Девушка с секретом Романова Галина
– А как же люди? За всем этим людские судьбы! – заволновалась Женька.
– И что? Повесить на себя еще одно нераскрытое убийство? Это никому не нужно. – Адвокат ткнул сигарету в пепельницу и, внимательно вглядевшись в посвежевшее лицо своей подзащитной, спросил: – Вы ничего не хотите мне рассказать?
– А-а-а что? – непонимающе захлопала Женька ресницами.
Игорь Владиславович устало прикрыл глаза, затем, откинувшись на спинку стула и взяв в руки блокнот и карандаш, принялся что-то быстро писать. Вытянув шею далеко вперед, Женька попыталась что-либо разглядеть, но рука адвоката быстро бегала по строчкам, лишая возможности разобрать написанное.
– Прочтите! – коротко приказал он, протягивая девушке блокнот спустя несколько минут. – Только без комментариев.
«Мне необходимо знать, что означает ваш внешний вид? – значилось в короткой записке. – Это результат привыкания к здешнему режиму или это что-то другое?»
Молча взяв протянутый карандаш, девушка сделала короткую приписку: «Это что-то другое».
– У нас с вами совсем нет времени, – задумчиво протянул Игорь Владиславович, вырывая исписанный листок из блокнота и пряча его во внутренний карман пиджака.
Баба Маша лежала посередине камеры и тихо стонала.
– Что с вами?! – кинулась Женька с порога. – Вас кто-то бил?!
– Нет, – еле слышно произнесла Сатанистка. – Помоги подняться.
Закинув ее слабую руку себе на плечо, девушка подхватила почти невесомое тело и, доведя до места, аккуратно опустила на нары. Лицо бабы Маши покрылось мертвенной бледностью. Дыхание сипло вырывалось из груди.
– Эй! – Женька осторожно тронула ее за плечо. – Вы меня слышите?
Баба Маша приоткрыла глаза и еле заметно кивнула.
– Вы больны?
Ответом был все тот же слабый кивок.
– Тогда вам нужно в лазарет, – засуетилась девушка, пытаясь подняться с кровати.
– Нет, – сипло произнесла старая женщина. – Нагнись и слушай.
Приблизив ухо почти к самому изголовью, Женька вся обратилась в слух, надеясь узнать причину столь странного состояния соседки. Но то, что ей поведала баба Маша, повергло девушку в состояние, близкое к шоку.
– Этого не может быть!!! – только и смогла выдохнуть она после получасового откровения старой женщины. – Вы не отдаете себе отчет в том, что говорите!!!
– Не тарахти, – скривились в подобии улыбки бескровные губы. – Пообещай, что выполнишь мою просьбу!..
– Но ведь у вас есть сын! Вы мне рассказывали… – попыталась возразить Женька. – У него могут быть свои взгляды на этот счет.
– Не хочу слышать про этого ублюдка! – скомкала баба Маша тонкую холщовую кофточку на груди. – Он уже давно отказался от меня. Так пусть теперь пожинает то, что посеял.
С последним девушке трудно было согласиться. Зная из недавних откровений историю соседки почти доподлинно, она в глубине души понимала сына-отступника. Крути не крути, а иметь матерью женщину, состоящую на службе у дьявола, мягко говоря, не совсем приятно…
Тихий хрип отвлек Женьку от размышлений. Внимательно вглядевшись в заострившиеся черты, девушка по-настоящему испугалась. Сквозь неплотно сомкнутые веки проглядывали желтоватые белки, костяшки пальцев побелели, а дыхание все реже и реже вырывалось из старческой груди.
– Эй, баба Маша, – потрясла она соседку, но та никак не прореагировала. – Господи, что же мне делать?!
Мысли Женьки заметались. После страшной трагедии, пережитой ею почти год назад, удивить ее видом мертвого тела было бы трудно. Но подобное соседство не особенно и воодушевляло.
Подлетев к двери, Женька изо всей силы шарахнула по ней кулаком.
– Эй, там! Кто-нибудь, откройте! – прокричала она, нагибаясь к замочной скважине. – Здесь человек умирает!
Спустя несколько минут ключ в замке ржаво заскрипел, и на пороге выросла безобразная физиономия Сереги-Мопса.
– Чего орешь, Дошлая? – процедил он, почти не раскрывая рта. – В карцер захотела?
– Баба Маша умирает! – выпалила Женька, оставив без внимания Серегины угрозы. – Врача надо!
– Зачем ей врач, если она умирает? – почти искренне удивился Серега-Мопс, но все же прошел в глубь камеры и постоял несколько мгновений над затихшей к тому времени старушкой. – Она вроде уже издохла. Ладно, сейчас…
Он почесал волосатый загривок и, потоптавшись у порога, скрылся за дверью.
Женька обхватила себя руками и принялась маршировать по камере. На языке уголовников это называлось «тусоваться». Почему именно так, она не понимала, как не понимала и многого другого из тюремной лексики.
Время тянулось бесконечно медленно. Стрелки часов, казалось, замедлили свой бег, изнуряя ее ожиданием.
За телом соседки пришли лишь через два часа. Два мрачного вида санитара в халатах деловито поворочали труп с бока на бок и, сбросив его на пол на заблаговременно подставленные носилки, вынесли вон.
После их ухода, устало опустившись на нары, девушка смогла наконец перевести дыхание. Она обхватила руками поджатые к подбородку колени и надолго задумалась. То, что сообщил ей адвокат, не могло не радовать, хотя, с другой стороны, это могло повлечь за собой и новые проблемы. Выйди она сейчас на волю, что ждет ее там? Ни дома, ни друзей. Женька тяжело вздохнула и рухнула лицом в подушку. Слезы сами собой прихлынули к глазам, и она разревелась. Причиной ее слез не была жалость к самой себе, это были слезы отчаяния и растерянности перед суровыми реалиями ее нелегкой жизни.
За этим неблагодарным занятием и застал ее Иван Сергеевич. С грохотом отшвырнув тяжелую дверь, ворча себе под нос что-то неразборчивое, он прошел на середину камеры.
– Кого оплакиваем? – нелюбезно поинтересовался он, останавливаясь в изголовье у девушки.
Вытерев глаза, Женька пару раз хлюпнула носом и нехотя поднялась. Опер крутнулся на каблуках, несколько раз щелкнул себя резиновой дубинкой по голенищу сапога и обрушил на нее целый град вопросов:
– Что тебе сказал адвокат? О чем вы там шептались целых полчаса? Что было в той записке, которую он сунул перед уходом себе в карман? Молчишь, сучка?!
Ошалело хлопая глазами, Евгения переводила взгляд с опера на охранников, застывших изваяниями у него за спиной, и не находила, что ответить.
– Я, я… – попыталась что-то пролепетать в ответ девушка.
– Знаю, что ты! – рявкнул он, подходя к ней поближе. – Говори, или – ты меня знаешь!..
– Он написал, что я ему очень нравлюсь! – выпалила Женька молниеносно родившийся ответ. – Да, да! Не улыбайтесь!
Увесистая затрещина отбросила девушку к стене.
– Я бы тебя, сука, – заскрежетал зубами опер, – по стене размазал за брехню твою, да нельзя… Давай, вставай и идем за мной. Пора отработать денежки, которые я в тебя вложил.
Ее провели по гулкому, пустому к тому времени коридору и вывели на улицу. Солнце уже клонилось к закату, поэтому внутренний двор был погружен во мрак. И все-таки Женьке удалось разглядеть у северных ворот дорогую машину, глазевшую иностранными фарами на убогую тюремную серость.
Понимая, что хозяин этого автомобиля скорее всего и есть тот «заказчик», с которым ей придется вот-вот столкнуться, Женька закрутила головой по сторонам в надежде его увидеть.
– Не суетись, – понимающе хмыкнул Иван Сергеевич. – Он уже на месте…
Местом оказался административный корпус, стоящий чуть в отдалении от основной громадины серого кирпича. Молодой солдатик, подметающий ступеньки, смерил Женьку оценивающим взглядом и нехотя козырнул майору.
– Распустились, мать вашу… – буркнул себе под нос опер, рванув обитую рейкой дверь. – Заходи – и побыстрее!
Обустройству холла могли позавидовать многие солидные учреждения. Огромные пальмы в кадках по углам. Дорогое покрытие на полу.
– Неплохо вы тут устроились, – недоуменно качнула головой девушка, следуя за Иваном Сергеевичем.
– Спонсоры… – лаконично ответил он, трогая ее за локоть и подводя к лестнице, винтом уходящей вниз. – Ты не выкобенивайся там! Человек солидный, может озолотить и все такое… В общем, хороший человек…
Хороший человек сидел, развалившись на широком диване. Опустив жирные складки подбородка на сцепленные в замок короткие пальцы, он исподлобья глядел на вошедших и не произносил ни слова.
– Вот, Лаврентий Степанович, наша Женечка, – суетливо затараторил опер, сгибаясь в приветственном поклоне едва ли не в три погибели. – Чиста, как младенец.
– Посмотрим, – просипел Лаврентий, колыхнув тучным телом. – Заходи, красавица. А ты – свободен.
Как только замок за спиной девушки щелкнул два раза, зыбкое спокойствие, которое она доселе усилием воли пыталась сохранить, начало покидать ее. Широко раскрыв глаза, она силилась рассмотреть в сидящем напротив мужчине черты «хорошего человека», но не могла. Все в нем было до отвращения омерзительным. Мясистые губы, на которых повисли крошки еды, беззвучно шевелились.
Чувствуя, что силы вот-вот покинут ее, Женька прокашлялась и тихо попросила:
– Можно присесть?
– Присядь, – волосатая ручища похлопала по дивану. – Только не очень далеко.
– А выпить можно? – спросила девушка, судорожно сглотнув, чтобы не закричать от страха, который все сильнее овладевал ею.
– Пей сколько хочешь. – Лаврентий Степанович наполнил до краев высокий фужер коричневатой жидкостью из пузатой бутылки. – На… И давай с тобой договоримся – ты расслабляешься.
– Вы считаете, что это возможно? – пробормотала Женька, принимая бокал с коньяком. – Я имею в виду – в подобных условиях?
– Я тебя сюда не сажал, – осклабился ее собеседник, нанизав на вилку кусок колбасы, и замер в ожидании. – Ну, давай, пей…
Глубоко вздохнув, девушка поднесла фужер к губам и принялась пить его содержимое большими глотками. Напиток обжег горло, в глазах защипало, но она не останавливалась.
– Все, – наконец выдохнула Женька и закашлялась.
– Ты смотри какая молодчина, – заржал Лаврентий, почти насильно затолкав ей в рот кусок колбасы. – Закусывай…
Обведя начинающими мутнеть глазами убранство комнаты, Женька еще раз тяжело вздохнула и произнесла:
– В конце концов – каждому свое! Так, кажется, было написано на воротах Бухенвальда?
– Не был, не знаю, – вполне серьезно ответил толстяк, стараясь незаметно пододвинуться к девушке. Учитывая его комплекцию, это было весьма проблематично. – Ты бы разделась, что ли. Ненавижу я эти ваши тюремные робы. Вы в них все одинаковые. То ли дело без нее…
– Ага, сейчас. – Женька попыталась расстегнуть верхнюю пуговицу куртки, но руки, до этого беспрекословно подчинявшиеся ей, отчего-то перестали слушаться. Пальцы скользили по петлям, путаясь и цепляясь друг за друга. – Ой, кажется, я пьяна!..
Это было последнее, что она запомнила. Тяжелый, душный кошмар опустился на нее, то и дело подступая к горлу тошнотворной болью, и Женька отключилась.
Звонкий перестук капель холодной воды о раковину умывальника заставил девушку спрятать голову под подушку. Боль, пульсирующая в висках, мешала сосредоточиться. Обведя непонимающим взглядом помещение, Женька облегченно вздохнула – она была в своей камере. Попытавшись вспомнить события вчерашнего вечера, она недовольно поморщилась – сплошной калейдоскоп из форменных фуражек и озлобленных мужских физиономий.
– А имеет ли смысл вспоминать? – тихо прошептала она самой себе. – Лучше побыстрее все забыть.
После завтрака, включающего в себя вязкую перловую кашу, которая к тому же подозрительно чем-то припахивала, Женька сунула голову под кран. Почистив зубы, она, пошатываясь, прошлась по камере. Вопреки ожиданиям тело ее не подавало никаких признаков свершенного над ней насилия. Недоуменно пожав плечами, она расстегнула брюки и спустила их до колен. Кожа сияла девственной чистотой. Ни синяков, ни царапин, ничего того, что, по ее разумению, должно было включать в себя грубое мужское вмешательство.
«А может быть, ничего и не было? – мелькнуло у нее в мозгу. – Я была пьяна и…»
Додумать она не успела. Дверь распахнулась, и раздалось казенное «Каменихина, на выход!». Причем через мгновение было добавлено: «С вещами…»
Быстро побросав в пакет нехитрые пожитки, боясь поверить во что-то хорошее, Женька едва не бегом устремилась по коридору впереди конвоира.
– Да не лети ты так, – попытался немного сбавить ее прыть охранник. – Немного уже осталось, потерпи.
К удивлению Женьки, ее повели не в обычную комнату для свиданий, а куда-то наверх.
– А куда мы? – растерянно обернулась она к конвоиру. – Выход же внизу!
– Куда велено, туда и веду, – ответил он, тяжело дыша. – К начальнику тюрьмы велено доставить.
– А разве он не в административном здании?
– Молчать! – разозлился конвоир, вконец задохнувшись. – Иди и не разговаривай.
Начальник тюрьмы оказался высоким седоволосым мужчиной средних лет. И если бы не обстоятельства, то Женька сочла бы его вполне сносным собеседником.
Из того, что он ей успел сообщить до прихода адвоката, Женька услышала лишь одно – она свободна.
– Тем не менее вы должны понимать, – монотонным голосом продолжал он, не глядя на девушку, – органами было решено избрать меру пресечения – подписку о невыезде. Подозрения с вас не сняты. Вы по-прежнему являетесь подозреваемой по делу об убийстве, просто сложились обстоятельства, в силу которых ваше содержание под стражей можно… гм…
Он долго обдумывал слово, которое по его понятию более всего подходило к данной ситуации, но тут ему на помощь пришел Игорь Владиславович, тихо появившийся в кабинете. Незаметно подмигнув ошалевшей от счастья Женьке, он пожал протянутую руку начальника тюрьмы. Выложив перед ним один за другим несколько листов бумаги, заполненных машинописным текстом, он спросил:
– Сергей Николаевич, надеюсь, все соблюдено?
– Да, да, – машинально просмотрев бумаги, начальник тюрьмы сунул их, не читая, в один из ящиков стола. – Мне звонили из Управления. Можете забирать свою подзащитную. Пропуск я уже оформил.
– Вот вы и на свободе, Женя! – весело проговорил адвокат, беря девушку под локоток и ведя к машине, припаркованной на пустующей стоянке. – Но главное – еще впереди. Что с вами?!
Он с тревогой уставился на подзащитную, по щекам которой бурным потоком текли слезы.
– Я не знаю, – еле слышно прошептала она, пытаясь справиться с минутной слабостью. – Я и рада, и испугана…
– Не переживайте, – Игорь Владиславович протянул ей бумажный носовой платок. – Это нормальное состояние после выхода из тюрьмы. Такое бывает со многими.
– Правда?!
– Свобода… Она манит и страшит одновременно. А вас особенно. Но заранее хочу вас успокоить, я все обдумал – поживете пока у меня…
– Нет! – твердо ответила Женька, высвобождая руку и усаживаясь на переднее сиденье новенькой «Мазды». – Этого не будет!
– Вы меня неправильно поняли! – он покраснел от смущения. – Я…
– Не надо, Игорь Владиславович, – мягко перебила его девушка. – Я и так вам многим обязана, не хочу ко всем своим долгам причислять еще и этот. Я справлюсь, поверьте.
Адвокат несколько минут пристально разглядывал сидящую напротив девушку, как бы решая про себя – пускаться ли на дальнейшие уговоры. Но, видя, как сурово сведены ее брови и какой решимостью сверкают глаза, решил отказаться от этой затеи.
– Впрочем, как хотите, – тихо промолвил он, трогая машину с места. – Огромная просьба – будьте осторожны. Мы имеем дело с очень опасным преступником, вернее преступницей. Неизвестно, что она предпримет, узнав, что вы на свободе. Она хитра и постоянно меняет свой облик. За все это время ей удалось не оставить никаких следов на месте преступления.
– А свидетели? – заинтересовалась Женька, успевая одновременно и слушать, и жадно пожирать глазами мелькающий за окном пейзаж.
– Их почти нет. В первом случае утверждают, что женщина ярко-рыжая. Во втором – будто бы блондинка. Я думаю, что она пользуется париками. При умело наложенном гриме человека очень трудно идентифицировать. Вы понимаете?
– Еще бы мне не понять! – фыркнула девушка. – По милости этой твари я лишилась родного брата и года жизни!.. Кстати, Игорь Владиславович, а что это были за манипуляции с записками?
– А-а-а, – качнул он головой. – Об этой тюрьме идет дурная слава… Вот я и опасался, как бы с вами чего не случилось.
– Ответ более чем лаконичный, – хмыкнула Женька, стараясь не выдать себя. Ей так и не удалось вспомнить подробности вчерашнего вечера. Хотя сейчас это как будто бы уже не имело никакого значения.
Она отвернулась и уставилась в окно, всем своим видом показывая нежелание продолжать начатый разговор. Несколько раз наткнувшись взглядом на ее затылок, Игорь Владиславович отчаялся и тоже надолго замолчал. Лишь высаживая ее около дома, который не так давно был ей родным, он наконец спросил:
– Вы не передумали? Твердо решили остановиться именно здесь?
– Д-да! – Женька рассеянно кивнула, вскидывая взгляд наверх, туда, где располагались окна квартиры покойного Антона. – Если что-то изменится, я вам непременно сообщу.
Они попрощались, и девушка пошла к подъезду…
«Это она!! Я не могла ошибиться! – Молодая женщина быстро свернула в переулок и смогла наконец перевести дыхание. – Но этого не может быть! Я же все продумала! Домой, только домой! Только там я смогу успокоиться и все хорошо обдумать».
При воспоминании о доме мысли ее приняли совсем другое направление, и она заметно расслабилась, даже нашла в себе силы улыбнуться смешному карапузу, который протягивал ей надкусанное яблоко и что-то лопотал при этом.
Вызвав лифт и пропустив впереди себя пожилую супружескую пару, женщина устало привалилась к стене кабины и задумалась.
– Ваш этаж! – повторил, наверное, в третий раз мужчина, приподняв шляпу. – Вы выходите?
– Да, да, простите ради бога! – она тепло улыбнулась им, про себя отметив, что надо быть пособраннее. Такое поведение, резко отличавшееся от обычного, слишком уж бросается в глаза.
Лишь заперев за собой дверь квартиры и бросив на пол пакеты с продуктами, она смогла наконец дать волю ярости.
– Сука!!! – шипела она, брызгая слюной. – Сука! Из-за тебя со мной опять все началось! И ты должна за это поплатиться! Ну подожди, я еще что-нибудь придумаю! Ты недолго пробудешь на свободе! Я знаю о тебе все! А ты обо мне – нет! Я вновь подставлю тебя так, что ты не выйдешь оттуда до конца дней своих!
Последняя мысль ей настолько понравилась, что она истерически расхохоталась, откинув назад красивую голову и взъерошив иссиня-черные волосы, в которых недавно обнаружила два седых волоска.
– Пусть будет так! – Женщина вернулась в прихожую и принялась поднимать разбросанные по полу продукты.
Рассовав все по полкам холодильника и шкафа, она достала бутылку своего любимого венгерского вермута и, поставив рядом с нею два бокала, принялась накрывать на стол.
Со стороны могло показаться, что женщина ожидает гостей, но только одной ей было ведомо, что никто не заявится к ней сегодня. Незримый собеседник, с которым она разговаривала последние несколько лет и которого ненавидела лютой ненавистью, уже давно был мертв, хотя и числился без вести пропавшим…
Дверь квартиры была опломбирована. Недоуменно уставившись на белый клочок бумаги, который лишал ее последней надежды на пристанище, Женька окончательно расстроилась. Идти дальше было некуда. Пошуршав в кармане джинсовки распиской о невыезде, она в сотый раз тяжело вздохнула и направилась к лифту.
Во дворе в этот час было пустынно. Опустившись на скамейку, она зябко поежилась и принялась чертить прутиком зигзагообразные фигурки на слое пыли, которой здешний район новостроек особенно славился.
– Женя?! – оторвал от ее занятия чей-то недоуменный возглас. – Это ты?!
Девушка подняла глаза и в стоящей перед ней миловидной женщине узнала соседку по подъезду.
– Да, – хрипло произнесла она. – Это я…
– А чего же ты здесь? – Нина растерянно указала на скамейку, потом, спохватившись, схватилась за голову. – Хотя о чем это я! Ты меня извини, пожалуйста.
– Ничего, Ниночка, не волнуйся, – попыталась улыбнуться Женька, хотя внутреннее ее состояние не располагало к особой радости. – Я уже ухожу.
Отбросив ставший ненужным прутик, девушка поднялась и, отряхнув старенькие джинсы, направилась прочь со двора.
– Женя! – вновь окликнула ее Нина. – Подожди, пожалуйста.
Быстро догнав отошедшую на приличное расстояние девушку, Нина взяла ее под руку со словами:
– Идем, я тебя немного провожу.
– Хорошо, идем, – печально выдохнула Женька, нисколько не удивляясь такому участию – соседка славилась своей добротой и бескорыстностью.
– Квартира опечатана? – спросила Нина и самой себе ответила: – Да, опечатана. Вика не смогла здесь жить, выписалась и отказалась от всех прав на квартиру. Уехала куда-то на Урал к матери. Первое время все тебя обвиняла, билась в истерике. Мы всерьез опасались за ее здоровье. Потом постепенно пришла в себя, но жить здесь не смогла. Такие вот дела…
Они помолчали. Полуденные лучи сентябрьского солнца ласково пригревали, делая все разговоры о прошлом ненужными.
– Давай присядем, – неожиданно предложила Нина, указывая на небольшой скверик. – Здесь тихо и никто не помешает.
Евгения равнодушно пожала плечами, но от предложения отказываться не стала. Обмахнув скамейку от опавших листьев, женщины, вздохнув каждая о своем, присели.
– Я о многом тогда умолчала, – виновато произнесла Нина, нарушая повисшую паузу, и, заметив немой вопрос в глазах девушки, продолжила: – Я видела тогда ее…
– Кого?!
– Убийцу! – выдохнула соседка и заметно побледнела. – Перед тем, как Виктория вернулась с работы, к Антону приходила женщина. Я спускалась за почтой, а когда поднялась, она уже входила в вашу дверь. Лица ее я не видела, она стояла ко мне спиной. Помню лишь короткую стрижку, русые волосы. Достаточно высокая, стройная. Меня еще удивило тогда, что твой брат принимает у себя женщину в отсутствие жены, но…
Нина уставилась в пустоту, словно заново переживая события годичной давности. Затем, устало вздохнув, начала оправдываться, почему умолчала в то время, когда шло следствие.
– Прости меня, но я испугалась, – закончила она свою оправдательную речь, стараясь при этом заглянуть Женьке в глаза.
Горько усмехнувшись, девушка встала и, молча попрощавшись, медленно побрела по опавшим листьям. Нина огорченно всплеснула руками и кинулась было вдогонку за Евгенией, но потом передумала и зашагала в противоположную сторону. А Женька все брела и брела, пока не наткнулась на высокую ограду, отделяющую сквер от проезжей части. Оперевшись спиной о чугунные завитки, она расплакалась.
– Тетя, что с вами? – мальчик лет двенадцати настороженно поглядывал на нее из-под козырька бейсболки.
Что она могла сказать этому ребенку? Что из-за чьей-то трусости и нежелания помочь потеряла год жизни? Или о том кошмаре, в котором прожила все это время? Вряд ли бы он понял. Хотя кто знает, от кого нам в этой жизни ждать сочувствия и понимания?..
Женька промокнула глаза и, попытавшись улыбнуться, ответила:
– Все нормально, спасибо.
Мальчик не уходил. Настороженность в его глазах сменилась состраданием.
– Вы только скажите, я помогу, – убежденно произнес он через минуту. – Может быть, вы заблудились?
– Все может быть… – рассеянно пробормотала девушка и, неожиданно вспомнив о предсмертной просьбе соседки по камере, спросила: – Ты не знаешь, где улица Старооскольская? Скорее всего это пригород, я плохо знаю окрестности…
– Знаю, – обрадовался мальчик. – У нас там дача. Мы год назад ее купили. Вам нужно…
Далее последовали точнейшие инструкции о том, как добраться до нужного места. В ход пошла и сломанная ветка – на рыхлой земле был быстренько начертан план местности, – и несколько фишек, которыми были полны карманы подростка.
– Вы быстро найдете! – частил он, подробно посвящая Женьку в детали.
– Спасибо тебе! – с благодарностью заглянула она в огромные серые глаза, светившиеся из-под козырька. – Тебя как зовут-то?
– Женька, – широко улыбнулся мальчик, протягивая узкую ладошку.
– Тезка, значит, – девушка пожала теплую ручонку. – Может, еще увидимся…
Улица Старооскольская вытянулась вдоль глубокого оврага и явно была застроена в разное время. Маленькие низкие домики чередовались с двухэтажными особняками, гордо уставившимися тонированными стеклами на широкую бетонку. По ней то и дело проносились молоковозы, соревнуясь в скорости со строгими джипами и узкоглазыми иномарками.
«Ничего себе райончик у бабы Маши, царствие ей небесное! – пронеслось в голове девушки. Потом, вспомнив о странностях Сатанистки, Женька невольно усмехнулась: – Хотя, кто ее знает, в каком она сейчас царствии?..»
Нужный адрес она нашла без труда. Стоило ей назвать номер дома, как богобоязненная старушка в темном шерстяном платке принялась неистово креститься. Плюнув несколько раз в Женькину сторону, она презрительно скривила беззубый рот:
– Кто же его не знает-то? Таких, как Машка-Сатанистка, на всем белом свете не сыщешь! Вон он торчит из-за поворота. Вишь, труба покосилась.
– Вижу.
– Вот это и есть ее логово, прости господи! – Старушка еще раз перекрестилась и бойко устремилась прочь.
«Логово» встретило Евгению покосившейся калиткой. Осторожно приподняв ее за один край, Женька отодвинула в сторону прогнившие доски и вошла во двор. Заросшие пожухлым бурьяном грядки кричали о запущенности. Не лучше выглядел и сам дом. Побеленные когда-то стены, облупились и торчали грязными заплатками темно-коричневой глины. Утешало лишь то, что почти все стекла в низких подслеповатых окошках были целы.
«Хоть какое-то жилье», – мелькнуло у девушки в голове, когда она, нашарив под полуразвалившимися ступеньками крыльца ключ, вставила его в замочную скважину.
Замок на удивление легко подался, дверь тоже распахнулась без скрипа. Опасливо озираясь, Женька вошла в темные сенцы и затворила дверь. Тут же жуткая темнота окутала девушку своими липкими лапками, заставив ее задрожать. Трясущимися руками она принялась обшаривать стены, пока не наткнулась на дверную ручку. Дернув ее на себя, она с облегчением вздохнула – комната, представившаяся ее взору, выглядела вполне обжитой.
Почистив ноги о порог, Женька отправилась осматривать жилище, на временное пристанище в котором сильно надеялась. И чем больше она его разглядывала, тем больше крепла в ее душе уверенность, что дом этот обитаем.
– Интересно, – вполголоса пробормотала девушка, увидев аккуратно застеленную кровать, – кто же здесь живет?
Хотя прекрасно понимала, что при таком наличии бездомных в городе жить здесь мог кто угодно. Причем невзирая на дурную славу этого жилища. А если в доме живут, значит, могли обнаружить и тайник, содержимое которого завещала ей перед смертью баба Маша.
Женька вспомнила, как на все ее уговоры и доводы та упрямо твердила постепенно слабеющим голосом:
– Все забирай! Хочу все отдать тебе! Никому больше! Они отвернулись от меня… Никто за два года куска сала с хлебом не прислал! Шиш им всем! Такая им будет моя месть!..
Честно сказать, Женька мало верила в предсмертный хрип бабы Маши. Списывая все это на помутнение рассудка пожилой женщины, просидевший почти год в одиночке. Но сейчас, оглядывая стены, она решила все-таки слазить в тайник, который, по словам бабы Маши, располагался на чердаке.
Подставив трухлявую лестницу к чердачному люку, зиявшему открытым лазом в маленькой кухоньке, девушка осторожно полезла наверх.
Чердак встретил ее махровыми хлопьями паутины, развешанной в художественном беспорядке трудолюбивыми пауками. Брезгливо отодвигая их творения в сторону, Евгения шаг за шагом продвигалась в дальний угол. Туда, где, по словам умершей женщины, и хранились «несметные сокровища».
– Так, кирпич на месте, – проговорила Евгения, опускаясь на колени перед полуразвалившейся трубой.
Обломок красного кирпича, который служил ориентиром в ее поисках, призывно торчал под углом сорок пять градусов на единственной уцелевшей стене трубы. Тронув его за край, Женька с удовлетворением обнаружила, что он легко подался. Она отложила обломок в сторону и принялась вытаскивать один за другим кирпичи, которых должно было быть шесть. Когда горка из них обозначилась нужным количеством, Евгения с облегчением вздохнула, увидев открывшееся взгляду полое отверстие.
Удивительно, но она растерялась. Маленькая ниша, непонятно для чего выложенная внутри трубы, была заполнена плотно уложенными свертками.
– Прямо мини-пещера Али-Бабы, – прошептала девушка, вытаскивая один из свертков, представлявший собой правильной формы квадрат, заботливо обернутый мягкой белой тканью. – Сейчас посмотрим…
Каково же было ее разочарование, когда на колени ей упали аккуратно упакованные пачки купюр, в недалеком прошлом предусмотрительно деноминированные нашим заботливым государством.
– О черт! – против воли вырвалось у Женьки, и тут же она едва не закричала от ужаса, потому что в доме что-то сильно громыхнуло.
Решив, что тот, чье имя она сейчас назвала, не замедлил явиться, Женька закрыла глаза и принялась исступленно просить господа послать ей спасение.
Грохот повторился…
Девушка вжала голову в плечи и только-только собралась завизжать от ужаса, как представитель царства тьмы выругался вполне по-человечески, причем так витиевато, что Женька невольно покраснела. Несмотря на время, проведенное в тюрьме, она так и не научилась ругаться.
Мужчина между тем, продолжая греметь, метался по дому.
«А если он обнаружит лестницу?!» – обдало морозом позднее прозрение.
Но обитателю внизу, видимо, было не до этого. Суматошная беготня по дому была тому подтверждением.
Неизвестно, как долго просидела, замерев от страха, Евгения, но когда внизу все затихло, она с трудом смогла разогнуть колени. Постучав по ним кулачком, девушка тихонько пискнула, чувствуя, как покалывает ноги, и решила все же довести свое маленькое расследование до конца.
Выложив поочередно все свертки на пыльный пол, она принялась их один за одним разворачивать. Содержимое следующих трех «порадовало» деньгами еще более древними, чем те, которые она обнаружила в первом. Но когда Женька развернула еще два, то едва не задохнулась от радости…
Прямо на нее, позеленев неизвестно от чего лицом, уставился сам президент Линкольн.
– Мамочки! – тихонько вскрикнула девушка, перебирая во внезапно задрожавших пальцах хрустящие бумажки. – Она не соврала!..
Воодушевленная такой находкой, Женька быстро рассортировала содержимое тайника на нужное и ненужное и осталась вполне довольна результатом.
Горка иностранных бумажек, находящихся сейчас в обращении в России, была более чем внушительной. Были они столь интересных раскрасок и принадлежности к различным государствам, что у Евгении невольно закралось подозрение, что баба Маша их коллекционировала скорее из эстетических соображений, чем из желания обогатиться.
– Я теперь просто миллионерша! – выдохнула Женька, спускаясь вниз, после того как вернула ненужные деньги обратно в тайник, а остальное рассовала по карманам. – И могу себе кое-что позволить…
Осторожно высунув нос из кухоньки, она недоуменно огляделась и от удивления присвистнула. В домике, доселе аккуратно прибранном, царил полнейший разгром. Постель была разбросана по полу, единственная подушка вспорота, и ее нутро развеяно по комнате. Алюминиевые ложки, щербатые чашки и прочая нехитрая утварь, украшавшая старенький буфет, валялись беспорядочной грудой.
– Вот так так! – пробормотала Женька, оглядев жилище. – Или это результат сборов, или…
– Обыска! – рявкнул кто-то за ее спиной, заставив девушку взвизгнуть от неожиданности. – Кто ты такая, черт тебя побери?!