем все отличия заключались в уменьшении суточной пайки.
– Давай по второй, – Карп снова взялся за бутылку, но Седой прикрыл свою кружку ладонью.
– Погоди, поговорить надо. Или налей мне лучше чайку – что-то знобит.
Карп не стал возражать, хотя и плеснул в наполненную чаем кружку пару глотков самогона. «Для аромата», – объяснил он. Седой с удовольствием втянул в себя остро пахнущую свежезаваренными брусничными листьями жидкость и, оставив пустую кружку, сказал:
– Когда мы искали место, чтобы укрыться от шторма, наткнулись на заброшенный прибрежный поселок.
Карп недоверчиво сдвинул брови. Седой подумал, что именно так и должен реагировать на его слова начальник Заставы.
– Где?
– Где-то на севере острова.
– Ты ничего не путаешь? Настоящий поселок, а не чья-то временная стоянка?
– В том-то и дело! Поселок с жилыми или хозяйственными постройками, судовым причалом и экскаватором!
– Экскаватором? – переспросил Карп. Похоже, именно последнее наблюдение убедило его в том, что старый товарищ говорит правду.
– Может, не экскаватором, а подъемным краном, – уточнил Седой. – В сам поселок мы не заходили – не до того было. Но то, что там осталась строительная техника, это точно.
– А как далеко вы ушли на север? Что сказал Ванойта?
Седой поморщился:
– Ничего путного. Бубнил все время про обитель подземных духов, про проклятые земли. Ерунду, одним словом! Я не прислушивался. А вот ходу до того поселка при попутном ветре около двух суток.
Карп надолго задумался, потом снова полез в стол, но на этот раз достал оттуда не выпивку и не закуску, а отпечатанную для пограничников крупномасштабную карту Новой Земли с типографским грифом «секретно» в верхнем углу.
– Гляди, – он подвинул карту к Седому. – Если ты ничего не путаешь, то, похоже, вы, сами того не ведая, нашли поселок Северный. Ты пролив помнишь?
– Залив, хотя… може, и пролив, ведь дальше поселка мы по нему проплывали. «Маточкин шар», – прочел Седой отпечатанное на карте название узкого пролива, разделяющего два самых крупных острова Новой Земли. – А Северный – это же название полигона, где еще во времена СССР проводились подземные ядерные испытания?
– Я тебе больше скажу. Перед войной полигон хотели возродить: завезли технику, прорыли новые штольни…
– Точно! – перебил друга Седой. – Мы в такой штольне и ночевали! Значит, там и люди должны были остаться?
Карп отчего-то сразу помрачнел:
– Дело темное. Я обещал никому не говорить, да теперь чего уж… В общем, где-то через две недели после всех ядерных ударов местные пограничники перехватили странную радиопередачу. Сам знаешь, тогда эфир на всех диапазонах был забит сплошными помехами, а тут – довольно чистый радиосигнал. Поэтому решили, что источник находится здесь, на острове. Я сам ту радиопередачу не слышал, но командир заставы и радист рассказывали, что речь шла о какой-то неизвестной болезни, вроде эпидемии безумства, охватывающей все новых и новых людей. По словам перепуганного радиста, больше всего это сообщение походило на предостережение или сигнал тревоги.
– А потом? – осторожно спросил Седой.
Читать бесплатно другие книги:
