Мое простое счастье Дейв Лаура

32

На следующий день, слегка обалдевшая от смены часовых поясов и третьей кружки кофе, я сидела за своим новым столом в людной новостной комнате «Беккет-Медиа». Во владение мне достался небольшой, но уютный угол, отделенный перегородкой. Окно выходило на Букингем-Гейт и Гонконгскую ассоциацию с ее живописными садами, за которыми виднелись лодки на реке.

Я пыталась набросать план первой статьи – нечто совершенно новое и захватывающее, – но в конце концов сдалась и повернулась к окну. Река манила меня, и, глядя на нее, я чувствовала себя вполне счастливой. Хотя, пожалуй, «счастливой» – неподходящее слово. Если честно, я чувствовала себя скорее одинокой.

Кто-то подошел к моему столу и негромко по нему постучал. Подняв глаза, я увидела перед собой Мелинду, снова в юбке в горошек, но не красно-оранжевой, как прошлым вечером, а скорее вишневой, хотя разница становилась заметна, только если хорошо присмотреться.

– Отличная юбка, – сказала я.

– Отличный вкус! Ну как, нравится тебе твое рабочее место? Пришлось пересадить кое-кого из раздела об архитектуре, чтобы освободить для тебя угол с видом. Есть в этом некая ирония, не находишь?

Я улыбнулась:

– Все просто здорово, спасибо.

– Вот и замечательно! Итак, Энни, зайка… Называет тебя кто-нибудь «Энни, зайка»?

– Разве что мама, и то в детстве.

– Нет, такие воспоминания мне воскрешать не хочется.

– И правильно.

С высоты своего огромного роста Мелинда бросила мне ручку и блокнот, и я каким-то чудом умудрилась их поймать.

– Давай пройдемся, – сказала она.

Мы пошли по коридору. Длинноногая Мелинда шагала быстро, а я семенила рядом, изо всех сил стараясь не отстать.

– Вчера вечером, когда я наконец-то выпроводила за дверь последнего гостя, я прочитала все твои статьи…

– Все?!

Мелинда осторожно взяла меня под руку – не знаю, как ей это удалось, учитывая нашу разницу в росте.

– Все до одной. Честно скажу, я теперь твой фанат. Мы сделаем из этой колонки конфетку. Меня просто переполняют идеи!

– Приятно слышать.

– Знаешь, мне показалось, что все те места, где ты бывала, можно описать в одной большой истории. По-моему, нужно придумать какой-нибудь нестандартный ход и сделать колонку более глобальной, объединяющей разные страны и культуры.

– Думаешь?

– Уверена!

Я улыбнулась, невольно заражаясь энтузиазмом Мелинды. Я уже хотела рассказать ей о фотографиях – о целой коллекции домов, каждый со своей историей, – но тут же вспомнила, что фотографии навсегда для меня потеряны. А потом и о том, что я потеряла вместе с ними: близнецов, Джесси, Уильямсберг… Гриффина… Все это стремительно ускользало от меня, словно мираж, словно мир, которому я больше не принадлежала.

– О чем задумалась? Ну-ка, выкладывай.

– Нет-нет, это так, ничего.

– Как хочешь. Но имей в виду, что я открыта для новых идей. Знаю, многие так говорят, но в моем случае это правда. Я рада любым предложениям – плохим, хорошим… особенно хорошим.

Я улыбнулась.

– Ну, ты пока думай, а я расскажу, чего мне, собственно, надо. Я хочу упростить колонку и сделать из нее бренд. А для этого нужно, чтобы в ней было больше от тебя. Понимаешь, о чем я?

– Если я отвечу: «Возможно», это будет очень плохо?

Мелинда рассмеялась, откинув голову назад:

– Пока мои объяснения мало что объясняют, но ты, главное, продолжай думать.

– Это мне по силам.

– Вот и хорошо, – сказала Мелинда, останавливаясь перед дверями конференц-зала и высвобождая свою руку. – Грядут перемены. Большие перемены.

Она подмигнула мне и проскользнула в конференц-зал. Прежде чем дверь за ней захлопнулась, я успела мельком заметить Питера.

Я взглянула на блокнот, который дала мне Мелинда. Сверху она написала: «Энни-зайка = эксперт по путешествиям».

Ниже был нарисован план нескольких подразделений «Беккет-Медиа»: телепередачи о путешествиях, их веб-сайты и радиоверсии. Все это обведено кружком, в центре которого тоже написано: «Энни-зайка».

Такое впечатление, что никакой колонки и не было…

В пятницу вечером, чтобы отметить мою первую неделю в «Беккет-Медиа», мы с Питером решили сходить в театр в Вест-Энде, а потом поужинать в его любимой лапшичной.

Как только мы сели в такси, вечер нам слегка подпортили: мне на телефон пришел новый имейл. Сердце у меня забилось чаще: я надеялась, что это весточка от Гриффина. Чем больше времени проходило, тем сильнее мучила меня мысль: а вдруг он так и не напишет? Что же я хотела от него услышать? Что угодно. Все, что угодно. Но, к моему удивлению, письмо оказалось не от Гриффина, а от Ника.

Вот что он писал:

«Привет, А!

Не хочу на тебя давить. Просто знай, что я о тебе думаю. И не только когда ты замужем и живешь в Массачусетсе. Не только когда я не должен о тебе думать. Если тебе кажется, будто мне нужно просто тебя добиться, это не так. Мне нужно другое.

Я уезжаю из Лондона через неделю – в следующий понедельник. Надеюсь, мы до этого увидимся.

Надеюсь, у меня будет повод не уезжать.

Твой

«.

– Хорошее письмо, – заметил Питер.

Я обернулась и увидела, что он читает, заглядывая мне через плечо.

– Питер!

– Да ладно тебе, не поздно ли изображать из себя скромницу?

– В любом случае его письмо не имеет никакого значения.

– Почему?

– Не уверена, что могу выразить словами.

Питер потрепал меня по руке:

– И это говорит моя лучшая журналистка!

– Просто Ник утверждает, что хочет дать мне то, чего я сама хочу.

– И что тебе не нравится?

Ник бросил меня, а потом взял и вернулся в самый неподходящий момент. Но злилась я на него не за это. Просто я начала осознавать, что Ник предлагает мне не то, чего я хочу, а то, чего хотела – именно так, в прошедшем времени.

– Просто я сама не понимаю, чего хочу.

– Если ждать, пока поймешь, можно прождать всю жизнь.

– Спасибо, утешил!

Питер сжал мою руку.

Я воззрилась на него, не понимая и в то же время понимая, почему он это говорит.

– Питер, вы же с ним никогда не встречались.

– Поэтому он мне и нравится.

– Железная логика!

Он наморщил нос:

– С тех пор как ты вышла за Гриффина, ты сама не своя. Даже путешествовать не хочешь. А с Ником у тебя была полная свобода.

Свобода. Опять это слово. Все, включая меня, думают, будто мне нужно полное отсутствие границ, возможность в любой момент сорваться с места и поехать куда угодно. Но может, я просто не понимаю, что такое настоящая свобода? Может, это значит не стремиться вовне, а углубляться вовнутрь?

– Получается, речь о тебе? – спросила я. – О том, чего ты для меня хочешь?

– Нет, речь о том, чего ты сама для себя хочешь. Я просто говорю, что Гриффин всего лишь твой первый муж. Необязательно ему же быть и последним!

Питер отвернулся к окну, явно считая, что разговор окончен.

– Эффектная заключительная реплика, – язвительно заметила я.

– Послушай, любовь моя, можешь меня презирать, но вот что я думаю. У вас с Гриффином… все как-то слишком запутанно.

– Что ты имеешь в виду под словом «запутанный»?

– Запутанный – сложный, маловразумительный. С трудом поддающийся разрешению, уяснению, пониманию.

При одном упоминании о Гриффине в груди у меня что-то сжалось. Возможно, потому, что я никак не могла в себе разобраться. В Массачусетсе я постоянно была растерянна и сбита с толку. Почему же здесь, на другом конце света, я так остро испытывала нечто совершенно иное? Чувство, которого раньше не знала, – тоску по дому?

– И нечего на меня злиться просто потому, что хочешь с ним увидеться.

Я бросила на Питера негодующий взгляд:

– Не хочу я с ним видеться!.. Подожди, ты о котором из них?

– Сама знаешь о котором.

– Вообще-то нет.

Он сжал мою руку:

– Это же очевидно!

33

Той ночью я никак не могла уснуть.

Вот что связывало нас с Гриффином: одно увольнение, одно испорченное открытие ресторана, предложение руки и сердца от другого мужчины. Ни значительных поездок, ни дней рождения, по одной неловкой встрече с родителями друг друга. Холодный, ветреный, маленький городишко, где у меня нет ни шансов найти работу, ни будущего, зато имеется чокнутый брат мужа, полный дом скучающих по матери близнецов и пятьсот испорченных фотографий. Где слишком холодно, чтобы выходить на улицу после пяти, и слишком шумно, чтобы оставаться в четырех стенах. Где у моего мужа (если, конечно, он все еще себя таковым считает) есть бывшая девушка, красавица и рукодельница, есть мать, которая на дух меня не переносит, и новый безымянный ресторан. Где так беспредельно тихо, что слышны все мои страхи: а вдруг я выбрала эту жизнь, повинуясь минутному порыву? А вдруг я не смогу забыть свою прежнюю любовь? Вдруг не смогу забыть того, кто теперь предлагает дать мне все – впервые в жизни…

А еще во мне росло чувство, что лишь раз в жизни кто-то способен полюбить нас не за то, кто мы есть, а за то, кем нам только предстоит стать. И если мы потеряем его, променяв на новую работу, новый город, бывшего возлюбленного, который предлагает жить долго и счастливо до скончания дней, вместе с ним мы потеряем и шанс стать лучше.

34

В следующее воскресенье, за день до отъезда Ника из Лондона, я отправилась на вечернюю прогулку по городу. На мне были поношенные спортивные штаны и купленное в Массачусетсе пальто со стразами. Несмотря на дождь, я отошла довольно далеко от дома, не желая себе признаться, что иду на восток – в сторону вокзала Виктория и того района, где живет Ник и где я могу случайно его встретить. В конце концов я действительно оказалась в Пимлико, перед популярным гастропабом «Ориндж».

Я не собиралась никуда заходить и выставлять на всеобщее обозрение свое усыпанное блестящими сердечками пальто, но все-таки зашла и, хотя в пабе было полно народу, даже отыскала себе место у стойки, которое, как по заказу, только что освободила пожилая семейная пара.

Я поспешно села на табурет, пока его не занял кто-нибудь другой. Подошла официантка и принялась вытирать стойку, стараясь не глазеть слишком пристально на мой экстравагантный наряд.

Она не знала, что мне не остается ничего другого, как сидеть в пальто, ведь под ним у меня китчевая футболка с маленькими радугами и синей надписью: «Ниагарский водопад – ну полный отпад!» Я купила ее, когда только начала писать о путешествиях, и по сравнению с ней пальто с сердечками казалось верхом хорошего вкуса.

– Что будете заказывать? – спросила официантка.

Я быстро просмотрела меню, стараясь не вспоминать, что плотно поужинала всего несколько часов назад.

– Двойную порцию жареного картофеля с розмарином и что-нибудь выпить – на ваш вкус.

– Я хорошо готовлю мартини с базиликом.

Я улыбнулась:

– Что угодно, только не это. И, может, добавите немного бурбона и соли?

Она улыбнулась в ответ:

– Уже бегу.

Пожилая пара забыла на стойке выпуск «Гардиан», и я принялась читать, не замечая, что рядом с соседним табуретом стоит мужчина.

– Зря вы отказались от мартини с базиликом, – произнес он с явным американским акцентом.

В пабе гремела музыка и громко разговаривали люди, пытаясь друг друга перекричать, и на мгновение мне почудилось, будто передо мной Ник. Ник, которому я порывалась позвонить раз шесть и неизменно клала трубку, прежде чем набрать последние цифры номера. Я чувствовала: разговор с ним не даст мне того ответа, который я ищу. Борьба между Ником и Гриффином, Гриффином и Ником заключалась в чем-то другом, и дело было скорее во мне, чем в них. И все же мое сердце жадно ухватилось за мысль, что передо мной стоит Ник, словно знак свыше, послание от властелинов судьбы. Я как-то упустила из виду, что сама помогла этим властелинам, придя в самый популярный паб в районе, где он жил.

Но судьба предлагала мне нечто иное.

В одной руке незнакомец держал бокал мартини с базиликом, в другой – портфель и выпуск «Гардиан». Я бы не дала ему больше тридцати, несмотря на костюм и галстук, которые бы стоили мне целой месячной зарплаты. Начищенные до блеска туфли. Очки в проволочной оправе, как у Ника. И еще он был красив, словно кинозвезда: высокий, с волевым подбородком и решительной улыбкой.

А судя по тому, как незнакомец бросил портфель на стойку и сел рядом со мной, даже не спросив разрешения, он и сам прекрасно знал, что неотразим.

– Уверена, мне понравится то, что мне принесут, – ответила я. – Но все равно спасибо.

Вернулась официантка, неся в руке бокал с ярко-оранжевой жидкостью, из которого торчал еще более яркий желтый зонтик. Мой новый знакомый небрежно пододвинул ко мне свой мартини и сделал знак официантке принести еще один.

– Попробуйте, – сказал он. – Я к нему даже не притрагивался. Пусть это будет платой за аренду.

– За аренду?

– Табурета, – пояснил он.

Я улыбнулась и взяла бокал, а официантка уже несла ему второй.

– Спасибо, очень мило с вашей стороны, – сказала я.

Он чокнулся со мной:

– Ваше здоровье.

Незнакомец развернул «Гардиан», и я решила, что с ритуальными танцами покончено и можно вернуться к чтению, но он заговорил снова, не отрывая взгляда от газеты:

– Давно уехали из Америки?

– Недавно.

– Насколько недавно?

Я посмотрела на него, пытаясь решить, как лучше прервать разговор: пересесть на другое место или просто ответить что-нибудь односложное. Неужели мои стразы сигнализируют о том, что я расположена к общению?

– Чуть меньше месяца назад.

– А что привело вас сюда?

Он поднял глаза от газеты и посмотрел прямо на меня. Я пригубила мартини и попыталась ответить немного дружелюбнее. В конце концов, напомнила я себе, я теперь здесь живу.

– Работа. А вас?

– На сорок два процента – работа, на пятьдесят восемь – личные обстоятельства. Если примерно.

– Только примерно?

– Когда надо высчитать процентное соотношение, мне равных нет.

Я улыбнулась и открыла страницу с местными новостями.

– Получается, когда я видел вас на вечеринке у Мелинды, – он поднял палец, словно и тут высчитывал проценты, – вы только приехали?

Я растерянно взглянула на него:

– Простите, что вы сказали?

– Мелинда Мартин. Я так понимаю, вы работаете у нее в газете. – Он указал на мой номер «Гардиан». – Я никому не скажу – обещаю.

– А вы, собственно, кто?

Мужчина протянул мне руку:

– Друзья зовут меня Эли. Я хотел познакомиться еще тем вечером, но вы разговаривали по телефону. Вид у вас был довольно несчастный – даже несчастнее, чем теперь.

– Значит, я все-таки совершенствуюсь.

– Вот именно.

Я пожала ему руку:

– А чем вы занимаетесь в газете?

– Ничем. Я юрист по вопросам окружающей среды. Борюсь за правое дело – представляю интересы несправедливо обиженных корпораций.

Я рассмеялась и взяла со стойки бокал:

– Пытаетесь сделать мир лучше?

– Вношу свою скромную лепту.

– А как вы оказались на вечеринке у Мелинды?

– Моя жена работает в газете. – Эли немного замялся. – Вернее, бывшая жена.

Я с любопытством взглянула на него:

– Извините за нескромный вопрос, но зачем вы пошли на вечеринку с бывшей женой?

Эли сделал большой глоток, обдумывая ответ.

– Жизнь – сложная штука, – сказал он наконец.

– Это что, слоган вашей зловредной адвокатской конторы?

– Он бы вполне подошел. А как насчет вас? Были когда-нибудь замужем?

Я кивнула и, заметив, что Эли смотрит на мой безымянный палец, пояснила:

– Мы расстались. Но кольцо я не ношу не поэтому – его съел мой племянник.

– Пожалуй, не стану расспрашивать.

– Мудрое решение.

Эли посмотрел на меня с улыбкой – очень доброй улыбкой:

– Сочувствую. Расставаться всегда тяжело. Но со временем становится легче.

– Уверены?

– Абсолютно. Хорошо помогает переезд в крупный город вроде Лондона… или путешествие по Дублину, Эдинбургу и Риму… А лучше всего помогает картошка с розмарином…

И тут же, словно по сигналу, официантка принесла мне двойную порцию картофеля с розмарином, обжигающе горячего и источающего божественный аромат.

Я посмотрела сначала на тарелку, потом на Эли:

– Вы это подстроили?

– Боюсь, я не обладаю подобными возможностями.

С этими словами Эли – мой новый друг, судя по всему, – взял у меня из тарелки кусочек картошки и, перелистнув страницу, снова погрузился в чтение.

– Теперь можете спокойно есть. Я просто хотел поздороваться… и заказать вам мартини… и украсть кусочек картошки… А еще я говорю так много, что даже не удосужился спросить, как вас зовут…

– Энни, – ответила я.

– Энни… – Он протянул мне визитку. – Сохраните на случай, если захотите отдохнуть от работы… или от привычного отдыха… Я возьму вас поохотиться на картошку – заметьте, это ни к чему вас не обязывает.

– Поохотиться на картошку?

Эли указал на мою тарелку:

– Я так понимаю, вы женщина-картофелеманка.

Я сама не знала, что я за женщина, но определение «картофелеманка» меня вполне устраивало. К тому же я была бы не против провести еще один такой вечер.

Поэтому я взглянула на визитку.