Отпуск с папой Хельдт Дора
– Да, конечно. Если что-нибудь не сможешь найти – спрашивай.
– Не клади молоко вниз, я сварю молочный рис. На десерт.
– Папа будет плеваться.
Я вытащила все, что положила после молока, и начала укладывать заново.
– Ему всегда нехорошо от мучного и молочного.
– Тогда пусть налегает на жареную селедку. Кстати, классное платье. Слишком шикарное для моей кухни.
– Доротея одолжила. У меня с собой нет ничего красивого, думаю завтра прошвырнуться по магазинам.
– Зачем это? У тебя какие-то планы?
– Да нет, но не могу же я все время разгуливать в шортах. Может, попадется что-нибудь из ряда вон.
Тут я заметила, что краснею. Марлен это тоже заметила, поднялась и встала передо мной.
– Ты что, утром говорила серьезно?
Я старалась сохранить невинный тон:
– О чем?
– Да о господине Тиссе. Я не верю.
Я тщательно расправляла полиэтиленовые пакеты.
– Он почти пригласил меня на ужин. Мы пили в саду кофе. Мне он действительно кажется привлекательным.
– А что значит «почти пригласил на ужин»?
Я сунула пакеты в ящик для столовых приборов.
– Встрял папа. Почему ты так на меня смотришь?
Марлен внимательно следила за мной.
– Пакеты нужно положить вон в тот шкаф. А этот Тисс что-нибудь про себя рассказал?
– Его зовут Йоханн, и он из Бремена. У него такие красивые глаза…
Я прислонилась спиной к холодильнику, вспоминая этот взгляд, проникающий прямо в сердце.
У Марлен взгляд был совсем другим.
– Из Бремена?
Ее тон вывел меня из восторженного состояния.
– Да, из Бремена. А что? Что-то не так?
– Не хочется портить тебе настроение, – осторожно начала она, – но мне он кажется немного странным. Он дважды ошибся, когда писал свое имя, а адрес просто невозможно разобрать.
Я вспомнила о нашей первой встрече.
– Марлен, Боже мой, я же вела себя по-идиотски.
– И все-таки не знаю… Тебе не кажется странным, что он добирался всю ночь? От Бремена до нас не больше двух часов.
– Может, он ехал откуда-нибудь еще. Ты насмотрелась плохого кино. Ты за кого его принимаешь? За сбежавшего пациента психушки?
– Ну не надо сразу так злиться. Я просто подумала, что он мой конкурент. Один отельер из Ауриха хочет открыть на пляже бар. Может, он шпионит.
– Так спроси его, Марлен, просто спроси. Ты прямо как мой отец. Вот он идет, кстати, прошу тебя, ни слова. У меня нет никакого желания развивать при нем эту тему.
Я решила, что нет в жизни справедливости. Сначала сама осрамилась, потом получила второй шанс, который грандиозно угробил папа, а теперь еще и подруга против меня. Я оскорбленно схватила кастрюлю, стоявшую на плите, и принялась чистить картофель. Марлен молча за мной следила. Когда папа и Калли вошли в кухню, она облегченно вздохнула:
– Привет, вы уже проголодались?
Папа остановился на пороге как вкопанный.
– Тут пахнет грозой.
Я покачала головой, надо же, у папы проснулась душевная тонкость. Это что-то новенькое.
– Нет, папа, все хорошо. Будем есть через полчаса. Марлен еще хочет приготовить рисовый молочный десерт.
– Фу. Но я вижу, ты чистишь картошку. Тогда я буду жареный картофель. Ну, пока. Пойдем, Калли, посидим в саду, выпьем пива.
– Идиотский выпад с десертом! – Марлен взяла второй нож. – Хочешь лишить меня популярности у «мальчиков»? Я ничего такого про Тисса не имела в виду. Возможно, я ошибаюсь, и он самый что ни на есть прекрасный принц.
– Ты ошибаешься, уж будь уверена.
Скепсис во взгляде Марлен не вязался с ее предложением о мире. А мне было плевать.
Отец с любопытством смотрел на меня, когда мы садились ужинать.
– Ну, Кристина? Как прошел день?
– Папа… Мы же почти все время были вместе.
– Чушь. – Он подцепил вилкой большой кусок жареной сельди и наклонился к Марлен: – Мы съездили на пляж, а потом Кристина куда-то делась. Я сразу пошел помогать в пивную, а дочь моя исчезла. Просто исчезла, и все.
– Ну ты и ябеда, Хайнц. – Доротея подвинула к нему миску с жареной картошкой.
– Я просто беспокоюсь, все-таки я ее папа.
Он внимательно посмотрел на меня.
– А отцу страшно, когда его ребенок вот так просто пропадает.
Я ответила ему невинным взглядом и промолчала. Если он надеется, что я стану относиться к нему серьезно, то этот номер не пройдет. Вот Калли принимал его всерьез.
– Хайнц, но она же взрослая, и у нее есть мобильный, правда, Кристина? И ты здесь уже освоился, что может случиться?
Но папа не сдавался.
– Я слышал голоса в саду. Мужской голос и твой. Ты с кем там разговаривала?
– Хайнц! – Доротея ткнула его в бок. – Ну хватит. Скажи-ка вот что: Нильс собирался прислать двух ребят на покраску, они уже приходили?
Папа сосредоточился на микроскопической рыбной косточке. Калли поперхнулся и закашлялся. Я постучала его по спине.
– Очки надевай, когда ешь рыбу, Калли, очень помогает.
– Спасибо, мне очки не нужны. Я не ем жареную селедку.
– А почему же ты закашлялся?
Калли взглянул на отца, взывая о помощи, но Хайнц был занят исключительно своей косточкой.
Мы с Марлен и Доротеей переглянулись. Доротея повысила голос:
– Хайнц, ребята приходили или нет, я тебя спрашиваю!
– Ну, они нам не подходят. Можно мне еще рыбки? Раз Калли рыбу есть не будет.
Он протянул ей тарелку.
Я заподозрила неладное.
– Что значит – они нам не подходят?
Отец медленно опорожнил бокал, потом стал накладывать себе на тарелку картошку и занимался этим неторопливо. Марлен начала терять терпение.
– Скажите же толком, приходили они или нет?
Отец показал, что у него полный рот, и принялся демонстративно жевать.
– Калли?
– Да, они приходили. Только впечатления не произвели. – Калли искоса взглянул на отца, но тот неутомимо жевал. – У меня тоже было странное чувство. И у Онно, мне кажется. А Хайнц разбирается в людях. Они еще очень юные. И какие-то немытые. От них пахло.
Мы переводили взгляд с Хайнца на Калли и обратно. Мой отец разбирается в людях? Это смешно.
– Папа, ты что с ними сделал?
Он возмущенно сглотнул.
– Ничего я с ними не делал. Ты за кого меня принимаешь? Я хорошенько их расспросил и внимательно осмотрел. Мы решили, что они нам не подходят.
– Что значит «не подходят»? – растерялась Доротея. – И кто это – мы?
– Калли и я, – отечески пояснил он. – Онно, кстати, тоже был не в восторге. Правда, говорит он немного, но я-то знаю, что он думает. Эти двое слишком молоды, не очень чистые, и, полагаю, без спиртного там тоже не обошлось. Как бы то ни было, я им сказал, что мы не нуждаемся в услугах, пусть ищут себе другую работу на каникулы. С этими у нас были бы одни неприятности, уж вы мне поверьте.
Он отправил в рот немалую порцию жареной селедки.
– Хайнц, ты что о себе вообразил? Нильс специально послал мне ребят, чтобы они помогли с покраской. Я же не могу все делать одна. Завтра нужно начинать красить, иначе мы не закончим к следующей неделе. Ты же знаешь наш график. Где я теперь возьму новых ребят?
Доротея вошла в раж. Калли понурился, весь сжался, сидя рядом с отцом, который, не смущаясь, продолжал жевать.
– Не надо злиться, Доротея. Наоборот, я тебя спас от большой головной боли. Кроме того, мой друг Калли тоже умеет красить, ведь правда?
Калли робко кивнул:
– Я тебе с удовольствием помогу. Только скажи, как все должно выглядеть.
– Спасибо, Калли. Будешь красить за двоих?
– Хайнц мог бы…
Отец с улыбкой покачал головой:
– Нет, Калли, я же дальтоник. Да и из-за бедра долго не простою на лестнице. Такая работа мне не на пользу. Ну и кто-то же должен за всем присматривать.
Доротея с Марлен безмолвно смотрели на него. Он выдержал их взгляд.
– А еще Кристина хорошо красит. В прошлом году она делала ремонт у Инес. Все получилось прекрасно. Как закончит с завтраком, так и начнет. Да не ломайте себе голову, мы с этим справимся.
Я встала и пошла к двери. Марлен с трудом оторвала глаза от довольного папы и перевела их на меня.
– Кристина, ты куда?
– Схожу за молочным десертом для Хайнца.
«Спаси меня»
Нена
– У тебя нет никакого отравления!
На следующее утро меня разбудила Доротея. Глаза я открывать не стала и попыталась не обращать внимания на сигнал тревоги. Это она не про меня говорит. Во-превых, голос звучит приглушенно, из-за закрытой двери, а во-вторых, признаков отравления я не чувствую. Отец что-то ответил, но я не разобрала.
– Хайнц, не своди меня с ума. Через полчаса мы начинаем красить пивную… Что?… Нет, на это мне плевать… Давай шевелись!
Хлопнула дверь, я натянула одеяло на голову. Мы с Доротеей так давно дружим, делились всем, почему бы разок не поделиться папой. Я считала, что сейчас ее очередь. Дверь в мою комнату распахнулась.
– Проснулась? Хайнц там играет в дохлую лошадь. Что-то лопочет про отравление и уже собрался помирать. Хочешь взглянуть на него?
Доротея плюхнулась на мою постель.
– Неа, пусть останется в памяти, каким был. И кто же его отравил?
– Похоже, ты. – Доротея вздохнула. – Молочно-рисовым десертом. Просто ему неохота помогать красить, но мне плевать. Надо еще обклеить лентой окна и пол. Смотрите-ка, людей прогнал, а сам спит. Это неслыханно!
Она вскочила и распахнула дверь.
– Хайнц, через десять минут выходим. По мне, так можешь не мыться и не бриться, давай шевелись!
Она снова села.
– А ты лежишь себе спокойненько. Сегодня он меня действительно бесит.
Я сочувственно улыбнулась:
– Золотце, меня он бесит с субботы. А если хорошенько подумать, то уже лет сорок. Но к этому привыкаешь.
Папа в пижаме зашаркал по коридору. Ненатурально кашляя, он вошел в комнату, прижимая руки к животу, со страдальческим лицом.
– Привет. – Его шепот был едва слышен. – Ничего, если меня еще разок вырвет? Может, станет получше.
– Конечно! – пронзила его взглядом Доротея. – Сколько хочешь, только поторопись.
Он застонал и поплелся в ванную.
– Надеюсь, у него ничего серьезного.
– Чепуха! – Доротея встала и подошла к двери на террасу. – Только не надо за ним бежать и поддерживать голову. Что он там делает?
– Что?… – Я выскочила из постели.
– Да не Хайнц, а этот постоялец Марлен. Он фотографирует пансион. На острове есть виды и позаманчивее. Ну ладно, ты когда придешь?
Я подошла к ней и увидела, как Йоханн Тисс неторопливо идет к пляжу. Фотоаппарат он сунул в карман куртки. Доротея внимательно на меня посмотрела.
– Он вроде ничего.
– Марлен он кажется странным. Два раза ошибся в своем имени, когда регистрировался.
– Ах, эта Марлен. Она слишком много работает и мало отдыхает. Нет, с ним все в порядке. Не сбивай себя с толку. Бывают хобби и похуже, чем фотографирование пансионов. Мало ли, зачем ему это понадобилось. Спроси его, когда пойдешь с ним ужинать.
– Да чуть было не пошла.
Я пересказала ей наш вчерашний разговор в саду за кофе. Доротея была в восторге.
– Видишь, это все мое черное платье. Всегда срабатывает. Кристина, надо постараться. Я избавлю тебя от Хайнца и Марлен, а ты жми на газ. Ну, мы же обе хотим классного лета.
– Сегодня пасмурно. – Папа все еще говорил тихо, но уже оделся. – А мне по-прежнему плохо, если это вообще кого-то интересует.
– Доброе утро, папа.
– Ты еще не умылась. Я думал, ты хотела красить.
Сладким голосом я сказала:
– Папа, я не хотела, но буду. А это не одно и то же. Если бы ты этих ребят…
– Господи, да что вы все об одном и том же! Доротея, ну что? Идем? Я готов.
Настроение у него, кажется, плохое. Вдобавок к отравлению.
Когда через полчаса я пришла в пансион, Хайнц и Доротея уже отправились в пивную. Марлен была в кухне и протянула мне кружку с кофе.
– Доброе утро! У вас там что, полный крах?
– Нет. – Я помешала кофе. – Доротея сердита из-за ребят, которых прогнал Хайнц. А Хайнц уверен, что его отравили. Наверное, надеялся, что больных и детей пощадят. Но не вышло. А я так и так во всем виновата. К тому же сегодня у мамы операция, поэтому он беспокоится.
– Мог бы и сказать.
– Марлен, мой папа – кремень. Скорее даст себя отравить, чем проявит свои чувства.
Я допила кофе и поставила чашку в раковину.
– Я нужна тебе здесь или лучше сразу пойти красить?
– У меня сегодня четверо уезжают, давай ты займешься завтраком. Они все равно там пока все заклеивают, это дурацкая работа.
– Хорошо. – Я вспомнила про карие глаза, и сердце забилось. Надеюсь, он ест по утрам.
– Тогда посмотрю, что надо сделать.
– Эй!!! – Фрау Вайдеманн-Цапек была в дутой жилетке и выглядела как человечек с рекламы шин «Мишлен». – Вот и дочка!
Она лучезарно взглянула на меня, пробираясь с тарелкой к своему столу.
Фрау Клюпперсберг, на этот раз в синюю полоску, кивнула, прожевала и проглотила.
– Хэй, как здесь говорят, как дела?
– Спасибо, хорошо.
Я благовоспитанно улыбнулась и с облегчением забрала из буфета наполовину опустошенную тарелку с сыром.
– Я сейчас добавлю.
Следующие три четверти часа я готовила кофе, чай и какао и каждый раз, выходя в зал, смотрела на столик одного человека у окна. Никаких признаков Йоханна Тисса. А мне придется несколько часов грунтовать стены. Когда я принесла фрау Клюпперсберг третий чайник, ее подруга придержала меня за рукав.
– Мы беспокоимся о вашем отце. Мы его совсем не видим. С ним все в порядке?
– Конечно. Я замуровала его в бетон, не такое уж счастливое у меня было детство.
По их реакции я поняла, что произнесла это вслух, а не подумала.
Обе дамы с ужасом уставились на меня. Я судорожно пыталась выйти из положения. Спас меня велосипедный звонок Калли.
– А вот и Калли! Это друг моего отца, вы у него спросите.
Еще не пришедшая в себя фрау Клюпперсберг отодвинула в сторону гардину и уставилась на Калли, который только что слез с велосипеда и теперь обстоятельно его пристегивал.
– О! – вытянула она губы трубочкой и снова обрела самообладание. – Смотри-ка, Мехтхильда, это тот господин, что встретился нам вчера и так приветливо поздоровался.
Мехтхильда Вайдеманн-Цапек склонилась над столом, грудью прижавшись к полной тарелке.
– Точно, точно, это он. Очень симпатичный.
Она выпрямилась и неодобрительно взглянула на меня:
– Мы сами представимся. Спасибо, нам больше ничего не нужно.
С ее жилетки упал кружок чайной колбасы.
К тому моменту, когда в кухню пришла Геза и сказала, что может заняться столовой, а мне открыт путь к ведрам с краской, Йоханн Тисс так и не появился. А я-то на это надеялась.
– Можешь спокойно идти. – Геза налила себе кофе и прислонилась к холодильнику. – Почти все уже позавтракали, с остальным я сама справлюсь.
«Остальное и заставляет мое сердце биться», – подумала я и разочарованно бросила тряпки в раковину. Геза поняла мой жест иначе.
– Да, мне тоже не хотелось бы красить. Твоего папу надо держать в руках, – рассмеялась она. – Марлен мне все рассказала, Хайнц, конечно, с приветом.
– Очень смешно, Геза. Надеюсь, твой папа скоро застукает тебя за курением. Я пошла. Кстати, обе грации опять полностью опустошили свой стол. Удачи! И нечего ухмыляться. Лучше займись своими родителями.
С прямой спиной и чертыхаясь про себя, я вышла из кухни во двор и увидела, что Калли в опасности. С отчаянием на лице он стоял между фрау Вайдеманн-Цапек и фрау Клюпперсберг, громко его в чем-то убеждавших. Я даже не замедлила шаг; в конце концов, он взрослый мужчина. Его вопли были очень жалобными:
– Эй, Кристина! Подожди, пожалуйста! Я с тобой!
Калли бросил дам и побежал ко мне.
– Спасай меня. Что это было? – прошептал он и уцепился за мою руку, ища защиты.
Мы медленно пошли рядом, и я чувствовала взгляды, буравившие меня между лопатками.
– Это, Калли, большие фанатки моего отца. Мишленовского человечка зовут Мехтхильда Вайдеманн-Цапек, а женщина-мечта в голубом – фрау Клюпперсберг. Имени, к сожалению, не знаю.
– Ханнелора. Ее зовут Ханнелора Клюпперсберг, но я должен называть ее Ханна. Как давно Хайнц с ними знаком? Твоя мать знает об этом? И что ты там такое делала с бетоном?
– Они познакомились с Хайнцем на пароме, совсем недавно. Пока еще незачем беспокоить маму. Про бетон я тебе расскажу как-нибудь на досуге, может, мне понадобится твоя помощь.
Калли озабоченно покачал головой:
– Я тебе, конечно, помогу. А на Хайнца всегда женщины западают. Так и раньше было. Когда становилось опасно, он вечно линял. А мне приходилось провожать их до дома. Это нехорошо. А теперь у меня уж и желания нет, я и вправду слишком стар для этого.
– Ну и скажи ему.
Я толкнула дверь в пивную и увидела отца, с несчастным видом сидевшего на опрокинутом ящике.
– Вот он, герой. Скажи ему все в глаза.
Мы подошли к ящику и посмотрели на отца сверху вниз. Хайнц поднял голову. Калли опустился на корточки.
– Ну?
– Ну?
Хайнц тряхнул рукой с приклеившимися остатками малярного скотча.
– Ненавижу, когда пальцы липкие. – Он тряхнул сильнее. – Отвратительно!
– Хайнц, я только что познакомился во дворе с двумя дамами, они…
– Калли, ну в самом деле… Тебе семьдесят четыре года, и к тому же ты женат. И вообще… У меня нет времени обсуждать с тобой твои любовные дела. И такие разговоры я не хочу вести при девочках.
Калли покраснел.
– Но, Хайнц…
Отец взглянул на него с упреком:
– Калли, не сейчас. После поговорим.
Доротея подошла к нам и с любопытством спросила:
– Что там с любовными делами Калли?
– Вот видишь! – Отец был так возмущен, что даже вскочил. – Можно хоть чуточку соблюдать приличия? Ничего, Доротея, нет у Калли никаких любовных дел, ему семьдесят четыре. Ну что, поехали дальше?
Доротея окинула взглядом помещение.
– Надеюсь. Ты еще даже не закончил с малярным скотчем. Нужно завершить вот этот угол. Калли, Кристина, начинайте с задней стенки. Ведра с краской уже там.
Отец снова сел и стал отдирать с пальцев скотч.
– Так противно липнет. Я больше не хочу. А вы могли бы и постараться. Если аккуратно красить, не обязательно заклеивать все подряд.
– Хайнц, ты прогнал мальчишек и теперь как миленький будешь клеить. Больше никаких дискуссий. Я поехала встречать Нильса с парома. Удачи вам!
Хайнц выждал, пока она уйдет.
Читать бесплатно другие книги:
