Охотники на вампиров Панов Вадим

© Панов В., Пронин И., 2015

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

Глава 1

А был ли мальчик?

Третьеклассник Веня Долинский не ждал от пионерского лагеря ничего хорошего. То есть – абсолютно. Однако объяснить родителям, что он уже достаточно взрослый, чтобы одному пожить на даче, пока они будут отдыхать в Болгарии, он не сумел, как ни старался. И взять с собой единственного сына тоже убедить не смог, не подействовали ни слёзы, ни логичные, как казалось Вене, доводы.

– Я должен посмотреть мир! – кричал он, размазывая по пухленьким щёчкам злые слёзки обиды и разочарования. – Папа, ты сам говорил, что надо с детства расширять кругозор!

– Какой ещё мир? – Отец спокойно перелистнул газетную страницу и невозмутимо продолжил чтение статьи об отчётно-перевыборном собрании Гагаринского исполкома города-героя Москвы. – Курица – не птица, Болгария – не заграница.

– Папа!

– Но ты не волнуйся… – Не отрываясь от чтения, Долинский-старший почесал «профессорскую» бородку, которая украшала его пухлое лицо, делая похожим на актёра Смехова в роли мушкетёра Атоса. – Учитывая новую политику партии, у тебя есть шансы поездить по миру… Вот подрастёшь, выучишься и поедешь. А в Болгарии тебе делать нечего. Скучно там.

– Я бы в гостинице посидел! Или, ладно уж, я и тут могу посидеть. Пап, я обещаю: буду учиться! Вот дай мне задание, и я к вашему возвращению всё выучу! Можете даже магнитофон спрятать!

– Магнитофон? Он ещё здесь? – Отец отложил газету и с тревогой посмотрел в сторону кухни: – Маша! Ты договорилась с Ковальчуками? Я думаю, магнитофон тоже надо им отнести, вместе с видаком.

– Видак в коробке, заклеен, я им сказала, что он новый совсем, и они точно не станут его смотреть! – крикнула мама. – А про магнитофон они знают. Хочешь, чтобы Ковальчуки его заслушали?

Магнитофон был хорошим, двухкассетным, японской фирмы «Sharp», купленным в «Берёзке» за чеки, и о его наличии знал весь подъезд. Многие завидовали…

Несколько секунд в душе Долинского-старшего шла отчаянная борьба осторожности с бережливостью, но победила всё-таки врождённая боязнь квартирных краж.

– Ничего магнитофону не сделается, – решил муж. – Пусть слушают, чтоб они подавились… Ты только кассет не давай, пусть свои крутят, если есть. Вот видак – там да, там лентопротяжный механизм слабый… Чёрт, ничего в этой стране делать нормально не умеют! – Долинский-старший раздражённо зашуршал газетой, проклиная себя за покупку «Электроники ВМ», а не японского же видака, который обошёлся бы дороже, но не огорчал бы столь низким качеством. – С другой стороны, удачно машину в ремонт отогнал. Пока они будут копаться, как раз вернёмся.

Веня тяжело вздохнул. Родители панически боялись воров и даже поставили вторую дверь позади первой, с какими-то хитрыми, «по блату» раздобытыми замками и двумя засовами. Всё бы ничего, но когда он пригласил на день рождения Свету Бочарову и нескольких одноклассников, они стали над этой конструкцией смеяться. Оказывается, никто так не делал. С другой стороны, побывав в гостях у своих немногочисленных друзей, Веня убедился, что им и дорожить особо нечем. Видеомагнитофон вообще только у Долинских и был, о чём родители умоляли сына помалкивать.

– Ну почему я должен ехать в этот дурацкий лагерь?! – горько спросил он и демонстративно, но как будто случайно, свалил с этажерки десяток заграничных фигурок индейцев и ковбоев. – Что я там не видел?

– Там свежий воздух! – Мама, проходя мимо, взъерошила сыну волосы. – Не «Артек», конечно, зато там наши сотрудники в вожатых. Они за тобой присмотрят.

– А делать там что?! – взвыл Веня.

– Там вас будут на речку водить, ну ещё… – Долинский-старший перелистнул газету. – Что там ещё? Кружки всякие. Картошка печёная. Песни у костра…

– Только не смей связываться с хулиганами! – строго велела мама. – Иди сразу к Галине Александровне, она будет помощником начальника лагеря в твоей смене. Понял? Не к вожатым, а сразу к ней. Ничего, развеешься немного. А то тебе дай волю, ты будешь весь день перед телевизором сидеть. Ты ведь уже даже этот, как его, «Сельский час» смотришь!

– Я расширяю кругозор! Мам, ну у нас же есть дача, там воздух ещё свежее! Я чудесно провёл бы это время и не выходил никуда с участка! Только можно мне туда старый телевизор с кухни? Ну, как обычно?

– Не сходи с ума! Никто тебя одного не оставит, а бабушка сейчас сидеть с тобой не может, потому что в больнице… Как там она, Долинский? Не надо заехать?

– Машину из ремонта заберу и заеду, – пробурчал Долинский, продолжая изучать газету. – Этот Горбачёв – просто идиот! Но, может, оно и к лучшему. Тэтчер ему улыбается, ха-ха! Веня, ты этого не слышал, усёк?

Веня кивнул и стал покорно собирать разбросанные игрушки. Он давно знал: что бы ни говорили одноклассники, поддерживать шутки о властях и политике нельзя. Всё всегда может измениться, и тогда за слова придётся отвечать.

Так учил папа, а папа зря не скажет.

Собирая солдатиков, Веня постарался припомнить, что знает о пионерских лагерях. Судя по фильмам, всё не так уж плохо, хотя спать в одной комнате с оравой других мальчишек Вене совершенно не хотелось. К тому же там подъём по утрам… Зачем нужны каникулы, в которые нельзя поспать вдоволь?

Кому они нужны?

Веня с ненавистью посмотрел на приготовленный мамой потёртый чемодан и стал собираться. Первым делом напихал книг и игрушек, после чего понял, что места под что-нибудь ещё не осталось.

– Значит, так, сынок! – Отец неслышно подошёл сзади и положил руки Вене на плечи. – Игрушки с собой никто не берёт, потому что лагерь должен всё необходимое предоставить. Мы, между прочим, деньги платили за путёвку. Небольшие, но… Нам ведь и недоплачивают в нашей системе! Я тебе рассказывал. Что касается книг, то ты что же, хочешь, чтобы кто-нибудь взял у тебя книгу и не вернул? Или разодрал, изрисовал? Нет, Венька, вытаскивай всё. Кстати, джинсы ранглеровские тоже не бери. Они не для того покупались, чтобы ты их разодрал за одну смену. Поедешь в чём попроще и старых кедах.

– Они мне малы! – возмутился Веня.

– Потерпишь! – Отец развернул сына к себе и серьёзно посмотрел ему в глаза. – Ты необычный мальчик, Веня. А необычных никто не любит. Поэтому надо прикидываться обычным, серым, неинтересным. И я тебе искренне советую: не надо там умничать. Умных тоже не любят. Делай, как все. Все пойдут хулиганить – ты тоже иди, но не первым, и далеко не заходи. Чтобы не выделяться, понял? Тогда коллектив тебя примет. Это будет тебе хорошей школой. А вернёшься – снова станешь жить, как привык. И ещё… – Голос старшего Долинского слегка дрогнул. – Вряд ли там будут вкусно кормить. Но ты мужчина и должен уметь проглотить любую дрянь. Если совсем плохо – не доедай, но и не ругайся, чтобы кто-нибудь не решил, что ты дома одним дефицитом питаешься. Там будут и дети из бедных семей.

– Они будут драться? – На глаза Вени навернулись слёзы.

Мама много раз ему говорила, что дети из бедных семей злые и всегда бьют таких, как он – необычных, необыкновенных и умных. И в ранглеровских джинсах.

– Нет, если правильно себя поведёшь, тебя никто не тронет. Никогда не спорь с коллективом, а коллектив – это на самом деле заводилы. Сильные мальчики, которые сбились в тесную компанию и командуют остальными. Высмотри их и подружись. В общем, учись. В жизни такой опыт очень пригодится. Весь мир так устроен, и надо этим пользоваться, правильно себя вести. И тогда однажды ты поймёшь, как просто управлять людьми через их же лидеров, которые считают себя сильными и независимыми.

Вениамин послушно кивнул, хотя про себя думал иначе. Но это уже был урок, выученный им самостоятельно: не спорь с отцом, потому что он сильнее, и как он захочет, так и сделает. Лучше слицемерить и не слишком протестовать. Но в пионерлагерь он по-прежнему не хотел, считая это глупостью и пустой тратой времени. Тем более если там вдобавок ко всему плохо кормят. И бьют.

Но деваться было некуда.

…Около двух часов они тряслись на автобусе, хотя, как Веня узнал, пионерский лагерь «Горнист» располагался не так уж далеко от железнодорожной платформы, куда прямо от Москвы ходила электричка, на которой можно было бы доехать гораздо быстрее. Информацию он почерпнул от соседки по сиденью, полной веснушчатой девчонки, которая отдыхала в этом лагере в прошлом году и всю дорогу без умолку трещала о живом уголке с кроликами, о дежурствах по столовой, редких выходах на речной пляж и тому подобной ерунде. Веня старательно делал вид, что ему интересно, и улыбался.

«Если станет совсем плохо – убегу! – думал он про себя. – Перед контролёрами в электричке поплачу, если поймают, навру что-нибудь. А в Москве у метро буду просить у прохожих, кто-нибудь обязательно даст пятачок, люди у нас добрые. Доберусь до дома и сразу пойду к Ковальчукам, скажу, что в лагере эпидемия какая-нибудь! Холерная, например! И поэтому всех распустили по домам! Должны поверить. Дадут мне ключи, вот я и дома. Ковальчуки, наверное, даже с родителями связываться не станут – где их искать в Болгарии? А если и свяжутся, то ведь не вернутся они из-за меня, попросят Ковальчуков присматривать за мной, им нетрудно, ведь на одной площадке живём. Вот и всё!»

План побега приободрил Долинского, но вскоре его вновь постигло разочарование. Оказалось, что лагерь окружён высоченным забором, а единственный КПП жёстко контролируется. Само это слово, КПП, пугало Веню до мурашек, поскольку от него веяло чем-то серьёзным и военно-полевым, а папа всегда говорил, что от армии следует держаться подальше.

На КПП имелись большие ворота для проезда машин и маленькая калитка, возле которой постоянно дежурили взрослые. Ещё Веня узнал, что в заборе тоже есть пара калиток, но они постоянно заперты, а ключи получают только вожатые и только для того, чтобы вывести детей в лес или на реку.

Получилось, что родители загнали единственного сына в мышеловку, и это обстоятельство вызвало ещё один приступ горькой обиды. Правда, плакать Долинский не стал – не мог себе позволить.

Отряд, в который распределили Веню, жил в одноэтажном свежепокрашенном домике, в холле которого, на стенде для объявлений, висел большой ватманский лист с подробным распорядком дня. С кошмарным распорядком, из которого Веня с ужасом узнал, что и в столовую, и в душ ходить можно лишь в строго определённое время, а не когда захочется есть или помыться, и только с вожатыми. Сами вожатые, Сергей и Нина, тоже не порадовали. Правда, Сергей умел играть на баяне мелодии западных песен, но вёл себя так, что сразу стало ясно: вмешиваться в личные взаимоотношения подопечных он не намерен.

– Кто ночью попробует нос из палаты высунуть – будет потом три ночи туалет драить! – сразу сообщил он. – Хотите трепаться, а не спать? Ваше дело, только чтобы тихо!

Вожатая Нина, ярко накрасившаяся сразу после приезда в лагерь, вообще не обращала на мальчишек никакого внимания. Она разговаривала только с девочками, и на её помощь рассчитывать не приходилось. В запасе у Вени была помощница директора, знакомая мамы, но он знал: только взрослые могут думать, что кто-то может защитить от хулиганов, с которыми жертва спит в одной комнате. Или, точнее, палате, как тут по-больничному выражались. Хулиганы, конечно, имелись, их было видно сразу. Веня попробовал покрутиться рядом и завязать разговор, но быстро получил пинка. Напрасно папа думал, что так легко сойти за своего!

Скучая, Веня зашёл в умывальник и застыл в шоке. Тут не было ванн! И душа тоже! Только маленькие ванночки для мытья ног. Заглянув в туалет, Веня закрыл лицо руками. Отчего, отчего никто его не предупредил, что унитазы тоже отсутствуют?!

– Это каторга! – прошептал Веня, смаргивая слёзы. – Вот куда вы меня отправили, гады! На каторгу! Но я сбегу. Как Фрунзе! Сбегу за границу, в Болгарию! Или домой… Клянусь!

Но побег нужно как следует подготовить, и потянулись длинные дни, наполненные для кого-то радостью и интересными событиями, а для Вени – фальшивыми улыбками и стараниями примазаться к заводилам. Кое-что удалось, его стали использовать в качестве общего ординарца: сбегай туда, принеси то-то, подай, передай… Веня не протестовал, был услужлив, внимательно изучал происходящее и меньше чем через неделю уже знал, что ребята из старших отрядов регулярно сбегают из «Горниста» – в дощатом заборе оказался самый обыкновенный потайной лаз, устроенный ещё во время первой смены. Специально опоздав на обед, Веня прошёлся вдоль забора и обнаружил подвижную доску. Дорога к свободе была открыта! Вот только бежать днём оказалось затруднительно, поскольку вожатые, опасаясь неприятностей, постоянно устраивали переклички. Ещё Долинскому сказали, что милиция нарочно высматривает на платформе детей без родителей, спрашивает, кто и откуда, и если ответ не понравится – отвозит в участок. Но даже это обстоятельство показалось мелким на фоне того, что старшие ребята каким-то образом договорились с Сергеем и стали присматривать за мелкотой.

– Кто сбежит – пожалеет! – уверенно заявил как-то Рыжий, самый «борзый» в отряде. – Всё равно поймают. Потом Серёге от директора достанется, а нам – от Серёги. И я тоже таких гнобить буду.

– Точно! – согласился Димка по прозвищу Толстый. – И я!

– И я!

Веня тоже сказал, что будет гнобить беглецов, хотя его никто не слушал. Но сказал, поскольку в этот момент он понял, что папа прав: с коллективом не стоит спорить, а коллектив не любит тех, кто много о себе думает.

Тем не менее Веня свято верил, что стоит только добраться до Москвы – и его уже никто не вернёт. Да, он сразу расскажет Ковальчукам, как его тут били и мучили! Тем более что за неделю он сильно похудел, а это обстоятельство взрослых сильно пугает, не зря же бабушка при встречах первым делом спрашивает, сколько он весит… Правда, еда в лагере оказалась не такой уж и противной, однако её количество Веню не устраивало.

«Бежать надо ночью, – решил он. – Страшновато, но… Вдоль забора пройти, до самого КПП, а там прямая дорога! Утром на платформе народу всегда много, и если спрятаться в кустах, а выбежать только когда электричка подойдёт, никто на меня внимания не обратит. Надо только незаметно уйти из палаты в умывальник, а там – в окно… Одежду заранее спрятать. И шпингалеты на окне тихонько открыть с вечера, чтобы ночью не шуметь! А волки тут не водятся…»

Вспомнив о возможных опасностях, Веня зябко передёрнул плечами. В волков он не верил, да ими никто и не пугал. Но каждый вечер, по старой традиции пионерских лагерей, кто-нибудь начинал рассказывать страшную историю. Обычно – глупую или даже смешную, про «гроб на колёсиках» или «что-то в чёрной-чёрной комнате», но иногда брал слово Толстый, и тогда становилось по-настоящему жутко. Толстый любил рассказывать о вампирах, о том, как нападают они на людей и высасывают из них кровь до тех пор, пока не высосут полностью. И тогда тот, из кого кровь выпили, тоже становился вампиром.

Истории были вроде бы выдуманные, но всё равно страшные. Однажды Вене даже приснилось, что Толстый встал ночью, подкрался к нему и впился зубами в шею. Веня проснулся с криком, и его закидали тапочками.

Припомнив этот случай и поразмыслив как следует, Долинский решил сбежать ближе к утру, когда вампиры будут вынуждены вернуться в свои гробы. Летом светает рано! Заметят же его отсутствие только перед завтраком, когда Сергей придёт проверять, как заправлены койки, и устроит перекличку, а до того будет суета и брожение от палаты к умывальнику и обратно. В это время он уже должен сесть в электричку.

Днём Сергей открыл на полчаса комнату с чемоданами, чтобы все желающие могли что-нибудь забрать или положить, и в неё тут же набились девчонки, однако Веня сумел протолкнуться в маленькую «каптёрку», вскрыть свой чемодан и незаметно, за пазухой, вынести шорты и рубашку, которые спрятал в кустах неподалёку от лаза в заборе. Вечером Толстый снова взялся рассказывать какую-то жуть про маленький посёлок, где вампиром оказался начальник милиции, но в самом начале истории Веня, фальшиво прошептав что-то о необходимости срочно пописать, выскользнул из палаты. Забравшись на подоконник, он с трудом открыл тугие шпингалеты и, чуть приоткрыв окно, выглянул наружу. На лагерь опускались сумерки, и хотя было ещё достаточно светло, окружающий мир показался Вене неожиданно жутким, как рисунки к рассказам Толстого. К тому же внезапный порыв ветра закачал кусты под окном, и мальчик отшатнулся, едва не свалившись с подоконника.

– Нечего бояться! – приказал он сам себе и затворил окно, зажав рамой заранее припасённый носок – чтобы не открылось случайно. – Всё в порядке, теперь ночью тихо выскочу, никто не проснётся.

Всё шло по плану, но в туалет Веня всё же заскочил, хотя и не собирался.

Вернувшись в палату и получив нагоняй от старших за то, что мешает слушать, он свернулся калачиком под одеялом и стал ждать, время от времени поглядывая на фосфоресцирующие стрелки часов «Полёт». Были у Вени часики получше, но их мама закрыла в серванте, чтобы никто в лагере не отобрал. «Полёт» Веня тоже поначалу прятал, носил в кармане и нацепил на руку, только убедившись, что часы не отбирают даже у младших.

Время шло, а история не заканчивалась. Толстый, как назло, сегодня оказался в ударе и вёл рассказ о некоем пионерском лагере, очень похожем на «Горнист», в котором начали пропадать дети, один за другим… Потом их стала находить милиция, и ни в одном не оказалось ни капли крови. Старший милиционер тогда устроил засаду и в полночь услышал за спиной старушечий голос: «Милиционер, милиционер, подскажите, пожалуйста, а какого цвета у вас… Кровь!!!» Когда Толстый заорал «Кровь!», Веня даже взвизгнул от ужаса, но таких в палате оказалось несколько, и над ним никто не засмеялся. Засмеялись над всеми. На шум явился взлохмаченный Сергей и, хотя все прикинулись спящими, пообещал завтра «устроить отряду весёлую жизнь».

– А тебе, Толстый, я так скажу: ещё хоть что-нибудь отсюда услышу, пойдешь прямо сейчас зарядкой заниматься. Сочинитель хренов! И Рыжий тоже будет вокруг корпуса бегать, до утра!

– Меня-то за что?! – возмутился Рыжий. – Я вообще сплю!

– Рот закрой! – Сергей с силой пнул кровать Рыжего, так что заскрипела металлическая сетка. – С вами по-человечески, а вы не понимаете? Ну, значит, по-другому будет!

Сергей ушёл. Кто-то попросил шёпотом продолжения истории, но Рыжий тут же запустил в него тапком.

– Всё, теперь тихо! Кто Серёгу будет злить, с тем я разберусь! А ты, Толстый, затыкайся, я за тебя страдать не собираюсь.

– Да не нужны мне его сигареты! – обиженно пробурчал тот.

– Что сказал?! – Рыжий мгновенно навис над ним. – Поговорить хочешь? Я поговорю!

Ответом стала тишина.

А ещё через несколько минут – настоящая тишина: мальчишки начали засыпать. Веня изо всех сил старался дышать ровно: он испугался Рыжего даже сильнее, чем вампиров и вожатого Сергея вместе взятых. Сейчас идти нельзя, нужно ждать, пока Рыжий уснёт, потому что однажды этот длинный парень уже закрывался в умывальнике с двумя пацанами, которые не захотели ему подчиняться, а потом они вышли оттуда зарёванные и молчаливые, хотя ни нос, ни губы ни у кого не были разбиты. Вене по секрету рассказали, что Рыжий знает карате и бьёт в живот и как-то ещё так, что выходит больнее, чем по лицу. А ещё Рыжий мог выкрутить руку и заставить ползать вокруг стола, так он сделал с Буратино, дурашливым и глупым мальчиком, когда тот поколотил кого-то из младших.

В общем, Веня не собирался нарываться на Рыжего, а потому лежал тихо, изредка поглядывал на часы и ждал, когда все точно угомонятся.

Дождавшись половины второго, Веня понял, что дальше ждать нельзя: глаза слипались, и если он не решится пойти прямо сейчас, то обязательно уснёт. Будучи по натуре мальчиком упрямым, Веня не позволил себе отступить и, тихо откинув одеяло, спустил ноги с предательски скрипнувшей кровати. Дощатый пол под ногами был холодным, за окном – темнота. Поёжившись, Веня нащупал тапочки и выскользнул из палаты в умывальную комнату, где тоже было темно, но вдобавок ещё и холодно. Задрожавший Веня подошёл к окну, отворил раму и осторожно посмотрел на свободу.

Свежий ветерок мягко лизнул мальчика в лицо.

«Идти?»

Ночью всё выглядело иначе. С одной стороны, вроде бы те же кусты, клумбы и дорожки, с другой – совершенно незнакомые, таинственные, а некоторые даже тревожные… Слева, в соседнем корпусе, светилось окошко, но в ту сторону Веня отправляться не собирался и потому не испугался. Тяжело вздохнув, он забрался на подоконник, и в этот момент из-за облаков выглянула луна в три четверти.

– Растущая! – определил Веня, вспомнив ленивые поучения вожатого. – Ну и хорошо. Всякие страшности только в полнолуние случаются!

Он спустил ноги вниз и сполз на животе по холодному карнизу, потом перехватился руками за раму, спустившись ещё ниже, но до земли всё равно не дотянулся.

«А вдруг там змея?!» – успел подумать он, разжимая пальцы.

Змеи внизу не оказалось, зато Долинский больно стукнулся пятками и упал боком прямо на врытый уголком в землю красный кирпич, один из тех, что очерчивали клумбу. Тихо застонал: ему казалось, что окно расположено гораздо ниже, но тут же умолк, опасаясь разбудить вожатых или ребят, поднялся и, прихрамывая, поспешил к забору. По пути пришлось миновать два корпуса, в которых жили старшие отряды, и не просто миновать, а с приключениями: из окна одной палаты слышались приглушённые голоса – парни общались с девчонками, – и Вене пришлось красться мимо со всей осторожностью, на какую он был способен. Пронесло – прошёл незамеченным.

А едва миновал последний корпус, как тут же уловил далёкий запах дыма. Сначала Долинский решил, что кто-то из старших недавно покурил, но чем ближе он подходил к лазу в заборе, тем явственнее чувствовался дымок.

За оградой горел костёр.

– Этого ещё не хватало! – одними губами прошептал Веня, отыскивая в кустах спрятанную одежду. – А если доска заскрипит, что тогда делать? А если это вообще какие-нибудь «деревенские»?

«Деревенские» были ещё одной страшилкой. Сам Веня их ни разу не видел, но в лагере постоянно рассказывали, как «деревенские» избили каких-то пацанов, которые сбежали за ограду лагеря и воровали яблоки. Пацанов этих Веня тоже не видел, но встречаться с таинственными подмосковными дикарями не хотел. Одевшись, он, закусив губу и скривившись от страха и напряжения, осторожно отвёл доску в сторону. Звук получился совсем тихий, но Веня выждал, убедился, что никто не идёт выяснять причину подозрительного скрипа, и только после этого сунул голову в открывшуюся дыру.

С той стороны пахло не только дымом, но и шашлыком! Причём пахло настолько вкусно, что Долинский даже слюнку сглотнул – шашлык он обожал. Выглянув, Веня заметил и отблеск костра – ярдах в ста от забора или чуть больше. Сам костёр скрывали деревья – за забором начинался лес, – и сидящие около него люди вряд ли видели мальчика. Осторожно выбравшись наружу и опустив доску на место, беглец попытался рассмотреть под ногами тропу, но в лесу было ещё темнее, чем в лагере, поскольку кроны деревьев скрывали луну, и идти можно было исключительно по памяти. Но память подвела: сделав несколько осторожных шагов, Веня задел крапиву и обжёг коленки.

– Вдоль забора растёт! – беззвучно прошептал он, повторяя манеру отца иногда говорить с самим собой. – Надо тихонечко отойти…

Десяток шагов в лес – и он уже едва мог различить в темноте зелёный забор. Тут пахло соснами и ещё сильнее – дымом и жареным мясом. Долетел негромкий перебор гитары и чей-то смех. Впереди Веню ждала темнота, долгий путь через лес, крапива и, возможно, ещё какие-то неприятности, включая волков, деревенских и милицию, поэтому уходить от костра не хотелось.

Некстати вспомнились вампиры и пропавшие дети…

И вдруг где-то справа еле слышно хрустнула ветка.

«Ветка?!»

Значит, он тут не один?

Вене отчаянно захотелось писать. И оказаться подальше от тёмного леса, в котором хрустят непонятные ветки. Сама идея побега, да ещё ночью, теперь казалась ему глупой и никому не нужной. Что ему в лагере не сиделось? Что в тёплой кроватке не спалось?

Далеко впереди кто-то то ли вздохнул, то ли ухнул…

Веня попятился, и распрямившаяся ветка куста больно хлестнула его по щеке. Мальчик ойкнул, присел на корточки, едва не заплакал, но сдержался. Потому что приходилось быть начеку: теперь, напуганный, одинокий, желающий в туалет и побитый кустами, он постоянно слышал какие-то звуки – хруст, треск, пощёлкивания, шорохи, шелест листвы…

«Ветра ведь нет, почему же листья шелестят?!»

Но ответа на этот вопрос не было.

Перебирая руками по земле, Долинский двигался от ствола к стволу, пытаясь избежать встречи с кем-то страшным… Он чувствовал приближающийся кошмар, хотя сам в него не верил. Он ведь большой мальчик! И Толстый всё врёт, выдумывает! Нет никаких вампиров. Только если это «деревенские», то есть злые хулиганы, то почему их совсем не слышно? Не индейцы же они, в конце концов!

«Заблудился! – неожиданно понял Веня, прекратив путешествие на карачках. – Теперь точно хана».

Забор остался то ли где-то слева, то ли уже сзади, и теперь мальчик не только видел костёр, но и приблизился к нему настолько, что мог различить мужские и женские голоса, однако это обстоятельство его не радовало – Веня был уверен, что вокруг происходит нечто страшное. Ещё незаметное, но уже близкое. Не ветер его беспокоил, не зверушки лесные, не волки или собаки, которые могли тут оказаться – нет.

Надвигалось нечто…

– А вдруг – вампиры? – одними губами прошептал Веня. – Вдруг Толстый не всё выдумал?

Зубы застучали от страха, ноги стали вялыми, а мышцы живота, напротив, сжались в тугой узел. Долинский опустился на колени и закрыл лицо руками. Приготовился разрыдаться – и сделал бы это с превеликим удовольствием, – но пересилил себя, поскольку понял, что в лесу наступила тишина.

Мёртвая тишина.

В которой необычайно отчётливо звучали голоса сидящих у костра людей.

Мужчина, тихонько трогая гитарные струны, говорил что-то о политике нового руководства страны. Женщина поддакивала, как будто ей было интересно. Потом другой мужчина предложил перестать болтать о ерунде, потому что «вторая порция готова», и Веня услышал, как что-то забулькало, выливаясь из бутылки в стакан. Женщина, на этот раз другая, постарше, сказала, что засиживаться до рассвета сегодня не надо, и Долинский узнал голос маминой подруги – Галины Александровны, работающей в лагере заместителем директора. Мужчина, предлагавший шашлык, оказался усатым физруком, который вечно устраивал глупые эстафеты, на гитаре бренчал вожатый самого старшего отряда, а вторую женщину Долинский не опознал.

Но присутствие неподалёку знакомых людей успокоило мальчика, и странное, непонятно откуда взявшееся предчувствие приближающегося кошмара ненадолго его оставило.

– Такая тишина настала, безветрие! – отчётливо произнесла Галина Александровна и плотнее закуталась в шаль. – И при этом пробирает до костей у самого костра!

– Это потому, что вы предпочитаете белое вино, – объяснил физрук. – Может, чего покрепче?

– Оставьте.

– Горячее мясо тоже неплохо согревает. Вы кушайте.

– Я кушаю.

– Значит, согреетесь…

– Доброй ночи!

Веня не видел того, кто поздоровался с сидящими у костра людьми, но его парализовало при первых же звуках необычайно мягкого и глубокого голоса. Мальчик крепко зажмурился и, если бы умел, то же самое проделал бы с ушами.

Предчувствие не обмануло – в тёмном лесу притаился ужас…

– С дороги сбились, молодые люди? – недружелюбно встретил пришельцев физрук – к костру вышли четверо одетых в тёмное мужчин. – Так, парни, мы из пионерского лагеря! Давайте-ка по-хорошему разойдёмся, а то тут мигом милиция окажется! Вы знаете, как сейчас лагеря охраняют?

– Знаем, – не стал скрывать обладатель мягкого голоса. – Но стоило бы лучше охранять, а то мало ли кто по округе пройдёт…

– Кто пройдёт? – не понял физрук.

– Мне нравится твой страх, батя, – хохотнул мягкий. – Так ведь до сих пор обращаются к… Ну, к таким, как ты?

И Веня буквально физически почувствовал, что участников пикника охватывает ужас.

Они уже поняли, что к ним пришли не деревенские хулиганы, они начинают подозревать, что перед ними отнюдь не люди, но пока отказываются в это верить. Они скованы инфернальным ужасом, но рацио не позволяет признать, что перед ними стоят герои мальчишеских страшилок.

– Не надо со мной так разговаривать! – заявляет физрук, но его голос заметно подрагивает. – Я ещё раз спрашиваю: неприятности нужны? Так без проблем! Лагерь в двух шагах, нас там ждут и, наверное, уже знают о вашем появлении! Я бы на вашем месте постарался оказаться подальше, когда милиция приедет.

– Пропустите нас! – высоким голосом кричит Галина Александровна. – Слышите? Пропустите нас немедленно, вы не имеете права!

– Идите, идите… Разве мы вас задерживаем? – «Мягкий», возможно, улыбается, – Веня не видит, – и делает маленький шаг в сторону, открывая проход к забору. – Мы всего лишь поздороваться подошли. Думали: может быть, помочь чем? Ступайте с Богом. И… Прошу вас, не звоните в милицию! Мы ведь никому никакого зла не причинили. Ступайте, а мы у костра посидим. Погреемся.

– Давно бы так! – бурчит физрук, но уверенности в его голосе не прибавилось. – Галя, иди первой… Давайте-ка все дружно, а костёр пусть сами тушат. Только я потом проверю! Тут лагерь рядом, мы оттуда всё увидим и услышим. Скоро рассвет уже. Надя, иди, не задерживайся…

А через секунду щемящую тишину леса разрывает дикий визг.

Кто из женщин его издал, Веня не понял, но оцепенение с него слетело.

«Бежать! Бежать! Спасаться!»

Он даже подпрыгнул на месте, но потом вновь прижался к земле, сжал зубы, вцепился руками в траву, да так и остался лежать, поскольку понял, что в бегстве спасения нет.

Потому что пытался махать кулаками физрук, но забулькал, захрипел, замолчал… Замолчала и первая женщина, словно отрезало, зато страшным, тягучим, непрерывным и совсем не мужским визгом заголосил гитарист, с которым чужие, переговариваясь на каком-то странном языке, делали что-то отвратительное, но не убивали. А гитарист визжал, и маленький Долинский понял, что взрослый мужчина просит смерти, просит, чтобы его убили…

А ещё через мгновение кто-то упал в кусты, прямо рядом с Веней. Едва сдержав крик, мальчик откатился в сторону, успев при этом заметить шаль Галины Александровны. Лицо женщины было чем-то перемазано, ноги не слушались, и она на руках поползла в сторону забора, крича или шепча:

– Помогите! Убивают! Помогите нам!

Замерший совсем недалеко Веня почувствовал нечто вроде упругого, но неявного эха со стороны лагеря и понял, что там никто ничего не слышит, потому что каким-то неведомым образом весь участок леса, где продолжал гореть костёр, оказался вырезан, выключен из окружающего мира.

Галина Александровна всё же поднялась, попыталась бежать, и тогда кто-то стремительный пронёсся над ней, перепрыгивая с ветки на ветку. Он не был похож на забавную мартышку, нет…

Зажимая рот, чтобы не закричать, Веня увидел, как этот охотник изящно спрыгнул, оказавшись прямо перед добычей, и крик Галины Александровны оборвался.

Хотя преследователь даже не успел к ней прикоснуться.

– Кровь! – Охотник погладил женщину по щеке и добавил пару слов на странном наречии.

Веня сжался калачиком, он даже дышать не мог от ужаса, не то что пытаться рассмотреть что-то в страшной лесной полутьме. А Галина Александровна больше не издала ни звука. Снова послышались голоса, и Веня неожиданно понял: они говорят по-итальянски. Как же он раньше не догадался? Ведь изо всех магнитофонов поют итальянцы! И по телевизору частенько тоже. Но разве вампиры должны говорить по-итальянски?

Пахло страхом и ещё чем-то тёплым, липким…

Полежав, не двигаясь, с минуту, Веня решился открыть глаза. Скосив зрачки в сторону, он заметил нечто вроде чёрного тумана между стволами. А потом вдруг на него обрушились звуки. Самые обыкновенные ночные звуки: зашелестел листвой ветер, залаяла где-то собака, а где-то ещё дальше прошёл товарняк, и когда его перестук затих вдали, Веня решил, что пора вставать. Вот только куда идти? Что, если вампиры пошли в лагерь, и теперь утром там найдут только трупы? А потом трупы начнут оживать, один за другим, и убивать милиционеров и вожатых! Что делать? Бежать к станции сквозь всё ещё тёмный лес? Но этого он и вовсе боялся до оцепенения.

«Досижу тут до рассвета, – решился наконец Веня, возвращаясь на землю, в ту небольшую ямку, которая оказалась для него счастливой. – Надо посмотреть на часы. Просто поднять руку и посмотреть на часы: сколько ещё осталось до рассвета? Тогда будет не так страшно».

Он уже почти решился пошевелить рукой, когда со стороны забора послышались приглушенные вскрики, потом лязг, и две тёмные фигуры с невероятной скоростью пронеслись мимо мальчика… Пытались пронестись, но не смогли. Раздался негромкий свист, за ним – шипение, вскрик, потянуло горящим мясом, отвратительно горящим, как будто шашлык сожгли, и вскрик превратился в всхлип и затихающие ругательства. Очень грязные.

Кто-то снова умирал.

Не помня себя и не понимая, для чего он это делает, Веня приподнялся на руках и увидел картину, забыть которую не смог потом никогда: царапая пальцами землю, из костра пыталась выползти верхняя половина человека. На короткий миг глаза Долинского и умирающего встретились, а затем человек – или не человек? – в костре уронил голову в золу.

– Ортега, как это могло случиться? – К костру вышли двое высоких мужчин, один в чёрном комбинезоне, второй – в щегольском, словно из фильма, белом костюме. – Он осушили четверых челов.

На горящую и воняющую часть тела высокие не обращали никакого внимания. Как будто не видели. Или как будто видели то, что должны были увидеть, нечто обыденное и скучное.

– Мы ждали в лагере, не думали, что они наткнутся на пикник и решат начать с него, – виновато ответил обладатель комбинезона.

– Ортега, иногда мне кажется, что вы слишком много думаете, – поморщился белый костюм. – Вы должны были действовать, должны были прогнать челов до появления кровососов.

– Виноват.

– Оставьте ваш солдафонский юмор.

– Слушаюсь.

– Ортега! – Несколько секунд мужчины молчали, после чего костюм продолжил: – Челов не оживить. Вызывайте Службу утилизации, пусть валят всё на маньяка…

– Сделаю, комиссар.

– Но место преступления нужно отодвинуть от пионерского лагеря… Пусть инсценируют нападение у реки и аккуратно поработают с милицией.

– Понял.

– И ещё они должны сделать так, чтобы история попала в газеты.

– Как в газеты? – изумился Ортега.

– У челов теперь «гласность», – напомнил комиссар. – Газеты всё равно доберутся до этой грязи, так что лучше самим организовать утечку, чем они неделю будет сплетничать и раздувать произошедшее до космических масштабов.

– Понял.

– И надо побыстрее снизить магический фон, а то дети сегодня ночью ничего, кроме кошмаров, не увидят…

Мужчины, продолжая переговариваться, удалились, и всё кончилось!

Развеялось, словно упомянутый белым костюмом кошмар.

Предчувствие надвигающейся катастрофы покинуло Долинского, точнее, он понял, что катастрофа осталась в прошлом. Понял, потому что почувствовал и потому что поверил спокойному голосу белого костюма.

И ещё Веня понял, кого он видел!

Сразу понял, ибо папа недавно шептал маме, думая, что сын не слышит: «КГБ… Они просто ждут сигнала, они всё контролируют… Ты себе не представляешь, на что способны эти люди. Мне недавно рассказывал один товарищ… Ну, он хорошо в курсе. Все эти самоубийства – не просто так. Тел не показывают медикам, потому что у жертв расплавлены мозги. Излучатели! На каких частотах они работают, что могут сделать с человеком – нам ведь никто никогда не расскажет. Пичкают сказками про НЛО и прочее, а сами…»

Дальше Веня, к сожалению, не расслышал, но что такое КГБ, он знал. В Комитете работали «кэгэбисты» – страшные и совсем незаметные люди, которые всё про всех знали и могли с каждым сделать всё, что захотят. Они ловили шпионов и предателей, бывших полицаев, ещё с войны оставшихся, и просто жуликов… А теперь Веня стал свидетелем того, как КГБ расправился с вампирами!

Комитет может всё!

– Они меня убьют! – прошептал мальчик. – Обязательно убьют, я же всё видел! Не всё, конечно, почти ничего не видел, но они не поверят и убьют! А родителям скажут, что убил маяк! – Слова «маньяк» мальчик тогда ещё не знал. – Мне конец! Разве только – никто так и не заметил, что я ушёл из лагеря? Надо вернуться! Надо вернуться! Если убегу – они сразу догадаются!

Когда Веня, умирая от страха, пролезал сквозь пролом, уже светало, но лагерь, конечно же, спал. Мальчик стащил с себя грязные шорты и рубашку и спрятал на прежнее место. В одних трусах, зябко ёжась на утренней прохладе, прокрался к корпусу и попробовал допрыгнуть до подоконника – слишком высоко, пальцы лишь скользнули по жестяному карнизу. В панике оглядевшись, Веня заметил оставленную возле соседнего корпуса лопату, с помощью которой вскапывали клумбу, сбегал, принёс, с трудом упёр в стену и, скользя по сырому черенку, дотянулся-таки до окна. Когда нижний шпингалет с громким щелчком встал на место, сердце Вени замерло. Случайно взглянув в большое зеркало над раковинами, мальчик увидел своё перекошенное лицо и – о, ужас! – седую прядь. И понял, что по ней его обязательно вычислят! Это же почти во всех страшных историях: после ухода вампиров находят последнего не убитого пионера, а он седой, и из глаз кровь течёт! Всем понятно, что просто так в лагере никто не поседеет, слух поползёт по городу, КГБ всё быстро узнает и убьёт его.

– Ты что тут? – дверь неожиданно распахнулась, и в умывальню вошел заспанный Рыжий. – А ну спать пошёл, ослина мелкая!

Веня успел прикрыть седую прядь – но Рыжий спросонок всё равно не рассмотрел бы, – поспешил в палату, калачиком свернулся на кровати и с головой укрылся одеялом. Лёжа в ожидании побудки, Веня вспомнил, что у спавшего по соседству Петьки есть перочинный нож, и утром, когда началась суета и множество ног зашаркали по полу к умывальнику и обратно, Долинский стащил его из тумбочки, незаметно для остальных отрезал поседевшие волосы и выбросил их в туалет. А ножик вернул на место до того, как хозяин обнаружил пропажу.

…И потянулись долгие дни ожидания конца смены.

Ни Галина Александровна, ни физрук больше не появлялись, и по лагерю поползли слухи, что из-за некачественной пищи случилось отравление, и их, а ещё вожатых старшего отряда, увезли в Москву лечиться. Один только Веня знал, что это неправда, но помалкивал.

А потом смена закончилась, Долинский встретил весёлых и загорелых родителей, односложно ответил на стандартные вопросы: «Да, купались», «Нет, кормили вкусно», после чего осторожно сообщил, что единственное, понравившееся ему в лагере, – страшные истории про вампиров, шпионов и Красную Руку.

– Чушь! – засмеялся сидящий за рулём папа. – Нам всем не этого бояться надо… Тут такие дела могут начаться в любое время, что только держись! Но ты ещё маленький. Ты просто хорошо учись, Веня… Кстати, появилась возможность перевести тебя в школу получше.

– А что с волосами? – Мама бесцеремонно схватила сына за голову. – Тебя кто там стриг, а? Или что это было? И… Так, это что? Отец, у него седые волосы!

– Не рассказывайте никому, пожалуйста! – тут же завопил Веня.

– Что с тобой сделали в этом уродском лагере?!! – ещё громче завопила мама. – Я уже две недели не могу Галине дозвониться! Она вообще тобой занималась или жизнь свою разведённую устраивала, а?!

– Мамочка, я же говорю: там страшные истории рассказывали, – заговорил Веня тише. – Они интересные, только я очень боялся. Если ты кому-то расскажешь, что я от них поседел, – надо мной все будут смеяться! И в новой школе особенно, новичков нигде не любят. Кстати, у Галины Александровны, как мне сказали, малярия.

Отец фыркнул.

– Больше никаких лагерей! – заявила мать. – Время-то какое стало! Маньяки всюду, убийцы…

– Не этого нам бояться надо, – неуверенно повторил папа. – Ну, хорошо, в лагерь больше не поедешь. Только обещай хорошо учиться.

И Веня стал учиться почти на одни пятёрки.

Седая прядь, конечно, отросла, и вплоть до первого курса института мама закрашивала её, но потом Веня воспротивился, увидев почти такую же у парня в метро. Смотрелась прядь импозантно, но самое главное – если он такой не один, то в чем Веню сможет упрекнуть КГБ? Ни в чём. Ведь даже самым близким друзьям, даже выпив лишнего, Веня никогда не рассказывал о том, что видел той ночью. Он твёрдо знал: вампиры существуют, и они не походят на героев фильмов ужасов.

Они страшнее.

Дела его шли хорошо. Ещё на закате «лихих девяностых» Вениамин Долинский сколотил себе серьёзное состояние, «вскочив в уходящий поезд», как сказал ему перед смертью отец. Долинский-старший не успел порадоваться за сына всласть – сам-то он сел в этот «поезд» в самом начале, был замешан во многом, и странная авария, унесшая их с матерью жизни, на самом деле была не случайностью, а приветом от «кинутых» когда-то партнёров. Веня об этом знал, но шум предпочёл не раздувать, твёрдо дав понять заинтересованным лицам, что дела отца его не касаются. С наследством пришлось распрощаться, но к этому времени собственное состояние Вениамина позволяло пережить эту потерю без особого огорчения.

С азартом воюя за лакомые куски и шаг за шагом приближаясь к самому главному, к власти, Долинский почти не вспоминал о вампирах. Разве что имел привычку каждый вечер самому проверять, заперты ли на все замки и цепочки двери. Жена, юная красавица, подшучивала над ним, но не перегибала палку: где ещё такого захомутаешь? Богатого, умного и перспективного, готовящегося войти в касту «неприкасаемых», для которых открыты все двери, способных проломить любые стены. Жена за своё счастье держалась.

А Долинский поднимался всё выше. Его имя мелькало в газетах, о нём говорили в новостях, он давно перестал посещать рестораны «для всех», и вот однажды, пребывая в закрытом клубе «Специальное приглашение», о котором простому смертному даже знать-то не полагалось, Вениамин вышел на террасу выкурить сигару и неожиданно обратил внимание на стоящего неподалеку охранника. Неожиданно, потому что давным-давно перестал замечать прислугу. Обратил, потому что показалась ему знакомой повадка этого человека, манера двигаться, и…

И когда охранник обернулся, их взгляды на мгновение встретились.

И лишь железная воля не позволила Долинскому закричать от страха.

Глава 2

Маргарита и другие неприятности

То ли весна запаздывала, то ли зима что-то забыла и вернулась, но, выйдя поутру из дома, Шарп обнаружил, что одет совсем не по погоде. Стоило бы вернуться и сменить лёгкую осеннюю куртку на утеплённую, да ещё и шапку в карман сунуть, а шарфом шею обмотать, но ведь это дурная примета – возвращаться, к ней даже в Тайном Городе относились серьёзно, и рисковать наёмник не стал. С тоской и упрёком посмотрев на изморозь, внезапно покрывшую деревья и скамейки в конце апреля, Шарп поглубже засунул руки в карманы и осторожно спустился с крыльца на дорожку.

Под каблуками крепких ботинок скрипнул ночной ледок.

«Да уж, весна…»

Шарпу вспомнилась первая зимовка в Москве и мысль, которая преследовала его в те бесконечные месяцы: «Что, в местечке потеплее нельзя было устроиться?» И мысль сия была обращена к последним представителям древних рас, некогда избравших эту кошмарную, не приспособленную к цивилизованной жизни область местом своего пребывания, чем обрекли его, теплолюбивого, на необходимость платить страданиями за право жить и работать рядом.

– Надо спросить у шасов: может, есть какая-нибудь штука, чтобы и напоминала о погоде, и сама одежду выбирала, и ещё заставляла делать, как скажет? – пробормотал Шарп, заодно пытаясь сообразить, чего ещё ему не хватает, кроме тепла. Что-то определённо отсутствовало… – Но шасы опять начнут впаривать свои «свойстваменяющие ткани» или как их там… артефакты предусмотрительности за жуткие деньги… Жульё. Зашёл просто спросить – вышел с ненужной вещью и без денег. Почему я живу так далеко от стоянки, а? Неужели нельзя было другую квартиру выбрать? Можно, но летом казалось, что стоянка рядом. А теперь волосы на ногах дыбом встали. А ещё… Ох, да что же такое!

От его восклицания в сторону шарахнулись две спешившие в школу малышки, заботливо укутанные мамашами так, что наружу торчали только носы. А вызвано восклицание было тем, что Шарп наконец-то понял, чего ему не хватает в это ледяное апрельское утро: ключей от машины. Обычно они ночевали в кармане куртки, но вчера ему пришлось подзаряжать встроенный в них артефакт спецзащиты, и приятель, Вова-Диггер, посоветовал оставить связку на ночь в морозилке. Мол, при отрицательных температурах заряд магической энергии истончается с меньшей интенсивностью, что приводит к невиданной экономии. Так это или нет, Шарп пока не определил, поскольку объект исследований так и остался в морозилке, зажатый слева пиццей, а справа пельменями.

– Ну, спасибо, Вова, за совет, – пробормотал замёрзший наёмник, замерев напротив тёплой будки охраны. – За экономию спасибо. За участие…

Будь у него простые ключи, Шарп и не подумал бы о возвращении, а просто вскрыл бы авто, благо нужный навык имелся. Однако «Антиугон 8.4.1» – лучший на сегодняшний день комплекс Торговой Гильдии, – предполагал динамическую защиту вверенных его попечению авто, и Шарпу не хотелось получить электрический разряд по чувствительному месту.