Ночь голубой луны Аппельт Кэти

70

В то злополучное утро Синь стояла в кухне у раковины, вся перемазанная пригоревшим гумбо. Разве думала она, когда садилась в зелёный «додж» Мэгги-Мэри, что спустя одиннадцать лет она всё ещё будет здесь? И Доуги… Он тоже всё ещё был здесь.

Давным-давно, в тот далёкий день, она дождалась, когда её бабушка и дедушка уйдут из дома. Она не помнила, куда они пошли. Может быть, в магазин, а может, в город повидаться с друзьями. Она только знала, что её час настал. Пора уходить. И она ушла. Но, дойдя до конца шоссе, повернула обратно. Почему? Да потому, что на неё вдруг навалилось такое огромное, бесконечное одиночество и чувство утраты, что она пошла назад к дому, словно кто-то подталкивал её в спину. Она должна была что-нибудь взять с собой на память. Вбежав в дом, она схватила первое, что попалось ей на глаза, – мамину большую деревянную миску.

Когда она была совсем малюткой, мама сажала её в эту деревянную миску и кружила по кухонному полу. Счастливые воспоминания!

Синь схватила миску и побежала прочь. Она бежала изо всех сил: мимо соседских домиков, мимо садиков, где росли высокие деревья, мимо чисто выметенных двориков. Бежала, пока не очутилась на скоростной трассе. Рядом остановилась машина. Синь забралась в неё, даже не оглянувшись назад.

Мэгги-Мэри не сказала ей ни слова. Ни о чём её не спросила. Только включила погромче радио и, нажав на газ, покатила по трассе всё быстрее и быстрее, так что ветер развевал её густые чёрные волосы. За всё время пути они обменялись только несколькими короткими фразами: «Остановимся на минутку?», «Как насчёт кока-колы?», «Давай откроем люк и посмотрим на звёзды?». Так они и подружились – девушка за рулём и девушка с деревянной миской.

Семь лет Синь и Берегиня ждали возвращения Мэгги-Мэри. Берегиня верила, что её мама – русалка. Синь знала об этом. И до поры до времени не пыталась её разубедить.

Ей вдруг показалось, что в кухне невыносимо жарко. Сделав глубокий вдох, Синь с шумом втянула в себя горячий воздух. Кончиками пальцев она прикоснулась к деревянным бокам миски. Миска была расколота ровно пополам.

Эта миска напомнила Синь о матери, а ещё о Мэгги-Мэри и той ночи, когда она покинула их. Синь почувствовала, как кровь прилила к её щекам. Она всё ещё сердилась на Мэгги-Мэри, потому что её не было рядом и она не могла порадоваться, глядя на это чудо – Берегиню, которая в своё время очутилась из-за неё в опасности.

Синь положила половинки расколотой миски возле раковины, потом прислонилась к стене, прижалась лбом к прохладному кафелю и закрыла глаза.

Она не просила, чтобы ей достались этот дом и Берегиня. Но они достались ей от той, что спасла ей жизнь.

Синь знала: если бы она осталась там, в Айове, она так и умерла бы, как её мама, не увидев ничего на свете, кроме бескрайних кукурузных полей, силосных башен и безотрадных равнин Среднего Запада. Мама часто говорила: «Как бы я хотела перед смертью увидеть океан!» Но она так его и не увидела.

Да, Мэгги-Мэри спасла Синь, а потом доверила ей свой дом и свою девочку. И Синь берегла их.

Беречь их – это было поручение Мэгги-Мэри, её последние слова.

71

Когда взошла луна, шилохвостых скатов за косой стало ещё больше. Они собирались здесь: одни плыли с Ямайки, другие – с Виргинских островов. Всё прибывали и прибывали, широко расправив свои плавники, чтобы ловить океанические течения. Чуть позже они вместе с приливом пройдут через узкий канал, соединяющий Мексиканский залив и пруд. Кто знает, почему этой ночью они собрались именно здесь, почему выбрали эту косу, этот Ключ, а не какое-то другое место? Быть может, их вёл какой-то древний инстинкт, зов предков. А может, их просто увлекло за собой мощное океаническое течение. Кто знает…

А ночь всё длилась и длилась, и с каждым часом скатов становилось всё больше. Настоящий слёт скатов, собиравшихся в ночь июльского полнолуния отложить яйца в пруду, из которых потом получаются русалочьи кошельки[9].

72

Берегиня моргнула. Здесь, в заливе, было так светло по сравнению с прудом. От волн шло свечение, озарявшее пляж. Всё казалось таким большим, просторным: океан, небо, воздух… И даже луна была в два раза больше, чем когда она висела над прудом.

– Победа! – повторила она.

Всё шло по плану. Прекрасному плану! Пункт «Ж» был выполнен! Она вскинула голову, расправила плечи и подняла руки к небу. Её переполняла радость. Восторг. Ликование. Она крепко обняла Верта и крикнула во весь голос:

– Ещё чуть-чуть – и мы у цели!

Верт лизнул её в губы.

– Ф-ф-фу! Горячий поцелуй! – засмеялась она.

В сумерках волны казались мягкими и податливыми. Лунный свет поблёскивал на их завитках, а впереди, в сотне ярдов от них, тускло мерцали острые края скалы де Вака. Она была хорошо видна в свете полной, круглой, яркой луны.

Берегиня снова взялась за вёсла. Нос должен смотреть прямо на скалу, рассекать бегущие навстречу волны, иначе они развернут шлюпку и её пронесёт мимо: по морям, по волнам, нынче здесь – завтра там… Она вставила вёсла в уключины и принялась грести, морщась от боли в стёртых ладонях.

ВУ-У-У-УФ-Ф-Ф-Ф!!! Нос шлюпки вдруг резко взмыл вверх на огромной волне. Правое весло выскочило из уключины, и его мигом подхватило волной.

– Нет! Отдай! – крикнула Берегиня.

Её протянутая рука так и застыла в воздухе, словно ожидая, что весло вдруг чудесным образом вернётся на своё место. Ещё не до конца осознав, что произошло, Берегиня провожала его взглядом, пока оно не исчезло в волнах.

Да, теперь ей придётся грести вдвое энергичнее, чтобы направить шлюпку к скале. Получится ли это у неё теперь, с одним-единственным веслом? Она должна, она сможет. Ведь плавают же эскимосы с одним веслом на каяках? Или индейцы на каноэ? Если они справляются, справится и она.

Скала де Вака виднелась над водой. Она была совсем близко. Шлюпка непременно доберётся до цели, если только нос будет смотреть точно на скалу. К тому же здесь ещё неглубоко, не больше трёх футов. Так что шлюпка сможет, идя по волнам, потихоньку сдрейфовать туда.

Всё было бы хорошо, если бы не одно обстоятельство. Отбойное течение может образоваться и на мелководье, и ему вовсе не нужно глубины, чтобы набрать силу. Этого Берегиня не учла в своём прекрасном плане, который не предусматривал отбойного течения.

Меж тем отбойное течение, промчавшееся перед знаменитой скалой де Вака словно бешеный локомотив, подхватило «Стрелку» вместе с её пассажирами – девочкой и лохматым псом – и потащило мимо косы, мимо стай шилохвостых скатов, мимо волнорезов прямо в открытый океан.

Не успела Берегиня понять, что происходит, как «Стрелка» оказалась далеко за скалой, за небольшими пляжными волнорезами и устремилась в открытый океан.

А что же пёс? Он мог только выть от страха, глядя на посеребрённые лунным светом волны в надежде, что проснётся хоть кто-нибудь там, на берегу, в Устричном посёлке.

73

На берегу, в Устричном посёлке, не зная, что осталась одна в призрачно-голубом доме, Синь спала и видела сон. Знакомый сон. Сон-воспоминание.

Вот она изо всех сил сжимает руку Мэгги-Мэри, тянет её и умоляет скорее выйти на берег, прочь из воды. Скорее, скорее! Но нет, слишком поздно. Мэгги-Мэри пронзительно вскрикивает: «Уже выходит! Ребёнок выходит!»

И тут новорождённый младенец, выскользнув из тела Мэгги-Мэри, всплыл на поверхность воды – прямо в руки Синь, и в ту же секунду их подхватил Доуги, словно сам морской бог Нептун с блестящими мокрыми кудрями! Подхватил и понёс к берегу.

Наверное, именно с этого момента она и полюбила его – его и дочку Мэгги-Мэри одновременно.

Но в тот момент она ещё не осознавала этого. Она поняла это гораздо позже, когда прошло много-много времени. А тогда она знала только одно: что на руках у неё новорождённый ребёнок, что она стоит в водах Мексиканского залива у побережья Техаса, там, где на полпути от Галвестона к Корпус-Кристи приютился крошечный городок Тейтер, а вокруг них плещут солёные морские волны. Всем известно, что бывают дети, которые родились в море – на корабле, на пароходе, на океанском лайнере. Но много ли на свете детей, которые родились В МОРЕ – в самом что ни на есть прямом смысле, выскользнув из тела матери в солёные морские волны?

Синь стояла в солёной морской воде, держа на руках новорождённую, и не могла отвести от неё глаз. Девочка. Это была девочка. Красавица. «Добро пожаловать на этот свет, сладкая моя горошинка», – прошептала Синь ей в крошечное розовое ушко. Первые слова, которые услышала малышка, были слова Синь. И потом всю жизнь слова Синь были первыми, которые она слышала утром, просыпаясь, и последними, которые она слышала вечером перед сном.

Синь видела, как Доуги перерезал пуповину своим складным перочинным ножом, взял Берегиню и вынес её из воды на берег. Держа её на руках, он нёс её по пляжу, мимо «Автобуса», пока не пришёл прямо к их дому на Устричном шоссе.

Чтобы помочь им, он бросил без присмотра свои сёрфборды, шезлонги, пляжные зонтики. Он ушёл с пляжа от морских волн. И Синь шла за ним всю дорогу до дома. Должно быть, именно с этого дня она и полюбила Доуги. Но ещё раньше она полюбила девочку, малышку, крошку-горошинку.

Синь спит и видит сон о том, как она полюбила свою девочку. А вовсе не о том, что её десятилетнюю девочку этой ночью уносит в хрупкой шлюпке-скорлупке в открытый океан.

Проснись, Синь! Скорее! Проснись…

74

– ВЕРНИСЬ!!! СКОРЕЕ!!! ВЕРНИСЬ!!! – закричала Берегиня.

Оставшаяся за кормой шлюпки коса стремительно удалялась, становилась всё меньше и меньше. В мгновение ока – так стремительно, как лягушка хватает муху! – шлюпка проскочила скалу. Прилив, который так медленно и неспешно тащил их через канал, теперь быстро – слишком быстро, чересчур быстро! – нёс шлюпку вдаль, в бездонный открытый океан.

– ОСТАНОВИ-И-ИСЬ! – отчаянно кричала Берегиня.

Позади уже оставались волнорезы; шлюпка шла именно туда, куда никак нельзя было заходить. Никак нельзя.

Берегиня изо всех сил работала единственным веслом, позабыв про боль в ладонях. Раз-два, раз-два, раз-два. Она отчаянно старалась повернуть к скале, но стоило ей направить нос куда надо, как волны тут же разворачивали шлюпку обратно.

Сильней, ещё сильней! Раз-два, раз-два, раз-два, раз-два! Ладони жгло как огнём, на руках вздулись жилы, в них бешено пульсировала кровь. Она гребла из последних сил. Но всё напрасно. Шлюпку уносило всё дальше и дальше от скалы, всё дальше от видневшегося за ней берега. Всего несколько минут – и Берегиня уже едва различала силуэты домов вдоль Устричного шоссе.

«Не по плану! Это совсем не по плану!» – думала она.

Она вытащила весло. Капли воды сверкали на нём в лунном свете словно жемчужины, скатываясь с него обратно домой – в воды глубокого, безбрежного Мексиканского залива.

Берегиня положила весло на дно лодки, сгорбилась на скамейке, сунув стёртые в кровь ладони под мышки, и закусила нижнюю губу, стараясь сдержать слёзы.

Потом она подняла голову и тихо, совсем тихо позвала маму:

– Мэгги-Мэри…

Но она не услышала своего имени в ответ.

Верт вскочил, сделал круг, потом ещё один, так что шлюпка закачалась ещё сильней. Потом он уселся на дно. Спасательный жилет, который был ему слишком велик, горбом торчал у него над ушами.

И тут Берегиня заметила, что Капитана с ними нет.

75

А в это время там, на берегу, месье Бошан слегка шевельнулся в своём кресле. Ночная прохлада прикорнула у него на груди.

Он снова мечтал, как и всегда, перенестись назад во времени, вернуться в ту самую ночь, когда двое мальчишек возле фонтана держались за руки. Двое мальчишек – он и Джек, обоим едва исполнилось пятнадцать, и впереди у них была целая жизнь. Они молча держались за руки – и этим было всё сказано. Им не нужно было слов.

Сидя в кресле и прислушиваясь к кошачьему мурлыканью, он потёр руки. Пустота… Он чувствовал её как-то особенно остро, как никогда раньше.

После встречи со старой рыбачкой Анри несколько ночей подряд приходил к фонтану, надеясь встретить Джека. Он не мог понять, что случилось. Почему Джек исчез так внезапно, ничего не объяснив? Каждую ночь Анри появлялся у фонтана и каждую ночь уходил, так и не встретив Джека.

Фонтан… Сколько друзей и сколько влюблённых проводили ночи, прислонившись к его мраморной чаше! Сколько их, держа друг друга за руки, вели тихую беседу, загадывали желания!

И вот наконец наступила роковая ночь, которой так боялся Анри. Последняя ночь перед его отъездом. Утром он должен был отплывать в Техас вместе с пони камаргу. Надолго ли? Неизвестно. Может, он уезжал на год. А может, на два. Судно с пони сначала шло в Галвестон, но куда оно направлялось потом, он понятия не имел. Ведь он был всего лишь младшим конюхом, мальчишкой, и капитан вовсе не намеревался посвящать его в свои планы. Ему было известно только одно: их судно выходит в море завтра на рассвете. Как же быть? Как отыскать Джека?

С тяжёлым сердцем пришёл Анри на площадь к фонтану в ту последнюю ночь. Он стоял у мраморной чаши и ждал, ждал, ждал… И когда он уже совсем собрался уходить, на его плечо вдруг легла чья-та рука. Знакомая рука. Вот оно – долгожданное прикосновение.

И в тот же миг всё тело Анри Бошана стало лёгким как пёрышко, ноги его оторвались от грубых булыжников, которыми была вымощена площадь. Сила любви уничтожила силу земного притяжения.

Но радость встречи была омрачена скорым расставанием. Уже совсем скоро наступит утро, которое разлучит их. Анри должен будет отправиться в море, оставив Джека на берегу.

У них не было ни сил, ни слов, чтобы заговорить. Как ни жаждал Анри замедлить ход времени, стрелки башенных часов неумолимо шли вперёд, ночь отступала, близился восход, а с ним и миг прощания. Вот и истекли последние минуты. В предрассветных сумерках Анри тяжело вздохнул и опустил голову. Ему пора было уходить.

Серебристая луна ещё несла свою вахту на побледневшем небосклоне, когда Джек вложил в руку Анри свой дар – талисман на счастье. Анри чувствовал его тяжесть, чувствовал, как он холодит ладонь. Талисман был золотой, размером с большую монету, на тоненькой золотой цепочке. Золотой диск блестел, лёжа прямо в серединке ладони. Анри осторожно дотронулся до золотой цепочки, потом прижал талисман к груди.

– Если я тебе вдруг понадоблюсь, положи его на ладонь и загадай желание, – сказал Джек.

Анри снова взглянул на талисман – сверкающий золотой диск – и дотронулся до него кончиками пальцев. Талисман согрелся у его груди и стал тёплым, словно яркий солнечный луч.

У Анри перехватило горло. Он хотел что-то сказать, но не мог найти слов. Никакие слова не способны были помочь. Они могли бы только всё испортить. И он молча опустил талисман в карман пиджака. Но и сквозь ткань он чувствовал его тяжесть и тепло, которое шло от него и согревало прижатую к карману ладонь. Сглотнув ком в горле, Анри наконец сказал:

– Я возьму его с собой и загадаю желание: чтобы ты переплыл через океан, добрался до Техаса и разыскал меня там.

И они дружно рассмеялись.

Им было пятнадцать, а в этом возрасте нет ничего невозможного. И можно, например, доплыть от Франции до Техаса.

И, словно скрепляя договор, возле них возник, откуда ни возьмись, огромный одноглазый кот и, громко мурлыча, стал тереться об их ноги. Но едва Анри наклонился, чтобы почесать у него за ухом, как на площади раздались чьи-то грузные шаги. Анри взглянул на своего друга. В лунном свете лицо Джека казалось мертвенно-бледным.

– Мама! – вскрикнул он.

Это была та самая морская ведьма. В руках она держала корзину, от которой шёл отвратительный запах тухлой рыбы. Крепкая вонь ударила Анри в нос, его затошнило, глаза начали слезиться. На сей раз старуха, даже не взглянув на Джека, направилась прямо к Анри:

– Ты, я слышала, что-то болтал тут о желаниях? А найдётся ли у тебя что-нибудь для меня? – спросила она, пригвоздив его к месту своим тяжёлым взглядом.

– Ступай с миром, почтенная матушка, – тихо и ласково произнёс Анри.

Но старуха, впившись в него взглядом, ухватила его скрюченными пальцами за рукав. Глаза у неё были цвета морской воды.

– Вот что, милок. Он мой, а не твой. Заруби это себе на носу.

– Но… я… не… – заикаясь, начал Анри.

Она оборвала его, повторив то же самое, что и в прошлый раз:

– Он не твоего поля ягода, милок!

Анри вырвал рукав из её сморщенного кулака. Нестерпимая вонь стояла в воздухе. От запаха тухлятины его снова затошнило. Он сунул руку в карман. Талисман всё ещё хранил тепло ладоней Джека.

Анри не боялся старой, морщинистой рыбачки. Но он никак не мог понять, что всё это значит. Кто эта таинственная старуха? Может, она и впрямь приходится Джеку родной матерью?

Меж тем старуха направилась прямиком к Джеку. Тот отступил на шаг, но было поздно. Старая ведьма с силой толкнула его в грудь. Джек пошатнулся, взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, но не устоял на ногах и, подняв целое облако брызг, упал в фонтан с пронзительным криком:

– Не-е-е-е-ет!!!

Анри рванулся к другу, чтобы подхватить его, но, поскользнувшись, ударился головой о мраморный край фонтана. В глазах у него потемнело, несколько минут он ничего не видел и не чувствовал, кроме тошнотворного запаха тухлой рыбы и боли, от которой раскалывалась голова. Старуха, наклонившись к нему, потянула его за руку, приподняла и окунула головой в фонтан.

Анри потёр затылок и поморщился от жгучей боли, полоснувшей его по лицу. Перед глазами стоял туман. Он моргнул, тряхнул головой, снова моргнул, стараясь сфокусировать взгляд. И вдруг вспомнил! Джек! Где Джек? Оттолкнув старуху, он встал на ноги.

В чаше фонтана лицом вниз плавал Джек. Анри поспешно схватил его за руку и замер в ужасе: знакомая рука его друга была покрыта твёрдой блестящей чешуёй. Там, где прежде были две ноги, появился рыбий хвост, а на спине виднелся острый плавник, который шёл вдоль позвоночника – от шеи до поясницы.

– Видишь, милок, – захихикала старуха. – Я тебе говорила: не твоего он поля ягода!

Анри ещё раз тряхнул головой. Что за наваждение? Быть может, всё это ему примерещилось в серых предрассветных сумерках? Боль в ушибленном затылке всё не стихала. Неужели он так ударился головой, что сошёл с ума? Может, у него начались галлюцинации? Он смотрел и не верил своим глазам, а точнее, не хотел верить в то, что Джек мог так сильно измениться. Да и Джек ли это? Нет, нет, это не он!

Он зажмурился, а когда вновь открыл глаза… О ужас!

– Морское чудище! – прошептал он. У него перехватило дыхание. – Морской дьявол! Не может быть!

Много раз он слышал рассказы моряков о диковинных морских обитателях – полулюдях-полурыбах, – о сиренах, которые увлекали мореплавателей на верную гибель к скалистым берегам и опасным рифам, чаровницах, в существование которых не до конца верилось.

Он никогда всерьёз не воспринимал эти басни и был убеждён, что моряки рассказывают их для забавы во время долгих плаваний, когда перед глазами расстилается однообразная безбрежная морская пустыня. И вот на его глазах Джек так жутко изменился, превратился в… страшно сказать… морского дьявола!

Нет, это невыносимо! Всё это время он верил, что у них с Джеком настоящая дружба. И вот теперь он смотрел на чудище в фонтане и понимал: «Нет, это не Джек!» Вместо Джека перед ним было существо с острым плавником на спине, с блестящей чешуёй, покрывавшей его плечи, руки и грудь. Анри отшатнулся от фонтана, словно молния пронзила его насквозь, до самого мозга костей. Предательская молния.

И тут раздался хриплый смех морской ведьмы. Ужасная старуха ткнула пальцем в фонтан и прокричала Анри:

– Что я тебе говорила, милок? Не твоего он поля ягода!

– Анри!

Он услышал голос Джека. Джек звал его! Но голос был слабый, словно шёл издалека…

– Анри! Постой… Анри…

Анри замер. Зов послышался снова:

– Анри! Анри…

Такой знакомый голос. Голос Джека.

Анри отвернулся. Его лицо горело от гнева и стыда. Стыд, словно липкая слизь, сползал ему за шиворот и растекался по плечам, по груди, по всему телу. А он-то думал, что у них с Джеком завязалась настоящая дружба. Как он мог быть таким наивным и доверчивым? Он бросился наутёк, прочь отсюда, скорее! На неверных, трясущихся ногах он бежал мимо доков, пока не очутился на причале у парохода, рядом с загоном, в котором уже толпились крепкие мохнатые пони – знаменитые пони камаргу.

Он бежал не оборачиваясь, не поднимая глаз, упорно глядя вниз, под ноги, на грязные булыжники, на солому из корабельной конюшни.

Наутро судно вышло в море. На его палубе стоял пятнадцатилетний мальчик. Он слышал не умолкающий ни на секунду плеск волн. Сердце его ныло. Глаза покраснели и распухли от слёз. В горле стоял ком. Он смотрел на бухту, в расстилавшееся перед ним открытое море. Он даже ни разу не взглянул назад, на город, который покидал.

Но сквозь предательский страх и стыд, что кипели в нём, он слышал идущий откуда-то изнутри тихий, настойчивый шёпот: «Обернись! Обернись…» Он потёр кулаком свои заплаканные глаза и оглянулся. Там, на пристани, на краю причала сидел и смотрел ему вслед одноглазый кот. Анри помахал ему рукой сам не зная зачем. А в ответ… Показалось ему или в самом деле кот подмигнул на прощание своим единственным глазом?

И в этот миг Анри понял, что совершил ошибку. Ужасную, непоправимую ошибку. Он не должен был бежать. Ему нужно было остаться там, у фонтана, хотя бы для того, чтобы попрощаться, чтобы сказать: «До свидания…»

Анри сунул руку в карман и нащупал талисман – он был всё ещё тёплый. Потом снова взглянул на причал. Кот сидел на том же месте. Анри Бошан вдруг закинул голову и воздел руки к ясному утреннему небу. Не всё ли равно, каким был Джек, кем он был? Главное, что Джек был его другом. Любимым другом.

76

Прижав стёртую ладонь к карману джинсов, Берегиня глядела на удаляющийся берег. Если Йемайя действительно такая могучая владычица, почему она не помогла ей? Ведь ей были принесены не один, не два, не три, не четыре, а целых пять даров, самых дорогих и любимых: Седна, нингё, меерфрау, сирена и лорелея. У неё остались только две фигурки, одна из которых – статуэтка самой Йемайи.

Берегиня ещё раз обратилась к морской богине:

– О, великая матерь, владычица морей! Помоги мне найти мою маму!

Повторив загаданное желание, она прислушалась в надежде услышать ответ.

Но ответа не последовало.

«Быть может, Йемайе недостаточно загаданного желания? – подумала Берегиня. – Но что же тогда ей нужно?» И тут же её осенило. Ну конечно же! Молитва!

Берегиня попыталась припомнить какую-нибудь молитву из тех, которым научила её Синь. Но это всё были молитвы благодарения – за синее небо, чистый воздух, за свежие плоды, за юрких ящерок… Прекрасные молитвы, но не о помощи.

Синь не позаботилась о том, чтобы научить Берегиню молиться о помощи.

Берегиня знала, что Синь не верила в то, что молитвы могут обладать действенной силой и способны что-то изменить.

«Надо реально смотреть на вещи», – часто повторяла Синь.

Берегиня, глядя на луну, подняла к небу руки и развела ладони, как вдруг… «Давай! Давай!»

Капитан! Он вернулся! Капитан, который куда-то пропал, пока шлюпка проходила канал, снова с ними! У Берегини отлегло от сердца. Раз Капитан здесь, значит, они не слишком далеко от берега.

Верт уселся на дне шлюпки. Капитан спикировал на скамейку, распушил перья, расправил крылья и пронзительно крикнул: «Давай! Давай!»

Потом настала тишина. Пёс и чайка молча и очень серьёзно посмотрели на Берегиню, словно хотели сказать ей: «Ну что ж, хорошенького понемножку. Морская прогулка удалась на славу. А теперь пора домой!»

«Домой… – подумала Берегиня. – Как же нам теперь вернуться домой?»

Берегиня вовсе не намеревалась заплывать за скалу де Вака. По плану она должна была добраться на шлюпке до косы и дождаться там появления Мэгги-Мэри. Вот так. Легче лёгкого. Раз-два – и готово.

В плане значились пункты «З», «И», «К» и «Л»: «Добраться до косы», «Отыскать Мэгги-Мэри», «Рассказать ей всё, что случилось в этот ужасный день, – рассказать всё-всё-всё», «А потом спросить у неё, что же теперь делать». Берегиня сунула большой палец в задний карман джинсов. Бумажка с планом по-прежнему лежала там. Но теперь от неё не было никакого проку. План нарушился, потому что в нём не было пункта: «Миновать косу и выйти в открытый океан».

Как же ей теперь отыскать Мэгги-Мэри? А сможет ли Мэгги-Мэри отыскать её? В душу Берегини вдруг закралось страшное сомнение: а вдруг мама не сможет её найти?

Она нащупала на шее талисман и сжала его в кулаке. Надо загадать ещё одно желание! Это должно помочь. А ещё надо отправить луне маленькую просительную молитву. Но не успела она придумать, о чём и какими словами она будет молиться, как огромная волна ударила о борт шлюпки. Верт взвизгнул. Берегиня ухватила его за завязки спасательного жилета.

– Держись, приятель, – сказала она.

И в ту же минуту возле них прокатилась другая волна, шлюпка подпрыгнула и закачалась из стороны в сторону, словно пробка. У Берегини похолодело в животе.

Где они? В какой стороне берег? Повсюду, куда ни бросишь взгляд, – океан. Вода, вода, вода. Без конца и края.

С замиранием сердца она подумала о том, что и пляж, и дома исчезли из виду. У неё захватило дух. Казалось, дыхание прервалось, она не может ни вдохнуть, ни выдохнуть. Берега не видно, не видно и косы. Берегиня попыталась собраться с силами.

– Дыши глубже! Ритмичнее! Вдох-выдох! Вдох-выдох! – скомандовала она себе.

Открыв рот, она вдохнула изрядную порцию воздуха и осмотрелась. Она зорко вглядывалась в темноту, но ни малейших признаков суши видно не было. Только волны, волны. Бегущие волны.

Луна находилась ни на западе, ни на востоке, ни на юге, ни на севере. Она стояла прямо над головой, в самой высокой точке небосвода. Здесь, среди океана, она казалась гораздо меньше.

Однако надо что-то предпринять. Судя по всему, от молитв и загаданных желаний толку мало. Берегиня решительно взялась за весло, но, едва опустив его в воду, сообразила, что не знает, куда нужно двигаться. Если она начнёт грести не в том направлении, то окажется ещё дальше от берега. К тому же стёртые в кровь руки ужасно болели.

Уронив весло, она согнулась в три погибели, подтянув коленки к подбородку. Стараясь не поддаваться отчаянию, она думала о том, что придётся запастись терпением и дождаться рассвета. Тогда, быть может, она сумеет разглядеть берег. Но сколько придётся ждать? К тому же ей не давал покоя страшный вопрос: как быть, если к утру её оттащит так далеко, что возможность увидеть берег исчезнет навсегда?

Ясно было только одно: надо во что бы то ни стало отыскать маму. И не важно, что по плану они должны были встретить её на скале де Вака. Пора переходить к пункту «И».

Медленно, осторожно встав на ноги, она произнесла:

– Это я! Берегиня! – и прислушалась. Вокруг раздавался только неумолчный плеск волн. Тогда она снова позвала: – Это я, Берегиня! Твоя дочка!

И снова прислушалась. На этот раз ей показалось, что в ответ эхом раздалось: «Берегиня!.. Берегиня…»

Мама?.. Или это только шум ветра?

Она снова села на скамейку и, садясь, почувствовала, что в бедро ей врезалась деревянная фигурка, что лежала у неё в кармане. Йемайя. Напоминание.

«Если она примет твой дар, то желание обязательно сбудется» – так говорил ей месье Бошан.

Она уже принесла ей в дар пять фигурок. Но кое-что ещё осталось. Берегиня сунула руку под скамейку, туда, где стояла старая обувная коробка. Она вся размокла, но в ней по-прежнему лежала одна-единственная фигурка. Берегиня вынула её и с сомнением покачала головой.

– Русалка… – прошептала она.

Русалки – коварные обманщицы. Они умеют сбрасывать хвосты, любят забираться на деревья и сидеть там, пугая одиноких путников.

Русалки обожают расчёсывать свои длинные зелёные волосы и водить хороводы в открытом море. Они любят танцевать и кружиться в волнах. Вот и «Стрелку» закружили волны.

Началась страшная круговерть. Обвело вокруг пальца обманчивое отбойное течение. Коварное течение.

– Плыви! – шепнула Берегиня русалке и, прежде чем разжать пальцы, поднесла фигурку к губам и поцеловала её на прощание. В этот поцелуй она вложила всю свою веру. Всю надежду. – Плыви… и помоги мне найти маму…

77

Второй уже в который раз поднял голову с подушки Доуги и принюхался. Шторм, который должен был скоро начаться, всё приближался. Снаружи, за окном, луна то ныряла за тучу, то снова появлялась в разрывах облаков. Наверное, она посылала на землю какие-то сигналы.

Может быть, она хочет сообщить что-то важное? Второй решил, что пора будить Доуги.

«Тяв-тяв-тяв-тяв!» – залаял он, а потом ухватил своими мелкими, но острыми зубками край простыни, которой укрывался Доуги, и стал стягивать её на пол.

78

В призрачно-голубом доме Синь тревожно заворочалась во сне. Лунные лучи проникли сквозь окно и вскоре исчезли. Темнота стала непроглядной. В полусне Синь протянула руку, нащупала на ночном столике будильник и нажала кнопку подсветки. На высветившемся циферблате зелёным огоньком загорелись цифры и стрелки. Ровно полночь.

«Как странно… – подумала она. – Надо же было проснуться ровно в полночь…»

Луна, словно играя в прятки, вдруг скрылась за тучей. Синь моргнула – и в тот же миг лунный свет вспыхнул снова. Сидя в темноте на постели, Синь потёрла кулаком глаза. Завтра, подумалось ей, надо непременно поговорить с Берегиней, терпеливо объяснить ей, что крабы не могут звать на помощь и у берегов Техаса не водятся ни ламантины, ни водяные змеи, ни морские драконы. В океане нет никаких морских богов, чудищ или диковинных существ. Не существует ни духов, ни привидений.

Но главное – не бывает никаких русалок. Она должна объяснить Берегине, что всё это выдумки. Синь отвернулась к стенке и натянула на голову простыню, чтобы не видеть манящей, обманчивой луны, что заглядывала в окно.

А в это время далеко-далеко от берега, сидя в шлюпке посреди бегущих волн, Верт глядел на ту же самую серебряную луну и загадывал своё собачье желание: «Проснись, Синь! Проснись! Твоя девочка одна в открытом океане».

79

В доме по соседству Второй справился с задачей лучше, чем голубая луна. Топчась по подушке, он не сводил глаз с хозяина, который сел на кровати, спустил ноги на пол и, зевая, почесал в затылке.

– Ш-ш-ш-шторм? – спросил он, поглядев на пёсика.

«Тяв-тяв!» – поддакнул тот.

Доуги натянул шорты, майку и сунул ноги в сандалии.

– С-с-сначала к-к-кофейку, – сказал он.

«Тяв-тяв-тяв!» – откликнулся Второй.

На сей раз он вовсе не соглашался, а спорил с хозяином. Если бы он умел говорить, то крикнул бы: «Нет! Некогда! Идём скорей!»

Впрочем, пёсик отлично знал, что Доуги никогда не принимается ни за какое дело, не выпив сначала крепкого кофе.

Поэтому он снова пролаял: «Тяв-тяв-тяв-тяв!» – и для пущей убедительности тихонько добавил: «Р-р-р-р-р!»

– Ладно-ладно, – отозвался Доуги. – В-в-всё понял.

Но, вместо того чтобы поспешить к двери, он всё-таки направился на кухню к кофеварке.

«Р-р-р-р-р-р-р!!! – громко прорычал Второй и уселся на коврике у задней двери. – Надо идти, и поскорей. Тяв-тяв-тяв!!!»

80

А в доме через дорогу месье Бошан тоже смотрел на луну. Как же долго тянется эта ночь! Он почесал Синдбада за ухом и откинулся на спинку кресла. Как же давно живёт он здесь, в доме на Устричном шоссе!

Он уже не мог припомнить, когда впервые очутился на этом берегу. Может быть, лет семьдесят назад? А может, и сто?

«Интересно, – подумал он, – куда подевались пони?»

Именно из-за них он оказался в Техасе. Он приплыл сюда на корабле, который наткнулся на Устричную косу неподалёку от пляжа. Пароход вёз пони из Камарга в Техас в цирк Галвестона. Он помнил тот страшный день, перепуганных пони, которые громко ржали и били копытами в запертых загонах на тонущем судне, постепенно наполняющемся водой.

Одну за другой он выводил лошадок на палубу и уговаривал спрыгнуть в воду. Они слушались его, и постепенно все оказались за бортом. Когда в загоне осталась последняя, угольно-чёрная кобылка, он вскочил на неё верхом и изо всех сил пришпорил, ударив пятками по бокам, так что она вскинула передние ноги, резко взбрыкнула, ударив копытами воздух, спрыгнула с палубы, и они вместе с Анри обрушились в воду.

Месье Бошан до сих пор помнил это удивительное ощущение полёта. Казалось, он оседлал крылатого коня – Пегаса. Восхитительное и пугающее чувство, от которого холодело в груди и сосало под ложечкой. Когда они очутились в воде, Анри соскользнул с лошади, и они поплыли, рассекая волны, к песчаному пляжу.

В тот вечер десять пони выбрались из моря на берег и исчезли среди солёных болот на техасском побережье. Среди техасских болот, точь-в-точь таких же, как солёные болота французского Камарга, разве только деревьев на них чуть меньше, чем на камаргских.

Пони исчезли. А с ними исчезло и ещё кое-что. Талисман. Он потерялся где-то между тонущим пароходом и пляжем, в солёных прибрежных водах, незаметно выскользнув из кармана Анри.

Никто не пытался искать и ловить лошадок. После того как подошёл буксир и снял судно со скалы, капитан отплыл в Галвестон, где получил возмещение ущерба, и сразу же отправился в Египет. Анри Бошан не поплыл вместе с ним. Вместо этого он сел на пассажирский пароход, который шёл во Францию. Он должен был вернуться обратно в Сен-Мари-де-ла-Мер и отыскать Джека.

Со стыдом вспоминал он о своём поступке: о бегстве, о предательстве. Но, в конце концов, это сейчас не главное. Главное – это его желание снова увидеть Джека и взять его за руку.

Вернувшись в свой городок, он сразу бросился на площадь, к фонтану. Он расспрашивал всех прохожих, но никто никогда не видел здесь никого, похожего на Джека. Тёмные волосы, ярко-синие глаза. Он расспрашивал даже о старой рыбачке, но и о ней никто ничего не слышал. Несколько месяцев он каждую ночь приходил к фонтану. Каждую ночь. Но Джек так и не появился, как и та старая рыбачка с корзиной.

И вот, когда Анри уже совсем потерял надежду, он вдруг увидел на площади одноглазого кота. Кот подмигнул ему своим единственным глазом и потёрся о ноги. Может быть, это был тот самый кот, который сидел на причале в день, когда Джек подарил ему талисман? Неужели это он? Сердце Анри забилось в груди, как птичка бьётся в клетке. Он наклонился и почесал кота за ухом. И, слушая кошачье мурлыканье, он твёрдо решил: если понадобится, он объедет целый свет и будет повсюду искать Джека, пока не найдёт.

Через неделю они с котом отправились в плавание. Они побывали в Лондоне, Сиднее, Ванкувере, Шанхае, Окленде, Сан-Франциско. Но всё было бесполезно. Наконец Анри вместе с котом высадился на берег в Корпус-Кристи. Прошло много лет. За все эти годы месье Бошан состарился.

А кот? Неужели с ним на берег сошёл тот самый кот – большой, чёрно-белый, одноглазый? Месье Бошан и сам не знал. Время от времени кот ненадолго исчезал, а потом появлялся снова слегка изменившимся: то исчезнет чёрное пятно на шкурке, то появится беленький носочек на передней лапке, и, что самое загадочное, зрячим оказывался у него то левый, то правый глаз.

Но кличка кота не менялась: Синдбад – в честь легендарного морехода.

Вдвоём они ходили вдоль уединённого пляжа, мимо широкого мелкого пруда и длинного узкого канала, который пролегал между линией прибоя и солёными болотами. Когда начинался отлив, им была видна коса, где когда-то сел на мель их пароход. Её угловатые края выступали из воды. Где-то там и потерял месье Бошан свой талисман. А вдруг он когда-нибудь отыщется?