Мое простое счастье Дейв Лаура
На ней было написано название фирмы, где он работал, – не крупной адвокатской конторы, а… «Беккет-Медиа».
А рядом – его имя: Калеб Беккет.
– Вы – Калеб Беккет?
– Друзья зовут меня Эли, помните?
– Но я-то вам не друг! – И, словно в доказательство, я подняла руку с визиткой. – Я ваша подчиненная!
Он пожал плечами:
– Не совсем чтобы моя – не напрямую по крайней мере. Иначе мы бы познакомились гораздо раньше. Но раз уж на то пошло, я бы вам не советовал ходить на работу в стразах.
Я поплотнее запахнула пальто:
– А где ваш австралийский акцент? У вас правда есть бывшая жена? И что это за кличка такая – Эли? И вообще, зачем было врать?
Отвечая, Калеб Беккет загибал пальцы:
– Я избавился от акцента, еще когда учился на втором курсе Йельского университета. Моя жена, увы, не просто выдумка. Эли – распространенное сокращение имени Калеб в наших краях. Ну а врал я потому, что надеялся получить немного картошки.
Он снова потянулся к тарелке, и я шлепнула его по руке.
– Вечер становится все хуже и хуже! – воскликнула я.
– Не хуже и хуже, а лучше и лучше.
– Почему это?
– Теперь вы знаете, что мужчина, к которому вас тянет, не бессердечный адвокат, помогающий за непомерные суммы нехорошим корпорациям, а просто коллега по работе. Что тут такого?
– Во-первых, меня к вам не тянет.
– Разве нет? – с улыбкой спросил он.
– Нет. А во-вторых, если вы будете и дальше так со мной разговаривать, я всем в газете расскажу, что вы читаете «Гардиан»!
– Ну, раз вы твердо решили не обращать внимания на флюиды, я закажу себе отдельную порцию картошки.
– Вот и прекрасно.
– Вот и прекрасно, – улыбнулся он еще шире.
Калеб сделал официантке знак принести заказ. Затем он вернулся к своей газете, а я – к своей. Так мы и ели, сидя бок о бок, газета к газете.
А когда я пришла домой, то обнаружила в кармане визитку. На обратной стороне Калеб написал «Эли» и номер телефона, не совпадавший с рабочими.
Ах да, и еще кое-что: «Вас ко мне тянет. Уверен на 97 %».
35
Первые два года у колонки «Сто открытий» был эпиграф – сразу под моим именем шла цитата из Эрнеста Хемингуэя: «Путешествуй только с теми, кого любишь»[16].
По-моему, эпиграф был отличный, но в конце концов Питер его убрал. И не потому, что читателям он не нравился. Наоборот, многие делились с нами собственными жуткими историями о том, как путешествовали с малознакомыми людьми. Но подобные истории Питера не интересовали. Он считал, что в путешествии с человеком, которого не любишь или вообще не знаешь, есть своя прелесть – некое волнующее напряжение.
И Питер был прав. Только, по-моему, Хемингуэй писал не о жутких историях и недопониманиях – они случаются и между близкими людьми, – а о чем-то другом. Когда путешествуешь с малознакомым человеком, у тебя остаются лишь собственные воспоминания о поездке. Но если путешествуешь с тем, кого любишь, то получаешь гораздо больше: ты делишься с ним впечатлениями, и у тебя остаются и его воспоминания тоже.
На следующий день, едва я добралась до работы и села за стол, передо мной предстала Мелинда в очередной юбке в горошек – на этот раз дружелюбно-пурпурной.
Мелинда расплылась в улыбке, и не успела я даже поздороваться, как она уже сидела на краю стола, прикрывая рот рукой.
– Что? – спросила я.
– Что? Да ничего. Просто кое-кто произвел большое впечатление на моего кузена Калеба, вот и все.
Я опустила взгляд и уставилась в экран компьютера, изо всех сил стараясь не покраснеть.
– Он хороший человек, – продолжила Мелинда, – что бы там я о нем ни говорила, и редко кем-то увлекается.
«Я тоже, – хотелось мне ответить, но вслед за этой мыслью в голову пришла другая: – И я уже знаю одного хорошего человека. Прекрасного человека».
– Уверена, это пройдет, – сказала я. – Я часто произвожу хорошее впечатление, когда особо не стараюсь.
– И что происходит потом?
– А потом я начинаю стараться и все порчу.
Мелинда рассмеялась:
– Тогда будем ковать железо, пока горячо, и поскорее осуществим мой гениальный план. Да здравствуют первые впечатления!
– Что-то я не понимаю, о чем ты…
– У нас есть план, как преподнести твою большую историю. Готова? Мы сделаем из тебя влогера!
– Звучит устрашающе.
Мелинда потрепала меня по щеке:
– Влог – это видеоблог. Видеоколонка, если хочешь. А назовем мы ее «Планета открытий»!
– «Планета открытий»?
– Да! Ты будешь рассказывать об одной, самой главной достопримечательности города, которая делает его особенным. А раз достопримечательность только одна, расходы автоматически сокращаются. Гениально, правда?
Мелинда ослепительно улыбнулась, как бы в ответ на собственный вопрос, потом сложила руки домиком и продолжила:
– Энни Адамс – эксперт по путешествиям номер один в Европе!
– Кто сказал?
– Мы сказали! Это часть новой бизнес-стратегии «Беккет-Медиа» – та самая возможность сделать из твоей колонки бренд, которую мы искали. Тебя будут показывать в местных ток-шоу и новостных передачах, а со временем, когда освоишься, и по всему миру. Ну, как тебе?
– Я немного запуталась… Это все будет выходить вместе с колонкой «Сто открытий»? Что-то вроде видеодополнения?
– Нет-нет, не вместе, а вместо.
– Вместо?.. Получается, колонки больше не будет?
Мелинда хлопнула в ладоши:
– Вот именно! И улыбнись ты наконец! Что же с тобой будет, если я сообщу тебе плохую новость? Все ведь просто здорово!
– И я очень тебе благодарна, не пойми меня неправильно… Но вообще-то я видела будущее колонки немного по-другому.
– Давай рассказывай. Я открыта для новых идей.
«Сейчас или никогда», – подумала я и, вдохнув поглубже, выбрала «сейчас».
– Пока я вела «Сто открытий», я все время фотографировала дома. Думаю, о них тоже можно рассказать целую историю: как люди живут в разных городах… как они путешествуют… и почему решают остаться.
Мелинда ненадолго задумалась.
– А знаешь, мне нравится.
– Правда?
Она кивнула:
– Так и вижу, как ты стоишь на фоне очередного дома и берешь у жильцов интервью, а потом его показывают в твоем влоге.
Мне уже изрядно поднадоело словечко «влог», но главное, что Мелинде идея понравилась.
– Думаешь, в этом что-то есть? – спросила я.
– Конечно! И это не пустые обещания. Мы обязательно объединим твою идею с нашей. Мне самой хочется попробовать!
Я видела, что Мелинда говорит искренне. Но столь же ясно я видела, что через минуту она уже утратила к моему предложению всяческий интерес.
– Но понимаешь, эксперт по домоводству у нас уже есть, и сейчас мне нужен эксперт по путешествиям. Так что давай оставим твою идею про запас и получим максимум удовольствия от нашей.
Получить максимум удовольствия… начать новую жизнь в Лондоне, двигаться вперед к чему-то совершенно новому – войти в дивный, новый мир, лежащий по другую сторону моего неудавшегося брака. Такой ведь у меня план, верно? Научиться быть смелой и найти ту жизнь, которой я хочу. А когда найду, ухватиться за нее и больше не выпускать.
Мелинда наклонилась ко мне, возвращая меня к реальности и помогая сделать первый шаг.
– А чтобы получить максимум удовольствия, можешь сама решить, куда поехать в первую очередь. Я серьезно: назови любое место на земле! Ну что? Куда бы тебе хотелось отправиться?
Куда бы мне хотелось отправиться больше всего на свете? Вариантов масса. Еще вчера Эли посоветовал мне Дублин, Эдинбург и Рим. Да я и сама могла бы привести сотню аргументов в пользу этих и многих других мест на земле.
Но когда Мелинда поставила меня перед выбором, аргументов у меня не осталось – по крайней мере, убедительных. Я знала, что есть лишь одно место, куда я хочу отправиться и где хочу остаться. Место, которое показалось мне не таким, как все, еще в тот, первый раз, когда мы ехали по сонной главной улице мимо церкви и почты, а повсюду стояли нарядные елки и легкий снежок падал и ложился на огромные сугробы – последствие вчерашнего снегопада. И внезапно я поняла – поняла, почему в тот день чувствовала себя такой счастливой. Дело было не в том, что я исследовала новое место, сбегала в новую жизнь. Дело было в человеке, который сидел со мной рядом. В этом человеке и в том, что между нами происходило.
И тут я встала со стула.
– Мелинда, спасибо огромное, что даешь мне такой шанс. Даже не знаю, как тебя благодарить…
Она одарила меня лучезарной улыбкой.
– …но я ухожу.
– Что?
Мне показалось, что она сейчас свалится на пол.
– Прости, пожалуйста. Наверное, нужно объяснить, но сейчас я ничего объяснять не могу.
Я принялась лихорадочно собирать вещи, потому что когда видишь правду, надо как можно быстрее за ней бежать, пока снова не потерял ее из виду.
– Энни, ты понимаешь, от чего отказываешься? Через год твое имя будет у всех на устах. Кому такое не понравится?
«Только тому, кого это больше не интересует», – подумала я. Только для такого человека предложение Мелинды не покажется шагом вперед, что бы ни значило это «вперед».
– Разве что ненормальному, – согласилась я и виновато пожала плечами: – Извини, мне надо идти.
Через пять минут, прижимая к уху телефон, я уже бежала по направлению к Риджент-стрит, чтобы хоть немного приблизиться к тому единственному человеку, которому должна была сказать: «Я наконец-то поняла, чего хочу».
А пока я делала звонок – звонок, который необходимо было сделать. Но меня перенаправили на голосовую почту.
– Привет, Ник, – сказала я после сигнала. – Перезвони мне, пожалуйста. Мне нужно с тобой поговорить. Может, даже лично. В любом случае я хочу попросить тебя кое о чем… – Я уже хотела нажать на «отбой», но вдруг спохватилась: – Ах да, кстати… это Энни.
Я хотела остановить такси, чтобы добраться до своей квартиры, а оттуда сначала в Хитроу, потом в аэропорт Логан и наконец в западный Массачусетс – то самое место, где мне следовало быть. Но тут у меня зазвонил мобильник.
Зазвонил мобильник, и на экране высветилось имя, которое я никак не ожидала увидеть, и голос, который я никак не ожидала услышать, начал что-то торопливо говорить.
– Энни, тебе нужно вернуться, слышишь? Садись на самолет и возвращайся домой.
– Что случилось?
А потом время замерло, и Джесси рассказал мне, что случилось.
36
Даже если бы от этого зависела моя жизнь, вряд ли я смогла бы рассказать, как доехала до Хитроу (на такси, скорее всего), села на самолет (меня бы не пропустили без паспорта, но разве он был у меня с собой? Не помню) и добралась от бостонского аэропорта Логан до реанимационного отделения больницы «Кули Дикинсон Хоспитал». Ни за что не стала бы смотреть видео об этой поездке!
Но в конце концов я каким-то образом очутилась в холодной, плохо освещенной комнате ожидания и, оглядевшись по сторонам, заметила в углу сгорбленного Джесси и женщину, которой никогда раньше не видела. Зато такие же ярко-рыжие волосы я видела у Сэмми и Декстера. Шерил…>
Они вскочили на ноги, стряхнув с себя оцепенение. Джесси обнял меня, явно обрадованный, что для него наконец-то нашлось дело, пусть и бесполезное – рассказать мне, что происходит.
– Это называется астматический статус, – заговорил он.
Только теперь, остановившись, я наконец почувствовала, как сильно колотится у меня сердце.
Шерил повернулась к мужу:
– Джесс, не пугай ее. От таких разговоров ей только станет страшно.
Я ощутила слабость в ногах от этого маленького, но такого необходимого проявления доброты.
– Проще говоря, у Гриффина тяжелое осложнение астмы, – пояснила Шерил мягким приглушенным голосом.
– Насколько тяжелое?
– Еще не знаем, – ответил Джесси.
Я отвела взгляд – как будто если не смотреть на Джесси, его слова перестанут быть правдой…
– У Гриффина отказали легкие, – продолжил Джесси. – Он был без сознания, когда его нашли на кухне.
– В ресторане?
Джесси кивнул:
– Вопрос в том, сколько Гриффин пробыл в этом состоянии, прежде чем мы к нему подоспели. Он поехал на работу, а ингалятор забыл дома. Если бы ингалятор оказался у него с собой…
– Понимаю, – проговорила я.
– С ним с детства такого не случалось.
– Гриффина подключили к аппарату искусственной вентиляции легких, – сказала Шерил. – На нем маска с трубками. Лучше тебе узнать об этом заранее – прежде чем ты к нему войдешь.
Она мягко дотронулась до моей руки, словно мы хорошо знали друг друга. В каком-то смысле так и было.
– Ты хочешь сказать, что все не так страшно, как кажется?
– Я хочу сказать, что пока все именно так страшно, как кажется, – ответила Шерил. – Врач говорит, что мы чуть его не потеряли. Неизвестно еще, обойдется ли без последствий.
Чуть его не потеряли…
И тут я заметила ее. Она вошла в комнату ожидания, держа в руках поднос, нагруженный безвкусной едой из кафетерия. Вид у нее был встревоженный – такой вид бывает только у матери, когда ее ребенок в опасности.
Эмили.
Она бросила на меня полный негодования взгляд, потом опомнилась и выдавила из себя слабую улыбку, но я уже поняла: ничто не прощено и не забыто.
Однако она все же прочистила горло и сказала:
– Мы будем рядом, когда вы вернетесь.
Как же мне хотелось броситься к ней на шею и разрыдаться…
– Я вам очень благодарна, – проговорила я и снова повернулась к Шерил и Джесси: – Куда идти?
Джесси махнул рукой, и я пошла.
Гриффин медленно приходил в себя. Я встала со стула, на котором спала, и подошла к больничной койке.
Он открыл глаза. Постепенно его взгляд сфокусировался на мне, а на лице выразилось удивление.
– Привет, – сказал он.
– Привет…
Я наклонилась и почти встала на колени, зависнув в этом неловком положении, чтобы наши лица оказались на одном уровне.
– Тебе позвонили? – спросил Гриффин.
– Да, – ответила я, понижая голос и стараясь не смотреть на мужа слишком пристально. Казалось, выражение моих глаз скажет гораздо больше о том, как он выглядит, чем многочисленные трубки, кислородная маска и пульсация подключенной к нему машины. Лицо у Гриффина было бледное, зеленые глаза – тусклые и вялые. И тут я начала осознавать, что делает Гриффина Гриффином, – свет, который он излучает. И еще я поняла, что происходит, когда этот свет гаснет.
Он снова закрыл глаза:
– Я просил тебе не звонить.
В груди екнуло, словно меня ударили. Разумеется, я все поняла: Гриффин не хотел, чтобы его болезнь повлияла на мое решение и я вернулась только поэтому. Может, рассказать ему, что я сделала выбор еще до звонка Джесси? Пожалуй, не стоит. Время неподходящее. И потом, вдруг, пока меня не было, Гриффин осознал, что хочет чего-то другого?
– Можно прилечь рядом?
– Конечно, – кивнул он.
Я легла на кровать, тесно прижалась к Гриффину и уткнулась лицом ему в грудь, слушая биение его сердца – слишком медленное, пожалуй. Хотя с чем мне сравнивать? Я никогда не обращала внимания на то, как бьется сердце моего мужа, и теперь это казалось особенно ужасным.
– Ты помнишь, что случилось? – спросила я.
– Не все… Только лучшее и худшее.
Я повернула к нему лицо:
– Правда?
Он кивнул:
– Я поехал в ресторан утром в понедельник, чуть раньше семи, чтобы провести инвентаризацию.
– И это худшее?
– Это худшее, – повторил он.
– А лучшее?
– Мне не пришлось проводить инвентаризацию.
Я улыбнулась и легла щекой ему на грудь. «Чуть его не потеряли…» – звучали у меня в ушах слова Шерил, и улыбку грозили вот-вот сменить слезы. Но я сдержусь. Я не заплачу…
– Это хорошо, – проговорила я.
– Я тоже так подумал.
Я почувствовала, что Гриффин засыпает, и обвила его руками, стараясь накрыть собой все его тело.
– Ты изменилась, – сказал он.
– Неправда.
– Нет, пожалуй, не изменилась. По крайней мере, не сильно.
Гриффин замолчал, и с минуту мы оба ничего не говорили.
– Ты будешь здесь, когда я проснусь? – наконец спросил он.
– Я буду здесь, когда ты проснешься.
Засыпая, Гриффин положил руку мне на спину и прижал меня к себе чуть теснее.
Я лежала рядом с мужем и слушала его дыхание, как будто от этого зависела моя жизнь. И в каком-то смысле так и было.
37
Проснулась я через несколько часов – от того, что кто-то тряс меня за плечо. А может, и не через несколько – я понятия не имела, сколько прошло времени, знала лишь, что Джесси стоит передо мной с двумя огромными кружками кофе в руках. Я взглянула на часы: пять ноль восемь. Вечера или утра? Определить было невозможно. Шторы почти не пропускали света, и в палате царил полумрак, словно в казино.
– Что случилось? – спросила я.
– Мне нужно кое-что тебе показать.
Я несколько раз моргнула, пытаясь прийти в себя и до конца осознать, что нахожусь в палате, а Гриффин лежит рядом со мной – вернее, подо мной – и дышит спокойно и ровно.
Я решительно помотала головой:
– Нет. Я обещала, что буду рядом, когда он проснется.
– Он уже просыпался, – прошептал Джесси. – Ты сильно отстала от жизни.
– Правда? – Я еще несколько раз моргнула. – А сейчас вечер или утро?
Джесси протянул мне руку:
– Пойдем, сама увидишь.
Оказалось, что все-таки вечер. Через десять минут мы уже сидели в стареньком автомобиле Джесси и ехали по шоссе номер девять, держа в руках кружки с кофе и слушая «Эветт бразерс» по радио.
Я повернулась к Джесси, который постукивал пальцами по рулю в такт медленной музыке.
– Может, все-таки скажешь, куда мы едем?
– А ты разве тут впервые?
– Вообще-то нет, – с улыбкой ответила я и опять стала смотреть на дорогу.
– Не удивилась, когда увидела Шерил в комнате ожидания? – спросил Джесси.
– В последнее время я стараюсь вообще ничему не удивляться.
– Слишком рискованно?
– Вот именно. – Я покосилась на него краем глаза, покусывая крышку на кружке с кофе. – Хочешь рассказать?
– А что тут рассказывать? – пожал плечами Джесси. – У нас будет еще двое.
– Детей?
– Близнецов. – Он улыбнулся и покачал головой. – Да-да, близнецов.
Челюсть у меня отпала и покатилась по полу.
– А что говорит по этому поводу статистика?
Джесси перестал улыбаться и задумался.
– Ну, вообще-то… статистика говорит, что если у тебя уже есть близнецы, вероятность родить еще одних становится в два раза выше.
– Уму непостижимо… А с виду ты вполне нормальный человек.
– Знаю, – ответил Джесси. – А еще мне недавно предложили место адъюнкт-профессора на кафедре физики и прикладной физики Массачусетского университета.
– Массачусетского университета?
– Его самого.
– Кошмар. Стоит девушке уехать на пару недель…
– Оказывается, желание обеспечить еще троих детей – отличная мотивация!
Лицо Джесси расплылось в такой довольной и гордой улыбке, что я заколебалась, стоит ли спрашивать о ребенке номер три.
– А Джуд Флемминг?
– В данный момент Джуд Флемминг мной гордится – место адъюнкт-профессора на кафедре физики и прикладной физики Массачусетского университета все-таки. Ну а с остальным мы как-нибудь разберемся.
– Да? И как же?
Джесси зыркнул на меня.
– Извини, – сказала я. – Само вырвалось.