Отпуск с папой Хельдт Дора
Я с завистью смотрела им вслед, чего бы я только не отдала, чтобы оказаться с Йоханном на их месте. Два дня на пустынном острове с мужчиной моей мечты.
– Кристина! Эй, Кристииииина!
Ключевым было слово «пустынный». Я повернулась в ту сторону, откуда донесся папин голос. И у меня захватило дух.
– Ну? Как тебе это?
«Этим» были шорты из материала, похожего на ткань для маскировочных халатов. А еще – желтая рубашка с рисунком из конфет в кричаще ярких фантиках. Новая кепка была голубого цвета с надписью «Наконец мне восемнадцать».
Я выдохнула:
– И где ты все это отыскал?
Папа провел рукой по воздуху.
– Там, здесь. Мы пробежались по множеству магазинов. Калли и дети сидят в кафе-мороженом. Я увидел тебя в окно, хочешь мороженого?
Он повернул назад, и я медленно пошла следом. При взгляде на эти конфеты мне становилось дурно.
На кепке Эмили красовалась желтая надпись «Супермышь», на розовой кепке Лены было написано «Женщина-мечта».
– Прекрасные бейсболки, – похвалила я, стараясь говорить спокойно. Девочки сияли.
– Нам Хайнц помогал.
Папа с гордостью кивнул им:
– Да, пришлось постараться, мы не стали покупать в первой попавшейся лавке.
Эмили покачала головой:
– Да, сначала сходили в пять других.
– Точно! – Папа махнул официанту. – Ты что будешь, Кристина?
– Кофе, пожалуйста.
Я подождала, пока отойдет официант.
– А кто помогал тебе, папа?
Он радостно оглядел себя.
– Рубашку выбирали дети. У меня еще никогда не было такой красивой рубахи. Надену ее на открытие.
Лена ткнула пальцем в красную конфету:
– Тут конфеты. Это была самая красивая рубашка.
Официант поставил передо мной кофе. Я старалась держать себя в руках.
– Да, красивая. А кепка?
– Кепка отлично подходит к рубашке. Ее я выбрал сам.
– На ней написано «Наконец мне восемнадцать».
– Правда? – Он стянул кепку и повернул так, чтобы прочитать надпись. – В самом деле. Я и не заметил. И что?
Калли подвинул поближе к Лене вазочку с мороженым.
– Ведь Хайнцу уже есть восемнадцать. Качество отличное, я про кепку. И цвет красивый.
– Мы сейчас идем с Хайнцем и Калли в кино. – Эмили дрожала от возбуждения. – Там показывают фильм про пингвинов.
Я взглянула на отца. Тот гордо кивнул:
– Путешествие пингвинов. Фильм о живой природе. Очень познавательно.
Калли наклонился ко мне.
– Хочешь с нами? Я куплю еще один билет.
– Нет, большое спасибо. Пройдусь по магазинам, нужно купить платье на открытие бара. Можем встретиться после фильма в «Центральном кафе», это сразу за углом.
– Хорошо. Через два часа.
Я допила свой кофе и встала.
– Желаю вам приятно провести время с пингвинами.
– Спасибо, – небрежно кивнул мне отец. – И, Кристина…
– Да, папа?
– Купи себе что-нибудь красивое. Вот такое яркое тебе тоже пойдет, не надо все время ходить в унылых старушечьих платьях. Ты же еще не старая. И сейчас лето.
Я страдальчески улыбнулась:
– Я постараюсь. До скорого.
В четвертом магазине поиски успешно завершились. Платье было до колен, темно-зеленого цвета, на тоненьких бретельках. Мне понравилось, продавщица в зеркале кивнула одобрительно. Внезапно в магазине раздался рев фрау Вайдеманн-Цапек:
– Гляди-ка, Ханнелора, тут Кристина!
Ее широкая фигура, на этот раз в джинсовом костюме с аппликацией в виде красно-зеленого котенка, резвящегося на пышной груди, заслонила мое отражение.
– Кристина, милочка, сшито неплохо, но оно такое унылое… Что ты думаешь, Ханнелора?
Фрау Клюпперсберг сняла кокетливую шерстяную шапочку, разумеется, в тон абрикосовому облегающему платью. Семь витков ее ожерелья из стекляруса ярко-красного цвета гремели, задевая пуговицы платья.
– Да, Мехтхильда права. Я бы выбрала чистый цвет, насыщенный розовый или ярко-желтый, возможно, с изящной отделкой в цветочек, а этот зеленый слишком тусклый.
Я широко улыбнулась двум предпринимательницам из Мюнстер-Хилтрупа, пробормотала «привет», повернулась на каблуках и сказала продавщице:
– Это то, что надо. Я его беру.
Когда через пять минут я вышла с пакетом из магазина, дамы сидели на лавке, глядя на двери. Я попала в засаду. Мехтхильда посмотрела на мой пакет и заявила:
– Могу одолжить вам миленький платочек к этому платью, ах, что это я, я вам его подарю! В благодарность за ваши очаровательные завтраки.
– Но это вовсе…
Ханнелора не дала мне договорить:
– Нет-нет, вы должны его принять. Мы продаем такие платки в нашем магазине, они пользуются большим спросом. Вам нужно быть посмелее в туалетах, милочка, поверьте профессионалам. А куда подевался ваш отец?
Я с кислым видом стояла перед ними, не испытывая никакого желания присесть на узкую скамью.
– Мой отец с Калли и… – переступила я с ноги на ногу, но вдруг услышала за спиной чье-то тяжелое дыхание и обернулась.
Гизберт фон Майер с красным лицом, совершенно запыхавшийся, так неожиданно возник рядом со мной, что я вздрогнула.
– А… где… Хайнц? – Он со свистом втягивал воздух, стараясь продышаться, и плюхнулся на скамью.
Мехтхильда чуть привстала и с тревогой заглянула ему в лицо:
– Что-то случилось?
Дыхание Гизберта фон Майера перемежалось хрипом и свистом, хотя я ни разу не видела его с сигаретой. Может, он аллергик? Или доходяга. Или и то и другое. Он оглянулся с таинственным видом.
– Случилось. Нам срочно нужно собраться. Пароль «Акула», поняли?
Ханнелора ахнула:
– Брачный аферист! Вы снова его видели?
Теперь воздуха не хватило мне.
– И где же?
– Предположительно он остановился в «Георгс-хёе». Я опознал его, когда он стоял у стойки регистрации, – торжествующе сообщил Гизберт.
Что делал жалкий репортеришка ГфМ в элитном отеле? Глядя на объятых ужасом дам, я лихорадочно обдумывала ситуацию. Йоханн был на пляже, а не в «Георгсхёе», он жил в пансионе, к тому же Гизберт его ни разу не видел. Я с облегчением вспомнила описание, данное моим отцом: среднего роста, среднего возраста, шатен с коварным взглядом – это подходит каждому третьему. Потому, возможно, речь сейчас идет о некоем новом мистере Икс, и я могу расслабиться. И Йоханн Тисс тоже. Гизберт неверно истолковал мою улыбку и расправил плечи.
– Ты рада, что я не отступился, правда? Какое там уехал! Мы его выведем на чистую воду, обещаю. А где сейчас Хайнц? Он же ничего не знает о вновь открывшихся обстоятельствах.
Ханнелора нервно теребила свой стеклярус.
– Знаете что, Гизберт, я не хотела рассказывать это в «Акуле», но теперь, перед лицом опасности, так сказать, все личное отступает на второй план.
Мехтхильда бросила на подругу косой взгляд и подняла бровь.
– Ну, что там еще?
Ханнелора положила свою унизанную кольцами руку на колено Гизберту. Три пары глаз следили за ее движением: Мехтхильда – с волнением, я – ласково, у Гизберта во взгляде читалась паника.
– Ну, если коротко, господин Тисс пару раз бросал на меня… как бы это сказать… сладострастные взгляды.
Я закашлялась, Гизберт вскричал: «Ну вот, пожалуйста!» – а Мехтхильда медленно поднялась, пристраивая на плечо свою сумочку.
– Ах, Ханнелора, ты иногда бываешь потрясающе наивной. Он просто с тобой поздоровался. А вот меня приглашал поужинать, но я отказалась. В конце концов, я-то знаю, что к чему.
Точно в цель! Ханнелора Клюпперсберг не могла совладать с мимикой. Она стала похожа на розового карпа и убрала руку с колена соседа.
– Мехтхильда, ты…
Но на ум ей ничего не пришло. Она закрыла рот. Гизберт сосредоточенно таращился в пространство.
– Нам нужно что-то предпринять. Мехтхильда, Ханнелора, вы едва не стали жертвами преступления. У меня есть идея. Кристина, где твой отец?
Я неопределенно махнула рукой в сторону Куртеатра.
– Последний раз я его видела возле «Хаус дер Инзель», в компании Калли и двух юных дам.
– Юных дам? – Мехтхильда с Ханнелорой вновь заговорили хором.
Гизберт повернулся к ним.
– В Куртеатре сегодня танцевальный вечер. Пойдем туда? Сможем сразу же рассказать Хайнцу.
– Гизберт… – постаралась я говорить доброжелательнейшим тоном, – на твоем месте я бы не рискнула им мешать. Дамы такие симпатичные, такие юные, общение с ними, несомненно, доставляет Хайнцу и Калли огромное удовольствие. Не надо его портить.
– Кристина! – хором возмутилось трио.
– Я ничего не говорю, просто предупреждаю. Удачи!
О том, что, помимо танцев, в Куртеатре есть еще и кино, я им не сказала. Но совсем неплохо, если Гизберт этого не знает.
Я покинула троицу и поспешила вдоль по улице в надежде, что они не пустятся за мной в погоню и не найдут отца раньше меня. До встречи в кафе оставалось еще полчаса, в кармане было восемьсот евро, то есть семьсот десять евро и платье в пакете. Перед парфюмерным магазином я остановилась. В прошлый раз на романтическом свидании с Йоханном от меня пахло скипидаром, сегодня вечером все должно быть иначе. Я вошла в магазин.
«Стеклянное сердце»
«Мюнхенер фрайхайт»
Перенюхав пять разных флаконов и обеднев на сто евро, я, источая благоухание, не уступающее ароматам голливудской дивы, взяла курс на «Центральное кафе». Я немного опаздывала, но красота требует жертв. К счастью, четверо участников кинопохода сидели за столиком у окна без Гизберта фон Майера и дамского дуэта. Их поиски не увенчались успехом, наверное, Гизберт скользит сейчас по паркету в обнимку с Мехтхильдой. Или с Ханнелорой. Или с обеими вместе. Со злорадной улыбкой я подошла к столу. Моего появления никто не заметил, в воздухе витало нечто странное. Близняшки, сблизив головы, тихо шушукались. Папа остановившимся взглядом смотрел на стол, Калли – на сложенные перед собой руки. Я громко кашлянула:
– Привет. Ну и как фильм?
Калли и Хайнц серьезно на меня посмотрели. Папа бросил на детей быстрый взгляд и сделал знак подойти поближе.
– Что случилось?
В ожидании страшных известий я опустилась на стул. Голос отца звучал глухо:
– Ты знала?
– Что?
– Что столько из них погибает? Сотни. И так много малышей.
– Где? Отчего?
– В Антарктике. – Папа высморкался.
Я вопросительно посмотрела на Калли.
– Императорские пингвины, – объяснил он. – Слабые отставали. На нас это произвело большое впечатление.
– Пингвины… – Я постаралась изобразить сочувствие, но сделать это быстро не удалось. Хотя я люблю пингвинов.
Эмили наконец меня заметила и улыбнулась:
– Фильм хороший. Но столько поумирало! Пингвины тоже откладывают яйца. Хайнц теперь будет пингвиньим Яичным королем.
– Ох! – Я представила себе, как папа в белом маскировочном халате бредет по Антарктике, спасая пингвинов. Ну ладно, у пенсионеров бывают хобби и похуже. Остается вопрос, что об этом скажет моя мать? С больным коленом по снегу не очень-то побродишь, к тому же она всегда мерзнет. И все это ради каких-то чужих пингвинов. Я испугалась, что прысну. Лена положила ладошку на папину руку.
– Не нужно так грустить. Это ведь просто фильм. Может, выпьем сока?
– Ах, Лена…
В этом коротком ответе была заключена вся мировая и пингвинья скорбь. Но папа тут же вспомнил о своей ответственности за детей.
– Ты, безусловно, права. Итак, закажем что-нибудь.
Это было всего лишь вступление.
Наказанием за бодрый тон стал папин взгляд. Как у него могла вырасти такая бесчувственная дочь? Я проигнорировала его недоумение и кивнула официанту.
Через несколько минут близняшки уже вовсю болтали за столом, взрослые молчали. Папа был очень задумчив. Вдруг Калли наклонился вперед, чтобы лучше видеть площадь.
– Посмотри, это же Гизберт фон Майер с дамами. Он что, проводит для них экскурсию?
Папа проследил за его взглядом.
– Он не сумеет. Для экскурсовода он слишком молод, тут нужен опыт.
Калли, очевидно, уже собрался постучать им в окно. Я схватила его за руку.
– Калли, ты хочешь зазвать их сюда? Мехтхильда и Ханнелора такие шумные, Хайнц сейчас этого не вынесет.
Папа тут же опять опечалился.
– Она права, сейчас я этого не вынесу. Давайте пригнемся, чтобы они нас не заметили.
Калли послушался, я вздохнула с облегчением. Папе еще слишком рано подключаться к расследованию, пусть себе спокойно погорюет о судьбе маленьких пингвинят.
В отличном расположении духа я поставила велосипед Марлен в сарай. Калли предложил сходить с девочками на Западный берег попрыгать на батуте. Двойняшки загорелись, а папа, хоть и был не в настроении, тут же присоединился. В конце концов, он чувствовал ответственность за детей, да и возможности немедленно приступить к спасению пингвинов не было.
Я отклонила предложение Калли составить им компанию, к тому же папа с брезгливой миной заявил, что у него от моего запаха разболелась голова.
– Ты как-то резко пахнешь. Может, что-то не то съела?
От ответа я воздержалась и с достоинством попрощалась.
Марлен услышала, как хлопнула входная дверь, и вышла мне навстречу.
– Я заварила чай. Выпьешь чашечку? – Она заметила мои покупки. – Я думала, ты поедешь на пляж. Я так и сказала господину Тиссу. Ты с ним встретилась? Он снова здесь.
– Я знаю.
Закинув пакет на плечо, я прошла за Марлен к плетеному креслу. Она налила мне чаю, подвинула чашку и выжидательно на меня посмотрела:
– Ну? Рассказывай. Он тебя нашел?
– Да. Я уже собиралась уходить, хотела присмотреть за Хайнцем и двойняшками.
– Ну и?…
– Никакого «и». Ты же была в «Акуле», когда Гизберт фон Майер с папой разработали версию, будто Йоханн брачный аферист. Из-за его коварных глаз.
– Ну да. И с адресом как-то странно получилось.
– Марлен, этому может быть тысяча причин. Кто знает, что за придурок этот друг Гизберта, может, он вообще не к тому дому ходил.
– Ну а кто такая мышка?
Я полезла в сумку за сигаретами.
– Этому тоже наверняка есть какое-то объяснение. Я встречусь с ним позже и спрошу. В любом случае не желаю на основании чьих-то диких измышлений верить в преступный умысел. И до нашего с ним разговора очень бы хотела избежать встречи Йоханна с Калле Блумквистом по имени Хайнц.
– А ты крепко втюрилась, да? – усмехнулась Марлен.
– Похоже на то. Но это не значит, что я отключила мозги. Будь спокойна. Да, кстати, я встретила Гизберта фон Майера с Вайдеманн-Цапек и Клюпперсберг в городе. У них появились новые данные. Наш недремлющий журналист обнаружил брачного афериста у стойки регистрации в отеле «Георгсхёе».
– ГфМ же не знает Йоханна Тисса.
– Вот именно, зато там был зафиксирован кто-то другой, подходящий под неопределенное описание. Йохан находился в это время на пляже, зачем ему идти в «Георгсхёе»?
– К тому же он снова живет здесь, – задумчиво произнесла Марлен. – Как бы то ни было, постараюсь успокоить Хайнца. Я так злюсь на себя, что рассказала ему про фотографии. И про то, что мне он кажется странным. Извини.
Я допила чай и встала.
– Ничего. Но ты еще можешь поработать над уменьшением ущерба. Пойду приму душ и намажусь кремом – я купила жутко дорогую вещь и хочу, чтобы сегодня все было на уровне. Не знаю только, как осуществить свое рандеву с этими ищейками на хвосте.
– Да ладно, – расслабленно заявила Марлен, – я справлюсь с этим, в качестве компенсации за нанесенный ущерб. Как-нибудь отвлеку «мальчишек».
Я собрала покупки, а Марлен еще кое-что вспомнила:
– «Мальчишки», кстати, завтра получают подкрепление. Недавно звонил Хуберт, он приезжает раньше.
– Почему? Что с тетей Тедой?
– Лучшей подруге Теды, Агнес из Леера, исполняется семьдесят, и они будут праздновать два дня. Хуберт от участия уклонился. Он отвезет туда Теду и приедет на остров.
– А что он тут будет делать один?
Марлен с тоской посмотрела на меня:
– Угадай.
– Он хочет помочь. Чтобы мы успели к субботе.
– Именно. И теперь их будет пятеро. Хайнц, Калли, Онно, Карстен и Хуберт. Я тебе говорила, что Карстен остался недоволен работой Нильса? Да, сынок слегка напортачил, но завтра он все исправит. Онно в свои шестьдесят четыре – ребенок по сравнению с ними, возраст остальных в сумме тянет на… двести девяносто пять лет. Вот это круто!
– Марлен, надеюсь, ты не подставишься под штрафы. Не нужно ссориться с пенсионной кассой. Ну, я пойду. Когда появится Хайнц, постарайся сделать вид, будто ничего не замечаешь. Он в новом наряде, похож на короля диско и страшно удручен, что в Антарктике гибнут пингвины. Ну, до скорого.
Идя к дому, я оглянулась через плечо. Марлен с устремленным в пространство взглядом сидела, откинувшись в плетеном кресле, и по ее лицу нельзя было понять, о чем она думает – о среднем возрасте своих помощников или гибели пингвинов.
Я осторожно снимала ценник с нового платья, когда услышала, что в замке поворачивается ключ.
Потом в коридоре раздались шаркающие шаги отца. Похоже, прыжки на батуте не умерили его печаль.
– Кристина?
– Я на кухне.
Он вошел и медленно опустился на скамью.
– Что за день!
– Близнецы тебя замучили?
– Близнецы? Нет, с ними все было просто. Они же не первые дети, которыми мне пришлось заниматься.
– А что тогда? Тебя доконали пингвины?
– Ты должна это посмотреть. Надо что-то предпринимать. Это настоящий скандал!
– Папа, это природа. Естественный отбор. Выживают сильнейшие.
Он был просто само отчаяние.
– Кристина! Не знаю, откуда в тебе эта жестокость. Уж точно не от меня.
«Ринтиндамб», – подумала я и выдернула последнюю нитку с зашитого кармана платья.
– Вот, – подняла я обнову, – готово.
Папа оперся подбородком на кулак и внимательно осмотрел платье.
– Это ты сегодня купила?
Учитывая конфетную рубаху и страшась его реакции, я осторожно кивнула.
– Очень красивое. Прекрасный цвет, идет к твоим глазам.
Ему действительно было плохо. Я села рядом и обняла его за плечи.
– Знаешь что? Наверняка существуют какие-нибудь антарктические или пингвиньи фонды. Я поищу в Интернете. А теперь давай переоденемся и пойдем.
Он оглядел себя.
– А зачем мне переодеваться? Это ведь все новое.
– Ну да, – постаралась я говорить нейтральным тоном, – но мне кажется, что в джинсах и однотонной рубашке ты будешь выглядеть… немного солиднее.
– Солиднее? Для Калли или Марлен? Или Онно? Я, кстати, пригласил Карстена на ужин, он же теперь в команде.
Марлен будет в восторге. Скромный ужин в тесной компании постепенно превращается в масштабное мероприятие.
– Карстен… Ну хорошо. Надеюсь, Марлен об этом знает?
Папа кивнул, но слишком самоуверенно.
– Ладно, я ей позвоню. Я приготовила вещи, они на твоей кровати. И нам уже пора.
Набрать номер Марлен я не успела, она меня опередила. Оказалось, что Карстен уже на месте, а его жена вынуждена извиниться, у нее сегодня кегельбан. Гизберт фон Майер сказал, что прийти не сможет, поскольку занят слежкой. А Йоханну Тиссу Марлен посоветовала срочно убраться с линии огня и держаться подальше от пожилых мужчин, добавив, что я потом все объясню. И нам стоит поторопиться, колбаски уже горячие.
Папа, очень элегантный в джинсах и светло-голубой рубашке, хоть и проворчал, что картофельный салат и колбаски – это для сочельника, все же съел три штуки и довольно откинулся на спинку стула.
– Так можно и лопнуть.
Он ослабил ремень, передвинув его на одну дырку.
Карстен тем временем рисовал свое видение интерьерных решений на листке бумаги и пытался уговорить Онно не слушать указаний Нильса.
– Поверь мне, лампы должны висеть прямо над столами, чтобы было видно, что ты ешь. Мой сын просто не думает практически.