Отпуск с папой Хельдт Дора

«Новая любовь как новая жизнь»

Ю. Маркус

Когда я добралась до «Сёрф-кафе», у меня кололо в боку. Я на секунду остановилась – отдышаться и понюхать руки. Легкий запах скипидара, зато дыхание стало ровнее, взять под контроль сердцебиение так быстро не удалось. Я обвела глазами террасу.

И увидела его. Вообще-то я ненавижу розовый цвет. На Йоханне Тиссе были джинсы и розовая рубашка, он сидел за третьим столиком слева и выглядел просто божественно.

Со слабостью в коленках, на подкашивающихся ногах я направилась к его столику.

– Привет, прости, не получилось вырваться раньше.

Голосовые связки тоже куда-то подевались. Йоханн медленно поднялся, наклонился и поцеловал меня в щеку.

– Хорошо, что ты пришла.

Я упала на стул, стоявший напротив, и не могла поверить, что это происходит со мной. Кристина Шмидт сидит на пляже Нордернея, за полчаса до захода солнца, с самым прекрасным мужчиной из всех, что она встречала, видела в кино или по телевизору за последние двадцать лет. И этот мужчина с оленьими глазами смотрит на нее и говорит с чарующей вибрацией в голосе:

– Красного вина?

Я кивнула, не в силах вымолвить слово, наверное, стоило укусить коленку. Я взяла себя в руки.

– Ну и чем ты сегодня занимался?

– Немного поездил по окрестностям на велосипеде, осмотрел остров. На обратном пути искупался. На нудистском пляже. Никогда не видел такого широкого пляжа, было здорово.

– Да, он действительно широкий.

Господи, верни мне разум!

Йоханн сделал знак официантке и, когда она подошла, заказал два бокала вина.

– Прекрасная работа. – Он посмотрел ей вслед. – Каждый вечер любоваться закатом и видеть посетителей только в хорошем настроении. Неплохо.

В этот момент пара за соседним столом начала ругаться, поскольку Ханс-Гюнтер заказал себе четвертое пиво, а Марго возражала.

– Только в хорошем настроении? Ну-ну. Ты впервые на Нордернее?

Йоханн кивнул и подождал, пока официантка поставит на стол бокалы.

– Да. Мне здесь нравится, красивый остров.

– А почему ты решил поехать именно сюда?

Он пожал плечами, отводя глаза.

– Да не помню, кажется, коллега посоветовал. А ты часто здесь бываешь?

– В последние годы часто, а так я в основном езжу на Зюльт. Там живут мои родители. Говоришь, коллега посоветовал, а чем ты занимаешься?

– Это очень скучно, я работаю в банке. А ты?

– А я в издательстве.

Йоханн вытащил из кармана пачку сигарет. Моей марки.

– Звучит заманчивее, чем банк. Ты куришь?

– Только если поблизости нет отца. Спасибо. – Я взяла сигарету.

Он поднес мне зажигалку и засмеялся:

– Ах да! Ты же тут с папой. Мне он кажется симпатичным, он так изящно отшил двух утомительных дам, меня это впечатлило.

– Где же он их встретил?

– Он вышел позвонить, и они его подкараулили. Он с величавостью испанского гранда отстранил их и воскликнул: «Милые дамы, меня ждут важные дела, но я о вас не забуду!» Они дали ему пройти и улыбнулись.

Я была поражена. Они простили бы ему даже и дом свиданий.

Йоханн пересел на стул рядом со мной.

– Отсюда заход солнца лучше видно… – Его нога касалась моей. – Хорошо, правда?

Я кивнула. От полноты чувств перехватило горло.

– И как же, родом с Зюльта, живя в Гамбурге, можно оказаться на Нордернее? – Тут он остановился и принюхался. – Скипидаром прямо в нос бьет. Это что, с моря?

Его колено усилило нажим, я на него ответила.

– Наверное. Как я попала на Нордерней? Благодаря Марлен. Мы давно знакомы. Когда ей нужна помощь, а у меня есть время, я приезжаю.

Йоханн положил руку на спинку моего стула, касаясь плеча, и вряд ли это была простая случайность. Я надеялась, что нет.

– Я рад, что мы встретились. Совет поехать на Нордерней себя оправдал. Как думаешь, мы сможем видеться чаще? – Он погладил большим пальцем мое плечо. Я покрылась гусиной кожей.

– Я бы с удовольствием виделась с тобой чаще, но у нас действительно много работы. Мы должны открыться уже в выходные. Кафе будет отличным – настоящий бар, гостиная и все такое. А тут папа вышвырнул двух помощников, поэтому мы все задействованы, и я в том числе. К тому же папа забывает, сколько мне лет, и норовит воспитывать, а это значит – никакого курения, алкоголя и мальчиков…

Стоит мне влюбиться, и я начинаю нести всякую чушь. Йоханн прервал меня, не дожидаясь, пока этот словесный поток выйдет из берегов.

– Кристина, можно тебя кое о чем спросить?

«О чем хочешь, – подумала я, – и моим ответом будет “да”».

– А Марлен де Фриз работает в пансионе?

– То есть? – растерялась я.

– Я просто хотел узнать, что она там делает. Кому подчиняется?

Что ему нужно от Марлен? Я ответила не сразу:

– Никому. Это ее пансион.

На секунду мне показалось, что он испугался. А потом улыбнулся:

– Вот как. И сколько же ей лет?

Заход солнца начался без меня.

– Пятьдесят один. Еще есть вопросы?

Теперь Йоханн и в самом деле испугался.

– Ты неправильно поняла, – схватил он мою руку. – Ты не знаешь, у них не было никакого слияния?

Я отняла руку.

– Ты ошибаешься, Кристина, я не интересуюсь Марлен де Фриз. Об этом просил узнать один мой друг. Он пару раз здесь ночевал, ну и положил на нее глаз. Ко мне это не имеет никакого отношения. Иначе я не сидел бы здесь с тобой и не трепался о всяких глупостях.

Он улыбнулся, я растаяла и увидела, как низко уже село солнце. Йоханн еще сильнее прижался бедром и провел пальцем по моей шее. Несколько минут я ощущала только его прикосновения и влюблялась все безнадежнее. Он придвинулся ко мне поближе и спросил:

– А ты живешь одна?

Я кивнула, это было уже серьезно.

– Да, почти три года. А ты?

– Я тоже. Собственно, я ищу квартиру в Бремене. Пока я живу еще…

Его откровения прервал мобильный. Я вздрогнула, Йоханн тоже, но все-таки ответил на звонок:

– Да, алло?

Ненавижу людей, которые не представляются по телефону. Лицо у него стало напряженным. Слушая, он выпрямился и убрал руку со спинки моего стула.

– Послушай, я же сказал, что позвоню, когда узнаю. Пока ничего не могу сообщить, дай мне немного времени. Я же не занимаюсь этим изо дня в день.

Женский голос на другом конце провода звучал громко, так что я слышала обрывки фраз: «…на тебя положиться» и «…в конце концов, у тебя семья».

Йоханн, похоже, заметил, что я тоже слушаю, и встал.

– Как бы там ни было, ты не вовремя. Я позвоню завтра… только, пожалуйста, не обижайся. Ну, до скорого.

Он снова сел, а я махнула официантке:

– Счет, пожалуйста.

– Кристина, посиди еще. Боюсь, возникло недоразумение. Каждый раз, когда мы встречаемся, мне звонит моя тетя.

«Конечно, тетя-мышка», – подумала я, пытаясь обуздать свои растрепанные чувства.

– Я понимаю, Йоханн, к тому же ты можешь говорить по телефону с кем хочешь. Мне нужно идти, завтра снова работать, и, как ты знаешь, у меня есть еще папа.

Подошла официантка.

– Посчитать вместе?

– Да.

Йоханн вытащил из кармана джинсов бумажник и протянул девушке купюру. Я позволила ему заплатить, мне это свидание и так стоило много нервов.

Нам нужно было в одну сторону, смешно идти порознь. Мы шли молча, я чувствовала на себе его взгляд, но не испытывала никакого желания задавать вопросы, ответы на которые не хотела слышать. Не доходя до пансиона, он внезапно остановился и крепко взял меня за локоть.

– Погоди.

– Да?

– Мы же не хотим встретить твоего отца, правда?

– Боишься?

Он озадаченно посмотрел на меня:

– Твоего отца? Нет. Просто подумал, что тебе придется дискутировать с ним на тему сигарет и мальчиков.

Он засмеялся. Я – нет. Мне было грустно. Он заметил это и положил руку на мое плечо.

– Послушай, мне нужно уладить кое-какие дела, о которых я не хочу сейчас говорить. И независимо от этого я чуть-чуть влюбился и хотел бы узнать тебя ближе. И одно с другим никак не связано. Понимаешь?

Я, разумеется, не понимала, но у него были такие карие оленьи глаза, эротический голос, красивый рот, и от него так чудесно пахло. В общем, я к нему прижалась.

– Все в порядке. Может, завтра вечером удастся вместе искупаться.

Он поцеловал меня сначала нежно, потом долгим поцелуем в губы. Вблизи в его карих глазах были заметны золотистые крапинки.

По дороге к дому я успокаивала себя мыслью, что у милашки Нильса наверняка тоже есть какие-то тайны. Ну и что? Ведь это же лето, в конце концов.

Я с облегчением обнаружила, что вернулась первой. Свидание с Йоханном продлилось недолго. Еще не было и одиннадцати. Чистя зубы, я отгоняла дурные мысли и пыталась сосредоточиться на золотистых крапинках и поцелуе. Поскольку я порядочно устала, мне это удалось, и я отправилась в постель.

Держась за руки, мы с Йоханном бредем вдоль берега моря. Поблескивает вода в лучах заходящего солнца, тихо накатывают волны, мы говорим о том, где хотели бы жить: на Нордернее, на Зюльте, в Гамбурге или на Мальдивах? Йоханн опускается на одно колено, чтобы поднять какую-то особенно красивую сердцевидку, я медленно иду дальше. Вдруг раздается трезвон велосипедного звонка. Я оборачиваюсь и с ужасом вижу, как Гизберт фон Майер давит моего суженого велосипедом, вырывает из его рук сердцевидку, протягивает мне и кричит своей фистулой: «Ты едва не совершила страшную ошибку! Но я пришел, чтобы тебя спасти».

Я проснулась в холодном поту как раз в тот момент, когда папа, насвистывая, входил в дом. Я даже узнала строчку из Марианны Розенберг: «Марлен, одна из нас должна уйти…»

Когда на следующий день я в семь утра осторожно приоткрыла дверь в спальню отца, он лежал на спине, с подушкой на лице и тихо похрапывал. Ночью он заходил ко мне в гостиную. Я притворилась спящей и с угрызениями совести почувствовала, как он погладил меня по щеке. Я ему солгала. Поэтому и не стала будить его сейчас – папе не обязательно каждый день являться в пивную к восьми утра. В конце концов, у него тоже каникулы.

Кровать Доротеи была не тронута, она провела ночь с Нильсом либо на пляже, либо в его бывшей детской, в любом случае ее ночь оказалась, несомненно, более волнующей, чем моя, и уж точно без кошмаров с ГфМ.

В пансионе я застала Марлен на кухне, раскладывающей булочки по корзинкам.

– Доброе утро, – повернулась она ко мне. – Вчера вечером ты так быстро ушла. Тебе уже лучше? Хайнц делал какие-то таинственные намеки…

Я налила себе кофе и присела на табурет.

– Доротея ему сказала, что у меня страшные боли по женской части. Специально, чтобы я могла уйти на свидание, о котором не хотела ему говорить.

– Свидание? С кем? – Марлен опустила пакет с булочками и с любопытством уставилась на меня. – Рассказывай!

– С твоим постояльцем. Йоханном Тиссом.

– О!.. И как?

Я вытянула ноги и привалилась спиной к стене.

– Марлен, он высший класс! Мы встретились в «Сёрф-кафе», было очень здорово. И мне кажется, у нас что-то может получиться.

Ее скептический взгляд напомнил мне о его вопросах о ней, о подозрительных звонках какой-то мышки, или как там ее, о загадочных намеках, сделанных при расставании.

Я попыталась успокоить и себя, и Марлен:

– Ему что-то надо здесь уладить по работе, он вообще-то банкир. Может, расследует какой-нибудь случай коррупции, он сказал, что не может об этом говорить. И еще сказал, что чуть-чуть влюблен в меня. К тому же он хорошо целуется. В общем, было классно…

Я допила кофе, поставила чашку в раковину и взяла блюдо с нарезкой.

– Начну, пожалуй. Никаких особых пожеланий нет?

Марлен покачала головой, я была рада, что она не комментировала мое рандеву. Критики я не хотела.

Берги были первыми постояльцами, пришедшими на завтрак. Близняшки уселись рядом – Эмили надула губы, а Лена радостно мне кивнула:

– Привет, Кристина, сделаешь нам какао?

– Конечно. Эмили, а ты будешь какао?

– Нет, я сегодня не стану ни есть, ни пить.

На ее детском личике было написано, что настроение у нее просто отвратительное. Лена пояснила:

– Они поссорились с папой. Теперь она с ним не разговаривает.

Лена бросила взгляд на родителей, стоявших у буфета с едой.

– Папа сказал, что она упрямая курица.

Эмили жалобно посмотрела на меня:

– Курицы не упрямые. И папа начал первый.

Я очень хорошо ее понимала.

– Мне это знакомо. Мой папа тоже постоянно начинает первый. Но знаешь что? Умный всегда уступает. Так говорит моя мама. И теперь я делаю вид, будто мы с папой и не ссорились, стараюсь быть с ним ласковой, и тогда он обо всем забывает. Попробуй как-нибудь.

Эмили задумалась.

– У твоего папы такие смешные кепки. Он наверняка приятнее моего.

– А по-моему, твой папа тоже очень милый.

Анна и Дирк Берги сели за стол и улыбнулись мне. Эмили бросила на меня быстрый взгляд, потом взяла из корзинки хлеб, положила его себе на тарелку и посмотрела на отца:

– Доброе утро, папочка. Ты хорошо спал?

Дирк Берг пораженно уставился на дочь. Я вернулась в кухню и поздравила себя с обнаружением фантастического педагогического таланта.

Марлен готовила чай.

– Ты успела домой до прихода отца? – повернулась она ко мне.

– Да, с запасом, а вы сидели довольно долго. Было мило?

Марлен засмеялась:

– Мило? Господин фон Майер совсем разошелся. У них с Хайнцем оказалась общей не только страсть к «Гамбургу», но и к немецким шлягерам. Я думала, что паренек взорвется. Лицо у него так и пылало, когда он пел свою любимую песню из репертуара Андреа Берг.

– У него и настроение должно было быть соответствующим.

– Как у Хайнца?

– Нет, как у Андреа Берг.

– Понятия не имею, кто это.

– Она поет так, как Гизберт фон Майер говорит. Геза сильно мучилась?

– Она выдержала. Очень старалась остаться серьезной. Да мы недолго и посидели, через час ушли.

– Доброе утро. – В дверях кухни возник Онно и смущенно посмотрел на нас. – Пивная закрыта, я пришел слишком рано?

– Совершенно вылетело из головы. Папа еще спит. А ключ у него.

Онно сразу забеспокоился:

– Как спит? Он заболел?

– Нет, не думаю, но вид у него был усталый, и я решила его не будить.

Марлен сняла связку ключей с крючка и отстегнула один из них.

– Вот, Онно, возьми, второй у Хайнца. Когда-нибудь он да объявится. И тогда ты вернешь мне этот.

Онно кивнул:

– Хайнц может прийти и попозже, я пока начну один. А вот и Калли приехал. Ну, пока, до скорого.

В окно кухни мы видели, как Калли старательно пристегивает свой велосипед, а Онно его ждет. Предупредить его мы не успели, да это бы и не помогло: когда Калли выпрямился, перед ним стояла пушистая, в черно-желтую полоску Ханнелора Клюпперсберг. Что она ему сказала, мы не слышали, но Калли покраснел как рак, а Онно на всякий случай отступил на шаг назад. Но это его не спасло, потому что сзади оказалась подружка Мехтхильда.

– Доброе утро. Ах вы, любопытные старушки, в окно пялитесь? – Доротея вошла в кухню и встала позади нас. – Глянь-ка, Пчелка Майя прилетела. А фрау Вайдеманн-Цапек носит фроте, как мило. Где они покупают такие тряпки?

– Доротея, выйди во двор, расскажешь, о чем они там говорят. Нам ничего не слышно.

Марлен завороженно смотрела, как дамы, бурно жестикулируя, о чем-то толкуют испуганным мужчинам. Доротея распахнула окно, все четверо обернулись в нашу сторону. Застигнутые на месте, мы с Марлен отпрянули назад. Доротея радостно помахала четверке и повернулась к нам.

– Они все-таки вас увидели. А в столовой между тем люди ждут кофе. Кристина, твой любимый постоялец тоже. Как, кстати, все прошло вчера?

– Прекрасно. – Я взяла два кофейника, протянутые мне Марлен. – Не так долго, как у тебя.

– Я ничего не понимаю. – Марлен подала Доротее чашку с кофе и пытливо заглянула ей в лицо. – Мне кто-нибудь объяснит?

Пока Доротея вдохновенно пересказывала ей свои ночные похождения, я с кофейниками в руках отправилась к любимому постояльцу, с которым не прочь была бы пережить нечто подобное.

Йоханн Тисс снова сидел за маленьким столом у окна. С участившимся раза в два пульсом я остановилась перед ним.

– Доброе утро, Кристина, я был бы рад позавтракать с тобой. Как дела?

– Хорошо, – с трудом выдавила я, поскольку в горле будто лягушка застряла, и, может, даже с короной. – Ты будешь чай или кофе?

– Кофе, пожалуйста. Все в порядке?

Чтобы понять, что в столовой появились громкоголосые Пчелка Майя и Махровое Полотенце, оборачиваться было не нужно. Я взглянула на Йоханна:

– Видишь, мне пора идти. Вот твой кофе, увидимся позже.

Он коротко прикоснулся к моей руке.

– Надеюсь.

Фрау Вайдеманн-Цапек и фрау Клюпперсберг очень удивились, когда я с сияющим лицом пообещала принести их чай.

«Что-то витает в воздухе»

М. Баптист, Б. Булан

Дамы запасались дневным провиантом, когда появился отец. Фрау Клюпперсберг тут же подскочила, перевернув при этом стакан с соком. Пока подружка Мехтхильда промакивала стол салфеткой, Ханнелора Клюпперсберг железной хваткой взяла папу за локоть.

– Мой дорогой Хайнц! – прозвучало почти как победный клич. – У нас есть свободное местечко, позвольте же насладиться вашим обществом! Мы жаждем услышать две-три прелестные истории про остров!

Разговоры за другими столами смолкли. Присутствующие смотрели на смущенного отца, попавшего в объятия гигантской вязаной пчелы.

– Эээ… ммм… я только хотел…

Детский голосок Эмили нарушил тишину за столиками:

– Это папа Кристины, он тоже всегда начинает первый. Но у него смешные кепки.

– Что я начинаю первым? – спросил папа, освободившись от захвата. Я поспешила предотвратить несчастье.

– Я сказала близнецам, что когда мне скучно, ты всегда начинаешь рассказывать интересные истории.

– Вот как? – Папа посмотрел на меня, потом на Эмили и перевел взгляд на все еще возвышавшуюся перед ним фрау Клюпперсберг. – И почему это все хотят, чтобы я рассказывал истории?

Эмили серьезно на него посмотрела:

– Нет, я хотела сказать…